"Компаньон её сиятельства" - читать интересную книгу автора (Коллинз Эванджелина)

Глава 4

Белла просмотрела меню, исправила кое-что, взяла чашку, стоявшую на столе, сделала глоток. Бодрящий, терпкий вкус чая «Эрл Грей» вполне соответствовал ее настроению.

Хорошо, что не отослала мистера Роуздейла обратно после их первого совместного обеда, — это было бы глупо и к тому же высокомерно.

Мистер Роуздейл зарабатывает на жизнь, доставляя удовольствие женщинам. Многие мужчины пользуются услугами шлюх и не считают это чем-то из ряда вон выходящим. Как и предложила Эсме, Белла будет считать это выгодной сделкой. Белла ему ничего не должна. Накануне вечером Роуздейл пожелал ей спокойной ночи и ушел. Как истинный джентльмен.

Вчерашний обед был более чем приятным, но не закончился поцелуем, как Белла того желала. В отличие от нее Роуздейл ни на минуту не забывал о присутствии ее дворецкого у парадной двери.

А сегодня о поцелуе и мечтать нечего. Несколько недель назад Белла пригласила на обед соседей. А вот днем…

Проведя кончиком пальцев по нетерпеливым губам, она взглянула в окно гостиной. Портьеры были раздвинуты, открывая взору верхушки деревьев вдалеке и ясное небо. Улыбка тронула ее губы, когда пришел ответ — прогулка в коляске. Они не смогут уединиться, но внимание кучера будет направлено на лошадей. У мистера Роуздейла наверняка появится возможность сорвать поцелуй во время их поездки по имению.

Несколько слов слуге — вот все, что понадобилось, чтобы распорядиться подготовить ландо и послать в садовый домик за Роуздейлом. Завершив дела по дому, Белла отправилась в спальню. Надев короткий темно-желтый спенсер поверх василькового платья для прогулок и завязав ленты шляпки аккуратным бантом, она стала спускаться вниз, чтобы подождать ландо в переднем холле. Хруст гравия под лошадиными копытами и колесами коляски достиг ее слуха, когда она спускалась с лестницы. Магриви открыл входную дверь — при этом выражение лица у него было еще угрюмее обычного. Не обращая на него внимания, Белла вышла из дома.

Улыбка заиграла на губах мистера Роуздейла, стоявшего рядом с коляской. На нем были кожаные бриджи, темно-коричневый сюртук — в тон волосам, спрятанным под черным цилиндром. Он был само воплощение истинного джентльмена, прибывшего забрать свою даму на дневную прогулку в Гайд-парк.

— Доброе утро, леди Стирлинг.

— Доброе утро, мистер Роуздейл.

Вложив в его руку свою, Белла вошла в открытую коляску. Роуздейл устроился рядом. Возница щелкнул поводьями, и коляска покатила вперед.

Он наклонился ближе, широким плечом задевая ее плечо.

— Куда вы повезете меня? — Его заговорщический шепот щекотал ей ухо.

Белла смотрела прямо перед собой, в спину кучера, превозмогая желание коснуться губами его губ. Нет, надо подождать, их пока еще можно увидеть из дома.

— Вы как-то сказали, что никогда не были в Шотландии. Мой долг, как хозяйки, показать вам красивые места.

— Как вы внимательны. Благодарю. — Он потянул за янтарную ленточку шляпки, развязав бант. — Пока светит солнце, вам стоит насладиться им.

Она не осмелилась возразить, когда он снял с нее шляпку. Роуздейл положил шляпку на сиденье напротив и взял плед.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы подхватили простуду. Ветер довольно свежий. — Он развернул плед и укрыл ноги ей и себе.

— Спасибо, — поблагодарила она, тронутая его заботой.

— Не стоит благодарности, — ответил он.

Белла сделала глубокий вдох, пытаясь привыкнуть к этой интимности. Она ощутила мужской запах. Не сильный и приторный, как у одеколона, а скорее легкий аромат.

Кучер направил четверку гнедых по подъездной аллее. Плед сохранял тепло, которое излучало тело Роуздейла. Это тепло согревало не только ноги.

Деревья не пропускали солнечных лучей, пока они ехали под густым шатром из ветвей; солнце появилось снова, как только они достигли северного края поместья. Возница повернул упряжку направо, на проселочную дорогу, которая шла вдоль границы Боухилла.

