"Книга Легиона (Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора (Подольский Наль)

7

Поехали к Лизе. И Марго, и Платону ее крохотная квартира казалась единственным местом, где они смогут чувствовать себя в безопасности.

Марго принялась звонить Лоле, телефон у той все время был занят, но она продолжала с упорством раз за разом набирать номер. Наконец она дозвонилась:

- У тебя телефон в порядке? Сплошные короткие гудки.

- Извини, деловые переговоры.

- В такое-то время? У меня для тебя новости.

- У меня для тебя тоже. Где ты?

- У Лизы. Штаб-квартира больше не существует.

- Уже знаю. Сейчас приеду.

Лиза пришла в сознание, и на лице у нее возникла слабая улыбка.

- У меня для вас добрая весть. Больше нет Легиона.

- Ангел ты наш,- засмеялась Марго,- твоими бы устами да мед пить!

- Не смейся надо мной... В мире чисто, я чувствую.

- Хорошо, что ты это чувствуешь. Значит, с тобой все в порядке. Сейчас это главное.

- Не смейся... увидишь... увидишь завтра сама... а сейчас я... мне пора...- Не закончив фразы, она уснула, продолжая улыбаться.

Отойдя от нее, Марго обнаружила, что сидящий в кресле Платон тоже спит.

- Лиза, может быть, и права. Насчет Легиона. Три часа назад склад на Охте взлетел на воздух,- сказала Лола.

- Мы видели зарево. Я о нем почему-то сразу подумала. Но ты-то как успела узнать?

- Работа такая,- не без гордости усмехнулась Лола.- О разрушении крупных объектов страховые компании узнают первыми... Так вот: с военного аэродрома, за городом, стартовал транспортный самолет с боеприпасами для свободолюбивого народа какой-то южной страны. Вместо того чтобы следовать предписанным маршрутом, командир повернул прямо на юг. Его засекли радары, и он не отвечал на запросы. Начальники не знали, как быть: не сбивать же его, в самом деле. Долетев до Охты, он резко пошел вниз и врезался в землю посреди склада, который ты инспектировала... Вот, собственно, и все. Там теперь котлован, и окрестные дома пострадали. Работает комиссия, в том числе наши эксперты... Но главное что: может, Лиза права? Ведь сигналы-то шли оттуда.

- Хотелось бы поверить, но трудно. Он живуч и хитер, что твой Гаденыш. Что же он - как скорпион, укусил сам себя?

- Как знать! Может, вирусы или излучатели... В этом деле есть свой черный юмор: самолет зафрахтовал РАП, Российское авиационное приборостроение, и часть груза была взята именно с этого склада... куда он странным образом и вернулся. Если здесь замешан сам Легион, то это последняя из его висельных шуток. Э, да ты засыпаешь!

Проводив Лолу, Марго еле добрела до дивана и заснула, не раздеваясь.

Они прожили у Лизы еще три дня, а затем переехали в арендованную квартиру.

Поначалу они перезванивались с Лизой и Лолитой ежедневно, но постепенно звонки стали реже. При каждом разговоре Лиза подтверждала, что никаких признаков присутствия Легиона в этом мире нет. Сначала ее убежденность передалась Лолите, а затем и Марго. Она дала себе несколько дней отдыха, а затем набралась решимости и заявилась на работу.

Новый прокурор встретил ее, как близкую родственницу, вернувшуюся из чеченского плена. Все ее действия он полностью одобрил:

- Правильно сделала, что легла на дно. Эти бандюги тебя убили бы. Ты им здорово насолила.- Как и прежний начальник, он сразу стал к ней обращаться на "ты".

Двухмесячное отсутствие ей оформили как отпуск за свой счет и в ближайшее время обещали новую квартиру.

Она с удовольствием погрузилась в столь надоевшую когда-то рутинную работу - дела о разбойных нападениях и вооруженных грабежах казались ей атрибутами устоявшегося благополучного быта. Но ее новая спокойная жизнь продлилась всего две недели. Оторвав Марго от расследования очередного хищения, прокурор в середине рабочего дня срочно вызвал ее к себе. На его лице вместо обычного благодушия застыла хмурая многозначительность.

- Похоже, по твоей части.- Он протянул ей папку.

Она ее раскрыла и почувствовала, что задыхается, как в дурном сне при неотвратимом приближении ужаса. Постепенно ее разум осваивал конкретные сведения. Пять самоубийств сразу, классических "по-Легионовски", со вспарыванием вен ножницами. Случилось это сегодня утром, между половиной одиннадцатого и одиннадцатью, в "Скворечнике", то есть в больнице Скворцова-Степанова. Четверо больных и врач, заведующая отделением. Все вместе, коллективная акция. Марго никак не могла разобрать плохо пропечатанные фамилии, но наконец нашла то, что искала: в числе остальных - Философьев.

Она вышла из кабинета, ссутулившись,- у нее было такое чувство, как будто ей на спину надели рюкзак с кирпичами. Господи, неужели опять все сначала?

Взяв себя в руки, она изучила содержание незатейливых документов и пошла оформлять ордер на обыск - в палате и кабинете врачихи. Раз уж кошмар возродился и Легион восстает из пепла, она должна знать, что именно этой мымре было о нем известно.

Подписывая ордер, прокурор удивился:

- Да зачем тебе обыск? Ты не того... это дело не педалируй. Сейчас это никому не понравится. Подтверди факт самоубийства - и все. А мотивы... Псих, он на то и псих, что ему не нужны мотивы.

Обыск в палате не дал ничего, кроме нескольких листков с заумными текстами Философьева. Просматривая их на ходу, Марго успела даже задаться вопросом: следует или нет считать их стихами? Зато в кабинете заведующей отделением она нашла то, за что полгода назад была готова на все: диктофонные записи бесед с Философьевым и его эпилептического бреда, частичные их распечатки, а также его объемистую рукопись, посвященную Легиону.

Кассеты и распечатки она передала Платону, на которого возвращение Легиона произвело примерно такое же впечатление, как и на нее.

Вечером позвонила Лиза:

- Не хочу тебя пугать, но утром я почувствовала жуткий сигнал. Очень сильный и агрессивный. Похожий на Легиона.

- Точное время заметила?

- Да, без двадцати одиннадцать.

Несколько раз за вечер Марго пыталась дозвониться до Паулс, но безрезультатно...

Лолита позвонила сама, уже ночью, около часа, и голос у нее был какой-то странный, потусторонний:

- Мне нужно поговорить с тобой, только с глазу на глаз. Я за тобой заеду.

Новую квартиру Лолита приобрела на Петроградской - у нее было явное пристрастие к этому району. Она молча вела машину и заговорила только посередине пути:

- Я сегодня совершила убийство.

- Это как?

- Обыкновенно. Человека убила.

- И кого ты прикончила?

- Гаденыша.

Они ехали дальше опять молча и молча поднялись на третий этаж. Усадив гостью за стол, Лола шмыгнула носом и попыталась начать говорить, но Марго ее перебила:

- Тут без выпивки не обойтись. У тебя водка есть?

Лола покорно кивнула и принесла бутылку.

- А теперь рассказывай по порядку.

Хотя Лолита ни своего рабочего телефона, ни адреса Гаденышу не давала, он ее как-то нашел и с утра заявился в офис. Мало того что он сам по себе не вписывался в обстановку, так еще и вел себя предельно нахально, и Лоле, чтобы не попасть в неловкое положение, пришлось выйти с ним на улицу. Он отвесил ей пару сомнительных комплиментов и предложил немедленно отправиться к ней домой и заняться любовью. Она же ему объяснила, что он ей до крайности неприятен и ни о какой любви не может быть речи. Но, поскольку он свою работу выполнил, она заплатит ему обещанные деньги и вместе с Марго примет участие в улаживании дел с милицией.

В ответ она услышала грубость и заявление, что он не нуждается в подачках и в отмазках на "химии" тоже, потому что скоро начальник милиции перед ним станет бегать на цирлах и баксов у него будет как грязи. А Лолиту он безумно любит и хочет сделать счастливой. Но раз она этого не желает, что же, насильно мил не будешь. И все же он хочет ей показать одну вещь, касающуюся ее и Легиона. Ехать недалеко. Она согласилась, но не стала брать свою машину, а остановила такси, и они поехали на Васильевский остров, в полупустой, почти полностью расселенный дом.

