Глава девятая Какой же вопрос назойливого Ореха поставил меня в тупик?

— Глым, — спросило дерево. — А там, в вашем мире, сочиняют сказки про деревья?

Ох, и крепко я задумался! Последний раз, когда я слышал в нашем мире сказку, мне было лет эдак восемь. Сам же я никогда и никому сказок не рассказывал (разве что налоговым инспекторам, да старухе, когда возвращался из пивной под утро). Поэтому пришлось практически применять рычаг, чтобы стронуть с места ржавую колымагу памяти.

— Это, — сказал я. — Ну, как его бишь… Конечно, сочиняют, Орех. Еще какие!

— А какие? — мгновенно спросило Дерево.

Признаться в плохой памяти — значит, обидеть нового товарища. Ладно, попробуем немного поиграть.

— Есть у нас очень интересная сказка, — принялся наспех выдумывать — а может, и вправду что-то вспоминать — я. — За тридевять земель, в Тридевятом Царстве…

— Это где-то под Ростовом? — спросило неожиданно дерево.

— Чего?

— Тридевятое Царство — к юго-западу от Ростова, — пояснил Орех. — Там у меня тетя растет двоюродная.

— Тетя? А, тогда понятно. Нет, это в другом царстве было.

— В Тридесятом?

— Наверное.

— Тогда это Когалым.

— Да не в этом мире вообще! — сердито сказал я. — Далеко.

— Значит, не Когалым?

— Нет. Слушай дальше. Так вот, в том самом царстве-государстве жила одна семья. Папа-писатель, мама-учительница и куча детишек. И однажды в их огороде выросло огроменное дерево. А на нем вместо листьев и всяких бананов да яблоков росла обувь!

— Фу! — листья на Орехе свернулись в трубочки. — Гадость какая!

— Чистая! — оскорбленно заметил я. — Новенькая! Будто только что с фабрики. Представь, какая экономия! Надоели тебе ботинки — пошел, новые сорвал.

— А старые? Засыхали и гнили?

— А старые они в землю закапывали. Под корнями того самого Чудо-Дерева.

— Тоже мне чудо! — презрительно сказал Орех. — Вот я знал одного Каштана, так на нем однажды знаешь, что выросло?

Я не знал. Тогда дерево осмотрелось по сторонам, и, не найдя ни одного случайного свидетеля, прислонило к дуплу ветку и прошептало мне, что же росло на Каштане.

— Вот это действительно гадость! — с чувством сплюнул я.

— Что? — сказало Дерево донельзя довольным голосом. — Офигел?

— Да уж, хорошая сказка, ничего не скажешь. Кто придумал?

— Никто не придумал. Просто само взяло и выросло!

— Мутант, — кивнул я. — Это мы проходили.

Тут уже пришла очередь Ореху расспрашивать про мутантов. Ну, мне-то было чего про них порассказать. Как-никак, соседями были. У кого пятая нога, как у собаки, у кого щупальца на спине, у кого — вроде бы на первый взгляд ничего нету, а дети рождались телепатами, программистами да толкинистами, с пеленок про селандии, сильмарилли да диптауны бормотали. Услыхав про сильмарилли, Дерево вроде бы хотело что-то сказать, но передумало.

— Ну и, ну и, ну и, ну и? — спросило оно после того, как я закончил рассказ.

— Ну и все, — сказал я. — Живут себе.

— А худа от них не бывает?

— Да нет вроде. Разве что Бледноморды, но они только вид делают, что страшные, пугают. Вроде Кащея.

— Вроде Кащея? — дерево хмыкнуло. — Скажи спасибо, что Големыч договор соблюдает. Не то неизвестно, как бы он тебя напугал, и где бы ты очутился после этого.

— Ничего себе!

— Вот именно! Для многих первая встреча с прежним Кащеем была одновременно и последней.

— Как же его укротить удалось?

— Я же говорю — договор подписали с Царем. По поводу Сказочника. Оказалось, что без толковых Наставников у потенциальных Сказочников, кроме всякой гадости, ничего не получается. А Кащей знает больше всех жителей нашего Государства, вместе взятых.

— А Колобок?

— Он рангом пониже, но тоже много чего знает и умеет. Ведь сказка о нем — одна из самых первых, придуманных в нашем мире.

— М-м. Слушай, а вот Кащей — что он с этого имеет?

