"Третья книга трилогии «Секретный Дозор»" - читать интересную книгу автора (Мишин Юрий)

Глава 7

Осторожно поднявшись по скрипучим деревянным ступеням в спальню, расположенную в дальнем углу мансарды Муромцев убедился, что Алена спит. Дрыхнет без задних ног, как и положено любому нормальному человеку в шестом часу утра. Потом он спустился на первый этаж и, не зная, куда себя деть от безделья, принялся, стараясь не шуметь, бесцельно бродить по небольшому холлу, который Муромцевы иногда использовали как гостиную. Сразу после переезда из города Алена заставила его закупить простые деревянные рамки и развесить по стенам тщательно отобранные ею фотографии. Получилось несколько аляповато, но зато теперь гостям было на что посмотреть.

Сергей остановился напротив черно-белого изображения, которое можно было бы назвать — «Алена ведет прием». Рядом с женой одетой в белоснежный накрахмаленный халат был виден какой-то не в меру упитанный ребенок и небольшой кусочек его… по всей видимости бабушки. На следующей фотографии Алена была снята у моря. В купальнике и широкополой соломенной шляпе она, на фоне белого круизного теплохода, руки в боки, смотрела в синеющую даль. «Крым, недалеко от Ялты, — вспомнил Муромцев. — Это она сразу после свадьбы. Отдохнули тогда на славу». Целый месяц полного безделья и расслабухи. Пусть на последние стройотрядовские деньги, но зато с шиком и есть что вспомнить. Сергей пытался охотиться между густо поросших водорослями и ракушечником камней, но рыбы почти не было. Только раз мелькнула на грани видимости случайно заплывшая сюда кефаль. Бычки же и прочая прибрежная мелюзга его совершенно не интересовали. В конце концов, Муромцев от расстройства забросил ружье и стал, как выражалась Алена знатным краболовом. Ныряя с маской и ластами, Сергей поднимал с глубины довольно крупные экземпляры и дарил Алене, которая вволю наигравшись, отпускала их обратно.

Потом городской пляж им надоел и Муромцевы за небольшую плату арендовали у какого-то местного жителя лодку. Полученное ими практически за бесценок плавсредство было старым, ржавым, но еще на удивление крепким и вполне мореходным. На взгляд Сергея у лодки был один единственный недостаток. Чрезвычайно тяжелые, неизвестно из чего сделанные весла, которые приходилось каждый вечер возвращать хозяину «бо их жулики нэ спэрли», поднимаясь довольно высоко в гору. Алена говорила, что в конце подъема уставший Сергей сильно смахивает на Иисуса, несущего на Голгофу свой крест. Муромцев, проклиная древнюю конструкцию весел, отвечал жене, что тогда скорее уж на апостола Андрея. Кажется, именно он был рыбаком.

Как бы то ни было, а лодку они брали каждый день. Посудина давала им возможность уплывать далеко от пляжной суеты в небольшие, отгороженные прибрежными скалами бухточки и заводи. Муромцевым, как молодоженам это очень нравилось. Лодка была вся пропитана запахом рыбы. Под решеткой настила хлюпала и плескалась несвежая вода с разнообразным рыбацким мусором. Как ни странно, чистюлю Алену это совсем не смущало. Видимо на отдыхе у нее были совершенно другие понятия о санитарии. Как только Сергей сталкивал лодку в воду и вставлял весла в веревочные уключины, Алена, щуря глаза от солнца и довольно улыбаясь, укладывалась уже порядком загоревшей и местами облупливающейся спиной на среднюю банку. Ноги она либо свешивала прямо в воду, либо переплетала их, покачиваясь вместе с посудиной.

Иногда хозяин давал им слабенький, и такой же древний как сама лодка «Ветерок». С мотором их плавсредство становилось гораздо шустрее. В хорошую погоду оно под управлением Сергея, резво двигаясь «чушиным галопом» поднимало носом «крутую» волну. Лодка хлопотливо тарахтела мотором вдоль берега минут по двадцать, унося Муромцевых в самые укромные уголки южного берега Крыма. Дальше забираться Сергей не решался по той простой причине, что дядя Яша не давал никакой гарантии на работоспособность «Ветерка». «Вин же був вже старый, як чумацкая телега, ишо при Леониде Ильиче, — говорил он, всякий раз провожая Муромцевых до калитки своего небольшого, утопающего в зелени дома».

Вдоволь накатавшись, они забирались в какую-нибудь укромную бухту еще не занятую такими же, как и они, любителями уединения. Обычно там сильно пахло морскими водорослями, выброшенными весенними штормами и давно высушенными солнцем. К нему примешивались запахи соли, нагретых скал и еще чего-то неуловимого. Того, что обычно чувствуется только на берегах южных морей. Нос их посудины, хрустя гравием, застывал, упершись в берег, а корма принималась мерно покачиваться в такт ленивым пологим волнам. Привязав лодку, Муромцевы долго купались, балуясь в воде как дети. Устав Алена поднималась на борт и, перегнувшись через его край, смотрела, как ее Сережка ныряет. Иногда он довольно долго не показывался на поверхности, уходя под нависающую над песчаным дном скалу, сильно ее этим пугая. Потом пробкой вылетал на поверхность, не торопясь вентилировал воздух в полном соответствии с наукой апноэ и снова уходил под воду. Вдоволь нанырявшись, а иногда и просто замерзнув (вода у дна была совсем не теплой) Муромцев тоже забирался в лодку, хватаясь за ее обшарпанный борт, и грелся рядом с Аленой.

Лежа на носовой банке, Сергей смотрел на коричневую, как какая-нибудь папуаска Алену, любуясь ее стройным с большой мерой осторожности, сотворенным природой телом. Все в ней остановилось, не переступив ни на малую толику границ девичьей легкости, все говорило о полете, танце, невесомом воздушном беге. Маленькой головке было так естественно гордо запрокидываться, а талии послушно изгибаться в полном соответствии с желаниями их хозяйки.