Он привел ее в квартиру с голыми стенами, единственной "мебелью" в которой была его чудовищная установка. С тех пор, как они ее видели, она сделалась вдвое больше, и в ней, кроме компьютера и электронных приборов, появились какие-то резервуары и медные трубки. Затем он заявил, что в этой установке содержится полная и точная копия Легиона. Одним словом, он, Гаденыш - не кто иной, как Аладдин, а в установке сидит джинн, и он, когда захочет, может выпускать его на волю. И тут, представляешь, я почувствовала ужас и омерзение, как от настоящего Легиона, я боялась, меня стошнит и я упаду в обморок. Самое страшное: это не было гипнозом или внушением, Легион был настоящий!

Пока Гаденыш стучал клавишами, приговаривая: "Ну давай, Легиончик, покажи этой суке!", Лолита вытащила из сумочки свой недавно приобретенный "Глок" и принялась палить по панелям приборов. Ее отбросило к двери, а всю комнату охватил огонь. Гаденыш даже не вскрикнул, его, вероятно, сразу убило током. Понимая, что с минуты на минуту сюда могут сбежаться люди, она спустилась по лестнице, благо второй этаж, и ушла проходными дворами, которых на Васильевском предостаточно.

Лола замолчала и смотрела на Марго ожидающе.

- Что я тебе скажу? Будем считать, что ничего этого не было.

Жизнь вошла в мирную колею. В конце мая проводили Лизу в Америку. Затем стал готовиться к отъезду Платон. Все кассеты, распечатки и рукописи, касающиеся Легиона, он взял с собой:

- Попробую разобраться в этом феномене, если время позволит.

Марго дали новую квартиру, и она ее понемногу обживала. Однажды в конце рабочего дня к ней подошел ее бывший сожитель, начальник экспертной группы:

- У тебя же квартира новая, может, надо чего помочь? Семья-то моя на даче... И новоселье отметить бы, как положено.

- Отчего же? Можно и отметить,- согласилась Марго.

Он приехал в тот же вечер. Хорошенько выпив и закусив, они посмотрели телевизионный сериал, и он остался у нее на ночь. На другой день все повторилось, и к концу недели Марго пришла к выводу, что скука - это разновидность комфорта.

В сентябре Марго получила бандероль от Платона. В ней обнаружилась довольно объемистая компьютерная распечатка, заголовок которой гласил: "Книга Легиона". Марго прочитала ее целиком, хотя и без большого интереса.

- Фантазер,- покачала она головой.- Да и был ли вообще Легион?

Книга Легиона

Он родился в год розового свечения. У нас на севере мало кто обращает внимание на переменчивые оттенки неба в темное время суток, на эту игру атмосферного электричества, но его мать - тогда еще будущую мать завораживали потоки красноватого, порой даже кровавого цвета, вливавшиеся в ту слякотную петербургскую зиму в привычную лиловую гамму ночной небесной фосфоресценции. Специалисты по магнитным бурям и прочим космическим явлениям могли бы, вероятно, объяснить, какими именно излучениями обусловлен сей оптический феномен, но беременную женщину вполне устраивало подсознательное ощущение присутствия в мире чего-то необычного.

Ребенок родился душной августовской ночью, когда трудно вообразить, что обложенное тучами беспросветно черное небо в другое время года способно светиться. Появление сына на свет она не смогла осмыслить как событие рядовое и хотела дать ему имя, вторгшееся в ее сознание во сне - Гелион, в честь солнечного бога. Но девица, заполнявшая метрику, по рассеянности написала "Легион" и ухитрилась уверить протестующую мать, что это имя звучит лучше.

В течение первого года жизни ребенка ее не покидало смутное чувство присутствия чего-то странного, порядком ее утомившее, отчего она стала невольно относиться к сыну даже чуть настороженно, пока после отнятия младенца от груди беспокоящие ее ощущения до поры до времени не исчезли.

Заговорил он поздно, после четырех лет, но отсталым ребенком его никто не считал. Все единодушно твердили, что мальчик очень умный и скорее всего одаренный. Причиной был его отрешенный, но какой-то проникающий взгляд, который он никогда не отводил в сторону первым, и среди взрослых не находилось желающих всматриваться в эти спокойные и слишком внимательные детские глаза. И еще: никто не выказывал обычно столь распространенного стремления потискать ребенка, затеять с ним на полу или на диване возню - не то чтобы он этому противился, а просто как-то не получалось.

Игрушками он не интересовался, а когда ему их навязывали, даже проявлял недовольство. И, конечно, никто из взрослых не догадывался, что он уже давно, с первых же проблесков сознания, нашел себе игрушки в тысячу раз интереснее, чем нелепые ярко раскрашенные предметы, приносимые гостями и складываемые у его кроватки в унылую кучу.

Появление около его детской кроватки матери, имевшей тогда образ Обладательницы теплого соска с молоком, предварялось плавным приближением некоего приятного сгустка тепла и света, которое он ощущал даже с закрытыми глазами или во сне. Позже он стал видеть шары золотистого цвета, и однажды ему показалось, что шары двигаются скорее или медленнее в зависимости от его собственного желания. Ему захотелось заставить один из них перемещаться в обратном направлении, однако шар не подчинился его мысленному приказу и только немного замедлил движение. Это вызвало у него обиду и раздражение, он готов был заплакать, но вдруг увидел, как шар приобрел красноватый цвет и поплыл в сторону матери, вызвав с ее стороны целый поток тревожных зеленых уже не шаров, а вытянутых каплевидных форм.

На втором году жизни он вполне освоил игру в цветные шары не только с матерью, но и со всеми, кто оказывался в поле его зрения, и на языке этих красочных объектов распознавал широкий спектр человеческих эмоций, большинство из которых его детскому уму были пока непостижимы. Он научился управлять движением шаров, деформировать их по собственной воле и тем самым в определенных пределах манипулировать душевными состояниями других людей. Чаще всего жертвой неведомых никому способностей ребенка оказывался его дядька со стороны матери, который, приходя, считал своим долгом облобызать племянника мясистыми губами, хотя эта процедура - маленький Легион знал это совершенно точно - доставляла ему почти такое же отвращение, как и предмету его внимания. Он долго и медленно ел, много говорил, вернее, не говорил, а рассуждал и поучал, непрерывно распространяя неприятные приплюснутые шаровидные тела серого цвета. Мальчик научился усилием мысли вытягивать их в жгуты, разрывать на части и в таком виде возвращать говорящему, отчего тому через некоторое время становилось жарко и душно, он сбивался с мысли, недоуменно оглядывался по сторонам, подозрительно посматривал на ребенка и вскоре откланивался.

К концу третьего года жизни Легион пережил событие, сильно встряхнувшее его сознание. Был дождливый ветреный день, непрерывная дробь капель по стеклам раздражала ребенка, он с утра капризничал. Мать пыталась заинтересовать его игрой в кубики, но он с деловитым упрямством расшвыривал их по сторонам, и, оставив его за этим занятием, она удалилась на кухню. В доме больше никого не было. Раскидав кубики, он побрел за матерью и, остановившись в дверях, стал наблюдать, как она режет овощи для салата, она же его не видела. Его интересовали не сами ее действия, а поток цветных шаров, который они порождали. Помимо скучных коричневатых, означавших озабоченность хозяйственными делами, по воздуху плыли лиловые шары разных размеров и оттенков, и он понимал, что они выражают удовольствие от сочного звука, с которым нож разрезает овощи, от их запаха и от предчувствия, какими вкусными они покажутся на тарелке. Периодически появлялись хорошо знакомые ему золотистые шары - когда она думала, что эта еда понравится мальчику и он будет есть с аппетитом. Но было и другое, непонятное - бледные желто-зеленые продолговатые образования, он смутно чувствовал, что за ними крылись обида, тоска и беспокойство, направленные на кого-то, ему неизвестного. Постояв с минуту у двери и все еще не замеченный матерью, он, движимый любопытством и остатками раздражения, не растраченными на кубики, заставил весь этот размеренно двигавшийся цветной поток остановиться, смешаться и направиться назад, к своему источнику. Мать вздрогнула, и, еще не успев услышать ее негромкого вскрика, он увидел вереницу вздрагивающих оранжевых шаров боли и досады. Окружающее пространство и его самого поглотили прозрачные пульсирующие волны, мощью превосходящие - он это чувствовал с предельной ясностью - все действующие в природе силы. Все кругом вдруг стало для него прозрачно и понятно, он словно отделился от своей телесной оболочки, мог проникать взглядом сквозь любые препятствия и познавать внутренний мир любого живого существа - матери, бестолково и суматошно искавшей в шкафу пузырек с йодом, мух на оконном стекле, голубей на карнизе дома напротив, кошек, собак и прохожих на улице.

