"Колыбельная для эльфа" - читать интересную книгу автора (Хрипина-Головня Ольга)ГЛАВА 13— Я ехал к тебе почти без остановок. Ни воды, ни поесть. — Молодой человек устало откинулся в кресле, повел носом и брезгливо поморщился, глядя на грязные донельзя сапоги и штаны. — Хорошо, что дорога подсохла — иначе бы не успел. — Я не ждала тебя раньше прочих, Эллор, — Андагриэль налила воды из кувшина и поставила перед тиа бокал. Эльф благодарно кивнул и осушил его одним глотком. — Ни послания, ни предупреждения. Ты попросил встречи лично со мной, без моих мужа и дочери. Я надеюсь, это не… — Нет, нет, — никаких предложений уйти со мной в мою землю и признаний, — поспешно ответил Эллор. — Андагриэль подперла подбородок рукой, поставив локоть на столик возле своего кресла. — Тогда что? — мягко поинтересовалась она. Эллор потер лицо. — Я должен рассказать тебе кое-что и попросить поверить мне. Ты должна узнать это до того, как соберется Совет. Убийство, найденный в твоих землях раненный эльф, странные нападения на дальних границах наших земель, — все это взаимосвязано. Меня просили поговорить именно с тобой. Его зовут Мориан Чилуэнь и он… *** В "Поющем Источнике" праздновали удачную сделку. Поздняя ночь и зевающая хозяйка не смущали никого из дьеши и аргов, кто сидел за сдвинутыми столами. В конце концов, они щедро платили, а "Поющий Источник" был единственным на много дней вокруг постоялым двором, в котором гостям и постояльцам были рады и днем, и ночью. Ну, или хотя бы делали вид, что рады. Начало этой традиции положил еще Антор, дед нынешней хозяйки. Случилось это, когда "Поющий Источник" был простой корчевой. Через Очушки только проложили дорогу, связывающую Мэль, несколько эльфийских земель и прочих селений с Трагом — крупным торговым городом, к северу от горного хребта Каэль. Антору, несколько раз бывавшему в Мэле по делам своего тестя, показалось удачной идеей открыть свою корчеву — будет, где перекусить уставшим путникам. Правда, пока что перекусывали в основном наемники, да дьеши с аргами, о цели пути которых и делах оставалось только догадываться, а спрашивать было опасно. Хорошо, если платили — связываться ни с теми, ни с другими не желал никто, так что вышибалы, готового рисковать своим здоровьем, у Антора не было. Да и прочие жители Очушек неприязненно отнеслись к самой идее корчевы, сколько Антор не расписывал прелести возможной торговли и обмена с проезжими. Хотели даже побить, да выкинуть за околицу, с глаз долой. Спас староста, подвердивший (отнюдь не из добрых побуждений, а связанный долгом), что земля находится в полном распоряжении семьи Антора вот уже четыре поколения, а права строить на ней, что угодно — никто не отменял. Сговорились на регуляном взносе в пользу нужд Очушек с доходов и обещании следить за тем, чтобы никто из посетителей корчевы никаких безобразий в Очушках не устраивал. На самом деле, воспреятствовать этому Антор не смог бы никак — захоти проезжий дьеши или сельтен пройтись по чужому саду, вряд ли Антор его бы остановил. К счастью, проезжих мало интересовала скучная жизнь селения, пусть даже и большого. К тому же, иногда попадались и просто путешественники, и торговцы, исправно оставляющие анары за угощение, так что Антор надеялся, что со временем дела наладятся. В тот год у незадачливого хозяина за несколько дней сперва сгорел птичник (спасшихся птиц под шумок уволокли по своим птичникам соседи), затем провалилась крыша, потом проезжающий отряд дьеши опустошил кладовку и увез с собой почти все припасы. Вдовесок, жена, заявив, что не желает состариться и умерть рядом с таким неудачником, ушла, оставив после себя два старых платья, скалку и маленького сына. Антор, правда, подозревал, что птичник и крыша были лишь причиной — с тех пор, как в Очушках побывал заезжий сказатель баллад и историй, жена сделалась задумчива, томна, и все выспрашивала соседок, не помнят ли они, куда сказатель собирался потом. В ту ночь Антор сидел в пустом зале и смотрел, как дождь через дыру в крыше падает в подставленную кадушку. Кувшин хмеля медленно, но верно пустел, а сам Антор колебался между вариантами: повеситься, уйти в другое село, жениться снова, отправить сына к родне или плюнуть на все и выпить еще кружечку. Пока что с неизменным успехом побеждало последнее — к тому моменту как в дверь забарабанили (судя по звуку и крепкости ударов — ногой) Антор был вусмерть пьян. Именно поэтому он сразу открыл дверь, а не сбегал за припасенной дубиной, или не отсиделся на втором этаже. На пороге, омываемый дождем и освещаемый частыми вспышками молний, стоял дьеши. Судя по испачканным сапогам и одежде, дьеши шел пешком. Или полз, учитывая грязь на руках и лице. В другой раз Антор бы испугался, но в этот печаль и хмель взяли свое. Бесцеремонно схватив опешевшего дьеши за руку, он протащил его к огню, мигом стащил сапоги, вынес теплое одеяло и щедро плеснул хмеля в кружку. Дьеши, которому впервые в жизни столь быстро и без всякого испуга оказали столь горячий прием, покорно принял одеяло, глотнул из кружки, рыгнул и ущипнул себя за руку — не снится ли. Не снилось. Под наваристую похлебку и хмель, Антор медленно, со слезой, рассказывал