"Журнал «Если» 1993 № 03" - читать интересную книгу автора (Журнал «Если», Сент-Клер Маргарет, Андерсон...)

Александр Тхостов, доктор психологических наук «Уд» и «Неуд»

Удачник, неудачник — эти термины употребляют специалисты. Мы говорим о том же самом: «везет» — «не везет». Но что значит «не везет» в наших собственных глазах и глазах окружающих нас людей? Прислушаемся к мнению психолога, психоаналитика Александра Тхостова.

Собственное ощущение успеха — или отсутствия оного — может не совпадать с внешним впечатлением; это общеизвестно. Человек женился и счастлив, одни его, поздравляют, другие скорее соболезнуют, и каждый исходит из собственного опыта. Даже в бесспорных, казалось бы, случаях, когда налицо все бытовые атрибуты успеха: деньги, прекрасная квартира, машина и т. д. — это отнюдь не означает, что в контексте своей жизни сам обладатель оценит важные бытовые достижения как удачу. Допустим, окажется, что он заплатил за эти приобретения близостью дорогого человека, которую не смог вернуть. Очень, очень редко судьба человека строится как целое, как цепь побед (или поражений) на пути к некой главной цели.

Так бывает у гениев, которые все, что с ними происходит, соотносят с этой целью, к которой они стремятся. Подобное бывает и у сумасшедших, маньяков, но нормальный человек вовсе не живет с лозунгом: «Вот о чем я с гордостью вспомню в старости»; жизнь обыкновенного человека чаще всего состоит из отрезков, каждый из которых венчает цель сегодняшняя, сиюминутная. И часто кажется, что будничная суета имеет весьма отдаленное отношение к общему замыслу жизни. Между тем, за все надо платить.

Мне много приходится заниматься психоанализом, и пациентами часто бывают люди, казалось бы, преуспевшие, «с положением». Они обеспечили себя и близких, сыты, «упакованы»… и вдруг с некоторым изумлением обнаруживают, так сказать, свою экзистенциальную несостоятельность. Выясняется, что все эти достижения не доставляют им ожидаемой радости. «Я уже в президиуме, а счастья все нет», — как в анекдоте.

Удачливость либо неудачливость — то, каким человек выглядит прежде всего в собственных глазах. Многие из «записных удачников» — люди на редкость неприятные, даже опасные, потому что желанное ощущение успеха им дает отношение окружающих, они сознательно приближают к себе завистников и заинтересованы в том, чтобы поддерживать низкий уровень отношений, на фоне которого их собственные достижения выглядят значительными.

И обратный пример: люди, с точки зрения общества, достойные жалости, считают себя вполне «везучими» — вспомним хотя бы интеллектуалов 70-х годов, среди которых были личности очень рациональные, но не желавшие принимать те критерии успеха, которые им предлагало советское общество; они уходили в истопники, дворники, сторожа, но само сознание внутренней свободы — как и, вероятно, собственно «особости» — давало им серьезную жизненную опору.

«Объективный» критерий удачи может существовать постольку, поскольку сам человек его принимает. Но мужество жить собственными критериями есть далеко не у каждого, плата за него высока. Вспомним Сахарова… Впрочем, цена высока в любом случае, хотя человек может прожить жизнь, не догадываясь об этом.

Не так уж мало на свете людей, у которых «никогда ничего не получается», которые постоянно попадают в опасные или сомнительные ситуации. Может ли постоянное невезение быть случайностью? Математическая наука подсказывает, что такая вероятность существует, но она крайне мала, и потому хронических неудачников должны быть единицы. Их, однако, куда больше, и каждый из нас способен вспомнить хотя бы одного своего знакомого… Отсюда следует простой вывод: основная часть неудачников, так сказать, ситуативных, бытовых — это люди, которые лишь производят впечатление, что все печальные события, случившиеся с ними в жизни, случайны. Они всегда готовы оказаться «в нужное время в нужном месте», чтобы получить кирпичом по затылку или подумать над альтернативой «кошелек или жизнь».

Тому есть несколько объяснений. Начну с наиболее фантастического, которое привожу для полноты изложения: есть теория, согласно которой само биополе этих людей притягивает разнообразные несчастья. Это их карма, таким образом они расплачиваются за грехи, совершенные в предыдущих воплощениях.

Если же мы обратимся к психологии, то, анализируя причины неудач, обнаружим отсутствие той неуловимой и почти неформулируемой способности конкретного человека правильно, адекватно вести себя, вовремя менять поведение, «нюхом» чувствовать надвигающуюся опасность, отсутствие интуиции.

Неудачник часто ригидный, то есть косный, малоподвижный в психологическом плане человек, который воспроизводит некий раз и навсегда заданный способ поведения, не обращая внимания на нюансы, вообще не придавая значения тому, что происходит вокруг. Сам он не замечает своего несоответствия, бессознательно ведет себя так, чтобы провалить дело. Скажем, назойливый посетитель даже при заинтересованности партнера до такой степени надоест, что получит отказ. Ригидность можно измерить, существуют тестовые методики. Такого человека, допустим, в космос не пошлют — он рухнет оттуда нам на головы со всей многомиллиардной аппаратурой…

Но в психоанализе есть и такая точка зрения, когда неудачи, несчастья рассматриваются как цель, к которой на самом деле стремится человек (хотя утверждает совершенно другое), потому что для него это искаженная форма получения удовольствия.