Детский мозг не выдержал неожиданно обрушившейся лавины информации маленький Легион потерял сознание и осел на пол. Мать, едва успев обмотать порезанный палец платком, отнесла ребенка в постель и стала смачивать ему виски и лоб холодной водой, пытаясь привести его в чувство, но он только конвульсивно вздрагивал, и губы лепетали что-то, совершенно ей непонятное; несколько раз он повторил странное и неприятно звучащее слово: "Гаах". Затем все его тело отчаянно напряглось и изогнулось дугой, а на губах выступила пена. Вспомнив то немногое, что ей было известно об эпилепсии, она засунула ему в рот деревянную ложку и вызвала "скорую помощь".

Легион попал в больницу, ночью у него начался сильный жар. Заведующая отделением затруднялась поставить диагноз: часть симптомов указывала на менингит, а часть совершенно к нему не подходила.

С тех пор за ним ничего странного не замечалось, если не считать того, что он был не по возрасту замкнут и по-прежнему не интересовался игрушками. В школе учился хорошо, но друзьями не обзавелся и в обычных ребячьих затеях не участвовал. Таких детей, как правило, не любят, и они становятся в классе козлами отпущения. Но с Легионом этого не случилось: когда его пытались дразнить или провоцировать на драку, достаточно было его спокойного проникающего взгляда, чтобы остановить нападавших. Нельзя сказать, чтобы его пугались - нет, просто пропадала охота не то что конфликтовать, но и вообще иметь с ним дело.

Игру в цветные шары он забыл. Защитные реакции сознания вытравили этот круг воспоминаний из его памяти. Только ночами изредка его преследовали медленно плывущие цветные шары и виделись диковинно одетые люди, говорящие гортанными голосами,- тогда он просыпался в страхе и боялся снова засыпать в темноте.

Без всяких усилий перебираясь из класса в класс в смутном ожидании впереди чего-то интересного и важного, он поступил на биологический факультет Университета и, поскольку иных оценок, кроме пятерок, не имел, попал на престижную специализацию - генетику. Но в отличие от своих сокурсников восторгов по этому поводу не испытывал: он не чувствовал в себе никакого особого призвания ни к науке вообще, ни к генетике в частности. В своих действиях он руководился почти неосознанными стремлениями и неясной надеждой, что именно генетика поможет ему вспомнить нечто очень важное, давно забытое, но по праву ему принадлежащее. Несмотря на его скрытность, это было заметно со стороны, и ему иногда в шутку говорили, будто он похож на ищейку, потерявшую след.

Все началось, когда неожиданно объявился его отец, которого он раньше ни разу не видел. Преуспевающий промышленник, прослышав, что его сын приобрел репутацию восходящей звезды академического мира, решил наладить с ним отношения. Однажды он попросил сына о пустяковой услуге: немного поднатаскать по математике и биологии тринадцатилетнюю дочь от последнего брака. По его словам, девчонка была не дура, но училась из рук вон плохо, и никакие репетиторы ей не помогали. Теперь же, он надеется, авторитет и престиж свежеобретенного гениального брата произведут на нее впечатление.

Ее имя - Лариса - отец находил неаристократичным, простоватым и звал дочь Лолитой, имея в виду Лолиту Торрес, хотя по иронии судьбы ей в прообразы годилась совсем другая Лолита. Когда она в первый раз появилась на пороге жилья Легиона, он почувствовал к ней неодолимое влечение.

Острота ситуации для него еще более усилилась, когда он обнаружил, что она в свои тринадцать лет зоологически блудлива. Однажды, по окончании урока, он направился за какой-то мелочью на улицу и этажом ниже буквально споткнулся о свою сестренку, которая, мягко говоря, занималась любовью прямо на ступеньках с пьяным мордоворотом, не то дворником, не то водопроводчиком из его дома. Он понял, почему все ее прежние занятия с репетиторами не давали никаких результатов: она предпочитала время уроков проводить с учителями по-своему. Чтобы проверить эту догадку, он задал ей прямой вопрос, на который она без стыдливости ответила утвердительно.

Он заговорил с ней откровенно, предлагая вещи, деньги и вообще исполнение любых пожеланий, но она отклонила все его предложения с деловитостью опытной шлюхи. Тогда, совершенно потеряв голову, он попытался прибегнуть к насилию, рассчитывая, что в какой-то момент похоть захлестнет ее и подавит все другие эмоции. Но она сопротивлялась бесстрастно и отчужденно, не впадая в ярость, и он отпустил ее, пораженный холодной злобой и отвращением, хлеставшими из ее блудливых глаз. Отдышавшись и кое-как поправив одежду, она спокойно выразила готовность продолжить занятия алгеброй. И на следующий день явилась на занятия как ни в чем не бывало.

К счастью, настало лето, и Лола отправилась в загородное имение отца, дабы за время каникул осчастливить мужское население дачного поселка. Легион же попытался заняться анализом происходившего с ним этой весной. Для начала он переспал с несколькими девицами, по фактуре напоминавшими Лолиту,- благо не было недостатка в студентках, глядящих на него восторженными глазами. Далее, во время поездки на научный симпозиум, в гостинице, он клюнул на предложение швейцара и снял на ночь двух малолетних проституток. Увы, все эти "эксперименты" не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытывал к Лолите.

Твердо зная, что в любом исследовании негативный ответ так же информативен, как и позитивный, он стал обдумывать полученные результаты. В конце концов, рассуждал он, любые сексуальные контакты, в том числе и гомосексуальные, ведут к обмену генной информацией. И если временные эпизодические предпочтения, которые особь проявляет при выборе партнера, вполне можно объяснить особенностями развития фенотипа, то столь жесткая избирательность, которая выпала на долю ему, может быть истолкована только на генном уровне.

Иными словами, он решил сделать анализы дезоксирибонуклеиновых кислот себе и Лолите, а затем хорошенько помозговать над их генетическими

кодами.

Вопрос был в том, как раздобыть каплю крови девчонки. В ожидании ее появления в городе он проделал тщательный анализ собственной ДНК, а плановую научную тематику забросил: ему вдруг стало бесконечно скучно копаться в подробностях процессов репликации хромосом. Он много бродил по городу, просто так, без всякой цели, наблюдая уличную жизнь, на которую до сих пор не обращал внимания. И еще, хотя это может показаться странным, он размышлял о Боге. Не о религии - она была для него нонсенсом, паразитарным образованием ноосферы,- а именно о Боге. Как всякий мыслящий биолог по мере углубления в механизмы поддержания и развития жизни он быстро осознал абсурдность гипотез о ее стохастическом возникновении, откуда неумолимо следовал вывод о существовании Творца. Он представлялся Легиону сверхразумом с безграничным объемом оперативной памяти, и то, что людям пока неизвестна природа среды-носителя этой памяти, вовсе не означало абсолютную непознаваемость ее хозяина. Он полагал, что Бог - это некое охватывающее всю Вселенную мыслящее поле, и следовательно, давнюю и наивную попытку престарелого Альберта Эйнштейна построить общую теорию поля, из которого все известные поля вытекали бы как частные случаи, следует расценивать как попытку создания общей теории Бога. Понимая, что в каждом деле есть замысел и механизм воплощения, он считал изучение последнего естественным ключом к познанию Бога. Это, собственно, как он теперь понял, и было для него стимулом к занятиям биологией, а вовсе не традиционная научная любознательность.

Тем временем его родитель, вернувшись из заграничного круиза, привез сестрицу в город на несколько дней. Легиону пришлось сопровождать его в бизнес-клуб на банкет, по окончании которого он преподнес отцу загодя сочиненную историю о том, что в его Институте идут исследования кое-каких генетических заболеваний, и, хотя они достаточно редки, он все же беспокоится и хотел бы взять у отца и сестры по нескольку капель крови для анализа. Выдумка была достаточно правдоподобной, поскольку такие исследования в принципе велись. Отцу идея пришлась по вкусу, ибо даже среди персон, равных ему по положению, наверняка далеко не у всех были генные карты.