дьеши о своей нелегкой судьбе. За пятой кружкой слегка расслабившийся дьеши тоже взгрустнул и поведал, что он как глава одного из самых влиятельных кланов, полное дерьмо — ибо по дороге в Траг заплутал вместе с отрядом в болотах, да чуть там не сгинул вместе с остальными. — Наверное, меня уже ищут, — добавил дьеши задумчиво. — Я вестника отсюда должен был послать еще два дня назад. В этот момент дверь корчевы распахнулась от удара ногой, и внутрь ввалилось несколько насквозь промокших дьеши. Увидев парочку у огня, вновь прибывшие замерли, не донеся руки до оружия. — Нашли, — резюмировал дьяши вяло и махнул рукой — расслабьтесь. Что было дальше, Антор помнил плохо. Вроде бы, он принес еще хмеля и одеял, жаловался на разоренную кладовую, угрожал в темноту за окном и пытался утереться рукавом одного из дьеши. Слушал их походные рассказы и пьяно заверял, что они отличные ребята, и жаль, что он не родился дьеши. Поутру, проснувшись с головной болью, опухшим лицом и мерзким привкусом во рту, охающий Антор обнаружил перед собой разбитые кувшины и сваленные в кучу кружки. А так же недосчитался унесеных с собой одеял, нашел зассанную кадушку и горсть монет на столе, в качестве оплаты. Там же было тщательно вырезано ободряющее: "не боись". То ли тот клан оказался действительно столь влятелен, то ли слух о гостеприимном хозяине и вообще "хорошем мужике" быстро разнесся, но довольно скоро клиентов у Антора прибавилось. Платили они теперь исправно, а вот приходили чаще ночью, порой такие побитые и измученные, что Антор стелил им прямо на полу. Через годик Антор сделал пристройку, расширил второй этаж и превратил корчеву по сути в постоялый двор, где гости могли гулять хоть до утра, никем не тревожимые и обслуживаемые либо хозяином, либо нанятыми для этого подавальщицами. Правда, название корчевы за заведением так и осталось. Нынешний "Поющий Источник" имел и вышибалу, обычно дремлющего в уголке, и репутацию, и широкий круг посетителей, от сельтенов, до людей. Правило: не хочешь, чтобы трогали — не слушай чужие речи работало тут исправно, так что на Амарисуну и Мориана, устроившихся за столом у стены, никто не обращал внимания. Эльф медленно пил горячий хмель, Суна — нервно отщипывала мякиш от краюхи хлеба. — Хочешь немного? — предложил Мориан, протягивая кружку. На его щеках выступил легкий румянец, а глаза заблестели. — Что бы ты им подавился, — неприязнено отозвалась Амарисуна. — Долго еще тянуть будешь? Мориан сделал еще глоток. — Красивая ты, Амарисуна Ноэйл. Но характер…С таким характером надо иметь или много власти, или много заслуг, или большую силу, чтобы другие спускали тебе твой норов. Я бы подумал, прежде чем прелагать тебе стать моей Названной. — С девкой своей милуйся, — огрызнулась Амарисуна. Злость и нервное напряжение, скопившиеся внутри, затуманивали ей голову, не давая даже подумать, прежде чем сказать что-либо. Как ни странно, Мориан не обиделся на то, что его Названную обозвали девкой — скорее пропустил мимо ушей. Глотнул хмеля, жестом показал подавальщице, чтобы принесла еще и наклонился ближе к Суне, оперевшись локтями о столешницу. — Хорошо, слушай, — лицо эльфа стало серьезным. — Те знаки, что мы видели, — символы давно ушедшей эпохи. Я думаю, что во всех землях от силы найдется три-четыре любителя старых легенд и хранителя семейных знаний, которые скажут тебе, что жители той эпохи оберегали нас еще в те времена, когда первые эльфы только пришли в свои земли — беспомощные, глупые, жестокие. Пришли вместе с сельтами… Мориан прервался, так как кокетливо улыбающаяся подавальщица поставила перед ним кувшин хмеля. Эльф подмигнул девушке и та расцвела. Суна многозначительно кашлянула. Подавальщица фыркнула и отошла от столика, напоследок стрельнув в сторону Мориана глазами. Суна обеими руками взяла кувшин, налила в кружку тягучей горячей жидкости и сделала глоток — так слушать должно было быть легче. Эльф хмыкнул и отпил прямо из кувшина. — Хранители той эпохи видели, что в нас есть сила разрушать и созидать. В нас была магия, недоступная большинству других. Они взяли нас под свою опеку. Они развили лучшее, что было в нас, искоренив худшее. Они видели в нас своё продолжение — созидателей, оберегающих свою землю. Воинов, защищающих искренность, доброту и тягу к знаниям от грубости и жестокости. — Магов, — фыркнула, не удержавшись, Амарисуна. А может, то был хмель. — Много ли ее есть. Я была удивлена в Умбариэле, когда узнала, как сильна там природная магия. — Ты кое-чего не понимаешь, Суна, — покачал головой Мориан. — Нет никакой природной магии. Есть просто наш дар, наши способности. Они всегда были связаны с нашим образом жизни. Обрядами, обучением, знаниями, понятием долга. Они исчезли — и стали исчезать наши способности. — Исчезли — почему? — Суне стало жарко и она чуть распустила тугую шнуровку ворота рубахи. — Потому, что мы предали себя, — эльф покосился на шнуровку. — И тем, кто хранил память и знания, оставалось только придумать, как сохранить хоть крохи наших способностей. Придумать легенду природную магию — хотя это всего лишь отголоски того, что мы когда-то умели. Учить хотя бы этим жалким крохам. — Почему? — в горле