Глава десятая Как еще прикажете?

— Вашему вниманию предлагается деревня Рябовка! — бодро воскликнуло Дерево. — Во-он уже погост виднеется.

— Надеюсь, нас на погосте не положат, — поежился я.

— Как повезет, — философски отозвался Орех. — Тут уж или за щитом, или щитом.

— Это что еще за народное творчество?

— Древесная поговорка. Значит — либо тебя признают памятником природы и щитами оградительными обнесут, либо из тебя самого щитов наделают. Пожарных.

Как я понял спустя несколько колов времени, судьба с милой улыбкой поджидала нас, вооружившись багром, ведром и огнетушителем — со стороны Рябовки на погост направлялись какие-то странные фигуры в белом. Передвигались они весьма странно — ползком, и было их много — цепочка растянулась от деревни до кладбища.

— Что бы это значило? — озадаченно пробормотал Орех, когда мы приблизились к дороге.

— Призраки бледные с цепями звенящими? — спросил я, благоразумно не подходя ближе.

Орех открыл дупло для ответа…В это время из придорожных кустов вынырнула всклокоченная рыжая башка.

— О! Глым Харитоныч! — расплылась она в щербатой улыбке.

— А! — я схватился за сердце. — Опять душегубы? Всю деревню перерезали! Креста на вас нет! Орех, ну-ка, хапни его, чтоб неповадно было!

Орех направился к кустам, наклонился… И с ревом кинулся к рыжему обниматься.

— Семен Игнатьич! — скрипело Дерево. — Сколько лет, сколько зим!

— Да нисколько, — радостно отвечал ему рыжий. — На той неделе виделись. А вы какими судьбами туточки?

И тут я узнал в щербатом дядьке одного из семи Семенов-Додельщиков! К которым, кстати говоря, в Мастерскую мы с Орехом и направлялись, если вы помните.

— Мы — со Свалки, — просвещал его Орех. — А вы? Где все ваши?

— Спят. Я — на карауле. На задании мы, — помрачнев, ответил Семен Игнатьич. — Глянули на карту — а в Рябовке неспокойно. Не происходит то, что должно было.

— А что должно было произойти? — спросил я, присаживаясь на траву. Семен присел рядом со мной и начал рассказывать:

— Ихняя девка должна была за парня из соседней сказки замуж в ту субботу выйти. Не вышла почему-то. И обе сказки нарушились. Мы котомки похватали — и сюда.

— А тут мор?

— Хуже. Могильщик объявился. Так что лучше вам туда не ходить. Пропала Рябовка. Вот, ждем, когда все на погост уползут, Могильщик развеется, тогда работы будет много, почитай, все соседние сказки наперекос пойдут.

— Так это что, рябовцы ползут? — тонким голоском спросил Орех.

— Они, родимые.

— Что за могильщик такой? — спросил я. — Какой-нибудь маньяк-колдун вуду? Всех порешил, а потом заставил трупы ожить и самим себя хоронить, так что ли?

— Вы поаккуратней с этим, — поперхнувшись, попросил меня Семен. — Хорошо еще, что не сказали сперва "Жили-были", а не то опять, как с тем сказителем очкастым, получилось бы. И так по Царству всякой нечисти незнамо сколько шляется. А Могильщик — откуда только выискался? Вроде бы и не придумывал его никто, да и чем он занимается — неведомо, да только после него ни одной живой души в деревнях не остается. Где-то что-то я слыхал про такое чудо-юдо, да вот запамятовал.

— Пойду гляну, — поднялся я с травы.

— Не надо, Глым Харитоныч! — сказал Семен Игнатьич. — Я слышал, что несколько сотен лет назад, еще до Шнапса, Могильщик пару Сказочников укокошил — сами на погост уползли. И Додельщики пытались его угомонить, потом новых Семенов искали.

— Ты это точно знаешь? Говоря умным словом — наверняка?

— Без наверняков. Точно вам бы Кащей Големыч рассказал, или Колоб Дедушкович. Я ж говорю — легенда. А все равно страшно.