Процедура взятия крови совершилась в лаборатории Института. С отцом все прошло, естественно, гладко, а Лолита долго не соглашалась предоставить в распоряжение Легиона свой палец, словно опасаясь подвоха со стороны гениального братца, и в последний момент попыталась отдернуть руку, из-за чего прокол подушечки безымянного пальца превратился в небольшой порез. Это не помешало ему набрать в капиллярную трубку нужное количество крови, но, когда он поднес к ранке ватный тампон с перекисью водорода, она ухитрилась вырвать палец и мигом засунула его в рот, чтобы унять кровотечение ненаучным методом зализывания. При этом упали на пол еще две капли крови и обозначились для Легиона двумя импульсными вспышками бледно-оранжевого призрачного свечения, подарив ему два кратких, измеряемых миллисекундами, периода нежданного и блаженного прозрения. Он успел вспомнить забытый эпизод из раннего детства, цветные шары, ощущение всезнания, и заглянуть на мгновение в пугающий бездонностью колодец генной памяти, и услышать странное слово "гаах". Но теперь он уже знал, что оно означает: именно это

розовое мерцание, эманацию прозрения и раскрытия беспредельной памяти.

Лолита даже перестала сосать палец, почуяв, что во всей этой пакостной комедии с анализом крови ее братец умудрился-таки словить свой извращенный кайф, и смотрела на него волком, или, правильнее сказать, волчицей. Отец тоже почувствовал, что произошло нечто неординарное, и удивленно оглядывал лабораторию.

Теперь у Легиона совсем не стало свободного времени. Помимо анализов ДНК Лолиты и отца (последний он счел нелишним для полноты картины), ему предстояло изучить природу явления "гаах". Плановую научную работу он

просто прекратил, не желая тратить на нее ни минуты, хотя и понимал, что в результате придется покинуть Институт. Ему было на это наплевать: зная инерционность академических учреждений, он полагал, что в запасе у него примерно полгода, и рассчитывал успеть проделать все необходимые исследования.

Покончив с анализами, он заложил их данные в компьютер и, просидев за ним двое суток, получил поразительный результат. В случае если бы инцест с Лолитой привел к зачатию, то с вероятностью более девяноста процентов генетическая цепочка плода полностью совпала бы с его, Легиона, собственной. По всем законам это было абсурдом, ибо устоявшаяся незыблемая теория исключала подобные совпадения, но тем не менее после двукратной проверки вывод подтвердился - приходилось признать в данном случае возможность реализации невозможного.

Обдумывание парадокса привело к неожиданному умозаключению. До сих пор все известные постулаты о дискретности человеческих душ, об изначальной уникальности и неуничтожимости каждого отдельного эго вызывали у Легиона сомнения в первую очередь тем, что не мог же, в самом деле, Создатель штамповать эти пресловутые души, создав для их производства некое подобие обувного конвейера. А механизм их генерации оказался много проще: все бесконечное многообразие человеческих "я" было сотворено одним росчерком, и даже не пера, а мысли - двойная спираль ДНК, обеспечивая огромное количество генных комбинаций, с практической точки зрения - бесконечное, фактически исключала тождественную мультипликацию организмов. Безупречность Творения вызвала у Легиона чувство, напоминающее зависть.

Но в таком случае возможность тождественного повторения генной цепочки означала репликацию его, Легиона, личности и вероятность репликации сознания, то есть не предусмотренный Творением факт. Теперь ему стало понятно озверелое сопротивление девчонки: она просто запрограммирована на то, чтобы не дать реализоваться непредусмотренному событию. От этого дух захватывало: он, Легион, воочию наблюдал, как Господь Бог исправляет опечатку, латает свои огрехи. Это было похлеще, чем в аспирантские времена найти ошибку в трудах научного руководителя. Ну а если это не огрех? Если так и предусмотрено Замыслом, и он, Легион, просто получил некий выигрыш в этой вселенской генной рулетке? От этих ли головоломок или в силу простого совпадения с ним стало твориться что-то необъяснимое. Он начал временами испытывать целую гамму не связанных с сиюминутной реальностью ощущений. Однажды, работая на компьютере, чувствуя под собой пластиковое вращающееся кресло, он одновременно с полной отчетливостью осознал себя лежащим на горячем песке у сине-зеленого моря, под шум прибоя и крики чаек. В другой раз ему довелось пережить состояние полета над землей под легкими полупрозрачными крыльями, и это уже невозможно было объяснить причудами памяти или игрой воображения: он никогда не летал на дельтаплане и не мог знать деталей его устройства.

Выходило, он обладал способностью каким-то образом проникать в чужие сознания. И, продолжая свои наблюдения, он невольно пробовал входить в сферы чужих восприятий.

Относительно выбора объектов вторжения Легион пришел к заключению, что выбор происходит подсознательно, с направленностью на положительные эмоции, и ему казалось соблазнительным сделать этот процесс управляемым. Постепенно он научился совмещать эмоциональные всплески сразу нескольких персонажей, составляя из них своеобразные коктейли. Земля для него была окружена плотной оболочкой ощущений и чувств, динамичной, пульсирующей, непрерывно обновляющейся оболочкой, и он назвал ее для себя сенсуальной сферой, или сенсосферой. Он даже задался вопросом, можно ли сенсосферу считать составной частью ноосферы, но отложил его решение до будущих времен.

Первой и наиболее простой задачей было научиться идентифицировать чужие сознания, каким-то образом "помечать" приглянувшиеся эмоциональные микрокосмы, чтобы повторно входить в них. Теперь он, проникая в чувственный мир очередного объекта, сразу выделял характерный для того комплекс ощущений, инвариантный относительно времени и перемен настроения персонажа: собственный запах, вкус слюны, осязательную картину зубов и полости рта, световой орнамент сетчатки при закрытых глазах и своеобразный осязательный рисунок, образуемый игрой мышц лица, особенно вокруг глаз. Получался как бы сенсорный слепок личности, сенсуальный синдром, легко находимый в континууме сенсополя Земли, подобно тому как при спектральном анализе без труда выделяется набор линий, присущий искомому веществу или элементу. Запоминание этих синдромов для Легиона не создавало проблем: он же не занимал-ся - хотя бы и на сенсуальном уровне переписью населения земного шара, и в конечном итоге его интересовали именно те личностные слепки, которые сами запоминались.

Как бы то ни было, в его памяти составился своего рода каталог человеческих душ. Против ожиданий он ему представлялся отнюдь не в виде дискретной, четочной или ячеистой структуры, а чем-то вроде большого облака, сероватого, играющего приглушенными цветными оттенками. Когда его воображение воспроизводило ключевое ощущение (которое ему в данный момент угодно было сделать ключевым), облачная масса приходила в движение и выделяла шаровидное образование. По мере дальнейшей работы воображения, а иногда, казалось ему, и само по себе шло последовательное дробление серовато-лиловой массы на все меньшие и все более близкие шарообразные сгустки, последний из которых раскрывался искомым сенсуальным комплексом, и Легион мгновенно оказывался в чувственном и эмоциональном потоке избранного объекта вторжения.

В результате некоторой тренировки поиск желаемых объектов стал происходить без усилий, а после нескольких проникновений в один и тот же объект вхождение в него осуществлялось кратким, почти мимолетным волевым посылом, словно мысленным нажатием клавиши.

Далее Легион видел три проблемы. Первая: научиться попадать в эмоциональную сферу объекта не только из сенсосферы, но и напрямую из физического мира, или, попросту, "влезать в душу" любого человека, попавшего в его поле зрения. Вторая: попробовать проникнуть из сенсуальной и эмоциональной сфер в ментальную, в мысли объекта. И, наконец, третья, потенциально наиболее опасная: нельзя ли вмешаться в мышление объекта, то есть, хотя это и некрасиво звучит, в какой-то мере им управлять?

Для начала следовало добиться достаточно долгого проникновения в мир восприятия какого-либо объекта, чтобы идентифицировать его в пространстве с точностью до города, улицы, дома, проще говоря - увидеть его непосредственно.

