"Афганская любовь, или Караван" - читать интересную книгу автора (Михайлов Борис Борисович)

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ


В стане душманов. Глинобитное помещение с узкими бойницами вместо окон. Мебель заменяют несколько больших камней. На ящике из-под кинокамеры сидит Майкл Хадсон — корреспондент американского агентства ЮСИА, его коллега — кинооператор Джон Грин расставляет софиты, подключает их к аккумулятору. На полу камера и магнитофон.

ХАДСОН. Только бы Аббас-хан выполнил обещание. Материал обещает получиться! Кроме Эй-Ти-Ви можно будет и европейцам толкнуть.

ГРИН. Если живьем выберемся. До границы ночь пути и до Пешевара еще неизвестно сколько. Да день отсидеться. Обещали до темноты, а теперь? Без внешнего антуража, диких гор и кровожадных горцев кому нужен твой репортаж? Если завтра удастся натуру доснять, может, повезет.

ХАДСОН. Завтра как сурки залезем в нору и носа не высунем. Надежда на защитников Ислама, не велика. Открыли себя раньше времени, русские наверняка удвоят силы.

ГРИН. Что хотите от дикарей? Им бы у пленных животы вспарывать да члены отрезать. Аккумулятора хватит минут на десять. Для освещения не рассчитан. Если моджахеды захватят пленных, почему бы ни взять их с собой?

ХАДСОН. Самим бы выбраться. Сегодня не 86 — й год, местные враждуют с пешеварскими и кто еще с кем, не разберешь. (Входит Аббас-хан, к нему). Не сумели засаду устроить без шума… Как теперь?

АББАС-ХАН. Все будет, как обещали. Не надо волноваться, мистер Хадсон. Двух шурави сейчас приведут.

ХАДСОН. (нетерпеливо). Давайте скорее, где ваши шурави?

АББАС-ХАН. Один момент. (По его знаку два бородача с автоматами втаскивают избитых советских солдат со связанными руками — Вихрова и Маслова.)

ХАДСОН. Развяжите и оставьте нас.

АББАС-ХАН. Не советую.

ХАДСОН. Обойдусь без советов.

Душманы развязывают руки пленным.

ВИХРОВ. (Маслову). Американцы. По-английски чешут.

ХАДСОН. Привет, ребята! Мы американцы, правда. Тащите вон те камни, и садитесь, другой мебели нет. Смотрю, вы едва на ногах держитесь.

Маслов нагибается передвинуть валун, душману — охраннику кажется, что тот что-то замышляет, отталкивает грубо парня прикладом. Маслов падает. Хадсон помогает подняться, усаживает.

ХАДСОН. (Аббас-хану). Сказал, уведи головорезов, не сбегут твои шурави. Охранники выходят, остается лишь Аббас-хан. Вихров продолжает стоять. Ты тоже садись! Здорово отделали вас бородатые! (Вихров садится на камень рядом с Масловым. Хадсон достает флягу с водой и протягивает Маслову, Грин отдает свою Вихрову). Лицо ополосните, вид у вас, видели бы! (Напившись, ребята ополаскивают лица). Вот и хорошо.

МАСЛОВ. (Заискивающе). Помогите нам.

ХАДСОН. (Сама доброта). Постараемся. Мы же цивилизованные люди.

ВИХРОВ. Хорошо говорите по-русски.

ХАДСОН. Работал в России. Москва, Ленинград. Постараемся помочь, только будьте благоразумны. Небольшой разговор перед камерой. Тайн открывать не нужно. Какого полка, оружие, сколько вас, никого не интересует. Поговорим о жизни. Давайте знакомиться: я Майкл Хадсон или просто Майкл. Он — Джон Грин. Корреспонденты ЮСИА, работаем под эгидой ООН. (Поворачивается к Грину и дает знак, тот включает свет и кинокамеру). А вас как звать?

МАСЛОВ. Олег Маслов. С Рязанщины я.

ВИХРОВ. Вихров Вячеслав.

ХАДСОН. Откуда ты?

ВИХРОВ. Недалеко от Москвы. Есть такой небольшой городок Истра, вряд ли слышали.

ХАДСОН. Москва — великолепный город. Европа. Как, же вас бородатые обманули? Обещали наркотики, а привели в засаду.

ВИХРОВ. Ничего нам не обещали.

ХАДСОН. Как же? Договаривались, вы — оружие, сарбаз — пакет травки.

ВИХРОВ. Ни с кем не договаривались. Шли с отрядом афганцев, на секунду остановились, он что-то объяснял сарбазу, и вдруг, не понимаю, как получилось, оказался на земле, потом сильный толчок и я лечу куда-то вниз.

МАСЛОВ. Духи из-под земли проволочной петлей подсекли, а сарбазы — предатели столкнули в канаву.

Хадсон по-английски спрашивает Аббас-хана, те ли это русские, тот согласно кивает.

ХАДСОН. Вихров, говори правду. Вы предлагали оружие в обмен на наркотики, а вас обманули. Так?

МАСЛОВ. Он не знает, я виноват. Только никакого оружия не обещал. Знакомый сарбаз пожаловался, что потерял запасные рожки к автомату и грозит расстрел. Я и предложил пару рожков. У меня были лишние.

ХАДСОН. На войне лишнего оружия не бывает. Он обещал тебе травку? Ты и раньше имел с ним дела, продавал патроны за доллары?

ВИХРОВ. (Маслову). Это правда? Ах ты, подонок! И меня затащил. Я же ничего не знал о твоем бизнесе.

ХАДСОН. Откуда у русских солдат деньги на наркотики?

ВИХРОВ. Наркотики у нас не потребляют!

ХАДСОН. Считаешь, справедлива эта война?

ВИХРОВ. В каком смысле?

ХАДСОН. Зачем советские войска пришли сюда? Нарушили вековой покой, обычаи, восстановили племена друг против друга.

ВИХРОВ. Мы выполняли интернациональный долг. Теперь уходим.

ХАДСОН. Браво! Интернациональный долг, говоришь. Спроси его, — (показывает на Аббас-хана), он звал? Коммунистическая пропаганда. Ваша печать, Горбачев признают ошибку, а ты долг. Вижу, не желаешь помочь себе. (Маслову). Повторишь, что скажу? (командует Грину выключить камеру и свет). В России этот репортах не увидят, не бойся, говори правду. Многие курят травку, продают оружие, переходят в исламскую веру?

МАСЛОВ. Ничего подобного! Решил немного подзаработать, продать два лишних рожка к автомату, а вы оружие. Хотите, чтобы я говорил такое…

ХАДСОН. (теряет самообладание). Вам дают шанс спастись!


З а т е м н е н и е



Один из переулков кишлака. Здесь должны встретиться две группы, разыскивающие потерявшихся Вихрова и Маслова. Первыми приходят Матвиенко и Васенко.

МАТВИЕНКО. (Смотрит на часы). Минута в минуту. Пора бы и Борисову. (Достает красивый нож с выбрасывающимся лезвием, пробует в действии).

ВАСЕНКО. Дай посмотрю! (Рассматривает) Классный. Жаль, на гражданке заставят сдать — холодное оружие. Что-то написано.

МАТВИЕНКО. "Убей неверного!" Из знаменитой чарикарской стали, объяснил знакомый сарбаз.

ВАСЕНКО. Занятная игрушка, будь моя — не сдал бы.

МАТВИЕНКО. Этой игрушкой меня на тот свет не едва отправили. Спасибо Виxpoвy. He он, получили бы предки "при выполнении интернационального долга". Жизнью ему обязан. В таком же кишлаке по узкому проулку мы со Славкой преследовали бородатых, и вдруг, откуда ни возьмись, сверху, со стены, что ли, громадный детина прыг на Славку. Я поворачиваюсь и прикладом (показывает) по голове духа. Не сильно саданул, или чалма съамортизировала, дух развернулся, оставил Славку и ножом этим мне в грудь. Еще секунда и мне конец, увернуться не мог, а тут Славка, подскочил и выбил нож, тот отлетел, и мы прикончили духа. Куда Славка подевался, ума, не приложу. Все были вместе — и наши, и сарбазы.

ВАСЕНКО. В самоволку мотанул. (Смеется).

МАТВИЕНКО. Куда тут мотанешь — горы одни. (Прислушивается). Стой! Кто идёт?!