у Суны пересохло. — Слушай. Мы пришли в наши первые земли в тот момент, когда эпоха хранителей шла к закату. Они готовились уйти — не знаю, куда, но знаю, что у них осталось незавершенным одно важное дело. Они не успели встретить то, что в их предсказаниях звалось Приходом. — Приходом чего? — Амарисуна подперла закружившуюся голову рукой. — Того, что могло уничтожить все созданное ими. Нас, мир, который они оставили. Наше будущее, в котором однажды мы должны были уйти вслед за Хранителями, — Мориан набрал в легкие больше воздуха, как перед прыжком в воду. — Они передали свою силу, свои знания нам, эльфам. Они ушли, но остались мы, которым завещали беречь тех, кого раньше берегли они. — Беречь? — Да. Они выбрали нас, как своих преемников. И эмъенов, которые должны были помогать нам, связанные клятвой верности друг другу. Клятвой крови — наши народы очень долго жили бок о бок, оберегая земли друг друга. — Ты говоришь о землях, сожженых в войне? — уточнила Амарисуна, у которой бешенно колотилось сердце. — О землях, которые мы бросили? Мориан кивнул. — Хранители дали нам ключ к безграничной силе, и та сама выбрала себе владельца — семью эльфийских тиа, тогда еще единой земли. Род Милари. Они поставили тринадцать новых Хранителей, которые поделили эту силу между собой. Во главе, как ключ к тайному знанию, стоял тиа, передающий свою силу старшему в семье, после своей смерти. Хранители были величайшими и мудрейшими воинами, способности которых были надежной защитой роду Милари. Из поколения в поколение они передавали свои знания, они были рядом с тиа и в гуще схватки, и в мирное время. Тринадцать, суть и залог нашей уверенности в себе. И тиа из рода Милари, обладающей неисчерпаемой силой… — Хранители… — Суна вспомнила свой давний разговор с Аэль и ее щеки запылали. — Значит, вот что это такое… А что за сила? Магия? — Не совсем. Представь… представь себе палочку, положенную на камешек. Она держится на нем лишь благодаря равновесию. Представь себе, что есть две бабочки. Белая и золотистая… — Ты пьяный? — Суна поморщилась. — Что за детские истории — камешки, палочки. Мориан подался вперед, зло скривившись. Его глаза горели, и Амарисуне показалось, что если она сейчас же не замолчит, то эльф её ударит. Девушка на всякий случай отодвинулась и замолчала. — Я сказал: представь! Так легче будет. Какая бабочка сядет раньше, на один из концов палочки, в ту сторону та и качнется. А кроме бабочек еще есть всякая мелочь, ползает туда-сюда, и равновесие чудом сохраняется в бесконечных колебаниях… Мелочь — это мы. А бабочки — это те силы, которые однажды… не сейчас… неизмеримое время позже, прилетят. Темнота и свет. Они прилетят просто потому, что однажды так должно случиться. Либо мир научится любить, либо — ненавидеть. Однажды, если мы не справимся со своей задачей, если себялюбие, жажда крови и ненависть все-таки перевесят, первой прилетит золотистая бабочка. Темнота. И все рухнет, и никто никогда не сможет уйти туда, куда ушли мудрейшие. В тот смысл, который нам не понять. И тогда тиа даст Хранителям доступ к силе, равной той, что придет. И они — защитники земель — смогут принять тот бой. Мессайя. — Мессайя! — выпалила Амарисуна. — Кто это? Мориан кивнул. — Да, я не был с тобой до конца честен там, когда мы читали знаки. Это тиа из рода Милари, который обладает доступом к той силе. — А эмъены? Ты сказал, что их выбрали с нами, так почему была та страшная война?.. — Потому что золотая бабочка прилетела намного раньше и эмъены попали под ее власть… Суна не выдержала. — Послушай, может хватит этой сказательной ерунды?! Бабочки золотистые, цветочки, травушка — ты же не ребенку сказку на ночь рассказываешь, про добрых зверушек и мудрых эльфов. Мориан пожал плечами. — Ну, хочешь, я буду называть все своими именами? Боль, кровь, злоба, беспощадность, беспроглядная тьма, ненависть, насилие. — Прекрати. Я поняла. Значит, эмъены просто жертва? — Да. Именно так. Не все, все началось с их Правителей. Те получили силу воздействовать на других. Было очень мало тех, кто сохранил ясность разума. Тех убили, или они сбежали сами. А потом эмъены напали на сельтов, на другие земли… Мы отказались от помощи…Мы дрались сами, друзья с бывшими друзьями, мы потеряли больше половины нашего рода… Мориан, забывшись, стукнул кулаком по столу. К счастью, в этот момент за столом пирующих раздалось громкое: " За сделку!" — и на эльфа никто не обратил внимания. — Так почему тиа и Хранители не использовали ту силу, о которой ты столько говорил? — Если бы я знал, Суна… — Они ведь погибли. Да? Весь род Милари? Мориан приложился к кувшину. Похоже, эльф решил избавиться от какой бы то ни было ясности ума сегодня. — Все повторяется, — хрипло ответил он. — Все повторяется, потому что тиа Милари не использовала свой дар. Эмъены готовят новую войну. Амарисуна, открывшая было рот чтобы спросить, что именно повторяется, поперхнулась и закашлялась. — Что?!! Мориан устало потер глаза. — Знаешь, как я стал Изгнанником? Прокашливающаяся Суна отрицательно мотнула головой — откуда бы ей знать? Порядком захмелевший эльф криво усмехнулся. — Я из очень старого рода, Амарисуна. Рода, который был