Глава 4

За два месяца, предшествующих свадьбе, Кирилл ни разу не пожалел о своем решении. Напротив, он лишь с каждым днем все больше убеждался в его правильности. Ну в самом деле, чего тянуть? Прав Семен Львович, тысячу раз прав. Это неустроенным людям, из малообеспеченных семей, приходится потом и кровью зарабатывать себе место под солнцем. Долго и нудно искать себя в этой жизни, а найдя, добиваться зарплаты, достойной собственных знаний и опыта, такой зарплаты, чтобы не довелось детей голодом морить, в обноски одевать. А ему-то чего тянуть, чего еще от жизни ожидать?!

Квартиру, пусть не очень большую, но вполне достаточную для двоих, он к этому времени имел. Когда появятся дети, эту квартирку, естественно, придется менять на что-то более приличное, на трех-четырехкомнатную. В данный момент ему это было не по зубам, вернее, он и теперь имел необходимую сумму, но опять же сугубо виртуально, как и отец. Потому что, как и он, тоже каждую свободную копейку вкладывал в дело. Себе оставлял по минимуму, только самое необходимое: чтобы было где жить, чтобы было что есть, чтобы не ходить в дешевых тряпках, да еще и пешком. Все остальное пока что казалось не слишком важным: не пришло еще его время кататься на Мерседесах да Ламборджини. А для того, чтобы его время пришло, нужно жить по средствам, а не пускать пыль в глаза.

Так что Кирилл отдавал себе отчет, что с женитьбой его налаженная размеренная жизнь, многие его планы понесут существенные изменения. Впрочем, обычно до рождения детей проходит некоторое время, минимум девять месяцев — это только в кино героиня появляется с коляской сразу же после кадра, где на пышной свадьбе гости дружно скандирую "Горько!" Так что времени у него достаточно для того, чтобы заработать на улучшение жилищных условий. Конечно, он планировал и эти средства тоже пустить в дело, но что поделаешь — жизнь вносит свои коррективы. А может, они с Тамарой и не будут спешить с ребенком, может, примут благоразумное решение пожить пару-тройку лет для себя? Тогда вообще никаких проблем: и бизнес не пострадает, получив очередную порцию финансового вливания, и жене с детьми не доведется ютиться в двухкомнатной квартире.

Конечно, хорошо бы самому перебраться за город, в один из тех коттеджей, постройкой которых и занимается его фирма. Но, во-первых, самому себе такой коттеджик пока еще был не по зубам, вернее, после постройки собственного дома у него не осталось бы средств для бизнеса, а во вторых, менять шило на мыло, то есть городскую квартиру на маленький скромненький загородный домик не хотелось. Если уж и перебираться за город, то в дом, в который не стыдно было бы пригласить тестя с тещей, то есть не хуже, чем у Зельдовых. А такой домик Кирилл еще нескоро сможет себе позволить. Разве что с помощью отца. Но как-то стыдно молодому здоровому мужику рассчитывать на помощь отца. Да у того и денег-то свободных никогда не бывает. А оттягивать их из бизнеса отца — еще более некорректно, чем из собственного.

Нет, решено. С детьми молодые супруги спешить не будут. А для двоих им вполне хватит имеющейся у него на данный момент квартиры. Пару лет они очень даже запросто в ней проживут. Кирилл принял решение и вздохнул спокойно. Да, теперь можно спокойно готовиться к свадьбе.

Сомнений в правильности решения о женитьбе Кирилл не испытывал. Конечно, сам бы он вряд ли в ближайшее время надумал связать себя семейными узами с кем бы то ни было. И, пожалуй, вообще нескоро задумался бы об этом шаге. Так что с уверенностью можно сказать, что подтолкнул его к мысли о женитьбе Зельдов. Подтолкнул — не то слово! Это уже называется не подтолкнул, это уже собственноручно поставил на дорожку с надписью "семейная жизнь" и сказал: "Иди!"