БОРИСОВ. Свои, сержант, свои.

Подходит вторая поисковая группа Борисов и Касперюнас.

БОРИСОВ. Есть новости?

МАТВИЕНКО. Как сквозь землю провалились.

КАСПЕРЮНАС. Может, и правда в кяриз провалились.

БОРИСОВ. Или затащили.

МАТВИЕНКО. Вихрова затащишь!

БОРИСОВ. В кяризах такая система подземных ходов, что ни дымом не выкуришь, ни автоматом. В кишлаке все колодцы бульдозером завалены, — не разгребешь.

ВАСЕНКО. Не все завалили. Афганка с гэбэшниками нашла свободный проход.

КАСПЕРЮНАС. Может, остановились у арыка, а потом заблудились?

МАТВИЕНКО. Не хрена было отставать, не город. Эх, была бы собака!

БОРИСОВ. Обойдем еще раз и встретимся на базе. Парни, может, ждут помощи, а мы языки чешем. Пошли!


З а т е м н е н и е



В тайном помещении душманов американские корреспонденты не оставляют надежды сделать задуманный репортаж с участием пленных советских солдат.

ХАДСОН. Сами выбрали свой конец. Мы собираем аппаратуру. (Передает Грину микрофон, тот сматывает кабель, Хадсон подталкивает ногой кофр от аппаратуры). Собирай, уходим.

МАСЛОВ. Постойте, я скажу, что вы хотите,

ВИХРОВ. Гад, паршивый! Подонок! Не понимаешь, чего они задумали! Так и так, хана нам, имей мужество остаться человеком.

ХАДСОН. Откровенный разговор считаешь предательством? (Аббас-хану по-английски). Коммунистов каких-то упертых привел. Забирай.

Аббас-хан открывает дверь, входят два охранника.

МАСЛОВ. Включайте аппаратуру, я готов. (С улицы слышны отдаленные выстрелы).

ХАДСОН. (командует Грину включить аппаратуру). Ваш комсомольский писатель говорил: жизнь дается один раз. Тебе, Вихров, гожусь в отцы, и послушай меня, — неразумно ведешь себя. Товарищ понял это.

(Грин включил софиты, передает Хадсону микрофон. Закрутились кассеты на магнитофоне).

МАСЛОВ. Многие солдаты и офицеры потребляют наркоту. Без нее не выжить. Офицеры достают водку и виски, солдаты — травку.

ХАДСОН. Подожди, куда заспешил, я еще микрофон не дал. (Подносит микрофон). Повтори, что говорил.

МАСЛОВ. Без травки здесь не выжить. Офицеры хлещут водку и виски, а пацаны достают травку. Не расслабляться — с ума сойдешь от страха и тоски.

ХАДСОН. Солдаты переходят к моджахедам, принимают Ислам?

МАСЛОВ. Сарбазы. Солдаты Наджибулы. Получат оружие, — и в горы, к своим.

ХАДСОН. Я про русских спрашиваю. Переходят на сторону освободительной армии? Понимают несправедливость своей миссии?

МАСЛОВ. В нашей части, я слышал, один узбек или таджик сбежал, больше не было случаев.

ВИХРОВ. (Громко). Падла ты! Что несешь, как попугай.

МАСЛОВ. Прости, Слава, я еще не жил и скажу, что он хочет.

ХАДСОН. О'кей! Только с улыбочкой, пожалуйста. Что за лицо, испуганное?

МАСЛОВ. Чтобы русские сбегали, не слышал.

Вихров, выбрав момент, кошкой кидается к магнитофону и хватает катушку с пленкой, разматывает ее, рвет на куски. Хадсон, бросив микрофон, старается отнять кассету с пленкой, на помощь бросается Грин. Повалив парня, они вырывают у него пленку, он не выпускает ее из рук. Когда Грину удается отобрать кассету, в руках оказывается моток спутанной пленки. На шум вбегают охранники, Хадсон делает знак не трогать Вихрова.

ГРИН. Всё! (Выключает софиты, начинает складывать аппаратуру).

ХАДСОН. Глупый, ты, Слава.

ВИХРОВ. (Приходит в себя после побоев). Сволочи! Не будет у вас его трусливой лжи!

МАСЛОВ. Мистер корреспондент, не оставляйте меня!

Охранники берут аппаратуру, Хадсон и Грин, не обращая внимания на мольбы Маслова, выходят. Маслов кидается за ними, но третий охранник отталкивает его и запирает дверь. Маслов и Вихров остаются в полумраке.

МАСЛОВ. (в истерике бросается на Вихрова). Что наделал! Козел, вонючий! Вывели отсюда, сказали бы, что нас пытали! Говорили под пытками.

Исступленно бьет кулаками лежащего Вихрова, плачет, падает рядом. Какое-то время они молча лежат, на улице близко слышны выстрелы. Раздаётся топот ног, скрипит дверь, парни поднимаются, на пороге душман с автоматом. Он дает по парням длинную автоматную очередь.


З а т е м н е н и е



Ночь. Тот же дворик, где расположился отряд Максимова. Горит небольшой костер, несколько солдат у костра поют негромко под гитару Новикова. Сержант Медведев пишет письмо. Звучит песня

Я тоскую по родной по земле

По ее рассветам и закатам.

На афганской выжженной земле

Спят тревожно русские солдаты.

НОВИКОВ. (перестает петь, лениво перебирает струны, Медведеву). Дорогой мамочке или невесте катаешь?

МЕДВЕДЕВ. Поёшь, и пой, не мешай. Самому лень или некому писать.

НОВИКОВ. Некому? Знаешь, сколько девок на гражданке сохнут по мне! Спроси Вихрова, скажет — по пять — шесть писем в день получал на первом году.

ИСМАИЛОВ. Что ж теперь не пишут?

НОВИКОВ. Бортанул всех.

МЕДВЕДЕВ. Матери пишу. Жалуется, что редко. А о чем писать? Она ведь не знает, что я почти год, как в Афганистане. Вот и приходится сочинять про нашу замечательную жизнь. Узнает если… Не знаю, что с ней будет.

НОВИКОВ. А я не скрываю, пишу: служим за границей, в увольнения ходим в классные дискотеки и стриптиз — клубы.

МЕДВЕДЕВ. Без писем никак нельзя. Получишь письмо, и повеет домом, родным воздухом. Живо представляю родных, что сейчас делают. Забываю на время о черномазых, что в любую минуту могут убить. Две радости у солдата — письмо из дома и баня.

ИСМАИЛОВ. (Новикову). Несерьезный человек, всем врешь.

МЕДВЕДЕВ. Без уверенности, что тебя ждут, служба совсем невмоготу покажется.

НОВИКОВ. Ждут, пока не подвернется кто-то, а тогда раз — и в ЗАГС.

ИСМАИЛОВ. Зачем так плохо думаешь о девушках, самого перестали ждать?

НОВИКОВ. Почему плохо? Какие есть, так и думаю. На гражданке девахи по-прежнему меня ждут. Здесь, в санбате, хоть сейчас краля готова под венец.

ИСМАИЛОВ. Ну и свистун, ты, Новиков!

Входят ст. л-т Максимов и рядовой Корсунский.

МАКСИМОВ. Что еще за посиделки? Был отбой. И костер немедленно загасить.

МЕДВЕДЕВ. Костер ни откуда не виден, проверяли.

НОВИКОВ. Не спится, товарищ ст. л-т. Приказ о дембеле вышел, а вы отбой. Пусть салаги отдыхают, ветераны, что умаялись. Нас, дедов, оставьте, пожалуйста. (Снова берется за гитару, звучит мелодия все той же песни).

МАКСИМОВ. Накурился опять?

НОВИКОВ. Никак нет, все что достали, давно засмолили. Нового никто не предлагает, чеки требуют, баксы.

МАКСИМОВ. Жалко мне тебя, Новиков. Пропадешь на гражданке. Не избавишься от наркоты, окажешься на зоне. Спать, немедленно!

ИСМАИЛОВ. Товарищ ст. л-т, посидите с нами, попоём. В такую ночь разве уснёшь.

МАКСИМОВ. Тоже мне, деды! Давно салагами были? Какой пример молодым показываете? Гасите костёр, и всем спать.