Когда жара становилась невыносимой, они прятались в тени скал. Потом снова купались, а к вечеру здоровый голод гнал Муромцевых сначала на лодочную стоянку, а потом в ближайшее кафе. С самого начала они облюбовали «Коралл» с его простой, но вкусной кухней и вполне приличным домашним вином. Там они сидели довольно долго, слушая музыку и даже иногда танцуя. Сергей не любил и не очень умел танцевать, но всегда поддавался на уговоры жены, стараясь ее не обижать, понимая тягу молодой женщины к ритмичному движению под негромкую музыку. По мере приближения вечера жаркий полуденный блеск солнечных зайчиков на поверхности лежащего внизу моря сменялся бирюзово-сиреневыми разводами.

Алена всегда внимательно следила за тем, как расплавленный медно-красный диск солнца сначала медленно, словно нехотя, а потом все быстрее и быстрее снижаясь, сначала слегка касался сверкающей на горизонте полоски воды, а потом плавно погружался в темнеющую буквально на глазах воду.

Иное дело небо. Почти сразу, как заходило солнце, далеко на горизонте загоралась первая звезда. Вокруг неё, осторожно тронутая темнотой синь, вдруг начинала насыщаться васильковым оттенком. Чистым и глубоким. Дальше на Запад синева переходила в размытую светящуюся зелень, которая постепенно бледнела, пока не растворялась совсем в желто-розовом зареве. Там поверхность моря, приобретала те же самые оттенки и, уже трудно было различить, где между ними проходит почти незаметный для человеческого глаза горизонт. К Востоку же, откуда медленно, но верно наступала ночь, жар заката оказывал все меньшее влияние на цвет воды и неба. Там они почти сразу темнели и затаивались в непроглядном мраке.

Муромцев вздохнул не совсем вовремя накрытый приятными воспоминаниями и, хотел было совершить еще один вояж вокруг дивана, но его остановило небольшое фото. Оно висело чуть ниже и левее крымской фотографии. На нем был он сам. В гидрокостюме. На берегу Вьюновского озера. Тоже довольно старый снимок. В тот год летом было мало дождей, вода в торфяных озерах Балахнинской низины очистилась. Стала вполне пригодной для охоты. Иногда видимость здесь достигала двух — двух с половиной метров. Польстившись на рассказы о просто чудовищных карасях, Сергей вместе с Аленой и Сапожниковыми организовали воскресный вояж на Вьюновское. На вечной Гошиной «Ниве» они чудом пробились к озеру по абсолютно непроходимой для легковых машин просеке. Хотя Вьюновское, стало, уже не столько озером, сколько болотом, рыба в нем была. Муромцев, быстро натянув гидрокостюм, полез в воду, оставив других членов его маленькой экспедиции на съедение местным комарам-вампирам.

Вода действительно оказалась довольно прозрачной. Обещанных ему Белкиным двух с половиной метров видимости не было, но метра полтора-два было совершенно точно. Уравновесившись в воде и разнырявшись, Сергей уже минут через двадцать периодически погружаясь, медленно плыл вдоль густых зарослей водной растительности. И все бы было в тот день хорошо, если бы не его неопытность молодого подвоха, помноженная на самоуверенность характерную для почти всех молодых сотрудников силовых ведомств.

Как только дно под Муромцевым круто ушло вниз и перестало проступать сквозь окрашенную мельчайшими торфяными частичками в красно-коричневый цвет воду, он повернул в сторону берега. Не так давно занимающийся охотой, Сергей не знал и не мог знать, что такое ложный берег. Хуже него для подвохов может быть только ложное дно. Да и то не всегда. Один из самых, если не самый экстремальный, вид спорта всегда преподносит своим поклонникам, особенно новичкам, массу всевозможных и, как правило, малоприятных сюрпризов. Именно такой и был уготован озером для Муромцева.

На кукане уже болтался один карасик под килограмм веса, когда вдалеке, показался экземпляр показавшийся намного крупнее. Развернувшись, Сергей с еще большей осторожностью стал приближаться к берегу, пока не уперся в густо растущие вниз корни, сплошной стеной, идущие вдоль берега и уходящие вниз на глубину около двух метров. Вся эта картина чем-то отдаленно напомнила ему мангровые заросли, виденные в одной из популярных телепередач о природе юго-восточной Азии. Между корнями все-таки были небольшие проходы, вполне достаточные, для того, что бы пролез подвох средней комплекции. За ними, сквозь наросшую бахрому бурой растительности темнела вполне прозрачная вода. Именно туда, скорее всего и скрылся его «зачетный» экземпляр. Осмотревшись, как следует, провентилировав легкие, Муромцев вдохнул, сколько смог воздуха и пошел вниз. Погрузившись примерно на полтора метра, он довольно легко протиснулся сквозь переплетение корней и оказался под ложным берегом.

Только потом, беседуя за рюмкой чая в Нижегородском подводном клубе со старыми подвохами, он узнал от них, куда попал на Вьюновском. Именно в таких низинных озерах, имеющих склонность превращаться со временем в болото, существует опасность ложного берега. Прибрежная флора, разрастаясь медленно, но неуклонно формирует плотный поверхностный слой, принимаемый подвохом за береговую линию. Однако само по себе это не опасно. Человек, будучи одетым в гидрокостюм не утонет и в болоте, даже если очень захочет. Гораздо хуже другое. В погоне за рыбой неопытные подвохи подныривают под эти такие заманчивые своды привлекаемые необычно прозрачной, отстоявшейся водой.

Потом правда приходится вызывать службу спасения, что бы достать оттуда их посиневшие трупы. Муромцеву объяснили, что он легко отделался. «Ты вот что пойми, Сергей, — говорил, наливая ему в кружку добрую поллитру пива, инструктор клуба, — хотя под ложным берегом прозрак и есть, но, во-первых, там темно из-за толстого слоя растительности над головой, а во-вторых, тесно. И стоит чуть неаккуратно пошевелиться, сделать неосторожное движения и все! Каюк подвоху. Сразу ничего не видно. Муть и со дна подымается и сверху сыпется. Кисель. Короче говоря — мрак. Куда плыть? Где выход? Неизвестно. Вот и остаётся там наш молодняк».

