Бычков Дмитрий Лохо Эректус

1.

1.1. Самурай бежал впереди, часто оглядываясь. Но не от того, что чего-то боялся. Просто терять господина из виду (это правило он усвоил с самого детства) было чревато, поскольку так можно лишиться его насовсем. Десятки бездомных собратьев в округе служили тому подтверждением. А Ник, несмотря на все свои капризы и фокусы, был владельцем что надо. Так что не ценить подобное мог себе позволить лишь глупый недальновидный щенок.

Меж деревьев блеснула водная гладь, Ник остановился и свистом окликнул пса. Пруд, к которому они приближались в это субботнее утро, был уже недалеко, и собаку надлежало заранее взять под контроль. Так, на всякий случай, от греха подальше. Мало ли кто там сейчас на воде? Может, уже бултыхается чей-то ротвейлер…

К слову, это был проверенный временем и отработанный до автоматизма прием, и Ник еще ни разу не пожалел о столь полезной привычке. Потому как, невзирая на грозный вид, его тридцатикилограммовый самец то и дело становился объектом нападок со стороны задиристых шавок. Именно поэтому всегда, приближаясь к месту возможного скопления людей и их собак, Ник твердой рукой брал пса на поводок. Но переживал он, разумеется, не за своего питомца.

Ведь это только на первый взгляд хитрец Самурай не обращал внимания на доносившийся в его адрес заливистый лай. На самом деле, Ник чувствовал это нутром, пес только и ждал подходящего случая, чтобы вцепиться в обнаглевшую в безнаказанности моську и всласть наказать ее. Что поделаешь, гены! А допускать подобное, понимал хозяин, было ни в коем разе нельзя. Потому что если "акульи" челюсти его Самурая сомкнутся на морде какого-нибудь ризеншнауцера, то тот, если и выживет, то останется инвалидом на всю свою оставшуюся собачью жизнь. Вот почему, несмотря на царившую вокруг идиллию, даже здесь, на безлюдных тропинках еще не тронутого эпидемией точечной застройки лесопарка нельзя было ни на секунду расслабиться.

Подчиняясь привычному зову, Самурай подбежал, и Ник ловко накинул на шею лассо строгача. Вдруг в лесу что-то надрывно треснуло.

Звук показался собачнику слишком уж резким и сильным, и он пристально вгляделся в лес. Казалось, сломалась под тяжестью грузных шагов огромная ветка или вскрикнул где-то костер. Но великана и дыма Ник нигде не заметил. Тем не менее, глаза его продолжили придирчиво сканировать местность, пытаясь зацепиться за что-нибудь, что бы он смог сам себе объяснить. А может, рухнул от старости ствол?

Однако едва Ник приступил к обдумыванию этой новой версии, он услышал повторный треск, такой же надрывный и сочный, но уже как будто бы громче и ближе. Два даже очень старых ствола рухнуть одновременно не могут, рассудил про себя Ник и взглянул, словно ища поддержки, на пса. Тот в ответ настороженно повёл в воздухе носом и зарычал.

Прошло еще несколько долгих секунд, а Ник все продолжал стоять, вслушиваясь и вглядываясь вокруг. И не напрасно. Через мгновенье треск повторился снова и сразу же ещё несколько раз подряд. Спина напряглась. Значит, глядя на пса, буквально уже роющего землю в желании узнать правду, это не ветка и не костер, решил Ник. И даже не хлопушки-петарды, как только что он изволил предположить. Ведь петарды же так не трещат! Да и кто бы их стал тут взрывать, посреди лесопарка!

А может, сам удивился столь неожиданной новой идее Ник, где-то там на него гонят зверя? А треск — это просто стрельба? Но, в натуре, как все это можно понять? Охота? Здесь? В черте города?

За этими мыслями Ник не заметил, как треск умолк. Но внезапно наступившая тишина, тем не менее, не успокоила. И собачник, резко одернув за поводок вырывающегося пса, даже задержал дыхание, чтобы лучше прислушаться. Ну, точно! Теперь его немузыкальный слух уловил доносившиеся из чащи крики. К пруду идти отчего-то в момент расхотелось.

Еще раз сильно дернув для острастки за поводок, не раздумывая, Ник быстро сошёл с тропинки и, углубившись в лес, затаился за первой же толстой сосной. В том, что это были выстрелы, он уже не сомневался. Но чертово любопытство не отпускало. Так что, решил Ник, здесь за деревом, не опасаясь быть найденным ни пулей, ни чьим-либо пьяным глазом, можно будет продолжить наблюдение.

Однако едва он устроился поудобнее и усадил поближе собаку, крики, как назло, так же внезапно стихли. Но спрятавшийся за деревом Ник не шелохнулся. Скованный волнением и любопытством одновременно, он продолжал ждать развязки. В лесу вновь стало тихо. А что если, он вдруг вспомнил сцену из детективного фильма… Тут киллер пристреливает оружие? Но тогда, если это на самом деле так, заработала беспощадная логика, то именно он, Ник, окажется здесь единственным, кто все это слышал. А свидетелей не любит никто…

Значит, внезапно дошло до него, лучше валить по добру по здорову. Прячась за деревьями, Ник попятился к извороту тропинки. Так сказать, подальше от стремного места. Ага… Ну, вот и она… Он посмотрел по сторонам.

Пусто и тихо. Ни выстрелов, ни голосов. Уф! Аж колени дрожат…

Не оглядываясь, Ник трусцой рванул к дому. Пес послушно засеменил справа рядом. Пятьдесят метров, сто. Ещё один поворот, и можно будет расслабиться… А это что еще, черт побери? Он еле успел увернуться… Из-за дерева, будто бы пьяный, пытаясь схватить его за одежду, на него неожиданно вывалился человек. В костюме. С "дипломатом" в руках. Узкоглазый.

Ник в страхе отпрыгнул и испуганно уставился на незнакомца. Что и говорить, а сердечко-то екнуло. Так можно и вовсе коньки отбросить.

— Слышь! Ты, куда прёшь! Охренел что ли, дятел!

По всем писанным и неписанным правилам незнакомцу за такой фортель полагалось бы двинуть в табло, но морально готовая к удару рука почему-то не двинулась. Незнакомец же, не сумев за него зацепиться, по инерции тяжело шагнул мимо. Сделал еще пару шагов, но, так и не найдя опоры, не перейдя тропинки, жестоко споткнулся.

Что за хрен? Откуда он взялся? Ник недоумевал.

Меж тем узкоглазый попытался было подняться, но, видимо, сил у него на это уже не осталось совсем. Тогда он, словно бы был обвязанным гранатами героем-панфиловцем, стремящимся ценой собственной жизни уничтожить вражеский танк, принялся отчаянно ползти вперед. Явно стремясь поскорее преодолеть открытый участок и раствориться в кустах. Самурай задыхался от лая и рвался из рук. И тут до Ника дошло — он увидел на спине беглеца небольшие бурые пятна — тот ранен. И убегает как раз от тех, кто стрелял. А значит, охотники тоже скоро появятся тут.

Желудок и низ живота мгновенно похолодели, и Ник с надеждой взглянул на просвет впереди. Бежать! Что есть мочи! Немедля!

Он уже готов был рвануть и со всех ног помчаться прочь, как вдруг взгляд предательски снова заметил в руке узкоглазого кейс. Мешок с двумя миллионами долларов манящим воспоминанием вновь проплыл перед глазами. А что, может, это и есть тот самый счастливый шанс, о котором он грезит все время? Собачник затравлено огляделся. Вокруг по-прежнему не было никого, и голосов слышно не было. И вместо спасительного рывка он решительно шагнул к незнакомцу.

Незнакомец, к тому времени уже почти переползший тропинку, почуял движение и, остановившись, неожиданно и круто перевернулся на бок. Гримаса ужаса и боли исказила желтое лицо, и навстречу Нику начала медленно подниматься дрожащая рука с неизвестно откуда взявшимся чем-то черным. Пушка! Рефлексы сработали так, будто всю жизнь только этой минуты и ждали. Ник разжал сжимавшие поводок пальцы и сделал размашистый кувырок в сторону. Черное дуло, не успев прицелиться, плюнуло огнём, и пуля, визжа, впилась в дерево. Распластавшись на земле, Ник в панике накрыл голову руками, ожидая следующей, но до второй попытки не дошло. Никем больше не сдерживаемый Самурай уже смачно терзал стрелявшего и, мотая из стороны в сторону своей огромной башкой, пытался оторвать оружие вместе с кистью.

Незнакомец хрипел.

— Брось, Самурай! Фу! Ко мне! — приподняв голову, выкрикнул Ник, но было уже поздно.

Как только пистолет выпал из вражеской руки, почуявший кровь стаффордшир самозабвенно впился узкоглазому в глотку. Действовать надо было немедленно. Ник вскочил на ноги и, продолжая орать на собаку, схватил поводок и снова с силой дёрнул его на себя.

— Брось! Кому сказано! Фу!

Вот он и пригодился, строгач. Перепачканный кровью пёс, задыхаясь и захлебываясь слюнями, вынужден был повиноваться. А из разодранной руки и раны на шее незнакомца на землю уже стремительно текли темно-красные струи. Ник понял, что не успел.

Он вновь, словно дикий зверь, огляделся. Невероятно! Но вокруг по-прежнему не было ни души! Ну, а раз так, тогда ему терять нечего! Быстро накинув поводок на случайный сук, Ник рванул "дипломат" из рук незнакомца. Как бы не так! Атташе-кейс был надежно пристёгнут к запястью наручниками!

— Что в чемодане, гад? Говори! Собаку спущу! — прошипел Ник раненому, взяв его за грудки.

— Падла… Не дам… — выдавил на чистом русском тот и, попытавшись обнять кейс, испустил дух.

От досады Ник смачно выругался, но отступать уже было некуда. Да и дальнейшие свои действия он уже почти не контролировал — все мысли теперь были только о "дипломате". Он даже сам себе не отдавал теперь отчет в том, что его телом уже владеет кто-то другой. Подняв липкий от крови пистолет, собачник вновь огляделся и, цинично прицелившись, нажал на курок. Звука выстрела он не услышал, отдачи не было тоже. Тем не менее, результат оказался плохим. Скользнув рикошетом по цепочке, пуля тупо уткнулась в траву, и наручники остались целы. Слева вновь послышались крики. Медлить было нельзя. Ник с силой выдохнул и прицелился снова, прижав на сей раз руку с кейсом ногой к земле, и выстрелил. Теперь получилось, как надо.

Меж тем голоса, казалось, доносились уже со всех сторон и были совсем близко. Окружают… Ник даже стал различать меж деревьев спешащих к нему людей. Один из них на бегу знакомо вскинул руку. Сомнений нет. Теперь мишень — это он. Но им уже не успеть, ухмыльнулся Ник. Им за ним не угнаться. Ведь он… Собачник крепко сжал в одной руке пистолет, в другой "дипломат" и, сорвав с сука поводок, не разбирая дороги, со всех ног бросился наутек, удивляя своей прытью даже спортивного пса.

Он бежал, словно стометровку, не оглядываясь, несколько минут и остановился лишь тогда, когда понял, что если сделает ещё хоть шаг, то тот станет в его жизни последним. Упав на четвереньки, Ник в бессилье повалился на спину и засипел. Во рту сильно жгло, а сердце стучало как гром. Измученный Самурай, доковыляв, тяжело рухнул рядом. Такого бешеного марш-броска испытывать ему ещё не приходилось.

Полежав с минуту и отдышавшись, новый хозяин кейса подполз к дереву и, прислонившись спиной, вновь напряг зрение и слух. Вокруг было тихо. Кроме чириканья птиц и хрипения спасшего ему жизнь четвероногого друга, не доносилось ни звука. Значит, погони нет. А если даже и была, то, определённо, безнадежно отстала. Но кто же всё-таки хотел его замочить? То есть не его, а узкоглазого… Впрочем, теперь уже и его… Бандиты? Менты? Пока это было не ясно. Но кто бы то ни был, интересовал преследователей определенно кейс. А значит, он прав.

Ник с силой тряхнул "дипломат" и вслушался. Внутри что-то шевельнулось. Выходит, не зря рисковал. Сто пудово, набит доверху деньгами. Повезло, наконец. Он с блаженством уставил взор в небо. С такими переносными сейфами в лес за грибами не ходят, ведь правда?

Скорее всего, подсказывала логика, у пруда произошла обычная бандитская "стрелка". Наверное, как раз в том самом месте у водоёма, где расположен тупик от старой дороги на МКАД. Потом, видимо, встреча переросла в разборку, но человек с баблом сумел улизнуть. Хотя пули его все же настигли.

Рука с оружием, с которым Ник до сих пор не расстался, медленно приблизилось к лицу. Странный, с вытянутым дулом и красной звездой на рукоятке пистолет напоминал отечественный ПБ, он же бесшумный, но только длиннее. Ник попробовал открутить то, что подразумевало глушитель. Не поддалось. Может, теперь выпускают с несъёмным? Собачник протер пушку травой.

Н-да… Такого сюрприза он точно не ждал. С гладкой поверхности ствола на него уставились… иероглифы. Опять узкоглазые? Да откуда они тут взялись? А может, это триада? Холодок вновь ощутился в желудке. Хорошо хоть, у трупа не бросил, обрадовался Ник, а то бы оставил им пальцы. А дарить такую улику одному из древнейших преступных сообществ в мире… Даже дома, в России, чревато.

От безумной гонки и дикого страха его начало знобить и тошнить. Спазмы подступали к самому горлу, но душа пела. Главное, что он жив и теперь с "дипломатом". Значит, медленно прикрыв глаза, приказал он себе, надо как-то отвлечься и заставить войти тело в привычный режим. Поможет мозг — думать дрожь не мешает. Итак, с чего же начать? А, ну конечно! Надо взломать этот кейс!

Он открыл глаза и нанес сильный удар рукояткой по "дипломату", но та лишь слегка царапнула бок.

Бесполезно, тот прочен. Кодовый замок закрыт, а шифр ему неизвестен. Да и в таких условиях, как здесь, он, конечно, его явно не вскроет. Остаётся одно — нести всё домой. Да. Но как? Прямо так, при всех? В открытую? Интересно ж он будет смотреться с таким багажом, выходящим из леса. Но, с другой стороны, здесь тоже оставить нельзя. Ведь по-любому на труп приедут менты, а с ними ищейки. И по следам, даже если зарыть, то найдут. Да и чем рыть? Ни лопаты, ни даже ножа.

Ситуация казалась безвыходной. Ведь действительно, если он в таком виде появится около дома, кто-то обязательно запомнит, что было в руках. Да и знакомых в районе полно — от их взглядов никак не укрыться. Значит, лихорадочно соображал Ник, надо возвращаться обратно и скинуть всё там. Там, где искать "дипломат" никому и в голову не придет. У водоема. Вернее в нем. Хотя бы до завтра. И собак так со следа собьёт, да и сам не запалится. К тому же навряд ли сейчас там кто есть. Ведь если преследователи ещё в лесу, то явно тусуются у трупа.

Не теряя ни секунды, Ник вскочил и, позабыв о страхе, уверенно двинулся обратно к пруду. Но теперь уже другой обходной дорогой и с таким расчётом, чтобы оказаться на противоположном от тропинки береге.

Ну, вот наконец он и на месте. Осторожно выглянув из-за дерева, Ник внимательно оглядел обстановку. У пруда и у входа тропинки в лес никого не наблюдалось. Привязав изможденного марафоном пса к ближайшему дереву, он словно диверсант в две перебежки достиг склонившейся над водой ивы и, прижимаясь к ее гибкому стану, принялся подыскивать подходящий для затопления груз. На счастье, у кромки воды валялся обрывок ржавой трубы. Его и решено было использовать. Вытащив из кроссовка шнурок и привязав к ручке кейса железку, Ник ещё раз внимательно осмотрелся. Можно действовать. Никого.

Раздался всплеск. Следом второй. Пистолет пошёл ко дну сразу. Серебристый прямоугольник "дипломата" же поколебался на поверхности с пару секунд и только потом, осознав бессмысленность сопротивления, с явной неохотой ринулся следом. Стараясь получше запомнить место падения, Ник воткнул у ноги в воду палку и определил на противоположном берегу ориентир. Воображаемая линия, проходящая от ветки сквозь расползающиеся по водной глади круги, уткнулась в сиреневый куст. Большего ему и не требовалось.

1.2. Вид с балкона открылся чудесный. Ласковое, до слёз слепящее солнце заливало радостным светом просыпавшийся после тяжкого вечера двор. Приятный в касании ветерок шевелил обрамлявшую башни домов листву. А небо, без единого, даже случайно забредшего в эти края облачка казалось сказочным, держащимся на тонких ниточках лучей нежно-голубым бескрайним божественным куполом. Да и Он сам, верилось, внимательно следил сквозь него за всем, что творилось внизу. Всемогущий, добрый и любящий.

Ник закурил. Звуков борьбы за существование слышно не было. Величественная, успокаивающая и такая редкая в городской суете тишина нарушалась лишь беззаботным щебетанием радующихся теплу птичек. И более ни чем. Ни рёвом мчащихся наперегонки автомобилей. Ни воплями драчливой детворы. Ни лаем изголодавшихся за ночь собак. Ни чем абсолютно.

— Лепота… — вполголоса произнёс Ник, будучи не в силах больше сдерживать нахлынувших как вал эмоций. Втайне однако надеясь, что кто-нибудь из соседей так же, как и он, вышедши с утра погреться на солнышко, его да услышит. И поддержит — чему он, конечно, весьма будет рад — приятным и добрым словечком.

— Лепота… — донеслось в ответ словно бы эхом.

От неожиданности Ник вздрогнул и хотел было уже выглянуть за перила, чтобы поприветствовать столь участливого господина, как вдруг до его сознания дошло, что это вроде он сам. И нет тут вокруг никаких таких собеседников.

Ник кашлянул и подозрительно огляделся. Что это? Глюк? Нет, просто стресс… И поскольку в его адрес больше не донеслось ни чьих ласковых слов, он продолжил вслушиваться в шорохи листвы и собственное прерывистое дыхание. С надеждой и причудливо вытянув шею. Ничуть не смущаясь при этом, что могут подумать со стороны.

Прошла ещё пара-тройка минут. Наконец бездействие надоело, Ник резко запрокинул голову, но, так и не увидев в небе лика с нимбом, разочарованно вздохнул. И тут он вспомнил, зачем все же на самом деле хотел перегнуться через парапет. Словно ставя пятнашки мыслей на место, он мотнул головой и с досадой стряхнул пепел вниз.

— Эх, неужели начнется жизнь? — затянулся Ник и мечтательно поглядел туда, где по его прикидкам должны были всё же сходиться земля и небо. — На работу не ходить. Каждый день с утра не вставать. Путешествовать, читать да тёлок клевых дрючить… Только, блин, бабок на всё это надо немало. А где же их взять, если папа — не олигарх? Вот она, селяви…

Вспомнив вчерашнее, он зажмурил от удовольствия глаза. Ведь судьба, насколько он помнил, всегда была к нему благосклонна, и жизнь то и дело швыряла к ногам что-нибудь. Просто он, как и все, был типичным лохом и до сих пор не мог ею с толком воспользоваться. Страшно подумать! Ему уже тридцать лет, а он так и не смог отхватить ни один из предложенных ею сладких кусочков. А ведь были возможности, были, почесал шею Ник. Взять хотя бы тот раз, когда он служил в банке на Минке.

Да, то были, конечно, времена, вспомнил он. Золотые. Не то, что теперь, когда все при делах. Ведь тогда… Тогда было возможностей больше. Все, кто был не дурак, загребали целыми лопатами, и даже их благопристойный банк не чурался полузаконной выручки. Помнится, как раз именно тогда все буквально сошли с ума по обналичке. И хотя их респектабельное учреждение с солидными учредителями не могло себе позволить быть банальной "прачечной", умное руководство придумало свой, гораздо более деликатный способ превращения безнала в ликвид.

Схема сделок была, как и все, гениально проста. Представительство латвийского банка в Москве, получив от своих клиентов (а клиентом мог быть любой смертный) рублевую выручку, брало у банка, в котором работал Ник, кредит в наличной валюте. При этом налик брался ровно на сутки, а в залог перечислялись безналичные рубли. По прошествии же срока, уплатив, соответственно, банку за услуги хороший процент, кредит, разумеется, не возвращался.

Время было мутное и дело шло. Сотни тысяч долларов, минуя валютный контроль, регулярно кочевали за рубеж, и все были сыты. Объемы и суммы росли. Да так росли, что однажды коллега-латыш (с которым у Ника сложились вполне приятельские отношения) попросил его присмотреть, пока он сходит за выпиской, за мешком с только что полученными в кассе баксами. Так, чисто по дружбе. Посторожить недолго всего ничего — два миллиона долларов.

Почему он тогда не схватил этот самый мешок и, поймав на дороге первую же попавшуюся тачку, не поехал куда-нибудь прочь, Ник до сих пор не мог себе объяснить совершенно. Ведь мало того, что он знал о сделке заранее и мог хорошо подготовиться, так у него еще была фора в целых десять-пятнадцать минут.

А ведь как далеко, не будь он так глуп, можно было удрать за подаренное латышом время! И когда обескураженный, но ещё надеющийся на недоразумение прибалт решился бы забить тревогу, Ник давно был бы уже за пределами МКАД и направлялся куда-нибудь в сторону Нижнего. После чего оставалось лишь малое. Терпеливо отсидеться с годик-два в каком-нибудь Мухосранске, справить чистенький паспорт и, если надо, даже поправить фасад. Да что там фасад! При таком количестве бабла для него не имело бы проблем превратиться не только в Бреда Питта и сменить базальный слой пальцев, он мог поменять даже пол. Потом, когда шум бы утих, возвратился б спокойно в столицу и, замутив с новым фейсом какой-нибудь бизнес, навсегда позабыл бы о том, что такое быть, собственно, бедным.

Правда, страх, что разыщут, безусловно, продолжал бы будить по ночам, и, возможно, вне дома потом он всю жизнь бы, как волк, озирался и сильно потел при ментах. Но ведь, как говорится, кто не рискует. Хотя, впрочем… Ник был теперь убежден в этом точно, навряд ли поиски вора продлились бы долго.

Судя по необдуманному поступку приятеля, тот был таким же, как и сам Ник, непуганым никем лохом, и никаких серьезных завязок в Москве у него не имелось. К тому же приезжал латыш всегда один без инкассации и охраны на личной "девятке", вооружен ничем не был и с криминалом совсем не дружил. Да, и еще один немаловажный нюанс. Официально обращаться к российским властям с заявлением пострадавшему не позволило бы ни его представительство, ни банк, где работал Ник. Поскольку афиширование подобных фокусов с валютой обеспечило бы обеим структурам нехилый наезд со стороны фискальных и надзирающих органов. А это могло в перспективе обернуться отзывом лицензий. Да и других грешков у них к той поре, безусловно, скопилось немало. Так что вызывать лишний раз подозрения было чревато. И самое главное. Свидетелей, что мешок был оставлен на попечение Нику, в природе не существовало совсем, а вот очевидцев, что получил в кассе и расписался за деньги латыш, имелось достаточно. Так что куда он их дел после этого — проблемы его.

Впрочем, чтобы чересчур не гневать Всевышнего и не травмировать прибалта слишком серьезной потерей, можно было бы стянуть и поменьше. Тысяч триста "зелёни", к примеру, хватило бы вполне. И не только на пластику. Но и на квартиру. И даже на стартовый капитал. Да и вообще, эти сделки были поставлены у них на поток и проворачивались в банке с периодичностью в два-три раза в неделю. Так что выждать подходящий по сумме и обстоятельствам случай сложным не представлялось совсем.

Но теперь это все позади… С показным отвращением, будто бы кругом и впрямь была какая-то публика, Ник смачно затушил не годный более к употреблению окурок и щелчком отшвырнул слюнявую гильзу прочь. Обиженно кувыркаясь, та, словно подбитый Покрышкиным мессер, стремительно понеслась вниз, провожаемая парой разгоревшихся от воспоминаний глазёнок. Теперь все не так. Теперь повезло. И он ни за что не упустит свой шанс. Определенно, удача не позабыла, как он выглядит…

Взгляд машинально упал на часы. Пора была выдвигаться.

Он вышел с балкона и закрыл за собой дверь. В комнате из угла в угол в нетерпении от встречи с природой уже сновал возбужденный пёс, с умной морды которого обильно начали падать на пол частые слюни.

— Иди сюда, Самурай, — ласково позвал хозяин и с любовью потрепал подбежавшего четвероногого друга за щёку. — Гулять хочешь, да? Придется тебе потерпеть, мой дружок.

Самурай, красивый кобель стаффордширской породы, конечно же, его слышал и, более того, даже вполне понимал. И хотя, в общем-то, с утренним туалетом мог бы еще потерпеть, но вот балкон… Запах улицы и трели птиц, доносящиеся снаружи, так его взбудоражили, что дабы приблизить процесс долгожданного променада, он прибёг к своей старой и проверенной неоднократно хитрости. Но на сей раз уловка не сработала так безотказно, как всегда. И хотя больше всего на свете Ник не выносил эти самые слюнявые лужи на своем паркетном полу, он начал быстро собираться.

— Успокойся, кому сказал! Один я иду… Потом погуляем, слышишь?

Недовольный Самурай, усевшись полубоком у двери и для вида стуча хвостом по полу, обиженно улыбнулся. В этой позе, он знал, как нельзя лучше видны все его самурайские достоинства. Но и этот прием не сыграл. И хотя гнев Ника по поводу луж и сменился на милость, он непривычно нервно потрепал за шею пса.

— Подожди, друган, дома. Я скоро вернусь…

За ночь он так и не смог сомкнуть глаз, и вот теперь ранним утром, едва рассвело, одев плавки и вооружившись объемистой сумкой из пропилена, двинулся в путь. Самурай, разумеется, чтоб не мешал, был отстранен от задания.

Как ни странно, но ни одна из криминальных передач по телевизору, как, впрочем, и Интернет, до сих пор не обмолвились о происшедшем. Значит, выходило, дело не так уж серьёзно, раз все молчат.

Ник вышел на улицу. Ни души. Не мудрено — в воскресенье в шесть утра все нормальные спят. Отлично. Тем лучше. Покончить с делом хотелось как можно скорее, и Ник прибавил темп.

Вскоре он вновь был у пруда. Раздевшись и сверившись с ориентиром, он не медля полез в воду. Та была на удивление холодна, но раздумывать было не время. Ему повезло, глубина в месте затопления не достигала полутора метров, и он почти сразу нашел то, что искал. Через пять минут измазанный грязью и тиной кейс валялся на берегу. Теперь можно было приступать к пистолету.

Однако, несмотря на то, что он потратил на его поиски целых полчаса, отыскать оружие так и не удалось. Вероятно, увяз где-то в иле. Но подобный расклад был Нику даже и на руку. Выходило, что если уж он не нашёл, зная точное место падения, значит, не обнаружит никто. Хотя, если честно, расставаться с китайской игрушкой совсем не хотелось. Ведь теперь с ним могло приключиться что угодно, и ствол бы, конечно, не помешал.

Закончив бесполезные поиски, Ник, не вытираясь, оделся, упаковал "дипломат" в челночную сумку и взглянул на часы. Результаты порадовали. На всё про всё времени потрачено было немного, значит, к шести, пока все еще по домам, он спокойно вернётся назад. Одно лишь тревожило душу. Выбрасывая вчера пушку в озеро, он забыл стереть с рукоятки следы.

Возвращаться Ник решил по тропинке. По пути сюда, сокращая путь, он бежал прямиком через лес. Теперь же хотелось ещё раз увидеть то место. Зрительная память была у него в порядке и потому, несмотря на вчерашнюю суматоху, он быстро нашёл, что хотел. Трупа, как и предполагалось, уже и след простыл — видимо, преступникам было выгодно скрыть, что случилось. Но кровь, её никуда же не денешь! И пули в земле! Пули тоже должны здесь остаться!

Ник подошёл к дереву, в которое попал узкоглазый, но отверстия к своему удивлению не обнаружил. Ну, допустим, рассудил он, даже если тело забрали с собой, где же дырки? Он пригнулся к земле. И лужа крови… Следов ее тоже тут нет. Ни малейших намеков.

Ник с недоумением сантиметр за сантиметром в который раз осмотрел территорию. Но вокруг не обнаруживалось никаких свидетельств случившегося. Складывалось впечатление, что трупа здесь не было и в помине, и даже трава на месте, где несколько часов назад происходила смертельная схватка, была не примята. Казалось, всё это было лишь сном.

От непонятки Ник выругался, но факты твердили своё. Значит, наоборот, получалось, что дело совсем непростое. Раз даже малейшая улика подлежит уничтожению. А также любой… Продолжать эту мысль не хотелось. Внутри вновь, как вчера, омертвело, и Ник снова почувствовал дрожь. Только теперь это был не просто страх, а смертельный ужас, и до него, наконец, дошло, во что он ввязался. Только теперь ему стало понятно, насколько он беззащитен и слаб перед лицом неизвестной угрозы. Смертельной угрозы. И помощи ему ждать неоткуда. И назад пути тоже нет. Единственное, что продолжало греть душу — это "дипломат", бросать который после всего, что он пережил, Ник не собирался.

Нет, исподлобья посмотрел на мир Ник, с кейсом он не расстанется ни за что. Будь что будет!

Озираясь, словно загнанный зверь, Ник снова нырнул в чащу и побежал от страшного места прочь.

1.3. — Да, нечего сказать, молодцы, — окинул презрительным взглядом собравшихся на совещание Венедикт. — Выходит, мальчик с собакой опять обманули гангстеров?

Расположившиеся по обе стороны длинного полированного стола сотрудники виновато поёжились. Кое-кто стыдливо отвёл глаза.

— Ну, и где груз, а? Я вас, бездари, спрашиваю! Ну, чего замолчали? Что, уже у мусоров?

Однако распекать подчинённых и дальше одним лишь монологом представлялось занятием неэффективным, и Венедикт, откинувшись на итальянском кожаном кресле "President" за десять тысяч евро, многозначительно умолк. В комнате тут же повисла угрюмая тишина, и холёная рука, воспользовавшись паузой, медленно поползла к хьюмидору.

Неброская деревянная коробочка, стоившая из-за своего содержимого намного значительней кресла, стала теперь единственным приятным для него в этой комнате предметом. Признаться, боясь сглазить, хозяин кабинета вообще редко прибегал к её помощи. Но сегодня… Сегодня случай у него нарисовался особенный. Потому что так, как сейчас, он не нервничал уже давно. В последний раз, помнится, нечто подобное он испытывал после покушения в Твери. Но тогда все дальнейшие действия ему были понятны. Не то, что теперь…

Cohiba 30 Aniversario.

Как только подушечки пальцев достигли поверхности хьюмидора, Венедикт вновь почувствовал себя сильным и уверенным. Безусловно, в который раз отметил он про себя, шкатулка с самого первого дня имеет над ним незримую, но ощутимую оккультную власть. Как талисман. Как символ удачи.

Сейчас, как и всегда, когда Венедикт открывал крышечку, он снова почувствовал сводящий с ума запах и завистливые взгляды сидящих. И уверенность еще больше окрепла. Но дело было не в пафосе. Не в том, что несколько лет назад на аукционе Christie's точно такая коробка была продана более чем за пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Главное было в другом.

Каждый раз, когда Венедикт в тяжёлую для себя годину обращал свой взгляд к хьюмидору, он понимал, что будет непобедим. До тех самых пор, пока не кончится содержимое этой коробки. Когда же этот тягостный миг настанет, ему необходимо будет просто покинуть страну и навсегда уехать туда, где с радостью и редким для их круга радушием его уже давно ждут влиятельные и обладающие собственными армиями надёжные колумбийские друзья. Так сказал ему однажды во сне покойный отец. А пока. Пока ему бояться нечего. Но об этом знал лишь он один, и это была его тайна.

Тонкие пальцы, погладив толстые пахучие сигары, успокоились. Сигар ещё много. Значит, все козыри — у него. Венедикт закурил. Терпкий аромат будущей победы начал медленно заполнять просторное помещение кабинета.

— Ладно, будем считать, что проехали. Теперь — по существу. Семён, давай ты. Я слушаю.

— Шеф, — поднялся коренастый мужик в сером костюме, внешностью напоминавший мастера спорта по вольной борьбе, — всё шло, как и было намечено, по нашей программе. Сначала, как вы велели, мы с пацанами ни во что не встревали. Сидели по тачкам и ждали, когда Мо передаст китайцам багаж. Но как только этот хрен вышел к ним навстречу, сразу начало происходить что-то странное. Сначала они о чём-то минут пять по-своему тёрли, потом начали друг на друга орать, а потом этот козёл, так и не отдав пиздоглазым кейс, выхватил у одного из них пукалку и принялся шмалять. Ну, мы, естественно, тут ждать не стали, выскочили из тачек и открыли огонь. А когда стрельба утихла, мы глядь, а сучёнка-то и след простыл. Видим, к лесу, гад, шпарит. Ну, пришлось догонять.

— Ну, это понятно, Семён… Как, впрочем, и то, что ты снова попал на сто баксов. Ты про собачника расскажи.

Венедикт, хоть и не числился графским сынком, давно уже считал себя человеком воспитанным и образованным и не любил, когда при нём даже в кругу своих поносили кого-то по матери. К тому же он совершено справедливо полагал, что репутация фирмы складывается не только стараниями единственно лишь её руководителя, но и всего, так сказать, коллектива. А посему всего за год с небольшим с помощью штрафов и разного рода взысканий практически полностью искоренил такое живучее в среде наших соотечественников явление, как сквернословие. Хотя, конечно, иногда, как, например, сегодня старые привычки брали у некоторых на мгновение верх.

— Спасибо, шеф, что поправили. Виноват, извините. Больше не повторится. Ну, короче, пришлось нам палить, иначе б совсем потеряли. Засадили в него пули три, думали, ещё метров пять пробежит и рухнет. Да куда там! Ещё быстрее, гад, вжарил. В общем, потеряли его. Ну, тогда разбрелись цепью, идём и вдруг слышим, впереди какая-то возня. Ну, мы, естественно, со всех ног. Видим, Мо лежит на тропинке, а рядом с ним собачник какой-то крутится. Стали в пацана целить, да не успели. Ускользнул, гадёныш. С кейсом.

— Внешность-то хоть запомнили? — язвительно переспросил Венедикт.

— Да нет, далеко ещё было.

— А что за собачка?

— Да вроде стафф или пит. Но масть палевая, точно.

— Понятно. А наши-то как? Целы все?

— Да вроде так. Кольку Рыжего только в живот зацепило. Но доктор говорит, через неделю уже оклемается.

— Ладно, садись! Михалыч, — Венедикт перевёл посерьёзневший взгляд на сидящего прямо напротив подполковника в штатском. — Ты своих ментов к нашей теме подключишь?