— Вон там Морхед, поместье Тавишемов. — Белла указала на скромный тюдоровский особняк. Мистер Роуздейл наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть дом. Его бедро прижалось к ее ноге. Дыхание Беллы участилось. — Это чудесная, хоть и несколько эксцентричная пожилая пара. Миссис Тавишем разделяет мое увлечение розами и недавно выписала с континента новый сорт. Я еще их не видела, но как только растения приживутся у нее в оранжерее, она обещала подарить мне черенок. Она должна принести новости о своем последнем приобретении сегодня вечером.

— У вас нынче вечером гости? — поинтересовался он, не сводя взгляда с Морхеда.

— Да, — ответила Белла, надеясь, что он не воспримет это как пренебрежение по отношению к нему.

Он наклонил голову, чтобы взглянуть на нее краем глаза.

— В таком случае я настаиваю, чтобы вы разузнали все подробности о вашем будущем подарке и завтра пересказали их мне. — Он говорил непринужденным тоном, словно понимал и принимал деликатность ситуации.

По-видимому, удовлетворившись видом Морхеда, мистер Роуздейл выпрямился, откинувшись на скамье, но бедро его осталось прижатым к ней: одна длинная сплошная линия от таза до колена. Она повернулась к нему, ожидая встретиться со взглядом карих глаз, ибо он всегда, казалось, смотрит на нее, но взгляд его был опущен. Солнечный свет пробрался под узкие поля цилиндра, омывая концы темных ресниц.

— Вы не озябли? Или возвратиться домой? — спросил он.

— Нет, не озябла, не стоит возвращаться домой.

— Желание леди — закон. Она слегка наклонила голову.

— Джентльмен есть джентльмен.

— Разумеется, — отозвался он с дразнящей улыбкой. — Не желаете сыграть в игру?

— Какую игру?

— Это старый цыганский фокус. Показать? Заинтригованная Белла кивнула.

Он снял перчатки и положил на скамью. Повернулся к ней и протянул руку ладонью вверх.

— Прошу вас, — тихо произнес он.

Белла с готовностью вложила руку в его ладонь. Он потер большим пальцем по тыльной стороне ладони в перчатке. Один раз, второй, третий. Ласка медленная и изысканная, словно он прикасался к какой-то другой части ее тела. Затем перевернул ладонь. Маленькая жемчужная пуговка перчатки не представляла трудности. Роуздейл расстегнул ее, обнажив запястье. Белла могла бы поклясться, что видит, как часто колотится голубая жилка под тонкой кожей. Палец за пальцем он стягивал перчатку из кремовой лайки до тех пор, пока наконец с последним рывком перчатка не соскользнула с руки.

Весенний ветерок холодил кожу, но не охладил кровь, бурлившую в жилах. Пойманная на крючок томительного ожидания, Белла завороженно смотрела на их руки. Ее ладонь утопала в его руке, а кожа казалась очень бледной на фоне его золотисто-медовой.

Держа ее ладонь на своей левой руке, правой он накрыл ее сверху, распластав пальцы. В это мгновение ладонь ее оказалась зажата между его ладонями, окруженная теплом и неповторимым ощущением его кожи — бархатисто-мягкой и все же чуть заметно шершавой. Жар растекался вверх по руке и по груди до тех пор, пока не стало так тепло, что она порадовалась прохладе ветра, обдувавшего разрумянившиеся щеки.

— Говорят, руки многое могут сказать о человеке. — Медленно, легко он обводил линии на ее ладони кончиком указательного пальца. Трепет охватил ее тело. — Важен каждый штрих: длина пальцев, очертания ладони, сила и пересечение линий.

— Хиромантия, — удивленно сказала она, угадав, что за игру он затеял. Взгляд оставил бесконечно притягательное зрелище их соединенных рук, чтобы встретиться с его взглядом.

— Да. Но я всего лишь новичок.

— Где вы этому научились?

— У женщины, чья бабушка была цыганкой. Я изучал хиромантию просто потому, что… — Он печально усмехнулся. — Мне было тринадцать, и я был неравнодушен к моей наставнице. Уроки давали мне повод проводить с ней время. Наивность юности. Она была вдвое старше меня.

Белла улыбнулась, представив его мальчиком. Долговязый, нетерпеливый, ни обаяния, ни опыта.

Плечи его напряглась. На миг, на долю секунды он потерял самообладание, но в следующее мгновение оно вернулось.

— И я уже много лет не тренировал эти навыки, поэтому заранее молю о прощении, если буду не совсем убедителен.