уверен, что война не закончена, что эмъены найдут способ и силы вернуть свою покровительницу и закончить начатое дело. Переписать всю историю этого мира. Мои предки скрывали своё истинное происхождение, чтобы никто, никто из эмъенов не знал о нас… Мориан перешел на тревожный шепот, и Суне пришлось наклониться ближе, коснувшись макушкой макушки эльфа, чтобы расслышать. — Они ищут. Ищут один старый, старый договор, который докажет всю лживость существующего Закона. — Договор? — Суне стало очень, очень неуютно. Эльф кивнул. — В конце войны тогдашний Правитель эмъенов, понимая, что проиграл, заключил договор с наместниками некоторых эльфийских земель, будущими тиа. Они обещали использовать свое влияние, чтобы утвердить Закон, который делал бы любого эльфа, отнявшего чужую жизнь, Изгнанником. — Но зачем?! Мориан положил подбородок на ладони. — А как ты сама думаешь? Формально Закон должен был оберегать наш род — ты же помнишь, с какой трогательностью он воспевается во время церемоний. На деле под страхом изгнания эльфы почти полностью потеряли свои магические и воинские способности. Конечно, остались еще воины Клана, но благодаря паре нужных реплик со стороны тиа-предателей к ним установилось соответствующее отношение. Когда эмъены начнут войну, мы не сможем им противостоять. Большинство сельтенов их поддержит, дьеши, часть арги… Люди и сельты окажутся просто беспомощны. — И… что же это за тиа-предатели? — с замиранием сердца спросила Суна, больше всего боясь услышать имя Андагриэль. Мориан пожал плечами. — Я не знаю достоверно. Я знаю эту историю, знаю, что потомки тех тиа связаны договором и продолжают соблюдать его. Все копии договора у них на руках, кроме одной, невесть как потерявшейся в одном из последних, местных сражений. Сама понимаешь, если договор будет найден и станет известен Совету… Это будет совсем не на руку эмъенам. Вот они уже который год и рыщут по хранилищам летописей, вербуя эльфов и на всякий случай сжигая то, что удается сжечь. — Вербуя? — Суна нахмурилась. — Они используют какую-то магию? — Вроде того, — кивнул Мориан. — Не знаю точно принципа ее действия, но, во-первых, она дана им их покровительницей, а во-вторых, крайне нестабильна и непредсказуема. Несколько лет они испытывали ее в дальних уголках земель и даже на отдельных селениях — разумеется, почти все донесения об этих событиях или были не приняты во внимание не желавшими волноваться тиа, или же на собрании Совета искусно обойдены тиа-предателями. Убедившими остальных, что это всего лишь волнения, не несущие угрозы эльфйским землям, — Мориан горько скривил губы. — Селения… — эхом отозвалась Амарисуна. И встрепенулась. — Это должна была рассказать Елайя? — Да. Эллор должен был прибыть к Андагриэль раньше прочих и убедить ее поставить перед Советом вопрос не только о смерти тиа, но и о событиях в земле Андагриэль, о волнениях в Дальних землях и о… Законе. Я уверен, что Эллору можно доверять. — Ты веришь и моей тиа? — с облегчением спросила Суна. Мориан кивнул. — Верю. В свитках моей семьи несколько раз подчеркивалось, что род Андагриэль больше, чем какой-либо другой заслуживает доверия. Но я так и не успел узнать, почему. — Изгнание, — напомнила Суна. — Как ты стал Изгнанником? Эльф закрыл глаза. — Мои родители давно готовили меня к одному важному разговору. К сожалению, они не успели. Оба были Наемниками. В основном — сопровождали торговые обозы или некоторых особо влиятельных сельтов и людей в их путешествиях и переговорах. Говорили, что так устанавливают нужные связи и проверяют, кто чего стоит… В любом случае, последнее их путешествие закончилось на моих глазах. — Мориан… Между бровей эльфа пролегла морщинка. — Я ехал им навстречу, ожидая увидеть лошадей, лениво тянущих за собой телеги, а приехал в самый разгар схватки. Нападение было хорошо организовано — знали и какой дорогой повезут, и что в числе Наемников будут эльфы, владеющие силери, и сколько всего охраны. И на каком отрезке пути лучше атаковать. Говорят, тот отряд дьеши вообще славился своей способностью добывать сведения. Эльф открыл наполненные тоской глаза. — Мы отбились, Суна. Не зря же родители считались одними из лучших Наемников в тех краях. Вот только они погибли у меня на глазах — все, что я смог сделать, это не дать уйти их убийцам. Эльф брезгливо поморщился. — На городском суде в Траге оставшиеся в живых дьеши красочно расписали скольких я убил. А уж кто донес в мою землю, Вендориан… — Так ты из Вендориана, — протянула Амарисуна, стараясь отогнать от себя видение клеймения эльфа. Саму процедуру она никогда не видела, но почему-то представлялась молчаливая толпа и кузнец с горячими щипцами в руках. Глупость, конечно. — Я не поленился, вывез из нашего дома все летописи, хроники, касающиеся рода, все ценные вещи, — усмехнулся Мориан. — И пожелал сгореть всем тем, кто меня осудил. Кому было все равно, что на той дороге легли мои родные. Суна промолчала. — Надеюсь, мое пожелание исполнилось, — зло добавил эльф. — Разобрав хроники, я узнал и об эмъенах, и о договоре. Узнал о том, что у моих родных были друзья в нескольких человеческих поселениях и среди сельтов, в паре городов. Я потратил