То же самое — один в один случилось и с Муромцевым. Проплыв за своим карасем несколько метров он задел за свисающие с потолка корни и видя, что вода стремительно мутнеет, решил вернуться. Пытаясь развернуться в тесном пространстве, он поднял своими длинными ластами такое облако мути, что сразу потерял ориентировку. Воздуха у него было еще секунд на сорок, и Сергей принялся лихорадочно искать выход, вслепую ощупывая руками пространство вокруг себя. Время шло, а прохода между корнями все не было. За закаленным стеклом маски клубилась красно-коричневая тьма, сквозь которую ничего невозможно было разглядеть. Муромцева тогда спасло, что он как-то сумел заставить себя успокоиться. Стараясь экономить остатки драгоценного воздуха, он не стал тратить время и силы на бесполезные попытки пробить ножом себе выход в озеро. Муромцев поплыл вдоль стены из корней в поисках спасительного прохода. Уже совсем без воздуха, когда сердце готово было выскочить из груди, а легкие жег нестерпимый огонь, левая рука Сергея провалилась в пустоту и, он из последних сил рванулся вперед.

Потом отдыхая, Муромцев еще долго лежал на поверхности воды, а через дыхательную трубку в его легкие тек такой сладкий, такой свежий, богатый живительным кислородом воздух.

Он так ничего и не рассказал Алене, справедливо полагая, что узнай она о его приключениях, запрет на охоту был бы наложен незамедлительно и навсегда.

Разглядывая себя на старой фотографии, Сергей улыбнулся этой маленькой тайне. И хотя секретов между супругами никогда не было, кое-что все же Алена не знала. Не знала она и о его злоключениях в компании с Назимовым при облётывании «А-22». О том случае напоминала большая цветная фотография, висящая на противоположной стене у самой двери в кухню. Муромцев подошел к ней и вгляделся в степной пейзаж. На фоне весенней уже позеленевшей степи перемежающейся со свежей чернотой пахоты, красовался небольшой яично-желтый верхнеплан. Сергей стоял рядом с крылом, а из кабины выглядывал улыбающийся Михаил Иванович. Это они после первого вылета.

В тот год их аэроклуб нашел-таки спонсора для приобретения двухместного учебно-тренировочного самолета. Выбор пал на легкий «А-22», он же «Шарик». Довольно быстро нашелся и продавец — один из Украинских клубов, закрывающийся по финансовым соображениям. Руководители сговорились о цене и Назимова направили для проверки годности покупаемого аэроплана. К нему в компанию Муромцев напросился сам. Алена до предела была занята делами рекламного агентства, а последнюю неделю первого в жизни Сергея отпуска в его бытность сотрудником ФСБ, чем-то надо было занять. Не лежать же на диване в такую прекрасную весеннюю погоду?

Аэроклуб — банкрот располагался на окраине небольшого степного городка и почти в сотне километров от областного центра. Возможно это и послужило причиной финансовых трудностей. Не каждый решится ездить в такую даль ради часового полета. Как бы то ни было, а продаваемый самолет местным авиатехником был подготовлен, осмотрен Назимовым и, в общем, признан годным к приобретению. Первый полет прошел нормально. «А-22» шустро взлетал, набирал высоту и, судя по всему, был готов еще послужить Нижегородским любителям авиации. Однако Назимову не очень понравилась работа одного из контуров системы зажигания. Наказав технику привести его в порядок, Михаил Иванович вместе с Муромцевым отбыли в местную гостиницу. Очередной полет был назначен на завтра.

С раннего утра они уже были на летном поле и принялись готовить самолет к вылету. Перед запуском появился директор аэроклуба в сопровождении юриста для подписания договора купли-продажи. Пока Муромцев и Назимов занимались проверками, а механик второпях заправлял «А-22», местные авиаторы стали накрывать на стол, намереваясь после полета обмыть удачную для обеих сторон сделку.

Вначале все шло хорошо. Легко оторвав машину от земли, Назимов стал по коробочке набирать высоту. На полутора сотнях метров они вывели обороты двигателя на разрешенный продолжительный максимум в пять тысяч оборотов и, стали ждать набора скорости постепенно удаляясь от взлетной полосы. Весело поблескивая яркой краской, самолетик разогнался уже до ста пятидесяти километров в час, а стрелка указателя скорости все еще продолжала свое движение. Полет проходил нормально. Назимов по его собственному выражению рулил, а Муромцев от нечего делать таращился на открывающиеся с высоты птичьего полета буколистические пейзажи незалежней Украины. Так они и летели пока совершенно неожиданно не сдох двигатель. Мотор отказал сразу и начисто. Вялая попытка его реанимировать, предпринятая Михаилом Ивановичем при посильном участии Сергея ни к чему не привела. Тогда, посмотрев друг на друга, они дружно толкнули штурвалы от себя и стали разворачивать «подбитый» «А-22» в сторону летного поля. Вскоре им обоим стало ясно, что дует довольно сильный встречный ветер.

Ситуация складывалась очень интересная, потому как на аэродром они уже никак не попадали. Не попадали даже на окружающее его озимое поле с более или менее ровной поверхностью. «Высота сто тридцать, — объявил Назимов. — Шо робыть будэм хлопец? Хдэ примостить сей гарный украиньский самолет?» Сергей посмотрел вниз. Под крылом была только глубокая весенняя пахота, куда сажать машину с неубирающимся шасси может только умалишенный. Муромцев заикнулся было о полевой дороге, но она была такой извилистой и неровной, что от этой идеи Михаил Иванович тоже отказался.

Высота катастрофически уменьшалась и с той же скоростью уменьшались их шансы на благополучную посадку. «Не знаю как твоя Алена, а Светка меня точно убьет, — сообщил Назимов». «Может быть спассистема? — неуверенно предложил Сергей. — Пока еще есть высота». «Уже почти нет, — возразил Михаил Иванович и, скомандовав Муромцеву, — А ну держись крепче!» — рванул красную рукоять спасательного парашюта. Сергей успел только бросить взгляд на высотомер, который показывал немногим меньше восьмидесяти метров. В этот момент раздался глухой хлопок сработавшего пиропатрона. Затем последовало торможение, резкий рывок и спустя пару секунд они вместе с самолетиком вполне благополучно повисли в полусотне метров от земли на почти мгновенно раскрывшемся куполе спассистемы.

