"Недремлющий глаз бога Ра" - читать интересную книгу автора (Шаповалов Константин)

Глава шестая

Напрасно говорят, чудес не бывает. То есть, искупавшись в кипящем молоке, в молодого красавца не превратишься — такого действительно не бывает. Но зато человек свободно может перевоплотиться из ползунка, пускающего удивленные пузыри при виде блестящей погремухи, в мордастого амбала с пудовыми кулаками, которого космической ракетой не прошибешь — пока на голову не упадет.

На самом деле истинные чудеса сопутствуют нам на протяжении всей жизни, но, в силу жлобского устройства психики, люди воспринимают их как нечто заурядное, само собой разумеющееся. И жаждут чудес обманных: чтобы вода на халяву сделалась вином, и с небес посыпалась халаявная же манна. Вместо того, чтобы обернуться, да ретроспективно взглянуть на собственную судьбу — вот где кладезь невероятных, фантастических перевоплощений.

Взять хотя бы нас с Веником: еще недавно жили в Москве, скрипели потихоньку, никуда особенно не высовываясь и презирая эксплуатацию человека человеком, а теперь катим по каирским улицам в «лендровере» с непроницаемыми окнами, в качестве платных агентов иностранной разведки. Разве ж не чудо?!

Лаборатория, о которой говорила Лиса, располагалась в трехэтажном особняке с вывеской "ОНКО ИНТЕРНЕЙШЕНЛ /международный исследовательский центр по изучению онкологических заболеваний". Построенный из стекла и бетона, в стиле «модерн», особняк выглядел белой вороной среди обветшалых соседей, но для Каира, где суперсовременные небоскребы росли по соседству со зданиями средневековой и даже римской постройки, контрасты были не в диковинку.

— Мы не тати, чтобы красться в нощи, — сказал Веник, когда «лендровер» затормозил возле автоматического шлагбаума, метрах в пятидесяти от вращающихся входных дверей, и Лиса велела нам вытряхиваться.

Ее здесь хорошо знали: египтянин-охранник осклабился и дружелюбно помахал рукой, даже не спросив документов. Впрочем, оглянувшись, я заметил, как он переговаривается с кем-то по портативной рации.

Мы прошли к лифту, поднялись на третий этаж, и, поблуждав немного, оказались в небольшом, уютном, прекрасно обставленном конференц-зале.

— Подождите меня здесь, парни, — исчезая, нежно проворковала ассирийка. — Только ничего не трогайте, плиз.

Последнее относилось к Голливуду, прятавшему в карман оборванный по дороге лист какого-то декоративного растения.

— Мичуринец, зачем тебе пальма? — удивленно спросил Веник, когда мы остались одни. — Здесь же Африка, здесь пальмы как в России сорняки.

— Лексевну выпишу — узнаешь зачем! — буркнул дядя Жора, припрятав трофей. — Обоснуемся, торговлишку заведем…

— Вот, вот она, неизбывная, вековая житейская мудрость русского народа! — с шутовским поклоном произнес Веник. — В нашем ботаническом деле главное корни побыстрей пустить. Лексевну выпишем, а там, глядишь, и Хунхуза подъедет — заживем дружным, тесным, кибуцем.

Всю дорогу он нагло клеился к Лисе, а теперь старался отделаться от главного конкурента. Это было важно, потому что ассирийка не являлась легкой добычей. В ответ на двусмысленные комплименты она, прямо в лоб, предлагала заняться садомазохизмом. Веник обламывался, хлопал глазами, но снова и снова шел на приступ — такой уж характер.

— Ты же говорил, у нее другое задание? — решил уточнить я. — Ты сказал, она нас в Америке ждать будет?

— А че там ждать? Возьмет и нагрянет как снег на голову. Любящее женское сердце — вещун.

— Сам ты вещун. Скажи честно, у тебя с ней что-нибудь было?