— Незачем молить, мистер Роуздейл. Достаточно попросить.

— Слушаюсь, мэм, — ответил он, склонив голову. — Могу я начать?

Она расправила плечи.

— Пожалуйста.

Легкая усмешка промелькнула на его губах, когда он наклонил голову и сосредоточился на ее ладони.

— Вот линии сердца и ума. — Он прочертил две линии, пересекавшие верхнюю часть ладони. — Это линия жизни, — сказал он, указывая на морщинку, изгибавшуюся вокруг подушечки у основания большого пальца. — А это — судьбы.

Дыхание ее сбилось, когда он провел кончиком пальца по середине ладони. От покачивания коляски его плечи соприкасались с ее плечами. Прижимавшееся бедро обжигало кожу. Его пьянящий запах наполнял каждый вдох. Белле с большим трудом удавалось сидеть спокойно, не броситься к нему, не обвить его шею руками, требуя, чтобы он ее поцеловал.

— Мы начнем сверху и будем продвигаться вниз. — Игривые нотки зазвучали в его голосе. — Линия сердца говорит об эмоциональной натуре. — Он вскинул одну бровь. — О, она извилистая, весьма извилистая. Страсть в избытке.

Она скосила на него лукавый вопросительный взгляд.

— В избытке? Вы уверены?

Прекрасные, созданные для поцелуев губы изогнулись.

— Совершенно уверен. — Мягкий, дразнящий кончик пальца двинулся ниже, скользя по еще одной линии. — А это линия ума. Она разветвленная, что говорит о творческих талантах. Ваши оранжерея и сад определенно поразительные примеры ваших творческих талантов, леди Стерлинг.

— Спасибо, — потупилась она.

— Не за что, — мягко проговорил он, прежде чем продолжить. — Ваша линия судьбы начинается у линии жизни. Истинная англичанка, вы обладаете сильным чувством долга по отношению к своей семье. — Он указал на три морщинки в нижней левой части ладони. — Вот эти линии… — Кончик его пальца задержался на самой высокой линии, которая была длиннее и отчетливее, чем две другие, и заканчивалась на линии судьбы. — Он подался назад ровно настолько, чтобы полностью завладеть ее взглядом. — Какая из них, по-вашему, я?

Белла озадаченно взглянула на свою ладонь в поисках ответа, хотя не поняла вопроса. Все, что он рассказал ей, все, что угадал, было на удивление точно. Затем покачала головой и, в свою очередь, спросила:

— А что означают эти линии?

 Гидеон едва слышно ответил:

— Любовные связи.

Белла замерла. Три. Эта цифра эхом отдавалась у нее в голове. Один, второй… а где же третий? Возможно, в будущем?

— А брак считается?

Его взгляд стал еще напряженнее.

— Да.

Три. Он, он… и он. Белла расслабилась. Роуздейл водил пальцем по ее ладони. Большие медленные круги, которые не имели намерения возбудить, а лишь успокоить.

Затем все изменилось. Его карие глаза потемнели, янтарные крапинки засияли ярко-золотистым светом. Он снял цилиндр, положил его на скамью рядом с собой. Лошади бежали бодрой иноходью, их сбруя позвякивала.

Гидеон наклонился к ней. Беллу захлестнула волна желания.

— Поцелуй меня, — прошептала она.

— С удовольствием.

В следующее мгновение Гидеон коснулся губами ее губ.

Реакция Беллы застала Гидеона врасплох.

Она выгнулась ему навстречу. Одна грудь прижималась к его груди, и он мог бы поклясться, что ощущает затвердевший сосок даже сквозь одежду. Белла целовала его, забыв обо всем на свете.

Она желала его. Гидеон больше не сдерживался. Еще немного, и он усадил бы ее к себе на колени, но спохватился, услышав щелчок кожаных поводьев.

Они в открытой коляске. Спина кучера в пяти футах от них.

Гидеон подавил стон. Не здесь. Когда Белла осознает, что произошло, будет оскорблена. Джентльмены не занимаются любовью с приличными леди в открытых каретах.

Усилием воли ему удалось подавить требования плоти, рвущейся к освобождению.

Белла между тем еще теснее прижалась к нему.

Гидеон покрыл поцелуями ее лебединую шею. Кожа ее была огненно горячей и гладкой как розовые лепестки, а ее запах. Никаких духов. Глубоко вдохнув, он раздул ноздри. Чистый, свежий, как весеннее утро, с отчетливой примесью женского возбуждения и чего-то еще, что вызывало у него желание вкусить каждый дюйм ее кожи.

