Глава четвертая Что же я увидел, стоя на пороге?

Посреди комнаты, достаточно просторной, чтобы вместить широкий круглый стол и нескольких личностей, сидящих за ним, стоял широкий круглый стол, за которым разместилось несколько сгорбленных личностей. Последние что-то шумно обсуждали, сдабривая речь солеными шутками и хриплым хохотом. Время от времени они отвлекались на то, чтобы засмолить очередную сигарету или же затолкать в пепельницу очередной окурок. К сожалению, из-за клубов сизого дыма практически ничего больше разглядеть не удавалось, и даже сиропно-желтый свет ламп не в силах был разогнать сумрак, царящий в комнате.

Но одно я понял совершенно ясно: ох, не вовремя занесло меня в эту комнату! Потому что именно в этот момент сидящий ближе ко мне здоровенный детина в красной рубахе вскочил со своего места, вытянул здоровенные, голые по локоть руки и ухватил за плечи сидящего напротив него мужичину, чья борода острым концом щекотала пупок своего хозяина.

— Мухлевать?!! — взревел краснорубашечник, да так, что стены затряслись. — Щас в морду закачу, сукин кот!

— А ты, кабан мохнорылый, глазенки-то не пучь, я те попучу! — отвечал без тени смущения бородач, хотя я бы на его месте помалкивал да искал что-нибудь подходящее для ответа. Киянку, к примеру…

— Мужики, да зуб даю, левый глазной, что этот выхухоль шестерку в рукав зашкерил! А ну, показывай! Лапы вверх! — рычал детина, разжимая одну руку — видимо, для того, чтобы, как следует размахнувшись, по его выражению, "закатить в морду".

Бородатый же тоже не медлил — он покрепче ухватывался за столешницу, чтобы, как придет время, опрокинуть мебель на противника. Мне вдруг остро захотелось на воздух. Пробормотав: "Накурено тут у вас", я стал боком двигаться обратно к двери. И тут из-за нее раздалось оглушительное:

— Всем оставаться на своих местах! Здание окружено! Входы и выходы оцеплены! Деньги и драгоценности глотать бесполезно — рентген наготове!

Я, зажмурившись для смелости, упал на четвереньки и юркнул за здоровенный сундук, стоящий у стены. Как раз мой размерчик, размечтался я, но, обнаружив ржавый замок, закручинился и стал ждать развития событий.

Которое, надо сказать, не замедлило. В дверном проеме показалась огромная бульдожья челюсть, вслед за которой явился и ее обладатель — Кащей, за ним же из-за двери выплыла луноликая образина Колобка. Первый принялся расхаживать вокруг стола, второй же — поигрывать свинорезом, хищно поглядывая на игроков. Ох, сейчас кому-то достанется, подумал я. Правда, не уточняя — кому же, собственно, достанется.

По комплекции К amp; К явно уступали семерым, сидящим за столом.

— Ну что, Семен Семеныч, опять буянишь? — неожиданно ласково спросил Кащей одного из них.

— Дак пока сказошника нету, и играм. И что ж вы себе думаете, товарищ Кащей Големыч?! — взвыл краснорубашечник. — Что ж это получается? Семка опять мухлюет, а до зарплаты, сами небось знаете, ажно целая неделя!

— Прекратите этот псевдонародный говор, — поморщился Кащей. — Стыдно — два подвысших образования, а туда же.

— Я же говорю — скучно, — покраснел Семен Семеныч. — А Стругыч — все равно мухло.

— Сам мухло, сам мухло, — прокряхтел означенный Стругыч. — Просто тебя никто поймать не может, за рукава-то.

— На! Гляди! — рвал по очереди свои рукава Семен Семеныч. — Где тут что? Я ж специально их закатываю, чтоб все по-честному!

— А вы, Семен Стругович, никак, и впрямь шалите? — мягко пожурил бородача Кащей, делая незаметное движение мизинцем. Из-под подола просторной рубахи подозреваемого бумажным водопадом заструились карты.