Он сделал круглые глаза и покрутил пальцем у виска:

— Я же не самоубийца. Нет, мы спали не просто отдельно, а на разных этажах, но даже это не стало для нее препятствием! Прикинь, однажды встретил в баре русского парня, выпили по-человечески, ну и, в результате, вернулся домой на рогах. На рогах, но культурно: тихонько открыл дверь, юркнул, как мышонок, в постель, и даже не разделся, чтобы не волновать хозяйку лишним шумом.

Что ты думаешь? Утром просыпаюсь, тихонько иду в душ и обалдеваю — на теле ни одного волоса! Представляешь, ни единого! Все побрила, пакость, пока спал…

— Зачем?! — в один голос прозвучали мы с Голливудом.

— Ну, от пьянства отучала. С подтекстом, что, мол, случись война, я был бы уже мертвый — так крепко спал. Милитаристка же, дура…

— Бабу надо в строгости держать, — сочувственно закивал головой любимый ученик Тимирязева, — а иначе беда. Вот, помню, у нас на зоне…

Тут в зал вошла Лиса, под ручку с каким-то плешивеньким, плюгавеньким, но шикарно одетым типом.

— Ах вот они, вот они наши незабвенные герои! — с порога заголосил тип. — Приятно и радостно лицезреть соотечественников, проявивших, так сказать, доблестное мужество в неравной борьбе с общим, так сказать, коварным и беспощадным врагом.

— Сэм Лифшиц, — представила его Лиса. — Ваш новый босс.

— Сэм Лифшиц, директор русского отдела, — трижды отрекомендовался тот, пожимая руку каждому из нас. — Ну-с, расскажите поподробнее, как все происходило…

Лиса принялась готовить кофе, а мы расположились в предложенных Лифшицем креслах и, дуэтом, пересказали историю нашего антитеррористического вояжа. Причем, я налегал на глаголы и существительные, а Веник, щедрой рукой, не краснея, добавлял прилагательные. Получилось впечатляюще.

— Хотя не представляю, — сказал я в завершении, — насколько это достоверно: путешествия в прошлое, чтение мыслей и тому подобное. Насчет оспы никаких сомнений, оспу мы видели своими глазами, а об остальном знаем со слов баронессы, которая, по ее же собственному признанию, шизофреничка.

— И что именно вас смущает? — насторожился Сэм.

— Технология, — объяснил я. — Во-первых, воздействие галлюциногена путает карты, перемешивая воспоминания с иллюзиями. Во-вторых, непонятно как отделить зерна от плевел, истинное от ложного, если сам пациент не знает, что есть что.

— Ээээ нет, — возразил Лифшиц, — вы отстали от жизни, так сказать. Данную технологию разработал Лоренс Фарвелл, ученый и бизнесмен из Айовы.

Босс принялся рассказывать и, действительно, удивил. Оказывается, детекторы лжи последнего поколения регистрируют не скачки давления и пульса, а особые сигналы, порождаемые мозгом при восприятии знакомых образов. Работает хитрая техника так: на голову испытуемого одевают специальный шлем, на внутреннем экране которого демонстрируются, к примеру, различные сочетания цифр. Когда среди произвольных комбинаций вспыхивает собственный номер телефона, мозг генерирует некий импульс, причем независимо от воли испытуемого — тот даже не успевает среагировать.

Из рассказа прямо следовало, что баронесса и Сперанский не заблуждались, а целью экспериментов было проникновение в генетическую память. Но зачем? Какой в этом может быть практический смысл? Я поделился сомнениями с Лифшицем.

— Видите ли, — вздохнул босс, — человечество находится во власти интеллектуальной ошибки, цепляясь за существующую теорию эволюции. Которая, на самом деле, всего лишь теория, и имеет издержки, присущие всякой вообще теории: неподдающиеся объяснению факты попросту отбрасываются. Возьмем, для примера, пирамиды. Когда возводилась Асуанская плотина, некоторые древние памятники пришлось переносить, чтобы спасти от затопления. И что вы думаете?! Даже при современных технологиях возникли сложности с транспортировкой многотонных каменных блоков, тогда как примитивные строители возводили из них целые города.

Единственное объяснение заключается в том, что в некоторых областях знания древние культуры находились на более высокой стадии эволюции.