Создавая свою теорию, Зигмунд Фрейд обратил внимание на то, что люди, пережившие травмировавшие их события — войны, катастрофы; — постоянно возвращались к ним в своих снах. Из его теории сновидений следует, что сны восполняют то, чего «недодает» человеку явь. А здесь шли повторяющиеся кошмары… И Фрейд предложил, что спящий, снова и снова переживая тяжелую ситуацию, получает удовольствие вот таким извращенным способом. Это бывает не только во сне; в жизни именно так ведут себя люди, страдающие неврозами. Снова и снова они, не отдавая себе в этом отчета, попадают в те ситуации, которых якобы хотят избежать. Фрейд приводил уникальный пример: женщина четырежды выходила замуж, муж заболевал, она лечила его, ухаживала — он умирал, она страдала… Снова и снова выбирать в качестве супруга больного человека; желать общаться именно с тем, кто тебя обидит; вообще интуитивное стремление к ситуации, в которой окажешься несостоятельным, — вот история любого невротика.

На Западе в конце прошлого — начале нынешнего века зародилась целая наука, виктимология: наука о жертвах. Американцы, проводя исследования в русле психоанализа, выявили класс людей, тяготевших к авариям, катастрофам и вообще опасным ситуациям. Отчасти здесь повинна ослабленная «обратная связь» с действительностью, о чем я уже говорил. Но есть более глубинная причина. Психоанализ полагает, что среди потребностей человека природой запрограммированы две главные, базовые: сексуальная, основанная на продолжении рода, и влечение к смерти. Фрейд писал, что появлению жизни из неживой природы способствовал сильнейший энергетический импульс, изменивший естественное состояние равновесия, и природа стремится к восстановлению равновесия, энтропии. Такая вот биологическая точка зрения. Доказать это, боюсь, слишком сложно, тем не менее много фактов, свидетельствующих о ее справедливости — когда никакими рациональными причинами не объяснить страсть человека к разрушению и саморазрушению. Чем мотивируется поведение людей, которые, зная об опасности СПИДа, вступают в половые контакты в группах риска, не используя предохранительных средств? Пьяницы, наркоманы, подчеркнуто агрессивно ведущие себя люди — из того же ряда.

Есть еще одна сторона вопроса, на которую мне хотелось бы обратить внимание читателей. Думаю, рискованное поведение, тяга к опасности для человека может быть и способом «подтвердить» свое существование. Ведь, живя в уютном, ласковом, приспособленном и доброжелательном мире, рано или поздно перестаешь ощущать «сопротивление материала», как бы растворяешься в окружающем. Для многих людей реален только тот мир, где действительность сопротивляется, где есть не точка опоры, а «точка отталкивания».

Войны можно рассматривать как неудачи глобального масштаба. Фигуры Гитлера и Сталина, вполне заурядных личностей, «запустивших» величайшие катастрофы столетия, конечно, исследовались психологами. Есть работы, где подробно описана ущербность Гитлера, его комплексы, сексуальные проблемы и т. п. Действительно, только испытываемое в очень большой степени ощущение собственной несостоятельности может «оправдать» унижение и уничтожение людей в такой степени, в таких масштабах. Но, чтобы личные проблемы решать на макроуровне, требуются условия.

Общество должно быть готово поддержать эти агрессивные устремления. К 40-м годам весь тоталитарный массив — пол Европы и пол Азии, где скопилась критическая масса неканализируемой агрессии, был готов к взрыву. И Гитлер, и Сталин «попали» в точки ожидания многих людей. Известно, что любой тоталитарный режим базируется на широко распространенном, свойственном большинству из нас стремлению не брать на себя ответственность. Когда решает кто-то, это дает ощущение уверенности, защищенности, покоя. А жить в меняющемся мире, где никто не ограничивает моей свободы, но никто и не поможет, — безумно тяжело. В нашей стране выросли поколения людей с установкой ведомых, чем и пользуются многие современные политические партии, якобы защищающие права «слабых и сирых». Кстати, при всей как бы заботе, попечении о человеке они отказывают ему именно в праве быть человеком, объявляя его слабым и сирым, зависимым, приписывая кому-то ответственность за все, что с ним происходит — словом, приравнивая человека к вещи, которой неумело распорядились. Новые лидеры, как и Гитлер, Сталин, используют самые неизменные инстинкты толпы, и очень часто — зависть. Неважно, у кого «Вольво», у кого велосипед — было бы это ненавистным знаком удачи в глазах человека, считающего себя униженным. «Объединившись, вы сможете отомстить „им“ за то, что вы слабые и сирые», — говорят им. «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», — отвечают они. Налицо подмена цели: не построить хорошую жизнь, а разрушить старую, возмутив покой тех, кто в нее врос.

Другая сторона той же медали — крайний индивидуализм. Вспомните наш парламент. Поведение некоторых депутатов отмечено — я, к сожалению, не преувеличиваю — прямо-таки клиническими симптомами. Они ориентируются не на цель — принятие закона, а на изживание каких-то собственных глубоко спрятанных комплексов. Отсюда принципиальная невозможность договориться, так как дело интересует их во вторую очередь.

Россия часто кажется страной крайностей, где влечение к смерти и к жизни существуют в архаичной форме…

Не надо исходить из того, что агрессивность — это непременно что-то плохое, без нее род человеческий не стал бы «венцом творенья». И во всех тех грустных вещах, о которых я сказал, есть один положительный момент: мы народ молодой, мы полны сил. Россия не похожа на усталые нации Европы: они ведь такие мудрые не оттого, что добрые — просто нет сил желать. Наша витальная, жизненная сила проявляется часто в первозданных, диких формах; но уже то, что она есть, — дает право надеяться, что, научившись направлять ее в конструктивное русло, мы сможем стать обществом удачников.