"Голубой огонь" - читать интересную книгу автора (Уитни Филлис)

Глава XII

День был полон переживаний, и она с волнением ждала к ужину Дэрка. Она знала, что должна сказать ему о Поездке в мемориал Роудза и о встрече там с Джоном Корнишем. Ей придется рассказать и о своей роли в этом событии. Это, как и его возможное недовольство намеками Мары и ее оскорбительным поведением, вызывали у нее нараставшее чувство тревоги. Спокойная решимость, на которую она настроила себя в последние несколько дней, рухнула, и она осталась неуверенной и беззащитной. Размышления только расстраивали ее.

Мара любила Дэрка. Она сказала, что вернет его назад. Она сказала, что они поженились бы, если бы Дэрк не покинул Южную Африку. Если это правда, то, значит, и Дэрк любил Мару. И Мара не желает, чтобы все, что было между ними, осталось в прошлом. Она не остановится ни перед чем, чтобы вернуть потерянное. Это обещало в будущем конфликт, которого не следует допускать. Она не хотела ни с кем враждовать, и менее всего с Марой. Больше всего на свете ей хотелось полной уверенности в любви Дэрка. Она ждала его всю свою жизнь. Если сейчас она потеряет его, то останется без всякой опоры, без всякой веры. Эта мысль была опустошающе тяжела, и она знала, что избавиться от нее может, только вновь поверив в любовь Дэрка. Поэтому она с таким нетерпением ждала его в этот вечер.

Когда зазвонил телефон и Вилли пришла сказать, что Дэрк у телефона, она поспешила к аппарату, чувствуя, что не сможет вынести, если он не придет к ужину. Именно сейчас она нуждалась в нем. Но он сказал только, что задержится примерно на полчаса, и просил, чтобы повариха отсрочила приготовления к ужину. Она положила трубку, чувствуя одновременно разочарование и облегчение. По крайней мере, задержка будет недолгой.

Передав распоряжение на кухню, она вышла из дома. Солнце опускалось за рыжевато-коричневую вершину Льва, и на Кейптаун ложились мягкие сумерки. Прогулка перед приездом Дэрка должна успокоить чувство нетерпения, не дающее спокойно присесть.

Зная теперь дорогу, она перескочила через стенку и стала спускаться по тропинке. Она собиралась дойти только по сосновой рощи и вернуться обратно. К этому времени Дэрк будет дома и она сможет поговорить с ним.

Часть неба была еще светлой, но ночная темнота постепенно надвигалась с востока. Пока только высокие камни и сосны в глубине ущелья были спрятаны в темноте. Она оживленно шагала, собираясь повернуть назад до наступления темноты. Не дойдя до полукруга монолитных камней, она внезапно услышала звук голосов, доносившихся из рощи.

Она с тревогой почувствовала уединенность этого места. Она боялась темного времени суток в Кейптауне, ее часто предостерегали от прогулок в одиночку по пустынным местам в темноте. Но еще не было по-настоящему темно, и она была так близко от дома, что не допускала мысли об опасности. Вдруг она услышала, что голоса стихли, а на тропинке раздался звук приближавшихся шагов.

Она быстро шагнула за основание одного из высоких камней и спряталась в тени. Разумнее не встречаться ни с кем на этой тропинке. Когда прохожий скроется, она покинет свое укромное место и поспешит обратно к дому. Она в напряжении стояла, опершись на основание камня и скрываясь в тени, ощущая руками и щекой его грубую холодную поверхность, надеясь, что не потревожит змеиного логова.

Шаги раздавались уже позади того места, где скрывалась Сюзанна, и она, осторожно всматриваясь через расщелину в камне, увидела Дэрка, широкими шагами поспешно поднимавшегося по склону холма к дому. Сам по себе этот факт не удивил ее. Она знала, что иногда он не пользуется автомобилем, а возвращается из Проти-Хилл в Орлиное Гнездо этой короткой дорогой. Но сейчас он был не один. Она подавила свой первый порыв побежать вслед за ним, но вместо этого повернула к роще. Она должна знать. Она должна увидеть сама.

