Глава 8

Тамара лихо подрулила к дому и стала вытаскивать из машины сумки. Впрочем, тащить их в дом она и не думала, так и бросила около багажника — что она, тяжеловес, что ли? Неужто кроме нее некому сумки таскать?

Мама по обыкновению полулежала в любимом кресле перед телевизором и щелкала семечки. Тамару передернуло: ну что за идиотская, прямо-таки плебейская привычка?! Как бабка деревенская, еще бы цветастый платочек на голову повязала! Подставила какую-то солдафонскую металлическую мисочку под подбородок и сплевывает в нее шелуху. Фи, как это недостойно!

И Тамара прямой наводкой направилась в кабинет к отцу.

— Привет, пап! Я вернулась!

— О, дочура, — обрадовался Семен Львович.

Вышел из-за стола, обнял дочь, смачно чмокнул в губы:

— Ну здравствуй, здравствуй, радость моя! Здравствуй, госпожа Андрианова!

Тамара скривилась:

— Нет, папа, не называй меня так. Даже в шутку не называй. Говорю же — я вернулась, я не хочу быть Андриановой.

Зельдов посмотрел на нее внимательно, взял за руку и почти насильно протянул Тамару через весь кабинет к массивному кожаному дивану, усадил рядышком:

— Ну-ка, рассказывай, что еще за новости?

Тамара надула губки:

— Что еще рассказывать? Говорю же — я вернулась, неужели непонятно?! Хватит с меня замужних радостей, мне с вами лучше.

Семен Львович сказал строго, что было ему так несвойственно при разговоре с женой и дочерьми:

— Рассказывай, и в подробностях. Что случилось?

— Что, что? — возмутилась Тамара. — Ошиблись мы с тобой, папочка, вот что. Вернее, это ты ошибся, и сильно, между прочим. А из-за тебя я пострадала.

Она на мгновение замолчала, потом продолжила коверканным голосом, словно передразнивая отца:

— "Андрианов, Андрианов"! Большой пшик твой Андрианов, папочка! Голый и босый, нищий, как последний бомж! Вот тебе и Андрианов! Жадный, как сволочь, он же за копейку удавится!

— Ну за копейку-то вряд ли, — в голосе Семена Львовича не было и тени иронии. — И про жадного не верю. Ты уверена, что все рассказала? Вот просто так, на ровном месте он вдруг оказался жадным? В чем же это выразилось?

Тамара нервно стала выстукивать каблуком мелкую дробь.

— Противно рассказывать. Цепляется ко мне по любому поводу. Да жлоб он, твой Андрианов! Обыкновенный жлоб! Домработницу и то не может нанять, денег ему жалко, видите ли! Сам посуду моет, сам стирает. И от меня того же требует. Он целыми днями на работе, а я ему должна ужины готовить да порядки наводить. Того и гляди, скоро стирать заставит. Что я ему, прачка?! Женился бы на какой-нибудь Тосе Тютькиной — та бы ему и стирала, и жрать готовила. А я ему не прислуга! Все, папочка, сходила замуж под твоим чутким руководством. В следующий раз сама буду все решать, понял? Ты прокололся, а мне с этим дерьмом жить, да? Нетушки, не выйдет! Я развожусь, нравится тебе это или нет.

Зельдов помолчал немного, пожевал губы, почесал лысину. Встал, прошел к стильному письменному столу, присел на его краешек, и только тогда ответил. Ответил сухо, даже как-то зло. От его голоса у Тамары почему-то поджилки затряслись:

— Сама решать будешь не раньше, чем меня на кладбище свезут. А пока я жив, будешь делать то, что я говорю. Я не для того тебя баловал, чтобы ты мне своими капризами все планы перечеркивала. И если я сказал "Андрианов" — значит, твоим мужем будет Андрианов, и никто другой. До тех пор, пока я не найду более подходящую кандидатуру, поняла? А уж как мужика заставить исполнять твои прихоти — это не мне тебя учить. Раз сама не понимаешь, проконсультируйся у матери, она больших успехов в этой области достигла. А теперь разворачивайся и езжай к законному муженьку, вот тебе и весь мой родительский сказ.