Перед его мысленным взором вспыхнул образ — ее гибкое нагое тело на белых простынях, его лицо спрятано между стройных бедер, когда он пробует на вкус ее самую соблазнительную часть.

«Сосредоточься!»

— Гидеон нырнул рукой под плед. Кончиком языка он ласкал местечко, где бешено колотился пульс, затем стал медленно поднимать юбку, чтобы остановиться, если почувствует, что Изабелла этого не хочет. Перебросив скомканную юбку через руку, он потянулся выше, кончиками пальцев скользнув через линию подвязки к мягкой теплой коже внутренней стороны бедра. Затем остановился, распластав руку, указательным пальцем погладив напряженное сухожилие в самом верху ноги.

Выгнув спину, она задрожала всем телом.

— Пожалуйста. «Разрешение получено». Он улыбнулся ей в шею.

— Ш-ш-ш, Изабелла.

Он легко коснулся кончиками пальцев островка волос. Мягкие словно шелк и — он знал даже не глядя — такие же светлые, как и на голове. Умоляющие и жаждущие, ее ноги раздвинулись на его мягкую просьбу, обдав руку опаляющим жаром. Он считал, что привлекательность такого акта мягкой покорности давно притупилась, перестала быть приятно возбуждающей игрой юности. Однако сердце его колотилось в предвкушении, словно он был на грани открытия какого-то величайшего сокровища. Он знал, что сегодня не найдет освобождения, но перспектива прикасаться к ней добавляла еще один дюйм к его уже и без того болезненному возбуждению. С глубоким вздохом он скользнул пальцем между шелковистыми складками ее плоти и судорожно сглотнул, ощутив ее жар и влажность.

Дыхание со свистом вырывалось из ее груди.

— Тише, Изабелла, успокойся, и я дам тебе то, чего ты так хочешь. — Он заглянул ей в лицо, намереваясь не пропустить ни единого мгновения, запечатлеть в памяти каждый вздох, каждый стон, каждое движение ее тела.

Длинные атласные ресницы; губы, еще влажные от поцелуев, приоткрыты, прелестная грудь вздымается, натягивая искусно сшитый спенсер.

В попытке удержать ее от слишком быстрого освобождения Гидеон действовал осторожно — не слишком поспешно, не слишком напористо, с достаточным поддразнивающим нажимом, дабы удержать ее на вершине максимального наслаждения. Играя с влажным входом и ее тело, давая ей всего лишь слабый намек на проникновение, прежде чем мягко прикоснуться к ее самой чувствительной точке. Он хотел, чтобы она попробовала, вкусила малую частичку того наслаждения, которое он может предложить, напомнить о приглашении, которое ей нужно подтвердить.

Но все было бесполезно. Как только ее страсть оказалась выпущенной на волю, даже он не смог ее контролировать. Через несколько минут она взлетела на вершину блаженства.

Гидеон пресек ее крики наслаждения поцелуем, гладя ее, успокаивая, мягко возвращая к реальности. Оторвавшись от губ, он проложил дорожку поцелуев вдоль шелковистой щеки к изящному ушку. Его рука выскользнула из ее обмякших бедер и из-под пледа.

Он заглянул ей в глаза и обнаружил, что они полуприкрыты отяжелевшими веками и подернуты прозрачной пеленой желания, сверкая словно драгоценные камни. Снежная королева выглядела распутной и была красивее, чем когда бы то ни было. "Гидеон самодовольно улыбнулся, почувствовав прилив мужской гордости.

Белла вздрогнула и отпустила его руку так быстро, что можно было подумать, будто его прикосновение обожгло ее.

Проклятие! Самодовольная улыбка исчезла с его губ. Неужели он завел ее слишком далеко, слишком скоро? Он был уверен, что она готова. Но сейчас…

Глаза ее метнулись влево и вправо, затем сосредоточились на его плече.

— Все в порядке, — пробормотал он, почувствовав облегчение оттого, что, он надеялся, было истинным источником ее испуга.

— Но?..

Он покачал головой, предупреждая ее слова.

— Все в порядке. Ваш кучер привез меня из Лондона. Его молчание гарантировано.

Желая стереть озабоченность с ее прекрасных черт, он снова обхватил ладонью ее щеку. Большой палец погладил уголок рта, вытягивая его в прямую линию. Тело ее расслабилось под этим прикосновением, но беспокойство не покинуло глаз. То же беспокойство, что вызвал и его импульсивный вопрос.