На дворе стоял дождливый октябрь, и в надежде идентифицировать свой город Легион пристраивался к объектам, испытывающим ощущение сырости на улице, но все они, как назло, старались поскорее оказаться внутри помещений. И вот, наконец, ему удалось найти человека, который слонялся по городу и явно никуда не спешил. Он был не по сезону легко одет - Легион спиной чувствовал промокшую под моросящим дождем куртку, правый башмак протекал - пальцы ног мерзли, и при каждом шаге слышалось противное хлюпанье. Объект испытывал чувство голода (похоже, с утра ничего не ел, решил Легион). Но сосредоточен он был на том, что мысленно перебирал вереницы слов, некоторые из них иногда произнося вслух. Иногда поток слов останавливался, и одна и та же строка с небольшими изменениями повторялась несколько раз либо с неуверенной интонацией произносились отдельные слова, а затем снова восстанавливался ласкающий слух внятный размер стиха. Итак, судьба свела Легиона с бродячим поэтом, под осенней моросью сочинявшим стихи. И самым важным для Легиона было то, что в отличие от других объектов поэт видел город - Легион за это проникся к нему почти нежностью. Улицы, проплывавшие перед глазами поэта, сразу показались Легиону знакомыми, и вскоре он увидел то, что нельзя было спутать ни с чем на свете - набережную Невы и кованый орнамент ворот Летнего сада. На время перестав бормотать стихи, поэт проследовал внутрь сада и побрел по боковой узкой дорожке, по самому ее краю, норовя при этом ворошить кучи опавших листьев, прислушиваясь к их шуршанию. Легион удивился, сколь прекрасны и легки эти звуки - ведь впервые он слышал их ухом поэта. Легион выбежал на улицу и остановил первую попавшуюся машину.

Через десять минут он был уже в Летнем саду и тотчас настроился снова на внутренний мир поэта - тот стоял, опершись на ограду, склонившись над темной водой Фонтанки, и сосредоточенно разглядывал оранжевые и желтые листья, медленно плывущие по течению. Выбравшись почти бегом к набережной, Легион наконец увидел его обычным зрением.

До него было шагов двадцать, и Легион едва успел разглядеть потертый джинсовый костюм, соломенные нечесаные и, похоже, давно не мытые волосы, задумчивое веснушчатое лицо. Появление Легиона вызвало у поэта волну невнятного, но сильного беспокойства - он выпрямился и стал удаляться уже не прогулочным, а нервным и скорым шагом. Легион же переживал несуразную смесь эмоций, как собственных, так и принадлежавших поэту: любопытство и желание приблизиться, свой непонятного происхождения страх и внезапную встревоженность поэта, и его жесткое нежелание, чтобы этот холеный, одетый с иголочки пижон, каким ему виделся Легион, приближался. Стремление сократить дистанцию было самым сильным, и Легион стал догонять поэта. Тот, не оглядываясь, побежал.

Тренированный Легион быстро настигал голодного поэта, но, когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, его охватила буря противоречивых ощущений и он уже не мог распознать, какие кому принадлежат, его легкие бились в попытке совместить ритмы двух дыханий, сердце аритмично дергалось, мускулы конвульсивно и вразнобой сокращались. Поэт издал сдавленный крик и побежал изо всей мочи, а Легион потерял сознание и рухнул на гранитные плиты. Через пару минут он начал было приходить в себя, и тут с ним случился первый в его взрослой жизни припадок эпилепсии.

Итак, он получил первое предупреждение. Война объявлена: Легион против Господа Бога. Результат последнего опыта означал ровно то, что означал: противопоказано вступать в прямой контакт с объектом вторжения, подходить к нему и попадать в его поле зрения, но при всем этом вполне допустимо вести за ним визуальное наблюдение на дистанции.

С этого он и начал. Его родитель, как по заказу вовремя, подарил ему свой "Форд-эскорт", и, вооружась биноклем, Легион отслеживал перемещения по холодному мокрому городу бродячего поэта, обреченного стать объектом его экспериментов. Он видел некий терпкий юмор судьбы в том, чтобы, сидя за рулем комфортабельного автомобиля, испытывать тем не менее все ощущения своего персонажа, слоняющегося по лужам на осеннем ветру в промокшей одежде и дырявых ботинках. Поэт теперь пребывал постоянно в беспокойстве и настороженности. Легиону все же не удавалось сохранять душевное равновесие объекта, и это нарушало чистоту эксперимента. Ничего не поделаешь: в конце концов это извечная проблема любой экспериментальной науки; не разбив яйца, невозможно сделать яичницу.

Чутье исследователя не подвело Легиона: именно поэт оказался той благодатной почвой, на которой удалось вырастить вожделенные способы вхождения в чужой разум. Сортируя мельчайшие оттенки ощущений, он сначала стал ясно слышать речь объекта, затем внутреннюю речь, то есть мысли, выраженные словами, и, наконец, просто понимать мысли поэта, по крайней мере достаточно отчетливо оформленные, ибо всякая мысль порождает ощущения - нужно только уметь их расшифровывать.

Проникнув в мысли поэта, Легион стал в них невольно участвовать, и вскоре обнаружилось, что они могут думать и принимать решения вместе, причем, ощущая вторжение Легиона и осмысливая его как наитие свыше, поэт тем не менее воспринимал результаты их совместной деятельности как свои собственные. Началось это со стихов. В интеллекте Легиона поэзии отводилось ничтожное место - всего лишь как специфическому, причудливому и все же частному явлению ноосферы. Но, входя в душевный мир поэта, Легион проникался глобальной значимостью поэзии, признавал ее отблеском божественного в земной жизни.

Знакомство с Легионом (если сумму постоянных вторжений неопознанной сущности можно считать знакомством) изменило творчество поэта. У того только что завершился разрывом роман с девчонкой из богатой семьи, столь же нелепый, как попытка спаривания насекомого с млекопитающим. И соответственно основным мотивом его стихов было хрустальное одиночество в сияющем волшебной игрой света, но чертовски холодном мире. Теперь же в его строки все чаще вторгались философские мысли, признаваемые им за прозрения, о множественности духовных миров, о неравноценности человеческих сознаний и восхождении в высшие, надчеловеческие состояния. В его стихах возникла авторитарность, стремление кого-то поучать и куда-то звать, а в звуковом рисунке появилась не присущая ему ранее чеканность. Однажды он записал весьма удивившую Легиона строфу:

Из бездны, тьмою казнимой,

Путь обретешь к свету

Я, Легио Прима,

Тебе обещаю это.

Дело в том, что, выражаясь светскими терминами, Легион не сообщал поэту своего имени да и не называл себя так - Легион Первый. Legio Prima - это беспардонно отдавало императорским Римом, а уж чего-чего, так именно тяги к императорской атрибутике у Легиона не было совершенно. Однако, несмотря на некоторую анекдотичность, маленькое четверостишие заставило Легиона задуматься о многом. Из него с очевидностью вытекало, что не только он вторгался в сознание поэта, но и тот, в свою очередь, вторгался в сознание самого Легиона. Он в свое время продумывал эту коллизию, но только применительно не к себе, а к Творцу. У него не было сомнений в том, что Бог, проникая в людей, предусматривает их ответное проникновение в себя, тем самым обогащаясь и развиваясь, и более того, заложив в сотворенные миры страстную тягу к целенаправленному творчеству и развитию, пожинает урожай в виде сжигания постоянно накапливающейся собственной энтропии, то есть своеобразной божественной гигиеной обеспечивает свою бесконечную протяженность во времени, или попросту - бессмертие. Эти мысли естественным образом сливались со вторым опросом, порожденным все тем же четверостишием: если в нем, Легионе, отсутствуют императорские гены, гены земного владыки, в чем же тогда его претензия? На что нацелена его беспримерная дерзость? На то, чтобы приобщиться к сонму высших сущностей - безусловно, но каких именно? Мало ли

их - разнообразные демоны, божества низшего и среднего ранга, наконец, всевозможные Силы, Престолы, Власти и прочие,- хотя это уже чины дворцовые, а ему, Легиону, придворным не быть, он чувствовал совершенно точно. Любопытно, что совпадение своего имени с самоназванием евангельского беса он считал чисто случайным и не придавал ему никакого значения.

А пока он уточнил для себя смысл особых точек Всеобщего Поля Животворящего (в просторечии - Духа Святого): они теогенны (термин самого Легиона) и именно в силу способности порождать новых богов подлежат выкалыванию. Простое уничтожение потенциальных аутсайдеров, поддержание раз навсегда установленного порядка, в примитивной интерпретации - история Кроноса, пожирающего своих детей. Кроме того, он понял, что особые точки - отнюдь не просчет Творения: на определенных этапах человечество остро нуждалось в достаточном количестве богов различных рангов.

А еще он пришел к выводу, что обратную связь - в данном случае информационное проникновение поэта в его, Легиона, сознание - нужно строго дозировать, она порождает несвоевременные мысли. А ему нельзя забывать, что он находится уже на таком уровне, где мысль равна действию.