— Я же говорил! — взвыл Семен Семеныч. — Плутует! В морду ему самоваром!

Он и вправду ухватил со стола пузатый самовар и замахнулся на соперника. Крышка агрегата слетела, и кипяток от мощного замаха плеснулся за спину Семена Семеныча.

То есть прямо за сундук.

Где я и располагался.

Очень приятно.

От моего страшного воя мужики повскакали со своих мест и спрятались за утлую спину Кащея. А я еще, балда, раздумывал, кто из них выйдет победителем в возможной схватке.

— Глым Харитоныч, — окликнул меня Кащей. — Выйдите на свет. Я так понимаю, рано вас еще одного выпускать.

— Ну вы же выпускаете Колобка без намордника, — напомнил я.

Упомянутый мною мякиш взметнул над головой тесак и бросился в атаку, но на полпути был остановлен Кащеевым заклинанием и забултыхался в воздухе, что, впрочем, не мешало ему орошать меня грязной руганью

— Так как? — уточнил Невероятно Отощавший Человек. — Явите нам свой чудный лик?

— Явлю, — хмуро сказал я. — Но предупреждаю — без боя не сдамся.

— Да бейтесь сколь вашей душе угодно, — всплеснул руками Кащей. — Мне-то что?

Одновременно с его словами все семеро встали из-за стола, и я вдруг сделал одно печальное открытие — самый маленький из Великолепной Семерки был выше меня на голову. Похоже было, что драки не выйдет — в лучшем случае хоть за пятку кого укусить…

— Ребятки, охолоните-ка, — попросил Кащей, несказанно меня обрадовав. — Он, похоже, сам пойдет.

— Пойдет, как же, — проворчал Колобок, почесывая тесаком за ухом. — Наваляйте ему, да и дело с концом. Вона, глядите, какую шишку набил, пока за этим обормотом гонялся!

И он продемонстрировал солидную припухлость на макушке. Это меня немного взбодрило, хотя и не настолько, чтобы я пустился в пляс. Вместо этого я выпрямился во весь рост, поддернул штаны и, шмыгнув носом, принялся сообщать обществу свою точку зрения на счет всего, чему я являлся свидетелем за последние пару часов. В частности, я прошелся по Колобку с его наплевательским отношением ко всему на свете со мной во главе, по Кащею с его невыразимой худобой и собачьей пастью, по шайке костоломов, которые умеют в карты играть, как я — плести чертей из капельницы. В конце своего горячего монолога я позволил себе ввести в повествование еще и архитекторов сего ужасного здания, которых, видимо, кроме коридоров в омерзительный зеленый цветочек, ничто в жизни не радовало. И вообще…

Однако Колобку надоело слушать еще раньше, чем мне — говорить. Крутанув свиноколом в воздухе, он обратил его в мой старый знакомец игломет и всадил мне в тушку один из острых зарядов.

— Ай-ай-ай, — прокомментировал гадкую выходку коллеги Кащей. — Право, не стоило…

— Стоило! — рявкнул один из картежников. — И по морде бы еще!

Дальнейшее бурное обсуждение превращения моего тела в кусок отбивной скрыто от меня пеленой забвения (то есть я попросту вырубился). В глазах неожиданно забегали суетливые налоговые инспектора, восемнадцать Кащеев водили хороводы с двадцатью тремя Колобками, а веселые плезиозавры резво брызгались в теплой океанской водичке, пуская во все стороны мириады солнечных зайчиков своей мокрой шкурой. Поддавшись наконец их уговорам, я шаловливо изогнулся и пустил мощный фонтан прямо на хромовые сапоги подбежавшего Семен Семеныча. Который не замедлил отблагодарить меня прямо по носу…

Придя в себя и обнаружив, что я опять лежу, только на сей раз на диване, я слабо выругался и попросил водички.

— Какой славный парень, — заметил голос Кащея. — Смотри, Колобок, он здесь всего второй день, а до сих пор не утратил задора и боевого духа. Дай ему попить.