Однако, на этом их приключения не закончились. Как почти сразу выяснилось, «Шарик» имел вредоносную особенность. Спускаясь на парашюте, он самопроизвольно вращаться вправо. Поворачиваясь, он тем самым неизбежно закручивал стропы, а с ними и сам купол. С этим поделать уже точно ничего было нельзя. Медленно покачиваясь под неуклонно уменьшающимся шелковым полотнищем вместе с подлым «А-22», они бездельничали, гадая, что случится раньше. Мягкое приземление на пашню или купол окончательно погаснет еще в воздухе, и они рухнут на землю. Михаил Иванович пытавшийся штурвалом хоть как-то стабилизировать вращение, был настроен крайне пессимистично. Сергей же напротив, все еще надеялся на благополучный исход. Они даже хотели заключить пари на ящик коньяка, но не успели. Судьба распорядилась по-своему. Оба оказались не правы. Купол парашюта свернулся в трех метрах от земли. После этого, чудо украинского авиапрома вместе с экипажем, совсем как та самая Миргородская свинья, свалилось в грязь. Самолет естественно сразу же потерял товарный вид, превратившись в кучу никому не нужного хлама. Но это их мало заботило. Они с Назимовым отделавшиеся легкими ушибами, кое-как выбрались из кабины, что бы тут же «по самые уши», как выразился Михаил Иванович, утонуть в пахоте. Пытаясь вытащить ноги из раскисшего чернозема, они лениво переругивались друг с другом по поводу ящика коньяка.

За этим занятием их и застали местные аэроклубовцы. На удивление начальник не выглядел сильно расстроенным. Как оказалось, самолет был застрахован, так что свои деньги клуб все равно получит, а в качестве компенсации за доставленные переживания, Назимов с Сергеем были приглашены к обильному и уже давно готовому столу.

Муромцев протер салфеткой стекло с рамкой и повесил фотографию на место. «Дело было в керосине, — пробормотал он и, вздохнув, прошел в кухню». Там Сергей нашел себе занятие, вспомнив, что еще с ночи дожидается своего часа его вчерашний (или уже сегодняшний?) улов. Почистив, посолив и сложив в холодильник рыбу, Сергей убрал все за собой, тщательно вымыл руки и, хотел идти к Алене в спальню. Потом неожиданно раздумал. Прошел в душевую, здраво рассудив, что как бы ни была чиста речная вода, а ополоснуться, прежде чем лезть в постель все же следует.

Бесшумно ступая по ворсистой дорожке, Муромцев, пройдя по коридору, открыл дверь и вошел в душевую. Вспыхнул мягкий приглушенный свет, озаривший от пола до низкого потолка бело-голубую, только недавно законченную ремонтом комнату. Сергей выбрал бы другой цвет, более теплый, живой, но Алене нравились прохладные тона и, Муромцев молча, смирился с дизайнерскими изысками жены. Бросив рыбацкую одежду в бак, Сергей откатил дверь душевой кабины и вступил в сверкающую стерильную белизну современной бытовой сантехники.

На покупке кабины опять же настояла Алена. Сам он прекрасно обошелся бы и ванной комнатой в традиционном стиле. Однако жена потребовала в качестве компенсации за согласие жить в деревне, обеспечить ее здесь полным набором городских удобств. Что касается самого Муромцева, то весь этот кафельно-металлический блеск больше раздражал его, чем доставлял удовольствие. Душевая кабина, почти вся утыканная изнутри как еж короткими пластиковыми иглами форсунок была настолько ярко освещена, что было больно глазам. Прикрыв веки, Сергей одновременно включил воду и музыку. Было странно, но бьющие со всех сторон горячие струи каким-то неведомым образом соответствовали грянувшей из динамиков мелодии. А может быть, ему так только казалось. Во всяком случае, он с удовольствием прослушал композицию из кинофильма «Шербурские зонтики». Потом зазвучало еще что-то настолько способствующее релаксации, что ему впервые, за последние годы, действительно захотелось спать. Изменив настройку температуры, Муромцев с минуту вертелся под холодными струями, потом решив, что вполне достаточно вышел и стал растираться мохнатым полотенцем.

Сергей стоял перед зеркалом, когда ему в голову неожиданно пришло, что неплохо бы потренироваться перед грядущей битвой. Как это делают спортсмены. Или военные. Правда у них это называется учениями. А какой он военный? Так, видимость одна. Да и то было раньше, когда Муромцев по великим праздникам вынужденно надевал форму с темно-синими рантами и таким же околышем. Сергею вдруг стало смешно. А чего он, собственно говоря, переживает? Попробует. Сделает все что сможет. Получится — хорошо. Все опять пойдет как прежде. По накатанной. Патрули вернутся к своим междоусобным, невидимым человечеству склокам, а он к своей подводной охоте. А если не получится… Что ж, если не получится, то вся человеческая цивилизация, скорее всего, закончится большим пшиком. Десять тысяч лет коту под хвост. И все из-за ошибки каких-то американских военных в далеком сорок седьмом. Настоящих виновников и в живых-то уже может нет никого. Тогда он, Сергей Муромцев, отмучится вместе с Иными и всем человечеством в придачу. Только вот Алена…

Сергей тряхнул головой, отгоняя безумное по своей сути видение Алены, закованной в наручники и понуро идущей в толпе таких же, как она пленённых людей к гигантскому космическому кораблю. Конвоировали их маленькие зеленые, почему-то очень похожие в воображении Муромцева на чертей Трване. «Бред, какой-то, — подумал он. А вот тренировка дело хорошее и лучшего места и времени не найти. Алена спит и здесь его никто не видит. Приступим, Сергей Михайлович? — спросил он сам себя. — Только что он может сделать? Или изобразить? Хорошо, что заклинания помнит. Потусторонний Радомир за последнее время на пару с любимым Сумраком настолько хорошо вбил их ему в голову, что разбуди ночью, да еще после литра выпитого и то не ошибется. Да и как ты это себе это представляешь? Тренировочный вызов «Черного Тополя»? Ничего себе шуточки! Да еще в собственном доме, с Аленой под боком. Брось дурить, — одернул он себя. — Лучше пойди и поспи, если получится».