МЕДВЕДЕВ. Мы на войне, товарищ ст. л-т, не на учениях. В полку достаточно погоняли. Скажите лучше, Бевзенко и афганцы ничего о Вихрове и Маслове не узнали?

МАКСИМОВ. Подождем рассвета, утром еще раз прочешем кишлак. В Вихрове я уверен. Да и Маслов не должен подкачать. (Садится у костра, подбрасывает хворост в огонь). Мне тоже не уснуть, а ты (Корсунскому) марш отдыхать! Ребята не дают покоя, куда подевались? Душманскую вылазку, как понимать — разведка? Ждут, значит, караван. Выходит, без дела не останемся.

МЕДВЕДЕВ. Мало им дали? Двое убитых, раненные, не сунутся больше.

МАКСИМОВ. Когда духи отступали, Вихрова я видел.

ИСМАИЛОВ. И Маслов был с нами. В плен взять не могли.

На верхней террасе из дувала появляется Далила. Потягивается, делает несколько гимнастических упражнений и спускается к костру. Солдаты перестают петь, восторженно приветствуют ее.

НОВИКОВ. К нашему шалашу, просим!

ДАЛИЛА. Добрый вечер! Не спите, караулите?

МЕДВЕДЕВ. Отдыхаем, караул внизу. Разбудили вас?

ДАЛИЛА. Да нет, на верху не слышно ничего. Не спится. Вздремнула чуть-чуть и проснулась. Предчувствие нехорошее. Жуть какая-то снилась.

ИСМАИЛОВ. Возможно, на левом боку спали.

ДАЛИЛА. Не помню, имеет значение?

МАКСИМОВ. (Далиле). Наш медик учит, на левом боку нельзя спать. Исмаилов, объясни девушке.

ИСМАИЛОВ. От тяжести тела, сердце мгновениями останавливается. В тот момент и снится разная жуть — тебя убивают, ты проваливаешься в пропасть.

НОВИКОВ. Меня каждую ночь во сне убивают. Один и тот же сон. Другие видят дом, родителей или девушек своих, а я вижу войну, на каком бы боку не спал. Засыпая, стараюсь думать только о хорошем, о гражданке, а засну — появляются духи, наш прапор, старлей, потом кто-то пытается ударить ножом или стреляет, граната рвется в руке. (Берет гитару и поет).

Я тоскую по родной земле,

По ее рассветам и закатам,

На афганской выжженной земле,

Спят тревожно русские солдаты

МАКСИМОВ. (Солдатам). Что с вами поделать? Сидите, только тихо, не разбудите остальных. (Далиле). Не будем мешать. (Уходят, Максимов расстилает плащ-палатку на одном из камней и они садятся).

МАКСИМОВ. Как тебе бой, испугалась?

ДАЛИЛА. Был бой? Несколько мятежников, завидев наших, бросились в рассыпную, кто куда. Может ты, товарищ Сергей, боя настоящего не видел? Мне довелось побывать! Видел бы меня в деле, не спрашивал. После боя за хлебозавод в Кандагаре, когда меня чуть в плен не захватили, на подобные перестрелки смотрю, как на детские забавы, и внимания не обращаю.

МАКСИМОВ. Да ты и в правду герой, оказывается.

ДАЛИЛА. Обыкновенная женщина, призванная революцией. Трусиха как все, но стараюсь не показывать страха.

МАКСИМОВ. В плен, говоришь, чуть не взяли, расскажи.

ДАЛИЛА. Тебе интересно? Думала тогда — конец. Бандюги захватили живой, а я больше всего боюсь не пули, а пыток. Испугалась! Пистолет у меня не отобрали, и я поняла — выход один, застрелиться. Фазиля обыскали, а меня забыли или не решились. Мы тогда с Фазилем проводили митинг в только — что освобожденном правительственными войсками, кишлаке. Все подходы к митингу охраняли наши, на шоссе два бэтээра, все спокойно. На площади собрались дехкане, старики, женщины, детишки. Выступил Фазиль, беру слово я. Начала говорить и вдруг: пах-пах. Пуля мимо уха. Слегка задела. Пощупай (берет руку Сергея и подносит к уху). Чувствуешь след? Вторая пуля раз! И сквозь рукав, только дырку в куртке оставила. Рядом вдруг раздается автоматная очередь. Падают наши охранники. Один, второй. Старики, что стояли в первом ряду и слушали, распахивают халаты, а под ними автоматы. С криком "Аллах Акбар!" начинают стрелять. Нас с Фазилем окружили, да быстро, неожиданно, мы и оружие вытащить не успели. Схватили и поволокли к кяризу. Видимо к главарю. Я уже сказала, Фазиля обыскали, а меня не догадались или забыли. И вдруг мне, безбожнице, Аллах подсказывает. (Показывает). Выхватываю пистолет и раз, раз в своих конвоиров. Фазиль, воспользовавшись суматохой, выбивает автомат у бандита и дает очередь. Я подбираю на земле второй автомат и мы, отстреливаюсь, бежим к дувалу. Тем временем подоспели наши сарбазы.

МАКСИМОВ. Двоих положила на смерть?

ДАЛИЛА. Если бы двоих только.

МАКСИМОВ. Война не женское занятие, а тем более гражданская война. Самое страшное, что можно представить. В детстве, помню, о некрасивых девчонках мы говорили — "страшней гражданской войны". В смысл не вдумывались, а теперь до меня дошло. Понял, как страшна гражданская война, когда не знаешь где друг, где враг, когда брат стреляет в брата, сын в отца.

ДАЛИЛА. Если стреляют в человека — всегда страшно.

Окраина, кишлака. Из кяриза, сигналя электрическими фонариками, выползают душманы и расходятся группами.

МАКСИМОВ. В лунном свете ты, и в правду, похожа на восточную принцессу. Такая красивая! Нам бы о любви говорить, а мы о чем? Наконец — то остались одни и опять о войне.

ДАЛИЛА. Когда из-за каждого камня ждешь выстрела, о чем еще говорить?

МАКСИМОВ. О нас с тобой. О луне, звездах, любви.

ДАЛИЛА. О любви в нашей стране не принято говорить вслух. В сказках если. Коран тысячу лет запрещал. Ты человек европейский, образованный, выходит, тебе, и рассказывать, а я послушаю. (Максимов несмело пытается обнять ее, кладет руку на плечо, Далила решительно убирает ее). Это обязательно? Убери руки!

МАКСИМОВ. Тебе неприятно?

ДАЛИЛА. Не нужно. Ни к чему.

МАКСИМОВ. Ты словно с другой планеты. А если меня переполняют чувства? Не могу сдержаться! Тянет к тебе, хочу прижаться, обнять, прикоснуться к твоей красоте. Взять её частицу.

ДАЛИЛА. Охладись, спустить к арыку, и умойся холодной водой. (Сергей снова пытается обнять ее, но Далила встает). Ухожу! Я тебе не девчонка из Марьиной рощи, с которой всё можно в первый вечер. Если штаны надела и все время среди мужчин, не значит, что потаскушка. Так, помнится, русские называют подобных женщин?

МАКСИМОВ. (берет ее за руку и усаживает обратно). Прости, меня. Зря обиделась, азиаточка, ты моя! И девчонки из Марьиной рощи тоже не позволяют лишнего.

ДАЛИЛА. Не рассказывай, видела, что позволяют. За пять лет в Москве всего насмотрелась. (Садится). Расскажи лучше о своей девушке, ждет тебя, верит, а ты тут азиаточку охмурить пытаешься. Почему так меня назвал?

МАКСИМОВ. Ты напомнила, что я из Европы, а сама значит из Азии. Не нравится? Хотел поласковее.

ДАЛИЛА. Никогда не слышала такого — азиаточка. Понимаю, что не обидное. Ты ушел от ответа, я просила рассказать о своей девушке в Москве.

МАКСИМОВ. Нет у меня девушки, не успел завести.

ДАЛИЛА. Так и поверила. Девчонки всегда крутятся вокруг военных училищ. Даже наши афганские, чуть продвинутые.

МАКСИМОВ. Клянусь мамой, никого! (Лезет в карман гимнастерки и достает вместе с бумагами фотографию). Мама моя. У каждого из нас с собой обязательно фотографии близких, у меня — мама.

ДАЛИЛА. (Берет фото, рассматривает). Темно, плохо видно. Красивая женщина. Похож на нее? (Сергей кивает). А отец?

