"Третья книга трилогии «Секретный Дозор»" - читать интересную книгу автора (Мишин Юрий)

Глава 5

Очнувшись в очередной раз, Сергей со злостью брякнул в машину мешок, который все еще держал в руках. На его дне лежало несколько довольно крупных рыбин. Одевшись, он захлопнул багажник и посмотрел на небо. Сегодня было полнолуние. Бледно-золотистый диск естественного спутника Земли сиял во всю свою мощь, наполняя окружающую природу хоть и неверным, но все-таки вполне приемлемым для дневных существ светом.

Муромцев со школьной скамьи знал, что на Луне простым глазом можно увидеть только моря и, кажется, один самый крупный кратер. Какой именно он не помнил. И больше ничего. Пока… Скоро все изменится. Потому, что уже сейчас даже в любительский телескоп можно вполне отчетливо разглядеть округлый пятикилометровый диск инопланетного крейсера зависшего над морем Дождей. Он там уже месяц. Военные считают, что Трване изучают остатки посадочных модулей американских и советских космических аппаратов шестидесятых-семидесятых годов прошлого века. Второй такой же корабль инопланетян сейчас движется к Земле где-то в паре миллионов километров отсюда.

Яркий свет слепил Муромцеву глаза, и он отвел взгляд от Луны. Бог с ними. Как говорится, будет день — будет пища. Может быть, они еще повернут назад… Владимир считает, что такое вполне возможно. И хотя военные приготовились к войне, ООН непрерывно шлет крейсерам сообщения о том, что намерения людей самые мирные, а случившееся с экипажами Трванов несколько десятилетий назад — простое недоразумение. Ха! Война! Какая тут может быть война? Как и чем могут воевать, к примеру, папуасы против современных танков и самолетов? А здесь соотношение сил вероятно еще хуже. Или лучше? Это, смотря, с какой стороны оценивать.

Тяжко вздохнув, Сергей потянулся, набирая полную грудь прохладного ночного воздуха. Он хорошо помнил, как в тот год, после несложной миссии в Западном Казахстане, его сразу же вызвали во Всемирную Инквизицию. В ее Высший Совет. В самое логово таинственного и неизвестного никому Великого Инквизитора.

Что бы как-то смягчить переход от небольшого степного городка с его спокойной размеренной провинциальной жизнью к бурному и никогда не спящему Нью-Йорку, Муромцев вылетел в Штаты через Питер. В Северную Пальмиру его вызвал Владимир. Проведя несколько дней у него в гостях, Сергей в сопровождении мага отправился в США.

За многочасовой беспосадочный перелет в салоне комфортабельного «Боинга» они оба успели хорошо выспаться. Старому Инквизитору и молодому Высшему Светлому магу очень мало удавалось за последние годы быть вместе. Первый самый долгий и обстоятельный разговор у них состоялся в Салехарде. И вот спустя годы новое откровение Владимира и новый шок. Еще сильнее прежнего.

Сергей сидел в просторном кресле салона первого класса и бездумно смотрел на сплошную слоистую облачность, так некстати расположившуюся между ними и океаном. Муромцев всегда хотел посмотреть Атлантику, эту колыбель флотов всего мира. Пусть даже почти из стратосферы. Не сбылось. «Боинг» шел на эшелоне в двенадцать тысяч метров, оставляя за собой серебристый шлейф инверсии.

Мысли Сергея были сумбурны: «Инверсия… Кругом инверсия. Сам он, между прочим, тоже инверсия. Только вот понять кого или чья? Иного? Человека? Скорее всего и того и другого сразу. Бедные родители. Бедная Алена… Собственно я тоже бедный. И, что самое главное, в общем, винить абсолютно некого. Вот разве, что Радомира. Все были в своем праве! Светлые, тот же Владимир, вынуждены были пойти на эксперимент. Интересно, а сами-то они верят в пророчество древнего и, как сказал сам Владимир, полубезумного мага? Быть может, его вообще не было? Как почти всех древних пророков и абсолютно всех богов. С другой стороны схрон они же нашли. Он сам и нашел. То, что домовина оказалась пустой еще ничего не значит. А куда, собственно говоря, Радомир мог деться? Тут вариантов масса… От того, что его могли похитить и до того, что в схроне никогда никого не было. Похитить! Как же… Самого сильного мага всех времен и народов и похитить. Нет, этот вариант не проходит. А вот проснуться по трезвому размышлению он вполне мог. Сам. Не дожидаясь меня. Своего так сказать будильника. А мог и вообще не ложиться. Но это вряд ли. Зачем тогда строить схрон? Спросить бы его самого».

Муромцев подумал, что это довольно здравая мысль. Взять за одно место этого сильно замшелого за последние тысячи лет доледникового старикана и спросить: «А зачем это ты, паршивец этакий, затеял всю историю с пророчеством? Зачем, сукин сын, взбаламутил всех Иных? Ты тут напылил и в кусты? А я расхлебывай?»

Сергей даже заулыбался, представив эту живописную картину. Как он трясет за бороду тщедушного древнего мага, а из того, как картошка из дырявого мешка сыпется песок пополам со мхом и прочей пылью. Радомир почему-то представлялся ему худосочным вредным старикашкой с длинной бородой и в балахоне наподобие инквизиторского. Только в белом.

— Ну вот, ты и улыбаешься, — произнес у него над ухом вкрадчивый голос Владимира. — Говорил же я тебе, что не все так страшно.

Муромцев вновь нахмурился и промолчал. Он даже не обернулся, продолжая таращиться на медленно проплывающую внизу серую облачность. Сергей уже не обижался. Он не умел этого делать долго. Да и на кого? Разве что на самого себя. Что же касается его самого, то в качестве компенсации за опыты над ним в младенчестве и постоянный надзор до инициации, то Муромцев, и его родители, получили полную безопасность. Причем обеспеченную самой Инквизицией. Кто мог дать лучшие гарантии спокойной счастливой жизни? Какой вампир-кровосос или взбесившийся незарегистрированный оборотень мог посягнуть на его семью? Какая ведьма посмела бы похитить маленького Сергея и внести его в круг для обряда жертвоприношения? Кроме того все члены семьи Муромцевых были изъяты из лотерейного списка жертв. Им гарантировалось полное благополучие до конца жизни и что немаловажно, отличное здоровье, а Сергею и сказочное по меркам обычного человека долголетие. Да и все равно теперь его отцу и матери… Вот только Алена. Что-то она все-таки подозревает. Ну и пусть. Ведь правда настолько невероятна, что даже расскажи Муромцев ей все сам и то не поверила бы. Остается проблема Алениного старения… Но от нее никуда не денешься. Это бич всех Иных. И прав, наверное, был Соколов, говоря о жене. Все преходяще… и поэтому все уходяще. В том числе и любовь. Его любовь.

Сергей резко повернулся к Владимиру:

— А почему, если вы меня вели все эти годы от рождения и до инициации, то допустили гибель Фадеева? Почему тогда была попытка Темных воздействовать на меня, а потом и нападение Юсупова? Я не говорю уже о гигантопитеке…

Инквизитор равнодушно пожал плечами. Потёр высокий лоб и, как бы оправдываясь, заговорил:

— В любом деле бывают, Сережа, те или иные накладки. Смерть Фадеева именно тот случай. Не досмотрели. Тебе это Леон там же в лесу и объяснил. Хотя и не знал всего. Да и сейчас не знает. Что же касается визита вампира, то признаюсь, что это для меня такая же загадка как и для тебя. То же самое могу сказать и про обезьяну. Юсупов, твоими стараниями упокоен, а память шестерки Газзара да и его самого заблокирована настолько, что снять этот блок невозможно без опасности лишить их рассудка. Поверь, лучшие матера пытались. Да, да Сережа. Мы узнали о нападении макаки почти сразу и провели свое, негласное расследование. А ты как думал? Газзар с его телохранителем, уже на следующий день были в Европейском бюро Инквизиции. Там их и допрашивали.

— Ну и?

— Я же уже сказал — ничего.

— Они заблокировали память! Это ясно как божий день. А раз заблокировали — значит виноваты!

— Ты меня не понял, Высший, — мягко сказал Владимир. — Эти блоки проверяли. Не они их ставили. Ошибки здесь нет.

— То есть? — не понял Сергей.

— Это означает, что память оборотня и самого Газзара была заблокирована без их согласия. Кем-то посторонним. Так что вины их нет. Макаку кто-то просто зомбировал, если этот термин вообще применим к Иным. Потом этот неизвестный поставил задачу напасть на тебя и после нападения заблокировал память. Что касается самого Газзара, то он отношения к нападению не имеет. Точнее почти не имеет. Иначе ему бы не поставили блок. Это все.