Так Муромцев стоял перед огромным — во всю стену зеркалом, строя сам себе рожи. То страшные, то комические. Недавнее желание лечь в постель у Сергея напрочь исчезло. Все закончилось тем, что Муромцев, наблюдая себя в зеркало, ради смеха выдал на-гора целый каскад разнообразных монстров, превращаясь в одного за другим по своему желанию. Чудовища, достойные бреда сумасшедшего, сменяли друг друга со скоростью калейдоскопа. Некоторых, он не успевал даже толком рассмотреть. Всю эту, вызванную им к жизни галерею Сумеречных существ завершила тварь с грубой бугристой блестящей кожей серебристого оттенка. Она лишь весьма отдаленно напоминала человека. У монстра был широкий жабий рот, маленькие, далеко отстоящие друг от друга злобные глазки и почему-то копыта.

С облегчением вернувшись в человеческий облик и, скривившись от омерзения к самому себе, Муромцев покинул санузел. Тренироваться почему-то расхотелось. Тихо войдя в спальню, Сергей прислушался к спокойному дыханию жены. Алена спала. Тогда Муромцев прилег рядом с ней на кровать, осторожно натянул на себя до самого носа простыню, закрыл глаза и расслабился. Это было его ошибкой. Не успел Сергей ничего понять, как погрузился в очередной транс.

На этот раз небесные каверны были светло-серые и вращались не на сером, а на голубом фоне. К такому Сергей не привык. Но что его поразило больше всего, так это много вариантность, скорее даже калейдоскопичность увиденного. Непостижимым для него образом Муромцев одним взглядом охватывал, почти всю Землю. По крайней мере, те ее районы, где происходила подготовка к отражению инопланетян.

Этот потрясающий вид открывался ему одновременно не только с высоты, откуда он видел общую картину происходящего. Муромцеву были доступны и близкие крупные планы. Так в первую очередь его внимание привлекла авиабаза «Поставы-3», расположенная на западе Витебской области. Видимо еще не так давно совершенно заброшенная, она усилиями Инквизиции была восстановлена. Теперь на ней базировался полк Хранителей. Двумя ровными рядами стояли новенькие, только что с завода истребители «МиГ-29». Муромцев видел даже копошащихся рядом с самолетами людей. Или Иных? Разобрать он не мог. Да и не пытался. Какая разница? То же самое происходит сейчас и на человеческих аэродромах.

Полки, крылья и другие авиационные подразделения Иных были разбросаны почти по всему Земному шару. «О чем они думают? — пришло Сергею в голову. — На что надеются? Как успеют собрать всю эту мощь в нужном месте?» Изображение под Муромцевым менялась, поворачивалась, показывая теперь какую-то авиабазу на территории США. Картинка была немного смазанной, но Муромцев различил висящие в воздухе над летным полем четыре «F-117». Остальные машины находились на земле. Это были самолеты — невидимки. «Слабая надежда, — подумал Сергей. — Трваны, с их техническим потенциалом, вероятнее всего отследят даже эти боевые машины».

Вскоре он обнаружил, что может по своему желанию приближать объекты. Муромцеву удалось рассмотреть нашивку на рукаве пилота, сидящего в кабине «Миража» недалеко от Марселя. Этот молодой французский летчик, как впрочем и подавляющее большинство Хранителей, был слабым Иным. Не выше шестого уровня. Парень чем-то там занимался, но потом поднял голову в белом высотном шлеме и посмотрел в сторону Муромцева. Сергей видел, как пилот прикрыл глаза, по привычке всех слабых, или неопытных Иных, смотрящих сквозь Сумрак. А потом Муромцев неожиданно для себя самого почувствовал слабые попытки сканирования. Француз крайне неумело прощупывал его.

Сергей был поражен. Этого просто не могло и, не должно было быть. Где он и где этот слабый молодой Иной? Пилот в любом случае не может, не должен был его видеть. «Или должен? — засомневался Муромцев» Как бы это ни было удивительно сканирующий его Иной вдруг дернулся, как от сильной боли и рефлекторно прикрыв рукой глаза, отвернулся. «Что за дела, такие? — удивился Сергей. — Выходит он меня все же видит? Как это может быть?»

Отдалив от себя картинку Муромцев, перенес взгляд на Сибирские просторы. Ракетная база в глухой тайге. Приближение и все та же история. Копошащиеся у закрытой маскировочной сетью ракетной установки солдаты. Невидимый для них, стоящий на небольшом отдалении в качестве контролера — Инквизитор. Балахонщик, один в один повторяя действия француза, откинул с головы просторный капюшон и посмотрел в сторону Сергея. Муромцеву показалось, что он буквально встретился глазами с Инквизитором. Конечно, это была только иллюзия. И точно также как пилот «Миража» Инквизитор, попытавшись прощупать Сергея, тут же второпях отвернулся.

Над дневной стороной планеты в иссиня голубом небе вращались многочисленные каверны. Картина была необычайно красивой и зловещей одновременно. Муромцеву уже не казалось, что он висит в пространстве над Землей. Забыв, что он на кровати рядом с Аленой, Сергей, будто действительно был там. Он сам, вся его до отказа заполненная Сумраком сущность Иного, отныне и навсегда срослась с материнской субстанцией. Растворялась в нем, заполняя собой постепенно все занимаемое Сумраком пространство.