— Так точно, Венедикт Тимофеевич, будем работать, как кони. Мы, если надо, и официально его в розыск зарядим. И с прокуратурой проблем никаких.

— Погоди, погоди, не торопись. Не надо никакого розыска, Михалыч, и прокуратур тоже. Не надо. Понимаешь, дело это сугубо моё личное, можно даже сказать, приватное. Поэтому по-крупному тревожить органы почём зря причин я пока не имею. Мы тут своими силами, думаю, справимся. А вот в информационном плане помощь от тебя понадобится и, наверное, уже скоро. Да и как ты его, Михалыч, в розыск-то заявлять собираешься, если даже не знаешь, кто он такой и как выглядит?

— Так организуем что-нибудь, Венедикт Тимофеевич! Не в первой!

— Говорю тебе еще раз, не надо. И пожалуйста, прошу, никакой прокуратуры. Потому как чую, что во всей этой истории что-то не так. Уж не копать ли под нас кто начал, а? Как думаешь, подполковник? На ФСБ не похоже? Ведь если так, то тогда нам всем несладко придётся. Так что ты лучше не оперов своих с прокуратурой заряжай, а родных участковых, они по-любому всех здешних собачников знают. Да и шума поменьше будет. И так уже наследили. Ну, а за помощь, естественно, не обижу. Не один год вместе работаем. Лады?

Оборотень без погон в ответ покорно пожал плечами, согласно кивнул и, догадавшись, что дальше при разговоре будет лишним, не прощаясь, вышел из кабинета. Как только за "мусором" закрылась дверь, Венедикт, пустив под потолок большое серое кольцо, назидательно продолжил:

— С телами что сделали, олухи?

— В озеро, шеф, сбросили. Не резон как-то в городе со жмурами кататься.

— Ну, хорошо. Хоть здесь не облажались. В карманах, надеюсь, порыться перед этим додумались?

Семён подал знак стоявшему у двери охраннику, и через минуту перед Венедиктом на столе возник поднос с окровавленными вещами погибших. Хозяин кабинета брезгливо потыкал золотым паркером в то, что осталось на память от неизвестных китайцев и друга Мо, и, оставив грязную ручку там же на подносе жестом приказал унести барахло с глаз долой.

— Сжечь! Место-то хорошо почистили?

— Как будто и не было, — усмехнулся борец. — Даже "маслят" из земли повыковыряли.

— Каких ещё таких маслят, Семён? Ты мне об этом ничего не рассказывал.

— Так собачник, — сконфуженно пробормотал борец, — чтоб чемодан-то взять, "браслетики" из пушки прострелил. Вот "маслята" в земле и остались.

— Так, — обвел Венедикт всех испепеляющим взглядом, — это что ж получается, он с оружием собаку выгуливал? Ты чего несёшь, Семён! Соберись!

— Да нет, шеф. Это он у корейца "плётку" отнял.

— А почему вы тогда выстрелов не слышали?

— Так я ж говорю, шеф, странная какая-то "плётка", китайская. С глушителем, видать.

— Ладно, понятно, — нахмурил брови Венедикт. — Значит, он теперь ещё и с волыной.

Он озабоченно затянулся, и, оглядев нерадивых подчинённых, начал быстро отдавать приказания. В первую очередь им надлежало незамедлительно, параллельно с Михалычем, заняться выявлением всех проживающих в радиусе пяти километров владельцев палевых пит-булей и стаффордширских терьеров. Во-вторых, ещё раз не привлекая внимания с помощью ищейки прочесать весь лес в том направлении, где скрылся тот тип. В-третьих, срочно запустить среди коллег дезу о том, что груз отбили чечены. В-четвёртых, дать по всем кабельным сетям округа и по московским каналам объявление о пропаже серебристого "дипломата" и крупном вознаграждении за любую информацию о нем. В-пятых, оставить у места, где кончился Мо, под видом туристов пару ребят с палаткой в надежде на то, что собачник частенько гуляет лесу и может ещё объявиться. По всем дальнейшим шагам он сориентирует их позже.

— Всё, все свободны, за работу. Доклад — завтра в десять, — Венедикт вновь тяжело откинулся на спинку кресла и выпустил дым.

Теперь, когда его гориллы ушли, можно было все обдумать спокойно. Итак, что же он имеет в пассиве?

Неделю назад давний знакомый по имени Мо, один из старейших поставщиков опиума в столицу, попросил поучаствовать в охране его, Мо, сделки с китайцами. На вопрос, почему просит именно Венедикта, старый друг тогда ответил следующее. Во-первых, знакомы они давно. Во-вторых, бесспорно, доверяют друг другу. Ну, а в-третьих, поскольку узкоглазые частенько кидают своих же собратьев, суровые лица славян с торчащими сквозь пиджаки пистолетами при встрече лишними не окажутся. В стрелке, сказал Мо, он будет участвовать сам. Однако на всякий случай напишет специальным маркером код от замка на внутренней стороне наручников, которыми пристегнёт к себе "дипломат". А случай, разумеется, мог быть только один — если вдруг он, Мо, не успев расстаться с кейсом, отпустит душу на небеса. Тогда, если неприятное случится, русские отобьют "дипломат" и Венедикт при желании без труда его вскроет самостоятельно.

Странная, если не сказать больше, просьба, подумал тогда Венедикт, да и не дружат корейцы с китайцами. Но денег за помощь Мо предложил до неприличности много — пятьдесят штук "зеленых". И хотя расплатиться он намеревался после завершения дела, Венедикт, взвесив все "за" и "против", все же решился. По всему было видно, что столь замысловатым способом кореец давал ему понять, что груз желторожим можно не отдавать вовсе. Ведь неслучайно же он упомянул о шифре на наручниках. Да, неслучайно… Но тем самым, не понимал тогда Венедикт, соблазняя его слишком лёгкой добычей, Мо сам себе подписывает смертный приговор. Ведь дружба дружбой, но в их мире такие вещи воспринимаются однозначно.

Это и был вопрос без ответа. К тому же, насколько помнил Венедикт, раньше общих дел у Мо с триадами не наблюдалось. Те вообще пока стараются не выделяться в Москве — слишком слабы и непрочны у них в этом месте позиции. Скорее всего, пришло тогда в его неглупую голову, Мо таким образом намеревался выйти из какой-то игры и заодно сильно подгадить китайцам.

Но тогда, рассуждал Венедикт, ему волей-неволей придется вступить в конфликт с незнакомой совсем группировкой. А это не радовало. Однако кореец не раз в разговоре намекнул, что содержимое кейса во много крат перевесит любой риск славян и даже кровопролитная война с чужаками окупится им с большой прибылью. Это и подкупило Венедикта окончательно. Ведь китайцы, действительно, как ни крути, пока ещё не в цене, и впрягаться за них вряд ли кто станет реально. А раз так, то в случае геморроя их можно будет, не опасаясь поссориться с кем-нибудь всерьёз, смело слить соскучившемуся по работе Михалычу.

Так, ну это ясно, подумал бандит. А что же в активе?

Как он и предполагал, мочкануть узкоглазых Семёну удалось без потерь, но (вот досадная неожиданность!) ни при самих китайцах, ни в их машине не оказалось ничего, что напоминало бы деньги. То есть получалось, что покупать они ничего не собирались, а приехали, чтобы просто забрать "дипломат". Но тогда зачем вся эта беспорядочная стрельба, затеянная Мо? И этот дурацкий рывок в лес вместе с кейсом? А непонятный собачник? Он-то откуда там взялся?

— Да, ну и сволочь же Мо! — выругался вслух Венедикт.

Таки он всё же ошибся. Подонок кореец, скорее всего, с самого начала задумал этот спектакль единственно лишь для того, чтобы чужими руками убрать конкурентов и передать собачнику груз. Пусть даже ценой собственной жизни. Что ж, получалось, старый друг его определённо развел и оставил не просто без денег, но и ввязал в абсолютно ненужную бойню. В игру, правила которой ему неизвестны. А сам при этом красиво ушел.

2.

2.1. Вы догадались, что Ник — это я. В смысле, это не nick, а мое настоящее имя. Кстати, весьма популярное. Коля, Микола, Колян. Всем привет!

Я — славный парень и работаю в одной из компаний директором по пиару. Может, кто-то из вас не понимает, что это значит, да и не парьтесь. Главное, что на самом деле я не делаю того, чему обучался и что должен делать согласно служебных обязанностей. Нет, разумеется, каждое утро я приезжаю в офис, исправно включаю свой комп и что-то печатаю. Но пользы от моего присутствия, если серьезно, нет никакой. До моего прихода в компании не было директора по пиару, и она от отсутствия такового не умерла. Реклама более или менее размещалась, материалы в прессе и на ТВ выходили, корпоративы шли на ура.

Каждый департамент в компании имел своего менеджера по связям с общественностью и нужды в концентрации власти, на взгляд генерального, никогда не было. Так что зачем я вдруг ему такой внезапно понадобился, мне непонятно. Ведь здесь у меня, в отличие от прежних мест службы, здесь нет ни бюджета, ни медиаплана, ни полномочий, ни даже своих подчиненных, чтобы руководить. И хотя по законам жанра пиарщики департаментов должны быть привязаны к общей информационной политике фирмы, мне до сих пор не позволяют собрать их в кулак.

По какой-то странной нелепой традиции главным стратегом и вдохновителем всего креативного является сам генеральный, а пиарщики департаментов лишь воплощают все в жизнь. И ничего поделать с таким вопиющим и даже вредным для компании положением я не могу. Ведь даже комментарии для журналистов он пишет лично сам, не разрешая мне править текст. Мол, типа, он сам что ли не в состоянии написать то, что думает? Так что мне остается лишь добросовестно разослать материал по профильным СМИ.

Вот и получается, что я — лишь атрибут, ничего не значащий персонаж, Петрушка. Вот как я себе это все вижу. Видимо, просто дань моде. Так уж сложилось, что иметь в своей фирме подобного, как я, просто положено, вот шеф, наверное, и решил, что и ему по карману нанять еще одного бездельника. В конце концов, разве он менее крут, чем все друзья и коллеги?

Вы спросите, почему же я еще до сих пор здесь работаю? Отвечу. Так кризис же, люди! А за то, что я тупо есть, что всегда под рукой и готов выполнить все, что мне прикажут, мне платят две штуки долларов в месяц. Так что обижаться я как бы даже не в праве. Главное, чтобы желание шефа иметь такого как я продлилось подольше. Вот я изо всех сил и притворяюсь, что он в принципе гений и в любом своем мнении безукоризненно прав.

Разумеется, в понедельник на офис я плотно забил. Позвонив в полвосьмого утра на колл-центр, я хриплым и полным траура голосом объявил, что не на шутку болен, но остаюсь на мобильном и, бросив трубку, тут же вырубил связь. Общаться с миром, как вы понимаете, мне было недосуг, о работе я думать не мог, да и какая могла вообще идти речь о ней в принципе, когда мне предстояло нечто более грандиозное, чем какой-то дурацкий пиар. Кроме вскрытия кейса на сегодня я все дела отменил.

Итак, отметившись, я решил не откладывать дело в дальний угол и, плотно позавтракав и достав с лоджии ящик с инструментами, приступил к операции. Однако воодушевление мое оказалось недолгим, поскольку едва молоток и зубило прикоснулись к поверхности "дипломата", мне со всей очевидностью стало понятно, что вскрыть огнеупорный и пуленепробиваемый сейф в домашних условиях невозможно. Несколько неглубоких царапин и вмятин — это все, чего мне удалось достичь в течение часа.

Но неудача на начальном этапе не сломила меня, и я начал думать об альтернативных вариантах вскрытия кейса. Однако пришедшая первой логичная мысль о слесарной мастерской или вызове МЧС особого энтузиазма не вызвала, поскольку, на мой взгляд, являлась верным путём к расспросам и палеву. Ведь я же не знаю, что там внутри. А вдруг не деньги, а героин или что-нибудь ещё в этом духе? Да и вообще светить кейс при посторонних было неумно. Значит, помяв подбородок, резюмировал я, остается одно — искать комбинацию цифр.

Запомните! Если вам необходимо, чтобы кто-нибудь быстро сошёл с ума или, в крайнем случае, записал вас в список врагов на веки вечные, подарите ему сейф с деньгами и забудьте при этом назвать код. Пять часов подряд, пока совсем не обессилел, я пытался подобрать нужное для вскрытия сочетание, но всё было тщетно. Как я ни изгалялся, какие хитроумные системы ни старался бы применить, немой охранник таинственного содержимого не сдавался. Не помогали ни пинки, ни яростные удары отвёрткой, ни мольба, ни слёзы, ни даже угрозы полнейшего уничтожения в мартеновской печи. Мной были перепробованы сотни и тысячи вариантов, но ни один из них не приблизил меня к ответу. Отполированный до блеска бесчисленными прикосновениями моих ладоней прямоугольный чурбан молчал и не торопился выдавать чужие секреты.

Казалось, теперь положение было точно безвыходным. Ведь комбинаций могли существовать миллионы и больше, и поиски единственно верной грозили затянуться на век. А провести остаток жизни, крутя чертовы колесики и так в итоге не стать миллионером, мне не хотелось. Так что надо было придумать что-нибудь кардинально иное. Но что? Озарение не приходило.

В конце концов, окончательно выбившись из сил от бесплодных попыток, я в отчаянье схватил себя за волосы и, с ненавистью швырнув кейс на пол, рухнул на диван. Кулаки мои бессильно ударили по матрасу. Как же его обмануть? Эту тварь? Что же делать?

В истерике я бился примерно полчаса и, только силой взяв себя в руки, заставил подняться с постели. Делать было нечего, к тому же я сильно проголодался и не на шутку устал. Поэтому, чтобы совсем не свихнуться, решено было сделать паузу и отдохнуть. Поесть, попить чайку и как-нибудь расслабиться. Чай, разумеется, у меня на кухне имелся, но выпив кружки две, облегчения я не почувствовал. Курнуть, как назло, не было совсем, а выходить из дома или приглашать каких-либо гостей мне не хотелось. Оставалось одно — забухать. Благо, в баре стояла целая кегля абсента.

Скажу откровенно, с этим волшебным напитком я экспериментировал уже несколько лет и давно заметил, что в критические минуты он всегда меня выручал и помогал оторваться. Да, именно так. Оттопыриться и улететь. По-настоящему. И хотя вкус "зеленой феи" был мне, откровенно, не очень, а точнее просто отвратителен и к тому же сильно похож на лекарство, зато с полбутылки меня вставляло так, что всё последующее во сто крат компенсировало связанный с ее употреблением дискомфорт. К тому же опытным путем я давно нашел наиболее приемлемый и подходящий лично для меня способ юзанья. Так, пил я абсент не в чистом виде и без всякого огня и сахара, а просто размешивал в похожем по вкусу и цвету тархуне и так незаметно за пару часов мог уговорить все 0,7. Выгодность подобного варианта заключалась как раз именно в том, что я почти не чувствовал при этом его семидесяти градусов и тошнотного вкуса.

И абсент отвечал мне взаимностью. Ощущения, которые дарил мне напиток, стоили того, чтобы закинуться. Особенно сейчас, когда я был в полнейшей жопе. И когда мне особенно был необходим не стандартный, а, я бы сказал, мистический подход к происходящему. Ведь абсент в большом количестве — довольно неплохой галлюциноген, и обоняние, зрение и слух обостряются под его воздействием до необычных пределов. А это — как раз именно то, что мне сейчас и нужно. Состояние, когда время замедляет свой бег, а тело охватывает эйфория.

Так, например, когда сила полыни была особенно велика, и "фея" слишком благоволила мне в день приема, я мог почувствовать себя в зависимости от настроя всем, чем угодно. И безраздельно властвующим над страной грозным царем Иоанном. И микрокосмом в бескрайней Вселенной. И вырвавшимся из плена оболочки духом. И слившимся с Абсолютом даосом. И даже… Порой даже могло дойти до того, что я начинал вести диалог с Самураем и, как собака собаку, понимал его внутренний мир. Ко всему прочему абсент являлся вполне доступным и к тому же легальным психоделиком (при условии содержания туйона не менее 10 мг), только приобретать его надо было в проверенных местах, чтоб не купить случайно крашеное пойло. Я достал бутылку "King of Spirits" и стоявший всегда наготове тархун.

Минуты текли вяло. Развалившись на диване и попивая свой изумрудный коктейль, я тупо смотрел в "ящик для дураков", пытаясь отрешиться от кейса. По телевизору, как назло, кроме информационных выпусков, не было ничего интересного. Впрочем, через какое-то время и эти потоки бессмыслицы мне надоели. Почему-то именно в этот день не сходили с рельс поезда, не падали самолеты, не рушились небоскребы и отдыхали пираты. И даже цунами, и те не смывали в дар Посейдону беспечных людей. А без подобных известий, что ни говори, жизнь казалась скучней. Только сводки об очередном движении биржевых индексов, цен на нефть и курса рубля неслись со всех сторон. А они уже надоели. Поэтому, чтобы не усугублять и без того паршивое настроение, пришлось в который раз смотреть изученную до последнего слова какую-то из серий "Семнадцати мгновений". Но когда фильм безжалостно кончился, в мозгах у меня вновь воцарился вакуум.

В конце концов, от нечего делать я принялся быстро переключаться с канала на канал, пытаясь попадать таким образом, чтоб выходило смешно. Постепенно новая забава меня увлекла, и я позабыл об унынии. Ко всему прочему из-под пульта иногда выходили подлинные юмористические шедевры, так что я даже не поленился и поставил на запись диск. Однако, записав и просмотрев хохмы ради несколько вариантов, я отчего-то вдруг понял, что все гениальное в этой области уже давно и не мной сделано, а я лишь испортил диск. И хандра вновь воцарилась на место. Тогда, почувствовав, что отдохнул, я решил оставить для фона в "ящике" что-нибудь одно и ещё разок со свежими силами поразмыслить о шифре.

Случайным тычком выбрав программу, я прикрыл воспаленные с бессонницы глаза и нахмурил брови. Однако, несмотря всю серьёзность намерений, хороших идей по-прежнему не возникло. Тогда я решил вообще от всего отрешиться и погрузиться в транс и начал медленно считать про себя каждый удар своего беспокойного сердца. Но и это занятие долго, увы, не продлилось. Конец ему положила непонятно откуда взявшаяся мысль о том, что если я прямо здесь и сейчас себе вдруг нечаянно мысленно прикажу, то мотор остановится. Ведь существует же особая музыка, вспомнил я, ритм которой, входя в резонанс с ритмом сердца, может вызвать ступор кардиальных мышц. Так почему же невозможна их остановка посредством внушения? Как делает йог, например? А доносящиеся из груди удары так мощны, что содрогается тело…

Эта новая мысль меня так грузанула, что я быстро открыл глаза и стал вовсю отгонять от себя всю эту опасную ахинею. Слава богу, больше никаких звуков я в комнате не слышал — вокруг царила мертвенная тишь, молчал даже телевизор. Этот факт и отвлек меня окончательно от навязчивого счета, и я, решив разобраться, в чем дело, приподнялся на локте. Однако едва я взглянул в сторону "ящика", то чуть не поперхнулся от неожиданности собственной же слюной. Прямо на меня, неестественно раздув щёки, с экрана смотрело плоское как блин улыбающееся лицо. Ну, вот, началось, пронеслось в башке, похоже, абсентик вставляет. А это есть гуд. А то всё про смерть, да про смерть. Физиономия, будто в ответ, беззвучно оскалилась. Да, но что это за мерзкая рожа? И где звук? Ведь я его точно не выключал.

Непослушный пьяный палец, не попадая по кнопкам, с трудом прибавил на пульте громкости, но довольное лицо, будто оно было в этот миг самым счастливым на свете, продолжало молчаливо смеяться. Загудели от натуги лишь динамики плазмы. И тут в глаза мне бросилась ещё одна странная деталь. Волосы у морды развевались кверху так, словно их обладатель падал с большой высоты. Я не поверил зрению и ущипнул себя за ногу. Нет, все в порядке, боль есть.

Тем не менее, тревога за собственную судьбу — всё ж таки абсент реально сильный психоделик — меня не покинула, и я быстро переключил программу.

— …Катя, возьми телефон! Это он! Это он! — заорала под музыку шлягера группы "БИС" на фоне салюта над башней MIRAX Plaza пошлая фотомодель.

Я привстал.

— Стань, если хочешь, моим клиентом! Стань, если хочешь, моим клиентом! — продолжала призывно орать блондинка, приглашая потенциального покупателя совершить акт купли-продажи именно с ней.

Я представил, какой именно акт она предлагает с ней совершить, и засмеялся. А когда в конце ролика появился текст "Хочешь купить квартиру? Спроси Катю!" и вовсе чуть не грохнулся на пол. Ну, надо же! Ай, молодец! Ай, да Полонский! Средств у компании нет, ключевые проекты заморожены, совет директоров разогнан, а он до сих пор креативит! Значит, на последнем издыхании. Знак верный.

Однако судьба того, кто так и не съел, как обещал, свой оранжевый галстук и скоро сам пойдет, как он однажды всем пожелал, в жопу, меня не особо трогала. И, убавив звук, я решил вновь вернуться к счастливому лицу. Что ни говори, а чем-то оно подкупало. Однако на этот раз улыбающейся морды на экране уже не было. Вместо неё, держась за руки, по-прежнему в тишине скалилась теперь целая группа в комбинезонах. Только теперь мне стало ясно, в чем дело. Это снимали в упор парашютистов без шлемов во время затяжного прыжка. Потому-то под напором воздуха и гримасничали так смешно их лица.

— Слава богу, пока что в уме, — с чувством выдохнул я и успокоился.

Но приход уже, однозначно, начинался. Я щёлкнул следующую кнопку. На экране возник руководитель Федерального агентства по атомной энергии Кириенко.

— Сергей Владиленович, здравствуйте, — поздоровалась по телемосту диктор Анна Антонова. — Да, ну вот… Известно…

— Так, вы опять пропали, — ответил тот ей.

— Вы меня слышите?

— Вот, теперь появились.

— По всей видимости, это звук запаздывает, — продолжила Анна. — Вы будете меня слышать. Итак, известно, что государство планирует подписать договор о мирном использовании ядерной энергии. Вот, что в него входит и каковы основные направления сотрудничества России и США? Расскажите!

— Ха-ха! Хорошо! Договорились! — улыбнулся "киндер-сюрприз".

— Сергей Владиленович, вы нас слышите все-таки в итоге или нет?

— Оу! Да! Конечно! Прекрасно слышу! — ответил тот, улыбаясь от счастья.

Казалось, он был невменяем.

— Итак, я вас спросила про договор, который планирует подписать Россия и США, — снова начала Анна Антонова, — Это договор о мирной ядерной энергии… Что же в него входит? И на что рассчитывают стороны?

— Хорошо! Сейчас! Значит, так! Тут Брилев просит сдвинуть камеру, говорит, что за моим правым плечом…

Припадок вновь набросился на меня, как голодная до любви вдовушка, я согнулся пополам и застонал. Теперь у меня уже не просто кололо от смеха в животе, меня буквально разрывало на части, а волны истерики все продолжали накатывать. Спазмы давили как пресс. В горле начал расти огромный комок. Я стал задыхаться.

Надо было что-то срочно предпринимать, иначе я так мог легко окочуриться, и я вновь схватился за спасительный пульт. Стараясь не глядеть на экран, я стал, слушая, перескакивать с канала на канал в поисках чего-нибудь полегче и наконец нарвался на MTV. Пусть уж лучше играет какая-нибудь музыка, подумал я, чем говорят ненормальные министры, и откинулся на подушку. Мелодичные звуки постепенно выровняли мое состояние, однако корежить меня не перестало совсем. Просто истерика, как я полагал, затаилась. И я оказался прав — она не просто спряталась на время, она приобрела совершенно новое, но не менее болезненное свойство. Теперь передо мной кривлялись три отвязные девки, которые так трясли вываливающимися из-под одежды грудями и так хищно сверлили меня похотливыми взглядами, что я снова в отчаянье застонал. Но уже от другого. Однозначно, в эту минуту я был для них единственным, кому они мечтали отдаться, причем тут же немедля, и все втроем. И у меня дико встал.

Чтобы утихомирить плоть, я схватил сквозь штаны вырывавшийся наружу орган, но это лишь усилило позывы. Руки непроизвольно полезли в карман, и я понял, что если прямо сейчас не прекращу эту пытку и не вырублю телевизор, то это плохо закончится. Собрав всю свою волю, я оторвал от брюк руки и вновь вцепился в пульт. Однако совершить задуманное не успел. Внимание мое неожиданно привлекло странное постукивание, доносившееся из-под стола. Вспомнив о кейсе и тут же забыв о телках, я соскочил с дивана. "Дипломат" по-прежнему сиротливо лежал на полу, однако теперь, казалось, изредка слегка подпрыгивал в такт музыке.

— Ты чего? Танцуешь? — окликнул я его, пытаясь понять мотивацию странных движений. — Эй, чумадан! Тебя спрашиваю! Ты как вообще?

— Никогда меня так больше не называйте, — обиженно прозвучало в ответ. — Я этого, кажется, не заслуживаю.

— Гляди-ка, разговаривает, — неподдельно удивился я, обращаясь к девицам и ощущая их недешевый парфюм. — Не нравится, да?

Телки послали в ответ воздушный поцелуй.

— Между прочим, я переносной сейф самой последней модели, made in USA, не какой-нибудь там… — гордо послышалось с пола.

— Сволочь ты последняя, — плюнул в его сторону я, — а не сейф. Чурбан железный. Скажи лучше, как замок открыть, гад.

— Извините, но я не могу, — донеслось из-под стола снова. — Я поклялся.

— Что??? Поклялся? Кому? Ты чего гонишь? Думаешь, я совсем, что ли, лох? — я поглядел на собаку. — Прикинь, Самурай, он поклялся!

— А ты под пресс его брось, сразу скажет, — смекнул умный пес и смешно сморщил лоб.

Я одобрительно хмыкнул.

— Честное слово, никак не могу, — залепетал испуганный кейс. — Хоть убейте. Не имею права. Поверьте.

— Что, сволочь безмозглая? Обосрался? — обрадовался я. — Вот брошу тебя, правда, под пресс, тогда узнаешь…

— Не надо под пресс, прошу вас, — в ужасе застонал "дипломат". — Я же ведь пошутил. Ну, помните, как Весельчак У из мультфильма? Пошутил и все. Пошутить нельзя что ли? Вот если бы вы меня освободили от наручников, тогда… Тогда бы я вам всё рассказал. Честное слово…

— От наручников, говоришь? Ну, и как же я их, по-твоему, сниму? — поинтересовался я. — Плоскогубцами перекушу, что ли? Я два часа ковырялся отверткой в замке! Ни хрена не получается!

— И правда, — расстроился "дипломат". — Ключа-то у вас нет. Эх, что же делать?

— Коль, а ты чего, забыл? — снова встрял в разговор Самурай и подошел ближе. — У тебя же собственные "браслеты" в ящике где-то валялись. А они все стандартные. Попробуй, может, те ключи подойдут.

Меня словно током шандарахнуло. Ну, конечно! Как же я сам не допёр! Ведь у меня действительно где-то лежали наручники. Года три назад я выпросил их у знакомого опера для сексуальных утех, да так ни разу и не попользовавшись, куда-то забросил.

Погладив мудрого пса, я молнией кинулся к столу и начал беспорядочно вытряхивать один за другим содержимое ящиков. Ага, вот они, миленькие! И ключики здесь! Молодец, Самурай! Сейчас попробуем!

С трясущимися от волнения руками я опустился перед кейсом на колени и сунул нехитрый штырек в такой же нехитрый замочек. "Дипломат", не издавая ни звука, молча наблюдал за моими действиями. Я повернул. Кольцо без сопротивления разомкнулось.

— Ну и что дальше, чурбан? — держа в руках железяку, выдавил из себя я. — Кода-то я все равно ведь не знаю.

Самурай виновато пожал плечами и вышел из комнаты.

— А вы на "браслет" посмотрите. Кажется, старый хозяин там что-то писал, — вспомнил кейс.

Я впился взглядом в металл так, словно от этого взгляда сейчас зависела вся моя дальнейшая жизнь, и даже взял специально для этого лупу. Но цифр на гладкой поверхности нацарапано не было.

— Ах ты, сука железная! — в бешенстве пнув кейс ногой, заорал я. — Развести меня захотел, да? Думаешь, тебе это с рук сойдет? Да я тебя сейчас так…

Не помня себя от ярости, я вскочил и уже намеревался схватить что-нибудь тяжёлое, чтобы со всего размаху хорошенько вмазать им по сволочи чумадану, как вдруг мой ищущий взгляд остановился на стареньком инфракрасном детекторе для банкнот. Не отдавая себе отчёта почему, я включил приборчик в сеть и поднёс к нему наручники…

Ай, да Ник! Ай, да красавец!

На внутреннем язычке "клешни" отчётливо проступил ряд маленьких светленьких циферок.

2.2. На другом краю земли, в пяти с половиной тысячах километрах к востоку, в неприметном здании на улице Хэпинмэнь работали двое. Было уже давно за полночь, но сквозь плотно зашторенные окна наружу не пробивалось ни лучика. Кабинет с портретом Вождя был специально устроен для этого, подчинённый единственной цели. Никто и ни при каких обстоятельствах не должен был знать, что в нём происходит. Стены комнаты не имели углов, чтобы поглощать любой звук. Толстые тройные рамы из особого стекла предохраняли от прослушки снаружи. Генератор помех под потолком делал невозможным работу жучков и рекордеров внутри.

Из обстановки в кабинете имелись обшарпанный стол с компьютером и телефоно-факсом, принтер, сканер, пара стареньких стульев, шкаф с папками, сейф да казённый диван. И, разумеется, аппарат спецсвязи. Однако никто из посетителей помещения никогда не жаловался на скромность меблировки. Всего, что здесь находилось, для работы им было достаточно.

Итак, в комнате находились двое. Один с каменным лицом читал только что доставленное донесение. Второй, вытянувшись, словно струна, стоял в паре шагов от дверей и ждал приказаний первого. Тишина нарушалась лишь мерным жужжанием разбуженной лампочкой мухи. Наконец, стул под сидящим за старым бюро скрипнул, и пронзительный взгляд его узких колючих глаз удостоил вниманьем стоящего.

— Теперь, товарищ Тху, расскажите всё, что знаете, на словах.

Человек у двери сделал шаг вперёд и вновь вытянулся. Садиться без приглашения… Такому в партийной школе не учат.

— Товарищ секретарь, ни один из агентов до сих пор не вышел на связь, — чеканя слова, начал он. — По всей видимости, они все убиты. Следы, по нашим данным, ведут к чеченцам. Груз исчез в неизвестном направлении. Я готов немедленно вылететь в Россию и разобраться в случившемся лично. Разрешите задействовать спецгруппу, и я клянусь…

— Ваше рвение похвально, товарищ Тху, — названный секретарём жестом остановил отвечавшего.

Голос его был на удивление тих и спокоен, но от этого спокойствия докладчик немедленно взмок.

— Но вы нужны Родине здесь. И к тому же… К тому же это слишком расточительно для нас — учиться на собственных ошибках. Вы уверены, что все наши люди погибли? И кстати, откуда взялись там чеченцы?

— Не могу знать, товарищ секретарь. Информация получена из криминальных источников. В официальных сводках о происшествии мы не нашли ни слова. А люди… Никто из них до последнего момента никак не дал о себе знать. Из чего я делаю только один вывод…

— Значит, они отправились на встречу все трое… Но почему? — продолжал размышлять вслух сидящий. — Ведь по инструкции кто-то должен был остаться и страховать со стороны…

— Сам не могу понять, товарищ секретарь. Это одни из лучших наших сотрудников. Видимо, они были настолько уверены…

— Никогда ни в чём нельзя быть уверенным до конца — это первейший симптом безрассудства. Это правило они явно забыли, — резюмировал хозяин кабинета. — А наша профессия подобного легкомыслия не прощает. Впрочем, реку уже всё равно не повернуть вспять, надо плыть по ней дальше. Тху Чжо, я принял решение отстранить вас от дела. Передайте все материалы Гу Яну немедленно. Можете идти. Это все.

Взгляд начальника Первого особого отдела министерства госбезопасности соскользнул с собеседника и уткнулся в мерцающий монитор. Судьба недотёпы Тху Чжо его больше не трогала. Он спишет мерзавца в утиль. Навсегда.

— Цзайцзянь 1, товарищ секретарь, — траурным голосом произнес Тху Чжо. — Желаю удачи.

— Ваньань 2, товарищ, — не глядя, ответил тот.

Первый особый отдел, руководителем которого с момента его основания бессменно являлся Ли Пенг, был образован на следующий день после потрясших страну событий на площади Тяньаньмэнь. С единственной целью — никогда больше не допустить подобного и выработать новые национально ориентированные стратегические внутри- и внешнеполитические решения. Официально подразделение было частью структур органов государственной безопасности, но на деле не подчинялась никому. Ни правительство, ни политбюро, ни даже Генеральный секретарь не имели права вмешиваться его деятельность, и никто из них не имел точного представления о том, чем на самом деле занимается эта самая секретная служба государства. Разумеется, подобное привилегированное положение являлось из ряда вон выходящим, но такова была бессменная традиция, установленная еще со времен патриарха реформ Дэн Сяопина. И никто не был в силах ее изменить. Наконец, такова была и его последняя воля.

По своему характеру ПОО МГБ была чем-то похожа на всем известную Аненербе, и в структуре ее деятельности также имелись различные направления. И хотя штат сотрудников службы и ее бюджет были не так велики, как в нацистской Германии, сфера интересов китайского клона была с ней сравнима. От раскопок стоянок древних людей и мест пребывания НЛО до отрядов ликвидаторов для исполнения приговоров за границей.

Но именно это малое количество посвященных Ли Пенг и считал своим главным достижением, потому как, не имея многочисленного персонала он избегал главного в современном мире врага — утечки информации. А недостаток людей он легко компенсировал. Благодаря особому статусу и подзаконным актам Ли Пенг мог привлекать для решения своих задач любых государственных служащих как в стране, так и за ее пределами. Да так, что те даже и не догадывались, что выполняют секретные поручения отдела. К ___________________________________________________________________

1. До свидания (кит.)

2. Спокойной ночи (кит.)

тому же удостоверение МГБ действовало на партийных членов и чиновников всех рангов гипнотически, и для него был открыт доступ в любой кабинет.

Когда дверь за гостем закрылась, и шаги его стихли на лестнице, хозяин комнаты нажал на кнопку селектора.

— Слушаю, товарищ секретарь, — раздался бодрый женский голос.