— Не дают тому водички, у кого штаны с нанычки, — проскрипел Колобок.

— Вы же меня одевали, сволочи, — простонал я. — В больнице-то. Сами наизнанку штанишки натянули, а теперь еще и поить отказываетесь!

— Да подавись, — вредное мучное изделие протянуло мне полную кружку, к которой я немедля присосался. — О, слышь, как горлом вутвуткает! Прямо упырь какой.

— Прежде чем вы, мой любезный Глым, окончательно придете в себя и решите выкинуть очередную глупость типа побега, позвольте рассказать вам предысторию вашего здесь появления, — изрек Кащей и, невзирая на то, что никакого позволения я не давал, приступил к рассказу: — Да будет вам известно, что до вас здесь уже побывало сорок три кандидата на должность сказочника, и ни один из них — я подчеркиваю — ни один…

Я поперхнулся.

— Простите, сколько кандидатов?

— Сорок три, а что?

— Нет, ничего, Мне послышалось "сорок четыре".

Вывернув шею, я попытался посмотреть, как подействовало на рассказчика мое издевательство. Кащей досадливо шевельнул бульдожьей челюстью, но продолжил:

— Итак, никто из них не сумел достойно справиться с ситуацией. Они были обыкновенными болтунами, самозабвенными вралями и себялюбивыми эгоистами, которым не было никакого дела до нашего вымирающего Царства-Государства. Им казалось, что если уж выбор пал на них, то никому и ничем они не обязаны, а просто могут делать, что им вздумается. И бесплатно. А ведь это не так. Применение чародейства и волшебства требует очень осторожного подхода. Даже просто пожелать пирожного и мороженого нужно с умом. Помнится, шестнадцатый кандидат окончил свои дни, будучи погребенным под тонной мороженого сала — пожелал, красавец, "целую гору".

Меня передернуло.

— Вот именно, — заметив мою реакцию, сказал Кащей.

— Что? — заметив реакцию Кащея, окрысился я. — Мне просто противно само слово "сало". А до этого вашего придурка мне никакого дела нет. Пусть хоть бы его даже мороженым хеком засыпало — я бы и то не заплакал. Сам виноват.

— В общем, теперь вам понятно, отчего ни один из кандидатов не выдержал и месяца обучения колдовству и магии. Хотя нет, вру. Один до сих пор жив и здоров. Он просто превратился в ворона и, пользуясь всеобщим замешательством, удрал. Теперь мы не имеем понятия о его местонахождении. Хотя голос его частенько слышится, особенно по ночам. "Никогда!" — орет, — "Никогда!" Наверное, радуется, что никогда не увидит наши мерзкие морды. А нам обидно, — и Кащей шумно высморкался в новенький черный платочек.

— А может, он просто не хочет человеком обратно становиться, — заметил я.

— Конечно, не хочет, — хмыкнул Колобок. — Кто бы захотел? Жратвы навалом, летай, где хочешь, живи триста лет, да еще и мозги можно пополоскать слабограмотному и верящему в приметы Кащею.

Тот зыркнул на Колобка нехорошо, но промолчал и платок спрятал.

— Что же с остальными стало? — вернул разговор в прежнее русло я.

— Да что с кем, — Кащей нахмурил надбровные дуги, припоминая. — Одного Шатун-Болтун сожрал прямо в кровати — свят-круг забыл начертить, олух. Другого Кикимора подменила, приходим как-то утром — глядь! — игош бородатый лежит и ножками дрыгает, а нашего кандидата тридцати семи лет от роду и след простыл!

— Если честно, — вставил Колобок, влезая с ногами на край кровати, — мне, конечно, все равно, кого отбирает и приволакивает сюда этот костлявый болван, но я очень удивлюсь, если через месяц ты останешься в ясном уме, твердой памяти и, не выдержав испытательный срок, вернешься к своей старухе. Потому что поверить в то, что ты сможешь стать полноценным сказочником я, извини, при всех диких качествах своей натуры не могу.