Муромцев чувствовал, что сейчас происходит то, о чем ему много раз говорил Радомир. Сумрак и он, Светлый Иной Сергей Муромцев, освоили друг друга. Соединились в единое целое. Количество Силы, постепенно накапливаемое им, как и следовало ожидать, скачком перешло в качество. Поначалу Сергей не мог понять, где находится. Потом вдруг сама собой неожиданно пришла разгадка. Он везде и одновременно нигде. Он и есть сам Сумрак, а Сумрак это и есть он. Странно и непонятно. Муромцев обнаружил, что на каком-то этапе своего превращения перестал ощущать в себе Силу. Он уже не оперировал ей, не использовал ее, постоянно контролируя расход, направление, правильность трудных заклинаний, степень корявости магических жестов… Не старался соблюсти баланс, не ощущал Светлую или Темную ее стороны. Сила сама подчинялась его мысли, текла через него. Он сам был этой Силой.

Отныне Муромцев с Сумраком были единым гигантским организмом. Да и Сергей ли он? Муромцев? Конечно, уже нет. Он почти не помнил его. Тот Иной, который носил это имя, перестал для него существовать. Сергея теперь нет, а возможно и никогда не было. Его имя отныне Сумрак. Альфа и Омега для всех Иных и все они, его подконтрольные слуги. Сумрак видел и чувствовал каждого своего слугу. Всех их до единого. От уже давно старчески немощного Великого Инквизитора и до самой молодой, только что инициированной десятилетней девчонки в Токийской Ночной Службе. Вот Питерский Инквизитор Владимир в своем офисе разговаривает с кем-то по телефону. Кто его собеседник и о чем ведется беседа, Сумраку не составляет труда узнать. Стоит только захотеть… Вот как всегда мрачный бывший вампир, а ныне Инквизитор Лукман. Высший Нью-Йоркский кровосос в не менее чем он сам мрачном и темном подвале Всемирной Инквизиции координирует… Ну пусть этим и занимается… Нужное дело. Хотя и практически бесполезное. Сумрак все видел, все замечал и все контролировал.

А за осознанием себя и своих возможностей пришло Знание. Знание обо всем, что происходит и даже немного о том, что происходило… Но информация из прошлого была крайне отрывочной, прерывистой. Получил Сумрак и Знание обо всех. Обо всех Иных Земли. Это было странно, сложно, непривычно и… больно. Чувствовать восторг и радость вновь инициированных, тревогу и печаль Инквизиторов, страдание и боль гибнущих в междоусобных схватках Иных, горе и тяжкую, вековую усталость Древних… Так Сумрак узнал, что зловредного Баллора, главу дрампиров Кельна, кто-то подтолкнул к нападению на транспортный самолет везущий лежку Радомира. Произошло это в самый последний момент. Приказ своим кровососам был отдан Баллором уже на их подлете к Салехарду. И Глава Кёльнской секты очень не хотел отдавать этот приказ, но его заставили. Грубой совершенно непреодолимой для дрампира Силой сломив его отчаянное сопротивление. К тому же этот кто-то затратил огромное количество Силы. Она была потрачена, что бы к нужному сроку перебросить из центральной Европы в русское Заполярье целую свору озверелых, полностью потерявших над собой контроль кровососов.

Сумраку стало известно, что и старшина Нижегородских вампиров Юсупов, убивший несколько лет назад сотрудника Ночного Патруля и чуть не погубивший кандидата в Иные — Муромцева, тоже был кем-то рекрутирован для последней в его жизни охоты. Как и в случае в Баллором след вел на территорию России, но там терялся в хитросплетениях давно отработанных линий реальности.

Впрочем, прошлое сейчас мало интересовало Сумрак. Насущные проблемы Иных беспокоили его гораздо больше. Сумрак чувствовал угрозу своему существованию. Страхи и опасения Иных Земли по поводу предстоящего вторжения Трванов, помноженные на гораздо более слабые чувства массы людей сильно беспокоили его. Заставляли реагировать на происходящую по всей планете подготовку к обороне. Сумрак не привык часто вмешиваться в дела Иных. От случая к случаю, он карал некоторых из них. Наказание было всегда одно. Сумрак растворял их в себе. Полностью и навсегда. Лишь отдельные, самые сильные Иные борясь с ним, сохраняли возможность вести в Сумраке жалкое существование в облике бесплотных теней. Еще реже он позволял себе, если чувствовал в этом острую необходимость создавать и направлять к Иным малую толику своего я. Оно, оторвавшись от Сумрака вселялось в человека и начинало жить своей обособленной жизнью, творя впрочем его волю. Были и другие виды вмешательства, но они применялись Сумраком всего раз или два за тот огромный промежуток времени, когда он впервые осознал себя, как нечто, обладающее зачатками разума.

Те времена давно канули в лету. Появились и исчезли динозавры, расплодились млекопитающие. Затем возник человек, а с ним и Иные. Только с их приходом на планету Сумрак действительно стал полностью самодостаточной, сложно организованной системой. С появлением человека у него появились и первые проблемы. Бурная, бесконтрольная деятельность еще немногочисленных Иных то и дело грозила потерей равновесия, а с ней и самому существованию Сумрака. Людское племя множилось. Пришлось немного сократить человечество, но после ледниковых периодов все началось заново. Некая стабильность пришла после того, как Иные договорились между собой. Однако все равно время от времени Сумраку приходилось вмешиваться.

В последнее время ему стали докучать сначала люди, а потом и кое-что другое. Сумрак сам не мог понять, как в нем появилась и стала разрастаться, словно злокачественная опухоль, отдельная почти не подконтрольная ему область. В ней множились питающиеся Силой и самим Сумраком мутировавшие Иные. Эти расплодившиеся не в меру зловредные сущности стали все чаще проникать в человеческий мир нанося вред и Иным и людям.

А теперь вот новая напасть. И, хотя Сумрак не имел ни малейшего представления о загадочных существах, собирающихся прибыть на его планету, он знал, что их появление это новая серьезная угроза. Нет, страха он не испытывал, но определенную тревогу, как и его слуги, готовящиеся к войне, естественно ощущал. Раньше он знал все про своих слуг, но что сейчас могли значить вот эти взгляды вверх? И почему вверх? Это было странно. Сумрак этого не понимал. И когда ему понадобилось узнать, что же увидели над собой в таком ласковом для них голубом небе готовые к схватке Хранители, мрачные Инквизиторы, стоящие на страже у пусковых установок стратегических ракет, что увидели все остальные Иные к которым он приближался, то Сумрак просто захотел этого. Увиденное, поразило его. Сумрак увидел себя. Самого себя их же, до нельзя удивленными глазами, ибо в каждом Ином был он, Сумрак, и была его Сила.