МАКСИМОВ. Папа у нас рано умер, потому и пошел в военное училище. Брат тоже в армии, преподает в Академии. У младшей сестры своя семья.

ДАЛИЛА. Счастливый! Столько родных близких людей. У меня никого не осталось. Говоришь, нет девушки, а ведь была, не поверю, что дослужился до старшего лейтенанта и ни разу не влюбился. Признайся.

МАКСИМОВ. Старшего лейтенанта досрочно получил месяц назад, а девушку по сердцу не встретил. В школе увлекался не серьезно, по-детски. Помню, в шестом классе все мы, пацаны, были влюблены в нашу пионервожатую из восьмого класса. И сейчас перед глазами: высокая, стройная, с длинными косами, в них синие банты. Глаза — темные, большие, как у тебя. В девятом пришла новенькая. Переехала из провинции, не помню — из Рязани или Казани, Валентиной звали. Очень скромная, наивная, всегда с удивленными глазами, никак не могла привыкнуть к московскому ритму жизни. Она не походила на наших одноклассниц, и я впервые влюбился.

ДАЛИЛА. Она тебя отвергла?

МАКСИМОВ. До объяснения не дошло. Провожал после школы, сумку ее с учебниками таскал, шпаргалить помогал. К концу десятого она переключила внимание на дружка моего Витьку, и мы отдалились друг от друга. Теперь закончила педагогический, замуж вышла.

ДАЛИЛА. А у меня в лицее никаких контактов с парнями не допускали. Нравы строгие остались и поныне.

МАКСИМОВ. Потому и пошла в революцию, где большинство мужчины? (смеется).

ДАЛИЛА. Не смейся. Глаза открылись в России. Поняла, не могу больше оставаться в стороне, когда решается судьба родины. Вступила в НДПА.

МАКСИМОВ. Родственники, возмущались, требовали вернуться домой?

ДАЛИЛА. Еще как! Отца к тому времени не стало. Люди Амина убили, мама умерла с горя, братьев поубивали мятежники, они тоже приняли революцию. Осталась одна. Случись что — жалеть и убиваться некому. Некому переживать за меня, волноваться или радоваться. И мне теперь не перед кем отчитываться, что-то доказывать, объяснять. Перед товарищами по партии, если.

МАКСИМОВ. Неужели и волноваться за тебя некому? А друзья? В ЦК партии, в университете, где преподаешь — так и некому пожалеть?

ДАЛИЛА. Как активистку и преподавателя, возможно, и пожалеют.

МАКСИМОВ. Столько мужчин вокруг, и не обращают внимания на красивую современную девушку? Не верю. Я впервые увидел, — сердце забилось — вот она, мечта моих снов. Не заметить тебя не возможно.

ДАЛИЛА. Внимание обращают. Часто больше чем хочется. Всё это не то. И потом, идет война, я не отомстила за отца и братьев.

МАКСИМОВ. Надеешься? Поражаешь. Таких, преданных идее, видел лишь в кино. В революции нашей встречались, если верить книгам.

ДАЛИЛА. У нас разве не революция?

МАКСИМОВ. Революция. Опять перешли на политику. Снова про войну да революцию, а мне хочется о чувствах, что переполняют.

ДАЛИЛА. Говори. Со мной еще никто не говорил.

МАКСИМОВ. Наверное, не позволяла. Поздно тебя встретил. Или рано? Война не время любви, а увидел тебя, голову потерял.

ДАЛИЛА. (смеется). Напрасно. Бородатые могут вернуться, а командир без головы не воин.

МАКСИМОВ. В этом ты права, голову терять нельзя, но разве человек властен над своими чувствами? Себе это же говорю.

ДАЛИЛА. Тебе посты проверить, не пора?

МАКСИМОВ. Можно. (Включает рацию). Я Первый! Первый! Сова Два, ответь! Сова Один, ответь!

— Первый, Сова Два на связи!' Сова Один на связи!

— Проверка связи. Что нового у Второго?

— Трое сарбазов перешли на сторону духов.

— От наших никаких новостей?

— Ничего нового.

— Конец связи.

Максимов выключил рацию, долго молчит. На нижней площадке солдаты давно ушли, костер погасили.

ДАЛИЛА. Наши опять подвели. Может, и твоих с собой увели, не допускаешь?

МАКСИМОВ. Все может быть.

ДАЛИЛА. Если так — плохо дело. Теперь мятежники пленных не держат.

Какое-то время сидят молча, каждый думает о своем.

МАКСИМОВ. (Обнимает Далилу за талию, она неподвижна). Далила!

ДАЛИЛА. Не привыкла я к нежностям. У нас не принято.

МАКСИМОВ. В студенческие годы в Москве, никто не ухаживал?

ДАЛИЛА. У русских однокурсниц были поклонники, а я иностранка, — не решались. Наши афганцы еще не отошли от своих обычаев, для них была, не знаю кем. Сатаной в юбке или кем-то страшнее. Знаешь, мне скоро двадцать пять! По нашим понятиям старуха. Если кто решится ухаживать, или взять замуж, вдовец разве или в гарем.

МАКСИМОВ. Я согласен.

ДАЛИЛА. Ты и впрямь потерял голову. Где-то рядом мятежники, в любую минуту жди нападения, а ты опять за свое.

МАКСИМОВ. Пока ты рядом, ничего не хочу знать.

ДАЛИЛА. Делаешь предложение? Так сразу, не узнав меня?

МАКСИМОВ. Да. Делаю предложение. Сама говорила, любовь с первого взгляда существует. Раз нет отца и братьев, по всем обычаям руки просить остается у тебя самой.

ДАЛИЛА. Отказываю.

МАКСИМОВ. Тогда украду, увезу в Россию. У вас принято красть невест.

ДАЛИЛА. Нынче, чаще с их согласия. Забываешь, я вооружена.

МАКСИМОВ. Шутишь, я серьезно предлагаю. Пойдешь за меня?

ДАЛИЛА. Начальство не разрешит. Ни тебе, ни мне. Ой, о чем говорим? В первый раз тебя вижу, совсем не знаю. О серьезных вещах шутим, болтаем черте что. Разве можно? Придет мир в мою страну, тогда и поговорим.

МАКСИМОВ. Может, подумаешь?

ДАЛИЛА. Ну, и непонятливый! Подумаю.

МАКСИМОВ. Долго?

ДАЛИЛА. Посмотрим на твое поведение. (Сергей берет ее руку, рассматривает, целует). Грубая рука? Когда-то знала маникюр и французские кремы.

МАКСИМОВ. (Целует руку). Нежная девичья рука.

ДАЛИЛА. Самые счастливые годы — учеба в лицее, потом в Москве. Стройотряд, уборка картошки. Веселые беззаботные подружки. Ты вернул в юность. Спасибо. В раннем детстве еще была счастлива, когда ничего не знала о жизни, всему радовалась.

МАКСИМОВ. Поедем со мной. Обещаю, снова будешь счастлива.

ДАЛИЛА. Рано мне уезжать. Ваши только собрались уходить, а у нас опять началось — засады, взрывы.

МАКСИМОВ. Последние банды. Скоро перегрызут друг другу глотки и разбегутся.

Заработала рация, что лежит рядом на земле

— Первый, Первый, я Сова Один!

— Я Первый, слушаю!

— Я Сова Один. Гора сообщает о приближении большой группы духов.

— Первый! Я Сова Два! Я Сова Два! Вижу огоньки, похожие на электрические фонарики.

ДАЛИЛА. Говоришь, разбегутся.

МАКСИМОВ. Сова Один! Сова Два! Продолжайте наблюдение! В случае приближения духов, в бой не ввязываться, отходите, встретим здесь, на базе. Как поняли?

— Сова Один понял! В бой не вступать и отходить.

— Сова Два понял, в бой не ввязываться.

МАКСИМОВ. Поняли правильно. Продолжайте наблюдения. Конец связи. (В сторону). Дневальный! Подъем! Объявляй тревогу!

ДНЕВАЛЬНЫЙ. (Появляется на нижней площадке). Взвод, подъем! (Слышны недовольные заспанные голоса). Тревога! (Из дувала выскакивают солдаты, на ходу надевают бронежилеты, каски, становятся в строй).