— Удивил, — я закрыл глаза. — Ты ж бессовестный. А значит — эгоист. Со своей стороны обещать, что оправдаю доверие, я тоже не могу, потому что, признаюсь, никакого доверия у меня к вам нет и быть не может. А что это со мной?

Фигуры Кощея и Колобка перед моими глазами вдруг заколыхались и пошли разводами.

— Ага, значит, действует? — спросил тощий у круглого.

— Момент, — и, склонившись надо мной, Колобок произнес таинственным голосом: — Ну-ка, поведай нам, смертный, чем ты занимался с одной юной девой на курорте, в то время, как твоя старуха думала, что ты выполняешь важное партийное задание?

— Давай лучше поговорим о твоей лысой макушке, — хихикнул я. — Или об этих идиотских кащеевых штанах с лампасами.

И неожиданно для самого себя взял да и выложил подчистую все, что творил с вышеупомянутой юной девой. Да еще в таких кошмарных подробностях, что даже Кащей зажал уши и, спотыкаясь, убежал куда-то в коридор. Но, несмотря на это, Колобок тщательно записал мои воспоминания в уже упоминавшуюся синюю папку с моими инициалами на обложке (откуда он ее взял? небось из одного из своих многочисленных карманцев).

— Вот так вот, работает все, а ты боялся! — торжествующе сказал Колобок вернувшемуся Кащею. — Так что можно продолжать. Тебе, Глым, нужно скрупулезно, не упуская ни одной детали, познать то, чем же тебе предстоит здесь заниматься. Вот Кащейчик этим и займется. Попробуем обучение во сне, чем черт не дьявол?

Когда я проснулся, я обнаружил, что лежу уже на той самой больничной койке, на которой очнулся после перемещения из моего мира в этот. Причем и Кащей, и Колобок находились все в тех же позах, что и до моего засыпания.

— Утречко доброе! — сказал я. — Кажется, черт все-таки оказался не дьяволом. Поэтому не могли бы вы повторить все еще раз, и помедленнее?

— Не запомнил? — уточнил Кащей.

— Не выспался.

— Это не важно, — Колобок хищно разинул пасть в улыбке. — У тебя уже все в голове. Называется — "гипноз". На корочку записали, — я заметил, что слово "корочка" он произнес с особым смаком.

— Ну ладно. А на чем же мы остановились?

— На том, что ты дал кое-какие обещания насчет твоего пребывания в нашем Царстве-Государстве, — ласково сказал Кащей.

— Вот ничего, — я развел руками, — абсолютно ничего не помню. Значит, и обещаний никаких не давал.

— Дело в том, — все так же ласково продолжал Кащей — что вы не просто пообещали, но и подписали договор.

И осторожно, издали он показал мне какую-то бумагу, внизу которой я с удивлением увидел свою подпись.

— Фальшивка, — бодро заявил я. — Подделка. Тьфу на вас.

— И капелька крови имеется, — ввернул Колобок. — Пальчик проверьте.

Я поднес к носу саднивший безымянный палец. Точно.

— Кровососы, — прошипел я. — Так нечестно! Я не давал согласия! Игла хоть была стерильная?

— Заговоренная одноразовым заклятием. Да поймите, Глым, — втолковывал Кащей, — примерно сорок кандидатов нам пришлось уговаривать, уламывать, даже принуждать силой к исполнению ими своих сказочницких обязанностей. И только потом мы догадались применять Мертвую воду. Стоит ввести малую ее толику в организм человека, как тот уже согласен на все, что ему предлагают. К вам мы тоже были вынуждены применить подобную меру. Если бы вы не пытались сбежать каждые пять минут, может, мы бы и договорились по-хорошему. Но, если честно, времени у нас в обрез.

— А что последует, если договор будет нарушен в одностороннем порядке?

— Нарушитель принимает лисий яд, — кротко сказал Колобок. — Либо сам, либо с посторонней — моей — помощью. Вот и все.