Высоко в небе медленно клубилось полупрозрачное, едва различимое грязно-серое образование, сотканное из миллиардов тончайших нитей. Оно, то слегка сжималось, съеживаясь, становясь меньше и от этого плотнее, то вновь приобретало прежний размер примерно в одну десятую часть небосвода. Пульсации Сумрака совпадали с периодическими незначительными изменениями его цвета. Размытое клубящееся пятно напоминало то мокрый асфальт, омытый нудным осенним дождем, то едва заметное легкое весеннее облачно, неподвижно застывшее в безветренном небе. Но каким бы оно ни было это зрительное для всех Иных проявление Сумрака в нем явственно угадывались черты человеческого лица.

Искаженное непрерывно меняющейся структурой Сумеречного образования, размытое, но тем не менее достаточно похожее на… На кого? Сумрак никак не мог понять на кого именно и, это причиняло ему доселе незнакомое чувство мучительного беспокойства. На кого-то очень знакомого… «На… На него самого! На меня! — медленно осознавал Сумрак. — На меня прежнего. На того, который… стал мною…».

Муромцев дернулся и открыл глаза. Он увидел склонившееся над собой встревоженное лицо молодой женщины и долго не мог понять, что это Алена. А когда понял, то испугался.

— Проснулся, вот и хорошо. Дурной сон видел? — спросила жена, взъерошив ему волосы. — Я услышала, что ты так жутко стонешь во сне, и давай скорее тебя будить. Что-нибудь страшное приснилось?

Муромцев слегка отстранив Алену, с некоторым трудом придал своему телу сидячее положение. Он еще довольно плохо соображал. С минуту Сергей молчал, постепенно приходя в себя, потом потер ладонями лицо и нехотя произнес:

— Да так, ерунда всякая. Не обращай внимания.

За окном светило солнце и щебетали птицы. Где-то, скорее всего у соседа едва слышно работал триммер. Муромцев посмотрел на жену и спросил:

— Зая, а который сейчас час?

— Около восьми. Ты что собрался куда-то? — спросила Алена.

Она встала с кровати, не одеваясь, босиком подошла к окну и отдернула наполовину опущенные шторы.

— Отдохнул бы после охоты. Я рыбу пожарю. А? — добавила она, не оборачиваясь.

— Да, нет, — не совсем уверенно ответил Сергей. — Скорее всего, нет. Даже наверняка нет. — Если только вызовут.

Он тоже встал. Подойдя к жене, обнял ее за загорелые плечи. Крепко прижал к себе, ощущая одновременно острое чувство вины перед Аленой и жалости к самому себе. «Сказать о Трванах или нет? Правительства пока не афишируют эту информацию». В конце концов, Сергей решил ничего не говорить. Поцеловал в шею. Алена немного наклонила голову.

— Соколов? — спросила она сразу повеселевшим голосом.

— Он или его люди. Ты же знаешь, что у Ле… у него всегда много работы. Он звонил вчера поздно вечером и сказал, что я могу ему понадобиться.

— Подстрелил что-нибудь? — Алена повернулась к нему и заглянула в глаза.

Сергей уже вполне пришел в себя, поэтому спокойно выдержал пытливый взгляд жены, улыбнулся и сказал:

— Пойдем, покажу.

Не давая ей накинуть на себя халатик, он за руку потащил Алену вниз по лестнице, в кухню и с гордостью показал уже почищенную охлажденную рыбу. По достоинству оценив улов, Алена сказала, что для начала совершит традиционный утренний обход участка, а уж потом займется завтраком. Муромцев, разумеется, согласился и решил, что пойдет вместе с ней. Тогда его жена убежала одеваться, получив вдогонку от Сергея шутливый шлепок немного пониже спины.

Вскоре она появилась перед ним в шортиках свободного покроя цвета хаки и оливковой футболке. Вместе они довольно долго бродили по саду. Алена придирчиво осматривала каждое дерево, каждый кустик, не говоря уже о ее любимом цветнике. Его жена считала, что чем чаще смотришь на растения, тем лучше они растут. Муромцев не возражал. Будучи довольно далеким от всего, что связано с земледелием он совершенно не понимал, что может измениться, к примеру, в обыкновенном кусте черной смородины за сутки, прошедшие со времени последнего обхода. Поспорив немного на эту тему, они вернулись в дом. Там Алена стала собирать на стол, а Сергей прошел в гараж и открыл ворота, что бы загнать внутрь изрядно пропылившуюся машину.

Здесь его и застал телефонный звонок Данилова.

— Ты свободен, майор? — раздался в трубке несколько встревоженный голос генерала.

— В смысле? — не понял Муромцев. — Разве я не уволен в запас?

— В том смысле Сергей, что ты мне нужен. И срочно. Надеюсь, новости смотришь?

— Сегодня еще нет, — ответил Сергей. — А что случилось?

— Ну, ты даешь, Муромцев. Случилось! — хмыкнул Данилов. — Случилось не то слово. Вооруженные силы всех цивилизованных стран приведены в боевую готовность. Отныне почти вся информация о вторжении рассекречена.

— И наши войска тоже? — глупо спросил Муромцев.

— Наши, само собой. И даже стратегические силы, — ответил генерал. — Поэтому бросай свою рыбалку, или чем ты там сейчас занимаешься, и давай дуй сюда. Сколько тебе надо добраться. Часа хватит?

— Я буду у вас, товарищ генерал, в двенадцать. У меня здесь есть одно неотложное дело, — тоном, не терпящим возражений, ответил Сергей.

— Я могу поинтересоваться, что это за дело? — язвительно спросил Данилов.

— Можете, — смеясь, сказал Муромцев. — Позавтракать с женой. Только и всего.