МАКСИМОВ. (Далиле) Что-то сказала? Опять помешали.

ДАЛИЛА. Не судьба, говорю, нам быть вместе.

МАКСИМОВ. Все будет хорошо. Иди пока в дом и не высовывайся. Справимся без тебя и твоих агитаторов. Наше укрепление не взять. (Солдатам) Приготовиться к обороне! К шоссе не должен пройти ни один душман!

НОВИКОВ. Перед самым рассветом разбудили. Так хотелось спать, в первый раз дом во сне увидел.

ИСМАИЛОВ. Пропустим колонну и отдохнем.

КОРСУНСКИЙ. Мины устанавливать, гады, пошли.

НОВИКОВ. Поставить мины и двух духов хватило бы. Караван их интересует.

КОРСУНСКИЙ. Рассвело бы скорее, что ли…

Вдалеке раздаются несколько одиночных выстрелов, затем автоматная очередь.

ИСМАИЛОВ. Уже не таятся. На втором посту стреляли. (Заработала рация).

— Первый, Первый! Я Сова Два! Я Сова Два! Нас окружают!

МАКСИМОВ. Сова Два, Сова Два! Я Первый! Отходите немедленно! Как поняли? (Рация замолчала, слышна далекая стрельба, снова заработала рация.)

— Первый, Первый! Я Сова Два, прошу помощи, ведем бой. Петренко ранен. Духи наседают. Прошу подмоги!

МАКСИМОВ. (Самому себе). Не успели… Подпустили…(По рации) Держитесь, мужики! Сова Два! Идем на помощь. (Выключает рацию). Медведев, остаешься за меня. Титов, Киреев, Джафаров, Макаров, Сидоренко, за мной! (Убегают).

ИСМАИЛОВ. Сам пошел выручать Петренку.

МЕДВЕДЕВ. Если ранение серьезное, Малышеву и Сонину его не донести — Петренко бугай здоровый. Потому и взял Макарова с Киреевым. Первый пост пока молчит, до них еще не добрались. (С верхней террасы спускается Далила.) Ты куда? Духи пошли в наступление. С минуты на минуту один Бог знает, что здесь начнется. Вернись в укрытие!

ДАЛИЛА. Еще один солдат лишним не будет.

МЕДВЕДЕВ. Лишняя мишень. Без оружия какой ты солдат?

ДАЛИЛА. А это что? (показывает карабин и гранату).

ИСМАИЛОВ. Пусть остается.

МЕДВЕДЕВ. Жалко, если такую красотку хлопнут.

ДАЛИЛА. Что такое хлопнут?

МЕДВЕДЕВ. Убьют, ранят. Поняла?

ДАЛИЛА. И тебя могут…хлопнуть. И его, и всех. Тебя за командира оставили, старайся, чтобы не хлопнули. Т-с — c, слышу шаги.

КОРСУНСКИЙ. Я тоже слышу, нас окружают!

ИСМАИЛОВ. (Щелкает затвором). Кто-то подходит, командуй, Медведь!

ГОЛОСА. Э-ге-ге! Своих не перестреляйте!

КОРСУНСКИЙ. Кто, свои?

МЕДВЕДЕВ. С испугу Матвиенку не узнал?

МАТВИЕНКО. Кто-нибудь, помогите, раненого тащим.

МЕДВЕДЕВ. Корсунский, вперед!

Корсунский уходит и вскоре возвращается с Васенко и Матвиенко, помогает им нести на плащ-палатке бездыханного Вихрова. Они кладут его на землю, раздевают. Исмаилов щупает пульс, Далила помогает осматривать раненого.

ДАЛИЛА. (охает). Ой, ей-ей! Шесть пулевых ранений! Автоматная очередь.

ИСМАИЛОВ. Дышит! (Достает из санитарной сумки шприц, делает укол. Вместе с Далилой делают искусственное дыхание).

МАТВИЕНКО. Глаза открыл! Мы должны спасти его!

ВИХРОВ. (шепотом). Таня? Откуда?

ДАЛИЛА. Я не Таня.

МАТВИЕНКО. (склоняется над Вихровым). Славка, не умирай! Узнаешь меня? (Вихров закрывает глаза). Скоро вертушка прилетит, потерпи. Исмаил, сделай еще укол! (Исмаилов делает обезболивающий укол, Вихров открывает глаза).

ВИХРОВ. Домой напишите. Гад Маслов, подонок…Американцы…

МАТВИЕНКО. Что Маслов? Умер он. Не дышал, когда нашли вас.

ВИХРОВ. Умер? Тогда не пишите…Американцы…(закрывает глаза и надолго замолкает).

БОРИСОВ. Американцев, что ли встретили? Почему подонок он?

ДАЛИЛА. Среди бандитов американцы были, хочет сказать. Это не редкость.

ИСМАИЛОВ (сует Вихрову под нос пузырек). Не умирай, Славка! Открой глаза. (Вокруг них собрались почти все, и Медведев вынужден скомандовать всем вернуться по местам).

МЕДВЕДЕВ. Кроме Исмаилова, все на боевую позицию!

ВИХРОВ. (Открывает глаза, бредит). Мне не больно, Таня. А Маслов — дерьмо, я писал тебе…

ИСМАИЛОВ… Что ты все про Маслова? Скажи, как вас схватили, мы же вместе все время были? Маслов убит, тебя выходим. Потерпи немного. Вертушку уже вызвали.

ВИХРОВ. Убит?

МАТВИЕНКО. (он опять около своего товарища). Убит Маслов. Рассветет, — принесем его.

ВИХРОВ. Матери напишите, Маслов герой. Зачем ей знать. (Теряет сознание и все попытки привести его в чувство безуспешны).

МЕДВЕДЕВ. Перенесите в дом. (Исмаилов и Матвиенко переносят Вихрова под крышу дувала).

ВАСЕНКО. Выходим на площадь к полуразрушенному дому и вдруг, откуда ни возьмись пацаненок. Матвиенко с испуга чуть не пристрелил его в темноте. А пацаненок не уходит, подошел к нам, что-то лепечет по-своему и тянет за руку в дом. Мы зайти боимся, обошли вокруг, заглянули в щель, посветили фонариком и увидели их. Рискнули войти. Я на стреме, Матвей вовнутрь, потом и я. Маслов холодный лежит, а Вихров дышал.

ДАЛИЛА. Мальчишка где?

МАТВИЕНКО. Сбежал. Мы спешили, Бог знает, кто его подослал.

КАСПЕРЮНАС. Духи!

КОРСУНСКИЙ. Вижу! Цепью идут в сторону шоссе.

МЕДВЕДЕВ. Без паники. Приготовиться! Стрелять только по команде.

Тишина. Все в напряжении. Лежит в цепи с карабином и Далила.

ВАСЕНКО. (Смотрит в окуляры прибора ночного видения). Остановились. Поворачивают в нашу сторону. Поняли, мимо не пройти.

БОРИСОВ. Встретим как надо. Вижу!

МЕДВЕДЕВ. Подпустим к арыку, жди команду. (После короткой паузы). Огонь! (В ответ раздаются автоматные очереди).

МАТВИЕНКО. Один заплясал! Есть, еще один!

ИСМАИЛОВ. Еще один!

МЕДВЕДЕВ. (Корсунскому). Не спеши строчить, прицелься хорошо.

Еще несколько автоматных очередей и душманы повернули обратно.

НОВИКОВ. Вперед! (Вскакивает, собирается преследовать отступающих)

МЕДВЕДЕВ. Отставить преследование! Вернется Максим, решит.

Снова тишина, напряжение постепенно спадает.

КОРСУНСКИЙ. (Борисову). За службу много духов положил?

БОРИСОВ. Не считал. Много. Такая работа на войне — убивать и быть убитым.

КОРСУНСКИЙ. Все же, сколько?

БОРИСОВ. Что ты пристал! Не понимаешь, — ни я, так меня?!

КОРСУНСКИЙ. У меня руки дрожали, никак не мог прицелиться точно. Человек все же живой, жалко.

БОРИСОВ. Жалко? А Маслова, Вихрова не жалко? Кто первым выстрелит — тому и жить.