Это в первые минуты Кирилл почувствовал от такого поворота событий дикий дискомфорт. Вот и в ресторане все отмалчивался, не в силах оторваться от неприятных мыслей. А чуть позже, когда остались они с Тамарой наедине, все как-то резко переменилось. И место неприятных мыслей было уже прочненько занято очень даже приятными ощущениями. С Тамарой он чувствовал себя уверенно и даже комфортно. Тогда почему бы, собственно, и нет? Очень даже эффектная дамочка, не столько, пожалуй, красивая, сколько именно эффектная. А благодаря маленькой странности губ еще и загадочная, таинственная, даже в некотором роде опасная, что в свою очередь добавляло не только шарма ей, но и адреналина в кровь Кирилла. Такую жену ему не стыдно будет представлять партнерам по бизнесу: "Имею честь представить, господа: моя жена, Тамара Семеновна Андрианова!"

Нет, нельзя сказать, что до Тамары у Кирилла не было достаточно красивых женщин. Были, были. Всякие были: и поскромнее, и покрасивее, и поэффектнее. Бывали даже и поопаснее Тамары. Однако ему никогда не пришло бы в голову связать свою жизнь с кем-либо из них семейными узами. И не потому, что почти каждая из них сама неоднократно намекала, что хорошо бы было узаконить отношения. Не из чувства противоречия, не от привычки всегда все делать наоборот. А потому, что не было у Кирилла уверенности в том, что их привлекает именно его скромная персона, а не финансовые возможности, тщательно скрытые за неброским, в общем-то, автомобилем. Каждый раз где-то в глубине души противненько ворочался червячок сомнения: "А любит ли, я ли ей нужен, или те блага, до которых она планирует добраться под моей фамилией?" Пусть не такими уж большими благами он владел, пусть отец его, уважаемый Александр Никанорович, жил довольно скромно, однако фирма "Астор", принадлежащая Андрианову-старшему, была в городе знакома всем и каждому, потому что значилось это коротенькое слово на вывесках аптек и магазинов оптики, на крыше самого крупного в городе супермаркета, и на фотолабораториях, и на парочке крутых бутиков. Ведь помимо перевозок и деревообрабатывающего заводика Александр Никанорович не брезговал и такими, казалось бы, мелочами, необходимыми каждому человеку.

Александр Никанорович неоднократно предупреждал его:

— Смотри, сынок, не проколись. Тебе нелегко будет устроиться в жизни. Не в материальном плане, нет, гораздо хуже. Поверь мне, без больших денег прожить можно. А вот без любви, без той единственной и неповторимой, предназначенной одному тебе небесами — нельзя. Может быть и можно, а вот прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно — нельзя. А найти ту единственную, которая твоя, тебе будет в миллион раз труднее, чем мне. Потому что я был гол как сокол, я даже дома не имел, когда с твоей матерью познакомился. Я жил в общежитии, и даже не догадывался о том, что когда-нибудь буду работать не на государство, а на самого себя. Я не обещал ей ничего, ровным счетом ничего, даже звезду с неба — потому что никогда не был романтиком. Но она все равно была рядом. Ее устраивал деревенский нищий паренек, ей не блага мои были нужны, а я сам. А на тебя смотрю — и сердце болит. Как ты сможешь найти ту, правильную? Которую бы и шалаш устроил, только бы рядом был ты. Таких, как наша мама, нынче днем с огнем не найдешь, таких нынче ни одно предприятие не производит. Потому что сейчас каждая спит и во сне себя видит женой миллионера. Заметь — мало кто из них рвется самостоятельно стать на ноги, еще меньше тех, кого деньги вообще не слишком интересуют. Зато все, как одна, мечтают выйти замуж за богатого, при этом еще желательно иностранца. Если раньше хотели за красивого, то теперь — пусть урод, пусть немощный старикашка, зато богатый. И как выбрать, если они все такие хорошие, такими глазками на тебя глядят, с такой любовью, да искренне-искренне! А что у нее на уме — поди, догадайся.

Кирилл молча слушал, мотал на ус и мысленно соглашался с каждым словом отца. Он вообще привык ему доверять, да и кому еще верить, как не родному отцу?

