Глава 5

Сон кружил рядом, но Генри было не до него. Откинувшись на подушки, он смотрел в потолок, пытаясь подавить нарастающий гнев. Воспоминания, они нахлынули внезапно и унесли мысли молодого человека в прошлое, которое вернулось к нему так, как будто это произошло вчера.

Солнце нещадно палило. Продираясь сквозь густую растительность, мальчишка несколько раз оцарапал голые ноги о колючие ветви кустарников. Как оказался в этом лесу, он не помнил. Яркая вспышка, сильная боль в голове и вот… тут. То ли упал откуда-то, то ли выпал…

Очнулся он на большущем камне, от слепящих, горячих лучей немилосердного солнца слезились глаза. Запекшаяся кровь на виске, во рту — сухо. Очень хотелось пить, а от голода судорогой сводило живот. Три дня парнишка брел неизвестно куда в поисках человеческого жилья. Спал на деревьях, спасаясь от лесных тварей, рычание которых часто слышал сквозь тревожный сон. Ел изредка попадающуюся ягоду. Одежда, обтрепанная на плечах и изодранная на коленях, едва спасала его от ночной прохлады.

На четвертый день он вышел к ручью и только склонился, чтобы напиться, как услышал хруст веток за спиной. Оглянувшись, он замер в ужасе: на него смотрели хищные злые глаза. Дикий хряк в бешенстве рыл землю, шумно, прерывисто дышал. За короткий миг, ребенок смог подумать только одно: "Это конец!" Он зажмурился, приготовился к худшему. Гром прогремел в поднебесье, но капли дождя не торопились падать на землю.

— Эй! Ну же! Открой глаза, малыш! Не бойся! — послышалось над ухом. Кто-то легонько встряхнул мальчишку за плечи.

Повинуясь, тот разжал сомкнутые веки и в ужасе уставился на чудовище лежащие почти у самых ног.

— Тебе повезло, сынок. Еще бы мгновенье и боюсь, что ты был бы уже в другом мире, — произнес высокий мужчина с охотничьим ружьем за спиной. Незнакомец с любопытством рассматривал вепря. — Я думал, что в наших краях такие виды уже не водятся.

Мальчика затрясло мелкой дрожью, по щекам потекли струйками слезы, смывая грязь с чумазой мордашки, а ноги ослабли и больше не держали его. Мужчина подхватил ребенка на руки, закинул на скакуна. Всё происходящее дальше для парнишки казалось сном. Дорогу он не запомнил, часто проваливался в забытье.

На широкой кровати, под теплым мягким одеялом, так приятно было лежать и очень не хотелось просыпаться. Что ждало его после пробуждения? Нет. Пусть сон никогда не кончится!

— Проснулся, чернявый? — глубокий женский голос прозвучал неожиданно и мальчик вздрогнул. Приоткрыл один глаз и увидел у самой постели большую, округлую, розовощекую тётку. Она задорно улыбалась ему:

— Хитрец, и долго лежать будешь без дела?

Мальчишка понял, что его разоблачили. Он сел, навалившись спиной на заботливо поставленную женщиной подушку, смущенно поздоровался.

— Ну и тебе доброго утра! Давай вот поешь чуток. Я бульончика принесла, да хлебца. Тебе сейчас много нельзя, а то заболеешь. Долго голодным был?

— Угу. Вкусно очень, — торопясь и обжигаясь, он жадно проглатывал похлебку, ощущая прилив сил.

— Ну, вот и молодец! — похвалила его тетка, забирая из рук пустую миску. Возле двери остановилась. — Я сейчас распоряжусь, чтобы воды горячей принесли. Мыть тебя буду, а то ты словно чертёнок, какой. Грязный весь — до ужаса! И как только на чистую постель таким положили?