— Закажите мне билет до Москвы на завтра на последний рейс. Паспорт номер два. Виза — деловая. Спецбагажа — не будет. Гостиницу не бронируйте. Посольство и резидентуру в курс не ставьте. И передайте Гу Яну, чтобы завтра с утра ко мне зашел. Это всё.

— Слушаюсь, товарищ секретарь, — все также бодро ответил женский голос.

Ли Пенг отключил селектор. Теперь, наконец, он мог позволить себе встать из-за стола и дать волю эмоциям. Выключив свет, он расслабленно потянулся, подошёл к окну, открыл жалюзи и, не показываясь в проёме, посмотрел на проспект.

На улице, несмотря на поздний час, вовсю кипела жизнь. Люди, смешно жестикулируя и перекрикивая друг друга, гуляли целыми компаниями и запускали петарды, а напротив в ресторане "Цюаньцзюйдэ" горели огни и играла весёлая музыка. Завтра Гу Ян, преданный член партии, позаботится о том, чтобы Тху Чжо больше никогда не смог ошибиться. Таких провалов в их службе прощать не принято. Но, откровенно говоря, тот сам во всем виноват, поскольку курировал дело лично. Семье же покойного объяснят, что кормилец погиб во время выполнения задания в горах, жене дадут пенсию и позаботятся о детях…

Ли Пенг снова посмотрел на людей и огни. И хотя сквозь непроницаемые рамы он не мог слышать ни беззаботного смеха подвыпивших соотечественников, ни заразительных ритмов последних эстрадных хитов, ни грохота от разрывов салюта, он чувствовал, как звуки с улицы доносятся до него. Звуки счастья, которые и должны звучать в стране, неуклонно приближающейся к заветной цели.

Как быстро же всё изменилось вокруг, продолжал размышлять Ли Пенг, глядя на сверкающий огнями мегаполис! С тех самых пор, как они взяли ответственность за страну на себя и продолжили начатое Великим Кормчим. Всего за каких-нибудь двадцать лет. С того самого дня, как Партия, несмотря на все усилия Запада и провокации несмышлённых юнцов не отступилась от выбранного направления и не бросила в омут народ. Не оставила на растерзание транснациональным хищникам. Не позволила затянуть в разлагающую дух трясину демократии белых. Ведь у них — свой, особый путь. Своя правда и ценности. Но главное — великое и светлое завтра.

Начальник Первого особого отдела поймал себя на мысли, что чересчур рассентиментальничился и отошёл от окна. Но гордость за себя и нацию продолжала греть душу. Ведь если бы горстка преданных коммунистов не встала в трудный час на защиту отечества, позарилась на богатство страны ради личного обогащения, забыла о народе… Кто вспомнил бы сейчас про Китай? А теперь. Теперь — это великая супердержава. С самым динамичным ростом промышленности. С устойчивой к кризису экономикой. С современным оружием. С новыми технологиями. С самым трудолюбивым, большим и целеустремлённым в мире населением. И они уже шумно дышат в затылок Америке. Такими темпами, подумал Ли Пенг, всего через несколько лет они смогут стать первыми и, отобрав лидерство у Штатов, уже сами будут диктовать миру волю. Осталось всего лишь малое. Добыть территории и ресурсы. Ещё столько же земли, сколько есть. Только с нефтью и газом. С реками и лесами. С золотом и алмазами. Ещё столько же земли, где б они могли расселиться. Безлюдной, брошенной, соскучившейся по заботливому хозяину, но сказочно богатой территории северного соседа — некогда могучей страны. Которая, если вдуматься, никогда ей по-настоящему и не принадлежала.

Он мечтательно взглянул на освещаемую отблесками фейерверков висевшую над столом карту временно утраченных территорий. Казахстан, Западная (вплоть по Томскую область), Центральная и Восточная Сибирь, Байкал, Дальний Восток, Камчатка… Вот оно то, что было несправедливо отобрано жалкой кучкой вечно пьяных казаков у населявших эти места слаборазвитых племен, которые с незапамятных времен находились под влиянием его предков. Во времена, когда Китай разрывали на части междоусобные войны, смута и глупость отдельных князей. И просто некому было дать достойный отпор этим урусам.

Но теперь партии нечего скрывать от народа, и правду о том, что случилось столетия назад, знают сегодня все. Но главное, об этом знает любой школьник — будущий хозяин страны. В чем есть, безусловно, и его, Ли Пенга, заслуга. И уже очень, очень скоро, благодаря общим усилиям растущая и воспитанная в правильном духе нация вернет себе исконные земли. Без крови, насилия и геноцида. Которого, впрочем, урусы вполне заслужили. Но кровопролития, усмехнулся Ли Пенг, даже не потребуется. Эти бездельники сами уйдут с занимаемых земель, не способные более ни управлять, ни развивать случайно доставшиеся им по воле истории огромные территории. Сами сбегут за Урал в истинные границы Московии, побросав дома и пожитки, в погоне за лучшей в их извращенном понятии жизнью. А те, кто останется, растворится в грандиозном ассимиляционном процессе, который уже начал свой путь. И лет через пятьдесят от их присутствия не останется и следа.

Ведь недальновидная и погрязшая в коррупции центральная власть когда-то великой страны, подсевшая как наркоман на иглу углеводородов, полностью потеряла связь с действительностью и всерьез противостоять не сможет. Что отчетливо показали последние сделки с островами. Местная же власть с удовольствием продастся любому, лишь бы остаться у сытой кормушки. К тому же промышленность региона в руинах. Сельское хозяйство не может прокормить собственное население. А армия деморализована и постоянно сокращается. И даже тревожные выводы наиболее передовых ученых и социологов не могут завладеть алчным до наживы вниманием российских элит. А население… Электорат, как принято его презрительно называть в русских высших правящих эшелонах, со времен викингов не способный к самоорганизации, вырождается и бежит уже сегодня. Китайцев же, наоборот, день ото дня в регионе становится больше. Они легализуются, создают смешанные семьи, а желтый ген, как известно, гораздо сильнее белого. Но главное — у русских нет цементирующих общество ориентиров. Никакой цели. Никакой национальной идеи. Так что процесс необратим.

Главное, не допустить больше вмешательства высших сил, неоднократно к удивлению мира спасавших этот странный народ от захватчиков. И хотя сейчас речь не идет об аннексии и порабощении, страховка необходима.

Ли Пенг вновь пробежал взглядом по будущим границам империи, и смутная тревога коснулась его. Ведь сколько их уже было, подумал он, воинственных, сильных, умных! Захватившие Кремль и даже посадившие на трон марионетку-монарха поляки. Завоеватель Европы, замерзший в бескрайних полях и лесах гений войны Бонапарт. Владевший копьем судьбы, но так и не сумевший добить, казалось, уже падавшего на колени колосса Гитлер.

Ли Пенг отмахнулся от мрачных мыслей. Нет, на этот раз все будет по-другому, и заступничества урусам не видать! Он лишит их своего охранителя! Не даст провидению встрять в объективный процесс долгожданного расцвета Поднебесной! Он уничтожит реликвию! И Третий Рим никогда не станет Четвертым…

3.

3.1. — Ну, ты чего, блядь такая, делаешь? А? — услышал я в темноте, подняв трубку мобильного. — Почему мне работать мешаешь?

Голос звонившего я узнал бы и на том свете — это был генеральный. Я посмотрел на время. Два ночи.

— Здравствуйте, Юрий Борисович! Простите, я сплю…

— А, спишь, сука тупая! Штраф двести долларов! Почему у тебя телефон весь день выключен, а? Ты должен быть на связи всегда. Или ты мне вредишь, блядь, специально?

— Нет, Юрий Борисович, разрядился просто, я не заметил, простите, — соврал я первое, что пришло в голову. — Только недавно вот на зарядку поставил… Обещаю, больше этого не повторится…

— Конечно, не повторится, — ехидно послышалось в ответ. — Завтра же купишь себе, сука, три зарядки и положишь мне их на стол. Понял?

— Хорошо, Юрий Борисович, — я кивнул головой и только сейчас вспомнил, как тот не любит это обычное слово.

— Ни хуя хорошего, тварь! — взревел шеф. — Бери ручку, записывай!

Я брезгливо поморщился и стал шарить рукой в поисках нужных предметов. Как назло, бумаги и ручки на журнальном столе не оказалось, но вставать с постели и куда-то идти было в лом. Поэтому я снова машинально соврал.

— Я готов, Юрий Борисович

— Значит так, — генеральный стал диктовать телефон, — позвонишь завтра по этому номеру, зовут Егор. Это байкер, у него есть связи в ГАИ. Въезжаешь?

— Пока нет, — начал я вводить номер в память своего Самсунга.

— Ты чего, тварь такая, опять меня развести решил? — услышав пиканье, заорал директор. — Я сказал, записывай, сука!

— Юрий Борисович, извините, но мне проще сразу в мобильный забить, — торопливо залепетал я.

— А мне проще, блядь, не надо! Мне надо сложнее! Или ко мне, тварь, приехать сейчас захотел? — проорали в ответ.

— Нет, не захотел, — просипел я и стал с трудом выцарапывать ногтем на мятой салфетке. — Юрий Борисович, вы не могли бы повторить последние две цифры…

— Пятьдесят шесть, тупица! — еле услышал я сквозь нарастающий шум в трубке.

Все ясно. Шеф, как обычно, гулял где-то в клубе. Видимо, выходил покурить, сейчас снова вернулся к танцполу.

— Короче, — пытался перекричать музыку генеральный, — я хочу в офис из дома на слоне приехать. На настоящем. Пока снег не выпал. Прямо по Тверской. И чтобы камеры там всякие, журналюги… Короче, вся та сволочь, понимаешь?

— Да… — автоматически кивнул я и осекся.

Я не поверил ушам, подумав, что меня еще тащит с абсента. Или, может, это сон все еще продолжается? Встав с кровати и включив люстру, я даже для верности посмотрел на себя в зеркало шкафа. Да нет, не похоже. Оглядел комнату — все как всегда, на местах. Глюков явно не наблюдалось.

— Да, в программу "Ты не поверишь" не звони, я сам с Лёней договорюсь, — продолжал орать генеральный.

— А когда… Когда вы хотите это сделать, Юрий Борисович? — заорал в ответ я.

— Спешки нет. Все, работай!

Тут генеральный, видимо, переключился на беседу с кем-то стоявшим с ним рядом, но расслышать, о чем у них шел разговор, у меня не получалось. Но я продолжал держать трубку у уха, не решаясь прервать наш контакт. Секунд через пять раздались короткие гудки.

Признаюсь, в сфере пиара я работаю не первый год, но то, что только что услышал, показалось мене совершенно невероятным. И было ли все сказанное моим руководителем шуткой или серьезным намерением, я до сих пор не понимал. Хотя в глубине души и признавал, что с точки зрения личного промоушена, ход со слоном, безусловно, прикольный. Но по Тверской… Среди дня… В потоке машин… Такое могло прийти только в голову нашему безбашенному шефу. Как же я его все-таки ненавижу! Нет, я его просто не выношу! На клеточном уровне!

Ведь он же больной! Наверное, нанюхался в клубе кокаина, вспомнил фильм "Олигарх" и сцену со слоном на Дне рожденья Платона, и его понесло. Я даже представил, как он сейчас набирает еще кому-нибудь, не в силах не поделиться проектом. А понтанувшись даже один раз перед какой-нибудь телкой, он автоматически должен был кровь из носа сохранить свое реноме и исполнить задуманное. На этом строился бренд.

Такое как сегодня, признаться, случалось уже не раз и не два, но привыкнуть к ночным звонкам у меня до сих пор не получалось. Бесило не столько то, что он прерывал посреди ночи сон и вываливал на мою голову целый ушат какого-то бреда, больше всего раздражала вездесущая спешка. Ведь с таким же успехом я мог бы получить информацию про слона по электронке и завтра с утра начать действовать. Но генеральному было наплевать, что думает по этому поводу его PR-директор, и он торопился, пока не забыл, высказать все, что придумал. Ему, разумеется, было комфортнее так. И теперь, загрузив подчиненного, он мог спокойно уйти в отрыв и больше не париться.

Впрочем, рассуждать об очередной вспышке активности начальника мне не хотелось, и я, недовольно бурча, поплелся на кухню. Заснуть, догадывался я, мне теперь просто так не удастся, поэтому решено было принять снотворного. Сглотнув сразу две таблетки, я запил их холодной ряженкой, вернулся в комнату и, потрепав за щеку лениво лежащего пса, погасил свет.

Мысли о слоне и генеральном не давали мне уснуть, и я беспрестанно ворочался. Уж сколько их уже было, этих самых безумных идей! Я просто сбился со счета. То, сидя в стрипе, шеф хочет выпустить купальники с логотипом компании, чтобы на корпоративном Дне рождении, который мы традиционно празднуем на пляжах Турции, все наши сотрудницы красовались в бикини от фирмы. То срочно прикупить последний трайк от Bombardier, чтоб, типа, забрендованный тот разъезжал в рекламных целях по столице. То что-нибудь еще, но все в похожем стиле. Причем, как правило, вся эта хрень так ничем и не заканчивалась.

Например, едва мы узнавали стоимость купальников, делали макет и договаривались с производством, интерес к ним неожиданно мгновенно пропадал. А трехколесный мотоцикл, купленный два месяца назад, до сих пор стоял нерасчехленным у подъезда фирмы. Сам генеральный, видите ли, ездить на нем не отваживался, а доверить кому-либо из сотрудников стоявший тридцатку тысяч евро агрегат боялся тем более.

Наверное, подумал я, главное для босса все же не это, не безумные идеи и невыполнимые планы. Главное — антураж. Люди, как в армии, всегда должны быть при деле и в постоянном напряжении, тогда иллюзия бурной деятельности будет соблюдена. Впрочем, я снова перевернулся с бока на бок, сам себе своим нытьем я сейчас все равно никак не помогу, и выполнять задание, как всегда, придется…

Неожиданно вновь раздался звонок и, я, вздрогнув, нервно схватился за трубку. Глаза мои с беспокойством уперлись в дисплей — неужели опять генеральный? Однако номер определился как "неизвестный", и я нажал кнопку. Впрочем, звонить тот мог и с чужого.

— Да! — почти с ненавистью крикнул в трубу я. — Слушаю! Кто это?

— Ну, здравствуй, Коля… — услышал я на другом конце тихий голос с кавказским акцентом. — Что шумишь? — говоривший сделал паузу, будто выдохнул дым. — Сталин говорит. Не узнал? Чем занимаешься?

Хотите — верьте, хотите — нет, но сон моментально улетучился, а я словно робот вскочил с постели и вытянулся по стойке смирно. Ночной звонок генерального не предвещал ничего хорошего. Я включил лампу на тумбочке, словно бы Вождь мог увидеть, как бережно я ловлю каждое произнесенное им слово, и только теперь почувствовал, что сильно вспотел. На кровати кто-то заворочался.

— Товарищ Сталин, я… Простите, виноват, уснул… — щурясь от света и протирая спросонья левый глаз, начал выдавливать из себя я, не зная, что говорить.

Ввести генерального в гнев можно было даже самой незначительной мелочью. Главное, мелькнуло в голове, ни в коем случае не произнести "хорошо". Тот это слово не жалует.

Лежавший рядом на кровати человек повернулся к свету и испуганно посмотрел на меня. Жена, понял я и вспомнил, что уже где-то это лицо раньше видел. Кажется, на птичьем рынке, когда покупал собаку. Однако сейчас было не до воспоминаний.

— А мы вот работаем…

Я со всей отчетливостью представил себе, как Вождь сидит за столом, окруженный членами политбюро, лукаво улыбается и хитро сужает глаза.

— Приезжай, Николай, ты нам нужен.

На эбонитовую поверхность трубки грохнулась огромная капля пота. Я дрожащей рукой вытер лоб. Жена с ужасом наблюдала.

— Хорошо, товарищ Сталин, я сейчас… Уже еду…

— Ничего хорошего, — с раздражением раздалось в ответ. — Лучше бы тебе поспешить. А то ведь мы за тобой и послать можем.

Я услышал пьяные крики и музыку — видимо, знаменитые посиделки были в самом разгаре.

— И кейс, пожалуйста, не забудь!

— Есть, товарищ Сталин…

На этот раз генеральный не ответил и, будто позабыв обо мне, начал разговор с кем-то другим. Я продолжал в страхе прижимать прохладный эбонит к уху, судорожно пытаясь разобрать доносившиеся до меня фразы. Первым повесить трубку я не смел. Из подслушанного мне удалось расслышать только "падла" и "не дам", но и от этих двух слов в животе у меня похолодело. Секунд через пять раздались короткие гудки.

— Все, конец, пришла и моя очередь, — убитым голосом произнес я и уронил телефон на пол. Жена вскрикнула и закрыла руками лицо.

Сказать, что мной овладели страх и безысходность — значит не сказать ничего. Я был в самом настоящем отчаянье, и жизнь, казалось, окончилась прямо сейчас. Мне было настолько жутко, что невозможно описать. Страшнее даже, чем когда за мной гнался по лесу оборотень, а ноги бесповоротно увязли в грязи. Похожее, подумал я, наверное, испытывает лишь подсудимый, слыша "приговорить к высшей мере наказания", произносимое безразличным судьей. Когда в одночасье все вдруг становится бесполезным, ненужным, чужим, и всем твоим существом овладевает вакуум. Хотя нет, у приговоренного, показалось мне, все же всегда остается надежда. Например, можно подать на апелляцию или попасть под амнистию с заменой на пожизненный срок…

Внизу раздался звук подъехавшей машины. Я подошел к окну и выглянул — так и есть, воронок уже здесь. Не успел. А темень-то… Я повернулся к жене. Но та уже умудрилась куда-то исчезнуть, а вместо нее на кровати, как ни в чем не бывало, прямо в доспехах лежал самурай. Да, да, самый обычный средневековый японский рыцарь. Однако вид безмятежно разлегшегося на моей кровати воина почему-то не показался мне странным. Наоборот, я подумал, что знаю его давно. Да и вообще, отчего-то вдруг понял я, этот японец — мой самый надежный и преданный в этом мире друг.

— Пошли, — позвал я самурая и, взяв стоявший у кровати приготовленный с вечера кейс, двинулся к двери.

Мы стали спускаться вниз пешком, чтобы не создавать лишнего шума, да и лифт, наверняка, был уже давно под наблюдением. Однако на первом этаже никого не обнаружилось, и это придало мне уверенности. В тамбуре подъезда я притормозил, обдумывая, что делать дальше. Наконец, я решил все-таки сначала взглянуть, что творится на улице, и отодвинул, словно она была занавеской, входную дверь.

На месте воронка, перегородив проезжую часть, стоял теперь черный как смоль Гелендваген, а рядом толпилось несколько человек. Я пригляделся. Двое не похожих на гэбэшников крепких парней что-то терли с двумя гаишниками. Видимо, последним не очень понравилось, как был припаркован джип, на борту которого виднелись аккуратно отпечатанные через трафарет большие белые буквы. СЛОН, прочитал я и ужаснулся. Еще бы. Эту аббревиатуру знает любой, кто родился в этой стране. Соловецкий лагерь особого назначения. Сердце мое екнуло, но я все же сумел взять себя в руки. Судя по тому, что происходило на улице, у приехавших за мной парней с ментами возникли проблемы. А значит, у меня имелась реальная возможность свалиться на них будто снег наголову. Эх, пан или пропал, махнул рукой я, и бесстрашно шагнул из подъезда.

Я оказался прав. Люди в штатском заметили меня не сразу, а когда увидели, то было уже слишком поздно. Я видел, как они инстинктивно дернулись и полезли было во внутренние карманы пиджаков, но я был уже так близко от них, что явно опережал. Расстояние между нами составляло не более двух метров, и я, чтобы окончательно ввести их в шок, что есть силы крикнул гаишникам: "Они вооружены!". И тут же в один прыжок оказавшись у ближайшего из парней, быстрым движением запустил ему руку за пазуху. Так и есть. Тот так и не успел оказать сопротивления, и я буквально вырвал у него из рук длинный черный пистолет с глушителем. "Это китайские шпионы! Задержите их!", — снова заорал я и стал тыкать в доказательство под нос гаишникам дуло с иероглифами. Почему-то я был абсолютно уверен в безусловной убийственности своих аргументов. К тому же лица крепких парней, это я успел разглядеть только сейчас, действительно оказались азиатскими. Желтые и с узкими щелками глаз.

Менты подозрительно переглянулись с хозяевами джипа и, недобро усмехнувшись, попросили меня успокоиться и потребовали предъявить для проверки документы и "дипломат", который я все это время, оказывается, не выпускал из левой руки. Ну, вот, приехали, подумал я, гаишники с ними заодно, и желудок вновь тоскливо заныл. Я разочаровано вздохнул и уже готов был послушно подчиниться требованиям правоохранителей, как вдруг Гелендваген с визгом рванул с места и, резко развернувшись, остановился пассажирской дверью прямо передо мной. На мое удивление, передней пассажирской двери в нем не было, а за рулем сидел Самурай.

— Ненавижу китайцев! — отрывисто и чеканя каждое слово крикнул мне пес и призывно махнул лапой. — Быстрей!

Я прыгнул в машину и спустя мгновенье, уклоняясь от выстрелов, мы уже мчались по шоссе. Взревела сирена. Это звонил будильник.

3.2. На работу, абсолютно не выспавшийся, я приехал в одиннадцать, чувствуя, что полностью разбит и недееспособен. Мало того, что я мало спал и всю ночь мне снились кошмары, после дурацкого сна со Сталиным я конкретно подсел на измену. По дороге в офис я постоянно оглядывался, не идет ли кто за мной, а перед самым выходом на всякий случай даже выглянул с балкона поинтересоваться, не стоит ли у моего подъезда какой-нибудь подозрительный джип. Нет, я не то чтобы стал совсем уж мнительным, просто теперь я должен был быть уверенным на сто процентов, что меня никто не пасет.

Ивент-менеджер Ольга, пришедшая минутами десятью раньше, была, как ни странно, в курсе моего разговора с директором. Джордж (как называли мы его меж собой), оказывается, напряг и ее своей новой слоновьей темой этой ночью. Причем поставил задачу еще более хамским образом, чем мне. Об этом я догадался, как только увидел ее заплаканные глаза. Видимо, бедняжке пришлось выслушать в два часа ночи гораздо более жесткую речь. Шефа на месте не было.

Поставив портфель на пол, я зашел в его пустой кабинет, бегло просмотрел лежащие на столе письма и приглашения (PR-директор должен быть в курсе, куда приглашают начальника), отвернул стоявший слева бюстик Наполеона лицом к стене и положил рядом с ним три купленных в "Евросети" зарядки. Две обычные и одну для автомобиля. Чтобы не к чему было придраться. Пусть подавится, чмо!

Вернувшись обратно в комнату, я тяжело сел за свой стол и, загрузив комп, открыл служебную почту. Однако никаких распоряжений или новых идей от генерального не обнаружил. Вопросов от СМИ ко мне также сегодня не наблюдалось. Тогда я с легкой душой погрузился в изучение новостей и событий на рынке. Как и ожидалось, ничего экстраординарного за время моего отсутствия в мире бизнеса и нашей отрасли не произошло. За исключением одного. Кризис по-прежнему развивался. Девелоперы как обычно не заявляли о новых проектах, риэлторы продолжали предлагать ощутимые скидки, но кричали о скором взлете цен, банки не выдавали кредитов, олигархи жаловались на жизнь и пытались влезть в госпрограммы — в общем, все было ровно, как и вчера. Я зашел на нашем сайте в раздел "Антикризисное предложение" и не удивился. Прописанный по всем лотам дисконт не изменился. Значит, сделал вывод я, если дела фирмы за ночь не пошатнулись, почему тогда Джордж начал нервничать? Ведь еще пару дней назад, выступая на РБК, он с пеной у рта доказывал, что все опасения насчет второго витка кризиса сильно преувеличены, и не стоит идти на поводу у паникеров. Мол, отбоя от клиентов у нас по-прежнему нет, сделок полно и все шоколадно. Ладно, подумал я, может, ему кто не дал, вот он и бесится с этим слоном. В конце концов, я в его мозгах копаться не собираюсь. Мне надо лишь как можно скорее приступать к выполнению поручения. Здесь уместно особо отметить, что сказанное генеральным "спешки нет" означало, как ни странно, совсем противоположное — за год я уже успел убедиться в этом ни раз. Так что к приезду шефа лучше было иметь хоть какой-нибудь результат или, на худой конец, более или менее исчерпывающую информацию.

Однако тратить время на мартышкин труд все никак не хотелось, и мы с Ольгой еще минут пять не могли прийти к консенсусу, с чего же начать. Но поскольку по-любому деваться было некуда, мы определили, наконец, зоны ответственности и почти синхронно взялись за трубки. Она должна была обзванивать все располагающие слонами учреждения в Москве, я взял на себя решение вопроса с ГИБДД, разработку маршрута и прессу.

Фирма, в которой я трудился PR-директором, была, как утверждалось в написанных мною рекламных брошюрах, лидером рынка в отрасли в Москве, Санкт-Петербурге, Калининграде и Сочи. Казалось бы, с первого взгляда круто. Однако, как практически все в этом мире тотальной лжи и пиара, разумеется, на самом деле это было не так. В столице, правда, мы действительно на протяжении последних лет устойчиво входили в десятку лучших, но что касается остальных городов… В Питере, например, несмотря на чуть ли не ежемесячные визиты с инспекцией генеральному до сих пор не удавалось сформировать дееспособную команду. И до сих пор, не закрыв за полгода ни одной сделки, там день за днем протирали штаны два местных дебила. В Сочи же, несмотря на грядущую Олимпиаду и ожидаемый в связи с развернувшейся супер-стройкой рост активности, реального представительства не было вообще, а единственный сотрудник виртуального располагался в соседней со мной комнате здесь, в столице. Ну, а Калининград… Калининград вообще был включен в список центров нашего присутствия исключительно по причине того, что понравился генеральному, когда тот посетил его не так давно в ознакомительных целях.

Первый звонок я решил сделать байкеру.

— Да, слушаю! Кто это? — раздался грубый прокуренный голос, когда взяли трубку.

Я представился и попросил Егора.

— А, от Джорджа, здоров! Это я! — ответили мне. — Ты по поводу слона звонишь, что ли?

Я удивился информированности собеседника и подтвердил догадку.

— Да я в курсе уже, — продолжал байкер. — Джордж СМС мне с утра прислал. Но пока, брат, инфы для тебя нет. Не занимался еще этим вопросом.

— Егор, — спросил я его как можно вежливей. — А вы как сами думаете, это реально?

— Не знаю, братан… А вообще, так на вскидку, вряд ли что, конечно, получится. Это же центр, понимаешь, там ФСО. А у меня таких концов нет. Но я попробую.

— Я понял, Егор. Слушайте, — продолжал я вкрадчивым голосом, а вы могли бы подтвердить, пожалуйста, что я звонил, если Джордж будет вас спрашивать. А то он меня может проверить. Хорошо?

— Не вопрос, — засмеялся Егор. — Понимаю. Видел однажды, как он вас имеет. Жесть! Не бойся, скажи, что я сам ему наберу, как будет инфа. Сейчас вот один свой вопрос порешаю и вашим займусь. Ну, все, братан, до связи! Салют!

— Да, и мне с Вами было тоже приятно пообщаться! До свиданья, Егор!

Я выдохнул. Кажется, история со слоном откладывалось на неопределенное время. Но только я успел положить на стол мобильный, как снова раздался звонок. Это была еще одна знакомая Джорджа — с ней я уже пересекался пару раз на тусовках.

— Привет, Ник, это Марина! Можешь говорить?

— Привет, привет! Конечно! Готов ловить каждое слово!

— Слушай, мне Джордж вчера ночью звонил, про слона какого-то рассказывал, — начала сходу она. — Объясни поподробней. Я толком спросонья не поняла, о чем он конкретно.

Я сделал вид, что не понимаю, в чем суть вопроса.

— А… А я тут причем, не знаешь? — продолжала Марина.

— Не знаю, Марин. Не в курсе. Да ты, слышь, не парься! Сама знаешь, он как что-нибудь придумает, так сразу всем названивать начинает. Давай, типа, сделаем. Будет круто. А потом… Уедет в Монако, и привет. Слушай, прости, тут ко мне кто-то по второй линии ломится, попозже продолжим. Лады? — намекнул я, что пора бы нам попрощаться.

— Хорошо! Счастливо! Звони, как узнаешь! — Марина отключилась.

Похоже, о новой выдумке шефа вся Москва уже знает. Я повернулся и хотел что-то сказать по этому поводу Ольге, но увидев, как та что-то втирает дрессировщику Дурову, не стал отвлекать. Часы показывали двенадцать. А стрелка с экспертом была назначена на час. Так что не пойти-ка ли мне, в конце концов, на обед, подумал я. Как раз пока доберусь, пока похаваю… Я резко встал из-за стола и вышел с портфелем из комнаты.

— На ланч, — бросил я девочке на ресепшене. — Если что, звони на трубу!

Откровенно, трудиться сегодня охоты не было не только по причине не лучшего расположения духа, но и еще и потому, что у меня имелось гораздо более важное, чем гениальные планы Джорджа личное дело. Когда я вскрыл вчера дома свой злополучный кейс, то к удивлению не обнаружил внутри ни денег, ни, на худой конец, даже наркотиков, которые при желании можно бы было со временем в них превратить. Что таить, кое-какие связи в соответствующих кругах у меня когда-то имелись. Вместо ожидаемой мной кучи зеленых денег там лежала небольшая, примерно сорок на сорок сантиметров картина с неопределенным морским пейзажем в толстой раме и разрешительные документы на ее вывоз за рубеж. В бумагах было указанно, что данное произведение не является культурной ценностью и автор его не установлен. Что, безусловно понимал я, было полнейшей чушью. Ведь из-за мазни неизвестного автора навряд ли бы застрелили человека. А значит, логично рассудил я, полотно, наоборот, обладает немалой стоимостью. Но какова хотя бы приблизительная сумма навара и что это за гений, я, разумеется, знать не мог.

Весь вчерашний вечер я копошился в Интернете, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Тщетно. Ничего. Я посетил десятки сайтов музеев и разных коллекций, просмотрел массу каталогов и галерей. Но ни один из мастеров не показался мне и близко похожим на то, что я вытащил из "дипломата". И ни один пейзаж не подходил к картине по стилю. Поэтому я решил обратиться за помощью к специалисту. Своему однокласснику-художнику, работавшему, как я знал, экспертом в Пушкинском музее.

Насколько я помнил, одноклассник мой был человеком независтливым, незлым, и довериться ему в этом плане можно было спокойно. На случай же расспросов у меня была приготовлена легенда о том, что я приобрел эту штуку на барахолке в Брюсселе и вот теперь, наконец, решил оценить. К тому же за экспертизу я пообещал приятелю целых пятьдесят американских долларов, что даже для старшего научного сотрудника за полчаса потраченного времени было вполне "ничего".

Встретиться решили недалеко от моего офиса в "Кофе Хаусе". Там достаточно недорого (иначе бы он не пришел), людно и, главное, светло. Я пришел на место немного раньше и успел слегка перекусить. Ровно в час в дверях показался Серый.

Я узнал его сразу, несмотря на то, что не виделись лет семь. По походке, нелепому повороту головы куда-то вправо, который я объяснял для себя чисто профессиональной привычкой, и заметной заторможенностью. Помахав остановившемуся в нерешительности на входе однокласснику, я отодвинул в сторону недоеденный суп и встал как можно радушнее навстречу. Серый неуверенно приблизился, мы пожали друг другу руки и только после секундной паузы по-приятельски обнялись.

Да, я был прав, он практически не изменился со школы. Все такой же скромный очкарик Серега в лоховатом костюме, несвежей сорочке в крупную клетку и старом измученном галстуке. Рассмотреть обувь я от волнения не успел, но это было уже ни к чему. Мне и так все было ясно. Наконец я мог успокоиться, что не ошибся в своем выборе, и таившийся до последнего момента страх вмиг исчез. Этот ученый сухарь с бюджетной зарплатой был мне не опасен, и явно специалист. На радостях я даже заказал нам обоим по чайнику чая. Затем, взяв инициативу в разговоре на себя, задал старому знакомому пару стандартных вопросов о жизни и семье и, кратко посвятив в подробности собственного существования, заговорчески кивнул на портфель. Затем, внимательно оглядевшись по сторонам и убедившись, что за нами никто не наблюдает, аккуратно извлек из него и положил на стол свою непонятную вещицу.

Серый тут же преобразился и, приняв сосредоточенный вид большого знатока и небрежно отодвинув чашку, бегло оглядел пейзаж. Затем, подняв на лоб очки и достав из пиджака карманную лупу, принялся более внимательно и, я бы сказал, даже жадно изучать полотно.

— Откуда она у тебя? — не отрывая взгляда с картины, быстро спросил он.

Я озвучил придуманную версию с Брюсселем.

— Да, там такого барахла, точно, хватает… — одобрительно быстро буркнул Серый и осторожно поскреб ногтем поверхность холста. Затем поднес палец к лупе и скосил левый глаз. — Много дал?

— Двести евро, — спокойно ответил я.

Одноклассник оторвался от пейзажа и опустил очки на прежнее место.

— Ну, правильно, она больше не стоит. Я, знаешь, грешным делом сначала подумал, что это Тернер. Но когда лупу взял… Видишь, — он кивком указал на желтоватое пятно посреди картины, — этот необычный эффект с упором на желтое… Такая потребность в чистых, несмешанных светлых красках была свойственна именно Тернеру. Но характер мазка и пространственные планы… Нет, однозначно, это грубая стилизация. А вот рама интересная… — постучал он костяшкой пальца по дереву и перевернул картину задней стороной, — я таких что-то давно не встречал. Она одна стоит, наверное, столько же, сколько вся эта мазня. Широкая, с инкрустацией. Посмотри… Коль, ты чего? Расстроился, что ли?

Я не ответил. А просто тупо продолжал смотреть на пейзаж, не в силах понять, что происходит. Нет, разумеется, я не был расстроен, что это не Леонардо или Веласкес, просто мне было совершенно неясно, за что я, собственно, рисковал. Причем ни чем-нибудь, а собственной жизнью всего день назад. За что замочили узкоглазого… И вообще что происходит… Ну, почему, почему, закричал про себя я, почему мне все время так не везет? Почему именно у меня никогда ничего не выходит? Не скрою, в тот момент я готов был прямо в кафе разрыдаться.

— Да ладно тебе! — Серый хлопнул меня по плечу и отхлебнул чаю. — Повесь ее в комнате. Все лучше, чем голая стена. Будешь говорить, что ученик Тернера. Ведь похож же. Немного. А там… Кто его знает?

Я молчал. Рой мыслей не давал мне покоя.

— Спасибо, Серый. Выручил. Очень, — наконец произнес я и достал бумажник. — Я тебе должен. Вот, на. Возьми.