Андрианов-старший крякнул недовольно, как будто все женское народонаселение страны могло увидеть и услышать его недовольство их недостойным поведением и тут же устыдиться, прихлебнул пива прямо из бутылки, продолжил монолог:

— Вот и думаю я, Кирюша, что тебе жену нужно выбирать из нашего круга. Не ради денег, не ради выгоды для бизнеса. Я никогда не понимал и никогда не приму всех этих мезальянсов, когда женятся сугубо из соображений выгоды с той или иной стороны, ради слияния двух крупных состояний в одно огромное. А вот для того, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что замуж идет за тебя, а не за деньги — надо брать жену из обеспеченной семьи, желательно даже хоть чуточку, но более обеспеченной, чем наша. Не ради денег, сугубо ради уверенности, ради душевного покоя. Деньги — что деньги? Так, инструмент для выживания в жестоком мире, не более того. И нельзя ради денег закладывать свою душу. Потому что душу — ее ведь никакими деньгами не вернешь, обратно не выкупишь. Вот забери у меня твою маму, подсунь на ее место какую-нибудь молоденькую красотку — я бы повесился, точно тебе говорю. И никаких денег мне не надо без нее. Вроде и старая, и ворчливая стала, как старуха девяностолетняя, а никого мне другого, сынок, не надо. Иной раз с удовольствием бы отдохнул от нее, вот, кажется, надоела, как, как…

Александр Никанорович замялся, подыскивая подходящее сравнение, и продолжил, так и не подобрав нужного слова:

— Вот, понимаешь, иной раз ведь все нервы вымотает! Ведь без нее не могу спокойно с мужиками посидеть, в баньке попариться. Везде рядом, везде! Вот только что в саму-то баню с мужиками не лезет, конечно, но меня чуть не в предбаннике стережет!

Вздохнул тяжко, недовольно, еще раз крякнул и вдруг улыбнулся:

— И правильно делает. Как бы я на нее ни злился, а без нее неизвестно, во что бы я превратился. Я ж, как в бизнесмены записался, крепко выпивать начал, помнишь? Сам знаешь, как оно бывает: у русского человека любой договор, хоть устный, хоть письменный, хоть на сотню, хоть на миллион — всё за бутылкой решается. Без бутылки ни одну телегу с места не сдвинешь, ни одно колесо не закрутишь. А я ведь смолоду не умею сам останавливаться, не знаю меры. А мать — мой мерный стаканчик. Знаешь, Кирюша, я так рад, что нашел ее когда-то! Хоть и надоела хуже горькой редьки, а без нее — только в петлю. Вот посмотришь на всех этих бабочек молоденьких, и так иной раз хочется бросить все к чертовой матери, так хочется поменять свою пятидесятилетнюю на двух по двадцать пять! Эх, кажется, вот жару бы дал! Так нет же, она ж, как та рыба-прилипала, всюду рядом. А потом думаю: а на кой они мне, те молодухи? Что у них есть такого, чего я в свое время у мамки нашей не видел? А вот случись чего — от молодок тех и духу не останется, не то что денег, а мамка… А мамка наша — она всегда рядом будет. Пусть и старая, пусть ворчливая… Зато моя. Своя. Родная…

С тех пор эта мысль крепко засела в голове Кирилла. Да, прав отец, как всегда прав! Нету его, иного способа быть уверенным в том, что тебя любят не за деньги. Как бы ни клялась, как бы ни рыдала, как бы ни обещала верность до гроба, а в чужую душу не заглянешь, мыслей чужих не прочитаешь. А значит, всегда остается шанс, что тебя обманывают, что интересуются не тобой, а благополучием, стоящим за тобой. Если только сама невеста не может похвастать еще более крутым благополучием. Вот тогда уж точно можно быть уверенным в том, что ее интересуешь именно ты сам. Вот тогда и сможешь, как отец, с дрожью в голосе сказать: "Своя, родная".

И именно из этих соображений исходил Кирилл, когда сделал предложение Тамаре. Во-первых — хороша, вне всякого сомнения хороша! Во-вторых — весьма недурна в интимном плане, что тоже очень даже важно. Ну а в-третьих — она действительно любит его самого, а уж никак не руководствуется материальными соображениями, теряя на его скромную персону семь месяцев кряду. Так чего еще ожидать от жизни, от судьбы? Стоит ли мучиться в сомненьях, если сомнений-то как раз и нет, все сомнения при ближайшем рассмотрении вдребезги разбиваются о железную логику?