Возмущаясь, женщина скрылась за дверью, парнишка счастливо улыбнулся. Он снова находился среди людей, и теперь не нужно было бороться за выживание. По крайней мере, сейчас. Через некоторое время, скинув с себя лохмотья и забравшись в большую кадушку, которую принесли и доверху заполнили горячей водой двое крепких ребят, он блаженно зажмурился.

— Ну, что? Отмок, маленько? — На пороге появилась уже знакомая тётка с куском мыла в одной и с мочалкой в другой руке. — Ну, теперь держись! Сейчас тебя в божий вид приводить буду.

— Ой — ей! Щиплет! — орал мальчишка во всё горло, задыхаясь в пене и увертываясь из цепких рук, намыливающих ему голову

— Терпи! Ты — мужик, али девка — сопливая?! — не сдавалась тетка.

Смыв пену, окуная мальчишку прямо в кадку с головой, она принялась нещадно мочалкой оттирать грязь с его щуплого тельца. Затем, укутав в большущее полотенце, усадила ребёнка на стул и принялась перестилать постель:

— Вот теперь ты чист, что монетка — блестишь аж весь! — улыбнулась ему. — Звать-то тебя как?

— Не помню, — немного подумав, вымолвил парнишка.

— Вот дела! — сердобольно воскликнула женщина. — Так, стало быть, правда, что тебя хозяин в лесу от вепря спас?

— Да, — кивнул в ответ.

— Видела я то чудовище! Ты от страха, небось, имя-то забыл? — посочувствовала тетка. Заметила, что мальчишка совсем сник, обняла легонько за плечи:

— Да ты не грусти шибко — вспомнишь ещё. А я — Катарина, кухарка.

Мальчик удивленно посмотрел на неё, обвел взглядом комнату, но промолчал.

Женщина догадалась, какой вопрос хотел слететь с его языка:

— А то, что за тобой прибрала, так ведь мне не трудно. Ты, как проголодаешься, ко мне прибегай на кухню. А я уж найду, чем тебя угостить.

Катарина вытерла насухо ребенка, надела на него рубаху, которая оказалась по самые пятки и помогла улечься в чистую постель. Мальчик откинулся на подушки и тут же уснул. Силы еще не вернулись к нему.

— Спи! Спи, дитятко. Намучился, — вздохнула женщина, наклонилась, чтобы подобрать его лохмотья и вдруг увидела тонкую цепь. Потянула за нее, из тряпья выскользнул медальон. Оглянувшись на кровать, подержала в руке увесистую игрушку, легонько надавила на края, и та с тихим щелчком открылась. На Катарину смотрел розовощекий малыш, в которым легко угадывался найденыш. На другой половинке медальона — смуглая улыбчивая красавица, лицо которой обрамляют темные, как ночь, волосы, видимо — мать. Генри У. - красовалась надпись под малышом, Луиза У. - под женщиной.

— Значит, Генри, — улыбнулась Катарина, посмотрела на разметавшегося во сне мальчика. Спрятала медальон на груди, подобрав ненужные тряпки, вытерла ими забрызганный водой пол и ушла, плотно закрыв дверь.

Женщина нашла господина на залитой вечерним солнцем террасе. Ей не терпелось рассказать о найденыше то, что только что узнала сама. Тревожные мысли крутились в её голове. Катарина, переминаясь, стояла почти на вытяжку перед молодым господином. Не часто женщину приглашали для бесед, и она заметно волновалась. Кухня — вот её владения. Хозяин — высокий, статный, с такими же правильными чертами лица, как у его отца и деда — наследник и продолжатель славного рода. Женщина невольно залюбовалась им, с нежностью рассматривала своего любимца, которому с детства лечила разбитые колени и баловала сладкой стряпнёй. Сэр Лери, рано потерявший мать, часто называл Катарину наедине — мамушкой.

Мужчина держал на раскрытой ладони медальон и с любопытством всматривался в портрет молодой женщины.

— А она слишком красивая для наших мест, — он обернулся к кухарке. — Что ты думаешь, мамушка, об этом?