— В каком смысле почти не имеет?

— Ну, он мог присутствовать при зомбировании. Мог что-то знать, слышать. Догадываться, в конце концов…

— С трупа, в конце концов, — задумчиво пробормотал Муромцев.

— Что? — не расслышал Владимир. — С какого трупа?

— Ничего. Это я так. Вспомнил просто.

— Хорошие у тебя воспоминания.

— Какие есть. Послушайте, Владимир, — произнес вдруг Сергей. — Мне вот что тогда непонятно. Если гигантопитек-оборотень меня выследил и напал, то почему я остался жив? Ему что, помешали? Кто? Тот же, неизвестный, кто отогнал от меня Юсупова?

Владимир снова пожал плечами:

— Говорю, тебе, что теперь этого никто не узнает. Может быть он почуял в тебе потенциально сильного Иного. Может быть, действительно его кто-то спугнул. Это тайна покрытая мраком, а точнее Сумраком.

— Возможно, возможно, — Сергей побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — А если…

— Да? — Инквизитор повернул к нему голову, не отрывая затылка от подголовника кресла. — Какие-то мысли, коллега?

— Я вот о чем подумал…, - Муромцев снова замолчал.

Владимир терпеливо ждал.

— Так вот, на счет блока… Если в Инквизиции не смогли его снять… А надо думать, что у вас могут снять любой блок любого из ныне живущих магов… то мне приходит на ум только одно имя.

Владимир, выжидающе, не мигая, смотрел на Сергея и, не дождавшись, наконец, произнес:

— Я тебе больше скажу. Я думаю, что блок не смогли бы снять вообще. Даже ценой разрушения разума подследственного.

— Даже так…, - протянул, слегка озадаченный Муромцев.

— Да, Сергей. Даже так. Дело в том, что я присутствовал при заключительной серии попыток без последствий разблокировать память Газзара. И мне показалось… заметь, я подчеркиваю, что мне только показалось, что там было несколько блокировок. Одна за другой. И внешний, тот который мы не смогли преодолеть — был самым слабым… Но это еще не все. Мне кажется, я уловил руку… нет, скорее манеру… да манеру. Способ работы того кто поставил эти блокировки и я думаю… что он, этот самый способ работы мне был когда-то знаком.

— В криминалистике, Владимир, есть более точная формулировка того, что вы пытаетесь объяснить. Это называется почерк. Почерк совершения преступления. В вашем случае это почерк работы мага, Иного. Значит, мы оба пришли к одним и тем же выводам? В Нью-Йорке знают?

Владимир хмыкнул:

— Мы оба пришли к выводу, что ничего точно не знаем. По крайней мере, пока. А на Манхэттене ничего не знают, Сережа. Тоже пока.

— Вы им не сказали? — удивился Муромцев.

— А зачем? Ведь это только подозрения. И очень слабые. В подвалах Всемирной Инквизиции служат не столько Иные, сколько политики от Сумрака. Да и не только от него. Ведь то, что вбивают в головы вновь инициированным Иным о невмешательстве в людские дела — почти полностью фикция. Тот же Таранис уже наверно и не помнит когда в последний раз прибегал к магии. Зато регулярно бывает в ООН. И в Белом Доме, между прочим, тоже. И на Капитолийском холме… Поэтому, я вынужден быть очень осторожным в своих суждениях. И тебе советую. На будущее. Это мы с тобой знаем, что ты полностью или почти полностью контролируешь сидящий в тебе Сумрак. А поди ж докажи это к примеру Лукману. Сергей, ты что? — Инквизитор с тревогой уставился на лицо Муромцева. — На тебе лица нет. Я… я ошибаюсь?

Сергей молчал, вертя в пальцах пустую рюмку из-под водки.

— Значит, не контролируешь…, - упавшим голосом констатировал Владимир. — И как давно это случилось?

— Нет. Не то, Высший, — Сергей виновато посмотрел в лицо Инквизитору. — Я бы сказал, что не полностью контролирую.

— Объясни, — потребовал Владимир.

Муромцев снова отвернулся к иллюминатору. Помолчал, потом произнес:

— Это довольно сложно. Но я попытаюсь… А знаете что? Вы можете создать и удерживать минут десять «сферу невнимания»?

— Сколько угодно, но зачем?

— Я постараюсь показать вам.

— Это не опасно? — спросил Владимир оглядываясь. — Мы в воздухе, а тут пассажиры.

— Нет, не беспокойтесь.

— Ну ладно, — неохотно согласился Владимир. — Давай показывай, — и негромко щелкнув пальцами, создал вокруг себя и Муромцева «сферу невнимания». Собственно говоря, получившаяся у него объемная фигура лишь отдаленно напоминала своей формой сферу. Владимиру мешали соседние пассажиры и относительная теснота салона «Боинга», поэтому он вовлек с созданный им магический объем только два кресла, на которых сидели он сам и Сергей.

Муромцев положил свою ладонь на кисть Владимира, закрыл глаза и расслабился, полупогрузившись в Сумрак. Он еще ощущал тепло руки сидящего рядом Инквизитора, но уже находился частично на первом слое Сумрака. Сначала ничего не происходило и, Сергей уже подумал, что зря затеял эту демонстрацию, но потом понял, что ему мешают собственные мысли и усилием воли отогнал их. На ум пришло слово — прострация. И еще его интересовало, что это будет на этот раз?


Над выжженной плоской, как стол степью, бесшумно взмахивая крыльями, летел коршун. Он появился над далекой, состоящей из наполовину высохших деревьев, старой, лесополосой. Постепенно хищник из небольшой черной точки, на белесом, выцветшем от июльского зноя неба, превратился в крупную коричневую птицу. Неторопливо приблизился к Сергею. Сделал над ним круг, словно присматриваясь и, легко ушел ввысь, растаяв где-то там у самого солнца.

Муромцев остался сидеть. Ему было жарко, но он не уходил как другие курсанты к планерам, аккуратно выстроенным вдоль такой же ровной линии молоденьких, лишь в прошлом году посаженных деревьев. Мелкая жидкая листва карагачей почти не давала тени и аэроклубовцы в ожидании полетов предпочитали отсиживаться под крыльями «Блаников». За тонкими стволами виднелась желто-коричневая степь, дрожащая в мареве горячего нагретого солнцем воздуха. Если смотреть долго, то начинало казаться, что по всей степи, до самого горизонта разлита вода. Может быть, даже озеро, в котором хорошо было бы искупаться, будь оно настоящим. Сильно хотелось пить, но для этого надо было идти в буфет.

Сергей лёг, откинувшись на жесткую колючую траву. Подперев голову рукой он, долго, щурясь от яркого солнца, смотрел на приземистые серебристые машины, раскинувшие далеко в стороны свои узкие многометровые крылья. Кабины планеров были открыты, что бы слишком не нагревались и, возле них не смотря на жару, хлопотали техники.

«Л-13», он же «Бланик». Двухместный учебный планер. Летающая парта для вчерашних школьников, мечтающих о небе. Простая и очень надежная. С аэродинамическим качеством двадцать восемь, он был способен пролететь такое же расстояние, имея всего лишь километр высоты. В клубе были и настоящие спортивные планера. Для мастеров спорта, чемпионов. Естественно с куда как лучшими характеристиками. Поговаривали даже, что где то на Западе есть новейшие экспериментальные машины. Завтрашний день планеризма. Сделанные из композитных материалов с аэродинамическим качеством в сорок и даже пятьдесят единиц.

Курсантам же доверяли пока только «Бланики». Старенький «Ан-2» и яркая «Вильга» довольно шустро и иногда даже по два планера за раз затаскивали машины в небо. Как правило, на полторы тысячи метров. Там планера отцеплялись, и начинался такой сказочный для Муромцева бесшумный, практически птичий полет.

Пожалуй, все лучшее в жизни Сергея было связано с авиаспортом. С Уральским аэроклубом. С его старыми учебными «Бланиками» на не далеком загородном аэродроме со странным для неместных названием «Зачаганск». С друзьями, такими же, как и он уже в мае дочерна загорелыми от постоянного пребывания на солнце семнадцатилетними парнями и девушками. Когда по выходным ожидались массовые полеты, летное поле вообще превращалось в пестрый многоголосый табор, заставленный палатками и разнообразным в основном двухколесным транспортом. Благословенный для авиационного спорта рубеж семидесятых — восьмидесятых годов прошлого века. Еще нет в стране развитого социализма всеобщей экономии застоя. Экономика еще не должна быть экономной. Оскудевающее государство еще не урезает бюджеты аэроклубов и дает довольно много техники. Вот-вот должны поступить новейшие по тем временам пилотажные «Як-52». Часты соревнования. Республиканские, всесоюзные и конечно международные. Туда посылались только лучшие из лучших. Сергей, тоже надеялся когда-то стать таким спортсменом.