Легион стал все реже посещать сознание поэта - мир велик, и людей в нем много. Ему нужны были стремительный взлет и взрывное развитие, но, не желая становиться Богом Неблагодарным, он решил наградить поэта. Он внушил солидным издателям, что печатание стихов его любимца принесет им прибыль и всеобщее уважение. Книги поэта появились на прилавках, и его стихи стали входить в моду. Обладая приличным счетом в банке, Легион мог бы позволить себе переслать поэту некоторую сумму, чтобы избавить от унизительной нищеты, но это было бы слишком просто, и он предпочел кооптировать в число поклонников поэта несколько зажиточных персонажей, обеспечивших ему безбедное существование.

Теперь Легион существовал одновременно в сотнях человеческих умов, и число это непрерывно росло. Когда оно перевалило за тысячу, он стал ощущать себя сверхличностью, обладателем супермозга, чьими ячейками, подобно нейронам примитивного органа мышления, были человеческие умы. Наиболее наглядной моделью его нового эго было представление о некоем подобии океана, играющего эмоциональными и интеллектуальными волнами, причем унаследовавшего от его первоначальной личности примат интеллектуальной деятельности. Его личный, "исходный" мозг почти потерялся в этом величественном хоре, но он оберегал его обособленность и уделял ему определенное внимание, как песчинке-избраннице, с которой начался рост супержемчужины в раковине гигантской тридакны. Так же он проявлял заботу и о своем теле, хотя уже при всем желании не смог бы в нем пребывать "эксклюзивно". Его тело заслуживало особого внимания не только как раритет, alma mater его первоначального "я",- он еще не понимал, как повлияет на это "я" неизбежная со временем физическая смерть первоначального вместилища. Его эго, загадочный симбиоз воли и представления, оставалось для него такой же тайной, как и в самом начале развития. Если путь расширения разума, пусть нелегкий и непростой, был вполне понятен, то его воля оставалась "вещью в себе", черным ящиком; обнаружив неисчерпаемые запасы активности, она без усилий управляла гигантским конгломератом, каковым сейчас осознавал себя Легион,- и это было непостижимо.

Его тело существовало в прежней скромной квартире, и он суммарно пребывал в нем примерно пятнадцать минут в сутки, все попечения возложив на двух живущих по соседству дам. Они, уверовав в его божественную сущность, с восторгом обслуживали его круглосуточно.

Как ни странно, его тело так и не было уволено из Института генетики, поскольку в положенные сроки сдавало годовые отчеты и что-то говорило на ученых советах.

Но тело стремительно дряхлело. Нелепость ситуации заключалась в том, что он давно уже не идентифицировал себя с этим пустым коконом, попросту говоря, тот ему был не нужен, но он не знал, как связано бытие его "я" и - конкретно его воли с зоологическим существованием оболочки. Пришла пора вспомнить о сестрице Лолите. За прошедший десяток лет - именно столько они не виделись она превратилась в опытную и по-прежнему ненасытную шлюху с дипломом экономиста. Унаследовав от отца деловую хватку, она, несмотря на юный возраст, состояла в совете директоров страхового общества, фактически принадлежавшего папаше. Никаких планов обзавестись семьей и тем более детьми она не строила.

Нужно было внедриться в окружение Лолиты. Сразу же выяснилось, что она, повинуясь какому-то сучьему инстинкту, выбирала себе партнеров (подруг или просто друзей у нее не имелось), в сознание которых, как и в ее, он вторгаться не мог. Но все-таки одного найти удалось. Легион активно включился в сознание этого жеребца, считая полезным изучить ее постельные замашки и, к собственному удивлению, все еще питая некое, запоздавшее на десять лет, так сказать рудиментарное любопытство: что же она такое в постели?

Результат получился неожиданный: она, уже успев основательно завестись, безжалостно терзая ногтями плечи и спину партнера, внезапно издала злобное "Ах, ты, сволочь!" и чертовски больно ударила его (партнера и одновременно Легиона) костяшками пальцев в верхнюю челюсть под носом, после чего уселась на подушках и принялась нараспев, монотонно ругаться. Парень даже не разозлился столь велико было его изумление.

Легион тоже был озадачен, но не собственно ее реакцией, а жесткостью барьера. Он снова и снова повторял попытки вторжения в сознания персонажей из ее окружения, но ему не удавалось ни за что зацепиться. Речь явно шла о каких-то фундаментальных свойствах человеческой натуры, определяющих толерантность либо нетолерантность по отношению к нему. Он пришел к единственно возможному выводу: эта завеса означала попросту запертые двери, сообщение, что данная ячейка уже занята. Ему теперь казалось странным, что он не понял этого раньше: у него не было никаких оснований считать себя первым и единственным. Теперь он пересмотрел свое отношение к религии.

Аз есмь Господь твой. Да не будут тебе бози иные разве мене. Гениально!

Количество частиц, составляющих ментальное "тело Легиона", росло по законам цепной реакции, а где цепная реакция, там и проблема устойчивости. Поле - какое угодно, Мыслящее, Животворящее, хоть сам Творец - если оно динамично, содержит проблему устойчивости.

И Легиону время от времени, чтобы предотвратить глобальные возмущения думающего океана, каковым он теперь себя ощущал, приходилось прибегать к чрезвычайным мерам, вмешиваться напрямую в мысли множества людей, подавлять или возбуждать психику больших групп, уподобляясь фантастическому вселенскому пожарному, но эти катаклизмы все равно приводили к серьезным разрушениям в его организме и ощутимым потерям мыслящих клеток - самоубийствам, преступлениям, промышленным и военным катастрофам и отказам элементов вследствие сумасшествия.

Легион выделил в себе специальное образование, субразум, направленно мыслящий орган, состоящий из лучших умов - математиков, нейрофизиологов и системных кибернетиков. Каждый из них занимался частными вопросами, иногда удивляясь, какие странные проблемы и мысли переполняют голову, но в целом они образовали сверхмозг столь мощный, что ему по силам были любые задачи.

Излюбленным объектом точечных инвазий для Легиона оставался бродячий поэт. Впрочем, давно уже не бродячий, а модный и почитаемый, к тому же мнящий себя сверхчеловеком. Краткие вторжения Легиона он воспринимал как озарения свыше и пребывал в уверенности, что его посещает непосредственно Бог-отец.

Во время очередной инвазии Легион обнаружил, что поэт, отложив на время поэтическое творчество, пишет ритмическую прозу, обкатывая в уме фразы с претензией на слог эпический, а иногда сбиваясь даже на библейскую стилистику. Когда он окончательно выбрал название сочинения - "Книга Легиона", стало ясно, что поэт ни много ни мало пишет священную книгу.

"Иные думают, только в давние времена Бог являл себя человекам. А я свидетельствую - Он мне явился, Легио Прима, Легион Первый!

Иные думают - что было, ушло навсегда и больше того не будет. А я говорю все повторяется, и свидетельствую - Он мне сказал: "Ты - Петр, и на камне сем создам Церковь Мою".

Иные думают - что человеку, превзошедшему науки и знания, дерзнувшему стартовать в Космос, что ему Бог? А я говорю: Он - Бог современности, Бог превзошедших и знающих, Бог безумных и дерзких, истинный Бог ваш, и имя ему Легион.

Иные считают, что бытие Божие совершается в заоблачных высях, в других мирах и галактиках. А я говорю - Бог живет с нами, среди и внутри нас. И как человеку нельзя жить без Бога, так и Богу быть невозможно без человека. Не устану вам повторять: помните Бога в сердце своем! Помните Легиона!"

Легиону стало ясно: пора создать подходящие религиозные технологии. Были разработаны критерии оптимизации информационных инъекций во времени и пространстве, соотношения понятного и непостижимого в священных текстах, скорости введения в оборот базовых религиозных идей и сопутствующей мифологии. Были продуманы даже примерные образцы апокрифов, ересей и лжеучений как необходимых составляющих общего религиозного процесса (при условии правильной дозировки). Исследовалась также сравнительная эффективность разных способов распространения новой религии, и оказалось, что, несмотря на развитие технических средств коммуникации, не следует пренебрегать живыми пророками и проповедниками, ибо mass-media часто вызывают у людей недоверие.