— Я не знаю, что и думать. Мальчик ничего о себе не помнит. Может быть, не говорить ему, — женщина, с опаской покосилась на дверь и понизила голос до шёпота, — что он таро.

— Таро? — сэр удивленно приподнял левую бровь. Еще раз посмотрел на портрет, затем спросил:

— Почему ты думаешь, что он из них? Насколько я знаю, это кочевники. Но они не бросают своих детей.

— Скорее воруют чужих, — согласилась Катарина. — Но мальчик слишком похож на них. Смуглый, темный и эти искры в глазах. Его мать, точно таровенянка. Их женщины любят наряжаться в яркие ткани и вплетать цветы в распущенные волосы.

— Что ещё ты знаешь об этих людях?

Женщина задумалась на мгновение, затем, прищурившись, сказала:

— Немного. Больше сплетен вокруг них, чем правды. Говорят, они умеют договариваться с богами, им подвластны ветра. Звери и птицы — любят Таро, словно родных.

— И что мне делать с этим любимцем богов и зверей? Если ты права, и он, действительно, Таро — ему не место в моем доме.

Катарина посмотрела господину в глаза:

— Сэр Лери, я знаю вас с детства. У вас ведь — доброе, чуткое сердце. Оставьте мальчика в доме. Он и так много выстрадал. Вдруг я ошибаюсь, и он совсем не тот, о ком я подумала? Тогда мне не будет прощения. Обидеть ребенка — что может быть хуже на земле?! — всхлипнула женщина и, отвернувшись, вытерла передником нахлынувшие слезы.

— Хорошо, мамушка, не волнуйся, — господин обнял её за плечи, заглянул в глаза, улыбнулся. — Я не обижу его.

Генри остался в замке и теперь ходил за мистером Кроусом неслышной тенью. Старался во всем быть полезным, чем очень раздражал дворецкого. Сухой старик, вечно недовольный и скупой на похвалу, всегда находил повод, чтобы обидеть ребенка.

Генри платил ему той же монетой.

Как-то утром, пробегая мимо кухни, мальчишка заметил, что дворецкий что-то подсыпал в стакан с водой. Не долго думая, Генри с разбегу врезался в идущего с разносом старика. Стакан соскользнул с опрокинутого разноса, упал на пол и разлетелся вдребезги, а разгневанный выходкой дворецкий, чуть не оторвал Генри за это ухо.

— Он хотел вас отравить! — заявил парнишка, насупившись, господину, который вышел на шум из кабинета. И теперь с любопытством смотрел на виновника событий.

— Ты думаешь?

— Я видел, как он сыпал в стакан порошок.

— Сэр! У вас болела голова. Я только хотел облегчить ваши страдания, — камердинер держался, как всегда, с достоинством и почтением.

— Ах, вот в чем дело! Видишь, Генри, не стоило так беспокоиться. Надеюсь, больше ты не будешь играть в сыщиков?

— Простите, сэр! Я больше не буду, — тихо сказал парнишка и, как только почувствовал свободу, убежал к себе в комнату, откуда не выходил до самого вечера. Если раньше старик относился к мальчику с пренебрежением, то теперь он его люто возненавидел. Каждый раз, как только Генри оставался один, дворецкий нагружал его работой, а за малейшую провинность — наказывал.

Неизвестно сколько бы продолжалась вражда между мальчиком и стариком, если бы жизнь, короткая и порой несправедливая, могла вращаться вечно в колесе времени…

Сегодня Генри почему-то вспомнил тот серый день. Дождливый и молчаливый. Самый молчаливый из всех. Мальчик вместе с другими обитателями замка: кухаркой, слугами, господином — провожали старика в последний путь. Его сердце остановилось внезапно. Оказывается, у него оно тоже было. На кладбище — тихо и тоскливо. Священник медленно читает писание, ветер шелестит жухлой листвой, деревья шепчут молитву.