Он смотрел на готовящиеся к вылету планера, мечтал и желал всего этого. Крупных успехов, ярких побед. Себе и своим друзьям. Разве они не достойны? Вот, например веселая и неунывающая Маринка Розыбакиева. Всего второй год как летает, а уже тянет на кандидата в мастера спорта. Она станет и кандидатом и мастером спорта, а потом погибнет, глупо и страшно, влетев во время соревнований в провода высоковольтки. Или Петька Рязанов. Высокий, с густыми вьющимися волосами и красивый словно девушка. Его едва допустили врачи, придравшись к росту. В парне было далеко за метр восемьдесят. Спустя девять лет на Дальнем Востоке его не очень способный курсант не сможет покинуть кабину камнем падающего истребителя. Петька не решится выпрыгнуть один и останется с курсантом до конца, пытаясь подчинить себе потерявшую управление машину.

А вот Генке Каменеву повезет больше. Он станет чемпионом мира. Будет летать не только на планерах, но и на больших лайнерах. Будет водить мощные высотные «Ту-154» и вальяжные межконтинентальные «Ил-62». Чудом спасет пассажиров, экипаж и самолет, когда будет сажать почти неуправляемую тяжелую до пробки залитую топливом машину с одним единственным работающим двигателем. И посадит. Да так, что самолет кроме замены движка не потребует больше никакого ремонта.

На Муромцева упала чья-то тень. Он поднял голову. Это был его инструктор. В ответ на вопросительный взгляд Сергея тот как всегда хмуро сказал:

— Сейчас сделаем один вывозной, а потом вылетишь самостоятельно. Пора уже. Как сам?

— Готов, Николай Семенович, — вскочил на ноги Муромцев.

— Вот и хорошо. Переодевайся и беги к «пятерке». Там кажется уже все готово. Вишь, Степаныч отошел…

Техник их группы действительно уже перешел к другой машине и Сергей побежал в раздевалку, находящуюся в обшарпанном двухэтажном здание аэроклуба. Ветхое строение было сложено, если верить местным преданиям из силикатного кирпича, еще пленными немцами. Во всяком случае, на фасаде здания виднелись слегка выщербленные цифры, обозначающие не что иное, как год постройки. Одна тысяча девятьсот сорок шестой.

В прохладном полумраке раздевалки он быстро натянув чуть маловатый от частых стирок летный комбинезон, со всех ног бросился ко второму справа «Бланику» с нанесенной на серебристом борту красной пятеркой. Но спешил Сергей совершенно напрасно. Не пришел еще даже пилот буксировщика. Коротая время в предполетном осмотре машины, Муромцев обошел планер по давно уже выученной и отработанной схеме. Потрогал вертикальное оперение, погладил немного пыльной ладонью фюзеляж в том месте, где у живых существ обычно находится спина. Потом заглянул в кабину. Откинул зачем-то закрытые техником плексигласовые, уже слегка пожелтевшие фонари и подошел к округлому носу «пятерки». Снова погладил по блестящему металлу и вдруг неожиданно для себя спросил:

— Ну, ты как? Готов? Сегодня одни с тобой останемся. Не подведешь?

«Пятерка» молчала.

— Что ж, — решил Сергей. — Молчание знак согласия. Да и к чему пустые разговоры. Да? Ты только не важничай. Пусть я только курсант, но и ты, согласись, не «МиГ».

— Беседуешь? — спросил неслышно подошедший инструктор. — Не смущайся. Правильно делаешь. Ты на них, — он показал кивком головы на веселящихся в отдалении, ржущих над какой-то шуткой курсантов, — не смотри. Ты на нее смотри. На машину. Она же не женщина. У ней же все всурьёз. Это понимать, надо пацан! Чувствовать. Сколь в нее вложишь, столь она тебе и возвратит. И никогда не подведет.

— Так уж никогда, Николай Семенович, — засомневался Муромцев.

— Никогда. Хотя… конечно это как поглядеть. Бывает… Но все равно. Она хоть и железка безответная, а все-таки ее любить надо! Понял? Ну, все. Вон буксир, наконец, шкандыбает. Давай выкатывать.

Однако прошло еще около получаса до взлета. Пока запустили и прогрели двигатель «Вильги», пока принесли и размотали трос, прицепили планер. Наконец все устроилось. После короткого разбега по пыльной траве аэродрома легкий «Бланик» раньше самолета-буксировщика оторвался от полосы и занял свое место в строю.

Всего несколько минут небыстрого пологого подъема, и буксировочный трос полетел вниз. «Вильга», качнув им на прощание тонким узким крылом, круто отвалила вниз и в сторону. Муромцев с инструктором остались одни.

Из передней кабины Сергея, с полутора тысяч метров высоты обзор был просто шикарным. Низкие борта планера, находящиеся почти на уровне поясницы Муромцева, огромная площадь остекления создавали наилучшие ощущения полета по сравнению с другими летательными аппаратами. Если же не сильно крутить головой по сторонам, то в поле зрения пилота не попадали даже законцовки крыла. Так создавалось ощущение свободного полета. Муромцев больше всего любил именно эти первые минуты парения. Монотонный гул мотора буксировщика сменяется почти полной тишиной. Слышен только легкий посвист ветра. А можно сделать и совсем тихо. Нужно лишь слегка потянуть ручку на себя и скорость уменьшится, а с ней исчезнут и последние шумы. В это время ты один на один с небом. Только ты и необъятная бескрайняя синь. Сергей сам не заметил, как его рука подала ручку управления к животу. Совсем чуть — чуть.

— Ну-ну… побалуй немного, — раздался в гарнитуре голос инструктора. — Расслабляет. Только знай, в нашем деле сильная расслабуха вредна. Но сейчас разрешаю. Потом сделаешь плавный спуск по спирали, коробочка, как учил и посадка. Когда полетишь самостоятельно — никакого расслабона. Понял?

— Понял, командир, — отозвался Сергей, все сильнее прижимая ручку к животу.

Скорость медленно падала, но планер все равно шел вверх. Он попали в хороший восходящий поток. Сильно разогретая полуденная степь, создавала хорошие условия для парящего полета. Особенно южнее, где она постепенно переходила в полупустыню и, куда бывало, залетали опытные спортсмены.

Муромцев понюхал воздух. Степь пахла. Даже на этой высоте. Пахла как-то по особенному. Конечно, воздух здесь был намного свежее и прохладнее, чем внизу, но все равно человек с тонким обонянием мог услышать в нем многое. И вечно горьковатую нотку полыни и горячий преобладающий над всеми запахами дух сухой нагретой солнцем земли.

На высотометре было уже почти две тысячи метров и их «Бланик» почти не двигался. Стороннему наблюдателю могло показаться, что он вообще завис на одном месте. Чтобы окончательно не свалиться в штопор, Муромцев слегка толкнул ручку от себя, направив машину в сторону реки, где восходящий поток наверняка должен был ослабнуть. В этом месте Чаган, до которого было около пяти километров, узок и извилист. Небыстро петляет он по сформированной за столетия лесистой пойме. Как всегда Сергей смог разглядеть за ней парк имени Горького с окаймляющей его белой полоской городского пляжа и поплавковым кафе. Там всегда готовили вполне приличный шашлык. И холодное пиво. Было хорошо видно и торчащее над верхушками деревьев многоцветное колесо обозрения. За парком начинался сам город.

В густой темно зеленой листве с редкими вкраплениями серебристых тополей буквально тонули крыши жилых домов и серые производственные здания завода имени Ворошилова. А еще дальше уже на самой городской окраине белой глыбой возвышался напоминающий океанский лайнер главный корпус «Омеги». И сквозь все это зеленое море, бело-розовыми скалами пробивались к небу свечки высоток. Облицованные каспийским ракушечником, они резко выделялись на фоне подернутого пыльной дымкой горизонта. Это был его город. Его ли…?