Для окончательной проверки теории на компьютерах были полностью смоделированы все значимые параметры жизни Pax Romania к началу Новой Эры экономика, верования, искусство, позитивные знания, география, природные условия, даже ландшафт как фактор психологического воздействия. А затем был поставлен вопрос о целесообразности и оптимизации процедуры введения новой религии. Через несколько часов напряженной работы всех участников контрольного эксперимента был получен ожидаемый и одновременно поразительный результат: именно христианство (с точностью до манеры изложения догматов), именно Иудея, именно богочеловек и именно распятие. Место и время явления Христа, длительность его жизни, количество пророков и апологе-тов - все было выбрано наилучшим и наиточнейшим образом. Ко времени Рождества Христа по всей Ойкумене была нарушена каноничность обрядов всех бытовавших тогда культов, и все верования пошатнулись - прекрасная подготовка почвы для посева семян новой мировой религии. Легион констатировал, что две тысячи лет назад вселенский процессор Поля Животворящего функционировал идеально.

Относительно современности та же программа отметила определенное сходство общей ситуации с той, что возникла две тысячи лет назад,- та же размытость религиозных представлений и всеобщая растерянность. Для внедрения новой религии словно специально была подготовлена ниша, но у Легиона имелись серьезные сомнения, насколько эта ниша предназначалась ему.

Как всякая сущность высокого уровня, Легион стремился к совершенству. Совершенство заключалось в безмятежности и недеянии, в существовании на грани несуществования, которое существу клеточному с его грубым биологическим метаболизмом показалось бы анабиозом, а на самом деле было блаженным сном наяву, высшей игровой реальностью. Любая материальная деятельность нарушала совершенство. Мифологемы восточных религий, диковатые когда-то для Легиона-человека, стали естественной составляющей обобщенного сознания Легиона-божества.

Вначале было ОНО. ОНО не было нечто, но ОНО и не было ничто. ОНО не было ни теплое, ни холодное, ни легкое, ни тяжелое, ни конечное, ни бесконечное. ОНО было никакое. Потом что-то произошло, и ОНО создало первого человека.

Само собой разумелось, что этот "первочеловек" - некое образование из конечного числа элементов, которое ОНО (Абсолют) отщепило (отщепил) от себя, создав нечто, способное к деятельности. Совершенное божество недейственно, действенное божество несовершенно. По сути, простое следствие одной из скучноватых теорем кибернетики (всякая замкнутая система неполна, всякая полная система не замкнута). Деятельные образования, которые Легион выделял из себя, увы, закономерно обладали слабостями низших сущностей, в частности, человека, и это делало иллюзорным всемогущество Легиона-бога.

Тем временем папа-Паулс, сначала в ненавязчивой форме, стал внушать Лолите, что семейный бизнес нуждается в наследнике, и пора бы ей такового родить, пока она окончательно не спилась и не истаскалась. Поскольку те случайные болваны, с которыми она делит постель, явно не годятся ни для создания семьи, ни для деторождения, он предлагает ей превосходный выход из положения - зачатие от престижной американской пробирки ничуть не менее респектабельно, чем в законном браке. Во время поездки в Штаты папаша свел знакомство с родственником своего делового партнера, знаменитым тамошним доктором, обладателем коллекции образцов спермы нобелевских лауреатов, благодаря которым честолюбивые женщины зачинают гениальных детей. Лолита, разумеется, сперва закобенилась, но папа проявил настойчивость и добился ее согласия. Лолита была доставлена в Штаты и после полного клинического обследования подверглась несложной процедуре. Через неделю доктор определил, что зачатие гения совершилось. Предварительная подмена образца спермы была проведена соответствующим функцио-разумом Легиона без ведома знаменитого ученого.

Одновременно с зачатием, с точностью до секунды, наступила смерть уже окончательно разрушенного тела Легиона, что с метафизической точки зрения было вполне закономерно.

В этот миг у миллионов людей одновременно на короткую долю секунды потемнело в глазах, сбился ритм сердца, но никто не обратил на такой пустяк особого внимания - магнитные бури теперь чуть не каждый день.

Для Легиона же произошло событие огромной важности: гибель тела не оборвала его бытия, а отключение сознания на долю секунды следовало признать неопасной издержкой, естественной данью зоологическому способу происхождения. Правда, ответ на вопрос о природе носителя "я" Легиона, его воли, так и не был получен. Более того, точное совпадение во времени обоих событий наводило на неприятные догадки по этому поводу. Впрочем, как бы там ни было, промежуточная цель достигнута: Лолита, чьи ужас и отвращение по отношению к Легиону были столь сильны, распространяясь на всех, в кого Легион хоть однажды совершал вторжение, теперь вынашивала его плод и одновременно его самого телесное воплощение. Способность себя воспроизвести, зачать самому себя - качество, безусловно, чисто божественное.

Но, увы, после возвращения из Штатов в Лолиту словно вселились демоны. Предупредив только свою секретаршу, она внезапно сорвалась в Югославию, как выяснилось, с целью искупаться в Адриатическом море. Там она подцепила голландского культуриста и пустилась с ним во все тяжкие. Потом перебралась в Варну, где нашла себе местного болгарина, с которым запила вполне по-славянски. Дело кончилось пьяной истерикой, внезапным недомоганием, высокой температурой и выкидышем. Проведя неделю в больнице, она вернулась в Россию и преспокойно занялась делами, вскоре восстановив привычный образ жизни. Когда папа-Паулс, пожурив дочь за слишком уж разухабистое поведение, заметил ей в утешение, что в банке спермы препаратов еще предостаточно, она деловито, без всякого оттенка огорчения в голосе объяснила, что иметь детей уже никогда не сможет.

А Легио Прима устоял. Империя Легиона, глобальный континуум разума, эмоций и ощущений, подчиненный его воле, не рухнул. Но момент гибели эмбриона отдался в гигантском сверхорганизме куда более болезненно, чем смерть одряхлевшего бывшего тела Легиона. Отключение сознания на этот раз длилось несколько секунд - подлинный обморок Бога. У элементарных единиц, входящих в состав Легиона, непонятное явление вызвало массовый шок. Большинство восприняло странное событие как предупреждение, малую репетицию конца света в такой форме, какую не предсказывал ни один пророк. По миру прокатилась волна самоубийств, абсурдных поступков и нелепых убийств. По суммарному ощущению происходящее казалось припадком человеческой эпилепсии, спроецированным на высшую сущность - выражаясь условно, эпилепсией Бога.

Прекратился этот глобальный припадок так же внезапно, как начался, и первым стремлением Легиона было - досконально выяснить, что именно произошло и как предотвратить подобное в будущем. Катастрофа началась с гибели эмбриона во чреве Ларисы Паулс, пребывавшей в пьяном безобразии на болгарском морском курорте. Восстановление воли и самосознания Легиона совершилось в результате попытки самоубийства известного поэта в Санкт-Петербурге. Спасла того от смерти сожительница, выслеживавшая поэта из ревности и успевшая вовремя вызвать "скорую помощь". Он воспринял происходящее как конец света и в помрачении рассудка решил, что самоубийство, совершенное определенным образом, может спасти мир. Эта дикая идея фантастическим образом оказалась прозрением. Не понимая, что делает, поэт вскрыл себе вены кухонным ножом, и обильное истечение крови с одновременным разрушением ее динамической структуры привело к высвобождению специфической энергии, известной в древних эзотерических культах Востока под названием "гаахх". Вследствие квантовой природы процесса выделения энергии "гаахх" она образовала пульсирующее поле, которое и восстановило устойчивость сознания глобального организма Легиона. Сущность явления "гаах" современной физике

неясна, но детальному изучению не подлежит в силу заведомой аморальности такого исследования.

Легион отверг любые попытки вникнуть в суть явления "гаах" как потенциальный шаг к человеческим жертвоприношениям. Одновременно отметил, что варварские кровавые культы древности были следствием суеверий в буквальном смысле слова, то есть следствием веры в неполноценных богов. И воля Легиона не могла навязать разуму изучение "гаах", ибо это означало бы фиксацию неполноценности бога.

Гарантировать устойчивость глобального организма Легиона могла только скорейшая замена его паразитарного присутствия в сознании людей на легальное существование - внедрение его культа, новой религии. Бог жив, пока люди о нем помнят и думают. Но если для Бога-сына, как следует из Евангелия, достаточно трех верующих, то для божества ранга Легиона, по приближенным расчетам, требовалось непрерывное и осознанное его присутствие в мыслях либо эмоциях десятков тысяч людей.

И снова возник вопрос о репликации личности Легиона-человека.

Лолита знала, что не сможет родить ребенка, и это ее нисколько не огорчало. Она знала также, что способна к овогенезу, и, следственно, возможно ее оплодотворение с последующей пересадкой зародыша к другой женщине-донору. По сути, от нее требовалась одна-единственная яйцеклетка, но именно ею - одной из множества ей ненужных - она ни за что не хотела поделиться, и все разговоры на эту тему встречала с крайней враждебностью.