Осторожно, чтобы не создавать шума, она достигла тени сосен, где тропинка поворачивала и петляла среди деревьев. За первым поворотом она увидела светло-зеленый костюм Мары Белман, ее фигура силуэтом выделялась на фоне палевых сумерков среди деревьев. Ее лицо было закрыто руками, и она беззвучно рыдала.

Незамеченная, Сюзанна отпрянула и поспешила обратно к дому. Несмотря на встречу, свидетельницей которой она только что была, она почувствовала скорее облегчение, чем тревогу. В этот момент она не испытывала жалости к плакавшей Маре. Если эта женщина плачет, то это хороший знак для Сюзанны Гогенфильд. Если одной из них больно, другая будет счастлива, и первой стала Мара, а не Сюзанна. Ее логика была проста и прямолинейна.

В то же время она не хотела встречаться с Дэрком, прежде чем не перелезет через стенку. Она не хотела, чтобы он узнал, что она все видела. Она слегка замедлила шаги, чтобы дать ему возможность войти в дом, намереваясь прокрасться в сад до того, как он обнаружит, что ее нет в доме.

Но когда тропинка повернула вверх к стенке, она обнаружила, что опоздала. Дэрк находился в саду и, стоя позади стенки, смотрел на тропинку, по которой недавно сам вернулся. Но, возможно, он только пытался успокоиться, прежде чем войти в дом. В любом случае, он увидел ее прежде, чем она успела скрыться, и молча ожидал, пока она поднимется к невысокому месту в стене. Она почувствовала легкий испуг, когда, поставив носок ноги в расщелину, перескакивала через стенку. Он не сделал движения, чтобы помочь ей, и молча, неподвижно стоял, пока она не очутилась рядом с ним в саду.

— Тебе лучше не выходить одной после наступления темноты, — сказал он. — Кругом шатаются бандиты, от которых не жди ничего хорошего.

Возможно, он надеялся, что она ничего не видела, но такой маневр она не примет. Ее чувство осторожности вдруг исчезло.

— Маре придется идти домой одной в темноте, — сказала она немного задиристо.

Когда она говорила это, то чувствовала, что слова ее болезненны и импульсивны. Он посмотрел на нее долгим взглядом, затем пошел прочь, не ожидая продолжения. Медленно проследовав за ним в дом, ощущая дрожь и раздражение, она услышала, как он сказал Вилли, что скоро можно подавать ужин.

Сама мысль о еде была ей противна. Она взбежала по ступеням наверх в спальню. Если бы она не была так прямолинейна, он обнял бы ее и успокоил. Возможно, ничего дурного для нее не было в его встрече с Марой. Он бы объяснил, что все, что у него было с Марой, было давно и что он любит одну только Сюзанну. Но она вела себя вызывающе и не может обижаться за то, что он отвернулся от нее.

Когда Вилли пришла звать ее к ужину, ей не хотелось идти. Сославшись на головную боль, она сказала, что ляжет спать. Вилли мягко вышла из комнаты, а Сюзанна, накинув стеганый халат, бросилась на кровать. Теперь слезы без труда катились по ее щекам, и она не пыталась остановить их. Образ Мары Белман стоял между нею и Дэрком, и она не знала, как противодействовать прошлому, которое неизбежно проникает в настоящее.

Сейчас она видела Мару не такой женщиной, которая потеряла любимого человека, а такой, которая никогда не уступит его. Она видела ее такой, какой и Дэрк должен был видеть ее: красивой, уверенной в себе и ядовитой. То есть обладающей теми качествами, которых у Сюзанны не было. Чем была для него Мара раньше? Чем она является сейчас? Снова и снова эти мучительные вопросы прокручивались в ее голове.

Снизу из столовой доносились звуки сервировки стола. Неосознанно она прислушалась к ним, и в ней начала расти робкая надежда: может быть, поужинав, он поднимется к ней наверх и станет меньше сердиться? Наверняка он поймет ее боль и придет, чтобы успокоить ее.