Тамара опешила. Еще никогда в жизни отец не разговаривал с нею подобным тоном. А она-то так рассчитывала на его поддержку, была уверена, что он ее пожалеет, что он все поймет! Нет, наверное, она просто неубедительно ему объяснила, какой он на самом деле, этот Андрианов.

— Нет же, папочка, ты ничего не понял! Он не для меня, он совсем не для меня! И я никогда не смогу жить по его правилам. Ну ты же не хочешь, чтобы твоя любимая дочечка превратилась в его бесплатную прислугу? Ну как же ты не понимаешь?..

— Даже если так, — безапелляционным тоном прервал ее стенания отец. — Ничего страшного с тобой не случится, если тебе придется делать кое-что по дому. Это не так страшно, как оказаться без денег, уверяю тебя. А Андриановы без них никогда не останутся. Кто другой может и пролетит, как трусы над баней, но не Андриановы. За Кириллом ты никогда не познаешь нужды, с голоду не вспухнешь. Ну а прислуживать… За все в этой жизни надо платить, дорогая моя. Просто так никто никому ничего не дает, красивые глазки если когда и помогают, то впоследствии за них все равно будет выставлен счет. Так что возвращайся обратно, к мужу. Ну а если не хочешь быть прислугой, сделай так, чтобы он понял, что ты предназначена для других целей. Тут уж я, извини, даже советом помочь не смогу, это вопрос к матери.

Тамара сжала губы. Ничего себе, вот тебе и папочка! Любящий отец, называется!

— И ты что же, выгонишь меня силой? Если я не хочу к нему возвращаться?! Ты что же, выгонишь меня на улицу, выставишь вон, да? Я же сказала тебе — я развожусь, я не вернусь к нему! Если я тебе мешаю здесь — пожалуйста, я с превеликим удовольствием уйду жить отдельно. Купи мне квартиру, и я не буду мозолить тебе глаза своим присутствием, если я с каких-то пор стала так уж раздражать тебя. Купи мне квартиру, папа!!!

Семен Львович отошел от стола к окну, отвернулся от дочери, словно боясь взглянуть в ее глаза. Только после довольно длительной паузы ответил:

— Я не могу купить тебе квартиру…

— Ой, папа, брось! — взорвалась Тамара. — Кому теперь это надо?! Кого волнует — одна я живу или под строгим родительским присмотром?! В конце концов, это ханжество — когда все всё знают, кто с кем когда и сколько, но стыдливо прикрывают глаза. Можно подумать, ты не знал, что мы с Кириллом и до свадьбы очень даже весело проводили времечко! И можно подумать, ты не догадывался, что он у меня далеко не первый. Ведь знал, прекрасно знал! И все вокруг если и не знали наверняка, то уж как пить дать догадывались! Да кого это вообще волнует в наше время? Но даже если кого-то еще и волнует, то в моем случае условности соблюдены: до свадьбы я жила с заботливым папочкой, потом меня торжественно передали на попечение мужу, зато уж после развода я могу жить, как хочу! Потому что даже самые махровые моралисты не смогут меня в чем-нибудь упрекнуть! Купи мне квартиру, папа! Я уже взрослая женщина и хочу жить отдельно!

— Я не могу купить тебе квартиру, — тихо повторил Зельдов. — Не могу…

— Интересно, — с сарказмом спросила Тамара. — И что же тебе мешает?! Или ты вдруг заразился от Андриановых жадностью?

— У меня нет денег…

На какое-то мгновение Тамара оцепенела — уж такого-то ответа они никак не могла ожидать. Потом скривилась:

— Ой, можно подумать! И куда же это они у тебя все подевались?! Так и скажи — жалко.

Семен Львович резко повернулся к дочери, посмотрел в ее глаза:

— Если бы было жалко, вы бы с Софьюшкой до сих пор носили ситцевые платья!

