Глава третья Будем песни петь? Залихватские?

Колобок в панике посмотрел на Кащея. Тот сардонически усмехнулся, развел руками, как бы говоря: "Вот, видишь!", и — исчез. Нет, не так, как у нас исчезали Бледноморды — с клубами дыма, искрами и диким хохотом. Просто — хлоп, и нету. Как и не было. И без всякого хохота, что не могло не радовать. На полу осталась только сиротливо лежать белая шапчонка с крестом. При взгляде на нее я подумал: а ведь, по сути, Кащей был единственным, кого я более-менее знал в этом мире. Колобок был пока существом неопознанным. Да еще и, судя по всему, бесхарактерным и бессовестным. Как с таким общаться? Хотя, кажется, он собирался меня допрашивать? Ну поглядим, кто из нас больше узнает о другом. На себя могу поставить штаны и кащееву шапочку.

Колобок тем временем извлек из одного из многочисленных карманчиков увесистый блокнот и ручку, уселся по-турецки и вперил в меня грозный, как ему казалось, взгляд косых глаз (я чуть не расхохотался — казалось, что Колобковы зрачки вот-вот возьмутся за руки и вприпрыжку побегут по его мощному шнобелю).

— Вопрос первый, — не обращая внимания на мои гримасы, скучающе молвил Колобок. — Знаешь ли ты, Глым Харитонович Чугунков, что такое магия?

Видно было, что вопрос этот он задает уже не в первый раз, и ему это уже порядком надоело.

— Еще как, — отозвался этот мерзавец, явно воспользовавшись своим умением читать мысли. — Везде одно и то же. Мистика, колдовство, а не исполните ли три желания… Вообще-то все на первом ломались.

— А что?

— Да превращал их в свиней, что!

— Я вот одного не пойму, господин Окк, зачем ты мне вслух вопросы-то задаешь? С корочки считать трудно?

— Трудно. Очень трудно, — серьезно сказал Колобок, что в сочетании с его диковато косящими глазами создавало отнюдь не серьезный эффект. — Практически нельзя. Я могу прочесть только те мысли, что отражаются у тебя в глазах, как в зеркале. Что я и делаю.

— Гляжу-у в тебя-а как в зе-еркало! — пропел я огрызок из чудом сохранившейся в памяти песенки.

— Фальшиво, — бросил Колобок. — Не вопи больше, договорились? У меня мякиш с утра болит.

— Черствыш не болит? — проворчал я, но петь бросил.

— Так что с магией? Имеешь представление?

— Мистика, колдовство, — заученно произнес я, — а не исполните ли…

— Ясно, — Колобок с чувством сплюнул и что-то черканул в блокноте. — Идем дальше. Случались ли в твоей жизни необъяснимые и загадочные явления?

— А как же! — горячо сказал я. — Вообрази: каждое утро просыпаюсь — а в глаза будто песку насыпали! Нипочем открываться не хотят!

— Дальше, — Колобок лихорадочно записывал.

— Еще: когда укусит комар — вот такой бубуль вскакивает! И чешется!

— Хм-м, — Колобок нахмурился, словно какая-то мысль ускользала от него. — И что, и что?

— А иногда так: пойдешь за хлебом, а вместо хлеба — глядь! — кефиру купил! Сплошь и рядом таинственные вещи происходят!

— Р-р-р! — мой круглый друг вырвал лист из блокнота, бешено разорвал и развеял его по ветру. — Я тебе про что? Про необъяснимые явления, понятно?!!

— Нет, — я был сама невинность.

— Ну, привидения по дому летали? Безголовые? Или, может, исчезал кто прямо на глазах?

— Пф! Летали, еще как. Правда, не безголовые, но почти. И исчезали тоже. Только по-нашему это называется "трансгрессия". Правда, только Бледноморды могли такое делать. Всю площадь дымом загадят, фу! Больно нужна мне такая магия!