— Да брось ты, в самом-то деле, Колян! — возмутился тот. — Мы друзья или кто? К тому же мне это совсем ничего не стоило. Подумаешь, фигня какая! А ты думал, тебе за двести евро шедевр продадут? Знаешь, — снизил он интонацию, — если ты действительно хочешь приобрести что-нибудь стоящее, я могу познакомить тебя с одним антикваром. У него и цены божеские, и вещи интересные попадаются…

— Да, нет, Серый, спасибо. Мне ни к чему, — печальным голосом произнес я. — Ты выпить, кстати, не хочешь?

— Не, Коль, нельзя, мне с людьми еще целый день работать. В другой раз как-нибудь, ладно?

— Как хочешь. А я, пожалуй, возьму. Девушка, у вас бармен "Лонг Айленд" делает? Будьте добры, сразу два. И без льда. Побыстрее…

Зазвонил мобильный. Я посмотрел на дисплей. Заколебала. Марина.

— Да, привет еще раз! Говори! — крикнул я.

— Ник, а скажи, Джордж приехал уже? А то трубку чего-то не берет.

Я посмотрел на часы.

— Нет еще. Он после шести только будет. Что передать?

— Слушай, у меня тут знакомые в ГИБДД ЦАО имеются, нормальный уровень. Вам же все равно разрешение получать на слона…

— Ну, — почуял недоброе я.

— Могу посодействовать за десять евро. Девять — им, ну, и одну мне. За помощь.

— Я понял. А ты уверена, что люди сумеют решить наш вопрос?

— За девять штук, уверена, смогут.

Я с секунду подумал.

— Марин, знаешь, ты вот что, Джорджу лучше пока не звони. Он такие вещи не любит, — начал я. — И так на нас на всех смотрит, будто все кругом только и думают, как его развести. Я ему сам эту тему озвучу. Надеюсь, ты понимаешь… Тем более что это кэш. А как будут новости, сразу дам знать. И спасибо, что помнишь. Договорились?

— Ну, хорошо. Поняла. Жду звонка.

— До связи, — я убрал трубку в карман.

Вот же тварь! И откуда взялась эта дура? И без нее тут проблем невпроворот. Вечно лезет, когда не просят. Хорошо хоть, не дозвонилась еще, а то неизвестно, чем бы все это кончилось. Я нахмурил лоб. Все, надоело! Пора с этим слоником кончать! Мне этот бред надоел! Расшибусь, а тему сегодня закрою!

На столе возникли заказанные коктейли. Сергей, с жалостью поглядев на меня, допил свой чай и начал потихонечку собираться. Я не препятствовал — настроение было на нуле. На работу было насрать и хотелось тупо нажраться. Пожав друг другу руки, мы вновь тепло обнялись и, договорившись созвониться как-нибудь, расстались.

3.3. В офис вернулся я где-то в районе семнадцати. Пьян был не очень, так, слегка навеселе, так что работе мое состояние помешать не могло. Войдя в комнату, первым делом я кинулся к милой Ольге, узнать, как дела у Дурова. Результаты меня порадовали. То ли в пику именно моим сокровенным желаниям, то ли в связи с объективными обстоятельствами ни уголок Дурова, ни оба цирка, ни устраивающие мероприятия с животными агентства не соглашались взяться за заказ. И аргумент был у них всех железный. Поскольку элефант по сути своей не домашнее, а вполне дикое животное, ни один дрессировщик не возьмет на себя ответственность пойти на столь рискованный шаг. Ни за какие, так сказать, даже очень большие деньги. Потому что весящий несколько тонн гигант в потоке машин может попросту испугаться и стать неуправляемым, а с этим, как вы понимаете, шутить нельзя. Ведь дело может кончиться жертвами. Вот, если где-нибудь на огороженной территории, в свободном от посторонних раздражителей пространстве, тогда, как говорится вэлкам, ноу проблем. Но в данном конкретном случае — категорически нет.

Именно этого я, если честно, и ждал. Но как потактичнее и мягче сказать это Джорджу? Ведь он не поймет. Ведь для него никаких границ не существует. И купить можно все. В конце концов, он может попросту приказать нам с Ольгой сделать так, чтоб ради этого слона менты перекрыли движение. А заодно организовали эскорт. А каким образом мы это все будем устраивать, проблемы уже не его. "Да нахуй ты вообще тогда нужен, если не можешь!", — говорил он обычно в подобных случаях.

Я призадумался.

— Ольга, персик, ты вот что это пока… Не звони. Не звони ему, ради бога, — обратился я к милой коллеге по офису. — Может, он и сам уже догнал, что нереально. А там, глядишь, и у Егора с ментами не сложится. Как думаешь, а?

Ольга согласно мигнула. Видимо, она сама была в шоке от разговора с Дуровым.

К нашей радости ни к семи, ни к восьми генеральный не появился. Видимо, он вчера так хорошо погулял, что теперь как тюлень отлеживался. Что, в общем, тоже было привычно. В девятом часу я набрал ему для отмазы. Легенда для звонка была следующая. Мол, типа, я беспокою его по поводу утверждения макета в один профильный журнал, в котором мы размещаем рекламу.

На мое счастье трубку никто не брал. Что, разумеется, нас с Ольгой очень и очень порадовало. Ведь если бы он был реально чем-то недоволен, то давно бы нас уже сожрал. А мы до сих пор были живы. Тем не менее, во избежание возможных наездов, мы решили досидеть до девяти. Так, на всякий пожарный. Вдруг все же объявится. Позже этого времени он, как правило, уже не приезжал.

Я потянулся, более или менее довольный тем, что, видимо, навсегда избавился от этого слоновьего говна, и сбросил на почту шефу несколько слов про журнал. Затем набрал в Google "художник Тернер" и принялся серфить пространство. Про животное в письме, разумеется, упоминать не стал.

Время бежало к намеченной цифре стремительно. Ольга болтала с подружкой и наводила марафет, я продолжал читать про британского гения и рассматривал полотна. Прикрыв трубку рукой, коллега взахлеб рассказывала, что за ней заедет мачо на Ниссане, и она от него без ума. Я в этот бабский разговор особо не вслушивался, меня интересовало иное.

Выяснилось, что пейзаж на моей картине действительно похож на какие-то творения Тернера, но настолько приблизительно, что это лишь усугубляло мой мрачный настрой. Как быть теперь со всей этой ситуацией я не ведал. И поделиться этим мне тоже было не с кем. Не с Ольгой же, в конце концов! Только смутное предчувствие того, что у картины должна быть все-таки какая-то тайна, продолжало вяло поддерживать меня к жизни. В противном случае все произошедшее со мной за эти дни противоречило бы здравому смыслу.

Я в низком старте лихорадочно посмотрел на часы — все, девять, аллес — и вырубил комп. Затем взял портфель и, попрощавшись с Ольгой, вышел из комнаты.

Возвращаться домой сегодня захотелось не на метро, и я бодро вышел на трассу. Как заправский нелегал, я решил ехать на четвертой по счету тачке. Избранницей оказался старенький ржавый "Москвич", но менять своего решения я не стал и, немного поморщившись, осторожно загрузился в салон. И тут же, разумеется, пожалел об этом. Мало того что этот гроб громыхал на каждой кочке и тащился как вол, к моему большому неудовольствию у него совсем не работала вентиляция (про кондишн мы вообще молчим). Поэтому, едва мы отъехали с километр, я начал сильно расстраиваться по поводу того, что в принципе включился во все эти шпионские игры. Плюс ко всему, несмотря на то, что была не пятница, а всего лишь банальный вторник, на улицах творилось что-то невообразимое. Москва стояла везде, и жалкие ручейки машин с трудом выползали из города. В "Москвиче" было жарко и душно, водители по обеим сторонам от нас были угрюмы и злы, и я тоже изрядно нервничал.

Однако лицо водилы — ну, прямо Лев Толстой! — было невозмутимо. Дедок лет шестидесяти, казалось, был где-то не здесь и не поддавался всеобщему психозу. Он просто спокойно и уверенно вел свой тарантас. Сначала я смотрел на него и его агрегат с неприязнью и даже отвращением, ни до чего не дотрагивался и старался не замечать терпкого тяжелого духа, исходившего от старика, засаленных сидений, и даже, казалось, грязных стекол авто. Но затем, постепенно пропитавшись всей этой нищебродской аурой, понял, что напрасно грущу, и к удивлению успокоился. Главное ведь было в том, что я живой и здоровый ехал домой, как сам задумал, а поскольку по пути не предвиделось ни одной из станций моей ветки метро, я решил почем зря не тратить нервные силы. А вместо этого смириться и постараться, как возница-дед, воспринимать действительность отрешенно.

Мы ехали, почти не разговаривая и думая каждый о своем под православные песнопения и звон колоколов, доносившиеся из старенькой магнитолы. Почти? Да, почти, потому что иногда, нарушая гармонию внутренней тишины, мне все же приходилось прерывать псалмы и благовесты. Судя по номерам, водитель мой не принадлежал к числу москвичей, и я периодически был вынужден подсказывать дорогу. Слушая же мои прямолинейные указания, дед искося поглядывал на меня и, явно изучая, послушно кивал и заговорчески щурил один глаз.

Наконец, через пару часов мы добрались до места. Помня о риске, я попросил притормозить за пятьдесят метров до дома, и, повернувшись к деду, вдруг в первый раз за все время увидел его лицо очень близко. Теперь мне показалось, передо мной сидел не просто Лев Толстой, а этакий сельский гуру. Что я имею в виду? Что-то верное и правильное сквозило в умудренных жизнью морщинах и самом взгляде старика, будто бы он точно был гораздо лучше, чем я, и мудрее. То есть, я бы назвал его для себя просто — старцем.

И тут же, как только я осмыслил и проникся этой мыслью, мной овладела несвойственная таким, как я, неуверенность, и я буквально засуетился в поисках денег. Однако, не найдя в карманах мелких купюр, с нескрываемой досадой протянул деду бумажку в тысячу. Обычно подобная проездка обходилась мне рублей в шестьсот-семьсот, но ожидать от нищего сдачи, увы, не приходилось. И все же я нарочито подчеркнуто продолжал с надеждой протягивать руку. Жаба продолжала давить, не отпуская.

— У меня сдачи нет, — негромко и как бы предугадывая ход моих мыслей, ответил дед, сверля одновременно меня хитрым взглядом. — И вообще, Микола, мне денег не надо. Иди себе с миром.

Что? Я закусил от злости губу. То есть это он меня так сейчас опускает? Да кто он такой! И вообще, откуда знает, как меня зовут?

— Ну, что вы, — осклабился я в ответ, небрежно кладя купюру на приборную доску, — какая может быть сдача! Вы заслужили свой гонорар хотя бы тем, что не пытались меня грузить по дороге. И кстати, вы часом не телепат? Откуда вам известно мое имя?

— Я много какие вещи знаю, — спокойно ответил дед, поглаживая честно заработанную тысячу. — Ну вот, например, хотя бы то, что ты сам не знаешь, как тебе дальше жить.

Спокойно, спокойно, пробормотал я про себя. На преступника он не похож, на мента тем более. Обыкновенный колхозник, типичный сельский лох. Ну, обладает, может, там какими-то экстрасенсорными способностями, ну и что. Что теперь с этого? Ведь он же не собирается никуда идти с этой информацией? Я уже с нескрываемой злобой сверкнул в него взглядом. Да и кто его вообще станет слушать? Ведь он на бомжа больше похож, чем сами бомжи с вокзала. Несет за три метра! Одно жаль, знает теперь, где я примерно живу. Но не придумывать же с ним что-то только за это?

Старец, широко улыбнувшись, обнажил на редкость здоровые белые зубы.

— Спасибо, мне пора, — решил закончить эту не очень приятную беседу я и приоткрыл дверь машины. — Желаю всех благ и удачи!

— И тебя спаси бог!

Покинув тачку, я вновь вернулся в тревожный и полный опасностей мир и к своему удивлению заметил, что начинаю смотреть на него совершенно иными глазами. Теперь повсюду меня окружала враждебная действительность, и чтобы не проиграть, надо было превратиться в бойца. Подождав, когда машина отъедет, я внимательнее обычного осмотрелся и, убедившись, что "Москвич" со старцем скрылся с глаз, почти бегом преодолел расстояние до подъезда и мышью юркнул в подъезд.

Придя домой, первым делом пока еще не так темно и много народу я наспех выгулял пса и, только закрывшись на все замки, успокоился. Тревожное ощущение близкой беды накатило сегодня как-то особенно сильно. Нет, чего-либо подозрительного и необычного я за весь день не заметил, но чувство абсолютной уверенности в том, что беда где-то рядом, не покидало. Я разогрел еду и налил себе пива. Однако, едва я только успел удобно расположиться у телека и пригубить стакан, зазвонил мобильный. Только бы не он! — пробормотал я, протягивая руку. — Ведь я уже не принадлежу себе нигде! Даже в собственном доме! Как же я его ненавижу!

— Да, Юрий Борисович! — с позитивом выкрикнул я, нажав клавишу "Вызов". — Слушаю вас! Говорите!

— Ты что, блядь такая, делаешь? Не отрываю? — услышал в ответ шипение я.

— Я дома, Юрий Борисович, — продолжал я на своей волне.

— А я не спрашиваю, тварь, где ты! — перешел с шипения на крик Джордж. — Я спрашиваю, что ты делаешь?

— А я, Юрий Борисович, отдыхаю, — лениво парировал я, — рабочий день у меня закончился.

— Ах ты, сука тупая! Закончился? — донеслось мне в ответ. — Ты совсем охуел что ли, клоун? А, ну, быстро, блядь, встал! И немедленно, сука, ко мне!

Я состроил гримасу, но позитива не растерял. А что, может, послать его прямо сейчас? Чего я тут парюсь? Нет, не вздумай, посоветовал внутренний голос, не время еще. Вот как вопросы с деньгами решишь, тогда действуй.

Здесь уместно добавить, что львиную часть зарплаты я получал в конвертике черным налом, так что при увольнении (а так бывало со всеми, кто уходил неспроста) мог получить только те жалкие крохи, за которые расписывался в ведомости. А положенные две штуки грина остались бы в память о PR-директоре в фирме. Так что ссориться прямо сейчас мне было, действительно, не с руки.

— Юрий Борисович, а в чем, собственно, дело? — прибавил я оптимизма. — Если не возражаете, давайте по телефону сейчас все обсудим!

— Нет, блядь, по телефону не интересно! — ответил тот. — По телефону легко! Ты почему, сука, меня не дождался, уехал?

— Мы с Ольгой ждали вас в офисе до девяти, — перешел в атаку я, — это может подтвердить ресепшн. Но если срочно, то могу сейчас быстро на мыло про слона все вам отправить. Вы у компьютера?

Наиотборнейшая брань обрушилась на меня, и я был вынужден отодвинуть от уха трубку. Похоже, Джордж сегодня был, правда, неимоверно крут и уверен в себе. А раз так, то поеду, взвесил я еще раз все "за" и "против". Как ни крути, два косаря на дороге не валяются!

— Я выезжаю… — прервал его неожиданно я, — Скоро буду.

— Так уже лучше, — отозвался Джордж. — Да… Суку эту тоже с собой прихвати! Тоже мне, блядь, понимаешь!

— Какую суку? — поперхнулся пивом я, не въезжая.

— Да, Ольгу, блядь! Ольгу! И быстро, быстро, давай! Полчаса на разбег! А то сгною! И приготовьтесь оба к увольнению!

— А куда? В офис? — не унимался я, отхлебывая.

— В "Рай", тормоз! В "Рай"! Ты что, совсем охуел, что ли? Какой нахуй офис в двенадцать?

Связь прервалась. Я начал набирать коллеге. Но Ольга… Ольга брать не хотела.

— Да, Ник, привет! Что скажешь ты мне в этот поздний час?

— В клуб "Рай" полетим мы сейчас. Нас ждет там Джордж. И всех грозится уволить… Кстати, милая, — добавил я уже в менее возвышенном тоне, — что-то мне подсказывает, что это по поводу слоника. Кстати, он тебе еще не звонил?

— Да пошел он в жопу со своим животным! Не поеду! — истерично завопила коллега. — Я уже легла! С башкою! Мне укладываться только полчаса!

— Ну, и какие предложения?

— Пусть увольняет! Мне все равно, а ты как хочешь! Так ему можешь и передать! И вообще, пусть денег побольше платит, тогда и будем по ночам к нему ездить! Когда же он сдохнет, наконец!

— Ну, ладно, ты не гони! — огрызнулся я. — Нам с тобой сраться еще не хватало! Лучше я скажу, что не дозвонился, а ты после разговора телефон отключишь. Идет? Только, Оль, точно. А то подставишь меня, нереально. О'кей?

— О'кей! Вырубаю. Завтра расскажешь тогда. И где я — не знаешь.

— Ну, разумеется, солнце. Все, обнимаю. Пока!

Допив прямо из горла бутылку, я начал собираться в дорогу. В голове непроизвольно стал нарождаться план мести. Очень надо, решил я, наконец, наказать придурка по-полной. Прямо сегодня, не откладывая. Так, чтобы запомнил надолго. Я раскрыл шкаф и оглядел свое тряпье.

Вскоре я был неотразим словно бог. Костюм от какого-то Gregory Munitz за две тысячи евро, рубашка, сшитая на заказ в Италии за сто пятьдесят, стильный галстук в тон и обувь за штуку по имени Stefanobi. Сам я, признаться, такого бы ни за что никогда не купил. Это был "подарок" от шефа. После того, как он однажды меня опустил. Дело было в апреле.

Итак, как-то раз наша компания в лице генерального директора участвовала в конференции, проводимой под эгидой РЖД. Мероприятие было знаковым, и засветиться на нем считал своим долгом каждый руководитель более или менее серьезного предприятия, связанного с отраслью. Шеф как всегда сидел в президиуме в конце.

Так вот, в момент проведения заседания мне по какой-то надобности пришлось подойти, когда шумели аплодисменты, к нему прямо на сцену. Он терпеливо выслушал мой горячий доклад себе в ухо и затем, чтобы никто не услышал, прошипел так брезгливо, как только мог.

— Ты чего, придурок, эсэмэску послать мне не мог? Ты чего, блядь, меня тут позоришь! Ты откуда взял этот вшивый костюм? Ну-ка, быстро, сука, исчез! И что б я тебя больше не видел!

Не скрою, я был настолько ошарашен таким подходом, что полностью выпал в осадок и просто тупо моргал. И только спустя несколько секунд, вновь поймав на себе ненавидящий взгляд и поняв, что больше ничего о себе не услышу, сконфуженно поплелся на место.

Штрафовать на следующий день меня никто не стал. Вместо этого шеф, специально приехавший в офис пораньше, лично отвез меня в свой любимый бутик, где, уединившись на чай с директором, отдал в заботливые руки продавца и портного. Работники магазина оказались парнями способными, так что через час я был с их доброй помощью и к удовольствию начальника укомплектован полностью. Два костюма, серый и синий, из тонкой шерсти и шелка. Два галстука. Две сорочки. И две пары отличной обуви в тон. Денег при этом я, разумеется, не заплатил. Этот вопрос взял на себя мой начальник. Но с этого самого дня содержимое моего конверта похудело ровно на треть и так продолжалось, до тех пор, пока я не погасил задолженность. Так что, скажу откровенно, я был не очень доволен покупкой. Но делать мне, подневольному, было нечего, а главное, понимал я вполне определенно, теперь, чтобы не лишиться еще больших денег, надо будет всегда сопровождать генерального в каком-нибудь из этих нарядов. Смотря по погоде.

Я посмотрел на себя в зеркало и усмехнулся. Настоящий гламурный подонок вперил с меня свой наглый взор. И я реально проперся. Бесстрастный, самодовольный, готовый вступить в перепалку с самим сатаной. Правда, не такой тощий, как Павел Воля, и гораздо посимпатичней, но сути это совсем не меняло. Повернувшись полубоком, я засунул руку между пуговиц пиджака и гордо задрал голову. Я излучал феромоны. Позади, показалось, уже заклубился дым. Я был в уверен в себе на двести процентов.

Отойдя от зеркала, я по традиции вышел на балкон для проверки и набрал Ольге. Абонент был недоступен. Внизу у подъезда меня никто не поджидал.

3.4. У клуба царил ажиотаж — все было в норме. Те, у кого жизнь удалась, задерживались на фейс-контроле пару секунд и важно проходили внутрь. Те же, кто еще был только на пути к успеху, мог лишь довольствоваться надеждой и завистью к счастливцам, оставаясь за ограждением. Особенно в толпе неудачников было много девиц. Очевидно, согласно своим убеждениям, они караулили здесь богатых лохов, забывая о том, что сами являлись лохушками.

Приблизившись к ограждению, я заметил припаркованную Ауди генерального с номером 001.

— Привет! Как настроение? — подойдя, окликнул я водителя.

Тот опустил стекло, кивнул и молча поднял большой палец вверх.

— Давно тут, Олег?

— Ну, с час-то точно. А ты че как?

— Работаем, — по-голливудски улыбнулся я и протянул ему руку. — Как Джордж? Про меня вспоминал?

— Не, не вспоминал, — Олег поздоровался и сплюнул на землю. — Но мне от этого не легче. Весь мозг мне сейчас вскрыл пока ехали. То не гони. То давай жми, успеем. То подрезай, то не хами на дороге. Тяжело с ним, пипец. Вчера приказал, чтоб заехал сегодня к двенадцати. А сам вышел из дома только после шести. Ты прикинь? На фига я, спрашивается, столько времени в машине парился? Что, предупредить нельзя было что ли! Если бы сразу знал про такие расклады, ни за что бы к нему не нанялся!

— Это фигня! — парировал я. — Ты бы поездил с ним, когда он сам за рулем. Вот уж точно, без памперсов не обойдешься. Настоящий экстрим! Впрочем, мы теперь вряд ли это снова прочувствуем — права у него отобрали. С тех пор вот водителей и меняет. Ты с марта — десятый. До тебя чувак неделю даже не вытерпел. Прямо на дороге вышел из-за руля — мол, веди сам, если ты такой умный — и даже за зарплатой в офис потом не приехал. Я тебе так скажу по секрету, Олег, ты начинай прямо сейчас альтернативу подыскивать. Кроме шуток. Можешь поверить. Все равно уйдешь или сам выгонит.

— Да, я вот че-то чувствую не то. Три раза меня сегодня на хер послал, — Олег снова сплюнул. — Слушай, Коль, объясни, я вот чего до сих пор догнать не могу… Ведь он вроде же миллионер, правильно? Так? А чего тогда до сих пор как лох без прав ездит? Не понимаю чего-то.

Я начал объяснять.

— Понимаешь, — говорю, — Олег, какая история… Ты представь, что он со всеми так, как с тобой, разговаривает. Тогда и догонишь… Он ведь даже в суд на ГИБДД подавал, чтобы документы вернули. Мол, мусора превысили полномочия и так далее.

— Ну?

— Не получилось. Потому что он, видимо, в суде забылся и во время заседания так нахамил истцу, что судья ему категорический отказ оформил. Ну, а менты еще в догонку пообещали, что возможности получить права в ближайшие три года у него не появится. На принцип, типа, пошли. Так прямо в открытую и сказали: "Такие за рулем представляют угрозу для общества". Дальше — больше. Я раньше думал, что умные люди в подобной ситуации извиняются или пытаются там как-то по-доброму договориться, но теперь понял, что ошибался. Вместо этого он еще больше на бычку попер. Всех послал прямо в зале суда без разбора. И самого судью до кучи. Вот к чему, имей в виду, может привести безраздельное владычество. Вот отчего так круто срывает планку. И вообще, если честно, мне уже не кажется, что у него с башкой все в порядке. Теперь ясно?

Олег понимающе моргнул.

— Ну, удачи тебе, Колян, он сейчас злой.

— А мне похрен!

Фейс-контрольщики знали меня в лицо — я приезжал сюда к Джорджу неоднократно — так что пройти в клуб без очереди не составляло труда. К тому же вид у меня был вполне убедительный.

Небрежно раздвинув толпящихся у входа рукой, я уверенно кивнул охране и та расступилась. Девицы с вожделением посмотрели мне вслед, и я почувствовал спиной эти липкие взгляды. Одновременно настолько жгучие, что, если бы я захватил с собой любую из них, через пять минут она с благодарностью отрабатывала бы у меня в туалете. Однако сейчас мне, к сожалению, было не до них, и я даже не обернулся. Готовые к упражнениям рты безнадежно закрылись.

Я прибыл как нельзя вовремя: веселье в самом пафосном после сгоревшего "Дягилева" клубе Москвы было явно в разгаре. Диджей как раз только начал играть до сих пор модную композицию Punch Exciters, которая как нельзя лучше соответствовало обстановке. "Dance if you want! Do the dance of the Mayas!" 1 — извивались на подиуме в перьях полуголые трансвеститы и геи. "The best night is here! It's the dance of the fire!"2 — вырываясь со сцены, озаряли зал феерические взрывы огня. Танцпол бесновался. Навстречу же вздернутым в экстазе рукам с потолка вперемежку с карнавальным дождем сыпался дождь из долларов.

Джордж как обычно наверняка снял балкон, и мне предстояло продраться через толпу к лестнице. Приблизившись к морю разгоряченных страстью тел, я хищно потянул носом. Запах секса и извращений доносился со всех сторон. Он был повсюду, везде. Я надменно взглянул поверх всего этого бесноватого стада и смело шагнул вперед.

Протискиваясь сквозь одуревших от похоти девиц и придурков разных мастей я понял, что совсем не ошибся. Телки, как только я начинал пробираться меж них, нарочно приоткрывали рты и касались своими выпуклостями моей груди и спины, а парни, конвульсивно дергаясь музыке в такт, принимали агрессивные стойки и тоже пытались прижаться ко мне чем-то своим. Все это, несмотря на всю мою нелюбовь к таким персонажам, тем не менее, дико меня завело, и я с ужасом понял, что у меня сильно встал. Однако возбуждаться всерьез показалось мне делом преждевременным, и я ускорил шаг. Пипл вовсю отрывался.

Уставшие колбаситься небрежно швырялись у стойки баблом. Виртуозы-бармены наливали за это бухло. В подсвеченном лазером бассейне плавали на спине топлесс модели. В ложах в дорогих костюмах в окружении не менее дорогих проституток сидели ВИПы. А у меня во рту (это я чувствовал впервые) непонятно отчего появился отчетливый вкус шоколада. Эрекция не проходила.

Чтобы умерить свой пыл, я положил левую руку в карман и, сильно сжав через него разбухающий член, поспешил к лестнице. На мой вопрос, здесь ли Джордж, охранник кивнул утвердительно. Я взошел на ступени и стал подниматься.

Естественно, балкон был полон, но я сумел разглядеть кое-какие знакомые лица. За ближайшим столиком сидел тренер по теннису какого-то олигарха Дима с другом гомиком и двумя молодыми модельками. Я поздоровался, но только кивком, и, скользнув взглядом по декольте девиц, взял с их стола кока-колу. Гомику ради хохмы отдельно мигнул. На следующем диване мял окорок любовницы давний друг Джорджа банкир. Рядом скучала подруга. Грудь последней от возбуждения мерно покачивалась, а на манерно протянутых пальчиках я заметил нешуточный маникюр. Проходя, я вежливо улыбнулся, она в ответ пододвинула кальян и протянула в знак проявленного ко мне интереса мундштук. На ногтях блеснули стразы Swarovski. Представив, как я орошаю ___________________________________________________________________

1. Хочешь — танцуй! Танцуй танец Майя! (англ.)

2. Здесь — лучшая ночь! Танцуй, словно пламя! (англ.)

ей после бурного секса бюст, я ответил какой-то любезностью. Затем несколько раз с таинственным видом затянулся и, пообещав вернуться через пять минут, оставил подругу к ее удивлению вновь в одиночестве. Но что-то мне подсказывало, этой встречи не будет. Банкира отвлекать от его лошади не стал.

Дальше я узнал еще пару завсегдатаев вечеринок — любимых клиентов компании и черного кассира фирмы Ирину. Остальных видел в первый раз. Но для таких мест это было нормально. На вечеринку в клуб всегда так или иначе приходит кто-то чужой. Чей-то друг или просто халявный тусовщик. Джордж в таких случаях, надо отдать ему должное, не возражал. Главное условие, чтобы телок было побольше.

Наконец, пить кока-колу всухую мне надоело, и я присоединился к Ирине. Та недвусмысленно посасывала в стороне коктейль и сексуально извивалась в ритме. Я с удовольствием погрузился в облако ее парфюма и налил себе ром. Генеральный, по ее словам, развлекался в приват-комнате, но зайти туда было можно. Я обнял нашего симпатичного казначея за талию, чокнулся на брудершафт за красоту и, опрокинув стакан, приоткрыл дверь в комнату.

В привате людей оказалось не меньше, чем на балконе, и сидячих мест я не увидел совсем. Те, кому не достались диван и кресла, располагались прямо на коврике на полу, кто-то просто стоял, прислонившись к стене. Народ был в основном незнакомый, но как обычно красивый и молодой. В центре дивана в окружении развязных девиц восседал Джордж. Одна из них, как я выяснил позже, оказалась призеркой конкурса "Мисс Алматы", вторая, это я понял сразу — настоящим транссексуалом. Да, именно транссексуалом, а не переодетым в женское геем. Ошибиться (после поездки-то в Таиланд!) я не мог, это точно. Вы спросите, почему я настолько уверен? Все просто! Достаточно было лишь внимательного взгляда со стороны. При этом, в отличие от большинства наших доморощенных всезнаек, я не заморачивался ни размером ноги, ни длиной пальцев рук, ни кадыками на горле. В наши дни этих проблем для медицины, понятно, не существует. Мой метод был проще и намного точней. Гипертрофированная женственность — вот на что, прежде всего, я обращал внимание. Вот что их отличало от баб. И вот что было их фишкой. И в этом, бесспорно, равным сыскать им было трудно. Ведь ни одна настоящая никогда не будет иметь такой мотивации нравиться и выглядеть столь сексуально и женственно, как стремились они. И уж если ногти — то в три сантиметра длиной. Ноги — то непременно точеные и от ушей. Ресницы — как у Мальвины. Ну, а фигура… Так это просто гитара.

Генеральный как всегда что-то рассказывал. На этот раз собравшимся было предложено отгадать, что такое "первое слово — дороже второго", но правильной версии до сих пор не высказал никто. И Джордж наслаждался неведением. Телки наперебой беспрестанно канючили дать им ответ, но он как заправский драматург с кульминацией не торопился. И тут шеф заметил меня.

— Кока-кола, — произнес я, словно выходя из-за кулис на середину комнаты, и поставил на стол пустую бутылку из-под газировки. — Этой шутке уже ровно год.

Раздался смех, кто-то хлопнул в ладоши. Начальник побагровел.

— Ты чего один? А где Ольга?

— Не знаю, Юрий Борисович. У нее телефон недоступен.

Он уставил на меня бычий взгляд.

— Правда, выключен. Я не шучу, — уточнил на всякий случай я.

Тем не менее он набрал Ольгин номер.

— А ну-ка, дай сюда свой мобильник, — все еще не веря моим словам, рявкнул Джордж. — Щас проверим, как вы там сговорились.

Отключив блокировку клавиатуры, я протянул аппарат. Шеф стал быстро нажимать на кнопки.

— Опять разводишь меня? Да? — поднял он на меня глаза, полные злости. — У тебя тут ни одного исходящего за день, сука, нет.

— Естественно, — не смог скрыть улыбки я. — Я их все стер еще дома. На хрена мне ненужная информация?

— Неужели? — скривил рот генеральный. — Ненужная для тебя — не значит ненужная мне, тебе ясно? Ты кем себя возомнил? Ты чего себе позволяешь! Хочешь бодаться? Окей! А что, если так?

С этими словами он встал из-за стола и швырнул со всего размаху мой телефон себе под ноги. От неожиданности я даже моргнул. Сотовый разлетелся вдребезги. Телки принялись визжать, как при драке, но генеральный уже не мог остановиться. Его понесло так круто, что он даже подпрыгнул от ярости. Но самого факта разбития все же оказалось для него маловато, и, кинувшись к осколкам, он стал дополнительно их неистово топтать. Словно пытаясь вогнать вглубь ковра.

— Стер, да? Ненужная информация? — не переставая, бормотал он, приговаривая. — Вот тебе! Так! Получи, тварь паршивая!

Я невозмутимо стоял на месте и продолжал иногда моргать. Для меня эти пасы были не в новость. Такое случалось неоднократно. Во всяком случае, на моих глазах. Лично я точно видел три раза. Правда, конкретно со мной это происходило впервые, но так, как я знал, Джордж пытался чморить и унижать сотрудников, когда не мог им предъявить ничего конкретного. И этот метод казался ему весьма даже действенным. Но за себя я был в этом плане спокоен. И мне не жалко было специально купленного на случай подобных сцен дешевого самсунга.

Люди в комнате, переглядываясь, стали притихать и продолжали наблюдать за происходящим. Джордж за все платил и, соответственно, был здесь хозяин. К тому же кокс уже был в дороге, и ссориться с ним по пустякам казалось вряд ли уместным. Генеральный тем временем принялся уже руками рыться в обломках, все бормоча.

— Вот тебе, тварь… Ненужная информация…

Наконец он нашел, что искал, и все увидели в его руках уцелевшую после разгрома SIM-карту.

— А что, если так?

Он немного подразнил меня, водя перед моим лицом моей симкой, и вдруг неожиданно засунул ее себе в рот. В тот же миг я услышал треск пластика. Джордж с явным удовольствием и нескрываемым остервенением принялся грызть карту. Видимо, казалось ему, таким образом он нанесет мне наибольший ущерб.

Я снова бровью не повел — записная книжка регулярно скачивалась на комп — и лишь продолжал наблюдать за шизофреником. Во всяком случае, с этого момента я в этом диагнозе больше не сомневался. Кстати, в пользу этой версии говорил и тот факт, что сейчас как раз у подобных больных может быть обострение. Опять же плюс кризис в мире.

Наконец, экзекуция закончилась. Выплюнув осколки симки, генеральный внезапно обмяк и устало бухнулся на место.

— Знаешь, зачем ты здесь?

Я медленно подошел к столу и, взяв с подноса канапе, посмотрел ему прямо в переносицу.

— Не знаю, Юрий Борисович.

— А ты подумай, подумай.

Я отправил канапе в рот.

— Вы просили приехать.

— Правильно. А теперь вот что послушай. Я вот что, Коль, хотел у тебя узнать. Ты как думаешь, блядь… Мне теперь, чтобы пожрать или покурить, у ментов тоже разрешение спрашивать надо? Или сразу у ФСБ? А? Не подскажешь?

— Простите, не понял… — честно не въехал я.