Но она услышала, как после ужина он переместился в гостиную, где обычно пили кофе. Она слышала, как Вилли принесла серебряный сервиз и затем вернулась на кухню. Дэрк пил кофе один, все еще сердитый, все еще отчужденный.

Она повернулась лицом в подушку и снова заплакала горько, как ребенок. Когда кто-то прикоснулся к дверям спальни, ее сердце глухо и с надеждой забилось. Но, открыв глаза, она обнаружила, что это всего лишь Вилли. Появление цветной девушки оторвало ее от мыслей, полных жалости к себе и отчаяния, и она поняла, что нужно собрать волю и сделать усилие, чтобы, по крайней мере внешне, показать, что все в порядке.

Вилли вошла, неся в руках поднос, который затем поставила на прикроватную тумбочку.

— Я принесла вам немного вкусного томатного бредая, — сказала она. — Позвольте мне поправить вам подушку, чтобы вы могли сесть и поесть.

Вкусная южноафриканская тушенка издавала аппетитный запах, и Сюзанна решила, что девушка, которая принесла ее, хочет отвлечь ее от горестных мыслей.

— Останься и поговори со мною, Вилли, — попросила она.

— Я останусь, если вы хотите, миссис Гогенфильд, — согласилась Вилли.

Она взбила Сюзанне подушку, поставила поднос ей на колени и осталась стоять перед кроватью в ожидании.

— Садись, — сказала Сюзанна. — Как мы сможем разговаривать, если ты будешь так стоять?

Настороженность появилась в лице девушки, но она не двинулась в сторону стула.

Сюзанна съела полную ложку бредая и нашла его изумительно вкусным. Чувство жалости к себе понемногу проходило.

— Послушай, — сказала она, чувствуя, что больше раздражена традициями Южной Африки, чем поведением Вилли. — Ты женщина, и я женщина. Пожалуйста, присядь и поговори со мной.

Все еще настороженно, с инстинктивным недоверием к той, у которой была белая кожа, Вилли в ожидании присела на край стула.

— Почему между нами должна быть разница? — спросила Сюзанна.

— Я работаю у вас, в вашем доме, — серьезно ответила Вилли. — Считается невозможным…

Сюзанна быстро прервала ее:

— Раньше никто не обслуживал меня. Мне неудобно чувствовать себя госпожой. Я не умею управлять домашним хозяйством.

Вилли опустила черные ресницы и ничего не ответила.

Сюзанна сделала новую попытку, измученная своей неспособностью преодолеть пугливость девушки, ее недоверчивость.

— Мой отец сказал мне сегодня, что ты обручена с Томасом Скоттом. — Она проглотила еще одну ложку тушенки, наблюдая за Вилли. — Ты собираешься выйти за него замуж?

На этот раз Вилли ответила со спокойной сдержанностью:

— Я не обручена с Томасом. И не собираюсь за него замуж.

В ее словах промелькнул упрек, и Сюзанна, вспыхнув, сказала:

— Извини. Я не должна была спрашивать тебя. Сегодня я весь день допускаю бестактности.

Сделав над собой усилие, Вилли попыталась преодолеть свою сдержанность:

— Я не возражаю против ваших вопросов. Брак между такими людьми, как я и Томас, непростая вещь. Мы вынуждены думать о будущем. Что будет с нашими детьми? Это меня пугает. Я не могу брать на себя ответственность за судьбу детей в сегодняшней Южной Африке, которую мы знаем.

Сюзанна молчала, не зная, чем ее утешить. Она вспомнила слова Джона Корниша на мемориале Роудза и его желание уехать прочь от наступающего ужасного насилия в этой стране. Но люди, подобные этой девушке, не могут покинуть страну, даже если захотят.

— Есть еще и другие причины, — продолжала Вилли, словно искренность Сюзанны обезоружила ее и она начала немного расслабляться, — У Томаса университетское образование, и у него более светлая кожа, чем у меня. Для него открыты многие двери из тех, что закрыты передо мной. Зачем я буду обременять его как темнокожая жена? Вы не представляете себе, как тяжело иметь темную кожу в Южной Африке.