— Науку с магией путать не след, — наставительно сказал Колобок. — Сейчас я тебе прочту небольшую лекцию на тему: "Что есть магия, каковым образом отличие имеет от науки, а равно о преимуществе первой над последнею".

Он прилежно забубнил что-то себе под нос, а я принялся лихорадочно размышлять. Допустим, решусь я все же на побег. А куда бежать? В каком направлении? Пока что я ничего не успел разузнать об этой стране — да что там, даже о здании, в котором я находился! Исчезнуть по примеру Кащея я тоже не мог. Выходит, надо внимательнее слушать, наблюдать, авось, и выяснится что…

Кстати, насчет "слушать". Колобок уже вовсю углубился в лекцию, применяя такие жуткие слова, как "конвергенция", "дерматовенерология" и "абстинентный дуализм". По моему мнению, о значении большинства этих слов мой достойный лектор не имел ни малейшего понятия. Что не мешало ему, однако, после каждого из подобных "интерфейсов" поднимать палец и со значением говорить: "Я подчеркиваю — интерфейс!".

Прослушав лекцию, я понял, что ничего не понял, не выяснил и придется бежать вслепую. Дождавшись, наконец, ее окончания, я с самым заинтересованным видом спросил:

— А попроще?

— Проще? Гм. Проще, Глымчик, тебе Кащей расскажет. Он не настолько умен, чтобы понять все эти сентенции, что я изложил, — и Колобок вновь распахнул блокнот. — Продолжим. Вопрос номер два…

Вопросов было не два, не три и даже не тридцать три. Листов семь, исписанных убористым почерком, откинул Колобок, не переставая тараторить. Я отвечал односложно, одновременно прикидывая в уме, как отделаться от Колобка хотя бы на десять минут. Можно, конечно, слегка его придушить, но было похоже, что шеи у этого непонятного существа нет вовсе. За что же тогда душить? Перекрыть ему кислород для дыхания неплохо было бы и подушкой, но на такую огромную башку ни одной подушки не хватит. К тому же кто мог поручиться, что у головастика нет в рукаве очередного заклинания вроде веревочного? Например, дубинкооглушающего, или, не дай Бог, волосывносувыщипывающего — а это, знаете ли, весьма…

А если по старинке? Ухватить Колобка под микитки, завязать в простынь, да запихать куда-нибудь под кровать, а уж потом, на бегу, и решить, куда, собственно, направить стопы. Хотя, подумалось мне, даже если я и успею скрутить говорящий шарик, наверняка отовсюду поналезут всякие разные Кащеи, Бирюки, Двое-из-ларца и прочая нечисть…

Заметив наступившую тишину, я отвлекся и уставился на Колобка, который, в свою очередь, ОЧЕНЬ НЕХОРОШИМ взглядом глядел на меня. Неужели я позволил себе…

— Позволил, — кивнул Колобок. — К слову сказать, последние два предложения я повторил за тобой. А ты и не заметил, лопзик!

Обозвавшись, он принялся аккуратно засучивать рукава, не сводя с меня кровожадного взгляда. Вспомнив, что невероятно скругленный тип не имеет совести, я похолодел до самых кончиков бакенбард: не исключено, что этот мерзоид сейчас и вправду меня слопает. А что? Я же не знаком с привычками, нравами и повадками местных жителей. Помните, какие гадкие картины мне рисовало воображение, когда нам казалось, что с налоговыми инспекторами, преследовавшими наш род, покончено навсегда? Ну те, с баалозаврами, кружащими надо мной? Так вот, сейчас подлое воображение переключило на другой канал и показало мне заляпанные кровью клыки Колобка и мое слабо трепещущее ухо, насаженное на один из них. Да так, знаете, реально показало, что я, ни на миг не задумавшись, вскочил, перекувырнувшись через голову, как заправский акробат, и приземлился на ноги по ту сторону кровати.

— Э, — сказал Колобок. — Прости, вот сейчас не понял…

— Не подходи, — сказал я, отчаянно размахивая свернутой в жгут простыней. — Убью.