— Да ладно? Не понял?! Ну, как же ты так! — торжествующе оглядел шеф вокруг. — Так какого хера ты тогда с Егором-байкером про ГАИ трешь? Я тебя разве просил? И почему мне эта тварь Марина весь день эсэмэски шлет, работать мешает? Денег что ли решил по-легкому срубить? Да? Сколько она тебе платит? Отвечай мне, подонок!

— Она мне не платит, — спокойно ответил я и, понимая, что этот неадекват просто так уже не прекратится, решил перейти в наступление. — Разрешите, я теперь свою версию вам озвучу. А то вижу, у нас тут явное недоразумение.

— Свою версию? — удивился шеф. — Ну, ладно, давай! Давай свою хуевую версию! Давай! Валяй! Мы послушаем!

— Это не секрет? — на всякий случай окинул я взглядом приват.

Джордж покачал головой.

Я взял еще канапе и стал излагать суть событий. Монотонно, как учитель бестолочи-ученику. Без эмоций. Без злости. Про все. Про ночной звонок с заданием связаться с Егором. Про беседу с ним и неготовность байкера дать нам какой-либо ответ. Про Марину и про то, что я ее с ее предложением послал. Про Ольгу и ее заморочки с разными дуровыми. А также про то, что вопрос с арендой животного она окончательно должна решить завтра к вечеру.

Генеральный будто не слушал, нервно куря и тупо смотря куда-то в сторону. Лицо его периодически дергалось, он то и дело наливал себе водки и пил. Телки, отойдя от шока, тоже вытащили по сигаретке, люди начали оживать. Кто-то зашел, кто-то вышел. Кто-то налил, закурил. Интерес к истории пропадал, но всем было ясно. На этот раз Джордж круто облажался и был неправ. И обещанного спектакля не получалось.

Я закончил тираду.

Внезапно шеф будто проснулся и, схватив свою Верту, принялся быстро набирать.

— Але! Привет, это я. Скажи, я тебе сегодня звонил?.. Что? Эсэмэс? Да, понятно… А кто-нибудь от меня?.. И чего? Серьезно?.. Да, ты что? Егор, а ты меня не разводишь?.. Как почему? Потому что не мог я тебе… Не мог я тебе прислать эсэмэску… В принципе! Потому что в ауте я утром был, понимаешь! В полном!

Однако спорить с очевидным было глупо. Я ему не соврал и вводить в заблуждение не собирался. Байкер это полностью подтвердил. Тем не менее простить мне свою же неправоту генеральный уже не мог и следом набрал еще один номер.

— Марина, привет! Это Джордж. Скажи, ты откуда про слоника знаешь?.. Да, ну и чего?.. А я что, просил тебя об этом?.. Нет? Так а че ты тогда ко мне лезешь?.. Че людей моих отвлекаешь? Ты им что, платишь?.. Что?.. Я? Я — под кайфом?.. Да ты…

Пальцы Джорджа нервно забарабанили по столу.

— Да я тебя, тварь такая… Все, больше мне не звони! Никогда! Никогда не смей беспокоить! Я с олигархами общаюсь, с конкретными людьми, у меня времени нет, а ты… Ты мне все портишь!.. Слышишь?.. Что?.. Ну, так я тебе, тварь, щас устрою!

В общем, Джорджа вновь понесло, и следующий звонок был уже начальнику IT-отдела.

— Але, Андрей? Юрий говорит. Записывай номер!

На другом конце Москвы повисла небольшая пауза, и, выдержав ее, генеральный продолжил.

— Зовут суку Марина!.. Да, правильно!.. Поставь ее на прозвон! Чтобы поняла, тварь, с кем дело имеет… Что? Да, блядь, сегодня! Прямо сейчас! Немедленно, сука!

Закончив разговор, он от злости выронил телефон, и Верта грохнулась об стол. Водка закончилась, и Джордж заказал еще. Руки его тряслись. Хотя в общем самочувствие было уже сносное. Здесь нужно отвлечься и объяснить, что значило "поставить на прозвон".

Открою секрет, это была любимейшая пакость Юрия Борисовича. Она означала, что с офисного модема на номер провинившегося теперь будет постоянно осуществляться набор, и к нему вряд ли кто сможет дозвониться. Наказание могло налагаться на достаточно длительный срок, и как правило действовало. Особо слабые сдавались через пару дней, люди покрепче через неделю, но генеральный одинаково снисходительно принимал извинения от всех категорий.

Я чувствовал себя на вершине и благосклонно ловил восхищенные взгляды сидящих. Вскоре Джордж вышел из комнаты — вызвал банкир — и я с почетом занял его место. Начался обычный в ожидании порошка вялотекущий треп. Я снова налил себе ром, залил его колой и стал разглядывать окружающих. Леди-бой, беседуя с Мисс через меня, то и дело косился в мою сторону, и в глазах его я заметил сомнение. Очевидно, он то и дело хотел мне что-то сказать, но отчего-то не решался. Кстати, чем-то он мне напомнил Кабаеву. Такие же щечки с ямочками и разрез глаз. Только блондинка. Я же по обыкновению не подавал признаков заинтересованности, а лишь брутально закусывал нижнюю губу и таинственно улыбался. Я был уверен в себе и знал свое место в жизни. Я был победителем.

В комнату вошла похожая на путану чикса. Кокс приехал.

Скажу откровенно, до этого дня мне нюхать не доводилось, и к этому я не стремился совсем. Но коль уж дают, лениво рассудил я, для опыта стоит попробовать. Да и энергию восстановить было надо. Слишком уж много сил у меня отнял Джордж.

Засунув деньги за порошок прямо в лиф, путана немедленно приступила к действию и, аккуратно ссыпав часть содержимого пакета на стол, достала кредитку. Карточка, как у жонглера, начала ловко мелькать в ее руках, она спрашивала, кто будет еще, и отделяла от горки очередную порцию. Через пару минут на поверхности стола вытянулось с дюжину беленьких линий.

Как руна льда Иса, подумал я и уточнил, как правильно нюхать. Столь откровенная неопытность всех удивила, но кое-кого, я заметил, даже порадовала. Этим кем-то оказалась "Кабаева", которая, воспользовавшись столь замечательным шансом, решила взять надо мной шефство. Она придвинулась так, что я почувствовал ее дыхание и теплое прикосновение бедра, но меня это вновь не смутило. Я был к этому абсолютно готов. Глядя мне прямо в глаза, она свернула в трубку купюру и поднесла к ноздре. По всему было видно, "девственник" не попадался к ней в руки уже давно, и возможность лишить меня "невинности" ее возбудила.

— Вдыхай все за один раз, — наклонилась она, поправляя волосы. — Прямо в нос. Смотри, это просто.

Дорожка исчезла, словно ее слизал муравьед. "Кабаева" шмыгнула и вдохнула вторую. Затем, собрав пальцем оставшиеся на стекле кристаллики, энергично втерла их в десну.

— Ну, видишь, легко, — повторила она и передала мне банкноту. — Не бойся, красавчик.

Я замешкался.

— А что, если мне станет плохо?

— Тогда выпьешь это, — посоветовала путана и наполнила мой стакан ромом. — Сразу отпустит. Давай, в первый раз всегда страшно.

Повторяя движения соседки, я наклонился и поднес трубочку к носу. Вдохнул. Страшного, и в правду, ничего не случилось. Только почувствовал холодок. Тогда, как и "Кабаева", я смачно шмыгнул. Вторая. Вот так. Еще раз приятное покалывание. Теперь пальцем потрем. Вроде все.

Я передал банкноту следующему по очереди и откинулся на диван. Полость рта начала медленно неметь как будто от заморозки. Точно, руна льда, подумал я и закрыл глаза. Голова закружилась. Дыхание начало учащаться. А сердце забилось быстрей.

Я вспомнил, как уже день назад пытался под абсентом считать удары в груди, и улыбнулся. Теперь подобная чушь меня не интересовала. Я знал, что улетал, и хотел в эту минуту лишь одного — полностью погрузиться в новые ощущения. Губы почувствовали прикосновение чьих-то уст. Но удивления снова не возникло. Это "Кабаева", догадался я, и даже не стал открывать, чтоб убедиться, глаза. Я был в этом просто уверен. Ее губы, оторвавшись от моего рта, приблизились к уху.

— Расслабься, милый. Я хочу, чтобы тебе было хорошо, — услышал я вкрадчивый голос и почувствовал, как легла в район паха ее субтильная ручка. — Ты такой классный. Так Джорджа сейчас опустил.

Ей тоже, несмотря на совершенно иной, нежели у меня характер отношений с этим придурком, были знакомы внезапные и неконтролируемые вспышки гнева. Недавно после очередного скандала он в клочья порвал при ней и спустил в унитаз ее паспорт.

Рука начала ласково поглаживать у меня между ног. Я возбуждался. Вот, теперь самое время, пронеслось в голове, и я притянул ее ближе. По-прежнему, не открывая глаз. Блондинка с удовольствием поддалась и села сверху. Ерзая по мне, она стала нешуточно заводиться и наконец, не выдержав, снова жадно впилась мне в рот. В ответ я стал двигаться так, словно трахаю ее через брюки. Одна рука моя теребила сквозь блузку твердеющий сосок, другая держала за талию. Язык ее хозяйничал везде. Я представил, как она ненасытно сосет и, захлебываясь, глотает мое семя. Сил терпеть больше не было.

— Пошли в туалет! — прошептал я, открыв глаза. — Я хочу! Очень!

Она застонала.

В конце концов, подумал я, какая разница, кто сделает мне минет.

4.

4.1. Самолет авиакомпании Air China из Пекина приземлился по расписанию. Среди пассажиров эконом-класса находился одетый в джинсы и курточку бизнесмен из Шанхая Фэй Сянь, прибывший в Москву для участия в медицинской выставке. Багажа при нем не было, за исключением "дипломата" в руках. Пройдя необходимые формальности, предприниматель первым делом купил в киоске несколько местных газет с частными объявлениями и твердой походкой вышел из здания аэропорта. В столице России он был в двенадцатый раз и "Шереметьево" знал прекрасно. Более того, неплохо был знаком непосредственно с городом и хорошо говорил по-русски. Однако об этих своих способностях до поры до времени извещать местных жителей он не торопился. Подойдя к группе таксистов, Фэй Сянь протянул им листок с написанным на нем "Tverskaya ulitsa" и глупо улыбнулся.

— Хандред долларз, — ответил ему один из водил.

— Фифти, — со смешным акцентом ответил Фэй Сянь и обнажил желтые зубы.

— Окей, поехали, — согласился тот и указал на машину.

Ли Пенг, верный привычке, сел на заднее сиденье авто. Водитель, включив "Радио Шансон", вырулил на трассу, и вскоре аэропорт исчез позади. Китаец достал сделанную под I-Phone последнюю разработку отечественного ВПК и, нажав кодовую комбинацию, посмотрел на дисплей. Радиомаяк не пеленговался. Странно, подумал он, спутник определил, что сигнал идет из Москвы, а радиус действия приемника до ста километров. Ладно, не время расстраиваться, успокоил себя он. Москва — город большой, надо будет попробовать в центре. Ли Пенг настроил роуминг. Обычная мобильная связь была в полном порядке.

Ехали молча. Водитель тихонько напевал себе что-то под нос, пассажир внимательно изучал вид из окон. В последний раз он был в столице России около двух лет назад, и с тех пор тут произошли явные перемены. Появилось много новых зданий и торговых центров, от обилия рекламных щитов буквально рябило в глазах, количество автомобилей на улицах заметно прибавилось. Да и людей тоже стало, кажется, больше. Но все равно, даже эти разительные изменения не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас у него на родине. Урусам их не догнать.

Машина въехала на Тверскую. Проехав станцию метро "Маяковская", Ли Пенг потрогал за плечо водителя и протянул ему полтинник долларов. Тот немедленно притормозил. Пассажир кивком поблагодарил и вылез наружу. Теперь надо было перейти на другую сторону. С дороги он был очень голоден и сейчас хотел традиционно зайти в свою любимую "Пекинскую утку".

В заведении было немноголюдно. Ли Пенг сел за пустой стол у стены и заказал утку с блинами и пиво. Когда официант ушел, он вновь достал свой мобильный и активировал пеленгатор. На дисплее появился слабый сигнал. Включив опцию карт, Начальник Первого особого отдела определил местонахождение передатчика. Что-то тут все равно не так, подумал Ли Пенг, и его посетили недобрые предчувствия. Источник сигнала находился в лесопарковой зоне на юго-западе Москвы и не перемещался. Значит, скорее всего Тху Чжо прав. А это очень печально. Китаец помял подбородок, задумался. Но в любом случае, чтобы выйти на след, ему нужно найти передатчик.

Он продолжил пристальное изучение электронной карты. Получалось, что единственными крупными магистралями, проходящими рядом, были кольцевая автомобильная дорога и Проспект Вернадского. Ближайшее метро "Юго-Западная". Значит, в этом районе и надо искать квартиру, решил он.

Нужно сказать, во время поездок за границу Ли Пенг никогда не останавливался в гостиницах — это было слишком рискованно и лишало мобильности — а всегда снимал частное жилье, избегая при этом и регистрации документов, и лишних глаз. Китаец достал из "дипломата" купленные в аэропорту газеты и, найдя нужный раздел, принялся просматривать объявления.

Из ресторана он вышел, когда было уже темно. В руке помимо кейса был зажат листок с адресом. На сегодня план действий, по его мнению, был выполнен полностью. Поиски передатчика он планировал начать завтра с утра.

На озаренную ласковым московским солнцем улицу Ли Пенг вышел ровно в девять часов. Панельный дом, в котором он вчера снял комнату, находился в пяти минутах ходьбы от метро прямо рядом с лесопарком. Одинокая хозяйка два года назад вышла на пенсию и теперь подрабатывала, сдавая внаем площадь давно обветшавшей трешки. Китаец представился ей специалистом по православной иконографии, чем полностью снял недоверие и объяснил приличное знание языка. Других жильцов у женщины не было. Так что за безопасность своего пребывание у нее Ли Пенг не беспокоился.

Он вынул свой хитроумный мобильный и проверил пеленгатор. Изменений не произошло — передатчик по-прежнему находился в лесопарковой зоне. Китаец перешел через проспект и двинулся в направлении сигнала. До места было примерно минут с двадцать ходу.

Он шел по тропинке, изредка сверяясь с картой, и с каждым шагом убеждался все больше — его люди мертвы. Потому что портативный радиомаяк размером с монету был вшит в ягодичную мышцу каждого из сотрудников и ничто, кроме неспособности передвигаться не смогло бы заставить их до сих пор находиться в лесу. Вскоре он вышел к пруду. Но и здесь никаких строений не появилось — в душе его еще оставалась надежда на то, что агентов держат в каком-нибудь помещении. Китаец вновь проверил сигнал. Все, теперь сомнений у него не было. Сто процентов, то, что он ищет, находится под водой. Видимо, там нашли свой приют все трое агентов.

Ли Пенг огляделся по сторонам. Нет, лезть сейчас в воду искать трупы — бессмысленно и даже глупо. К тому же груз, наверняка, давно уже не здесь. Иначе их смерть не имела бы никакого смысла. Надо попробовать найти следы борьбы и какие-нибудь улики, решил он и стал медленно обходить водоем, внимательно осматривая берег, кусты и растущие вдоль пруда деревья. Но ничего. Никаких намеков на трагедию не увидел.

Сделав полный круг, китаец подошел к кромке воды. Да, жаль, у него нет возможности осушить эту лужу. Он пригладил седые волосы и, мысленно попрощавшись с товарищами, набрал несколько цифр на мобильном. Сигнал радиомаяка исчез с карты. Передатчики были дезактивированы. Ли Пенг подобрал с земли и кинул в воду три камня. Что бы ни произошло, они погибли геройски. В этом руководитель Первого особого отдела был уверен вполне. Теперь надо было заняться отработкой чеченского следа. Он еще раз пристально посмотрел на зыбкую рябь и повернул назад к тропинке.

Да, что скрывать, эти чеченцы никак не выходили у него из головы с самого начала истории. Как-то все с ними было нелогично и странно. Во-первых, что они могли иметь общего с агентами? Во-вторых, почему присутствовали на встрече, если кореец, он знал наверняка, никогда не имел с кавказцами никаких дел? В-третьих, они представляют собой обычную криминальную группировку, которую интересуют лишь деньги, но ни у Мо, ни у его людей таковых просто не было. Тут явно что-то не так, не клеится. Но до правды он доберется. И либо все случившееся — действительно чудовищный провал, либо форс-мажор и недоразумение. Чеченский же след, по опыту, мог представлять собой обычную дезинформацию с целью скрыть истинных виновников смерти агентов. Да, с сожалением отметил Ли Пенг, теперь без помощи посольства ему не обойтись. Ведь только там есть оружие и специалист по местной преступности. А жаль, он не хотел афишировать свой приезд.

— Эй ты! Стоять! — донеслось вдруг откуда-то сзади.

Ли Пенг остановился, и два невидимых для металлодетекторов боевых сюрикена мгновенно скользнули в ладони из рукавов. Он с хитрой внезапностью бросил взгляд за спину, чтобы в случае угрозы тут же метнуть смертоносные звезды в цель, как вдруг боковым зрением заметил поодаль еще одного человека. Он быстро окинул взглядом обоих и убедился, что проиграл. Один из незнакомцев, стоя за деревом, держал в руках направленный на него пистолет и качал головой.

— Кидай на землю! Быстро! Руки за спину!

Китаец разжал ладони и протянул их назад. На запястьях защелкнулись наручники.

Ли Пенг сидел на стуле в помещении и размышлял. С момента задержания, по его подсчетам, прошло не более часа, и вот теперь он здесь с повязкой на глазах и скованными за спиной руками. У пруда его сначала затолкали в машину, потом какое-то время везли. Что это? Просто арест? Да, нет, ему как-то это не показалось. Действия задержавших его людей не были похожи на действия сотрудников контрразведки или органов безопасности. К тому же эта повязка… Спецслужбы в такие игры давно не играют. Скорее всего, он в руках у преступников. Но у кого? У чеченцев? Тоже не факт. Те, что были в лесу на кавказцев явно не тянут. Да и акцента он тоже не слышал. Впрочем, если не убили сразу, значит, он нужен живым. И значит, что к чему рано или поздно узнает. Возможно, это обычные похитители иностранцев, каких в любой стране пруд пруди — ведь хвоста за ним не было точно. А если так, то это всего лишь вопрос денег, и он скоро будет свободен.

В помещение вошло несколько человек.

— Снимите повязку! — услышал Ли Пенг, и яркий свет болезненно ударил в глаза.

Он огляделся.

Комната была красивая, с длинным полированным столом, по обеим сторонам которого сидели люди славянского типа. А, вот и тот, узнал Ли Пенг одного из леса. А это, видимо, хозяин кабинета — в изголовье стола за мощным дубовым бюро восседал полноватый мужчина.

— По-русски говорите? — как только китаец перевел на него взгляд начал Венедикт.

— Плёхо, плёхо, тюристь, — ответил Ли Пенг, стараясь как можно правдивее изобразить в глазах ужас.

Справа и слева раздался смех.

— Да? А вот команды, как ни странно, вы хорошо понимаете, мы в этом уже убедились. Значит, и разговор у нас с вами тоже должен бы получиться. Ведь вы же не хотите, — Венедикт кивнул на мордоворотов за столом, — чтобы мы прибегли к силовым мерам воздействия, товарищ Фэй Сянь из Шанхая?

— Тюристь, тюристь, — кивнул китаец и испуганно улыбнулся.

— Кажись, не въезжает, — хмыкнул Семен. — Может, по кумполу треснуть?

— Не знаю, во что он там въезжает, а во что нет, но вот этими штучками пользоваться точно умеет, — Венедикт швырнул на стол сюрикены. — Зачем это вам? — вновь обратился он к пленнику. — А? Дорогой товарищ Фэй Сянь… И какие такие дела привели вас на пруд? Вы там чего-нибудь потеряли?

Ли Пенг понял, что сидит перед тем, чьи люди убили агентов, и решил раскрыть свои карты. Ломать комедию дальше не имело смысла.

— Я хочу говорить с вами без свидетелей, — на чистом русском железным голосом произнес он. — У меня есть для вас очень важная информация.

Сидящие как один повернули к нему головы. На лицах застыло недоумение. Венедикт, внимательно оглядев китайца, кивнул. Его люди, продолжая удивленно посматривать на иностранца, вышли из кабинета.

— Я не тот, за кого себя выдаю, это правда. Я сотрудник спецслужб. Из Китая, — начал Ли Пенг, когда как дверь за последним из вышедших закрылась. — Несколько дней назад наши люди должны были забрать у корейца по имени Мо один контейнер. Но агенты на связь не вышли. Поэтому я здесь, чтобы прояснить ситуацию. Мы знаем, ваши люди тоже присутствовали на встрече, а значит вам может быть известно место, где находится груз…

Рука Венедикта медленно поползла к хьюмидору, он достал одну из сигар и понюхал. Спокойствие снова начало покидать его, он явно нервничал.

— Итак, вы знаете, где находится груз, и вы должны мне передать его незамедлительно, — продолжал Ли Пенг, буравя взглядом бандита. — В противном случае мы будем вынуждены принять меры к тому, чтобы ваша группировка была ликвидирована. Это дело особой государственной важности, и Китай сделает все, чтобы получить принадлежащее ему по праву. Надеюсь, я выражаюсь понятно?

Венедикт глубоко затягивался и лихорадочно думал. Похоже, узкоглазый не лгал. И говорил с ним всю дорогу так, будто привык командовать армией. Китайские гэбэшники… Вот это да! Вот это подстава! Черт бы побрал этого Мо! Ведь это уже не какая-то там непонятная триада, а гораздо, гораздо более жесткая вещь! Это целая государственная машина со всей своей мощью, которая не остановится ни перед чем и, без сомненья, сотрет их всех в порошок. И даже свои комитетчики не помогут — Китай нам с недавних пор большой друг. А скорее, сами же и сдадут его желторожим. Ведь сориться из-за него, Венедикта, с Пекином не станет никто.

— Но у меня нет того, о чем вы просите, — выдавил наконец бандит и кинул на стол ключи от наручников. — Мо нас самих круто кинул. А кейс взял какой-то собачник.

— Зачем ваши люди присутствовали при сделке? — спросил, освобождая руки, Ли Пенг.

— Мо просил оказать помощь в охране. Сказал, что опасается за жизнь.

— Что это за человек с собакой, о котором вы говорите?

— Не знаю. Мы его сами ищем. Мы думали, в кейсе деньги. Мо обещал заплатить.

— Хорошо, я готов пойти на дополнительные издержки, — понял намек Ли Пенг. — Сколько вам должен был Мо?

Венедикт назвал сумму.

— Вы получите в три раза больше, — китаец встал и принялся разминать затекшие конечности. — Сегодня же сможете забрать половину. Остальное — после того, как я получу "дипломат".

Венедикт продолжал раздумывать. Нет, на лоха желторожий точно не тянет, а его угрозы звучат очень внушительно. Черт, так он и знал! Развел его Мо… И теперь, выходит, найти кейс — вопрос его жизни. А что если грохнуть китайца? Он смерил Ли Пенга оценивающим взглядом и с самодовольным видом выпустил несколько колец.

— А что, если я скажу "нет"?

— Если со мной что-нибудь случится, товарищ, — Ли Пенг многозначительно улыбнулся. — Через несколько дней здесь будет отряд профессиональных убийц. И тогда смерти вам не избежать, это точно. Они выйдут на вас так же быстро, как я нашел этот пруд. Так что вам со мной лучше не ссориться. Поверьте на слово, наши возможности безграничны, и я бы на вашем месте не стал рисковать. Это не голливудский боевик с Джеки Чаном. Это чужая и очень большая игра, а вы… Вы просто случайный попутчик. Так что найдите мне этого человека и отдайте контейнер.

По скулам Венедикта заходили желваки. Он пронзительно посмотрел на китайца.

— Ну, хорошо, допустим… Допустим, мы найдем этого собачника и вы получите кейс. Какие у меня гарантии, что после этого ваши киллеры не появятся здесь?

— Мое слово, — холодно ответил Ли Пенг и, подойдя к столу, стал засовывать сюрикены в потайные карманы рукавов. — Ваша жизнь не интересна моей стране, так что можете спать спокойно. Змея орла не укусит.

4.2. Ситуация со слоном не продвинулась ни на метр. Ольга, промучившись еще с полдня, по-прежнему так и не нашла ни одного желающего с нами сотрудничать. Никто из организаций и лиц, имеющих в распоряжении животных, не шел на контакт ни на каких условиях. Ко всему прочему с утра на городской мне позвонил Егор и объявил, что помочь с нашим вопросом не сможет. Вероятно, догадывался я, проанализировав неадекватность Джорджа в связи с последним звонком, он просто решил соскочить и не портить ни с кем отношения. Ведь знакомить пассажира с такой репутацией с милицейскими шишками наверняка будет делом рискованным. А ссориться с ментами из-за какого-то слона — дело неблагодарное. В общем, в воздухе явно чувствовался запашок катастрофы, потому как за все время работы в компании это был первый раз, когда мы с Ольгой оказались не в состоянии выполнить задание. Единственное, что было к этому моменту готово, так это маршрут. Чего, разумеется, было весьма мало.

После обеда мы с Ольгой и пара еще заряженных Джорджем манагеров провели совещание, на котором было решено приостановить все действия до появления Его Высочества в офисе. Договорились, что как приедет, зайдем для отчета все вместе, чтобы он не смог обвинить в саботаже кого-нибудь одного. К тому же нам надо было, в конце концов, отвлечься и на другие дела. А мне еще и заняться мобильным. Мало того, что мне предстояло купить новый аппарат, необходимо было еще восстановить прежний номер.

Генеральный появился в офисе только к семи. Вид у него был помятый, кулаки были разбиты в кровь. Водитель по секрету объяснил, что вчера Джордж по пьяни разбил после "Рая" в стрип-клубе какое-то стекло и порвал пиджак официанту. Через полчаса вся наша группа была вызвана на ковер. Когда мы расселись, шеф приказал доложить ситуацию со слоном, и мы начали по очереди "хвалиться" успехами. Джордж слушал молча, курил. На нас почти не смотрел, изучая страницы журнала.

Когда монологи стихли, и в кабинете повисла угрюмая тишина. Генеральный по-прежнему был нем, однако на этот раз почему-то смотрел на меня очень внимательно. Выражение лица его было презрительным — вероятно, он даже не понял того, о чем мы ему только что сообщили. Наконец, выдержав паузу, он кинул на стол передо мной свой таблоид.

— Найди мне эту доску срочно! В мае мега-конференция в Сочах. Хочу там круто засветиться.

Я кинул взгляд на журнал. На одной из фоток была изображена доска для серфинга с мотором. Сопроводительная надпись гласила, что это нынче самый тренд. Однако ни названия дистрибьютора, ни контактов компании под картинкой не было.

— Хорошо, Юрий Борисович, понял. Завтра займусь.

— Давай, помоги мне. Ольга, теперь ты, — обратился генеральный к ивент-менеджеру. — Ты в отпуск на пару недель случайно отправиться хочешь? Мне кажется, тебе бы пора отдохнуть. Ты очень устала.

Та оторопела.

— Да, нет, Юрий Борисович, не чувствую пока. Я вроде зимой собиралась…

— Не, не, не, — перебил, запротестовав, Джордж. — Ты меня, блядь, не понимаешь. Если я говорю, что ты устала, значит, ты, сука, устала. Так что прямо с понедельника — в путь. И чтобы тебя тут в ближайшие две недели не было!

Ольга интенсивно заморгала. Казалось, смотреть ей стали мешать выступавшие слезы.

— Ну, Юрий Борисович, я уже со всеми договорилась. Тур забронировала. А сейчас и денег-то нет…

— Я тебе сказал, в понедельник, значит, в понедельник, тупая! А зимой — это отдельная тема, — прошипел шеф, ударив кулаком по столу. — Ты что, блядь, не русская, что ли? Тебе по-аглицки повторить? Или хочешь, чтобы я телефон твой сейчас из окна нахуй выкинул? Чтобы завтра же купила себе сраный тур! А деньги вон у Николая займи! Все, уебывай нахуй! Пока!

Ивент-менеджер, всхлипывая, выбежала из кабинета. Мы молча опустили глаза, чтобы не дай бог не встретиться ими с шефом. Тот снова начинал заводиться, и попасть под горячую руку можно было легко. Однако неожиданно Джордж успокоился — видимо, всю злость растратил, когда бил стекла клуба рукой — и вновь принялся нам что-то негромко втирать.

Смысл текста состоял в том, что преодолевать кризис необходимо сообща, в кругу единомышленников, то бишь сплотившись вокруг лидера. Но прежде всего, конечно, надо начать с себя и убить в себе упаднические настроения. Перестроиться, найти новые пути, новые решения в преодолении проблем. При этом, подчеркивал Джордж, он не намерен в отличие от других руководителей, сокращать штат сотрудников. Скорее наоборот, будет пристально присматриваться к уволенным из конкурирующих фирм с целью закупить задешево профессионалов. И так далее. Про слона он больше не вспоминал. Эта тема, похоже, перестала его интересовать абсолютно.

Однако произнесенная им ересь, как ни странно, никого не тронула, хотя все и кивали, глядя в пол. Да и верить ему на слово было занятием накладным. Но главное, чего я не мог понять, так это к чему была вся эта болтовня и почему в таком узком составе. Ведь Джордж никогда не произносил программные речи просто так, а уж если и затевал какую-то лекцию, то непременно приглашал на нее весь высший состав. Так что, определенно, этот спич ничего нам хорошего не сулил. Джордж либо снова пытался нас вместо слона загрузить, либо как раз наоборот готовил нас к увольнениям. Либо, что представлялось в тех обстоятельствах наиболее вероятным, съехал с катушек совсем. Единственное, что я вынес полезного из тирады директора, это необходимость постоянно пребывать в убежденности, что тебе все по плечу, а ноют лишь слабаки да лузеры.

В дверь постучали. В проеме показалась испуганное лицо секретарши, доложившей, что к генеральному двое из какого-то клуба.

— Зови! — невозмутимо приказал тот и откинулся в кресле.

В кабинет зашли два качка в костюмах. Один представился начальником службы безопасности заведения, где ночью накуролесил Джордж, второй промолчал. Мы поднялись с намерением выйти, но шеф жестом остановил.

— Юрий, — обратился первый к нашему генеральному и положил на стол визитку Джорджа, — я приехал, как мы договаривались. У нас, если помните, остался один нерешенный вопрос. Вы обещали расплатиться за стекло и одежду официанта. Вот, взгляните, пожалуйста, это наш счет.

Джордж не спеша закурил, взял файлик с бумажкой и, бегло пробежав, демонстративно швырнул его на пол.

— Скажи Ахмеду, сочтемся потом. Мне сейчас не до этого. Что еще?

— Юрий, я… — замялся громила. — Я как раз приехал по личному поручению Ахмеда Фазыловича. Он очень просил оплатить. И именно сегодня. Можете по безналу.

Генеральный сверкнул взглядом и, схватив телефон, стал набирать чей-то номер. На вызов никто не подходил.

— А почему пиджак штуку стоит? — с возмущением выпалил он, швыряя на стол Верту. — Для халдея что-то дороговато!

— Нет, форма официанта, конечно, стоит дешевле, — объяснил бык. — В этой сумме компенсация за моральный ущерб. Мы человека в травмпункт среди ночи возили. Он сейчас на больничном.

— Да ладно? — поднял бровь Джордж. — И сильно болеет?

Мы молча переглянулись. Было заметно, шеф начинал свирепеть. Однозначно, конфликт скоро будет.

— Юрий, поймите, вы наш почетный и уважаемый гость, и мы вас всегда ждем у нас в клубе, — с трудом подбирая слова, сжал губы начальник службы охраны. — Но у клуба есть свои правила и репутация. Надеюсь, вы не будете отрицать, что причинили нам материальный ущерб?

Генеральный побагровел.

— Прошу вас, оплатите счет, и позабудем о недоразумении…

— А если нет? — взревел, вскочив, Джордж. — Ну, говори! Что, в ебало мне сунешь? Да? Ну, попробуй! Ты кто такой вообще, чтоб мне тут указывать? Да я в вашем клубе, знаешь, столько бабла оставляю! На миллион стекол хватит! Все, я закончил! Уебывай нахуй, пока с лестницы не спустили! Адье!

Бугай посмотрел на своего спутника, на нас, оглядел кабинет.

— Юрий, Ахмед Фазылович очень просил передать…

— Закрой рот, животное! Я не спрашивал тебя, что просил передать Ахмед! Я сказал, пошел на хуй! Ты что, не понял?

Ну, ладно, ты сам виноват! — процедил сквозь зубы охранник и со всей дури нанес Джорджу удар рукой в грудь.

Тот прямо с креслом опрокинулся навзничь. С пола послышалось хрипение.

— Это тебе за "животное"! — произнес гость и повернулся к нам.

Мы продолжали сидеть, не шелохнувшись. Казалось, сейчас будут бить нас.

— И как вы только с таким уродом работаете?

Затем бык покачал головой и, плюнув себе под ноги, вместе со спутником вышел из кабинета.

Через минуту, бормоча проклятья, генеральный поднялся. Вид у него был жалкий, и мы с трудом сдерживались, чтобы не улыбнуться. Никто из нас даже не думал о том, чтобы вступиться. Более того мы даже не собирались звонить вниз на пост, чтобы вызвать охрану. Когда дыхание у шефа пришло в норму, он как ни в чем не бывало вновь бухнулся в кресло.

— У меня на ебале что-нибудь есть? — спросил он, глядя куда-то в сторону.

— Вроде нет, — робко произнес мой сосед.

— Хуево, — резюмировал генеральный и недовольно скривился.

И тут же, резко отодвинувшись от стола, что есть силы ударил себя лицом прямо об угол.

— А теперь?

От отвращения и чужой боли я даже поморщился.

— Теперь вроде да, — с трудом вымолвил ошеломленный сотрудник.

— Так вроде или да? — заорал на него Джордж. — Или тебе еще посмотреть охота?

— Нет, нет, Юрий Борисович! Что вы! — пролепетал тот. — У вас красное вот тут, под глазом, и кровь, кажется, из носа течет.

— Кровь течет? — радостно переспросил Джордж и пощупал рукой. — Охуительно! Вызывайте ментов! Будем писать заявление! Вы все — свидетели!

Из офиса я вышел около девяти, до глубины души потрясенный всем, что мне довелось там увидеть. Такой постановки, признаться, я даже не ожидал. Мне было и смешно, и противно одновременно. Но абсолютно не жалко Джорджа, который получил, что хотел. Слон, стоявший нам всем не одного седого волоса и как минимум года жизни, с этого дня, кажется, навсегда почил в бозе. Как, впрочем, я изначально и полагал. Хотя после всего происшедшего… — я аж поежился — лучше не зарекаться. Так ведь и накаркать недолго. Лучше, подумал я, вообще забыть про него и весь этот бред и вновь заняться картиной.