Как ему вообще могло прийти в голову, что длинная плавная линия на ее ладони может иметь какое-то отношение к нему? Его время с ней настолько коротко, настолько незначительно, что никак не может обнаружить себя. Это было задумано как игра. Легкая, кокетливая игра. И все, чего он добился, — это разволновал ее, когда его любительское предсказание судьбы нечаянно задело какой-то оголенный нерв.

Ему придется осторожнее выбирать, в какие игры с ней играть. Она не просто одинокая женщина, слишком долго остававшаяся без мужчины. Беспокойство, озабоченность, та проклятая вспышка настоящего страха, которая промелькнула у нее на лице… все это пробуждало в нем желание крепко обнять ее и…

Резкая боль тоски пронзила грудь.

Это уже третий раз, когда ей удалось проникнуть к нему в душу. Ему и в самом деле надо быть осторожнее с ней. Лучше бы она забыла их последнюю игру.

— Правда. Все в порядке, — повторил он, наклоняясь поближе, чтобы прошептать эти слова ей в губы.

Он сорвал один быстрый поцелуй. Нежный и легкий, но достаточно значимый, чтобы отвлечь ее от беспокойства.

Когда же отстранился, чтобы заглянуть в ее прекрасное лицо, то обнаружил восхитительные искорки в фиалковых глазах. Он улыбнулся, натягивая перчатки и возвращая шляпу на голову.

— Чудесный день для прогулки, не так ли?

— Да, — ответила она с застенчивой улыбкой.

— Сорт «дюруа».

Белла заставила себя вернуться мыслями в настоящее, к своим гостям, и вникнуть в слова миссис Тавишем. — Из самой Франции?

— Да, из собственного сада Дюпона. Из трех растений два чувствуют себя прекрасно, но третье борется. Крайне удручающе. Я разговариваю с ней по несколько часов, но, возможно, она просто скучает по звуку французской речи, — сказала миссис Тавишем со всей серьезностью.

Белла могла посочувствовать маленькой розочке «дюруа», но голос, по которому она скучала в данный момент, был английским. «Тише, Изабелла, и я дам тебе то, чего ты так хочешь». Воспоминание о мягком ворковании мистера Роуздейла растеклось по ней, возрождая в памяти его дразнящее мучительные ласки. О, он определенно дал ей то, чего она хотела, в чем нуждалась. Подарил ей истинное наслаждение. Поймав на себе внимательный взгляд миссис Тавишем, Белла сделала глубокий вдох.

— Оказаться вдали от родного дома, от своих корней всегда неприятно, но по крайней мере она не одна, а в компании двух других, таких же, как она.

Миссис Тавишем ответила торжественным кивком.

— Я поставила одну из «Куисских нимф» рядом с ее горшком, и сегодня утром она выглядела немного веселее. Возможно, к осени я выведу новый сорт. — Ее карие глаза заискрились при мысли о том, чтобы выступить в роли свахи. — И раз уж мы затронули тему любовных союзов, должна сообщить вам, что младшая дочка мясника собралась под венец и выйдет замуж раньше старшей.

— Эта девица беспутница, — заявил мистер Тавишем с резким провинциальным акцентом. Он наколол горошину на вилку и отправил ее в рот.

— Уолтер! — Жена метнула в него увещевающий взгляд через стол.

Белла не дала изумленному смешку слететь с губ. Тавишемы — странная пара, но она их обожает. Они единственные люди в Шотландии, с которыми она с удовольствием общается.

Ну, есть и третий — ее собственное добавление к Шотландии. Интересно, что он сейчас делает? Ее непослушные мысли снова куда-то унеслись. К мистеру Роуздейлу, его большой ладони, доставляющей себе удовольствие, в котором ему было отказано сегодня. Пульс ее участился. Она крепко сжала ноги в попытке облегчить тянущую боль внизу живота.

— А что у вас, леди Стирлинг? Есть какие-нибудь новости? — спросила миссис Тавишем.

«Да, немыслимо великолепный мужчина целовал меня в прогулочной коляске. Совершено восхитительный день!..» Белла подавила порыв облизнуть губы и вместо этого вежливо улыбнулась:

— Вряд ли, ничего интересного.

— Вы не собираетесь в Лондон?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— Я просто подумала, что поэтому у вас обнаружился интерес к печатным новостям. Лично я предпочитаю читать светские сплетни. Хотя Тавишем солидарен с вами и иногда покупает «Тайме».