— Все, что хочет. Три любых желания в месяц.

— Кроме?..

— Царь имеет право наложить вето на одно из трех. Все довольны и счастливы.

— Кроме?..

— Кроме тех, кому мешают жить первые два желания Кащея.

— А сам Големыч? Неужели он тоже бессовестный?

— На самом деле никто не знает, что творится в его душе, и вообще — есть ли она у него? На эту тему одно время диссертации повадились защищать. Потом перестали.

— Оттого, что ничего не доказали?

— Оттого, что быстро закончились. Все. И диссертанты, и оппоненты. Так что неизвестно, какой он на самом деле, Кащей. Он и не плохой, и не хороший. Вообще, что ты ко мне пристал? — рассердился Орех. — Вот увидишься с ним еще раз — сам и спроси. Сказки давай!

— Хорошо. Вот тебе еще одна — кстати, не наша, вообще чья-то чужая. Однажды, когда на небе было много богов, и все они любили следить друг за другом, один мелкий божок втрескался в нимфу — это что-то вроде вашей русалки, только без хвоста.

— Тогда проще — голая баба!

— Если хочешь. Так вот, втрескался и решил подкараулить ее, догнать и совершить акт прелюбодеяния…

— Это как?

Я объяснил.

— А-а, — понимающе зашелестело дерево. — Это я знаю. Подо мной тоже эти самые акты совершались. Иногда, знаешь ли, люблю выждать момент и тихо, но душевно сказать — "ГАВ"!!!

— Ты полегче, — проворчал я, когда Орех помог мне выкарабкаться из канавы. — Нам еще далеко, между прочим.

— Не очень, — дерево вытянуло ветку, приложив ее к глазам. — Вот уже конец свалки, а там рукой подать. Верст пятьдесят. И все лесом. Лепота!

— Чтоб меня там съели лесные? Хорошая лепота!

— Я тебя защищу, — пообещал Орех. — Наступлю на них. Или сяду. Лучше сяду, а то потом вязнуть буду, корни придется чистить.

— А зад?

— Сами отвалятся, — беспечно махнуло дерево.

— А ночевать где будем? Только не говори, что в лесу! В таком случае лучше было на Свалке остаться. Воняет, зато тепло. И никто не съест.

— Не боись, в деревне Рябовке будем ночевать. То есть, ты будешь, я-то по ночам не сплю — зимой выспался.

— А что ты делаешь ночами? — заинтересовался я.

— А вот что я делаю ночами, — сухо ответил Орех. — вас, дражайший, не касаемо.

Я не стал настаивать на гнусных подробностях древесной ночной жизни, а стал досказывать легенду про нимфу, превращенную по ее особой просьбе в дерево. До конца свалки мы добрались без приключений. Которые не замедлили на нас свалиться, как только мы приблизились к опушке леса. Из-за деревьев внезапно выбежало немалое количество людишек в бурой, под стать лежалой листве, одежде. Все, как один, были с огромными ножами в руках.

— Голубчики-душегубчики, — сказало дерево безразличным тоном.

— Спасибо за информацию, — хмыкнул я. — И что теперь?

— Идем дальше. Не боись, они слабые. Еще слабее хоббутов. Ниже их только крестьяне.

— Почему?

— Потому что с косами.

Ничего не поняв из вышеизложенного, опасаться я не прекратил.

— Да ты не дергайся, — поощрило меня дерево. — Я — Орех, ты — Сказочник. Что с нас взять? Орешки да сказки?

— А, может, и вправду сказочку про них сочинить? — я приободрился. — Превратить их, скажем, в свинок-серых щетинок?

— Вот как Сказочник — так сразу Преобразователь, — покачалось дерево. — Думаешь, самое простое — раз, и оборотня заделать? А то, что своими необдуманными действиями человеку жизнь искалечишь — это как?

— Так они мою щас вообще прекратят! — завопил я, не в силах помешать нашему медленному, но верному окружению.

Тут один из воров, низенький и почему-то в зимней шапке, натянутой на уши, пробасил:

— Жизнь или кошелек?

— Жизнь, — сказал я. — Потому что кошелька у нас, к счастью, нету.

— К сожалению, — мрачно поправил меня вор.

— Для вас — да.

— А для вас — нет. Потому что тем, у кого нет кошелька, и жизнь ни к чему.