Генри, в черном строгом костюме, шмыгая носом и прижимаясь к Катарине — самому близкому и доброму человеку, впервые почувствовал большую утрату. Противные слезы щипали глаза, и мерзко щекотало в носу. Раньше мальчишка и представить себе не мог, что старик для него что-то значит.

Без дворецкого в замке стало слишком неуютно. За долгие годы все привыкли к его строгости и к тому, что он все знал: и то, где хозяин с вечера оставил любимую трубку и то, сколько нужно купить продуктов на рынке.

Как бы сэр Лери не скорбел по старику, все же требовался новый дворецкий. Легко заменить сломанный зонтик, но не человека. Поиск кандидатуры на эту должность велся уже больше недели, но пока безрезультатно.

Как-то мистер Кроус, сидел в задумчивости возле потухшего камина, Генри подошел к нему и робко спросил:

— Сэр Лери, можно я попробую?

— Что, мальчик?

— Я могу стать дворецким. Он научил меня. Я многое умею.

— Что ж давай посмотрим, что ты умеешь, — ответил скептически господин.

Поначалу Генри пришлось нелегко, но со временем, у него получилось не только заменить старика, но и оживить замок своим присутствием. Где-то шутками, где-то веселым нравом и озорным характером, он вдохнул в этот дом новую жизнь.

Когда Генри исполнилось девятнадцать, мистер Кроус позвал его в кабинет. Там он протянул юноше изящную, но довольно увесистую вещицу.

— Это принадлежит тебе, — сказал господин, удивленному Генри. Отдал медальон и рассказал все, что знал о Таро.

— Вы думаете, я один из них? — рассматривая портрет матери, встревожено спросил юноша.

— Я не знаю, Генри. Только ты можешь ответить на этот вопрос, — сэр Лери подошел к нему, положил руку на плечо и легонько сжав, заглянул в глаза, — Ты вырос. Уже не мальчик, можешь сам выбрать свой путь. И если захочешь уйти…

— Я хочу остаться, здесь мой дом! — горячо воскликнул Генри.

— Подумай хорошенько, друг мой. Неужели ты не хочешь найти семью?

— Нет. Что я знаю о них? Ничего. Зачем искать призрак и терять то, что имеешь?

Сейчас, спустя время, иногда он задумывался: почему не ушел тогда? Зачем остался? И не находил ответов на эти вопросы. Генри посмотрел в зеркало, висящее на противоположной стене, поправил торчащие в стороны волосы, ухмыльнулся. Воспоминания сегодня не отпускали. Что с ним? Почему он раздражается от любого пустяка? Вроде бы уже давно не подросток.

Уильям — вот ответ. Мальчик напомнил Генри его самого — мальчишку, одинокого и потерянного. Словно бродячий щенок, он искал крохи любви и заботы.

Вот уже несколько дней дворецкий и камердинер в одном лице (в одинокой жизни господина Лери молодой человек совмещал обе должности и довольно легко с ними справлялся) находится в недоумении и тихом бешенстве, которого, казалось, никто не замечает. Конечно, мира в семье с появлением детей стало больше.

"Наверное, вначале нужно завести ребенка, а потом уже жениться, — думал Генри, всматриваясь в пляшущее пламя свечи.

Его госпожа стала мягче, женственнее и истерик давно не случалось. Сэр Лери все свободное время проводил в кругу семьи, в общих заботах супруги сблизились, и, кажется, даже забыли о прошлых ссорах.

Генри в свое время взяли слугой в замок, а этих, таких же найденышей — в семью! Он ревновал. Обида душила его мертвой хваткой. Сейчас он был похож на прежнего дворецкого. Старик был словно сухое дерево, озлобленное и больное изнутри. Генри злился, ревность — ранила и давила изо дня в день, превращая его в заполненный до краев сосуд ненависти.

— Почему судьба бывает так несправедлива к одним и так ласкова к другим? Почему? — шептал он сквозь зубы, заглушая тупую боль.