Белла наморщила лоб. «Тайме»? Сердце ее пропустило удар.

Мистер Роуздейл.

Почувствовав, как краска отхлынула от лица, она взяла вилку и нож и стала разрезать прямоугольник шатобриана на своей тарелке на мелкие кусочки, между тем лихорадочно пытаясь найти какое-то оправдание, какое-то правдоподобное объяснение, дабы не дать миссис Тавишем обнаружить, что у нее в садовом домике живет мужчина, которого, очевидно, интересует «Тайме».

И почему ее совсем не удивляет, что мистер Роуздейл читает эту газету?

Она взглянула на миссис Тавишем.

— Нет, я не планирую поехать в Лондон. Я вполне довольна жизнью здесь, в Боухилле. Я просто попросила прислать «Тайме» на случай, если это доставит удовольствие лорду Стирлингу.

— Алорд Стирлинг должен приехать? — Выражение невинного любопытства миссис Тавишем не могло замаскировать горячего желания заполучить новость, о которой можно будет посплетничать в деревне. Белла опустила взгляд в тарелку. Зачем она упомянула Стерлинга? Ей неприятно было признаваться, что муж не предупреждает ее о своих приездах и отъездах. Это заставляло ее чувствовать себя такой неважной, такой незначительной, словно ее постоянное проживание в Боухилле нечто такое, о чем даже думать не стоит. Она судорожно сглотнула, чтобы смягчить ком в горле, и, не в состоянии все время лгать единственной женщине, которую называет другом, сказала:

— Я не знаю точную дату приезда его сиятельства, но на всякий случай организовала доставку газеты.

— У вас есть родные в Лондоне, не так ли?

— Да, миссис Тавишем. Мой старший брат делит свое время между Мейфэром и Норфолком, родовым имением. — Напрочь потеряв аппетит, Белла положила нож и вилку по обе стороны тарелки. Когда мысль о Филиппе стала хуже мыслей о Стерлинге? Возможно, когда она потеряла надежду получить от Филиппа хотя бы весточку, не говоря уже о визите.

— Все верно. Ваш брат — граф Мейбурн. Я часто забываю, поскольку вы редко говорите о нем. Какая жалость, что неотложные дела не позволяют ему приехать в Боухилл, но не к лицу пэру уезжать из Лондона, когда заседает парламент.

Филиппу не нужна никакая отговорка, чтобы удерживать его подальше от Шотландии. Ее присутствия здесь вполне достаточно.

— Да, он крайне занятой человек, который очень ответственно относится к своим обязанностям.

— Приятно слышать, — объявил мистер Тавишем с угрюмым кивком. — Нет ничего хуже, чем член палаты лордов, не присутствующий на заседаниях парламента. Некоторым из этих молодых вельмож следовало бы постыдиться. Проигрывают состояния, оставляя семьи ни с чем. Кошмар!

Нет, Филипп никогда не будет настолько безответственным, чтобы забыть о своем долге. Эта черта присуща ей одной.

— Уолтер. — Миссис Тавишем нахмурилась и выбрала еще один кусочек шатобриана на большом серебряном блюде, поставленном рядом с ее тарелкой на обеденном столе. Затем громко охнула, отчего ее внушительный бюст затрясся. — Чуть не забыла сказать вам. Наша старая кобыла разрешилась жеребенком в субботу. Такой длинный, с тонкими ножками и нежнейшим носиком. Милейшее создание. Вы должны заехать посмотреть на него.

Белла кивнула и, как могла, попыталась скрыть вздох облегчения. Это был лишь вопрос времени, когда тема семьи Беллы наскучила старой женщине.

Они перешли в гостиную, где мистер Тавишем не отказал себе в удовольствии выпить стаканчик портвейна, а они с миссис Тавишем пили чай. Когда возобновился разговор о жителях деревни, Белла обнаружила, что ей все труднее удерживать мысли на ее теперешних собеседниках. Они проносились мимо удручающих тем Стерлинга и Филиппа и с готовностью устремлялись к  мистеру Роуздеилу, ко всем тем чудесным вещам, которые он проделывал с ней сегодня днем, и всем тем восхитительным вещам, которые еще сделает.

Но когда Тавишемы наконец уехали, Белла безжалостно подавила порыв помчаться к мистеру Роуздеилу и отправилась к себе в спальню.

Страсть не правит ею — это она управляет страстью.