много времени, разыскивая их, чтобы выяснить, знают ли они кое-что, что помогло бы мне увидеть всю картину целиком. Узнать то, что мои родители не стали записывать и не успели рассказать мне. В тот день, когда ты пришла в школу Стражей, я как раз закончил сборы. Потому, что узнал, куда мне надо держать путь. — И куда же ты на самом деле едешь, Мориан? — подобралась Амарисуна, чуя, что кульминация рассказа близка. Мориан поправил сползший обруч, выпрямился и сделал жадный глоток из наполовину опустевшего кувшина. — В старый центр эльфийских земель. — Землю Милари? Но зачем?! Эльф набрал в легкие воздуха. — Там, в самом сердце земли Милари, остались уцелевшие Хранители. Они ждут уже несколько сотен лет. — Что? — у Суны сел голос. Сквозь заложившие внезапно уши она слышала тихий шепот эльфа, почему-то отдававшийся внутри громкими ударами. — Последние Хранители, — повторил Мориан. — Насколько я знаю, эмъены и их союзники ничего не знают о них. Найти Хранителей — мой шанс узнать все до конца и остановить грядущую войну. Амарисуна потерла виски, пытаясь унять головокружение. — Но почему один? — яростным шепотом спросила она. — А кого мне просить о помощи? — приподнял брови Мориан. — Тиа Эллора или Андагриэль, чтобы эмъенам стало интересно, куда это собрались несколько тиа? Просить ехать с собой людей, сельтов? Те, кто знал мои родителей, кто понимает важность этого дела, уже довольно стары для долгих путешествий. Все, что они могут сделать — по мере сил готовиться к возможному нападению эмъенов. И то, как рассказать обо всем широкому кругу соседей, если ты не уверен, что кто-то из них — не союзник эмъенов? — Как ты оказался тогда в святилище? — перебила эльфа Амарисуна. Мориан потер лицо руками. — Я узнал, что двое попавших под влияние эльфов были отправлены убить тиа Алэмсуаэль. Я не успел остановить их. Но нагнал в Андагриэль — полагаю, они собирались обыскать хранилище летописей… Один меня ранил у самой земли — его тело я сбросил в реку. Второго я нагнал у Ссвятилища, но мне уже не хватило сил справиться с ним. — Да, мы нашли его… — глаза Амарисуны потемнели. — Но не смогли помочь справиться с той силой, что держала его под контролем. Он умер. Эльф промолчал. — Зачем им была нужна смерть тиа Аэмсуаэль? — Она была наследной Хранительницей, — Мориан тяжело вздохнул. — А я не уберег ее. Я опоздал — и я всегда буду помнить эту вину за собой. Вину перед всеми нами. Амарисуна задержала дыхание. — Кто ты, Мориан? — пытливо заглянула Целительница в глаза эльфу. — Ты тоже Хранитель? Эльф закрыл глаза и положил голову прямо на столешницу. — Я — Мориан, — пробормотал он. — Мориан Чилуэнь Мичиалель. Последний наследный тиа эльфийских земель. Если я вернусь — по закону я имею право стать единственным правителем… Только, боюсь, править скоро может быть нечем. Амарисуне показалось, что сейчас она потеряет сознание. Вцепившись руками край столешницы, чтобы не упасть, девушка поморгала, отгоняя прочь навалившуюся темноту, с трудом сделала вздох и медленно повторила про себя последние слова эльфа. "Тиа… Последний наследный тиа…" — Мориан… — потрясенно прошептала она, — но как, Мориан? Эльф не ответил. Единственный наследный тиа спал крепким хмельным сном. *** Дорога до указанного покойным осведомителем села оказалась короче, сем ожидал эмъен. Измученный долгой лихорадочной скачкой, конь в конце концов споткнулся и подвернул ногу. Пришлось спешиваться, обтирать взмыленное животное лопухами и травой, брать под узцы и вести за собой. От первой порции присланной погони Алларду удалось отбиться удивительно легко. То ли отец все же рассчитывал, что сын образумится, вернется и пояснит свой внезапный побег и раскроет последнее донесение осведомителя, то ли посланным воинам не хватило духу всерьез драться с наследным Правителем. До того, как отец узнает о гибели отряда и найдет исполнителей поближе к Алларду, надо было успеть добраться до села с глупым названием Очушки. " Наследник…мой доносчик узнал, что Наследник держит путь в Очушки", — прохрипел тогда взятый за горло Шех-ха и Алларда словно хлестнули кнутом по спине. О существовании тиа рода Милари не знал даже Амарг. И надо было найти тиа до того, как Амаргу станет о нем известно. *** — Я благодарна всем, что вы приняли мое предложение провести сбор Совета именно в нашей земле, — Андагриэль окинула взглядом собравшихся и постаралсь унять легкую дрожь в голосе. Тиа стояла в центре круга, образовываемого всеми, кто собрался на Совет. В зале Дома было по-вечернему прохладно, плясали на стенах тени от свечей, и пахло теплым воском, деревом и чистой тканью — Всех нас потрясла гибель тиа Алэмсуаэль, — склонил голову тиа земли Суарэн. — Но вы не знаете о том, что примерно в это же время в моей земле был найден эльф, пораженный странным, страшным недугом, — продолжила Андагриэль. Члены Совета переглянулись. — Моя Целительница не смогла спасти его. Он погиб… в страшных муках, — закончила Андгриэль, переглядываясь с Эллором. Тот ободряюще кивнул. В зале повисла тяжелая тишина. — Но что же случилось? — тихо спросила тиа Лучиэня. — Я не знаю. Но я слышала, — тут Андагриэль очень захотелось зажмуриться, чтобы лучше