Ведь то, что эта вещь все же таила в себе какой-то секрет, не подлежало сомнению. Нерешенным оставался лишь вопрос, какой именно и как эту тайну раскрыть. Но идей по этому поводу у меня не имелось. В принципе, я и так уже сделал все, что было в моих силах. Серега помочь мне больше не мог, а обращаться к еще одному реставратору или музейщику было бессмысленно. Его профессиональному мнению я доверял. Наверное, подумал я, стоило пока отложить все до лучших времен, а точнее, пригубить еще абсента. Этот выход из тупика представлялся мне наиболее предпочтительным. Бухну, как в прошлый раз, решил я, а там, глядишь, и придет озарение.

С такими мыслями я и подъехал к дому. У подъезда по-прежнему не было заметно никаких подозрительных лиц и автомобилей, и это обстоятельство придало мне сил. Может быть, рассудил я, неведомые бандиты уже потеряли мой след, и жизнь, наконец, вне угрозы. Ведь ежедневный постоянный стресс не только на работе, но и дома начинал серьезно угнетать и забирал по ходу слишком много нервов. Эх, лучше бы мне в отпуск вместо Ольги, а то запью еще с горя. Не дай бог, конечно.

Выгуляв собаку, я достал из бара бутылку "King of Spirits" (обычно их у меня было две) и, навалив в тарелку бутербродов, включил телевизор. По одному из каналов пытался шутить Задорнов, но отстой про тупых американцев меня не цеплял. Настроение вновь стало портиться. Я продолжал тупо смотреть на экран, не представляя, что делать. Кроме злосчастной картины, меня всерьез начала беспокоить ситуация, что я с каждым днем полностью теряю идентичность, себе абсолютно не принадлежу, а вся моя жизнь без остатка посвящается шефу. Впереди вновь замаячила неопределенность и страх того, что я окажусь не готовым к ударам судьбы. В общем, башку упрямо не покидала мысль о скором провале, который, казалось, все время идет по пятам, сокращая дистанцию. Возможно даже, подумалось мне, на этот раз это вообще будет не просто крушение планов, а конец всего. Самой жизни.

Зазвонил мобильный. Я взглянул на часы — двадцать три десять. Это был Джордж, но я без эмоций поднял трубу.

— Здравствуйте, Юрий Борисович, — убитым тоном произнес я. — Я вас слушаю.

— Ты деньги Ольге отдал?

— Какие деньги? А… Нет, еще нет. Она не просила.

— Почему? Опять мне вредить что ли начал? — проворчал шеф.

— Нет, просто она не просила. Я же не буду за ней бегать, как мальчик. Ей же надо, не мне.

— Ладно, — неожиданно обрадовался Джордж. — Давай тогда так… Ты теперь лично отвечаешь за то, чтобы она ушла в отпуск. И если в понедельник эта сука еще будет в офисе, заплатишь мне две штуки грина. А потом за каждый день просрочки — еще по пятьсот. Годится?

— Хорошо, Юрий Борисович, как скажете, — безразлично ответил я. — Уйдет в понедельник.

— Ни хуя хорошего, — на удивление спокойно пробурчал тот. — Ты что, специально меня теперь злишь? Так это ты зря. Мне твои приемчики теперь по хую. Но если ты такой крутой, то тогда, может, сам ее в отпуск отправишь? Купишь ей тур за свой счет, а? Не думал?

Я захохотал. Неожиданно, дерзко. Захлебываясь от приступов. Боясь и злорадствуя одновременно. Не в силах ни извиняться, ни оправдываться, ни что-либо объяснять. Точно так, как смеялся тогда под абсентом. И снова будучи не в состоянии себя остановить. И напрасно генеральный орал и извергал проклятия. Мне было уже наплевать — меня прорвало, мой нарыв лопнул. Как перекачанный мяч. Как раздутая грелка. И теперь вся скопившаяся за месяцы унижений ненависть вываливалась из меня обидным для него потоком какого-то не моего, потустороннего, инфернального смеха.

Не имея возможности более контролировать разговор, я разъединил связь и повалился, гогоча, на диван. Только когда я перестал слышать его голос, меня начало отпускать, и через пару минут я был снова в состоянии думать. Первое, что мне сразу же захотелось сделать — это немедленно перезвонить и покаяться. Однако едва я дотянулся до мобилы, снова раздался звонок.

— Хуевый смех, — услышал я знакомое шипенье. — Завтра занесешь мне косарь. Понял, сука?

— Хорошо, Юрий Борисович… — только и успел выговорить я и снова как безумный закатился.

На этот раз я даже не собирался его слушать — сотовый вновь оказался на полу, а сам я корчился в конвульсиях рядом. Когда же приступ затих, в трубке уже были короткие гудки. Не понимая, что со мной происходит, я вытер выступившую на лбу испарину и отдышался. Прикольно я это… Такого номера я от себя, точно, не ждал. Ведь так плюнуть в лицо генеральному я не посмел бы даже во сне. И откуда он мог только взяться, этот дебильный смех? Как мог я посметь столь изощренно хамить начальнику? Так нагло, и вместе с тем, так легко. Как будто это вовсе не я, а кто-то другой, кто мне не подвластен. Мне стало не по себе при мысли о последствиях, которые меня ожидают, и я уже начал было прикидывать, что завтра буду лепетать в свое оправдание, как вдруг тишину вновь прорезал сигнал входящего. Это был снова Джордж.

— А знаешь, что я решил, — начал, с трудом подбирая слова, генеральный. — Ты вообще лучше в офис больше не приходи. И про деньги забудь. Никакой зарплаты у тебя в этот месяц не будет. И никаких, блядь, рекомендаций. Даже не думай. Повоевать со мной, сука, решил. Ну, так я тебе войну, блядь, устрою. Век помнить будешь. Ты кто такой вообще? Ты кого из себя мне тут корчишь? Думаешь, телку мою отъебал, круче стал? Да? Нет, сука, ты пшик! Ты никто!

— Эта телка с яйцами, имейте в виду, — съязвил я, чувствуя, что истерика вновь подступает.

— Уволен, лошара! Уволен, блядь, тварь!

Я попытался сдержать предательский позыв и что-то снова ответить, но тот опять победил, и мой дьявольский смех вновь заполнил пространство комнаты.

Я медленно парил над землей, двигаясь по узкому темному коридору навстречу яркому свету. Было похоже, будто я в состоянии клинической смерти, однако эта мысль меня не пугала. Каким-то надежным знанием я знал, что это не так, и на самом деле я жив и вполне вменяем. Голова моя почти касалась волосами потолка, а раздвинутые в стороны руки будто чувствовали шершавую поверхность стен. Вскоре в конце коридора на фоне слепящего пятна я различил силуэт трона и восседающего на нем неизвестного существа. Изображение было несколько размытым, так что определить размеры сидящего было невозможно, впрочем, как и его лицо. К тому же я вдруг внезапно прекратил полет, и под ногами почувствовалась твердая поверхность. Я порылся в карманах, но солнцезащитных очков при себе не обнаружил. Как всегда, проворчал я, когда что-нибудь нужно, обязательно дома забудешь. Вот лох!

Между тем существо меня явно заметило и, наклонив голову влево, принялось внимательно разглядывать с головы до ног. Яркий свет за его спиной теперь обрел очертания и представлял из себя ослепительный, будто бы галогенный, нимб. В руках существо держало вроде бы младенца с поднятым вверх двоеперстием.

— Мы ждали тебя, Лох, — услышал я с трона, не в силах определить, кому из этих двоих принадлежит показавшийся мне знакомым голос. — Мы — Великий Разводящий. А ты кто таков есть?

Я представился.

— Знаешь ли ты, Лох, зачем ты здесь? — снова спросили сверху, и теперь я узнал голос Джорджа.

— Не знаю, Великий Разводящий. Я, видимо, случайно сюда попал. Извини, я не знал…

— Не стоит извиняться, Лох. Никто просто так не появляется здесь. Значит, ты выбран и поэтому можешь задать нам любые вопросы, что тяготят тебя. Обещаем, ты получишь ответы на все из них. Итак, мы слушаем, Лох.

Я задумался. Конечно, прежде всего мне хотелось бы сейчас спросить, как и кому продать картину, сколько она стоит и тому подобные вещи, однако едва я раскрыл рот, вопреки собственной воле смог произнести лишь: "С чего ты взял, что я лох?".

— Хм, — младенец и существо переглянулись. — Ты мудр и начинаешь с истоков. Что ж, изволь, мы ответим. Итак… Мир, в котором ты живешь — это мир подлости и обмана, построенный на подчинении посредством лжи. И в мире этом есть место только для двух субъектов пребывания — Разводящих и Лохов. На первых ты не похож. Значит…

Я сглотнул. Неожиданно для самого себя эти слова показались мне справедливыми, и возражать я не стал. Следующий вопрос сорвался с языка так же внезапно, как и предыдущий.

— Тогда объясни, что это значит, быть Лохом?

— Государства и религии, — продолжило существо, — с самого начала не просто эксплуатируют, а подавляют массы посредством обмана. Но сегодня массы и Власть различаются не как рабы и эксплуататоры, а как электорат и элита, как Лохи и Разводящие. Это всемирный обман, и мы называем его Разводом, который по сути своей есть не что иное, как банальное изъятие меньшинством у большинства их жизненных прав и ресурсов. Одни разводят других, и другие на это ведутся. Одни преуспевают, другие, наоборот, остаются ни с чем. Но принцип и сущность Развода дано постичь не каждому. И тот, кто ради процветания не способен корыстно пользоваться слабостью других, тот, кто будучи хоть раз обманут, сам не в состоянии обмануть никого, и называется Лохом. И не важно, по какой причине он не может этого сделать. По доброте или по глупости. Иными словами, люди делятся на способных к Разводу и неспособных к нему — тех, кто всегда обделен и вечно собой недоволен. Лох — это лузер в квадрате. Тот, кто не только всегда проигрывает, но и всегда за все платит. Причем, чтобы сделать его таковым, Разводящим не требуется насилия. Лохов давно уже не грабят, не загоняют в стойло кнутом, их просто разводят как кроликов, поэтому можно с уверенностью сказать, что они — бесценный социальный капитал. Лоху можно предложить любой Развод, и взамен он с готовностью отдаст необходимые для наживы ресурсы. Вместе с тем Лох может быть вполне компетентен, критичен и не всегда так глуп, как может казаться сначала. Но ум его — задний. Лох способен понять, что его развели, только тогда, когда уже поздно. Когда ситуация приобрела необратимый характер…

— Но ведь рабы рано или поздно восстают и свергают эксплуататоров, — перебил я. — Как с этим быть?

— Это утопия, — возразило существо, — и времена революций давно прошли. В современном обществе противоречия между Разводящими и Лохами так искусно замаскированы демократией и толерантностью, что обнаружение их в реальной жизни практически исключено. Низы более не видят в угнетателях причину своих бед, да и сама мысль о переполохе представляется им полным абсурдом. Опираясь на свою недоверчивость, виной всему Лохи считают лишь собственную несостоятельность. Взращенный и пропагандируемый Разводящими как истинная ценность жизни индивидуализм приучает их к мысли, что спасение зависит только от меры их собственных усилий, трудолюбия, энергии и решимости преуспеть. Недаром ведь Лох всегда стремится к лучшей доле и всегда не доволен настоящим. И при этом всегда надеется, что он — уж точно не Лох и что, в конце концов, выбьется в люди. Но что бы он ни делал, какие усилия ни предпринимал, его всегда ждет проигрыш — истинная судьба Лоха. Корысть Разводящего Лоху не видна и заключается в том, что под видом законности эксплуататор присваивает себе продукт его жизни. Да, именно жизни. Поскольку Лох вкладывает в труд всю свою жизнь в ее духовном и физическом наполнении. Одновременно Разводящий создает Лоху такие невыносимые условия существования, что сама идея выбора теряет для него всякий смысл. Потому что это выбор между худшим и еще более плохим. И Лоху остается лишь уповать на судьбу и якобы "лучшую" долю.

Я оторопел.

— При этом Разводящий, — продолжило существо, — прекрасно знает, что Лохи верят в миф о доброте и совести и оттого не могут пойти на подлость, необходимую, чтобы подняться наверх. Разводящий постоянно требует от Лоха активности, нездоровой энергичности в действиях, заранее зная, что требования его невыполнимы. В созданных якобы законами рынка условиях Лох все равно останется неконкурентноспособным или точнее, запросам Власти. Разводящий ставит перед Лохом задачу "принести еще неизданную книгу о Гарри Поттере", а затем обвиняет его в неспособности и убогости, стремясь вызвать тем самым досаду на самого себя, чувство вины и собственной неполноценности. Главное для Разводящих, чтобы сама среда обитания для Лохов была борьбой за выживание, где у них будет всегда только одно место — место вечного лузера. Власть вездесуща, нет предела ее изобретательности и коварству. Ее постулат прост — не обманешь ты, обманут тебя, не разведешь ты, разведут тебя. Удивительно, но некоторые Лохи даже не подозревают, что они Лохи, пребывая в блаженном неведении. Лох, кто угодно, но не я — рассуждают они, воспринимая свой жалкий удел как неизбежное и ниспосланное свыше. Другие, наоборот, в полной мере осознают претерпеваемые ими невзгоды. Более того, они считают такое положение несправедливым и не желают мириться с тем, что Развод вечен. Это что-то наподобие фронды, контркультуры. Такие Лохи вообще не верят Власти и протестуют против нее, но все их жалкие потуги привести ни к чему не в состоянии. Они думают, что сознательно отказываются разводить других, на самом же деле они априори не обладают этой способностью. Но самые многочисленные — это те, кого тяготит их лошизм и кто мечтает стать Разводящим. Всеми правдами и неправдами такие Лохи стремятся во Власть, удивляя своей приспособляемостью. Предел мечтаний таких Лохов — устроиться в системе Развода и получить от него какие-то блага. Они понимают, что с Властью спорить бессмысленно, поэтому и выступают в роли раба. Власть для таких Лохов — добрый батюшка царь. Но они для нее — всегда Лохи.

— То есть иными словами, ты хочешь сказать, что Разводящими не становятся, а рождаются? — очнулся я.

— Нет, отчего ж. Производительный труд в наши дни мало что значит в жизни. Главное в подъеме на социальный верх — не упустить единственный шанс. Случай важнее труда и он — критерий успеха. Нужно лишь оказаться в нужное время в нужном месте и первым забрать свой кусок, опередив конкурентов. Но чтобы уметь разводить, нужно уметь не только лгать, но и внушать доверие. Лох должен принимать условия игры такими, какими они предложены Разводящим, только тогда будет полный успех. Как в Лохотроне. Не вступишь в игру — потеряешь шанс выиграть. А без игры не будет и шанса. И, как известно, даже подозревая о подвохе, Лох всегда принимает вызов. Потому что иного выбора для него просто не существует. Ведь сама жизнь — игра, а любая игра — Лохотрон. Почему одни преуспевают, а другие нет? Потому что одним это нужно по внутренней потребности, а другим по мере необходимости. И главное, Разводящие ничем не связаны в своих действиях и готовы на многое. Чтобы преуспеть, они ставят на кон все, а Лохи лишь кое-что и оттого, конечно, проигрывают.

— Замечательно! Значит, Развод действительно вечен? Но как тогда жить? — не унимался я.

— Ну, можно и так сказать, — согласилось существо. — Раньше считалось, что панацеей от Развода может быть вера. Ведь всякий Лох, верящий не в себя, естественно, перестает быть собой, а значит, и Лохом и обретает тем самым некую отстраненность. Именно такой способ Развода предлагают религии разного толка. Истинно верующий Лох более не воспринимает ложь как ложь, а Развод воспринимает как благо. Но религия, якобы лишая Лохов их лоховости, не затрагивает собственно механизм Развода. Она выполняет лишь последний Развод Лохов, после которого Развод как бы самоустраняется. Но это снова иллюзия, не что иное, как Развод самого Развода. А Развод Развода — это его усиление вдвойне. Вторым пределом Развода, думали, является прогресс. Но Власть научилась нивелировать этот пробел ценой бесчисленного умножения прогрессов одного на другой, что в итоге преобразило его до неузнаваемости, превратив, в конце концов, в очередной Развод. Например, любое социальное потрясение, апеллирующее, казалось бы, к прогрессу, тем не менее, недостаточно радикально. Оно никогда не затрагивает собственно механизм Развода, а просто сменяет один тип Развода на другой. Приостанавливая какой-либо Развод в эволюционном процессе, Лох все равно оказывается разведен. Самой этой эволюцией. Лох всегда Лох, ибо существует закон сохранения Развода. Он никуда не исчезает, а только переходит из одного состояния в другое. Но в чем-то ты, конечно, прав. Безусловно, когда-то должен наступить момент, когда будут разведены все Лохи, а потом и все Разводящие и не останется ничего, что не подверглось бы Разводу. Тогда, как полагают, неразведенным останется лишь сам механизм, то есть мы, Великий Разводящий. Поэтому единственно возможный для Лоха выход из этого круга — хотя бы частичный разрыв с Властью, саботаж системы, неучастие в любых, даже самых позитивных ее начинаниях. Иными словами, не верить никому, не читать газет, не смотреть телевизор — ведь любая информация извне, за исключением, пожалуй, лишь инструкции по эксплуатации, так или иначе несет в себе разводилово. Не слушать демагогов и не ходить на выборы, тем более что у Лоха все равно нет никакого выбора. А неучастие в выборах для Власти страшнее, чем любые марши несогласных. И поскольку к такому она действительно не готова, и это и есть первый шаг внести в ее ряды смуту. То есть нужно стать циничной шестеренкой общественного механизма и не действовать как большинство, которое, как известно, всегда неправо. Но для начала необходимо начать с себя, осознать себя Лохом.

Я стоял, словно пораженный громом. Вопросы кончились, и о чем говорить, я не знал. Тишину нарушил Великий Разводящий.

— Это все, что ты хотел узнать от нас, Лох?

Я молча кивнул.

— Тогда прощай! — младенец перекрестил меня. — И помни, Власть не терпит того, кто стремится поставить ее под сомнение. И того, кто не будет подвластен Разводу, ждут преследования и травля. Так что нет способа у Лоха избежать Развода…

Нимб погас, и я перестал что-либо видеть. Тело мое вновь стало невесомым, и я будто бы снова взлетел. На щеке и на лбу почувствовалось что-то влажное. И тут до меня дошло, что на самом деле вовсе не темно и никуда я не лечу, а просто лежу с закрытыми глазами. Я сосредоточился, досчитал до десяти и резко открыл веки. Самурай, забравшись передними лапами на кровать, лизал шершавым языком мне лицо.

4.3. На следующий день я все же приехал в офис — что скрывать, а надежда уладить дело миром или, на худой конец, написать заявление по собственному еще оставалась. Но охрана отказалась пускать меня внутрь и забрала магнитную карту. Ребята ссылались на распоряжение шефа — расклеенный с вечера на стенах stop-list — который я сначала даже и не заметил. Теперь, узнав о его существовании, я с интересом принялся разглядывать очередной шедевр Джорджа.

На бумаге формата А-4 была напечатана таблица в две графы и краткое пояснение. В левой графе находилась фотография улыбающегося меня, правая же пугала своей пустынностью. Текст под моей фотографией гласил: "Этот человек превысил свои служебные полномочия в ущерб компании, за что был уволен и лишен положенной компенсации. Приказываю с этого дня более ни в чем ему не помогать и не допускать на территорию фирмы. Позор предателю!". Под пустой графой красовалась: "Помни, ты можешь быть следующим!".

Я задумался. Ладно, с деньгами все было понятно, я пролетел, но вот трудовую забрать мне все же хотелось. Я попросил охранников набрать по внутреннему номеру в бухгалтерию. Те переглянулись.

— Коль, тебе тут кое-что передать просили, — негромко произнес один и извлек на свет фирменный пакет компании.

— Кто просил? — поинтересовался я.

— А ты сам не догадываешься? Извини, ты не мог бы покинуть помещение, — грустно произнес он, — а то нам тебя с лестницы спустить велено.

Я молча кивнул и вышел на улицу. В пакете в беспорядке были навалены мои личные вещи с рабочего места и все лежавшие на нем еще вчера бумаги. Сверху в глаза бросался запечатанный корпоративный конверт. Может быть, деньги, мелькнуло в мозгу. А что, чем черт не шутит? Я быстро разорвал конверт и заглянул внутрь. "Fuck!" — непроизвольно вырвалось из груди, когда я извлек содержимое. Вместо денег там была моя трудовая, аккуратно порезанная на куски.

— Ну, Джордж, — пнул я со всей дури стоявший у входа зачехленный трайк. — Я тебе такой переполох устрою!

Что ни делается, все к лучшему, думал я, отходя от офиса. Во всяком случае, теперь я был свободен. Правда, без зарплаты и перспектив найти в ближайшее время работу — попробуй, устройся куда-нибудь в кризис — зато сохранил достоинство и обрел долгожданный покой. Отныне мою жизнь не будут отравлять ни ночные звонки, ни необоснованные наезды, ни сломанные телефоны, ни унижения, ни злость. Прозябание в качестве офисного планктона закончилось, и теперь я буду сам за себя решать, что мне следует делать. Денег на пару месяцев у меня еще было, да и картина, картина по-прежнему принадлежала мне. И впереди, я свято верил, меня ожидает что-то великое. Но сначала надо было завершить еще одно дельце. Покоя мне теперь не давала месть. Убогое, неблагодарное чувство, однако справиться с ним сейчас я был не в силах. Я знал, как можно сильно досадить нашему Джорджу, и сейчас обдумывал план.

Идти на преступление и калечить шефа, что при отсутствии телохранителей не представлялось чем-то неосуществимым, я не хотел по нескольким причинам. Во-первых, если я и тресну его трубой по башке, в дальнейшем это повлечет преследование. В конце концов, он тоже не лох, и поймет, что к чему, а завязки среди бандитов у Джорджа имелись. Во-вторых, это даст всего лишь сиюминутное удовлетворение, а идти на более радикальный шаг, после которого Джордж уже никогда бы не смог меня побеспокоить, я, признаться, был не готов. Не тот случай. Ну, а в-третьих, мне самому лучше было б сейчас залечь поглубже на дно, ведь неизвестно, может, те с пруда еще не угомонились. Поэтому способ воплощения задуманного вырисовывался только один — вложить Джорджа с потрохами компетентным структурам. Благо материал для соответствующих служб у меня имелся в достатке. Во-первых, компания частенько оперировала в своей деятельности черным налом, во-вторых, активно скрывала прибыль от налогообложения, в-третьих, зарплаты сотрудникам выдавались в конвертах и так далее — список грешков состоял из дюжины пунктов. В общем, мне нужен был вариант, который обернется Джорджу если не потерей бизнеса, то, во всяком случае, весьма ощутимым убытком, способным сильно подорвать позиции фирмы на рынке. Да и сам факт ареста или обыска — нехилый удар по репутации. А Джордж ей всегда так дорожит… И даже если шеф откупится, то цена, которую он заплатит, будет огромна. Гораздо больше той суммы, на которую был кинут я. Время тоже было весьма подходящее — скоро зарплата — и в сейфе кассира лежал как минимум миллион. Решено, резюмировал я. Оставалось лишь поднять нужные связи.

Я зашел в кафе "Шоколад" и заказал себе поесть и выпить. К сожалению, владелец до сих пор не обзавелся лицензией на бухло, поэтому пришлось ограничиться пивом. Как только официантка ушла, я немедленно взялся за поиск людей, способных заняться моим делом. Мне быстро повезло — не прошло и двадцати минут, как я вышел на сослуживца по армии, работающего сейчас ФСО. Тот не сразу узнал меня, но воспоминания обо мне у него с армейских пор остались хорошие. Убедившись, что он вполне доверяет мне, я изложил суть вопроса. Судя по реакции, Шурик очень даже заинтересовался моей идеей и озвученной суммой. К тому же, по словам приятеля, у него имелись связи в ГУВД как раз на уровне УБЭПа. Так что встретиться договорились здесь же в "Шоколаде" через час. И я, не спеша, приступил к обеду.

Однако едва я успел разделаться с супом, мне позвонили. Номер был незнакомый, но таиться я не стал и взял трубку. Беспокоил корреспондент газеты "Коммерсантъ" по поводу моего ухода из компании и просил это событие прокомментировать. Такая осведомленность прессы меня удивила.

— Не понимаю, — ответил я, — что именно конкретно вы хотите знать? И откуда у вас информация?

— Дело в том, — начал объяснять журналист, — что мы готовим материал в рубрику "Новости рынка". А сегодня нам прислали официальный пресс-релиз от вашей компании. Там много написано про вас, и по всему видно, что у вас произошел конфликт с руководством. Так что узнать подробности, не скрою, нам было бы интересно.

— Будьте любезны, вы не могли бы мне зачитать этот пресс-релиз вслух, — попросил я, до сих пор не вполне въезжая в происходящее.

— Конечно, — сказал журналист. — Подождите секундочку.

— В октябре месяце сего года в связи со служебным несоответствием с занимаемой должности по собственному желанию из нашей компании уволен Владимиров Николай, — услышал я в трубке. — В виду того, что Николай неоднократно предпринимал попытки нанести ущерб деятельности компании, используя свое служебное положение, которого он в компании более не имеет, просим Вас не воспринимать обращение указанного сотрудника к Вам как обращение от имени нашей компании. Прошу также не содействовать и самостоятельно не помогать ему в решении его личных вопросов, не предоставлять от себя в его адрес никаких рекомендаций. А также прошу Вас не обращаться в нашу компанию ни с какими просьбами о добрых рекомендациях касательно данного человека, в виду того, что в таких рекомендациях ему категорически отказано…

Признаться, сначала я даже не смог до конца уловить весь смысл услышанного. Конечно, кто автор этого произведения, мне было понятно, но неадекватность подобной реакции могла удивить хоть кого. Корреспондент первым прервал паузу.

— Николай, нам непонятны некоторые изложенные в письме тезисы. Вы не могли бы внести ясность. Скажите, вы уволены в связи со служебным несоответствием или по собственному желанию? И как долго вы проработали в компании, причиняя ей, так сказать, ущерб?

Я улыбнулся. Журналист оказался человеком с юмором, а вот Джордж, похоже, окончательно потерял с реальностью связь и теперь даже не в состоянии выражать свои мысли.

— Боюсь, что никак не смогу вам помочь, — вернулся я к разговору. — Мне самому непонятен пафос данного текста. Единственное, что является правдой — это тот факт, что я действительно больше в компании не работаю. Но трудовой книжки с записью у меня на руках нет, так что назвать вам официальную причину увольнения я, увы, не могу. А вот почему руководитель компании более года терпел присутствие вредителя, это, наверное, лучше спросить у него.

— Я вас понял, — проговорил журналист. — Я передам ваш ответ редактору. — Спасибо! Желаю удачи! Мы наслышаны о сложном характере этого человека.

— Пока, — ответил я и отключил трубку.

Сослуживец опоздал на полчаса и пришел не один, но сейчас это значения не имело. Когда Саня со спутником вошел, я его еле узнал, так изменился он с тех пор, когда мы вместе служили. Волевое циничное лицо не выражало теперь никаких эмоций, а развязная походка и стрижка под ноль еще более подчеркивали агрессивность. В левом ухе у него торчала гарнитура от телефона, придававшая ему вид киборга. И глаза. Глаза теперь у него горели, как у хищного зверя. Увидев этот взгляд, я даже подумал, что если бы не знал Санька, то принял бы его за подосланного убить меня универсального солдата. Настолько сосредоточен был его вид. Видимо, подумал я, опускать бизнесов таким образом ему не в первой. Что в данной ситуации играло мне только на руку.

Приятель подошел к столу, и мы поздоровались. Сопровождающий назвал себя и, протянув руку, сел рядом.

— Раньше у Лукашенко в личке трудился, — пояснил Шурик. — Мы сейчас вместе работаем. Не возражаешь?

Я не поверил в легенду о личке, но возражать не стал. Вероятно, это и был тот самый конец из УБЭПа, просто Саня не стал раскрывать мне сразу все. Мы традиционно обменялись дежурными фразами о житье-бытье и заказали по кофе.

— Ну, давай, выкладывай, что там у тебя с твоим аллигатором? — криво усмехнулся Санек. — Не ссы. Натянем лошка по-полной.

Принесли кофе и я, отхлебнув, начал рассказывать. Обо всем. О компании. О позициях на рынке. О характере сделок. Об объемах проходящих средств. О том, как мы уходим от налогов, и у кого хранятся печати всех подставных фирм. О нраве генерального и его отношении к сотрудникам. О причине моего увольнения и желании отомстить. В общем, выкладывал все, что только приходило в голову, и что могло быть сейчас нелишним. Приятель слушал внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы и записывая что-то в блокнот. Интересовали его разные подробности, начиная с домашнего адреса Джорджа и его семейного положения и заканчивая пасущей фирму крышей. Я говорил, как заведенный. Санек внушал мне доверие, и я уже мысленно представлял, как в офис вламываются бойцы и шеф стоит у стенки с поднятыми руками. Маски-шоу — это как раз то, о чем я так страстно мечтал.

Наконец я закончил и вопросительно взглянул на Санька. Тот держал паузу, просчитывая что-то в своей голове. "Белорус" молча цедил, изучая меня, эспрессо.

— Слушай, Ник, а ты гарантируешь, что там будет "лям"? — поднял взгляд на меня сослуживец. — Я серьезных людей подключать собираюсь. Надеюсь, ты понимаешь, о чем идет речь?

Я ответил, что однажды Джордж по пьяни хвастал при всех, что в кассе всегда лежит тысяч семьсот долларов (приход по ежедневно совершаемым сделкам). Плюс получка, которую всегда выдают в первые дни месяца (число сотрудников двести человек, средняя зарплата не меньше тысячи — вот и считай!). Так что при любом раскладе "лимон" в сейфе будет. К тому же с начала кризиса шеф усиленно копил кэш, дома денег никогда не держал, а хранить такие суммы в банке могут сейчас одни только лохи.

— По-любому, других вариантов не получается, — резюмировал я и многозначительно посмотрел на Санька. — Аккумулироваться бабло может только в офисе. Там есть охрана, сейф.

И в довершение сказанного как последний аргумент положил на стол план помещения с названием и расположением всех комнат.

— Ну, а у тебя-то какой интерес? — сослуживец прищурил глаза. — Ты же не просто так все это мутишь?

— Нет, разумеется, Сань, не просто так, — признался я. — Но моя цель — отомстить. Он мне должен ответить за все. За все унижения. И за то, что кинул. Заплатить за все, понимаешь. Заплатить вдвойне, втройне, в сотни раз больше. Поверь, если вы возьмете сейф, это будет для него крайне чувствительным. Потерять в такое время "лям", согласись, ущерб серьезный. А если вы еще и задержите его на пару месяцев, то бизнес вообще может рухнуть. Без него директора департаментов начнут разбегаться кто куда, организовывая свои фирмы. Ведь клиенты завязаны на них. А вам тут и карты в руки. Бери их, пока тепленькие, и паси. От ментовской крыши, сам понимаешь, никто не откажется. Но кроме этого, Сань, у меня к тебе будет еще одна просьба. Обещай, что ни под каким предлогом не сдашь меня ни УБЭПу, ни Джорджу. Обещай, иначе я — труп.

Армейский друг внимательно посмотрел на меня и переглянулся с соседом. Тот утвердительно кивнул. Видимо, моя просьба его устроила.

Я вытащил бабки за кофе и положил их на стол.

— Подожди, не спеши! Историю одну расскажу, — прервал мое движение Шурик.

Я покорно остался на стуле.

— Короче, приезжаю я как-то в Минск по делам, — фривольно откинулся он на спинку стула. — Захожу в какой-то ресторан в центре, беру меню, и так мне захотелось драников пожрать, что сил просто нету. Начинаю я эту книжицу листать, а драников-то и нет! Я еще раз проверил, думаю, пропустил или называются в этой харчевне как-нибудь по-особенному. Но нет. Точно ничего похожего. Подзываю официантку и на весь зал начинаю кипешить. Вы чего, говорю, совсем обурели, указ батьки не выполняете? Она на меня глаза свои коровьи выкатила и стоит. А я продолжаю. Вы разве, говорю, не слышали про указ президента, что теперь во всех столичных ресторанах в меню обязательно должны быть блюда национальной кухни? Она продолжает тупо смотреть, но, чувствую, что уже купилась. Я давай ее грузить дальше. Вызовите, говорю, мне немедленно менеджера и жалобную книгу принесите, я вам устрою! Эта коза извиняется и чуть ли не в истерике убегает. Ровно через минуту ко мне подскакивает сам директор ресторана, весь бледный, и начинает дрожащим голосом оправдываться. Мол, мы все знаем, только не успели еще в меню изменения внести. А вы, типа, не беспокойтесь, все уже готовится, и драники сейчас принесут. И начинает мне по ходу втирать, что официантку непременно накажут, лишат премии и так далее. Только вот, спрашивает, мне со сметаной или с чесночным соусом подавать? Я отвечаю, что естественно со сметаной. В итоге через десять минут у меня на столе стоит тарелка с офигенными драниками. И совершенно бесплатно.

— Да ладно? — чуть не поперхнулся эспрессо "белорус".

— Сам не верю, — улыбнулся Санек.

— Да, Шурик, нечего сказать, круто ты их и развел! — не удержался от комплимента я и почувствовал, как от смеха даже выступили слезы.

Сослуживец скромно опустил глаза и протянул для прощания руку.

К дому я подъехал уже вечером. Внешне я был спокоен, но внутри, несмотря на положительный исход встречи, непонятно отчего скребли кошки. Видимо, подумалось мне, я еще не до конца освободился от пут вечно мешающей совести. Но, однозначно, я круто менялся и постепенно переставал быть робким и мягкотелым.

Выйдя из такси, я заметил у соседнего подъезда Гелендваген и сразу припомнил свой сон. Цвет автомобиля был черный, стекла сильно тонированы, однако через лобовое я увидел, что в машине сидят двое. Несмотря на захвативший меня тут же стрем, какого-либо особого внимания к себе я с их стороны не заметил. Похоже, эти парни прибыли не ко мне, а просто тут кого-то ждали. А я становился чересчур мнительным, что, разумеется, было не хорошо. Ведь если дать волю панике, можно сесть на измену совсем. А нервы и так на пределе.