— Экспериментальными данными пока не подтверждаются, — невпопад брякнул Голливуд, ораторский дар которого не мог долго оставаться невостребованным. — Приведенные вами аргументы могут трактоваться «за» и «против», коллега.

Лифшиц, однако, и бровью не повел — поднаторел, как видно, в научных баталиях:

— Разумеется, коллега, это всего лишь предположение. Но, думаю, никто из присутствующих не станет возражать, что расшифровка генетической памяти станет революцией в наших представлениях об окружающем мире.

Разумеется, никто из присутствующих не возражал.

— Вот и славно, — заключил босс, оглядев наши молчаливые ряды, — в таком случае, поговорим о вашем новом задании. Слышали легенду о проклятии фараонов?

— Воскресшие мумии? — обрадовался Веник. — Еще бы не слышать: по ночам они прокрадываются в спальни и кусают симпатичных брюнеток… ааам!!! Изобразив воскресшую мумию, он попытался укусить Лису за руку, но влет получил по мордасам — у Хунхузы девушка обучалась, не где-нибудь.

— Вообще-то, — невозмутимо продолжал Лившиц, — существует не одна, а сразу несколько легенд, наиболее популярная из которых связана с гибелью лорда Карнарвона, обнаружившего в 1922 году гробницу Тутанхамона. Другие предания менее известны на просвещенном западе, но, так сказать, гораздо более живописны — эти бытуют здесь, в Египте, и передаются расхитителями гробниц из поколения в поколение, вместе с секретами ремесла. Поскольку ремесло расхитителя гробниц столь же древнее, как и сами гробницы: существует с незапамятных времен и наследуется от отца к сыну, как семейная традиция.

Фараоны, конечно же, знали, чего ждать от верноподданных, и принимали — попросту не могли не принимать — защитные меры. Не пустячные, как подсказывает здравый смысл: уж если колоссальные средства тратились на возведение могильника, то и на защиту должны были выделять кое-что.

Что именно — не известно, поскольку за прошедшие столетия армии расхитителей попросту смели рогатки и барьеры, возведенные на пути к сокровищам; за исключением гробницы Тутанхамона, все значительные захоронения к нашему времени оказались разграбленными.

Но, хотя алчность оказалась сильнее страха, путь грабителей был устлан трупами — об этом как раз и повествуют предания.

А что, кроме магических формул, могло охранять покой усопших? Очевидно, какие-нибудь ядовитые вещества или болезнетворные микроорганизмы, причем, последнее представляется наиболее вероятным. Поверья утверждают, что проклятие фараонов распространялось не только на самих грабителей, но также на их семьи, их детей, внуков и правнуков — это ли не свидетельство наследственных, генетических заболеваний?

Покосившись на Лису, Веник состроил умнейшую академическую рожу и авторитетно заявил:

— Запросто может быть вирус. Я слышал, у чилийских мумий нашли вирус лейкемии, да и про фараонов поговаривают, что спидом прибаливали. Если хотите, можем исследовать Тутанхамона на предмет того-сего?

Лифшиц отрицательно покачал головой:

— Нет, изучение музейных экспонатов в ваши функции не входит, тем более, что они являются уникальными; не каждый музей согласится на проведение исследования, при котором часть образцов будет уничтожена. А на Тутанхамоне однажды уже обожглись японские микробиологи, намеревавшиеся сравнить ДНК его и Аменхотепа III, чтобы установить степень родства. И, заодно, причину смерти…

— Тутанхамон не был внуком Аменхотепа, — неожиданно вмешалась Лиса. — Они даже дальними родственниками не являлись.

— Откуда это известно? — удивился босс. — Хотя, не важно. Суть вопроса в том, что разрешение было отозвано под давлением местных египтологов, сразу отнесшихся к проекту отрицательно. Они опасались, что исследование повредит мумии, а кроме того — вызовет ненужную шумиху. Министр культуры Египта официально заявил, что исследование отменено из "соображений общественной безопасности".