— Не так страшен черт, — неожиданно сказал Орех, — как его малюет художник Вдали! Пошли, хоть из-за заборчика посмотрим.

— Глым Харитоныч, вы же к оперативной работе не приучены! — взвыл Семен. — Кащей Големыч меня за такие штуки в огонь и в воду, а потом — медной трубой сверху ка-ак…

— Тогда пойдем с нами, — сказал я. — Что страшнее — неведомый Могильщик или хорошо всем известный Кащей?

— Кащей, — сглотнув, признался Семен, и поднялся с земли. — Очень хорошо известен нам сей достойный господин, раздраконь его в прах да в пепелище!

Пригибаясь и тщательно обходя стороной заметно поредевшую вереницу ползунов, мы приблизились к деревне. Схоронившись за плетнем, стали по очереди выглядывать.

— Ничего не видно, — вполголоса сообщил Орех.

— А что ищете? — послышался сзади чей-то голос. — Может, подскажу?

Мы с Семеном хором издали полузадушенный писк. Вся наша компания медленно повернулась…

И узрела кого-то на противоположной стороне улочки. Этот кто-то был хрупким кудрявым юношей, сидящим с ногами на плетне. Пригорюнившись, он смотрел на нас огромными и невыразимо грустными глазами.

— Почему никого нет? — глупо спросил у него Орех.

— Жители Рябовки уже там, в лучшем из миров, — вздохнув, поведал нам юноша. Вытянув шею, он огляделся и добавил. — Еще пока не все. Но динамика положительная.

— Вы — Могильщик? — догадался я.

Юноша приподнял с головы воображаемую кепочку и помахал ею в воздухе.

— За что же вы их всех убили? — продолжал допрос я.

— Вы меня с кем-то путаете, — слабо улыбнулся Могильщик, — я просто убедил их, что здесь уже делать нечего. Сырость, мерзость, грязь и запустение. И сквозняки, конечно. Как же я про них-то забыл…

Он, не отрываясь, глядел на нас прозрачными голубыми глазами. Мне показалось, или вправду солнца свет чуть померк и пахнуло тленом?

— Это уж, простите, дудки! — встрял Орех. — Где тут запустение? И сырость? И сквозняки где-то нашел, надо же… Прекрасная, ухоженная деревня! Жирный чернозем. На хлебушек бы мазал!

— С вами препираться — себя не уважать, — молвил Могильщик. — Говорящее и ходящее дерево, какая пошлость! Все это уже было триста раз — Древень, Бирнамский лес, и др, и пр…

Орех как-то жалобно заскрипел, накренился и сбросил охапку желтеющих на глазах листьев.

— Я вспомнил! — прошептал Семен. — Это — Могильщик Постмодернизма!

— А чего с вами цацкаться, тарантины хреновы, — равнодушно признал Могильщик. — Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…

— Вот, вы же сами!..

— Да, — с удовольствием признал Могильщик, поудобнее устраиваясь на плетне. — Это еще раз доказывает, что в мире ничего нового уже не произойдет, он себя исчерпал, а значит — подлежит безжалостному уничтожению…

Он говорил, и все меркло на глазах. Меня как будто опутывало серой паутиной, которую я вдыхал и в которой задыхался.

— Что же делать? — полузадушенным голосом вскрикнул Семен.

— Как — что? — удивился Могильщик, и широким жестом указал на дорогу. — Накрываться и ползти, чем все успешно и занимаются.

Семен судорожно зашарил вокруг себя в поисках савана.

— Можно и не накрываться, — подумав, разрешил юноша. — Но ползти — обязательно. Я вот тоже решил: как только сгинет весь этот вторичный и насквозь прогнивший мир — тут же поползу.

— Ползи сейчас, — борясь с мороком, сквозь зубы приказал я. — Я — Сказочник.

— О, нет! — юноша театральным жестом приложил запястье ко лбу. — Меня сейчас заговорят до смерти скучнейшими в мире сказками! Во, глядите! Еще один проникся.