— Э, — вновь сказал Колобок. — Понял. Только делать-то что? Кащей, подлюка, зажал заклятья… Ладно. Так справлюсь.

И негодное животное в мгновение ока закатало второй рукав.

— Я буду жаловаться, — сделал еще одну попытку я. — Кто тут у вас главный?

— Вот это совершенно неважно, — и Колобок внезапно бросился на меня.

Настолько внезапно, что я еле успел отскочить, с омерзением почувствовав, как по моей голой ноге скользнули холодные и липкие пальцы. Перескочив через желтопузого, я вновь оказался по ту сторону тахты.

— Я устал, — заметил Колобок. — Мне, между прочим, не двести лет, я уже черстветь начинаю. Ты давай, это, не балуй. Так и будешь через кровать прыгать, как этот самый?

— Буду, — кивнул я. — А что? Молча ждать, пока тебя освежуют?

— Почему — освежуют? — Колобок даже сморщился. — Фу. Ты еще скажи — зажарят.

— Зажарят, — сказал я. — И отъедят самое вкусное.

— Дрянь какая, а? — сплюнул Колобок. — Говорить о жарке мне, МНЕ, который ненавидит любую степень зажаровации!

— Не плюй на пол, — посоветовал я.

— Отлезь, гнида, — отозвался Колоб.

— Гляди, весь уже заплеванный! Тобой, между прочим!

— То жарехой пугает, то морали читает, — сказал в сторону Колобок. — Ох, не зря я хотел ноги ему переломать!

— Так во-он на что ты нацелился! — проревел я. — А я-то ему еще хотел помочь от проклятья избавиться! На колени, пес! Горбушка немазаная! Сожгу! Изжарю! Спалю-у-у!!!

Колобок, видимо, от неожиданности (потому что вряд ли бы у меня получилось его напугать), повалился на пол. И только я собрался в эффектном прыжке перелететь через его головогрудь и попытаться вырваться, как моя цель — дверь в коридор — вдруг открылась, и в образовавшийся проем всунулась чья-то рогатая башка с безумно вращающимися глазами и басом поинтересовалась:

— Колобус, слышь, у меня драйвера по шлемазам растеклись, софтина вся сгорела на фиг. Не посмотришь, нет? — и тут пришелец увидел меня и валяющегося Колобка. Глаза его перестали вращаться и выпучились, даже немного вывалились и повисли на стебельках. Я же не терял времени даром и выпалил единственное известное мне заклинание:

— Морскаяфигуранаместезамри!

И что вы думаете? Замерли, сволочи! Причем оба! Колобок в полуприседе и бычья рожа с отвисшими зенками! Последнего я аккуратно отволок на тахту, после чего выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь.

И обернулся.

И обнаружил, что коридор не кончается. Он простирался не только куда-то вдаль, но ответвлялся и вправо, и влево, и повсюду были двери — некоторые закрытые, некоторые чуть приоткрыты, но в основном распахнутые настежь. Как пройти мимо них незамеченным — просто загадка Свинкса!

— А! Там! Ри! — раздались позади из-за двери таинственные словеса.

Произнесены они были явно противным голосом Колобка, и я опрометью ринулся по коридору, совершенно наплевав на то, попадусь ли я кому-нибудь на глаза. В ушах свистел ветер и охотничий свист Колобка, а также улавливались обрывки фраз, которые доносились в данный момент (то есть момент моего пробегания мимо) из открытых дверей:

— Мышку, пора пускать мышку!

— Сожрет он Машеньку или нет, сколько можно…

— Какие тридцать три, обалдели? Двадцати трех за глаза хватит! И дядьку Черномора на тетку Белогладу заменим.