вспомнить придуманную ими с Эллором речь, — что в темные времена такое состояние было знаком воздействия магии. — Прости, ты что именно подразумеваешь под темными временами? — вкрадчиво, после паузы поинтересовался тиа Суарэна. Андагриэль скосила глаза на мужа. Ондор одним губами прошептал ей "давай". — Войну с эмъенами. Зал взорвался удивленными возгласами. — Ты хочешь сказать, что несчастный случай с тиа Алэмсуаэль и непонятный недуг — повод, чтобы возвращать в нашей памяти те страшные времена? — возмутилась тиа земли Фонтоар. — Мы потратили столько сил, чтобы забыть о наших потерях, о пролитой крови — и ты выискала причину, чтобы напомнить нам о ней?! — Мамочка ничего не выискивала! — звонко выкрикнула раскрасневшаяся Милари. Тиа Андагриэль подняла ладонь, призывая всех успокоиться. — Тиа Алэмсуаэль была убита — или вы полагаете, что рана под ее ребрами возникла сама собой? — Это мог быть дикий зверь — тиа нашли на границе с лесом, — жарко возразил тиа Ундана. — Нельзя по одному трагическому случаю сразу делать такие… страшные выводы. — Дикий зверь, пропоровший тело точно между пятым и шестым ребром?! — не выдержал Ондор. — Не менее вероятно, чем версия о таинственном убийце, связанном с эмъенами, — парировал тиа Ундана. Андагриэль бросила тоскливый взгляд на Эллора. "Ни слова о Мориане, о хранилищах летописей и о том, что двое эльфов напали на Мориана. Пока мы не узнаем, кому можно верить, мы не можем говорить о нашем тиа". — Полагаю, тиа Андагриэль имеет ввиду так же и тот факт, что уже давно ходят слухи о беспокойствах на дальних границах и возле Открытых земель, — мягко вступил Эллор. — Да и недалеко от Амэль Юрэнана несколько лет назад произошел инцидент… — Вот тогда бы пусть тиа этих земель и прибыли бы на совет, — оборвал его тиа земли Суарэн. — Вокруг нас неспокойно, — продолжила Андагриэль упрямо. — Погибла тиа, в моей земле появился эльф с проклятьем, которое когда-то использовали эмъены. Говорят, что на границах с некоторыми эмъенскими поселениями стали часто пропадать путники. У Дальних земель собираются арги и дьеши, в городах стали открыто вызывать на конфликт эльфов. Мы потеряли былые уважение и силу. Я не хочу, чтобы, если что-то случится, моя земля оказалась беззащитна. Я предлагаю обсудить отмену Закона и вспомнить причины его принятия И в наступившей полной, оглушающей тишине четко и обвиняющее прозвучал голос тиа земли Суарэн: — Тиа Андагриэль не понимает, о чем говорит! Из-за двух трагических, но не связанных между собой событий, она хочет посеять панику и вернуть нас обратно в хаос и войну! Голос Андагриэль потонул в обрушившемся на зал шуме и крике. *** То, что они заблудились, Амарисуна поняла относительно давно, но так и не решилась сказать об этом Мориану. — Я на него даже смотреть не могу теперь, — жаловалась она утром Вихрю, удивительно спокойно выслушавшему сбивчивый рассказ Суны. Сам Мориан, мучимый похмельем, сидел в своей комнате, опустив гудящую голову в кадку с прохладной водой. — Смотрю на него и сразу вспоминаю, что он не Мориан-Изгнанник, а Мориан-тиа. Как мне с ним теперь себя вести? — Как обычно, — ответил меланхолично Вихрь. — Ты на него, помнится мне, даже кричала. А он был тиа и тогда. Не заставляй его чувствовать себя неловко. Теперь, сидя на спине то и дело тянущегося сожрать что-то растительное единорога, Целительница размышляла над сказанными им словами. " В конце концов, сейчас он просто эльф, который путешествует со мной бок о бок, а вчера вообще безобразно напился", — решила она, наконец. "Вот разгонит эмъенов, вернет себе земли, накажет предателей, тогда и посмотрим, какой он тиа". — Мы заблудились, Мориан, — громко сказала Амарисуна и у нее покраснели щеки. Мориан, медленно ехавший впереди, даже не повернул головы. Смешинка осторожно ступала по едва заметной тропе, которая то и дело терялась в сплетении корней, опавшей листве и чахлой, болотного цвета траве. Сквозь толстые ветви задумчивых деревьев проглядывали золотисто-красные солнечные лучи. Где-то вдалеке тоненько и как-то неуверенно вывела трель птица. — По-моему, эту тропу — если это вообще она — проложили зайцы, — сказал свое веское слово Вихрь, что-то выплюнув. — Здесь нет зайцев, — отозвался эльф, до сих пор маящийся больной головой. Суна почесала единорога за ухом. — Хорошо, олени. Я тебе точно говорю, ни один уважающий себя единорог сюда бы не забрел, — настойчиво гнул свое единорог. — Ни один уважающий себя единорог не стал бы звать себя Вихрем, так откровенно намекая на свои скоростные способности, — парировал эльф. — Да ну тебя, — единорог досадливо мотнул головой. — Слушай, что тебе тут не нравится? — складки плаща шевельнулись — Мориан повернул корпус к Вихрю, за что и поплатился — оказавшаяся на уровне головы ветка больно хлестнула по затылку. — Все, — мрачно отозвался Вихрь — Здесь почти не поют птицы, мы не видели ни одно животное, и здесь нет насекомых. Мориан, ты когда-нибудь видел лес без насекомых? Еще вчера меня чуть не сожрали, а теперь — они передохли что ли все? — Я есть хочу, — жалобно протянула Амарисуна и погладила себя по животу. — Не говори со мной о еде! — позеленел Мориан. — Ты только не волнуйся — а то с седла свалишься, и мы лишимся последнего наследного тиа, — немедленно отозвался единорог. Мужчина натянул поводья, останавливая Смешинку, и спрыгнул на землю. Суна, охая, кое-как слезла следом и помассировала поясницу. — Между прочим, — эльф вытянул указательный палец в сторону Суны. — Это ты посеяла всю нашу еду. Еще рыскала с Вихрем вокруг да около и причитала: " мешок не мог отвязаться сам, Вихрь, признавайся, ты специально перегрыз веревку!". Эльф вдруг замолчал и задумался. — Думаешь, он правда перегрыз веревку? — спросила Суна, помахав перед лицом Мориана ладонью. Смешинка заржала, за что была немедленно укушена Вихрем за круп. — Тихо вы, еще потасовки среди веток нам тут не хватало, — одернула их Суна. — Мориан? Эльф помассировал виски руками. — Я все думаю, я поехал через лес, потому что, судя по карте, это сократило бы нам путь до Амэль Юрэнана на день, а то и больше, чем в объезд по дороге. Надо только придерживаться севера. Так почему у меня ощущение, что мы… Нет, ерунда. — Ты думаешь, мы могли сбиться с направления? — тревожно спросила Амарисуна… — Думаю? Ты сама сказала, что мы заблудились, — сердито посмотрел на нее Мориан. — Чего уж спрашивать. — А кто у нас тут предводитель? — осведомился Вихрь, выставляя вперед рог. Мориан показал единорогу кулак. — Мы ехали нормально, до тех пор, пока ты, когда Суна мешок искала, не убежал за деревья жрать ягоды, а потом скакал между кустов и орал, что у тебя во рту все горит, а мы за тобой бегали. — Не жрал, а ел, — оскорбился единорог. — Откуда в последнем наследнике и так далее столько грубости? Мориан разрубил воздух ладонью. — Все, ищем место для привала, я достаю карту, и будем разбираться. — А покушать? — Суна выразительно шлепнула себя ладонью по животу. — А покушать — ищи ягоды, если отравиться не боишься — мрачно ответил эльф. Развести костер удалось только с четвертой попытки. Сначала на расчищенном Морианом пятачке обнаружилось гнездо крайне недовольного зверька, похожего на мышь, и Мориан, поглядев на него несколько секунд, вздохнул, уложил листву обратно и перешел на другое место. Потом выяснилось, что собранное для костра топливо не желает загораться, ну а в третий раз на едва затеплившийся огонек чихнул Вихрь. Ужинали подозрительного вида грибами и кипяченой в котелке водой, приправленной сушеной мятой. Несмотря на голод, нарвать ягод, даже кажущихся знакомыми, Суна не рискнула — Вихрь тоже был уверен, что ест безобидную "воронью смерть", почему-то ягоды окрестили именно так, хотя случаев отравления с летальным исходом среди ворон припомнить никто не мог. После скудного ужина есть хотелось еще сильнее, и Суна, чтобы как-то отвлечься и приглушить чувство голода, пристроилась рядом с эльфом, изучать карту. — Где Очушки? — спросила она, отчаявшись разорабраться в полустертых каракулях вместо подписей. — Тут, — Мориан ткнул пальцем в один из кружочков, обнаружил, что ноготь на пальце черен и полон грязи и страшно смутился. — А где мы въехали в лес? Мориан перестал грызть ноготь и снова показал на карту. — Здесь. Ехали в этом направлении, но… ума не приложу, где мы сейчас. — Тоже мне, глава отряда, — фыркнул Вихрь, сунув нос в котелок. Тара была пуста, и единорог, вздохнув, принялся объедать мох с ближайшего дерева. Эльф едва уловимо покраснел, и Суне стало его жалко. Легко ли вот так ехать в неизвестность, не зная, кому доверять, да еще и держать ответственность за свалившуюся на голову Целительницу? Надо бы сказать что-нибудь ободряющее, приятное… — А твоя Названная знает, где ты сейчас? — ляпнула Амарисуна. И прикусила язык. — Примерно знает, — помолчав, ответил помрачневший Мориан. — Я периодчиески отправляю к ней вестников. — Что-то ты не похож на счастливого возлюбленного, — не выдержала Суна. Распроклятая Названная не давала ей покоя с тех пор, как она узнала о ее существовании. Мориан свернул карту и спрятал ее в дорожную сумку. — Ее отец спас мне жизнь, — отозвался эльф, не глядя на Суну. — Я не смог спасти его — дерево рухнуло во время урагана. Мы с Аярой были дружны, очень дружны, но не более. Разве я знал, что она меня т а к любит? Разве я мог предположить, что ее отец, видимо, желая ей счастья, воспользуется моим долгом и, умирая, возьмет с меня слово, что я свяжу с ней судьбу? — Она знает, кто ты? — Амарисуна не смогла заставить себя называть девушку по имени. Мориан покачал головой. — Когда меня заклеймили, я соврал, будто спасал жизнь одной асмантке. Оказался втянутым в драку. Я полагал, что она освободит меня от слова. — Но она не освободила, — насупившаяся Суна разворошила пальцем листья на земле — Нет. Сказала, что теперь любит меня еще больше — за мою храбрость, — Мориан помолчал и нехотя добавил. — Каюсь, я отправил ей шэт'та из Умбариэля. Рассказал, что оказался втянут в серьезные неприятности. Что возможно грядет война, и что ей бы лучше забыть меня и уехать подальше. Потому, что я могу не вернуться. — Шэт'та? — удивилась Суна. — Ты, подозревающий всех и вся, отправил ей вестника? — Мне было плохо, — признался эльф. — Там, в Умбариэле, я на какое-то время вернулся в свое прошлое. Стал частью земли, а не Изгнанником. Забыл о своей