Придя домой, я, не раздеваясь, прошел на балкон и выглянул на улицу. Джипа у подъезда не было, и от души отлегло. Теперь можно было спокойно выходить с Самураем. Кстати, в свете назревающих событий было бы неплохо вообще избавиться от пса. Я должен был быть максимально мобилен и полностью свободен в передвижении. А тот, если честно, являлся обузой и слишком выделял меня из толпы. Да, решил я, надо сегодня же поговорить с матерью и сдать ей собаку на пару недель. Других вариантов не видно. Чужим бойцового пса не отдашь, а передержка будет стоить недешево. Я вздохнул. А у меня с недавних пор — режим экономии.

4.4. На следующий день, возвращаясь с прогулки, я вновь увидел проклятый черный джип. На этот раз Гелендваген стоял прямо у моего подъезда, и я не на шутку встревожился. Решив на всякий случай не рисковать, я сделал вид, что живу на самом деле дальше и продолжил идти вдоль дома. Проходя мимо джипа, я боковым зрением заметил, что пассажиры машины меня пристально разглядывают. Теперь такое внимание мне совсем не понравилось. Дойдя до конца дома, я повернул во двор и, спрятавшись за углом, затаился.

Неужели нашли? Но как? Почему? И что мне теперь делать дальше? Ехать прямо сейчас к матери и уже не возвращаться домой? А вдруг это всего лишь очередная измена? И они опять не ко мне? А их подозрительный интерес мне только почудился?

Я достал мобильный и набрал соседа со второго.

— Кирилл, привет, это Николай. Как сам? Дома?

— Ну, — ответил сосед. — А чего?

— Слушай, брат, просьба есть к тебе небольшая. Не мог бы ты глянуть прямо сейчас из окна? Джип там черный у подъезда нашего случайно не тусуется?

— Кинул что ли кого-нибудь, Коль? — подколол Кирилл. — Ладно, не ссы, сейчас погляжу.

— Неа, — услышал я после паузы. — Красный Петровича вижу. А черного случайно нет. А что за джип-то?

— Да, Гелендваген, Кирилл, Гелендваген. Точно не видно? Хорошо посмотрел?

— Точнее не бывает. Нет тут никакого Гелендвагена. А ты чего так стремаешься? Слышь, ты если в передрягу какую попал, то скажи. Помогу. У меня брат двоюродный с солнцевскими раньше якшался. Реальный пацан, две ходки имеет. Так что если че, обращайся. А то заходи прямо щас, побазарим. Пивка попьем. Давно не виделись. Ты со своей собакой там совсем скоро свихнешься.

— Да? Ладно, хорошо. Спасибо, Кирилл. Постараюсь, — нервно рассмеялся я и быстро направился к дому.

Пока Гелендваген отсутствовал, надо было скорее попасть в подъезд.

До квартиры я дошел без приключений, однако смутная тревога продолжала терзать. Черный джип попадался мне уже второй день подряд, и это не могло быть случайным. Да и сидевшие в нем непонятные люди явно кого-то пасли. Но особенно мне не понравился тот взгляд, которым одарили меня в последний раз и собаку. Да, именно меня и собаку. Это я понял только сейчас. Надо немедленно собираться, пронзило меня, это точно за мной. В совпадения я не верю. Мать, слава богу, вчера уговорил — правда, пришлось наврать, что иду в отпуск и не с кем оставить пса. Да, собираться немедленно!

Я кинул в сумку строгач, миску, игрушки и остальное собачье барахло. Жрачку нести с собой не имело смысла, решил лучше дать ей деньгами. Да, кстати… Я полез по заначкам и карманам висевшей в прихожей верхней одежды. Сейчас каждый рубль на счету. Так, рюкзак. Личные вещи. Пара смены белья. Что еще? Я окинул взглядом комнату. Картина. Ноутбук. Зарядка. Фотоаппарат. Надо брать все, что может так или иначе пригодиться — в ближайшем будущем домой я уже не вернусь. Я бросил в сумку еще несколько необходимых по моему мнению предметов и посмотрел на себя в зеркало. Ну, красавчег, вот и тебя нашли. Зазвонил городской.

Подходить, разумеется, не хотелось, но интуиция подсказывала: "Возьми".

— Да? Кто это? — крикнул в трубку я.

— Кирилл. Чё орешь? — это был сосед со второго. — Гелендваген твой к подъезду только что подкатил. Я из магаза только что вернулся. Видел. В нем пара быков. Ну чё, хочешь, брату сейчас позвоню?

Я смачно выругался.

— Нет, Кирюх, правда, не надо. Я сам. Спасибо, что предупредил. Пиво купил? Я зайду?

Тот утвердительно хмыкнул. Я бросил все собранное у двери и, чертыхнувшись, выглянул с балкона. Черный джип действительно стоял внизу и один из парней цепко разглядывал окна дома. Я дернул голову назад. Сомнений не было — за мной. Значит, поездка к матери пока что откладывается. И если к ночи машина не уйдет, тогда надо будет как-то решать по-другому. А Самурая можно пока выводить на балкон. Договорились. Я вышел из квартиры и вызвал лифт.

Прошло время. Машина по-прежнему стояла у подъезда, и сосед то и дело порывался выбежать на улицу и выяснить у незнакомцев — а они вообще к кому? Однако такой шаг в моих планах не значился, и чтобы успокоить Кирилла, мне пришлось наврать, что я, как обычно, трахнул чью-то жену и скрываюсь от разъяренного мужа. Только после этого сосед наконец угомонился — вмешиваться в амурные истории желания он не испытывал.

Когда оба баллона клинского кончились, я посмотрел на часы и понял, что в гостях определенно засиделся — было уже почти десять вечера. Допив остатки, я взял с пьяного Кирилла клятву не вмешиваться в мои дела, и, похлопав его по плечу, поднялся со стула. Подниматься к себе решил не на лифте, пешком. Так мне казалось безопаснее. Однако, ступив на лестницу, вообще пожалел, что покинул свою квартиру и зашел к соседу на пиво. Ведь если у квартиры меня сейчас кто-то ждет, я буду в очень уязвимом и совершенно беспомощном положении. Да, именно беспомощном! Ведь я же не каратист и не боксер, и с собой у меня нет ничего, даже элементарной палки. Вот так всегда! Об оружии я даже не подумал. Эх, жаль, нет сейчас той китайской игрушки…

Я шел почти без звука, вслушиваясь в каждый шорох и стук. Однако на лестнице царила тишина, нарушаемая лишь шумом изредка шнырявшего лифта. Поднявшись на последний перед своим этаж, я остановился и, затаив дыхание, в напряжении замер. Сверху не доносилось ни голосов, ни чьего-либо дыхания. Сигаретного дыма тоже не чувствовалось. Я осторожно выглянул из-за перил. На площадке было обыденно пусто. Стараясь не обнаруживать себя — караулившие могли ждать меня у мусоропровода — я двинулся дальше. Шаг за шагом. По-прежнему тишина. Кажется, никого нет. Стоп, а это откуда? Я увидел на полу недокуренные сигареты и, подняв один из окурков, приблизил его к лицу. Курили чужие, сомнений не было. Соседи на площадку не выходят. Я быстро сунул ключ в дверь. Выходит, меня все-таки ждали?

Когда я вошел внутрь, Самурай заскулил и радостно завилял хвостом. Не включая свет, я тут же открыл балкон и, выпустив на него собаку, выглянул вниз. Гелендваген, как вросший, стоял у подъезда. Мозг начал думать, как бешеный.

Итак, если эти кренделя тут застряли надолго, то это хреново вдвойне. Мало того, что меня в конце концов вычислили, так еще и выйти незамеченным с псом у меня теперь не получится. Если только переодеться и приклеить усы, а Самурая, например, засунуть в большую сумку… Однако такой ход показался мне слишком рискованным, и я подумал, что без посторонней помощи мне все-таки не обойтись. Значит, развивалась далее мысль, надо подключать кого-нибудь типа Кирилла, чтобы отвлечь внимание этих парней. Ведь когда тот вступит с ними в перебранку, появится возможность незаметненько улизнуть. Или другой вариант — вызвать ментов из отделения. Например, анонимно сообщить, что у подъезда, мол, пасутся вооруженные люди. Разумеется, мусора тут же подъедут и, возможно, подозрительных хлопцев попросят проехать в отдел. Что ж, неплохие варианты. Я молодец. Причем, обязательно все надо делать днем, когда есть народ. В крайнем случае, если меня и заметят, то стрельбу затевать никто в это время не будет. Правда, и уйти не дадут.

Самурай сделал свои дела, я вытер лужи и вышел с балкона. План действий на завтра более или менее нарисовался. Теперь главное было — не заснуть. Ведь джип, не исключено, может ночью уехать. По-прежнему не включая света в квартире, я включил телевизор и, налив себе пол-литровую кружку крепкого кофе, уставился на экран.

Каждые тридцать минут как по часам я выходил посмотреть, на месте ли машина, и всякий раз разочарованно возвращался. Гелендваген по-прежнему стоял у подъезда и, кажется, не собирался никуда уезжать. Значит, что принялся за меня кто-то всерьез и отпускать уже не намерен.

К утру ситуация не изменилась. Разбитый и невыспавшийся, я сидел на диване и решал, какой из двух придуманных вчера способов выбрать. Затягивать и дальше эту историю не имело смысла, так можно было дождаться неизвестно чего. И все же, не мог я никак для себя определить: Кирилл или менты? Я нахмурил лоб и представил себе обе картины. Нет, сосед, наверное, все же не подойдет, решил я, слишком горяч и непредсказуем. Да и подставлять почем зря его мне совсем не хочется. А вот вызвать ментов — ход как раз подходящий. Ведь в джипе наверняка найдется какой-нибудь криминал, и сто пудово у них будут проблемы. А если намекнуть на заказное убийство, их заберут в отделение точно.

Я взял со стола мобильный и… Нет, не может быть! Оператор сообщал, что на счету у меня закончились деньги. Я чертыхнулся и поднял трубку домашнего — фамилию и адрес, успел подумать я, набирая, дам не свой, а Кирилла — но и тот тоже молчал. Перерезали провод, сверкнуло в башке. И тут ко мне в дверь позвонили.

Самурай предательски залаял и выбежал в прихожую. Выключив "ящик", я рванулся следом и, догнав собаку, в испуге прижал его мордой к себе. Только бы не услышали, стучало в мозгу, иначе поймут, что я дома. Свободной рукой я стал быстро рыться в приготовленной с вечера сумке. На свет появился намордник и я грубо накинул его на пасть кобеля. Теперь не полает. Меж тем звонок повторился снова, и четвероногий друг, вырвавшись из объятий, вновь зарычал. Я затащил собаку в санузел и, привязав к толчку, прикрыл за собой дверь.

Открывать квартиру, естественно, я не собирался и, приподняв крышку глазка, постарался разглядеть, что происходит снаружи. На площадке стояли двое и как будто о чем-то переговаривались. Прижавшись к щели между косяком и дверью, я что есть силы напряг слух, но кроме стука собственного сердца, отдававшегося в ушах, не разобрал ничего. Положение было отчаянным. С одной стороны, я оказался полностью отрезан от мира и был не в состоянии сделать даже звонок. С другой, если бандиты все-таки слышали лай, то площадку уже не покинут. Я бы на их месте поступил именно так и, устроив у лифта засаду, принялся бы тупо ждать.

По лбу обильно потек пот, в желудке похолодело. Стараясь не шуметь, я отошел от двери и присел на диване. А что я, собственно, паникую? Ведь ничего же страшного пока не произошло, жратвы в холодильнике на пару дней хватит, а там, глядишь… Нет, ткнул меня фейсом в реальность внутренний голос, ТАМ уже, к сожалению, навряд ли я что-нибудь угляжу. Ведь если эти приятели не дождутся меня и сегодня, то вполне возможно завтра попытаются просто вскрыть дверь. Что, без сомненья, им в конце концов удастся. Ведь они же уголовники! И тогда… Про тогда мне думать вообще не хотелось. Значит, выходило, у меня оставался только один путь к свободе. Нападение.

Я вновь неслышно приблизился к глазку и заглянул. Да, я был прав. У мусоропровода стоял спиной и курил оставленный в засаде один из парней. Я метнулся к балкону. Второй, видимо, только что успел выйти из подъезда и теперь тяжело залезал в джип. Один против одного, рассудил я, это уже лучше. К тому же у меня есть еще Самурай. Можно сказать, мое самое крутое оружие. Однако действовать надо немедленно, пока внезапность на моей стороне. Я схватил на кухне молоток для отбивки мяса и, освободив от привязи и намордника пса, подошел к двери. Рука тихо отодвинула задвижку. Ну, что? Я готов? Рука не дрожала. Раз, два, три. Я резко распахнул дверь.

— Взять! — крикнул я Самураю и кинулся на незнакомца.

Тот обернулся, но среагировать не успел. В одно мгновенье пес вцепился ему в правую руку, а уже через секунду я обрушил на него град ударов своим молотком. Бугай тяжко охнул и, пытаясь сгруппироваться и освободиться от собаки, повалился на пол. Я продолжал методично наносить удары по голове и колотил до тех пор, пока не понял, что тот больше не сопротивляется. И только тогда остановился и перевел дух. Самурай продолжал яростно терзать безвольную руку. Я оторвал перепачканного слюной и кровью пса от раненого и стал ощупывать бандита. В карманах куртки обнаружился бумажник и телефон, а под левой рукой кобура и Вальтер с глушителем. Вынув пистолет, я наклонился к раненому. Тот, корчась от боли, застонал.

— Кого пасешь здесь, гнида? — я взмахнул забрызганным кровью молотком. — Убью прямо здесь! Говори! Ну?

Парень затравленно замычал.

— Убери собаку…

Однако этой информации мне было явно недостаточно, и, подхватив пленника под руки, я быстро поволок его в квартиру. Дотянув тело до кухни, я обвязал его с ног до головы веревкой и, схватив тряпку, снова выбежал в коридор. Теперь надо было срочно замыть следы. Через пять минут все было готово — пол и стены сверкали, как новенькие.

Я запер за собой дверь и, вытерев полотенцем раненому лицо, стал изучать документы. Ничего странного. Паспорт, права, разрешение на оружие, удостоверение ЧОПа, деньги, пара кредитных карт, фотографии. Самурай, готовый ринуться в бой, сидел у ноги и грозно рычал. Я повернулся к пленнику.

— Кто послал? Что вам от меня нужно?

— Тебе конец… Отдай чемодан… Не знаешь, с кем ты связался…

Я ткнул Вальтером наглецу в лицо.

— Это тебе конец, урод! Не скажешь, собаку спущу! Самурай, взять его!

Тот прыгнул, стараясь вцепиться пленнику в горло, однако я тут же скомандовал "Фу!" и с трудом оттащил разъяренного пса в сторону. Бандит засипел.

— Кейс серебристый велено взять… Венедикт послал… Больше не знаю…

— Кто такой Венедикт?

Преступник вскинул на меня удивленный взгляд.

— Где штаб-квартира? — поправился я и взял со стола ручку.

Раненый с усмешкой продиктовал адрес.

— Тебе все равно конец…

— В машине вас сколько? — продолжал я.

— Двое, — ответил бандит. — Тебе хана, парень… Лучше отдай чемодан… Я не шучу…

— Я тоже, — безразлично посмотрел я ему прямо в глаза и, вновь схватив пистолет, рукояткой треснул ему по кумполу.

Тот обмяк. Я засунул ему в рот кляп и обвязал тело дополнительно скотчем. Самураю дал команду охранять. Теперь надо было умыться, привести себя в порядок и приниматься за второго. Пока тот не чухнулся.

Спускаясь вниз для решительной битвы, я снова встретил Кирилла. Вообще, ездить на лифте на второй этаж — это, я вам скажу, очень даже… Однако сейчас такой случай мог мне очень сильно помочь. Сосед мой, как ни странно, был уже пьян и снова ехал за водкой. О джипе он, слава богу, не вспоминал, хотя и поглядывал в мою сторону с подозрением. Причину этого я, разумеется, понял: в руках у меня находился завернутый в сумку "дипломат", а карманы топырились от оружия и скотча. Мы доехали без единого слова, и вдвоем вышли из подъезда. Я шел, как бы прячась за него, так что со стороны меня было заметить непросто. Пройдя метров сто вместе с Кириллом, я внезапно остановился и, сославшись на то, что забыл дома мобильный, повернул назад. К Гелендвагену я придумал подойти неожиданно сзади.

Машина стояла у дороги рядом с сохранившимися с прежних времен гаражами-ракушками, так что воплотить в жизнь мой план было несложно. Я видел цель и уверенно приближался. Когда до автомобиля оставалось несколько метров, в кармане предательски зазвонил телефон пойманного на этаже бандита. Не обращая внимания за разрывающийся то нетерпения аппарат, я резко ускорил шаг и, зайдя справа с мертвой для водителя зоны, резким рывком распахнул заднюю пассажирскую дверь. Сидевший на водительском месте, держа трубку у уха, даже не сразу понял, в чем дело. И только когда я наставил на него Вальтер и дулом дал знак отключить телефон, он сообразил, что попался. Чужой мобильный в кармане тут же перестал беспокоить.

— Тихо, не дергайся! — процедил я и медленно полез на сиденье, бросив рядом кейс. — Руки на руль! Живо, сука!

Когда кисти преступника оказались на баранке, я, уперев пушку бандиту под ухо, стал шарить по его карманам. За пазухой, как и у первого, обнаружился пистолет. Тоже Вальтер. Прекрасно. Я довольно улыбнулся и сунул оружие в куртку. Телефон и бумажник также оставил себе.

— Вези к Венедикту, быстро! И без фокусов! Дернешься, тебе крышка! Мне терять нечего! Вперед!

Ошарашенный водитель, видимо, так и не успел прийти в себя от неожиданности.

— Ты… кто? — с трудом выдавил он. — А где? А где Леха?

— Кореш твой у меня. Он в порядке. Хочешь увидеть его снова, вези, куда говорю. Ну? Долго пялиться будешь?

— Да ты чё это, пацан, а? — пытаясь рассмотреть меня в зеркало заднего вида, вымолвил бандит. — Слышь, ты это зря…

Я с силой всадил ему дулом в затылок.

— Вези, я сказал! Я дважды повторять не собираюсь! И учти, если что, стреляю без предупреждения! Мозги свои на стекле собирать потом будешь!

Водитель потер ушибленное место и, недовольно буркнув, завел мотор.

4.5. Венедикт нервно прохаживался из угла в угол своего кабинета. В последний раз посланные за собачником люди звонили более часа назад, чем нарушали его указания. Связываться с базой он им велел через каждые полчаса, и не было на свете причин этот приказ не выполнить. И даже если их по какой-то причине замели мусора, право на телефонный звонок у них все равно оставался. Он набрал подряд оба номера подчиненных. Телефоны отключены.

— Тут что-то не так, — вслух произнес Венедикт и снова взглянул на мобильный.

На этот раз он решил позвонить Михалычу, чтобы проверили по ментам.

— Приветствую, подполковник! — начал Венедикт, услышав знакомый голос. — Извини, что беспокою в выходной. Секунду уделить мне сейчас можешь?

— Да, слушаю внимательно! Говори!

— Понимаешь, у меня тут ребята на Юго-Западе потерялись… Не выручишь, спроси по своим, может, кто чего знает…

— Сколько их? — уточнил Михалыч.

— Двое. С игрушками.

— Понял, сейчас же сделаю запрос. Отзвоню, как выясню.

— Благодарен. Салют!

Дико захотелось курить, и Венедикт, подойдя к столу, протянул к хьюмидору руку. Пальцы, откинув крышку, нащупали сигару. Предпоследняя, понял он и бросил тоскливый взгляд на шкатулку. В низу живота стало сразу не очень уютно, но он сумел взять себя в руки и чиркнул спичку. Ведь он, если признаться, всегда этого хотел. И сам все эти дни курил как безумный. Лишь бы поскорее избавиться от этого якоря и талисмана одновременно, который, как он сам для себя как-то однажды решил, будет держать его в этой стране, пока существует. Сейчас, подумал Венедикт, он выкурит эту, а оставшуюся прибережет до аэропорта.

После разговора с китайцем Венедикт неожиданно понял, что час, когда он должен покинуть Россию, настал и пора сворачивать бизнес. Во всяком случае, на ближайший год или два. Положение в стране день ото дня становилось отчаяннее, и признаки надвигающейся катастрофы он чувствовал все сильней. По всему миру маховик кризиса начинал второй круг своего страшного движения, и прогнозы на будущее не радовали. Все большее число аналитиков признавало, что в ближайшие два года Россию ждет девальвация рубля, падение цен на энергоносители до губительно низкого для госбюджета уровня и полный коллапс экономики в целом. Криминализация власти, узаконивание коррупции и доминирование в хозяйстве крупных, главным образом сырьевых, корпораций, процветающих за счет административного ресурса, неминуемо приведет страну к краху. В этом сходились многие. В стрессовых условиях такая система нежизнеспособна, и с наступлением трудных времен будет просто не в состоянии обеспечить ни устойчивые темпы экономического роста, ни воплощение в жизнь обещаний президента и правительства. Банки разворуют и переведут за рубеж выданные для их спасения деньги. Произойдет спад производства, остановятся предприятия. О приоритетных национальных проектах уже давно забыли. Число безработных может достичь нескольких миллионов. Люди выйдут на улицы и станут требовать справедливости. Воцарится хаос и вакханалия. И для удержания ситуации под контролем Кремль пойдет на все. Деньги и крайних будут искать везде. Поэтому даже для него, имевшего свои, хоть и маленькие "вооруженные силы" и обширные деловые и коррупционные связи, все происходящее не будет сулить ничего, кроме неприятностей. К тому же дела его "прачечной" в последнее время сильно пошатнулись, банк неуклонно шел ко дну, и он задолжал много денег. Так что скромная вилла где-нибудь в Медельине будет лучше пули в башке.

В то же время из головы никак не выходил вчерашний разговор с Михалычем. По словам мента, сейчас негласно в стране вовсю проводятся мероприятия по усилению милиции и внутренних войск, и в их среде активно циркулируют слухи о чрезвычайном положении. Да, что там говорить! Он сам слышал пару дней назад от друзей о концентрации в крупных городах сил ОМОНа и возникших в связи с этим у коллег трудностями в ведении дел. Было ясно, власть готовится к беспорядкам и митингам.

Бесспорно, кардинальные перемены затронут все страны мира, рассуждал Венедикт, и все испробуют дна. Но на Западе институциональный кризис системы приведет, скорее всего, к отрезвлению и пересмотру принципов организации финансовых рынков, кредитной политики и стереотипов потребления. А у нас, как всегда, выльется в совершенно обратный, и, без сомнений, совершенно неконструктивный процесс. Государство вместо того, чтобы спасать экономику, станет спасать олигархов и закручивать гайки, и средний класс в очередной раз принесут на алтарь. Наступает, догадывался Венедикт, очередная эра передела собственности и выхода на авансцену новых полуголодных сил. А присутствовать при начале жесткого наступления власти на преступный мир он желания не испытывал. А тут еще эти китайцы. Так что лучше, решил он, затаиться и переждать.

Венедикт смачно затянулся и выпустил вверх два огромных кольца. Кстати, с китайцем тоже не мешало бы разобраться. Разумеется, он не поверил в его обещание не подсылать убийц, и теперь Ли Пенг содержался в подвале в качестве заложника. Собачника тоже ожидала похожая участь — сегодня, в крайнем случае, завтра Венедикт ждал его в "гости" в свой офис. А это значит, что он скоро получит и кейс. Хорошо, подумал авторитет, что он все же решил притормозить узкоглазого. Ведь кто их знает, этих кули, что у них на уме? Может, для них клятва белому — вообще ничто. Но устранять гэбиста до получения кейса он не собирался. Пусть для начала появится собачник и вытряхнет на стол содержимое контейнера. А там и посмотрим, что делать с обоими. Венедикт улыбнулся. Деньги, обещанные Ли Пенгом за кейс, тоже могли оказаться нелишними. Так что, если китаец готов заплатить за чемодан сто пятьдесят, наверное, при соответствующем подходе согласится отдать и побольше. А там, глядишь, и "дипломат" и бабки он оставит себе. Ведь все активы банка уже переведены за рубеж и кэш на карманные расходы совсем не помешает. А потом их обоих…

Он приблизился к бару. Бурбон Evan Williams двадцатитрехлетней выдержки — как раз то, что сейчас нужно, это его отвлечет. Нужен всего-то глоток. Венедикт открыл бутылку и плеснул себе грамм сто пятьдесят. Так, чисто. Расслабиться. В конце концов, сегодня суббота и в офисе никого нет. Кроме трех человек из охраны. Так что никто не увидит, как он тут пьет. Он взял стакан и, втянув носом терпкий аромат, залпом осушил содержимое.

Офис Венедикта находился в районе Красных ворот — ехать было примерно около часа. Гелендваген крейсером шел по Москве, соблюдая скоростной режим и все дорожные правила. Рисковать быть остановленным инспекторами в моих планах не значилось. Я сидел посередине дивана, натянув левой рукой воротник бандита и уперев ему в бок пистолет. Чтобы водитель не расслаблялся и помнил о смерти, приходилось периодически чувствительно тыкать его Вальтером под ребро и изредка задавать вопросы об их группировке. Их сказанного преступником вырисовывалась следующая картина.

В фирме, как называл водитель свою банду, работало примерно сто пятьдесят человек. Около двадцати под видом сотрудников ЧОПа постоянно находились в офисе, где был расположен банк Венедикта, основная деятельность которого сводилась к отмыванию средств и переводу денег в оффшоры. По выходным число охранников не превышало пяти или шести человек. Сам хозяин сейчас как раз там и ждет от них сообщений. Собачника, то бишь меня, велено взять живым с "дипломатом". В крайнем случае, если окажу сопротивление, им дано указание меня "закрыть". Что в кейсе и кому он принадлежит, громила не знает.

— Когда приедем, скажешь охране, что меня поймал. А Леху твоего, скажешь, мусора у дома забрали. Типа, случайно наврался на ментов или что-нибудь в этом духе. В общем, захочешь жить, сам придумаешь. И помни, первый, кого я грохну, если что, будешь ты. Повтори, что я сказал!

Я сделал рукой удушающее движение. Тот, захрипев, повторил.

— Молодец. Ты женат? Дети есть?

Водитель кивнул. Я ослабил хватку.

— Как зовут тебя?

— Вова…

— Вот что, Вова, слушай еще. Я к тебе лично претензий не имею, мне нужен только твой шеф. Так что будешь делать все, как я говорю, останешься целым. Ферштейн?

Бандит снова кивнул.

— Вот и ладненько, Вова. А теперь давай рассказывай, где кабинет Венедикта и что там у вас вообще.

Преступник стал отвечать. Вскоре я вполне отчетливо представлял себе план двухэтажного особняка, количество выходов и расположение постов охраны. По ходу рассказа я вытащил из кармана второй пистолет и, вынув обойму, посчитал патроны. В магазинах оказалось по шестнадцать штук, значит, всего получалось тридцать два. Отлично. На озвученное количество хватало вполне. Хотя убивать я никого не собирался. После того мы как свернули с Садово-Спасской, я освободил от захвата шею бандита и снял свою куртку.

— Ну, что, кажется, подъезжаем? — подбодрил я Вову. — На, держи "дипломат". Понесешь.

Я кинул на переднее сиденье кейс.

— И без глупостей, Вова. Помни, ты будешь первым.

Подъехав к банку, бандит посигналил "Спартак — чемпион", и из будки выглянул человек в форме ЧОПа. Вова ему кивнул, и через секунду шлагбаум поднялся.

— Значит, так, Вова, — стал наставлять я. — Сейчас припаркуешься у входа так, чтобы нас было не видно из будки, возьмешь "дипломат" и медленно выйдешь из машины. Я буду сзади, так что кричать или бежать не пытайся. Как только зайдем внутрь, сразу падай на пол и не дергайся. Понял?

— Понял, — посмотрел тот на меня в зеркало. — Не убивай.

Шурша шинами, джип въехал на территорию и, притормозив за серебристым Бентли, встал у особняка. Бандит заглушил двигатель и потянулся за кейсом.

— Ключи от машины, — приказал я.

Тот протянул назад руку.

— Все, вылезай!

Вова, перекрестившись, открыл дверцу.

Секунду спустя я тоже вышел из машины. Через руки, будто они у меня были закованы спереди в наручники, я перекинул куртку, под которой держал на взводе один из Вальтеров. Второй пистолет, снятый с предохранителя, находился на животе под ремнем. Бандит старался вести себя правдоподобно и, повернувшись полуоборотом, кивком сделал мне знак следовать за ним. Оглянувшись на всякий случай в направлении будки, я шагнул вперед. Похоже, никто ни о чем не догадывался. Громила подошел к видеодомофону и нажал кнопку. Замок после паузы щелкнул, и мы вошли.

Как только мы оказались в помещении, Вова, как и было приказано, бросился ниц. Я увидел перед собой двух удивленных охранников и, уронив куртку, вскинул руку с Вальтером. Единственное, что врезалось мне в память, это полные удивления и страха лица и звук стоявшего на столе телевизора. В эфире были дневные новости. Я указал им обоим дулом на пол.

— Ложись.

ЧОПовцы покорно опустились на землю, я подошел и со всей дури засадил каждому по очереди пистолетом в затылок. Потом огляделся. Больше в коридоре не было никого. Под потолком в углу висела камера наблюдения, но делать с ней что-либо сейчас было уже поздно. В ногах без движения лежал, обхватив голову руками, Вова. Я достал скотч и быстро перевел его руки за спину. Рот тоже заклеил лентой. Затем принялся за лежавших без сознания охранников. Через пару минут я с ними тоже закончил. Мужики они все были крепкие, так что скотча я не жалел. Теперь, казалось, у поста на полу валялись три кокона.

— Видишь, не обманул, — вполголоса произнес я и перешагнул через Вову.

Теперь надо было подняться наверх и обезвредить второй пост охраны.

Я шел медленно, вытянув руку с пистолетом, и внимательно вглядывался вперед. Точно так, как когда-то играл в Counter Strike и другие похожие вещи. В ту минуту я ничуть не пожалел, наоборот, даже возблагодарил Господа за то, что потратил когда-то кучу ночей на подобные симуляторы. Теперь даже такой ненастоящий опыт боевых действий мог сохранить мне жизнь. На втором этаже, по моим сведениям, должен был находиться всего один охранник.

Я крался тихо, как барс, боясь только одного — как бы тот не услышал шум внизу во время моего знакомства с первыми ЧОПовцами. Подойдя к лестнице, я замер и прислушался. Похоже, все было спокойно. Я поднялся на несколько ступенек и, не высовываясь, снова застыл. На этот раз, показалось, кто-то шаркнул ногой.

— Саня, ты? — донеслось до меня сверху.

— Ага… — ответил я и изобрази слабый стон.

В проеме тут же показалась голова, а затем плечи и тело. Я резко выглянул и навел пушку. Палец мой дрожал, губы нервно подрагивали, так что со стороны ошибиться было нельзя — я еле сдерживался и готов в любой миг разрядить пистолет. Охранник открыл было от изумления рот, но я убедительно покачал головой. ЧОПовец поверил моей решительности и не стал искушать судьбу. Я поманил его свободной рукой. Он молча начал спускаться. Когда бандит приблизился настолько, что его уже нельзя было увидеть из коридора второго этажа, я жестом приказал ему лечь. И так же, как ранее, принялся обматывать скотчем. Охранник не сопротивлялся. По ходу, он был даже не вооружен.

— Есть еще люди на этаже? — шепотом спросил я бандита.

Тот выпрямил за спиной один палец.

— Один Венедикт? — уточнил я.

Охранник мигнул. Я начал подниматься дальше.

Теперь я был непосредственно в коридоре, и до меня доносилась громкая музыка. Однако все двери на этаже были закрыты, и за какой из них ревел центр, было неясно. Я бесшумно переставлял ноги, внимательно вслушиваясь, и пытался определить. Наконец стало понятно, что звуки доносятся из-за третьей права. Я подошел к двери и на секунду задумался. Чтобы застать Венедикта врасплох, надо было действовать так же внезапно, как ранее, и сделать все так, чтобы он не успел даже пикнуть. Однако положение мое усугублялось тем, что я не видел противника и не подозревал, в каком углу кабинета он может сейчас находиться. Я сосредоточился, досчитал до трех и, резко открыв дверь одним рывком, встал на пару секунд в проеме. Палец стал методично нажимать на курок. Я стрелял наугад и никакой цели не видел. Я заметил лишь, как в заполненной сизым дымом комнате со стола полетели бумаги, что-то грохнулось об пол, и вдребезги разлетелся стакан. Потом в глубине кто-то вскрикнул.

Патроны кончились, Вальтер смолк. Я прижался к стене и швырнул его на пол. Второй пистолет был уже готов к бою.

— Бросай оружие к двери, у меня граната! — рявкнул я. — Считаю до трех. — Раз, два…

— Все, сдаюсь! Не взрывай! — крикнули в ответ, и на паркет упало что-то тяжелое.

Я посмотрел в проем под углом и, увидев на полу пистолет, выглянул из-за укрытия. В комнате, облокотившись на длинный стол, с трудом удерживал равновесие полноватый мужчина. Плечо у него было в крови, от боли он стискивал зубы.

— Ты Венедикт? — спросил я, заходя в кабинет и направляя на него оружие.

— Ты кто, мать твою, а? Тебя кто подослал? Да ты знаешь, с кем ты связался?

— Я в последний раз спрашиваю, — злобно перебил я и, выстрелив в надоевший уже музыкальный центр, прицелился ему прямо в лоб. — Ты Венедикт?

— Да, да, это я… И что?.. А ты?.. Ну-ка, ну-ка… Постой, постой… Да ведь ты… А, теперь я, кажется, понял… Ты и есть этот самый собачник, да? — догадался бандит. — Так вот ты, значит, какой… Лихо, лихо… И под кем же ты ходишь, пацан? Сколько денег тебе заплатили? Ну, давай, не очкуй! Говори! Я дам тебе больше! Много больше, поверь! Тебе и не снилось! Слышь, ты это, брат… Ствол опусти. А то еще бахнет…

Я указал дулом на мягкую мебель.

— Садись и не дергайся! Стреляю без предупреждения! Кто еще в здании? Говори!

— Ты уже всех, наверное, почикал, раз до меня дошел, — усмехнулся авторитет и, взяв со стола бутылку, присел на диван. — Узкоглазый в подвале сидит. Это Мо все подстроил, верно?

— Что еще за узкоглазый? — игнорируя вопросы, спросил я.

Затем подобрал, не оставляя следов, брошенный Венедиктом пистолет и вынул на всякий случай обойму. У него, вот странно, тоже был Вальтер.

— Китаец, гэбешник, из Пекина, — сказал Венедикт, отрываясь от бутылки. — Это он мне тебя заказал…

— Ясно, — я оглядел кабинет. — А ты, значит, тут ни при чем.

Авторитет нахмурился.

— Китаец за чемодан конкретно денег пообещал. Но убивать мы тебя не собирались.