Неизвестно, то ли его слова подействовали на Тамару как-то по-особенному, или же было что-то страшное в его глазах, но дочь вдруг поверила ему, испугалась, притихла.

Зельдов вернулся к столу, но на сей раз сел в рабочее кресло, и только после этого продолжил тихим заговорщицким голосом. При этом в глазах его появилась какая-то тоска и неуверенность:

— Я не хотел пугать вас раньше времени. Мама с Софьюшкой пока еще ничего не знают. Ты не говори им, не тревожь, не надо. Пока еще не все так страшно, я надеюсь, еще все утрясется…

— Что случилось? — напряженно спросила Тамара. В голове тревожно зазвенели колокольчики: ох, что-то будет, что-то будет?

— Илюша, — почти простонал отец. — Илюша прокололся. Он любит играть на грани фола… Да тем более бывшему советскому человеку избежать уплаты налогов — не преступление, а вроде как доблесть. А вот для американцев — это едва ли не самое страшное преступление…

— Что, попался? — обеспокоено, но все еще не понимая, какое отношение к ним могут иметь неприятности заокеанского родственника, спросила Тамара.

Отец кивнул:

— Угу. Прокололся по полной программе. Четыре года с уплатой всех налогов и штрафных санкций. Плюс расходы на адвоката. У него практически ничего не осталось…

Тамара вздохнула. Да, неприятно, конечно, все-таки не чужой человек, брат отца…

— Жалко… Только мы-то тут причем? Это же его личные проблемы. В конце концов, кто ему мешал платить налоги, как положено? Мы же не можем отвечать за его глупости.

— Глупости… Это ты глупая, Тамарочка. Эээх, милая моя! У меня же весь бизнес на Илюшу был ориентирован, на него завязан! Я-то грузы на него оформлял, это и было моим бизнесом. А уж куда эти грузы шли дальше, кому он их перепродавал, откуда брал деньги — не моего ума было дело. Я отправлял ему груз, он переводил мне за него деньги. Вот и весь расклад. Никаких хлопот, никаких забот. Купить товар здесь, затаможить и отправить, вот и все. Единственное, о чем приходилось беспокоиться — это как избежать излишних налоговых поборов, как обойти запреты на вывоз стратегического сырья. Да что я тебе рассказываю? Можно подумать, тебе это интересно.

Тамаре и в самом деле совершенно не были интересны тонкости отцовского бизнеса. Гораздо больше ее взволновало сообщение о том, что весь его бизнес был тесно связан с дядей Ильей. А дядя Илья накрепко засел на целых четыре года. Вот ведь идиот, из-за него они все теперь должны страдать!

— Но ведь у нас много денег, правда, папа? Мы ведь справимся без дяди Ильи?

Семен Львович грустно усмехнулся:

— Откуда их будет много, Тамарочка? Ах, дитя неразумное. У нас расходы-то какие, ты ж только посмотри! Я ж не знал, что все вдруг может закончиться в одно мгновение! Если б знал — можно ведь было и поскромнее…

— Поскромнее? — удивилась Тамара. — По-твоему, мы не скромно живем?! И что, по-твоему, у нас лишнее? Можно подумать, мы излишествами обвешались со всех сторон и даже не замечаем этого! О каких излишествах ты говоришь, папа? Мы же просто нормально живем, просто нормально, и все!

Зельдов усмехнулся:

— Нормально, Тамарочка, это когда люди живут в нормальном доме, когда на каждого члена семьи приходится одна комната плюс одна общая на всю семью — вот это нормально, а уж никак не загородные хоромы в три с половиной тысячи квадратных метров! Нормально ездить на Жигулях или в лучшем случае на Фольксвагене — ведь отличная немецкая машина! А БМВ да Мерседес, милая моя — это уже излишество, это пыль в глаза, когда деньги отдаются сугубо за марку, за престижность, а никак не за обычное средство передвижения. Нормально — это когда одежду покупают в нормальных магазинах, потому что в бутиках опять же платят не за особое качество, а все за тот же престиж, за марку, то есть за всякие ваши бабские кутюры. Я уже не говорю о специальных вылазках в Париж, Лондон или Милан сугубо с целью шопинга!