дороге. Когда опьянение иллюзией прошло — какое-то время было больно. Мне хотелось освободить ее от такой же боли, которая придет, если мы совершим обряд, и потом она потеряет меня. Амарисуна медленно втянула в себя воздух. — Так ты свободен теперь? — Не знаю. Шэт'та с ответом еще не прилетел. И пока что я еду в Миарронт, чтобы исполнить обещание. К своей Названной, что так любит работу в лавчонке у сварливого арга, вдали от своей земли. Мориан легонько улыбнулся. — Ты ее любишь? — тихо спросила Суна между двумя ударами сердца. — Как друга. Не как женщину, — откровенно сознался эльф. — Но ты свяжешь свою жизнь с ней? — Амарисуна обнаружила, что мир вокруг чуть-чуть повеселел. — Если она не изменит своего решения. Я обещал и сдержу данное слово. — Не очень-то это честно по отношению к ней, — проворчала Амарисуна. Эльф пожал плечами. — Аяра не глупа и прекрасно видела, как я отношусь и к ней, и к обряду. Тем не менее, она верит, что мы можем быть счастливы. Ее желание — соединиться со мной в обряде, а я не могу нарушить обещание. — Чушь какая, — вмешался все это время внимательно слушавший единорог. — Напридумывали себе слов и долгов, и идете за ними как слепая лошадь. Будь мужчиной, прими верное решение. — Поучи меня еще, — огрызнулся Мориан. — Что же, по-твоему, верно? Вихрь смерил его взглядом. — Не сломать судьбу себе и женщине, заранее обрекая себя на равнодушную, не наполненную счастьем жизнь. — Не много-то моя жизнь сейчас стоит, — хмыкнул эльф, и Суне показалось, что ему очень хочется согласиться с Вихрем. — Верно, — согласился неожиданно единорог. — Но если ты не знаешь, когда сдерживают обещание, а когда — идут на поводу подвоха, то твоя жизнь стоит еще меньше. Повисло неловкое молчание. Амарисуна огляделась по сторонам и поняла, что стемнело. В пылу разговора хватало и света костра, а теперь вдруг оказалось, что это не свет — а маленькое пятно посреди черноты. А лес ощерился качающимися и стонущими верхушками деревьев. Кроме этого стона, да шума ветра не было слышно ничего — ни далеких голосов зверей, ни ночных птиц, ни трескотни насекомых. Эльфы подкинули веток в костер. Посидели, погрели руки, поговорили о значении символов в раннеэльфийских балладах и о том, какие украшения больше подошли бы Суне. Лес продолжал шептать ветром. Целительница подумала, не сбегать ли в кустики, но не решилась отойти от костра. Не Мориана же ей просить сходить с ней, покараулить. Спать не то, чтобы не хотелось — не представлялось возможным, так как путников не покидало ощущение, что в темноте за деревьями кто-то притаился. После того, как об этом сказал Вихрь, подобравшийся поближе к костру, Мориан поднялся, беря лежавший рядом меч. — Пойду, посмотрю вокруг. — Не надо, — Суна ухватила его за руку. — Лучше сиди здесь, рядом с нами. Мне… страшно. Мориан усмехнулся. — Нет, давай лучше ты тоже возьмешь свой меч, и мы пойдем вместе. Ты громко кричишь, у тебя острый язык и думаю, никто в здравом уме не рискнет напасть на тебя. — Ты… — начала Амарисуна и осеклась испуганно. Ей показалось, что впереди шевельнулась тень. Девушка встала и спряталась за спину эльфа. — Мориан, не ходи никуда. Не бросай нас тут. Мне это не нравится, все здесь не нравится! — перешла Целительница на громкий нервный шепот. Где-то справа хрустнула ветка. Мориан резко повернулся, выставляя меч, Вихрь наклонил рог, а Суна вцепилась Мориану в рукав — страшно было до трясущихся пальцев и заставить себя взять в руки меч, и встать рядом не было ну никакой возможности. — Ну? — спросил Мориан, вглядываясь в темноту за деревьями. — Мне самому идти или как? Хрустнула еще одна ветка, шаги приблизились, а потом из темноты раздался вздох, от которого у Амарисуны волосы встали дыбом. — Или как, — ответил мягкий мужской баритон на каярре. — По правде говоря, я умираю от усталости и жажды, и мне не хочется закончить свою жизнь в этом поганом лесу, будучи заколотым мечом или забитым копытами единорога. — Покажись, — потребовал Мориан. Прошуршали сухие листья под ногами. Суна присмотрелась и увидела, как из-за деревьев выходит высокая, худощавая фигура, вся в черном, сливающаяся с темнотой. Амарисуна тихо выдохнула, подняла меч с земли и встала рядом с эльфом. Фигура медленно, с грацией ма-а подходила ближе, пламя костра осветило бледное лицо, с немного резкими чертами, черные глаза, неровно стриженные короткие волосы со спадающей на лоб челкой, аккуратно очерченные губы, сложенные в чуть презрительную улыбку. Мужчина — на вид чуть старше Мориана — приподнял руки, разведя их в стороны, показывая, что не задумал ничего плохого. Это было крайне кстати, поскольку за спиной у него висела силери. Мужчина осторожно положил оружие на землю, и поднял руки снова, развязывая завязки плаща. Ткань с тихим шелестом упала на землю, и Суна поняла, почему ни она, ни Мориан, чувствуя присутствие этого мужчины, не смогли точно этого определить и подтвердить, как не услышали бы сразу его шагов, вздумай он подойти к ним незаметно. Сапоги из мягкой кожи, черные штаны, темная куртка, мешок, перекинутый через плечо, черные крылья, распахнувшиеся за спиной. Кто, кроме эльфа может подойти так неслышно? Только эмъен. |
|
|