МЕДВЕДЕВ. Не переживай, По-началу у всех так. Я тоже долго не мог привыкнуть, что Афган не продолжение учёбки. Лишь после увиденной крови, первых "трехсотых" перестал испытывать муки и задаваться вопросом, кто у меня в прицеле. Первый раз выстрелить в человека трудно, но ты перебори в себе это чувство. Вспомни, сколько твоих одногодков — Маркелов, Воротников, Маслов больше не встанут рядом в строю.

КОРСУНСКИЙ. Стараюсь помнить, потому и напросился на операцию. Хочу испытать себя, на что годен. Мужчина или нет.

БОРИСОВ. Пацан! На кой хрен все это тебе. Сидел бы в части, базу на днях свернут и всех отправят в Союз.

КОРСУНСКИЙ. Человеку, даже без комплексов, трудно стрелять в себе подобных. Не знаю, смогу ли, не задрожат опять руки?

БОРИСОВ. Не задрожат. Уже сегодня. Пойдут духи в новую атаку, и будешь стрелять как все, забудешь книжно — интеллигентские рассуждения. Все проходят через это. Думаешь, я не переживал? Или Исмаил? Насмотрелись, как гибли парни, с кем проходили учебку, делились последним глотком из фляги. Увидели отрезанные головы русских ребят, изуродованные трупы, отрезанные мужские члены, из которых духи выложили всем известное слово из трех букв. А однажды, вытеснив духов из кишлака, наткнулись на человеческий обрубок. Наш солдат. Духи отрубили ему руки и ноги, перевязали жгутами конечности, чтобы кровью не истек, а ты говоришь жалко. "Мужики, — шептал он запекшими губами, — прикончите, умоляю!" Ни у кого не поднялась рука. Отправили в госпиталь. Не знаю, выжил ли. Зачем теперь ему жизнь?

ИСМАИЛОВ. Надо было застрелить.

БОРИСОВ. Теперь, вероятно, исполнил бы его просьбу, а тогда…. Помню, в первый раз сопровождали колонну и вдруг из зеленки трата — та — та, полились автоматные очереди. Один падает, второй. Остановились, заняли оборону, спрятались за БТР, изредка стреляем по кустам. Старшой дает команду не стрелять, беречь патроны. Дембеля закурили, пустили по кругу косячок с травкой. Затянулся раз, другой и стало легко, ни какого страха. Через несколько минут духи попытались вылезти из зеленки на шоссе. Мы открыли огонь. И не было у меня страха, жалости, одна ненависть. Стрелял и стрелял. Духов десять положили, остальные отступили в зеленку.

КОРСУНСКИЙ. Сам скольких положил?

МЕДВЕДЕВ. На войне не принято считать.

БОРИСОВ. Не один стрелял, разве определишь, когда шквал огня. Попадал — уверен.

Слышится шум и в зоне видимости появляются духи.

ВАСЕНКО. Духи!.. Сколько их!

МЕДВЕДЕВ. Вижу, без паники! Приготовиться к отражению атаки!.. Огонь!

Стреляет и Корсунский, он лежит рядом с Борисовым.

БОРИСОВ (ему). Не торопись нажимать крючок. Выбери точку и целься, потом только стреляй! (Корсунский стреляет). Молодец! Кажется с почином.

КОРСУНСКИЙ. (Опускает автомат, взволновано смотрит на товарища). Убил?

БОРИСОВ. Похоже, попал. (Продолжает стрелять). А может и не ты. Не переживай!

МЕДВЕДЕВ. (Далиле после ее удачных выстрелов). Молодцом, девушка! Береги патроны только.

ДАЛИЛА. Не учи! Не подпускай близко — гранату бросит!

НОВИКОВ. (Восхищен успехами Далилы). Давай, девушка, коси антихристов!

ДАЛИЛА. Сам ты антихрист.

КОРСУНСКИЙ. Белым флагом машет. Подпустим?

ВАСЕНКО. Ни в коем случае! Стреляю.

МЕДВЕДЕВ. Отставить стрельбу, пусть подойдут. (Матвиенко) Я держу высокого, возьми на мушку второго.

ИСМАИЛОВ. (кричит на дари, затем по-русски). Чего надо?

Душман кричит, что-то непонятное про девушку, путая русский и пуштунский

ИСМАИЛОВ. Пуштун, молодую женщину поминает.

МАТВИЕНКО. Сдаются?

ДАЛИЛА. Требуют отдать меня, и весь отряд уйдет с миром.

МЕДВЕДЕВ. Переведи, минуту даем, чтобы убрались, потом стреляем.

Далила переводит, парламентеры поворачивают обратно, стрельба возобновляется.

КОРСУНСКИЙ. (ранен в руку, вскрикивает, роняет автомат). Ой, гад!

БОРИСОВ. Куда тебя?

КОРСУНСКИЙ. Руку левую задело. Пока терплю.

Борисов осматривает руку, зовет Исмаилова. Тот подползает с санитарной сумкой, достает индпакет, перевязывает руку, так, что пальцы остаются свободными.

ИСМАИЛОВ.Ничего страшного, прошел крещение. Стрелять сможешь. Надо будет сменить рожок — Борисов поможет.

Исмаилов возвращается к своему камню — брустверу, духи усиливают огонь. Вместе со всеми ведет огонь и Корсунский. Падает вдруг сраженный пулей Исмаилов, к нему подползает Далила.

ДАЛИЛА. (Подняв голову Исмаилову, заплакала). Убили!

НОВИКОВ. (Подползает к Исмаилову, теребит его). Исмаил, что притворяешься!.. Молчит…. Еще один кореш. С первого дня службы койки рядом стояли. Я отомщу за тебя, Исмаил! (Привстает, дает несколько автоматных очередей). Ага, запрыгал!

МЕДВЕДЕВ. (Новикову). Ложись!

Новиков продолжает стрелять, ругаясь не громко. Далила снимает с Исмаилова санитарную сумку и возвращается на место, продолжает стрелять.

МЕДВЕДЕВ. В медицине, что-нибудь кумекаешь?.. Понимаешь?

Далила, не поворачивая головы, кивает и продолжает стрелять. Роняет автомат раненый Васенко. Борисов стаскивает с него ботинки, рвет штанину, подползает Далила и вдвоем они останавливают кровь.

ДАЛИЛА. (Борисову). Иди, сама управлюсь. (Васенко) Больно? Потерпи, сделаю укол — полегчает. (Делает укол). Ничего страшного. Держись, командир! Товарищи скоро подойдут. Заживет рана, еще попрыгаешь.

ВАСЕНКО. (стонет). Не могу! Умираю.

НОВИКОВ. Заткнись!

ДАЛИЛА. (Новикову). Зачем ты так? У него шок. Станет легче и вернется в строй. Лучше помоги подтащить его. (Вместе подтаскивают к брустверу, Далила протягивает автомат). Будь мужчиной, немного осталось продержаться.

Автоматные очереди доносятся из тыла духов.

БОРИСОВ.Перестали стрелять. Что-то замышляют. На горе тоже тишина.

МАТВИЕНКО. (Борисову). Совсем рассвело….Знаешь, о чем сейчас подумал, впервые в голову пришло? Ничего мы в жизни не видели. Признаюсь, даже женщину не знал.

БОРИСОВ. Не много потерял. Еще узнаешь. Немного осталось, и домой. Пропустим караван и — в Союз. Максим говорил. Приказ о дембеле вышел, так что нас с тобой долго не задержат.

МЕДВЕДЕВ. Я тоже, почему-то о доме вспомнил. Ждут меня. Мама и отец, сестра… Катя… Отец успокаивает их. Интересно, что сейчас делают? Спят. Дома еще глубокая ночь. Мама читает все газеты, может после сообщения о выводе войск из Афгана, успокоилась? Подозревает, что я здесь, хотя в письмах и не намекал.

ВАСЕНКО. И меня ждали. Ногу отнимут, — кому буду нужен? Она и так не обещала дождаться, а теперь…

НОВИКОВ. Ожил? Не скули, дождется. Поблагодари афганку, нормально обработала рану. Кто сказал, что ногу отрежут? Обойдется.

МЕДВЕДЕВ. На кой она тебе — не обещала ждать? Меня Катерина дождется, уверен в ней на все сто. А убьют, — сразу в ЗАГС не побежит с другим.