Сюзанна подумала, что уже начинает представлять. Она стала болезненно чувствительна к этим вещам, будучи под защитой своей собственной белой кожи. Перед лицом проблем Вилли ее собственные волнения несколько ослабли. Однако при звуке голоса Дэрка, внезапно раздавшемся у открытой двери, все возвратилось снова.

— Я могу войти? — спросил он.

Вилли вскочила, и Дэрк что-то резко высказал ей на африкаансе относительно порицания и угрозы увольнения.

— Спасибо, Вилли, за тушенку, — сказала Сюзанна, когда девушка, взяв поднос, выходила.

— Ты не должна ей так потворствовать, — сказал Дэрк. — Вы, американцы, распустили ваших слуг. Часть вины за те беды в Южной Африке, которые мы имеем сегодня, лежит как раз на таких людях, как Вилли и Томас. Слишком высокое образование, слишком много амбиций, и сделать с ними ничего нельзя. Глупо начинать с того, чтобы давать им образование.

Ей не хотелось возражать ему какими-нибудь новыми аргументами, однако она не могла оставить его слова без ответа.

— Ты не можешь отрицать необходимость образования каждому, кто захочет его получить, — сказала она горячо, — также как и возможность воспользоваться им.

— Никто не станет отрицать этого, — нетерпеливо ответил Дэрк. — Пусть получают его в своих школах, по своей собственной программе. Вот в чем сущность апартеида.

Аппартхейт — ненависть к разделению, — подумала Сюзанна. Так следовало бы произносить это». Вряд ли можно найти более выразительное слово. Очень больно видеть это в Дэрке, но она знала, что с этим он вырос, так же как некоторые американцы вырастают с расовыми предрассудками.

Как-нибудь они должны поговорить об этом, но сейчас не время.

Он подошел и сел возле нее на кровать.

— Давай не будем ссориться из-за Вилли. Она по-своему хорошая девушка. Но сейчас я не хочу говорить о ней.

Сюзанна не сделала движения навстречу ему. Она мучительно разрывалась между любовью, негодованием и страданием. Он поднял руку и откинул со лба ее светлые волосы.

— Мне кажется, они отросли немного, — сказал он. — Ты их больше не стригла?

Она покачала головой, чувствуя, что он сам сумеет начать разговор, если не перебивать его.

— Мне бы очень хотелось знать, — продолжал он, — поймешь ли ты меня, если я кое о чем тебе расскажу? Иногда ты бываешь такой умной и независимой, что это тревожит меня. А иногда я думаю, не женился ли я случайно на ребенке вместо взрослой женщины.

Она молча ждала. Сердце ее бешено колотилось.

— Не думай, что я не понимаю твоих чувств к Маре, — сказал он. — Я бы предпочел, чтобы ты этого не знала. Но поскольку ты узнала то, что в твоих глазах может необоснованно разрастись, я думаю, что тебе необходимо взглянуть на это трезво.

— Взглянуть на что? — спросила Сюзанна тихо.

— На мою жизнь до того, как появилась ты. Мара — привлекательная девушка, Мы оба были свободными. Почему нам было не утешать и не забавлять друг друга на досуге? С моей стороны никогда не было намерения жениться на ней. Она знала, что я считал себя непригодным для семейной жизни. Возможно, она хотела изменить эту ситуацию. Я думаю, что женщины всегда так делают. Возможно, она еще не смирилась, хотя я не давал ей повода для надежд, Я написал ей из Штатов, как только понял, что мы поженимся. Но я не встречался с ней наедине более одного-двух раз с тех пор, как вернулся. Когда она попросила меня о встрече этим вечером, я почувствовал себя обязанным, я не смог отказать ей.

Сюзанна уткнулась в подушку и закрыла глаза. Очень важно, что Дэрк сам захотел ей обо всем рассказать, что он хочет, чтобы между ними была полная откровенность. Она должна принять прошлое трезво, как он просит. Тем не менее есть вопрос, который она должна ему задать. Она открыла глаза и взглянула на него.