Муромцев и помнил и не помнил его. Не мог он быть этим, уверенно сидящим в тесной кабине планера семнадцатилетним пареньком. Или мог? Размышляя, Сергей немного дал правую ногу и «Бланик» послушно повернул на Восток. Там, совсем недалеко нес свои всегда такие разные воды Урал. Если и говорят, что бывают вечные города, то Урал это вечная река. Будучи всегда разной, она в то же время никогда не меняется. Граница между Европой и Азией. Его водой издавна поили коней все, кто двигался из Азии на Запад. Ворота народов — удобный проход между Уральскими горами и Каспийским морем. Здесь шли гунны и половцы, бывали хазары и печенеги, орды Батыя и яицкие казаки. Последние остались навсегда, покоренные обилием воды и рыбы, неиссякаемой степной дичью и бескрайними просторами Приуралья.

— Далеко полетел курсант? — подал голос инструктор. — Не на Челкар случаем? Так движка-то нет. Или забыл?

— Не забыл, я, — ответил ему Муромцев, с сожалением разворачивая планер в сторону аэродрома.

Высота была пятьсот метров. Пора строить коробочку и заходить на посадку.


Сергей открыл глаза. В его сознание ворвался приглушенный шум двигателей самолета и яркое солнце, пробивающееся сквозь плотные тучи. Видимо пилоты разворачивали «Боинг», готовясь к посадке. Придя в себя, он убрал руку, которая все еще держала кисть Владимира и, вопросительно посмотрел на Инквизитора.

Старый маг насмешливо смотрел на него. Потом, сняв защиту, спросил:

— Ну и что?

— Вы, вы ничего не видели?

— А что я должен был увидеть? Тебя в белых одеждах? Так пойдем в Сумрак. Для меня это не новость.

— Н-нет…, - Муромцев был в замешательстве. — Я не менялся?

— Если только состарился минут на двадцать. По-моему ты, Сергей просто спал.

— Жаль, — пробормотал Муромцев. — Я думал, что получится. Понимаете… в конце концов, не важно, что у меня не получилось. Не получилось внешне, но я сам был не здесь.

— Где же? — живо поинтересовался Владимир. — В Сумраке? В Москве? В цирке шапито?

— Не совсем. Я снова был в том самом Уральске. Но…, - Сергей замялся, подбирая слова, — но мне было семнадцать лет, и я летал на планере. Еще я знал всех людей, что меня окружали, хорошо знал город, его окрестности. Были какие-то воспоминания… Мне, кажется, даже воспоминания о будущем… том будущем. Что это было, Владимир?

Петербургский Инквизитор внимательно посмотрел на Муромцева и, пожав плечами, сказал:

— Не знаю, Сергей. Я не слышал о таких вещах. На сколько это э… видение было реально?

— Это не видение, не сон. Не знаю, как вам объяснить, но я действительно был там. В своем… или не своем прошлом. Семидесятые годы…

— А ты бывал в Уральске раньше? Я имею в виду до последней командировки или до твоего сегодняшнего виде… твоего э… ментального посещения?

— Нет. Никогда. Я бы помнил. Да и моя семья полностью контролировалась Инквизицией.

— Контроль контролем, — не согласился Владимир, — но бывают и у нас проколы. Значит, не бывал?

— Ну, я же говорю, что нет. Если только в самом раннем детстве, младенчестве. С родителями. Поэтому и не помню. В принципе от Самары до Уральска всего-то полчаса лету, так что могли меня и свозить. Только зачем?

— Если даже тебя в полгода и год возили туда на короткое время, это ничего не объясняет. Например, не объясняет реальности видения… и не возражай! — Инквизитор остановил, открывшего было рот Муромцева. — Дело не в терминах. Не объясняет твоих знаний о будущем. Кстати в чем они выразились? Ты не мог ошибиться?

— Нет, нахмурился Сергей. — Я знал, что произойдет в будущем с моими друзьями. Только и всего.

— Ну а родители? Другие родственники. Алена?

— Подразумевалось, что они в городе. Все кроме Алены. Я чувствовал это… Нет, не так. Не чувствовал. Я знал. Что они занимаются своими делами. Это был выходной, Владимир, и я был на аэродроме. У меня должен был быть первый самостоятельный вылет.

Инквизитор передал подошедшей стюардессе их давно уже опустевшие стаканы и решительно сказал:

— Если все, так как ты говоришь, то я не знаю, что это было. У меня есть лишь теория, точнее гипотеза… Вот, пожалуйста! Пообщался в свое время с учеными мужами, пока работал над тобой и набрался… Само вылетает. Так как я сказал? Гипотеза? Ну, пусть будет гипотеза, хотя раствори меня Сумрак, если я знаю, что это слово означает на самом деле. В общем, тебе показали, или ты сам себе показал свое же альтернативное будущее. Точнее прошлое. Понимаешь? — Владимир воззрился на Сергея.

Муромцев отрицательно помотал головой.

— Ну, если бы твои родители не вошли в нашу программу по созданию предсказанного Радомиром иночеловека, если бы они продолжали жить своей, нескорректированной Иными жизнью, то очень может быть они родили тебя значительно раньше. Могли бы переехать жить в привидевшийся тебе город. Тогда то, что ты видел и есть твоя несостоявшаяся судьба. Теперь понял?

— Теперь, да, но не очень верится.

— Это не важно, — сказал Владимир и полез за, куда-то запропастившимся ремнем безопасности. — Сейчас все неважно кроме твоей миссии. Кроме того, мы все равно не сможем это проверить, ведь так? — глухо донеслось почти, что из-под кресла. — Хотя интересно было бы запросить данные о твоих возможных друзьях. Действительно с ними случилось то, что тебе привиделось? Советую, кстати, пристегнуться. Пока ты спал, наш командир объявил, что будет сильно болтать.

— Я так и сделаю по возвращении, — согласился Муромцев и тоже пристегнулся. Он уже и без проверки линий реальности сам видел, что посадка будет не самая мягкая.

В иллюминатор было хорошо заметно, что внизу сильно штормит. Болтанка то стихала, то усиливалась. Пилоты видимо делали все возможное, что бы не доставлять пассажирам слишком большие неудобства, но у них это плохо получалось. Огромный лайнер, мотало словно «кукурузник». «Боинг» то проваливался на десятки метров вниз, то его вновь поднимало и тогда Сергея довольно чувствительно вжимало в спинку кресла. Позади него кто-то вскрикнул, кого-то тошнило. Лайнер, вибрируя, медленно разворачиваясь, поэтапно выпускал посадочную механизацию. Муромцев посмотрел вниз. Высота была около шестисот-семисот метров, а значит они уже на предпосадочной прямой. Чем ниже опускался самолет, тем явственнее было видно, как его болтает и Сергей уже начал опасаться за благополучный исход их рейса, но все закончилось хорошо. Пассажиры ощутили довольно чувствительный толчок — пилот совершенно правильно основательно припечатал шасси лайнера к бетону. В противном случае самолет мог под действием случайного порыва ветра вновь воспарить, и уже окончательно потеряв скорость, рухнуть на полосу.

Как обычно в салоне раздались вполне заслуженные аплодисменты пилотам. Лет пять назад один знакомый Муромцева, москвич, врач-психиатр по специальности, возмутился, мол, чему здесь хлопать? Сергей тогда промолчал. Надо просто понять, прочувствовать всю сложность посадки, особенно в таких условиях. Знать меру напряжения командира огромного пассажирского лайнера с парой сотен человеческих жизней за спиной.


Местная непогода в виде сильного дождя и ураганного ветра, можно сказать, обошла их стороной. Вернее это они миновали ее, нырнув сразу из здания аэровокзала международного аэропорта имени Кеннеди в теплый салон Нью-Йоркского такси, а потом сразу в штаб-квартиру Всемирной Инквизиции. Огромный холл старого, неоднократно перестроенного небоскреба был битком забит людьми. В здании кроме Инквизиции находилось еще много других человеческих учреждений.

Инквизиция занимала верхние три этажа и почти весь подвал, куда можно было попасть на двух скоростных лифтах индивидуального пользования. Лифты были заговорены и работали только если в них заходили работники Инквизиции, либо специально приглашенные Иные. Для остальных кабины находились в вечном ремонте. Впрочем, посетители здания не страдали. На их долю приходилось еще шесть вполне исправных подъемников.

Вознесясь на тридцать четвертый этаж, первый из принадлежащих Инквизиции, Владимир и Муромцев минут пятнадцать проходили многоступенчатый контроль. После южноамериканских и европейских событий десятилетней давности Всемирная Инквизиция охранялась очень хорошо. А с массовым появлением Других охрана была еще больше усилена.

После тщательного контроля Сергей в сопровождении Владимира уже просто по лестнице поднялись еще на один этаж и, Муромцев впервые в своей жизни попал в самое логово Великого Инквизитора. В холлах и коридорах через каждые три — пять метров с каменными лицами стояли на страже балахонщики из так называемой «зондеркоманды». Под одеждой они с головы до ног были увешанные защитными и боевыми амулетами.