МАТВИЕНКО. Мне легче. Нет у меня девушки, а умирать тоже не хочется. Столько всего собирался сделать! Объездить мир. Кроме Харькова и Белгорода, и города другого большого не видел. Нигде не был, даже в Москве. А есть еще Париж, Венеция и Рио де Жанейро.

ВАСЕНКО. На хрена мне твои Парижы, живым бы домой вернуться.

КАСПЕРЮНАС. Ну, вы, старика, даете! Расчувствовались.

МЕДВЕДЕВ. А ты, писатель, запоминай. Напишешь потом правду об этой войне.

НОВИКОВ. Правду? На кой хрен, кому она нужна? Восьмой год воюем, а на гражданке ты читал что-то об этой войне? Будет скулить, мужики! Две атаки отбили, отобьем и третью. Духи поняли: из ущелья не выпустим. Слышите? Это Максим наш гонит их обратно в горы. (Слышны звуки далекой стрельбы). Скоро вертушки за ранеными прилетят.

БОРИСОВ. Кто скулит? Просто треплемся. Крепость нашу не взять, только завидно тем, кто пошел с командиром. Они наступают, а мы защищаемся.

НОВИКОВ. Слушайте лучше анекдот, что перед рейдом прапор рассказывал. Снайпер — дух пришел к главарю банды за вознаграждением и докладывает об успехах, сколько шурави положил. Главарь смотрит ценник — справку перед собой, и считает. Одна большая звездочка — майор — 200 тысяч афганей, три маленькие звездочки — старший лейтенант — 100 тысяч, две маленькие звездочки — прапорщик. Что? — Переспрашивает главарь банды — ты убил нашего кормильца? Кто сгущенку, сахар, одеяла будет нам продавать?! Повесить тупицу!

ВАСЕНКО. Для кого война, а для кого — мать родная. И наш прапор, сколько всего пустил налево черномазым! Помню, как его прислали, в каптерке была куча одеял, а похолодало и оказалось ни одного. Говорит, из Союза не поставили.

ДАЛИЛА. Я не совсем поняла анекдот. Почему снайпера повесить? Здесь, какой-то русский нюанс, мне не понятный?

НОВИКОВ. И не поймешь. Встречаются у нас деятели, что торгуют казенным имуществом.

МЕДВЕДЕВ. Чисто русский юмор, тебе и не надо понимать. Расскажи лучше, где так ловко научилась обращаться с оружием. Наши парни не каждый так метко стреляет.

ДАЛИЛА. Скромничаешь. Война всему научит.

МЕДВЕДЕВ. Что у тебя за работа, постоянно с мужиками, стреляешь в своих, не боишься, братья — мусульмане изловят и расправятся? Парламентеры за тобой приходили.

ДАЛИЛА. Боюсь. Постараюсь не попасться. Мое оружие — слово. Действует надежнее автомата. Все эти бородатые — темнота беспросветная. Воевать заставляют угрозами. Прикажет мулла или землевладелец, и они безропотно идут на смерть. Фанатики веры. Их просвещать и просвещать! Доверчивы как дети. Стрелять мне никакого удовольствия, потом неделями мучаюсь, вспоминая. У вас тоже такое время было сразу после революции.

ВАСЕНКО. (Стонет). Умираю! Дайте воды глоток. (Матвиенко протягивает флягу Далиле, и та поит парня, сам переползает к Корсунскому.)

МАТВИЕНКО. Что замолчал, тоже помираешь?

КОРСУНСКИЙ. Живой пока, жжет только очень. Бинт кровью пропитался. Если можно, мне бы укол.

МАТВИЕНКО. (Далиле). Где сумка Исмаила? (Достает из сумки шприц и делает Корсунскому укол. Далекая стрельба приближается).

МЕДВЕДЕВ. Наши… Если отрезали путь назад, духи попытаются вновь пробиться к шоссе. Мужики, перенесите Исмаила в дувал и будем готовиться к встрече.

БОРИСОВ. Точно! Вижу духов, готовьсь! (Приближаясь, духи открывают стрельбу).

МЕДВЕДЕВ. Не дрейфь, мужики! За нашего Исмаила, за Вихрова и Маслова, огонь!

Душманы наседают и защитникам приходится вести почти непрерывный огонь.

МАТВИЕНКО. Ну, чего, мать твою так — растак, лезешь! Все равно не пущу!

КОРСУНСКИЙ. Коля, смени рожок, рука совсем онемела от укола.

БОРИСОВ. Крепись! Еще чуть-чуть (выбирает момент и меняет ему рожок). Они мечутся на одном месте — хода ни вперед, ни назад. (Стреляет). Есть! Вот сволочи, опять к нам повернули.

КОРСУНСКИЙ. (испуганно). Граната!

КАСПЕРЮНАС. Где? (Увидев упавшую гранату, бросается к ней, хватает и выбрасывает обратно к духам, раздается взрыв).

КОРСУНСКИЙ. (Восхищенно). Ну, ты дал! Я бы никогда не смог.

МЕДВЕДЕВ. Молодец, салага, не ожидал! Не знаю, что осталось бы от всех нас. Спасибо.

МАТВИЕНКО. (Васенко). Видал?! А ты стонешь. Терпи. (Замечает, что тот без движения) Что с тобой?! (Тормошит его). Видно крови много потерял.

Вскрикивает раненый Касперюнас, роняет автомат, хватается за плечо.

БОРИСОВ. (Подползает к нему). Куда тебя? (Касперюнас молчит, Борисов переворачивает его, ищет рану). Плечо. Девушка, займись им. Шестеро осталось…

КОРСУНСКИЙ. А я? Семеро!

МЕДВЕДЕВ. Отставить счет!

ДАЛИЛА. (Раздевает и перевязывает Касперюнаса, интересуется последней командой). Считать плохая примета?

МЕДВЕДЕВ (зло). Примета! Быстрее заканчивай с ним.

Выстрелы вдруг смолкают, слышится голос Максимова.

— Есть кто живой?

ДАЛИЛА. (Радостно). Сергей! (Она бросилась, было, навстречу ему, но сдержалась и остановилась).

МАКСИМОВ. Мы.(Вбегают несколько солдат и Максимов с перевязанной рукой, оглянув защитников). Не густо. (Далиле) Цела? Слава Богу.

МЕДВЕДЕВ. Командир! Духи не прошли! Ни одного не выпустили из ущелья.

МАКСИМОВ. Раненым помощь оказали? (Склоняется над Исмаиловым). Как же ты, дорогой? Не уберегся. Приглашал в гости, как вернемся в Союз.

КАСПЕРЮНАС. (Ожил). Он из Узбекистана родом?

МАКСИМОВ. Где-то под Хорезмом жил.

НОВИКОВ. (Обнимается с Титовым). Живой, не ранен! Поздравляю с боевым крещением. Где вы с командиром так долго пропадали? Нам тут такое выпало!

ТИТОВ. Второй пост с отрядом Бевзенки выручали. Они поддержали сверху, а то всем бы хана вышла. Три десятка духов мимо первого поста прошли и наткнулись на второй; ну, мы и пришли на помощь. Максим собирался в пару минут справиться, а заваруха вышла серьезная. Духов положили! Среди наших есть раненные. Если бы Максим разрешил преследовать, всех положили, а так ушли в горы.

НОВИКОВ. Не духарись. Радуйся, — сами уцелели. Сколько вас было, чтобы еще преследовать! Нам тоже досталось. Начальство не ожидало встретить такого напора духов. Последнего своего одногодка потерял — Исмаила. И Маслов погиб. Раненных полно.

МАКСИМОВ. (Подходит к Далиле). Все хорошо?

ДАЛИЛА. (Улыбается ему радостно). Я — то цела, у тебя, что с рукой?

МАКСИМОВ. Пустяки, до нашей свадьбы заживет.

ДАЛИЛА. Не серьезный человек, ты. Что говоришь? Солдаты твои племянника моего видели.

МАКСИМОВ. Уверена, был он?

ДАЛИЛА. Как рассказывают, он.

МАКСИМОВ. Я же говорил, найдем. Извини, позже поговорим. (Переходит к Новикову и другим солдатам). Медведев сказал, ты отличился. Твой подопечный Титов тоже геройски держался, к медали представлю.

ТИТОВ. Как все. А медали если, так всем, кто держал те ворота.

МЕДВЕДЕВ. У нас салага — писатель — герой. Душманскую гранату руками схватил и выбросил им обратно.