— Ага. Можно посмотреть договор?

— Можно, — но в руки бумагу я не получил. Вместо этого Кащей нацепил на носовой хрящик треснувшее пенсне и с выражением прочел:

"Я, нижеподписавшийся Глым Харитонович Чугунков, находясь в трезвом уме и твердой памяти, обязуюсь пройти курс Молодого Сказочника, а также ничем не препятствовать в оном своим учителям Кащею Големовичу Бессмертному, Колобу Дедушковичу-Бабушковичу Окку-Аржаному, а также Змиулану Горыновичу Видоплясову…

— Это еще кто? — изумился я, но Кащей сделал мне знак не мешать и продолжал:

"…Кроме того, обязуюсь также:

а) жить в Царстве-Государстве, соблюдая все принятые здесь права и законы, пока смерть не разлучит нас;

б) сочинять сказки по первой же просьбе моих учителей (см. выше), а также по лично царскому указу;

в) сочинять ХОРОШИЕ сказки с непременной концовкой "И жили они долго и счастливо!"

— Вот здрасьте! А если сказка будет, скажем, про вампиров или там оборотней?

— Так и закончишь — "…и жили вампиры с оборотнями долго и счастливо!" — рявкнул Колобок. — Что непонятно? Что непонятно?

— Да все понятно, — я вытянул шею. — И все?

— Ну тут еще в конце про лисий яд, — Кащей уткнулся в листок. — А вот еще, очень важно: "Если же нижеподписавшийся не откажется, но не будет исполнять свои прямые обязанности в течение двух дней, следует его отправить на один вечер к кузнецу Ивану Федоровичу Крузенштерну-среднему, после чего останки смело выбросить на свалку истории".

Мне вдруг так страстно захотелось кого-нибудь укусить, что аж десны зачесались! Однако поблизости был только бессовестный, а потому явно невкусный Колобок. Кащея же мне кусать вовсе не улыбалось — только зубы ломать об его кости замшелые, а он меня в отместку возьмет — и превратит в какую-нибудь жабу-кукуморку, ползай потом по болотам, работай электронным комароуловителем. Всего этого я вслух, понятно, произносить не стал, а стал произносить вот что:

— Хотелось бы уточнить насчет Крузенштерна. Меня что, будут учить кузнечному делу?

— Разумеется, нет. Для начала тебя как следует подкуют.

— В смысле — поднатаскают?

— В смысле подкуют. Подковами. А потом — в речку Козематку, к крокозябрам. Так что лучше занятий не пропускать.

— Спасибо. А Змиулан Горынович кто такой?

— О-о-о, брат, — протянул Колобок, — это такой, ну, в общем, такой он…

— О гражданине Видоплясове мы поговорим позже, — прервал коллегу Кащей-бульдожий сын. — Как только позавтракаем.

И вот тут только я понял, до чего же мне жрать охота! До зуда в пятках! До смерти! Согласился бы даже на какую-нибудь чупакабру в собственной повидле. Согласен, звучит отвратно, но, говорят, в некоторых городах Шакья-Саны ими, чупакабрами, то есть, вовсе не прочищают дымоходы, а вполне даже питаются. И успешно, надо сказать!

— Ура, — уныло сказал я. — Давайте есть.

— Не баре, — проворчал Колобок. — Сами дойдете.

И спустя мгновение он исчез.

— Куда это я дойду? — всполошился я. — Я не знаю, куда идти! Помогите! Голодом морят!

— Никто ничем вас не морит, — устало сказал Кащей. — Просто господин Окк у нас несколько неучтив.

— Свинья он, ваш господин Окк, — проворчал я. — Где тут у вас столуются?

— Сюда, пожалуйста, — и Кащей показал куда-то направо, после чего точно так же, как до него Колобок, испарился. Но самое интересное, что следом за ним, не прилагая совершенно никаких усилий, исчез и я. Я это понял, потому что появился совсем в другом месте. А находиться сразу в двух местах еще ни у кого не получалось.