Владимир провел Муромцева в комнату для гостей и, предложив немного подождать, скрылся за дверьми. Его «немного» растянулось почти на час, но зато когда он вернулся уже переодетый в серую мантию, томительное ожидание сразу закончилось.

— Нас ждут, Сережа, — сказал Владимир. — Пора.

Пока они шли к лифту, он в полголоса наставлял Муромцева:

— Будь спокоен. С тобой просто хотят познакомиться. Как-никак ты у нас уникум. И не подведи меня. Многие из древних опасаются науки, а значит и ее результатов. То есть в нашем случае — тебя. Они знают, что возможны, как в прочем и в любом другом деле осложнения. И наша с тобой задача их разубедить. Тем более, что они наслышаны о твоей силе и о некоторых ее э… побочных эффектах.

— Мне что, изображать перед ними божьего одуванчика?

— Если хочешь, то да, — Инквизитор неожиданно хмыкнул. — Можешь даже попробовать втолковать Совету, что такое «божий одуванчик». Они наверняка будут полагать, что это растение, которое сам старикан Саваоф с присущей ему любовью выращивает в небесных садах. Или кущах? Впрочем, я не силен в теологии. Да, что касается Великого, то его там не будет. Он никогда не рискует. Мы идем на заседание Высшего Совета, заседание «Исхода».

— Послушайте, Владимир, вам не кажется что для меня это унизительно? Кого-то там представлять. Да и не только для меня. Для любого Иного?

Владимир вызвал лифт и, взяв Сергея под локоть, сказал:

— Я прошу тебя не ради Древних, к которым и сам отношусь. Они повидали всякого. Не ради себя или проделанной мной работы, но ради человечества. Ради Планеты.

— Если только так…

— Да, только так. Ты, Сережа, только представь себе, что вдруг они сочтут, тебя, Сергея Муромцева, Светлого мага Вне категорий, единственного спецэмиссара и консультанта Всемирной Инквизиции и так далее и тому подобное — опасным. Не для них, а для всех Иных. Для Сумрака… Что тогда будет?

Подъехал лифт. Они вошли в кабину. На грани слышимости мягко пропел сигнал, и двери закрылись. Сергей пожал плечами:

— Попытаются меня развоплотить?

— Именно!

Кабина тронулась. Муромцеву показалось, что пол проваливается и он, ухватившись за хромированный поручень, равнодушно произнес:

— Замучаются пыль глотать… Так им и скажите.

— Пусть так. Хотя на твоем месте я не был бы столь самоуверенным. Повторяю… они повидали всякого. Кроме того, Сергей, что-то неладное творится кругом. С Другими до конца не разобрались, глобальное потепление, еще кое-что назревает в людском мире. Манхеттен на грани затопления, сам только что видел. Питер тоже. Мне из окна квартиры простым глазом уже видно. Прогнозисты предрекали за первые десятилетия века подъем уровня океана всего-то на два — два с половиной сантиметра, а уже сейчас получили все двадцать! Да еще скачком. И процесс идет по нарастающей! Ты-то должен понимать.

— Они видимо сотрудничают с Гидрометом, — попытался пошутить Сергей.

— Не важно! Просто есть некоторые данные, что будь то потепление или похолодание, оно тоже связано с нашими проблемами. А тут еще инопланетяне эти чертовы… Кому сейчас нужны раздоры? Будь мудрее, только и прошу…

Лифт остановился и прежде чем выйти Муромцев неожиданно для себя и самого Владимира вдруг панибратски похлопал его по плечу и успокаивающе произнес:

— Ладно, ладно. Изображу… Даже закрываться не буду.

Тесный, полутемный зал заседаний Высшего Совета был, как всегда мрачен и тих. Муромцев прошел в середину, уселся в неожиданно удобное кресло прямо напротив Председательствующего и обвел беспечным взглядом всех присутствующих. Некоторых он уже знал. Других смог опознать по стоящим перед ними на столах табличкам. «Прямо как в ООН», — подумал Сергей и поздоровался, а поразмыслив, представился:

— Сергей Муромцев, маг, Светлый, Вне категорий, Нижний Новгород, Россия. Заочно я знаком со всеми, поскольку неоднократно выполнял по вашим просьбам некоторые поручения. С некоторыми лично. Вы хотели увидеть меня вживую. Я здесь, перед вами и слушаю вас.

Владимир, обосновавшийся за общим столом наблюдателей, недовольно произнес:

— Вставать надо, Муромцев. Порядка не знаешь?

— Извините Инквизитор. Я уже не в служу и поэтому полагал…

— В Патруле вы, или в нет, это ничего не меняет. Обычаи надо соблюдать. Запомните это, — подал голос, по самую шею закутанный в мантию Инквизитор в кресле Председательствующего. — Я веду это заседание. Как вы уже прочитали, меня зовут Лукман. Большинство приказов, в том числе и по шестому спецрайону вам отдавал я. Не скрою, — вампир помолчал, беззвучно пожевав старческими бесцветными губами, — я, мы все, а особенно коллега Владимир, довольны вашей работой. Впрочем, как я подозреваю, он больше доволен результатами свей работы.

Лукман замолчал, видимо ожидая ответной реплики мага, но к его удивлению Владимир даже рта не открыл. Подождав немного, Председательствующий продолжил:

— Теперь, когда, по всей видимости, приближается то, ради чего, собственно говоря, вас и создали, Высший Совет, хотя он сегодня не в полном составе, хотел бы пообщаться с вами Серж лично. Отсутствует знакомый вам Глубокое Озеро и заочно исключенный клятвопреступник Баллор. Так вы не против, Муромцев?

— Нет не против. Меня только несколько покоробило ваше упоминание, что меня создали.

— У нас, Серж, нет времени на подбор выражений. Если вам это неприятно, то я в будущем буду избегать подобных высказываний. Хотя, то, что вас создали — правда. На что здесь обижаться?

— Простите, Лукман, но меня создали, только как Иного, или, если хотите, иночеловека. Просто как личность, как индивид, меня создали мои родители.

— Допустим…

— Прошу прощения, коллега, — перебил вампира Таранис. — Мне думается и, я надеюсь, другие коллеги меня поддержат, что как вы совершенно справедливо заметили сейчас не время для препирательств по столь малозначительному вопросу.

— Действительно, Лукман, не тяни время, — поддержал его Ле Мунн.

Все снова замолчали и Сергей, посмотрев на Владимира, заметил, что тот слегка неодобрительно поджал губы. «Что ж», — подумал Муромцев. — «Пусть мне будет хуже».

— Ну, хорошо, — наконец, недовольно проскрипел Лукман. — Я, как всегда за большинство, хотя мы и не голосовали по этому вопросу. Итак, продолжим. Поскольку проклятого Радомира так и не нашли, то в случае реального нападения Трванов вы, Сергей, лично, готовы нам помочь?

— Вот это совсем другой разговор, — оживился Муромцев. — Конечно, Председательствующий. Как Иной, пусть вы меня за глаза им и не называете я сделаю все, что в моих силах. Вопрос только в том хватит ли этих сил, способностей, умения…

— Мне нравится ваш ответ, Серж, — произнес Таранис. — Однако не могли бы вы хотя бы на словах описать ваши нынешние способности, а лучше продемонстрировать их нам? Поймите нас правильно. Разговоры и обещания уважаемого нами Владимира это одно, а реальные возможности и их демонстрация это совсем другое. Не так ли?

— Вам Чукотки не хватило? — насмешливо спросил Муромцев. — Я неоднократно бывал в Запрещенном Сумраке и возвращался оттуда. Я уничтожал и усмирял Других. Практически любое ваше задание которыми вы, подозреваю умышленно, пичкали меня за последние годы, заставляло меня развиваться, накапливать Силу. Ну а потом с некоторыми их них вряд ли мог справиться обычный маг Вне категорий. Или я не прав?

— В том то и дело Муромцев, что это были хоть и трудные задания, но вы сами признаете, что с ними мог бы справиться опытный Высший. А если бы возникли трудности, то два Высших, — резонно заметил Ле Мунн.

— Кроме Чукотки, — быстро парировал Сергей. — Им, то есть Высшим, там делать совершенно нечего.

— Да, коллеги. Кстати говоря, о шестом спецрайоне и погружении уважаемого Сержа в Запрещенный Сумрак, — сказал Таранис. — Мы ведь так и не поняли что это такое? У вас случайно не возникло никаких соображений на этот счет за прошедшее время? — обратился он к Муромцеву.