Касперюнас тем временем оправился от шока, его осматривает сан — инструктор, возвратившийся с Максимовым. Офицер склоняется над Касперюнасом.

МАКСИМОВ. Как дела, корреспондент?

КАСПЕРЮНАС. Все в порядке, товарищ старший лейтенант.

МАКСИМОВ. Молодец, доказал, не одну авторучку можешь держать в руках. Потерпи еще немного, переправим в госпиталь.

МЕДВЕДЕВ. Маслову и Вихрову не повезло.

МАКСИМОВ. Где их?

МЕДВЕДЕВ. Нашли в заброшенном дувале. Наверное, захватили, когда мы возвращались.

МАКСИМОВ. Спасибо тебе, выручил меня здесь, не пропустил к шоссе. Нам тоже пришлось пострелять, правда, повезло больше. Кое-кого поцарапало, а так все вернулись.

Вбегает еще группа солдат и ст. л — т Бевзенко.

БЕВЗЕНКО. (Увидел перевязанную руку Максимова). Тебя где угораздило?

МАКСИМОВ. Помнил бы. Шальная пуля. До сих пор везло, а тут.

БЕВЗЕНКО. (Подходит к Далиле). И ты, вижу, молодцом. Страшно было?

ДАЛИЛА. Ты как думаешь?.. Нормально. Солдат молодых жалко.

МАКСИМОВ. (Далиле). Рассказывают, ты и за бойца, и за медсестру была. Спасибо от имени командования.

ДАЛИЛА. А от тебя?

МАКСИМОВ. И от меня. Поцеловать бы, многолюдно слишком — не поймут. Да и ты дала бы затрещину.

ДАЛИЛА. Что такое затрещина?

БЕВЗЕНКО. Ударила бы.

ДАЛИЛА. Зачем?

МАКСИМОВ. Тебе виднее. (Делает знак Бевзенко, чтобы он отошел). Теперь кажется всё. Задание выполнено, путь каравану открыт. Можно передохнуть и поговорить.

ДАЛИЛА. Опять станешь охмурять меня?

МАКСИМОВ. Зачем ты так! Я же серьезно.

ДАЛИЛА. Предлагаешь руку и сердце?

МАКСИМОВ. Конечно. Мы возвращаемся на базу, в наш городок, где тебя я смогу найти?

ДАЛИЛА. Найдешь. В отделе пропаганды ЦК НДПА спросишь. Лекций и поездок по кишлакам у меня не убавится, но встретиться, думаю, удастся.

МАКСИМОВ. (Здоровой рукой жмет её руку). Мое предложение в силе. В Союз со мной поедешь?

ДАЛИЛА. (Лукаво). С тобой? Может, и поехала бы, да не могу оставить своих. Наведет порядок Наджибула, тогда подумаю. Если еще отпустят, всё не так просто, как думаешь.

Раздается одиночный выстрел и Далила падает, сраженная снайперской пулей. Максимов подхватывает ее. Подскакивает Бевзенко и вдвоем они укладывают девушку на землю, их окружают солдаты.

МАКСИМОВ. Далила! Ты слышишь меня? Скажи хоть слово! Ефрейтор! Сделай что-нибудь!

ЕФРЕЙТОР. (Расстегивает куртку, разрезает свитер, осматривает девушку. Солдаты отходят в сторону). Пуля прямо в сердце попала. Ничем не поможешь.

МАКСИМОВ. Нет — нет! Сделай что-нибудь!

ЕФРЕЙТОР. Что я могу? (Пытается делать искусственное дыхание, делает укол, сует под нос пузырек и Далила вдруг открывает глаза.)

ДАЛИЛА. Сергей! Племянник мой…

МАКСИМОВ. Найдем, не волнуйся. Только не умирай! Я спасу тебя, потерпи!

ДАЛИЛА. Не знаю…. Кроме племянника и тебя — никого (закрывает глаза).

МАКСИМОВ. Не умирай, азиаточка ты, моя! (Далила что-то невнятно шепчет и затихает). Далила! Открой глаза!.. В плен брали, в боях участвовала и надо же так глупо погибнуть! Шальная пуля.

БЕВЗЕНКО. (Он все время рядом) Видно судьба погибнуть от снайперской пули. От судьбы не уйдешь. Ей уже ничем не поможешь. (Пытается поднять с колен друга). Поднимайся, подумай о себе, у тебя тоже серьезная рана, сказали.

Слышится шум спускающегося вертолета, входит майор — замполит полка.

БЕВЗЕНКО. (Собирается доложить). Товарищ майор!

МАЙОР. Отставить рапорт, сам все вижу. (Обнимает Бевзенко, помогает Максимову встать, обнимает и его, замечает Далилу). Не уберегли комиссаршу. Как же так? (Не дожидаясь ответа, оставляет офицеров и переходит к солдатам). Молодцы, соколики! Не представляете, какие вы герои! Такую орду задержать.

МАКСИМОВ. Герои… Столько людей потеряли. Вот вам и перемирие.

МАЙОР. До перемирия еще далеко. Знаешь, сколько бородатых вы с Бевзенко остановили — больше двух сот человек. Есть сведения, что в душманской группе были и американцы.

МАТВИЕНКО. Товарищ майор, рядовой Вихров пытался, что-то про американцев рассказать.

МАЙОР. Где он?

МЕДВЕДЕВ. Тяжело ранен. В доме, в дувале.

МАКСИМОВ. А Маслов?

МАТВИЕНКО. Погиб. Вихров сказал геройски.

МАКСИМОВ. Не рвался он идти в рейд, я настоял. Считал слабаком. Не прощу себе никогда. (Вслед за майором идет в дувал к Вихрову).

СОЛДАТ. (К Бевзенко). Товарищ старший лейтенант, капитан дал команду грузить раненых в вертолет.

БЕВЗЕНКО. Грузят картошку, рядовой! Людей несут, везут. Начинайте.

МАЙОР. (Выходит с Максимовым из дувала). Умер Вихров… Нелегкое испытание выпало мальчикам.

БЕВЗЕНКО. Первогодки не подкачали, замечательную школу прошли.

МАКСИМОВ. (Склоняется над Далилой, навсегда прощаясь с ней). Не судьба нам с тобой. А как все красиво началось…

БЕВЗЕНКО. И так быстро закончилось. Крепись, Сережа! (Максимов поднимается, и вместе с Бевзенко подходят к Васенко)

МАКСИМОВ. В ногу тебя? Потерпи чуть-чуть, сейчас перенесут в вертолет.

ВАСЕНКО. (Лежит на носилках, до него никак очередь не дойдет). Сколько уже терплю! Не дайте умереть на чужой земле. (Наконец солдаты поднимают носилки и с ним).

МАЙОР. На чужой земле, говорит солдат. Сколько их полегло здесь, на чужой земле, не известно за что.

МАКСИМОВ, (Майору). Почему, на чужой земле? Вспомните, что говорил Хемингуэй, великий писатель войны. Он считал: "Нет чужих стран. Где ты умрешь, не имеет значения, если ты умрешь за свободу". Это он писал, когда вместе с другими интернационалистами воевал за свободу республиканской Испании. Мы тоже воюем за свободу братского народа.

МАЙОР. При чем твой Хемингуэй? Запомнил! Красиво звучит. Людей, не вернешь ни какими словами. Всем им, как и нам с тобой, хотелось остаться в живых. (Поднимает брезент, прикрывающий мертвых). Совсем зеленые пацаны.

Раздается шум проходящей по шоссе колонны тяжелых грузовиков, боевых машин.

МЕДВЕДЕВ. Колонна проходит!

БЕВЗЕНКО. Она. Как и намечали — на рассвете. Мы выполнили свой долг.

МАКСИМОВ. История еще оценит подвиги и воздаст каждому советскому солдату! Вечная слава всем нашим, и тем, кто не доживет до тех дней!

БЕВЗЕНКО. Вечная память нашим ребятам — афганцам, отдавшим свои молодые жизни на этой чужой им земле! Мы никогда не забудем их! (Шум проходящей рядом тяжелой техники нарастает).

МЕДВЕДЕВ. Прощай наш Исмаил. Прощай, Славка Вихров! (Стреляет очередью из автомата. Звучит песня о воинах — афганцах).


З а т е м н е н и е