Из дальней избы выползла обернутая в белое фигура и попресмыкалась к погосту. Это меня доконало. Серая паутина, опутавшая мир, стала наливаться красным.

— Жили-были… — начал я.

— Свеженькое начальце, — хихикнув, одобрил Могильщик.

— Дед да ба…

— Баба, ну конечно. Красивая хоть, надеюсь?

— …ран! Дед да Баран.

Из-за угла ближайшей избы вывернули, ошеломленно озираясь, старик с бородой и в лаптях, ведущий за рога здоровенного косматого барана.

— И баран наверняка говорящий, — подковырнул меня Могильщик. Стараясь не обращать на него внимания, я продолжил:

— И была у них ку…

— …рочка ряба, — зевнув, сказал Могильщик. — Отчего бы эта деревня Рябовкой зовется, интересно?

— Ку… Куча золота! И акций нефтедобывающих компаний!

Дед в мгновение ока приоделся в багряные шелка и бархат, а баран заблагоухал, закурчавился и обзавелся золотым ошейником.

— Без мышки? — несколько озадачился Могильщик. — И мышка никуда не бежала? И ничем не махала? Очень странно.

— Была у них мышка!

— Волшебная?

— Компьютерная! Оптическая! Сама щелкала, трещала, по ночам в Интернете на бирже играла!

На холке барана тут же возникла толстая и несколько плоская светло-серая мышь с одним, воспаленно-красным глазом.

— На чем? — переспросил Могильщик, и даже ноги с плетня спустил.

— На бирже! Это такой волшебный музыкальный инструмент — восемь палочек и девять дырочек! По…

— Знаю! — воскликнул с обидой Могильщик. — Было! Поиграешь на нем…

— Не-а! Позвонишь ему…

— По телефону?

— В колокольчик! В полночь! И инструмент сам запоет, заиграет, других мышек созывает! Мышки кликают, мировой капитал все напитал, на рынке — обвал, как в горах, а дед…

— А дед — уже олигарх! — перекрикивая меня, завопил Могильщик.

— А дед спал в это время, как все нормальные люди по ночам спят. Но увидел волшебную мышку сосед, заслонила она ему белый свет! И укра…

— Украл мышку, знаю! — заорал Могильщик. — Себе взял!

Рядом с дедом-барановладельцем возник обалделого вида коренастый мужик. Оскалив зубы, он хищно потянулся к мышке.

— …Украсил он бараний хлев цветами невиданными, дарами неслыханными! И дед ему дал волшебной мышкой попользоваться, просто так. Просто так!

У барана в пасти тут же обнаружился пук цветов, которыми он тут же и захрустел. Коренастый сосед, как по мановению волшебной палочки, расцвел, заблистал златой цепью вокруг шеи и обзавелся новым армяком и лаптями. Дед же подхватил соседа под локоток, и они вприпрыжку стали носиться по траве и, время от времени нагибаясь, срывать одуванчики. Могильщик же, наоборот, как-то съежился и пожух. Кажется. И мир потихоньку начал возвращать себе свои краски.

— Это абсурд! Нонсенс! — крикнул обиженно Могильщик. — На него все можно списать, любое идиотство! Хватит, больше не играю! Мы так не договаривались! Тоже мне, бекет вшивый!

— А мы вообще никак не договаривались, — сказал я. — Хватит или продолжать? На ту беду появился в деревне Могильщик — да как появился, так и испарился!

Могильщик одарил нас на прощание полным вселенской скорби взглядом и — совершенно верно, дорогие друзья! — послушно испарился. В прямом смысле слова. Когда морок растаял — солнце засияло с прежней силой, а посреди деревни остались стоять донельзя обалделые Дед, кормящий Барана сорванными одуванами, и Сосед, гладящий по спинке волшебную Мышку.

Я вздохнул и сел.

— Отдыхайте, Глым Харитоныч, — откашлявшись, сказал Семен. — Щас я ребятишек из леса кликну — все в один миг доделаем. Вы только не забудьте сказать"… и жили они, не тужили, долго и счастливо", ага?