— То есть?

— Они же бедные. Зачем же засорять наше Царство всяким нищим сбродом?

— А у вас деньги есть? — спросил я, чем поставил вора в тупик.

— Ну… Конечно, — сказал он, подумав.

— А зачем вам еще?

— Чтобы больше было! — захихикал вор.

— А зачем?

— Чтобы кутить, пить и веселиться!

— Так кутите. Деньги же есть.

— Ага-а! А вдруг закончатся?

— Ну сейчас же есть.

— А потом?

— Вот потом и награбите.

— А мы впрок! — поддержал вора в шапке абсолютно лысый громила, перепоясанный широким ремнем, за который было заткнуто еще по меньшей мере восемь ножей.

— Да! Впрок мы! — обрадовался подмоге коротыш. — Так что давай, давай, деньжата доставай!

— У нас есть деньги? — спросил я Ореха.

— Нет, — покладисто сказало дерево, чем привело большую часть бандитов в замешательство.

Только не Зимнюю шапку.

— Но-но, — сказал он. — Па-апрашу без хамства!

Но дерево и не собиралось хамить. Оно сделало молниеносный рывок, распялило дупло, сделало: "ХАП!" — и низенький предводитель воров полностью скрылся в деревянном отверстьице.

— Ухуху! — отважное воинство разом схлынуло. Лысый, правда, молниеносно выдернул из-за пояса три ножа, но вовремя рассудил, что против дерева сгодится разве что двуручная пила, и со вздохом засунул оружие обратно. О том, что для меня пила отнюдь не понадобится, он не догадался. И то славно. Но на всякий случай я забился под Орех и заслонился нижними ветками.

Бандиты скрылись за деревьями, но не ушли. Было слышно, как они там находятся в непонятках и производят грязную мышиную возню. Затем послышался голос плешивого:

— Дядьки! Грызла-то отдайте! На что он вам?

— Не бувет бавоваться! — прошамкало дерево.

— Через лес пропустите? — спросил я, выныривая из-под ветки.

— Через наш — да! Еще и проводим, чтоб никакая мразь не напала! Мало ли тут ворья всякого шастает!

— Это верно. Провожайте, — я вылез и демонстративно затопал по тропинке. За мной шло дерево, из нутра коего сыпал ужасными проклятиями незадачливый предводитель ворянства.

Шли мы не то, чтобы очень долго. Пару раз устраивали привал, присмиревшие бандиты угощали нас свежепоймаными зверьками и поили чистой ключевой водой. А лысый, особым образом высвистав из кустов парочку куропаток, приготовил нам такое чудное блюдо, что даже дерево сжалилось и зашвырнуло в дупло пару кусков мясца, откуда тут же зачавкала Зимняя Шапка под чудным прозвищем Грызло.

Я уже начинал наслаждаться свалившимися на меня благами иноземной цивилизации. Никаких радиоактивных облаков, никаких дождей, от которых начинала дымиться и слезать кожа, никаких внутренних разрывов от нечаянно съеденной птички-невелички. Просто какой-то рай! Интересно, моя собственная родина тоже когда-то была такой?..

— Все, — остановившись, сказал лысый, когда мы выбрались из плена деревьев на простор. — Дальше уже не наш участок. Дальше сами.

— Спасибо, ребятки, — я зашуршал было к следующему леску, но меня остановил дикий крик из орешьего пуза.

— Ба-атюшки! Отпуститя-а!

— Можно, я его еще немножко потаскаю? — умоляюще попросило дерево. — Он так смешно щекочется!

— Плюй! — возмутился я. — Нам междулесной конфликт не нужен!

Орех затейливо изогнулся и изрыгнул коротышку, причем метнув его таким образом, что тот приземлился аккурат в приготовленные лапы лысого вора.

— Это вам, — сказал я. — Сдачи не надо. Адьос, амигос.

— Амигос адьос, — неожиданно отозвался лысый, после чего все воры, как по команде, скрылись с глаз — только трава шумнула.

— Это вы по-каковски? — удивился Орех.

— Тайный язык нарушителей закона, — подмигнул я. — Называется — "каретная феня".

— Я же говорил — из-под Ростова, — и дерево, оставив меня стоять с разинутым ртом, замаршировало к следующему "участку".

Пришлось догонять, позорно прыгая через кустики. А как еще прикажете?