Время шло, и предчувствие возможной катастрофы опустилось в глубины элементарных сознаний и давало о себе знать только медленным накоплением смутной тревоги, ответственность за которую, как обычно, возлагали на потепление климата и перепады атмосферного давления.

Но, увы, неизбежное - неизбежно. Все началось с постепенного, но очень последовательного повышения солнечной активности, так сказать, внепланового, не предсказанного гелиографическими службами. Настала весна, и из всей живой природы первыми отреагировали на своевольное возбуждение светила растения. Кустарники и деревья дали необычно мощные многочисленные побеги с укрупненными цветами и листьями, но особенно буйно, словно в приступе необузданной жадности к росту, проявили себя травянистые. Вдоль проселочных дорог кипрей и борщевник вымахали в высоту до четырех-пяти метров, создавая для проезжающих экзотические пейзажи, не то африканские, не то австралийские, и теперь легко было поверить старым россказням американских писателей о траве в прериях, где могли целиком укрыться лошадь со всадником. Затем появились странные насекомые - крупные, невероятно голодные комары с лиловыми крыльями, огромные и злющие божьи коровки, над гигантскими одуванчиками чуть не метрового роста порхали бабочки фантастических, с точки зрения одуревших от счастья энтомологов, расцветок. Млекопитающие же, включая людей, отреагировали подъемом жизненной активности. Мозги людей заполонили пресловутые "новые трихины", бесы азарта и страстей, и настал момент, когда уже не насчитывалось необходимого минимума, десятка тысяч человек, ощущающих в своем сознании присутствие Легиона, а у него не было средств наставить на путь истинный мгновенно и одновременно множество выходящих из-под контроля умов. Сверхсознание Легиона потеряло единство и начало распадаться.

Эпилепсия, конвульсивная пульсация представления о себе и мире, мгновенные вспышки случайных фрагментов сознания, падение в пустоту в облаке осколков взорванного зеркала, по отражениям в которых крупицы раздробленного разума пытаются осмыслить происходящее и найти путь к спасению,- примерно таковы были ощущения Легиона. Он воплощался попеременно в элементы калейдоскопа, состоящего из клочьев разодранных на части личностей. Этот кошмар был бесконечным, ибо Легион уже заглянул туда, где времени не существовало, но его воля все еще действовала. И именно она, в момент случайного секундного вторжения в сознание бывшего научного работника, заставила бедолагу вскрыть себе вены ножницами, причем почти полностью разрушенный разум Легиона пытался воспрепятствовать этому, восприняв происходящее как собственное самоубийство.

Восстановление всего сверхорганизма совершилось менее чем за десять секунд. Под двойным давлением - личной воли и возбужденного происшедшим инстинкта самосохранения - Легион сформировал специальный функцио-разум, жестко нацеленный на предотвращение подобных катастроф в будущем и освобожденный от моральных запретов. В частности, это давало право исследовать и использовать явление "гаах".

Идеологи Спецразума, обладая большой, по сравнению с обычными людьми, осведомленностью, мнили себя сверхчеловеками, пророками и претендовали на собственное толкование мира, в том числе и религиозной истории. Непонятная для большинства верующих роль Сатаны и прочих падших ангелов (ведь Бог создал все сущее, значит, и Дьявола тоже?) Спецразум трактовал предельно просто: Дьявол не что иное, как служба безопасности Господа Бога, как говорится, труженик невидимого фронта. По теории, Бог - Всеблагий и Всемогущий, а на деле, если Всеблагий, то не все методы использовать могущий, и вот ради них-то, запретных для Всеблагого методов, и создана отделенная напрочь от Бога служба безопасности, попросту - Дьявол. Сейчас он и его темное воинство все еще оболганы и запачканы пропагандистской грязью, но придет время, и Вселенная узнает правду.

Явление "гаах" изучалось в закрытой лаборатории, защищенной секретностью на всех возможных уровнях. Выяснилось, что отнюдь не всякое истечение крови приводит к образованию поля "гаах". Разрушение динамической структуры крови может происходить по различным схемам, и лишь одна из них, включающая в себя цепную реакцию распада клеток, приводит к нужному результату. Например, при истечении из капиллярной трубки или пробирки вообще не происходит высвобождение энергии. Для реализации явления "гаах" требуется истечение из живого организма, при условии предварительного специального структурирования крови, определенного энергетического и эмоционального состояния подопытного. Были также собраны и подвергнуты анализу сведения об использовании "гаах" в древности, причем попутно было отмечено, что именно отсутствие научной базы причина низкого процента эффективности соответствующих обрядов и как результат - общая дискредитация метода.

На практике поле "гаах" обладало способностью стабилизировать ментальные структуры, не имеющие более конкретного материального носителя, и, по-видимому, изначально предназначалось для стабилизации после смерти субъекта его мыслящей и чувствующей сущности, так называемой души. Важнейшим результатом для Спецразума оказалось, что "гаах" может обеспечить не только устойчивость сверхмозга Легиона, но и автономную устойчивость самого Спецразума. Иными словами, выяснилось, что при систематической подпитке Спецразум может существовать самостоятельно, не входя в состав Легиона, и даже выжить в случае разрушения последнего. Было установлено, что для поддержания стабильности достаточно еженедельной подпитки энергией "гаахх". Такой расход человеческого материала - одна единица в неделю - был признан несущественным, с учетом того, что в реальности люди по собственному неразумию либо неосторожности ежедневно гибнут тысячами. Хотя слова "жертвоприношение" и "жертва" никогда не произносились, а только "плановый эксперимент" и "подопытный", факт оставался фактом: Спецразум тайно узаконил регулярные человеческие жертвоприношения. Сформировался потенциальный конфликт между собственно Легионом и Спецразумом, и со временем он должен был вылиться в вопрос "кто кого".

У Спецразума же были свои внутренние проблемы. Девять его олигархов, поочередно занимающие на советах председательское кресло, в отличие от Легиона, с биологической точки зрения были обыкновенными людьми. Они вершили судьбы мира, проникали в сознание людей, но сами были подвержены естественным процессам старения, смерти и прочим низменным свойствам, обусловленным человеческой физиологией. Они воспринимали это как трагическое противоречие и, зная уязвимые места Легиона, считали его дар случайным, а волю - слабой, недостаточно целеустремленной и отягощенной предрассудками, перенесенными на сверхчеловеческий уровень из примитивного прошлого. Каждый из них был готов его заменить, и достигнутые ими знания в принципе позволяли произвести перестановку, в результате которой место Легиона Первого занял бы Легион Второй. Но их было девять, и бороться между собой означало бы для них гибель. Выход был только один: превратить самих себя в пантеон. К такой трансформации они технологически были пока не готовы. Спецразум, не бросая открытого вызова, начал подготовку к ниспровержению Легиона. Она состояла в последовательной дискредитации самого Легиона и общей дестабилизации его гигантской империи мысли, с тем чтобы после ее крушения новые благодетели восстановили Разум и Закон в человеческой популяции.

Кровавые жертвоприношения продолжались в прежнем ритме, раз в неделю, но если раньше "подопытный" бесследно исчезал в результате "планового эксперимента" и это не вызывало в элементарных умах ни паники, ни возмущения, то теперь Спецразум действовал неуклюже, оставляя трупы энергетических доноров. Нашлись люди, которые по долгу службы закономерно пришли к выводу о существовании Легиона и его ответственности за преступления. Докопавшись до истинной роли Спецразума в этих событиях, Легион уже не мог ничего предпринять, ибо его сверхорганизм стал неустойчивым и нуждался в постоянной подпитке энергией "гаах" - уничтожение Спецразума для него было равносильно самоликвидации. Некоторые элементарные умы с помощью примитивной аппаратуры научились нейтрализовать импульсы Спецразума, предписывающие самоубийства и инициирующие высвобождение "гаах", что представляло угрозу не только для Легиона, но и для самого Спецразума. Последний стал подавлять эти приборы нарочито грубыми методами, приводившими к массовой гибели населения, всеобщей панике и беспорядкам. Слово "Легион" превратилось в символ зла.

Легион понял, что обречен. Легализоваться в элементарных умах он способен теперь только при непрерывном мощном излучении "гаах" и только в качестве злого духа.

И тогда, совершив вторжение в сознание командира военно-транспортного самолета, он взял курс на главную резиденцию Спецразума и ввел машину в пике.