— Нет, Таранис, не возникло. Вы же сами наложили запрет, хотя и на этот раз временный, на дальнейшее исследование!

— Не будем отвлекаться, коллеги, — нетерпеливо напомнил всем Лукман. — А то мне пеняли, а сами туда же? Давайте придерживаться темы. Сергей, так как на счет демонстрации?

Муромцев мельком взглянул на Владимира, который всем своим видом показывал, что происходящее его мало интересует и спросил древнего вампира:

— Сколько на Земле в настоящее время «нулевых» магов и сколько Высших?

— Высших чуть больше трехсот, — не задумываясь, ответил Председательствующий. — Это те, что числятся на службе и те которые могут оказать нам помощь. Остальные или слишком стары, или полностью отошли от дел или…, - Лукман неожиданно хихикнул, — просто выжили из ума. Что касается так называемых «нулевых», то считая с европейской малолеткой, будет двое, но рассчитывать на них не приходится. Статус не подтвержден, практики никакой, да и вообще…, - вампир неопределенно махнул рукой. — Если честно, коллеги, сомневаюсь я в них. В «нулевых» этих. Сколько себя помню, никогда от них не было толку. Да и не видел я никогда «нуля» за работой…

— «Ноль» он и есть ноль, — пробормотал молчавший до того Ота Бенга.

— … помню на заре моей молодости, тоже появился один «нулевой», так он прямо заявлял всем: «Я могу все и поэтому ничего делать не буду!» Лентяем оказался…

— Это вы случайно не про Одина? — поинтересовался Владимир.

— Про него, про кого же еще, — улыбнулся Лукман. — Поэтому давайте не будем о «нулях».

— Вот и выставите их всех против меня, — едва дождавшись пока члены Совета перестанет разглагольствовать, предложил им Муромцев.

Говоря это, Сергей заметил, как Владимир удивленно поднял брови.

— Надеюсь, вы шутите? — мрачно спросил Ле Мунн.

— Нисколько. А хотите сами попробовать? Или слабо?

— Нам не положено, — строго сказал Лукман. Сказал, как отрезал. — Собирать всех Высших мы не будем. Но меня вполне удовлетворило и одновременно удивило ваше предложение. Вы полагаете, себя достаточно сильным, что бы противостоять всем Высшим одновременно?

— Ну, вы же сами хотите, что бы я боролся с Трванами. Значит, предполагаете во мне достаточную Силу.

— Серж, — Таранису было неловко, и он опустил взгляд. — Понимаете, вас создавали в основном для вскрытия схрона Радомира. Остальное, по нашим предположениям должен был сделать он сам. То, что вы получили такую большую Силу и способности это, в общем, получилось видимо случайно. Как побочный эффект. Во всяком случае, я на это надеюсь, — маг посмотрел в сторону никак не отреагировавшего на этот его пассаж Владимира. — Поэтому мы и обеспокоены двумя вещами. Вашими возможностями и, извините, будем говорить прямо, вашей опасностью. Или, если хотите, нашей безопасностью. Совет считает, да и не только он, что вы можете нести в себе…

— Зло? — не удержался Сергей.

— Нет, не зло. Как вы понимаете, многие из Иных творят зло. Разрешенное зло, да и неразрешенное тоже. И, как это ни прискорбно, не только Темные… Вы можете нести в себе угрозу. Опасность для всех Иных. Для людей. Озабоченность Совета не лишена оснований. Поступают разные сообщения о вас, и мы вынуждены как-то реагировать. Вы тоже должны нас понять. Согласитесь, когда Светлый Иной обращается к изначальной Силе, а у него на ладони вспыхивает сам Сумрак… И мало того, вы произвольно меняете Свет на Тьму…

— Догадываюсь, кто это поработал, — буркнул Муромцев.

— И это только последний донос на вас, — не обращая внимания на слова Сергея, продолжил Таранис. — А сколько их было всего! Знаете?

— Я так понимаю, что мои устные заверения никого не убедят? — спросил Муромцев. — Или убедят?

— Вы понимаете совершенно правильно. Не убедят, — ответил за Тараниса Лукман. — И не потому, что мы опасаемся, что вы солжете Совету. Это невозможно в нашей среде, тем более Светлому. Мы боимся другого.

Вампир сделал паузу, словно ожидая вопроса Сергея, но Муромцев молча, ждал. Тогда Лукман продолжил:

— Того, что вы сами не понимаете своей опасности для сообщества Иных. Того, что вы не контролируете Силу. Возможно, она контролирует вас?

— И какую же опасность я могу представлять для Иных? — резко спросил Сергей.

— Мы этого пока не знаем, — признался Таранис.

— Тогда к чему весь этот разговор? — удивился Муромцев. — Я вижу, что Совет сам не знает, чего хочет.

— А ни к чему, — неожиданно сказал Ле Мунн. — Мы просто хотели с вами пообщаться, Светлый. Ну и получить, кроме демонстрации Силы еще и заверения в своей благонадежности.

— Кому? Свету?

— Почему Свету, Муромцев? — удивился Ле Мунн. — Вы ему служите исправно. Пока… Я имел в виду ваше отношение к Сумеречному Контракту.

— И только то? — удивился Сергей. — Я его чту. Это ведь, само собой разумеется.

— Не всегда, — сказал Лукман. — Не всегда. Ну, что коллеги? — обратился он к Совету. — Я полагаю, беседа закончена?

Как обычно он обвел взглядом всех присутствующих, удовлетворенно кивнул и, повернувшись к Муромцеву, произнес:

— Тогда последнее, Светлый. После того, как секта Дрампиров, по неизвестной нам причине, пыталась похитить лежку Радомира, в Совете образовалась вакансия. Вместо развоплощенного нами Баллора. Иной Муромцев, вы не хотели бы занять ее?

— Я? — удивлению Сергея не было предела.

— Да, — спокойно подтвердил Таранис. — Именно вы. Вы уже довольно долго сотрудничаете с Инквизицией. И потом это большая честь. Сразу с низовой работы и сюда к нам. Подумайте.

— Н-нет. Наверно нет, уважаемые члены Совета, — сказал Сергей. — Я отказываюсь. Все это, — он обвел рукой мрачный зал заседаний, — не для меня.

— Вы уверены? — настаивал Лукман. — Учтите, второго предложения не будет!

— Уверен, — твердо заявил Муромцев. — Отказываюсь. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Нравилась работа в Патруле, но я вынужден был уйти, когда ребята стали чувствовать… ощущать…

— Когда они почуяли в вас угрозу?

— Как и вы все, — признался Сергей и поспешно добавил, — но только потенциальную. Отношения с сотрудниками Нижегородского Ночного Патруля у меня до сих пор остаются относительно э… ровными. Но работать вместе… Я не могу, когда… Они… они меня боятся.

— Мы это знаем, Серж, — задумчиво произнес Таранис. — Поэтому и беспокоимся.

Муромцев согласно кивнул и только в этот момент заметил, что в зал кто-то входит. Из-за полумрака, который еще больше сгущался к выходу было довольно плохо видно, но по мере того, как неясные, расплывающиеся в темноте фигуры приближались к освещенному вокруг Совета пространству он понял, что это не Иные и уж конечно не люди. Большеголовые не больше полутора метров роста человекообразные существа в серебристых комбинезонах, в рогатых шлемах и с какими-то короткими толстыми палками в руках приближались к оцепеневшим Иным. Их было около двадцати и становилось все больше.

Муромцев беспомощно оглянулся на застывших в напряженном ожидании Инквизиторов и сразу понял, что толку от них будет немного. Владимир и Ота Бенга, сидящие несколько боком вообще еще не заметили вошедших, а Лукман с Таранисом выпучив глаза, удивленно таращились на направленное в их сторону оружие инопланетян. Ле Мунна и Отто, нигде не было видно. Видимо оба Инквизитора во время сориентировались и, ушли в Сумрак.

Медлить было нельзя, и Сергей отдался уже заклокотавшей в нем и требующей выхода Силе. Адреналин мощным потоком хлынул в кровь. Муромцев не знал, что за этим последует. Ситуация была нестандартной, поэтому он не стал применять никакие заклинания, а положился на уже не раз выручавший его Сумрак. Через мгновение кресла вокруг Сергея разлетелись в разные стороны. Старинные, тяжелые, видимо дубовые столы Совета вместе с магами, как пушинки отнесло к стенам. Муромцев вдруг увидел нападавших почему-то сверху, почти из-под самого потолка. И еще Сергею казалось, что он упирается в него головой. Далеко внизу под ним огромная чешуйчатая лапа с черными и острыми, словно бритва когтями, как горячий нож в масло впилась в беспомощно треснувший мраморный пол. Муромцев взмахнул невесть откуда взявшимися воронёными бронированными крыльями готовясь взлететь. Он рассчитывал обрушиться сверху на разбегающихся в разные стороны инопланетян, которые на ходу сбрасывали с себя комбинезоны, оставаясь в темно-серых инквизиторских мантиях…

Мгновение Сергей смотрел на все это непонимающим взглядом сквозь сузившиеся в боевое положение смотровые щели глазниц. Потом до него дошло. Его купили. Как мальчишку. Разыграли, устроив простенькую инсценировку, рассчитанную разве что на внезапность. И у них получилось. Совет увидел то, что хотел… «Древние всегда добиваются того чего хотят, — вспомнил он недавние слова Владимира».