— Почему Мара продолжает работать у моего отца? Ты думаешь, она теперь уйдет?

— Я сомневаюсь, — искренне ответил Дэрк, — Дяде Никласу трудно будет найти ей замену. Она ему необходима. Разве мы втроем не сможем быть настолько взрослыми, чтобы принять все как есть?

Она была не уверена, что когда-нибудь сможет смириться с этой ситуацией, и Мара наверняка тоже не сможет. Но в поведении Дэрка было столько нежности к ней, что она оторвала голову от подушки и через мгновение очутилась в его объятиях, прижавшись щекой к его плечу. Он прижимал ее, бормоча на ухо уверения в своей любви. Это было все, чего она хотела, в чем нуждалась. Она была недосягаема для Мары.

Но он не дал ей вволю насладиться его объятиями, взял ее за плечи и отстранил настолько, чтобы видеть ее лицо.

— Есть кое-что еще, о чем мы должны поговорить, Сюзанна. Я только что узнал, что сегодня днем состоялась встреча твоего отца с Корнишем. Трудно поверить, что это произошло случайно. Можешь ли ты мне объяснить, как это случилось?

Итак, он знал, и не было смысла скрывать это.

— Это я устроила, — призналась она. — Я позвонила мистеру Корнишу и сообщила, где отец будет днем.

Порыв нежности прошел. Дэрк отпустил ее и, поднявшись, стал ходить из угла в угол, по-видимому, с трудом сдерживая себя. Когда он повернулся к кровати, она с несчастным видом посмотрела на него.

— Корниш действительно переезжает в Проти-Хилл, — сказал Дэрк, — и что из этого выйдет, я не знаю. Он — вестник несчастий, я предупреждал тебя, и может принести вред всем нам. Особенно твоему отцу. Теперь спасти дядю Никласа будет труднее, чем когда-либо.

Вот оно, снова — угроза со стороны чего-то, скрытого в их жизни, превращение чрезмерной преданности Никласу в навязчивую идею.

— Отец знает, что ты скрыл от него письма, написанные Джоном Корнишем, — сообщила она, стараясь говорить с прохладцей. — Он уже сказал тебе об этом?

— И он был очень недоволен. Ты понимаешь, что я могу быть уволен из фирмы дяди Никласа? Что мне делать, если моя жена предает меня на каждом шагу?

Шокирующее действие этих слов походило на ощущение ледяной воды, выплеснутой в лицо. Она подняла руки, как будто пытаясь защититься.

— Я никогда не предавала тебя! — закричала она. — Никогда! Это неправда! Ты даже не попытался понять мои чувства. Как я могу спокойно наблюдать, что Джон Корниш пишет ложь о моей матери? Это нужно было остановить, и отец — единственный, кто может сделать это.

— Твой отец — старый человек, он не остановит его. Но теперь ты, по своему простодушию, бросила его в лапы льву. Почему ты была уверена, что то, что Корниш может написать о твоей матери, — ложь? Как ты не понимаешь, что ты все усложнила, устроив встречу своего отца и Джона Корниша с такой безрассудной поспешностью!

— Клара — моя мать, — горячилась Сюзанна. — Я знаю, насколько глупо обвинять ее в том, в чем обвиняет Корниш.

— Глупо? — Дэрк снова сел рядом с ней на кровать. Он взял ее руки в свои, крепко стиснув. — Как же дать тебе понять, через что прошел твой отец? И через что он проходит сейчас, после того как ты вернулась в Южную Африку и стала бередить его старые раны. Даже сообщение о нашем браке, данное в газетах позднее, сфокусировало внимание на нем. Ты думаешь, что он — человек, способный легко переносить позор? А как насчет наших детей, дорогая, которые вырастут здесь? Внуки влиятельного и уважаемого человека, который нарушил законы страны и был посажен в тюрьму как вор!

Она молчала, несколько напуганная его горячностью. Так или иначе, ее отношения с отцом были разорваны, и его прошлое не коснется их. Но правда была в том, что она хотела детей — детей Дэрка. Она не думала об этом аспекте в будущем.