— А лиса Колобка…

За спиной круто затормозили и, судя по обильным звукам, впечатались. Пользуясь случаем, я тоже унял свой бег и принялся тяжело дышать, опершись на очередную, на сей раз запертую дверь, из-за которой, впрочем, тоже доносился горячий монолог:

— Если рассуждать логически, камрады, то одной тарелки никак не достаточно! Тем более если неизвестно, что же. Собственно, находится в этой тарелке? Одно дело если кусок баранины там, конины, а совсем другое — манная каша или, скажем, рис с морковкой. Ну какой, скажите, уважающий себя крокодил, даже если он молодой, лет пятидесяти, будет есть рис с морковкой? Ой, да не смешите мои тапки! Ой, да перестаньте!

Услышав сзади знакомый голос: "С вами, паскудами, я позже разберусь, щас только одному разгильдяю башку отхвачу!", я выдохнул и наддал с низкого старта. Надо сказать, что я считал себя довольно хорошим бегуном, во всяком случае, когда приходилось гнаться за удирающими почтальонами, никогда не ударял в грязь лицом — напротив, всегда заставлял это делать почтальонов. Но в нашем с Колобком случае бег по кругу оказался бессмысленным и беспощадным. Проклятый коридор еще и не думал заканчиваться, а в боку уже противно кололо, икроножные мышцы стонали и вздыхали, как малютка-привидение, а стук сердца отдавался в висках. НО!

Опять это "Но"?!! Что поделать, если и вправду случилось "НО" — в виде пролетевшей с противным свистом мимо моей щеки и воткнувшейся в стену здоровенной иголки. Миллиметра три, между прочим, толщиной. Такой слона убить можно. (Конечно, если слон — маленький и тонкошкурый.)

В руках у Колобка — это я заметил, когда мгновенно оглянулся — имелась некая штуковина, отдаленно напоминающая револьвер, только у этого было два дула, мощная рукоять, да и размером он был едва ли не больше самого стрелка-толстолобика.

— Чугунков, — металлическим голосом сказал Колобок. — Не бегать. Ко мне идти. Бистро, бистро. А не то — пук-пук, — и он покачал "револьвером".

— Смотри не обделайся, — я мрачно отвернулся и с удивлением уперся носом в стену. Оказалось, что коридор уже закончился — вернее, он раздвоился, и теперь уже два абсолютно одинаковых коридора уходили вправо и, соответственно, влево.

Как вы считаете, что же я предпочел — унизительный плен или смерть на кончике иглы?

Я предпочел взять влево.

— Стоя-а-ать! — взвыл у меня за спиной головоногий. — Пристрелю-у-у!

Вторая игла вышибла кусок штукатурки справа от меня. Но мне уже было все равно — я петлял, как заяц, мотался из стороны в сторону и надеялся на чудо — например, на то, что гадкое шарообразное сейчас спотыкнется, упадет прямо на свой игломет и продырявит себе башку. В нескольких местах.

Тресь! Очередная игла проделала дыру в моей рубашке. То ли Колобок только пужал меня, то ли невероятная косоглазость мешала ему как следует прицелиться — иначе в таком узком месте он бы запросто меня завалил.

А может, просто остановиться, упасть, к примеру, под ноги преследователю, а потом, как и положено в криминальных романах, после короткой борьбы вырвать у него револьвер и засунуть ему же в глотку?

Стоп! Вот она, мысль! За хвост ее, мерзавку! И в жизнь!

Я оглянулся, прикинул расстояние между собой и Колобком и стал понемногу сбавлять темп — точно так, чтобы кругляк решил, что я выдыхаюсь. Судя по кровожадному "хе-хе" у себя за спиной, именно это он и решил. И вот тут я выкинул одну, на мой взгляд, ужасно забавную штуку. А именно: развернулся и, не давая Колобку притормозить, сам бросился ему навстречу и, выбросив ногу, нанес мастерский удар футбольного бомбардира (каюсь, грешил этим в молодости).