Веник благосклонно улыбнулся:

— Разве мы настаиваем на этой кандидатуре? Другого какого-нибудь фараона давайте, попроще. Нам всего-то надо пару зубов… даже, если хотите, сами незаметно отломаем. Чего не сделаешь ради торжества науки!

В ответ, босс улыбнулся еще более радушно:

— Вот-вот, как раз в точку попали! Хотим, чтобы вы отломали пару зубов, но только не у музейного экспоната, давным-давно загрязненного фрагментами современной ДНК, а, так сказать, у первозданного, не порченного научной молью. И, кроме зубов, взяли бы пробы воздуха, грунта и всего, что может заключать в себе пресловутое проклятие.

— Как это? — нахмурился Веник. — В пирамиду, что ли, лезть?

— В скальную гробницу, — переходя на новый, еще более радушный виток улыбки, уточнил босс. — Когда фараоны наконец поняли, что уберечься от грабителей невозможно, захоронения начали делать тайно, в специально оборудованных пещерах.

— Осирис? — вякнул под шумок Голливуд, не разобрав, улыбаться ему надлежит или хмуриться.

Подав ученику Тимирязева непредусмотренный протоколом знак, я экстренно вмешался:

— Насколько понимаю, речь идет о неизвестном захоронении? Но как отреагируют египетские власти, если случайно накроют нас с зубами фараона?

Радушие босса начало зашкаливать:

— Вы же не одни туда пойдете, товарищи герои. Вас будут сопровождать профессиональные археологи со всеми необходимыми документами, и, самое главное, чистокровная египетская принцесса, прямая наследница фараонов…

— Нефертити! — звучно хлопнув себя по лбу, взвизгнул Веник. — Ну точно, блин, Нефертити, а я третий час голову ломаю, не могу вспомнить, где ее видел. Еще на пароходе заметил сходство, а с кем — убей, не помню. Всех знакомых перебрал, но бестолку, волосы помешали…

Наконец-то и до меня дошло, видно не только от кролика, но и от жирафа генов нахватался. Вот же, сидит, в профиль повернулась: длинная, точеная шея, губы как полураскрытые лепестки, крупные, миндалевидные глаза — она самая, Нефертити, только волосы распущены, а не спрятаны под высоким тюрбаном, как у той, из школьного учебника.

— Ладно, показывайте, где ваша пещерка с ящурками! — потребовал маркиз. — Сидим, время зря теряем, а на объект, может, конкуренты ломятся.

Лившиц взял со стола пульт дистанционного управления, нажал кнопку, и на проекционном экране начали чередоваться изображения величественных гор с крутыми, почти отвесными склонами. Пейзаж не выглядел земным: мертвая, без малейших признаков растительности, скальная порода песочных и бурых оттенков, сплошь в трещинах, расщелинах и черных провалах — они-то, по словам босса, как раз и являлись входами в древние гробницы.

Здесь, на западном берегу Нила, на границе возделываемых земель, хоронили фараонов XVIII, XIX и XX династий; следующие слайды уже демонстрировали внутренние стены усыпальниц, расписанные яркими, разноцветными фресками. Лифшиц синхронно комментировал, причем, на мой дилетантский взгляд, обнаружил замечательные познания в египтологии.

Как он объяснил, самой большой из известных скальных гробниц является гробница Сети, первого фараона Девятнадцатой династии: в длину она достигает ста метров и украшена сценами, на которых фараона приветствуют боги. За исключением второстепенных деталей, внутренняя планировка помещений соответствовала той, которую было принято устраивать в пирамидах; отличием являлись высеченные в скальной породе комнаты, коридоры и лестницы.

Сменяя друг друга, замелькали снятые крупным планом фрагменты художественной росписи: люди с головами птиц, люди с головами животных, люди с головами людей — дальние генетические родственники змей, гиен и крокодилов. Созданный фантазией жрецов потусторонний мир чудесным образом сплелся со столь же призрачным реальным миром в единое целое; они сделались неразделимы, поскольку и над фараонами, и над их богами простерлось уравнявшее все и вся, незримое покрывало вечности.