— Успокойся, Сергей, — донесся до него откуда-то снизу далекий голос Владимира. — Это свои!

Повернув в его сторону массивную рогатую голову, Муромцев с удивлением заметил, что рассматривая мага, с трудом вылезающего из-под придавившего его стола, он видит и остатки потешного воинства Всемирной Инквизиции, улепетывающего в настежь распахнутые двери. Это было странно, но не странней всего остального. Сергей решил ответить Владимиру, что он все давно понял. Лучше бы Муромцев этого не делал. Одновременно с первыми словами в сторону Инквизитора, все еще выдирающего себя из завала полетела струя пламени, по размерам больше похожая на поток лавы из жерла вулкана. Владимира спас Ота Бенга бросившийся ему в ноги. Они оба живо откатились в сторону от огненного потока. Тогда Муромцев испугался и попытался обуздать почти вышедший в нем из-под контроля Сумрак. Довольно быстро ему это удалось, и Сергей очутился на сильно закопченном полу в своем человечьем обличье. Ноги у него дрожали, а сесть было абсолютно не на что. Муромцев опустился прямо на пол, привалившись спиной к раскуроченной тумбе стола.

Откуда-то из-за угла в полголоса ругаясь, выползли Владимир и Ота Бенга. Пошатываясь, Питерский Инквизитор подошел к нему и тоже присев, на какой-то обломок мебели, тяжело отдуваясь, проговорил:

— Я им говорил, что не стоит экспериментировать! Не послушались. Уф! Хорошо, что все хорошо закончилось.

И вдруг он засмеялся:

— Нет, а ты видел, как убегали наши доморощенные инопланетяне! Ха-ха! Чуть в штаны не наложили!

— Наложили.

Сергей и Владимир одновременно подняли головы. Над ними стоял Отто. Как всегда с отсутствующим выражением лица.

— С двумя плохо. Сейчас их там, в холле, откачивают. Тоже мне Иные…

— Нет, — Владимир, хлопнул Сергея по колену, — ты представляешь, что мы видели? Посмотри туда, — он указал рукой на потолок. Эти стены, не говоря уже о потолке, пушкой не пробьешь. Одна сплошная защитная магия! А ты что натворил?

Сергей посмотрел вверх. Там, куда показывал Владимир, потолок, и сами перекрытия были сильно повреждены. Особенно выделялись две глубокие дыры. В каждую мог бы свободно пролезть самый толстый человек. От них к выходу тянулись две параллельные трещины.

— Да…, - грустно протянул он. — Вижу. Чем это я?

— Рогами, уважаемый! Рогами! — ответил материализовавшийся перед ними Лукман. — Я успел в последний момент уйти в Сумрак. А пол? — вампир топнул по мраморному крошеву. — Знаете, коллеги, во что обошлись Инквизиции эти плиты? А работа? Великий, меня точно в порошок сотрет, если не восстановим. И, между прочим, правильно сделает! Может быть, вы нам поможете, Сумеречный Дракон? — язвительно обратился он к Муромцеву. — Сами разрушили…

— Нет уж. Сами затеями, сами и восстанавливайте, а с меня хватит, — сказал Сергей, вставая и направляясь к выходу. — Кто куда, а я домой.

Он хорошо понимал, что увидели в этом зале Инквизиторы. Огромного тридцатиметрового разъяренного дракона. Почти такого же, каким его изображают в детских книжках. Да еще и бронированного. Не с кожистыми, легко рвущимися холодным оружием, а покрытыми надежными защитными броневыми пластинами мощными крыльями. Когти крепче любой из придуманных человечеством марок стали, двухметровые, мечущие молнии рога. Да еще и огнедышащий!

— Не только огнедышащий, а еще и трехголовый, — на плечо Сергея медленно бредущего к выходу легла рука Владимира. — Темная, Светлая и Сумеречная головы. Представляешь?

Муромцев обиженно дернул плечом, сбрасывая руку Инквизитора и, ничего не отвечая, пошел быстрее, перешагивая через разбросанные обломки кресел. Сейчас ему было все равно, в каком облике он предстал перед Советом.

— Не надо так, Сережа, — мягко заговорил едва успевающий за ним Владимир. — Несмотря на свою Силу, ты еще очень молод. Поэтому должен прислушиваться к мнению старших и более опытных магов. Лукмана тоже можно понять. Он взял на себя большую ответственность за эксперимент, о котором не знал даже Великий. В курсе затеянного Советом, были только Лукман да Отто. Даже мне не сообщили.

— Им это хорошо удалось.

— Да, им всегда все удается. Почти. А ты думал, что твои самопроизвольные превращения в непонятно что и кого останутся без внимания?

Сергей остановился и удивленно посмотрел на мага:

— Разве…

— Да, молодой Иной. Мы знали. Не все конечно, но то, что происходило у тебя дома все. Да и во время операций тоже… многое. Сам понимаешь, в Запрещенном Сумраке тебя не проконтролируешь.

— В спальне тоже подсматриваете? — мрачно спросил Сергей. Муромцев уже почти не сердился.

— Средства магического контроля стоят везде, но они начинают работу только при движении Силы. А я не думаю, что ты с Аленой во время… сам знаешь чего, заклинания творишь. Поэтому твои опасения, напрасны. Или все-таки балуешься? Ну, признайся!

— Нет, пока Бог миловал, — усмехнулся Сергей, а сам решил, что по приезду домой уничтожит все Инквизиторские штучки. В квартире, машине и доме. «Черта лысого им, а не информацию», — подумал он, и на душе сразу стало легче. Остановившись, Муромцев поинтересовался у Владимира:

— И что теперь будет со мной? После того, что я здесь учинил?

— А почему с тобой вообще что-то должно быть? — удивился Владимир. — Посмотрели — подивились, пообщались — убедились.

— В чем?

— Ты меня извини, конечно, Сережа, но ты дурачок, — проникновенно ответил Владимир. — Убедились в твоей относительной безопасности.

— А я и есть, наверное, дурачок, — сказал Сергей и, подумав, спросил. — А почему относительной?

— Да просто потому, Муромцев, что ты все-таки опасен и не совсем еще контролируешь себя.

— Мне это ваше «еще» душу греет…

— Вот пусть и греет. Проще говоря, исходящая от тебя опасность не больше, чем от космических крейсеров Трванов. О чем, кстати говоря, я им и твержу вот уже, много лет. Поэтому, могу тебя успокоить. Все останется как есть. Без последствий.

— До вторжения. А если его удастся избежать? Опять должен буду доказывать, что я не опасен?

— Вот когда все закончится, тогда и поговорим, — Владимир похлопал Муромцева по плечу. — В любом случае я на твоей стороне. Запомни это, Сергей.

— Спасибо, Инквизитор и на этом. Я запомню.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Владимир, — а сейчас ступай. Я остаюсь, а ты лети к Алене, — и, повернувшись, он, не оглядываясь, пошел назад в почти полностью разрушенный зал заседаний Высшего Совета Всемирной Инквизиции. Такой стройный и вечно молодой Древний маг.

Сергей еще долго, пока Владимир не скрылся в темноте зала, смотрел ему в след, а потом, поднявшись на лифте, вышел на улицу. Там он с удовольствием вдохнул уличную копоть, казавшуюся нектаром после затхлости Инквизиторского подвала. Вокруг него был такой многоцветный, шумный и такой беззащитный мир людей. Муромцев подозвал такси и сказал водителю куда ехать.

До аэропорта он добрался примерно за час, но все равно опоздал на самолет улетавший обратно в Россию. Задерживаться еще на сутки в Америке Сергею очень не хотелось, и он полетел ближайшим рейсом в Европу. До Лондона. Потом на перекладных все дальше на Восток, в Польшу, Минск и в уже хорошо знакомое, почти родное Внуково. Затем на новомодном аэротакси быстро и удобно добрался до Быково. К сожалению, близких рейсов в Стригино здесь не было и тогда Муромцев прямо из аэропорта на частнике рванул в Нижний.