Колобок такой подлости от меня явно не ожидал. Глаза его моментально округлились, и оторвавшись наконец от обозревания носа, страшно выпучились. Нос же, лишившись приятного глазного общества, печально обвис, а пасть раззявилась, исторгнув из себя вдохновенный волчий вой. Однако это были все изменения, постигшие Колобка. Он и не подумал, подобно мячу, эффектно взлететь и, отскочив от стены, исчезнуть где-нибудь за поворотом. Нет! Этот негодяй клещом впился мне в ногу. Буквально обнял ее, как бы встретившись со старым, давно потерянным и чудесно обретенным другом. Хорошо еще, что пистолет свой обронил.

— Вот пиявка! — сплюнул я и, ухватив Колобка за уши, принялся тащить, отрывая от ноги. Протяжно замяукав, хлебопродукт еще сильнее вцепился в мою щиколотку. Я заорал, почувствовав, что теряю равновесие. Спустя миг я уже заваливался назад, внезапно упершись спиной во что-то твердое и холодное. Тут же оно подалось, и мы, завопив на два голоса, рухнули вовнутрь.

— Простите, что интересуюсь, но КАКОГО ЧЕРТА ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ? — ядовито поинтересовался до слез знакомый голос.

— Кащейчик! — Колобок, отцепившись от штанины, уже полз по направлению к обладателю самого стального голоса в мире. — Это не я, это все он! Сбежать решил! Хулиган! Его наказать надо, а не помощи просить! Можно наказать? Это я сейчас…

Он торопливо принялся заряжать "револьвер", вытаскивая из миниатюрных кармашков пиджака все новые и новые иглы.

— Ат-ставить! — скомандовал Кащей. — Ат-ставить наказывать! А теперь — оба — вон отсюда! И ждать, пока я не освобожусь!

И тут я только обнаружил, что мы находились за дверью, скрывавшей за собой обыкновеннейший туалет. На толчке как раз и обретался искомый Кащей. В лапах его был зажат журнал "Огонек", старый, еще довоенный, с незнакомым плешивым мужиком на обложке. На лысине мужика красовалось здоровенное пятно, по форме напоминавшее очертания нашей родины.

— Я что, неясно выразился? — осведомился Кащей, и нас как ветром сдуло.

Захлопнув дверь, Колобок нежно погладил ее и спросил в щелочку:

— Одну иголочку. Всего одну. В мягкое место. А?

Я не понял, что ему ответил Кащей, видимо, на каком-то диалекте, потому что Колобок мгновенно покраснел и отскочил от двери, как ошпаренный.

— А если б ты, скажем, ко мне в такой ситуации полез, я бы тебе еще и дверью по хохотальнику приложил, — съязвил я.

Колобок ничего не ответил, только сердито засопел.

— И сапогом потом еще по заднице, — противника надо было добить.

— Хватит, и так уже приложил, — проворчал Колобок. — Теперь синяк будет.

— Да ты сам как сплошной синяк, — весело сказал я. — Братец Колдырь.

— Я не пью! — рявкнул круглый.

— Ага. Из мелкой посуды.

— Мне нельзя пить! Я сразу разбухаю!

— В смысле? На неделю или дольше?

— Я не пью, а бью! Сам. Всех.

— Мы уже имели удовольствие. Если бы не твой шприц, я бы из тебя блинчик сделал. С мясом.

— Ка-а-ащей! Он обзывается!

Из-за двери послышалось:

— Рот-рот, застегнись, язычок, не бранись!

И в тот же момент рот мой будто был запечатан и залит сургучом. Я хлопал челюстью, рвал губы в стороны и даже помогал себе руками — все было бесполезно. Зато Колобок так мерзко захохотал, что я просто не мог не наброситься на него.

— Брек, — сказал Кащей, появляясь, наконец, из заточения. Он взял нас за воротники и легко, как кутят, разъял в стороны. Я отправился в один угол, Колобок — в другой. Оттуда он сразу же принялся поливать меня необоснованными и очень грубыми обвинениями. Я грозным яком мычал в ответ.

— У вас все? — спросил Кащей после того, как мы излили друг другу души. — Тогда можно и о делах наших скорбных покалякать?