Тамара возмутилась:

— Но мы же можем себе это позволить? Значит, никакое это не излишество! Излишество — это когда последние деньги тратятся на что-то лишнее. А у нас лишнего-то и нету, у нас все необходимое для нормальной жизни.

— Для нормальной жизни достаточно абонемента в общественный бассейн, детка. А два личных: один под открытым небом, другой крытый — это уже излишество, поверь мне. Да и не об этом сейчас речь, Тамарочка, не об этом…

Тамара было вскинулась: как же не об этом, когда именно об этом, да тут же вспомнила о личных проблемах, о квартире:

— А, ну конечно, мы же говорили о квартире. Ну не будешь же ты утверждать, что отдельная квартира — это тоже роскошь? Мне же надо где-то жить, в конце концов!

— Надо, — подтвердил Семен Львович. — Надо. Вот поэтому ты немедленно отправишься к мужу и приложишь максимум усилий для того, чтобы помириться с ним.

— Не вижу связи, — воспротивилась Тамара. — Причем тут наши с Андриановым отношения, если дядя Илья угодил за решетку по собственной дурости?!

Зельдов прикрикнул:

— Не смей! Не смей так об Илюше! Не зря говорят: от сумы да от тюрьмы не зарекайся, и это, между прочим, каждого касается! Особенно в нашей стране с ее дурацкими законами. Ты покажи мне человека, который бы платил все налоги, да еще и с удовольствием?! И вообще — не смей пререкаться! Я сказал: к мужу, значит к мужу! И точка!

— Пап, ну что ты заладил со своим мужем?! Что ты все в одну кучу свалил? Я понимаю: дядя Илья попал в беду, мы из-за него тоже оказались в затруднительном положении. Но каким образом это касается нашего с Кириллом развода?

— Дура! — не выдержал отец. — Какая же ты дура! Тебе все нужно говорить открытым текстом? Намеков не понимаешь, да?! Ты пойдешь обратно к Андрианову и сделаешь все, что он потребует для того, чтобы остаться его женой, поняла?! Потому что у меня практически нет свободных средств, я не только квартиру тебе купить не могу, мне через неделю бензин не на что купить будет, поняла, бестолочь?! Потому что я сдуру вбухал кучу денег в этот домину хрен знает с какой надобности! Потому что как последний осел по примеру Андрианова решил построить собственный заводик! А чего, а чем я хуже?! Если ему удалось построить завод с нуля, почему бы и мне не вложить подобным образом деньги в будущее? Переработка мусора — это, доложу я тебе, перспективнейшее дело! И не морщи нос, не строй из себя брезгливую — деньги между прочим не пахнут, и уж тем более не воняют, и не важно, каким путем они получены: от строительства или от дерьма. Вот и вложил на свою голову! Вбухал огромные деньги в него, теперь коробка почти готова, а на достройку да на оборудование денег нет. И взять мне их решительно негде, поняла? Разве что у того же Андрианова! А с какой стати он мне станет помогать, если мы уже не будем родственниками?! Так что и думать не смей о разводе, я тебе собственноручно голову оторву за такие мысли, поняла?! Хочешь вкусно кушать, хочешь мягко спать, хочешь в красивую тряпочку нарядиться — будешь делать все, чего пожелает пятая нога мужа! А иначе мы все с голоду сдохнем не завтра, так послезавтра. От тебя, от одной тебя теперь зависит наше благополучие, поняла? Я тебя кормил двадцать пять лет, теперь твоя очередь обо мне позаботиться. Вот теперь я все сказал. Так что собирай манатки — и к мужу, дорогая моя! И прежде чем слово ему сказать — впредь со мной будешь советоваться. И посудку помоешь, не развалишься. Не так давно это было твоим привычным занятием. И хватит, я все сказал!

И пришлось Тамаре побитой собакой возвращаться к мужу, предварительно собственноручно вновь загрузив вещи в машину.