— Я виновата, — сказала она смиренно. — Возможно, я не попыталась понять твою точку зрения и точку зрения отца. Чем я, по-твоему, могу помочь?

— Попыталась ли ты сделать то, что я предлагал? — спросил он. — Действительно ли ты пыталась припомнить события, происшедшие перед твоим отъездом из Южной Африки?

— Я пыталась, — тихо ответила она. — Но ничего не прояснилось. Некоторые вещи я припомнить могу, но затем все исчезает в тумане. Иногда мне кажется, что я боюсь вспоминать.

— Думаю, что так и есть, — сказал Дэрк. — Но если ты поймешь причину, по которой я прошу тебя об этом если ты преодолеешь…

— Что преодолею? Я даже не знаю, о чем я должна пытаться вспомнить.

— О Короле Кимберли, — ответил Дэрк.

На минуту в комнате воцарилась тишина, и в мозгу у Сюзанны всплыли страшные слова Мары, касающиеся ее замужества. Но именно этого и добивалась Мара — посеять подозрения у жена Дэрка. Сюзанна не поддастся этому.

Дэрк заговорил снова, а она продолжала слушать.

— Даже твоя мать думала, что ты что-то знаешь, — напомнил он, — что ты была свидетелем чему-то. Если ты не вспомнишь, то все будет говорить в пользу того, что это она забрала алмаз, покидая Южную Африку. Если это действительно сделала она, то мы обязаны знать правду, потому что только так можно обнаружить и другие алмазы.

— Это не мама, — прошептала Сюзанна, хотя ее убежденность немного заколебалась, — У нас всегда было мало денег, и мама много работала, чтобы вырастить меня. Если бы у нас было такое богатство, неужели ты думаешь, что наша жизнь не сложилась бы по-другому?

— Возможно, она боялась продать его.

— Если бы это было так, я бы нашла его среди вещей после ее смерти. И наверняка она предупредила бы меня о нем.

— Предупреждение она послала твоему отцу, — сказал Дэрк. — Остальное теперь зависит от тебя.

Сюзанна села на кровати, свесив ноги на пол. У нее создалось впечатление, что она безнадежно загнана в угол, и какой бы путь она ни выбрала, он неизбежно приведет ее к несчастью. Но она больше не чувствовала себя больной и унылой. Дэрк был прав. Дело теперь за нею.

— Хорошо, тогда я буду пытаться всеми возможными способами вспомнить, — пообещала она. — Я сделаю все, что могу, чтобы добраться до правды, какой бы она ни была.

Он обхватил ладонями ее лицо и нежно поцеловал.

— Итак, моя девочка, мы с тобой еще очистим старого Никласа от подозрений.

Она не была хоть сколько-нибудь уверена в конечном результате, но теперь она знала, что должна двигаться вперед, нащупав подходящий путь.

— Прежде всего ты должен отвезти меня в дом отца, — сказала она. — Я хочу побывать на втором этаже. Я хочу вспоминать мою прежнюю комнату. Как еще я могу начать вспоминать?

— Это просто сделать. Надо дать несколько дней твоему отцу, чтобы принять Корниша, и затем я поговорю с ним о том, что тебе надо осмотреть дом. Но мы не должны связывать это с твоим желанием вспомнить что-нибудь относительно алмаза. Иногда мне кажется, что твой отец не желает знать, что с ним стало, так же как и с остальными алмазами. Он стал почти с суеверным ужасом относиться Кимберли.

— Возможно, он прав, — пробормотала Сюзанна. Дэрк засмеялся и обнял ее.

— По крайней мере, мы спасемся от депрессии. Ты снова поправишься, не так ли, дорогая? Ты не будешь больше беспокоиться относительно Мары?

— Нет, если ты скажешь, что беспокоиться не о чем, — ответила она. Блаженство от ощущения миновавшей опасности, от его любви, такой близкой, было единственным чувством в эту минуту. Она сделает все, чтобы ему было приятно.