Он аккуратно сложил журнал вшестеро и швырнул в стену, где тот с шипением истаял, а затем протянул ко мне руку и щелкнул пальцами. Тотчас сургуч на губах пропал, и я с наслаждением выдохнул. Вот эдак:

— Ху-у-у!

— Таких слов вот, пожалуйста, не надо, — покачал головой костяной человек. — Не принято.

— Да я же вот только что, вот буквально минуту назад слышал, как эта скотина с корочкой чихвостила меня почем зря! — взорвался я.

— А мне можно, я бессовестный, — Колобок ухмыльнулся, показав свои чернущщщие зубы.

Как меня не вывернуло прямо тут, на ноги Кащея, до сих пор удивляюсь.

— Почему он тут, когда место ему там? — спросил у Колобка Кащей, указывая длинным тонким пальцем в ту сторону, откуда мы, собственно, и явились.

— Сбежал. Ловлю, — Колобок был краток.

— Ну так лови, — и Кащей, хрустнув пальцами, превратил бывший сортир в продолжение коридора. Затем повернулся ко мне. — Хочешь бежать? Пожалуйста. Никто не держит. Мы-то, собственно, хотели сами тебе все показать, продемонстрировать, если угодно, самые колоритные экземпляры нашего мира. Но раз уж так невтерпеж — милости прошу. Беги.

— Нет уж, теперь я никуда не побегу, — я скрестил руки на груди и постарался стать очень суровым. — Хоть режьте.

— Изволь, — сказал Колобок, и в его руке вдруг оказался мощный свинокол. — Заножу!

— А ведь он не шутит, — чуть склонившись ко мне, сообщил Кащей. — Ему только дай волю.

— Так не давайте же! Не давайте ему воли! — взмолился я.

— Ты сам так решил, и не в моем праве отказывать гостю, — подлый скелет сделал приглашающий жест в сторону коридора. — Прошу.

— Че это ты, че это? — вдруг осознав, что происходит, заорал Колобок. — Куда это? Я же тебя поймал!

— Господин Окк, на два слова, — поманил его Кащей и вполголоса сказал. — Нам же необходимо узнать, как поведет себя особь в экстремальной ситуации? Не будем же ему мешать. А ты подстрахуй его на всякий случай.

— Это что же выходит, свинку из меня подопытную сделали? — я раздул ноздри. — Дрозофилу? Не выйдет!

Но Колобок вновь взмахнул тесаком, и мне ничего не оставалось, как ринуться напролом. Хотя проламывать оказалось нечего — впереди был порядком осточертевший мне коридор, пускай он и был только что созданным, всё равно они все на одно лицо, а эта сволочь еще и обои такие же сотворила, в зелененький цветочек!

Но недолго музыка играла, недолго Чугунков бежал. Как только из мрака всплыла первая попавшаяся дверь, я метнулся к ней. На прикрученной к двери табличке было выбито: "Нумер 611. Без стука не входить! При зеленой лампе — не стучать. Ноги!"

Тщательно вытерев ноги (вероятно, по инерции), я глянул на зеленую лампочку над дверью, которая и не думала гореть. Удача! Хотя я бы и на секунду не задумался, если бы она была зажжена. Наскоро стукнув в дверь пару раз, я обернулся, недоумевая, отчего же за мной не гонится зловещий Колобок.

Зловещему Колобку было не до того. Он стоял посреди коридора, сунув тесак подмышку, и с наслаждением жрал из пакетика картофельные чипсы. На физиономии его было написано такое блаженство, что я аж позавидовал. Не отказался бы сейчас от чипсов-то. Да и тесак не помешал бы… В это время круглый заметил мое замешательство, с хрустом сунул в рот здоровенный чипс и погрозил мне свиноколом. Поняв, что стоять — только дразнить зверя, я ухватился за ручку и потянул на себя. Дверь практически без звука распахнулась. И что же я увидел, стоя на пороге?