По хорошему, не так давно заново положенному асфальту, машина шла ходко и спустя каких-то пять часов, Сергей уже обнимал Алену. Обнимал так, как будто они не виделись целую вечность. Он не знал, почему так стремился домой, но зато знал, что это нужно. Необходимо. И ему и Алене. Потом они как всегда долго пили чай и Муромцев обстоятельно, во всех подробностях, ловко опуская скользкие моменты, рассказывал ей, как съездил в Казахстан, и как там должно быть хорошо летом. Он описывал воистину достойное удивления обилие воды и лесов посреди полупустыни. Хорошую рыбалку, и какими должны быть огромными и сладкими полосатые арбузы, что растут летом в знойной пыльной степи под палящим южным солнцем.

— Жаль, что теперь это заграница, — добавил он в конце. — А то можно было бы и съездить. Махнуть в отпуск на машине. Подумаешь какая-то тысяча километров! Всего — то часов пятнадцать езды. Нам с тобой, как бешеным собакам — семь верст не крюк. Разве не так?

— Конечно так, — охотно подтвердила Алена и вдруг спросила. — А какие дела у Соколова в Казахстане?

Муромцев чуть не поперхнулся чаем, но сдержался и объяснил жене, что интересы «Альфы и Омеги» распространяются и на ближнее зарубежье.

— Да, конечно, — задумчиво произнесла Алена. — Я не подумала, что эти самые интересы у Соколова столь разносторонни.

— Он вообще человек разносторонний, — подтвердил Сергей. — Ну, так как, Зая, поедем?

— Прямо сейчас? — спросила Алена, заметно погрустневшая и неотрывно смотревшая в окно.

— Н-нет. Зачем же сейчас? Летом. Там сейчас не очень… Бураны, метели. Ветер и вообще не надо…

— Ах, летом…, - безразлично сказала Алена. — Летом конечно можно. А сейчас, ты прав, не надо…

Муромцев увидел в глазах Алены две большие слезинки, которые навернулись и вот — вот должны были упасть и все никак не падали. Рука Сергея державшего чашку, опустилась. Слишком громко звякнул фарфор, но Алена даже не обернулась, продолжая смотреть в окно. Там большими тяжелыми хлопьями падал снег. Ветра почти не было и снежинки вертикально мягко кружась, опускались на черные ветви деревьев. Весь мир был сер. Как будто сам Сумрак заполнил замерший в зимней спячке город.

«Слабый ливневый снег», — вдруг не к месту вспомнил Сергей определение такого снегопада. Непроизвольно он сжал руками край стола, не отрывая взгляда от Алены. Муромцеву было нестерпимо жалко жену и тем более жалко, что он толком не знал причины столь резкого изменения ее настроения. Догадываться мог. Чувствовать мог. И предполагать, что всему виной он. Вернее его уродливая даже с точки зрения Иного биоэнергетика. Однако как всегда у Сергея не было в этом полной уверенности. Не могла жена знать что-то конкретно. Подозревать, чувствовать так же, как он… ощущать в нем нечто постороннее, чуждое — быть может, она и могла. Но в чем Алене обвинить Муромцева? Не в чем. Поэтому она вот так и сидит и смотрит в окно… И с каждым годом такое происходит все чаще и чаще.

Как он ни старался, а все же между ними давно встала та самая стена, которая со временем делается все толще, все прочнее. «Что же это я? Надо обнять ее, прижать руками к себе скорее», — неожиданно пришло Сергею в голову, и он посмотрел на свои руки. Загорелые под австралийским солнцем кисти рук, торчащие из-под пестрого домашнего халата покрывала нежная золотисто-серая редкая шерстка, а ногти слегка потемнев, были похожи теперь на обезьяньи. Машинально, не думая, Муромцев резко дернул руками, спрятав их под столом, и с испугом взглянул на Алену. Она все также смотрела в серое призрачное небо. Ему хорошо был виден профиль жены, резко выделяющийся в быстро темнеющей комнате на светлом прямоугольнике окна.

— Алена, — севшим голосом позвал он. — Алена… Я должен…

— Ну, вот и молодец, — сказала жена, не спеша, поворачивая к нему мокрое от слез лицо. — Вспомнил?

— Что вспомнил? — тупо спросил Сергей. — Я хотел…

— Не надо ничего хотеть дорогой, — Алена уже была прежней. Почти прежней. — Сегодня, какое число? Ну-ка?

— Второе, — прошептал ничего не понимающий Муромцев и в этот момент до него начало доходить.

Второго февраля был день их бракосочетания. И сегодня этот самый день. Он никогда раньше не забывал, а тут с этими командировками, с Инквизицией вдруг забыл. Алена грустно смотрела на его даже в темноте комнаты сразу посветлевшее лицо и, стараясь не опускать взгляда на спрятанные под столом руки Сергея, встала. Потом она запахнула халатик, подошла к мужу и присела ему на колени.

— Ну что же ты? — спросила она. — Хоть поцелуй меня! Обними… О подарке я уже молчу.

Муромцев весь покрывшийся холодным потом со страхом вытащил руки из-под скатерти и осторожно положил ладони на талию и спину Алены. И ничего страшного не произошло. Руки были как руки. Надо сказать вполне человеческие руки. Умеренно волосатые. Алена, глядя ему прямо в глаза, положила свою маленькую мягкую ладошку Сергею на руку и спросила:

— А поцелуй?

После этого Муромцеву было уже не до раздумий…


Спустя час, в ванной комнате, Сергей, сбросив халат и оставшись, в чем мать родила, долго и внимательно рассматривал себя в зеркало. В последние годы он предпочитал не задерживаться в ванной. Она была для него самым опасным местом в доме. Опаснее, пожалуй, даже чем балкон. Вода, холодные трубы и блеск кафеля, запросто могли на время обратить его в какого угодно монстра. Однако сейчас, пренебрегая опасностью Сергей, пытался понять, видела Алена его руки, или не видела? Вдруг она все-таки заметила начало трансформации? Правда, у него только кисти покрылись пушком. Да еще с ногтями что-то происходило. Лицо-то выглядело нормальным. «Стоп,» — остановил сам себя Муромцев. — «А было ли оно нормальным? Почему ты, друг ситный, так уверен в этом?». Трезво поразмыслив, Сергей все-таки пришел к выводу, что с лицом у него было все в норме. Появление шерсти на лице мужа вызвало бы у совершенно неподготовленной Алены гораздо более бурную реакцию, чем та, которую Муромцев наблюдал. Нет, это была просто обида.

Успокоив себя, таким образом, Сергей как всегда с опаской принял душ и, стараясь больше ни о чем не думать, вернулся в спальню. Там он лег, прижавшись к теплому телу жены. Муромцев так и пролежал, без сна и почти без движения всю ночь, физически ощущая бодрствование Алены, как всегда в таких случаях, забывшуюся беспокойным сном только под утро. Это была, пожалуй, самая тяжелая ночь в его жизни. Спать Сергей не хотел и не мог, но его глаза смертельно устали. Давая им, отдых Муромцев зажмурился и стал вспоминать вчерашнее заседание Совета.

Будто наяву он видел холодный, безразлично-серый мрамор старого здания на Пятой авеню, недалеко от Бродвея. Самый центр Нью-Йорка, вечно не спящего города и поэтому идеального пристанища всех Темных. Не зря по сводкам Инквизиции это самое криминальное место в среде Иных. В любом грязном азиатском или африканском городишке, каких еще немало в мире, среди нищих трущоб и современных небоскребов нет столько нарушений Контракта, как в этом самом большом городе цивилизованной богатой Америки.

Размышляя о Штатах, Сергей вспомнил, что именно там началась история «Подземного Дозора», которую он с блеском завершил несколько лет назад. Это случилось через несколько месяцев после Чукотки. Интереснее его была только история, получившая в архивах Инквизиции, такое несколько двусмысленное название, как «Кремлевский Дозор». А история «Первого Дозора», если бы она не была тут же засекречена Инквизицией и обоими Патрулями в придачу, то ее можно было смело вносить в учебные пособия для Иных. Всему свое время. Муромцев подумал, что может быть, когда либо в будущем, уже полностью отойдя от дел, он расскажет о ней… «Как же расскажет,» — тут же пришло ему в голову. — «Если Трване позволят».

В масляном свете тусклого, периодически гаснущего ртутного фонаря было видно, что снегопад прекратился, и сквозь редеющие тучи несмело пробивается забитое городским фоном мутное пятно Луны.