— Позавтракать с женой…, - зачарованный этими простыми словами произнес Данилов и неожиданно легко согласился.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Это действительно важное и нужное дело. Особенно в такой обстановке. Но в двенадцать у меня и, ни минутой позже.

— Договорились, Василий Петрович, — ответил Муромцев.

Постояв немного возле машины, он так и оставив ворота гаража открытыми, вернулся в дом. По дороге Муромцев раздумывал над тем, зачем он понадобился генералу. Пока ясно было одно. Шеф в курсе последних событий и, очевидно какую-то информацию о крейсерах Трванов ООН и правительства уже обнародовали. «Что же, и это тоже не мое дело, — подумал Сергей. — А к двенадцати, — он посмотрел на настенные часы, которые показывали без пяти десять, — я вполне успею. Маленький эффектный портал отсюда прямо в кабинет Данилова. Только и всего».

В кухне на сковороде уже скворчали золотистые кусочки щуки, распространяя по дому возбуждающий аромат свеже жареной рыбы. Алена, снова переодевшаяся, в цветастом переднике и как всегда босоногая, хлопотала, ловко накрывая на стол. Муромцев против своего обыкновения принялся ей помогать, чем несказанно удивил жену. Потом подумал и к ее удивлению достал из бара бутылку белого сухого вина. Однако тихий семейный завтрак толком так и не получился. Дождавшись, когда они уселись друг напротив друга с бокалами в руках Алена, сделав первый глоток, неожиданно для Сергея сказала:

— Сереж, нам надо серьезно поговорить.

— Прямо сейчас? — спросил Муромце, как обычно не ожидавший ничего хорошего от таких слов жены.

— А чего тянуть? — пожала плечами Алена. — Мы и так уже, на мой взгляд, сильно запоздали с этой темой.

— Ну, если запоздали… то тогда конечно, давай, — будучи неуверенным, что правильно делает, согласился с ней Муромцев.

Алена одним махом допила бокал, поставила его на стол и выпалила:

— Нам с тобой нужен ребенок!

— Реб… кто? — рука Сергея, держащая бутылку, что бы налить жене еще немного вина застыла в воздухе.

Тонкое горлышко, нависшее над бокалом, легонько позвякивало о его край в наступившей тишине. Муромцев не помнил, что бы они когда-то всерьез говорили с Аленой про детей. Сначала в их жизни была учеба и вполне естественные для студентов всех времен финансовые трудности. Потом начало работы, потом… Потом как-то на эту тему не говорили. «Да…, - промелькнуло у него в голове. — Как снег на голову. А самое главное во время».

Наконец, Сергей справился с собой, поставил бутылку так и не налив жене ни капли спиртного с некоторым усилием произнес:

— Это ты хорошо придумала, конечно. Главное вовремя…

— Мне уже скоро тридцать, Сережа, — сказала Алена. — Сколько можно тянуть? Работа, работа. Одна только работа. А я ребенка хочу! Я нормальная здоровая женщина и мое желание, согласись, вполне естественно. Если не хочешь, или не можешь по какой-то причине, то так и скажи! Я не буду к тебе в претензии. Но если все в порядке…

Муромцев видел, что жена была готова разреветься в любую секунду и, успокаивая ее, мягко дотронулся до ее ладони.

— Зайка, милая, успокойся, пожалуйста, — у Сергея у самого комок подкатился к горлу, мешая говорить. — Да, разве я когда был против? Давай. Я не знаю, каким смогу быть отцом, но я буду стараться. Хорошо?

Алена смотрела на него сквозь слезы, навернувшиеся на глаза.

«О Свет и Тьма! — подумал Сергей. — Что я несу? Никому неизвестно, что будет через час, два или завтра. Тем более я не знаю, что будет со мною, с ней… Если действительно во всеуслышание объявили о возможном вторжении, то наверняка началась паника. Мародерство. Возможно даже погромы и истерия на религиозной почве. О каком ребенке сейчас может идти речь? Алена ведь еще ничего не знает. Да и не узнает наверно, что, скорее всего к лучшему».

Они, молча, смотрели в полные слез глаза друг друга, держась за руки. Сергей говорил и говорил, рассказывая ей, как он любит ее. Какая она у него замечательная единственная и неповторимая, прекрасно понимая, что все эти банальные истины ничего ровным счетом сейчас для Алены не значат. А еще Муромцев говорил, что ему надо будет ненадолго отлучиться и клятвенно обещал, что как только он вернется… сегодня, в крайнем случае, завтра или послезавтра, то у них непременно будет ребенок. Алена, молча, кивала головой, со всем соглашаясь. И с мальчиком, который появится, если она захочет. Или девочкой. Или даже с девочкой и мальчиком сразу! «А, так ты хочешь сначала девочку, а потом мальчика? — понял Муромцев. — Отлично. Сначала няньку, а потом ляльку? Пусть. Так даже лучше». Сергей говорил, что все будет, так как захочет Алена.

Потом, не сговариваясь, они встали из-за стола и шагнули навстречу друг другу. Алена легко приподнялась на мыски и всем телом прижалась к мужу. Через тонкую ткань халатика Сергей ощутил прохладу ее такого давно знакомого и каждый раз такого таинственного, неудержимо влекущего к себе тела. Все поплыло у него перед глазами. Разом, забыв о своих благих намерениях, о Данилове и всем остальном, Муромцев, поднял на руки сразу обнявшую его за шею Алену и стал подниматься в мансарду.

Без пяти минут двенадцать Сергей, поцеловал снова, расслабленно потянувшуюся было к нему жену и, махнув на прощанье рукой, пошел к машине, но тут же решил в этот раз можно и наплевать на конспирацию. Какая, уже собственно говоря, разница? Узнает Алена истину о нем или не узнает. Скоро все равно все будет кончено. Кое о чем она и так догадывается и, причем уже довольно давно. Но терпит. И будет терпеть дальше, потому что любит. Его любит. И он ее любит и сделает все, что бы она была счастлива. С ним или без него. Лучше конечно если с ним.