— Я понял, понял, — ответил я. — А картину кому сдать хотели?

— Какую картину? — вылупился бандит. — Ах, вот оно что… Постой, постой… Так это… А я-то, черт побери, думал, там деньги… Слышь, — он пристально посмотрел на меня. — Слышь, пацан, я тебе пятьдесят тысяч долларов дам. Прямо сейчас. Отпусти меня, правда. Ну, зачем я тебе? Ну, сам, в натуре, подумай. Я же тебе ничего плохого не сделал… Даже стрелять не стал, как ты приказал, видишь. Да и ранен я. Помощь нужна мне. Больно. А картину… Картину можешь оставить себе, если она тебе нравится. Она мне и даром…

— Это что? — перебил я, указывая пистолетом в похожую на гранатомет трубу.

— Огнемет, брат. В прошлом году на юбилей подарили, — вымученно улыбнулся авторитет и снова отхлебнул из горла. — Хочешь? Тоже бери. Да, кстати, вот деньги… — он приподнялся с явным намерением подойти к сейфу, но я жестом остановил.

— Код, — отрывисто произнес я. — Сам открою. Сиди.

Венедикт назвал комбинацию.

Я подошел к тяжелому шкафу и, не спуская глаз с преступника, начал нажимать на желтые кнопки. Венедикт снова отпил из бутылки и смачно рыгнул. Похоже, он был уже никакой. Открыв дверцу, я пошарил внутри и извлек на свет несколько пачек долларов. Затем протер кнопки своим рукавом. Авторитет не соврал, здесь действительно был ровно полтинник. Я взял со стола большой конверт, вытряхнул содержимое и сложил туда деньги.

— Что еще ценного, говори!

Венедикт, морщась от боли, пожал плечами. Потом многозначительно посмотрел на свой перстень.

— Бумажник давай! — скомандовал я.

Он бросил на стол портмоне. Порывшись, я извлек всю наличность.

— Конечно, брат, бери. Нет вопросов, — скривился бандит и допил бутылку.

— Ключи от подвала! — бросил я, засовывая бабки в задний карман брюк.

— Внизу на охране. Ну, что? По рукам?

— По рукам, — усмехнулся я и прицелился ему в голову.

Оставлять на свете этого гада было нельзя. В противном случае я мог не дожить до завтра.

Венедикт увидел глядевший ему в переносицу ствол, и глаза его выпучились так, словно готовы были тотчас же выпрыгнуть. Подумать он успел только о том, что в хьюмидоре еще оставалась одна сигара. Лицо его исказилось в недоумении.

— Эй, да ты что! Подожди! Да ты знаешь, кто я!

— Знаю, — произнес я. — Ты обычный кусок дерьма. Лошина чилийская!

Я выстрелил, и стена позади дивана окрасилась красными брызгами. Надо же, как красиво, подумал я, заворожено глядя на растекающееся по обоям пятно. Вот где — искусство и истинный авангард. Не то, что какая-то непонятная лужа из пролитой банки. Вот где — последняя мысль. И конечно — внутренний мир человека…

— Ключи от подвала! — бросил я, засовывая бабки в задний карман брюк.

— Внизу на охране. Ну, что? По рукам?

— По рукам, — усмехнулся я и прицелился ему в голову.

Оставлять на свете этого гада было нельзя. В противном случае я мог не дожить до завтра. Но на курок нажать я так и не решился. Рука с пистолетом медленно опустилась, я подошел к окну и выглянул. Внизу было тихо.

Венедикт странным образом протрезвел и теперь в истерике всхлипывал. Выходит, не увидеть мне авангард, подумал я. Не судьба. И последнюю мысль. И внутренний мир человека…

Я повернулся к бюро и начал по очереди выдвигать все ящики. Ничего стоящего, к сожалению, не оказалось. На самом столе тоже.

Я окликнул бандита. Тот, шмыгая, сидел уже на полу и, не реагируя на мой голос, ощупывал развороченную шкатулку. Внутри ее находилось то, что когда-то называлось сигарой. Теперь же это был обычный хлам, состоявший из клочков листьев и табачной трухи. Но Венедикт, как будто это был золотой песок, аккуратно высыпал его на ладонь и, внимательно разглядывая, стал пропускать между пальцев на пол. Я наблюдал. Когда содержимое хьюмидора в ладони закончилось, он с криком отшвырнул шкатулку в стену и странно захохотал. Я подумал сперва, что у него поехала крыша, но, вспомнив свой собственный последний разговор с Джорджем, изменил свое мнение. Видимо, у Венедикта сейчас была какая-то своя непонятная постороннему тема.

Я еще раз внимательно оглядел комнату. Ловить тут, похоже, больше было нечего и, захватив конверт и огнемет, я направился к выходу.

— Вставай, проводишь к китайцу!

Венедикт, кряхтя, поднялся и поплелся впереди, указывая направление. По дороге я подобрал первый свой Вальтер и так же, как и кнопки на сейфе и все остальное, протер его рукавом. Связанный на лестнице лежал на прежнем месте. На первом этаже тоже было без изменений — "коконы", смешно мыча, слегка ерзали на полу. Авторитет, грубо пнув одного из охранников и что-то сквозь зубы зло процедив, взял на посту ключи от местной "тюрьмы", я поднял свою куртку и вытер ручку кейса. Теперь надо было понять, что там у него за китаец. И зачем он меня заказал.

Однако времени на беседу в офисе Венедикта у меня уже не оставалось — я опасался, что охранник на улице все мог же слышать шум и вызвать своих на подмогу. Поэтому разговор с узкоглазым решено было провести где-нибудь после. Авторитет, мне показалось, не возражал.

Мы спустились в подвал. Увидев нас, китаец слегка удивился. Прежде всего, наверное, его поразил вид раненого Венедикта. Сам он лежал на полу, прикованный к трубе наручниками. Лицо украшали побои.

— Get up! Follow me! 1 — скомандовал я, подавая знак пистолетом.

— Он говорит по-русски лучше, чем ты, — усмехнулся бандит.

— Спасибо, — ответил я и приказал ему разобраться с наручниками.

Когда китаец был освобожден, я пристегнул к трубе Венедикта.

1. Вставай! Следуй за мной! (англ.)

— Короче, так, — обратился я к нему с напутственным словом. — Советую меня не искать. Иначе в следующий раз твои мозги будут смывать со стенки. Это ясно?

Тот кивнул.

— Ну, тогда бывай! Еще раз увижу, пришью!

Венедикт захохотал. Мы с узкоглазым вышли.

Разумеется, оставлять авторитета в живых, понимал я, было ошибкой. Но ничего другого в той ситуации, я к сожалению, придумать не смог. Оставалось надеяться, что он не будет в состоянии побеспокоить меня хотя бы до конца этих суток.

Джип стоял на прежнем месте. Ничего подозрительного на территории не ощущалось. Я кинул в багажник все, что нес с собой, и, приказав лечь на пол возле сиденья, открыл китайцу заднюю дверь. Сам сел за руль и включил зажигание. Мне еще никогда не доводилось водить Гелендваген, да еще автомат. Но говорят, есть машины, а есть Мерседес, так что проблем в управлении у меня не возникло. Вообще едва мы тронулись, я искренне пожалел, что до сих пор не имею подобной машины. Хоть раз прокатиться…

Подъехав к шлагбауму, я просигналил, как делал на въезде Вова. Человек в форме вышел из будки и стал приближаться. Мне показалось, что знакомиться с ним нам ни к чему, поэтому я опустил стекло и наставил оружие.

— Ружье на землю! — скомандовал я. — Открывай! Быстро!

Испуганный охранник бросил помповик под ноги и нажал на брелок. Свидетелей оставлять не принято. И это придумал не я. Но воплотить этот тезис в реальность я так и не смог. Раздалось два хлопка. ЧОПовец с красным пятном на ноге, обнимая воздух, повалился на землю. Я нажал на педаль. Он был всего лишь ранен.

Джип стоял в тупике на дороге у МКАД в районе пруда, где тогда была перестрелка. Начинало темнеть. Я сидел на пеньке и обдумывал положение. У дерева на траве лежал Ли Пенг и, скрестив на груди руки, смотрел прямо в небо. Во время пути мы успели поговорить немного в машине, и теперь я уже представлял, кто он такой. С его слов, ему нужен был лишь "дипломат", и убивать меня он также не собирался. Просто так захотел Венедикт. К тому же он сам оказался у бандита в заложниках. Я сделал вид, что во всем ему верю и, в свою очередь, ни словом не обмолвился о картине. Нелепость всего происшедшего меня забавляла.

Но это все было лишь внешне. На самом деле меня мучила тревога и неопределенность. С одной стороны, рассуждал я, отпускать китайского спецслужбиста чревато — слишком уж тот ценный свидетель и может навести ментов. С другой, в мой адрес прозвучало весьма лестное предложение о том, что если я отдам "дипломат", то получу много денег. После происшедшего у Венедикта, зарабатывать такими темпами мне даже понравилось, к тому же это был тот самый единственный шанс сбыть кому-то картину. В-третьих, он, видимо, мне не врал, когда рассказывал про группу профессиональных убийц, которая прибудет, если он не выйдет на связь завтра к полудню. А воевать с еще одной группировкой желания я не испытывал. И, наконец, последнее, что добавляло сумбура во всю эту варившуюся в моей башке кашу умозаключений, было посетившее меня с недавних пор упрямое стремление оставить полотно себе. В конце концов, думал я, у меня на кармане уже имелись приличные деньги, поэтому продавать его иностранцу прямо сейчас было не обязательно. И вообще, его нездоровый интерес к картине показался мне подозрительным. К тому же каким-то необъяснимым для себя образом я чуял, что передавать ее в чьи-либо руки, может, и вообще не следует. Как-то это казалось неправильным. Но почему неправильным и неправильным конкретно для кого, я понять в той ситуации был не в состоянии. И все же эта мазня никак не выходила из моей головы, поэтому я решил, что расставаться нам ней еще не время.

Узкоглазого трогать я тоже пока не стал. В конце концов, пришел к заключению я, лично мне он действительно реального ущерба не нанес, наоборот, сам пострадал и томился у Венедикта в застенках. Да и картины, собственно, у меня с собой на данный момент не было, а пустой "дипломат" я оставил на Красных воротах. Так что обмануть его я пока никак бы не смог. В общем, взять паузу и все обдумать показалось мне наилучшим выходом из положения. Пусть лучше помучается, а там и цена подрастет. Я поднялся с пня и обратился к китайцу.

— Слышь, братан, мне пора. Думаю, без меня тут справишься. Номер мобильного оставь. Через несколько дней позвоню.

Тот сузил глаза.

— Напрасно вы так, молодой человек. Ведь мы почти подружились и вполне могли бы договориться. Поверьте, я не лгу. Деньги у меня в квартире. Я снял ее тут неподалеку. Можете получить всю сумму прямо сегодня. Я заплачу вам сто пятьдесят тысяч.

— Нашел лоха! — сплюнул я и, достав Вальтер, проверил обойму. — Тебя, козла, за то, что Венедикту меня заказал, вообще стоило бы шлепнуть. Сам тебя разыщу, когда настроение будет! Давай телефон! Ну?

Китаец попытался опротестовать мое обвинение, но я молча наставил оружие, и он умолк. Я записал номер и подошел к Гелендвагену протереть дверные ручки и руль. Жаль, но оставлять себе тачку было нельзя. Через нее меня вычислят сразу.

— Если попробуешь меня найти со своими убийцами или стукнешь ментам, картины тебе не видать, это ясно? — пригрозил я пленнику. — Я не шучу. Она в надежном месте.

— Так ты открыл кейс? — сверкнул глазами китаец. — Ван ба дань! 1 Тебе не следовало этого делать!

— Что мне делать, а что нет, я и сам решу! Без тебя! — отрезал я. — А тебя предупреждаю еще раз, хочешь ее получить, сиди тихо, как таракан под камнем.

— Цао ни цзу цзун ши ба дай! 2 — заскрежетал зубами китаец, буквально испепеляя меня взглядом.

— Да ладно? — рассмеялся я. — Ну-ка, ну-ка… Повтори еще раз. Не запомнил. Чего так разнервничался? А?

Узкоглазый не ответил и только смерил меня своими щелочками с головы до ног.

— Скажи лучше, зачем она тебе? — спросил я на прощанье, наклоняясь к нему. — На Сотбис что ли выставить _____________________________________________________________

1. Ублюдок! (кит.)

2. Имел я твоих предков до восемнадцатого колена! (кит.)

хочешь? Так это я и без твоей помощи устрою!

Лицо его посерело.

— Так-то, китайский брат, — подмигнул я ему, засовывая пистолет за пояс. — Не дразни тигра, останешься цел. Ну, как бы все! Пока! Жди звонка!

Я еще раз внимательно оглядел территорию, не забыл ли чего, и, взяв огнемет и конверт с деньгами, быстро направился к дому. В том, что Ли Пенг не помрет, я был уверен.

5.

5.1. — Остановка "Семенов", — произнес женский голос. — Следующая остановка "Захарово".

В первый раз в жизни я отчетливо разобрал, что выдавил из себя динамик, и удивился. Ведь обычно названия станций в электричках у нас произносятся так, будто говорящему в этот самый момент жутко некогда и вообще у него занят рот — что меня всегда искренне поражало. Однажды где-то в Подмосковье я так и проехал нужную мне остановку, приняв произнесенное диктором название совсем за другое. Теперь, наученный горьким опытом, я был готов к любому отношению к пассажирам со стороны администрации железных дорог и, заранее изучив последовательность станций, заблаговременно вышел в тамбур. Так что прозевать свою станцию точно не мог. Но приятный сюрприз, что скрывать, все же порадовал. И вообще, казалось, здесь уже все не так как в Москве, как-то лучше, добрее. Я вышел.

Но почему именно город Семенов, спросите вы? Элементарно! Ответ очень прост! Потому что, когда я решал, куда же мне все-таки ехать, я просто раскрыл дома старый атлас СССР на развороте "Европейская часть" и наобум ткнул пальцем в страницу. Судьба указала в Нижегородскую область, и одно из названий понравилось мне больше других. Прочитав для знакомства еще про населенный пункт в Сети, я окончательно решил, что это захолустье — самое лучшее место. Двадцать пять тысяч жителей. Не деревня, но и не слишком большой городок. И конечно природа. Как раз то, что и нужно. Чтобы плотно залечь на дно.

Перрон обдал неуютностью и пустотой. Редкий народ разошелся, и на платформе я остался один. Да, снова один. Такова теперь была моя доля. Потому что я убегал. Да, убегал, удирал, уносил ноги. Можно выбрать любое. Любое из этих слов ко мне подходило. Как волк от охотников. Как мышь от кота. Я уходил от ментов.

Смешно вспомнить, но, возвращаясь из леса домой, я еще не догадывался о погоне. Хотя уже чуял неладное. Самурай как обычно радостно встретил меня у входа, виляя хвостом, но душу терзали сомнения. Уж больно все как-то гладко срасталось. А это пугало. Картина, бандиты, Ли Пенг. Как в добренькой старенькой сказке. Где всех побеждает добро. А так не бывает. И возмездие, вероятно, меня все же ждет, а все происшедшее — лишь прелюдия. Ведь так лихо может быть только в кино.

Бросив в прихожей свою поклажу, не раздеваясь, я первым делом двинулся на кухню проверить бандита. К моему удивлению, преступник еще дышал. Видимо, молоток не нанес ему слишком серьезных увечий, а всунутый в рот кляп и скотч не перекрыли дыхание. Впрочем, такой исход меня больше устраивал. Во всяком случае, мне не хотелось заниматься ни выносом тела, ни, не дай бог, его расчленением.

Однако не скрою, присутствие незнакомца в квартире меня напрягало, и с этим надо было что-то решать. Но что? Отпускать? Убивать? Я не знал. Одно было ясно — держать его дома бессмысленно.

Я позвонил матери и, предупредив, что скоро буду, начал готовить пса. В путь я намеревался отправиться немедля, а заодно по дороге и сбагрить собаку. Взяв рюкзак, я придирчиво осмотрел его содержимое и остался доволен. Все было на месте. Приготовлено еще со вчерашнего вечера, в том числе и маршрут движения. Я еще раз внимательно огляделся вокруг. Так. Оставалось вынести мусор, выкинуть из холодильника остатки продуктов, вырубить электричество и перекрыть воду. Потом позвонить провайдеру и отключить Интернет.

Мать жила неподалеку в двадцати минутах ходьбы, поэтому вскоре я был совершенно свободен и готов к рывку из Москвы. Я быстро приближался к шоссе с намерением сесть, вопреки шпионским законам, в ближайшую тачку. Сначала, чтобы не светить нигде паспорт, решено было ехать на электричке или автобусе до Владимира. Оттуда таким же образом до Нижнего. А потом до выбранного мной славного города Семенова. Однако едва я приблизился к дороге, то неожиданно вспомнил про связанного на кухне Леху и чертыхнулся. Разумеется, по складу характера и качествам души я никогда бы не устроился на работу волонтером какой-нибудь в Красный Крест, но иметь у себя на квартире труп в моих планах не значилось. Поэтому, несмотря на то, что не в моих правилах было куда-либо возвращаться, я решил все-таки освободить непутевого бандюгана из плена. Что-то подсказывало мне, еще одну ночь у меня в гостях тот не протянет.

У подъезда все было спокойно. Поднявшись на свой этаж, я осторожно отпер квартиру и прямиком двинулся к Лехе. Тот, лежа на полу, тяжело дышал и испуганно хлопал глазами. Я нагнулся и коснулся ножом скотча. Хрен с ним, подумал я, пусть живет! Решено было выставить его из квартиры на лестницу.

Минут через пять, выволочив тяжеленного бандита на лестницу, я был готов к выходу. Однако перед дальним путем мне почему-то захотелось посидеть на дорожку еще хотя бы с минуту. Я присел на диван и, закрыв глаза, еще раз прокрутил в башке дальнейшие действия.

Как я оказался возле дома с только что освобожденным из плена преступником, я точно не помнил. Но факт оставался фактом — он шел, совершенно целехонький и невредимый, со мной рядом, и я не понимал, откуда он взялся. На улице было все, как и всегда, за исключением одной небольшой детали — вместо машин у подъездов были припаркованы частные вертолеты. Когда они тут успели образоваться, я тоже не догонял. Мы шли молча. Первым не выдержал я.

— Ни хрена себе, смотри, какие крутые у нас уже люди стали, — развязно обратился я к бандиту. — Летать на работу начали. А все плачут, кризис.

Кажется, звали его Леха. Мой спутник без любопытства взглянул в указанном мной направлении.

— А кому сейчас легко? Время сейчас такое! Если у кого-то убыло, значит, кому-то прибыло. Но вообще, если честно, мне авиатранспорт даже больше нравится, да и времени на дорогу меньше тратишь. Знаешь, я сам тут подумываю приобрести один аппарат.

Я искренне удивился происшедшим в стране переменам и черной завистью позавидовал обладателям винтокрылых машин. Ведь у меня не то, что вертолета, даже тачки нормальной до сих пор своей нет. Настроение резко испортилось. Глядя на чужой успех, я начал думать, как им всем навредить, и не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не посетила меня весьма занятная мысль.

— Слышь, Лех, а что если подсуетиться и взять, например, в аренду площадку на крыше и организовать там ангар? Места-то на земле для стоянки практически не осталось, да и проезду эти громадины мешают конкретно. Кстати, дело, я прикинул, вполне прибыльно… Ну, представь, что у тебя самого геликоптер. Отказался бы от собственного вертолетоместа прямо над подъездом? У меня сейчас как раз бабла навалом, не знаю, куда вложить.

— Опоздал, братан, — снисходительно поглядел на меня Леха. — Вся крыша давно куплена. Впрочем… — он хитровато подмигнул, — купца я знаю. Так что чисто по дружбе могу замолвить за тебя, чтобы взяли в долю. У них как раз там запара какая-то с финансированием. Только ты реально готов?

Я радостно кивнул.

— Тогда пошли, он тут рядом живет. Там все решите.

Денег, разумеется, у меня с собой не было, так что я ничем не рисковал и был не прочь прошвырнуться. Но на душе отчего-то стало неспокойно. Уж больно как-то все быстро у него получилось. Да и вообще, вдруг вспомнил я, кто он мне такой, чтоб вот так сходу помогать? Ведь я его даже толком не знаю. Я вспомнил, как лет десять назад меня уже кинули однажды на место в теплом гараже, и тревога усилилась. Сто пудово развод какой-то, подумал я. Но, раз уж пошел, главное, ни под чем пока не подписываться.

Дверь нам открыла растрепанная лахудра в неглиже. Судя по тому, как покорно она подставила Лехе для поцелуя щечку, знакомы они были давно и довольно близко. Однако едва я перешагнул порог, меня снова охватило беспокойство. Напрягала чересчур мрачная обстановка квартиры и снующие по ней взад-вперед полуголые личности.

— Порностудия, — многозначительно сказал Леха, заметив мое смятение.

Действительно, из ближайшего помещения донеслись ахи и вздохи, и я мгновенно возбудился. Тревога тут же исчезла, мы двинулись вслед за лахудрой по коридору. Квартира оказалась необычно большой, и по дороге в одной из комнат я увидел сцену с двумя блондинками и негром и двух человек с камерами. Кабинет режиссера был дальше. Леха постучал. С той стороны ответили, и мы вошли. Посреди на диване сидел отвратительно волосатый жлоб, одетый в садомазохистский прикид и ментовскую кепку. По периметру находилось еще несколько человек в таких же костюмах.

— Хозяин, — шепнул мне на ухо Леха.

— Ник, — представился я.

Жлоб пробурчал в ответ что-то невнятное и, выдавив улыбку, протянул мне потную ладонь. Затем как-то странно на меня уставился и попросил повернуться спиной.

— Пойдет, — услышал я, и Леха тихо вышел из комнаты.

И тут до меня начало доходить. Я попятился к двери, но путь мне преградил поигрывающий резиновым членом громила. Волосатый ехидно усмехнулся и оглядел окружающих.

— Ну, че, порезвимся?

Я окинул взглядом похотливо скалящихся ублюдков, и ум мой прорезала страшная мысль. Никакой это не инвестор, а обыкновенный извращенец, а меня заманили специально. В районе прямой кишки все свело, я представил, что сейчас со мной будут творить, и сблевнул прямо на пол.

— Не переживай, в первый раз всегда страшно, — ухмыляясь, стал успокаивать жлоб. — Обещаю, тебе понравится, сам потом просить еще будешь.

Я понял, что попал, и деваться некуда. Однако мозг мой продолжал судорожно творить. И вот, когда, казалось, я уже простился со своей девственностью, меня неожиданно посетила очередная гениальная мысль.

— Где туалет? — нагло выпалил я. — Подмыться бы надо!

Волосатый, смерив меня брезгливым взглядом, кивнул, и какая-то шлюха в одних чулках направилась к двери. Когда я вышел за ней из комнаты, то снова возбудился и еле сдержался, чтоб не присунуть ей прямо в коридоре. И только страх за свое очко удержал меня от необдуманных действий.

Я заперся в санузле и огляделся. В помещении не было ничего примечательного, только под потолком имелось небольшое окно размером с форточку. Вот он, мой шанс, пронеслось в голове. Я встал ногами на раковину, открыл стеклопакет и, подтянувшись на руках, с трудом протиснулся в отверстие. Поглядел вниз, а там… Мама дорогая. Как у меня, пятнадцатый этаж. Внутренности от страха застыли, я попытался вылезти назад, но словно Винни-Пух в норе у Кролика, застрял намертво. В дверь начали долбить кулаками и что-то орать.

Я вновь с ужасом поглядел вниз и тут вспомнил, что не может быть тут никакого Лехи, что я его недавно связанного выволок на лестницу. А значит, все это лишь дурацкий сон, и эти уроды мне не страшны. И такой уверенности придала мне эта мысль, и так мне захотелось покуражиться, что я решил немедленно выйти из ванной и всех тут их нахрен порвать. Мышцы мои налились, а во рту стало обжигающе жарко. Я выдохнул и сделал еще усилие, чтобы освободиться. Из пасти вырвалась целая струйка огня. Ну, еще немного, еще чуть-чуть, сам себя подбадривал я. Ловушка, казалось, вот-вот поддастся. Раздался хруст. Стеклопакет наконец разломился, но я, не контролируя своего тела, неожиданно начал заваливаться вперед. Однако страха не было. Раз у меня изо рта пышет жар, логично рассудил я, значит, я дракон и у меня вместо рук крылья. Я как можно шире расправил свои перепончатые конечности, стал бешено ими махать, но, несмотря на все усилия удержаться в воздухе не получалось. Я бросил взгляд на крылья — перепонки зияли рваными дырами. Пауза кончилась, и я как камень полетел прямо в объятия бездны.

5.2. Проснулся я в ровно шесть. Первое, что пришло мне в голову, это какой я кретин. Все что угодно, но так лохануться и проспать всю ночь, я не ожидал абсолютно. Да и сон был какой-то странный, не иначе, как дурной знак, а не тоска по сексу. Я грязно выругался, что так легко смог отрубиться, и поднялся. Надо было валить. И как можно скорее.

В квартире было неуютно и тихо. Я ощутил это только сейчас. Не дышал пес. Не шебуршился Леха. Царил беспорядок. И вообще было грустно. Создавалось такое ощущение, что я уезжал навсегда. Однако унывать было не время, я быстро оделся и схватил рюкзак.

Вдруг в дверь позвонили. Гостей, разумеется, я никаких не ждал, и к двери решил даже не приближаться. Слава богу, собака лаем выдать меня уже не могла, и я просто застыл, где стоял. Однако через пару секунд звонок повторился снова и уже более настойчиво, чем в первый раз. А еще через мгновенье в дверь начали сильно стучать и что-то выкрикивать. Я повернул голову и прислушался. Орали что-то по поводу милиции. Пришлось пройти на цыпочках в прихожую и осторожно открыть глазок. В коридоре стоял участковый и несколько человек.

— Откройте! Это милиция! Николай, мы знаем, что вы дома! — крикнул он и щелкнул пальцем по глазку. — Откройте дверь, Николай, иначе мы вскроем ее сами!

Я отпрыгнул и заметался по комнате. Все, конец, меня замели, закрутилось в мозгу. Я бегал от стола к дивану и обратно и не знал, за что взяться. Рука то нервно хватала, то отпускала пистолет. Нет, бесполезно. С Вальтером на них не попрешь. Их слишком много. Да и вообще, в испуге одернул я руку, от пушки лучше избавиться. Прямо сейчас. Пока не поздно. За нее точно срок заработаю.

Я в панике стал прикидывать, куда можно скинуть оружие — вниз из окна или на чей-нибудь балкон рядом — и внезапно остановился. А чего я, собственно, боюсь? Может, меня просто хотят допросить по какому-то поводу? Я вспомнил про вчерашний налет на банк Венедикта. Нет, это все чушь! Глупее мысли и выдумать сложно! Ведь если хотели бы допросить, пришел бы один участковый, а не толпа. Да и грозить открыть силой он бы не стал. Однозначно, меня приехали брать. Но кто сдал? Бандит или китаец? Я искренне пожалел, что не грохнул вчера обоих, но теперь от этого было не легче. В голове с космической скоростью завертелись варианты выхода из ситуации, но ни один из них меня никак не устраивал. Все сводилось к одному — сдаваться, но этой роскоши я позволить себе не мог. Сдача ментам была равносильна самоубийству. Суд, срок, тюрьма, а скорее, и до суда не дойдет — просто грохнут. Развивать эту мысль дальше мне не хотелось. Я еще раз прильнул к глазку. Люди, силуэты которых я сперва не разобрал, теперь были узнаваемы. У лифта меня поджидал целый отряд спецназовцев, и это могло означать только одно. Менты готовились к штурму.

В дверь вновь постучали.

— Николай! — раздался теперь другой более твердый голос. — Это уголовный розыск! Подполковник Буркин говорит! У нас есть санкция на обыск! Так что лучше открой! Иначе будет хуже! В случае сопротивления имеем приказ стрелять на поражение! Даю тебе ровно минуту!

Я кинулся с пистолетом к балкону. Внизу стояли четыре ментовские машины и микроавтобус. У подъезда шныряли еще несколько человек. Сопротивляться было бесполезно — обложили по-полной. Я кинул взгляд на соседнюю лоджию. Не застеклена. Мозг заработал. А что, если? А почему бы и нет? Тут всего-то два метра. Мне бы только еще пять минут. Задержать бы их надо. И мне в этом поможет… Ну, конечно! Конечно! Мне поможет мой огнемет! Не зря же он мне понравился!

Я схватил приготовленный в дорогу рюкзак и вынес его на лоджию. Капроновая веревка на сушилке показалась мне прочной. Вновь позвонили.

— Твое время истекло! — услышал я голос Буркина, и кто-то сильно ударил в замок. — Открывай или ломаем дверь!

— Хорошо! — крикнул я. — Подождите! Сейчас! Сейчас я открою!

Час икс настал. Я взял огнемет и, как можно дальше отойдя от двери, мысленно простился с квартирой. Согласно инструкции реактивный пехотный огнемет "Рысь" вышибет ее с полпинка, и при соприкосновении с ней огневая смесь распространится по всему коридору. Честно говоря, мне с трудом верилось, что кто-то из поджидавших меня там выживет, но другого выбора у меня уже не было. Главное, после выстрела самому не пострадать от пламени, поскольку оружие не предназначено для стрельбы в таком маленьком замкнутом пространстве. Я присел на колено и вскинул трубу на плечо. Реально, как на войне. Теперь оставалось дождаться, когда начнут штурм.

Прошло минуты три, и замок вновь задрожал под ударом. В коридоре начали орать. Я много раз видел по телеку, как менты выбивают кувалдой замок и вламываются, прикрываясь щитами, в квартиру гурьбой. Наверное, в обычной их жизни такая тактика наилучшая. Но не сегодня. Сегодня их ожидает сюрприз. Ведь мне как раз и нужно, чтобы была толпа. Небось, позлорадствовал я, стоят сейчас, как лохи, всей кучей прямо передо мной, готовятся. Что ж, милости просим. Я жду.

После четвертого удара, когда замок, казалось, вот-вот вывалится и дверь рухнет, я прицелился в середину проема и, зажмурившись, нажал на спуск.

Как все произошло, я до конца так и не понял. Я ощутил, как содрогнулась труба на плече, и что-то вылетело, вышибив, словно картонку, мою железную дверь. Слышал, как в коридоре завопили, как резаные, и начали беспорядочно палить. Почувствовал, что полыхнуло огнем и стало жарко как в бане. Впрочем, дожидаться развязки я не собирался. Через мгновенье после выстрела я уже стоял на балконе и обвязывал себя для страховки капроновой веревкой. Второй конец ее был закреплен за поручень лоджии. Из окна справа, выходившего со стороны коридора с лифтами, вырывались языки пламени.

Вроде все. Я подергал страховку и выглянул на улицу. Сидевшие в машинах повыскакивали и в испуге позадирали головы. Кто-то ринулся на помощь в подъезд. Будем надеяться, моего прыжка не заметят. К тому же нужный мне край попадает стоящим внизу как раз в мертвую зону. Ну, с богом! Я накинул рюкзак и перелез через парапет. От одного взгляда на землю стыла кровь, к тому же я вспомнил последний свой сон про форточку. Однако я не позволил панике парализовать меня, уверяя, что покуда картина со мной, я не погибну.

Я на всякий случай перекрестился и, глядя только вперед и вытянув руки, оттолкнулся от лоджии. Полет продолжался секунды три. Но так, конечно, мне только казалось. Почти сразу же руки мои наткнулись на что-то твердое, и я, уцепившись за него изо всех сил, я по инерции больно ударился животом о лоджию. Потом выяснилось, что было сломано ребро, но в тот момент я о ребрах не думал. Подтянувшись на руках, я перегнулся через поручень и повалился на пол.

Страх догнал меня только после того, когда я, уже лежа на чужом балконе, перерезал веревку. Внизу, похоже, моих маневров не заметил никто. Да никто, наверное, и не думал наблюдать за лоджией. Все силы милиции в данный момент были брошены на спасение товарищей. Я разбил стекло чужой балконной двери и, подняв ручку замка, оказался в комнате. В квартире, на счастье, не было никого, и я, пройдя в прихожую, без труда открыл входную дверь и покинул гостеприимных соседей. Через минуту, никем не замеченный, я уже выходил из соседнего подъезда и быстрым шагом направлялся прочь. И только, отойдя метров на двести, я обернулся и посмотрел на родные окна. Весь мой этаж был объят пламенем.

Итак, Семенов встретил меня недружелюбно. Однако менять свои планы я не собирался и поспешил покинуть перрон. В здании станции я приобрел в газетном ларьке местную прессу и двинулся в город. Вид у меня был неброский, еще на вокзале в Москве я полностью заменил гардероб. Из багажа имелся только обычный рюкзак, так что особый контраст на фоне местных жителей или подозрения я вызвать не мог. Помятое с бессонницы лицо и небритость также не выделяла меня из толпы, да и хвоста по дороге я не заметил. Правда, весь путь от Нижнего Новгорода со мной в вагоне электрички ехали два мента, однако ни они, ни кто-либо другой не обращал в мою сторону ровно никакого внимания. Глядя на себя в отражение на стекле, я даже подумал, что теперь и старые мои знакомые навряд ли бы узнали в этом провинциальном лохе своего бывшего приятеля. До свиданья, Gregory Munitz! Прощай, Stefanobi! Зато я был жив. И свободен.

Первым делом в этом городе мне необходимо было обзавестись мобильным, поэтому я сразу направился на поиски салона связи, который к радости моей оказался неподалеку от вокзальной площади. Прежний я оставил в московской квартире, и теперь намеревался купить вместо него что-нибудь на местном рынке. Менеджер оказался парнем понятливым, и за триста долларов я приобрел, не регистрируя паспорт, аппарат и SIM-карту. Чего, собственно, и требовалось. Далее предстояло заняться жильем.

Зайдя в какую-то забегаловку тут же рядом, я сел в углу зала, заказал себе ужин и, достав ранее приобретенную газету, углубился в чтение. Мне подошла бы любая однушка, желательно в центре. Но обязательно с телефоном — без Интернета, как уже жить, я себе не представлял. Пока готовились блюда, я приступил к обзвону. Долго искать не пришлось — объявлений было всего три, и лишь одно из них про однушку. Выбора у меня не было в принципе и вскоре, расплатившись за еду, всего в пяти минутах ходьбы от харчевни я стоял у своего нового жилья. У четырехэтажного кирпичного дома на улице Ленина.

Бабка, сдававшая квартирку, встретила меня как спасителя. Действительно, подумал я, кому в этой дыре понадобится арендовать жилплощадь? Тем не менее, едва увидев ее, я даже не стал торговаться. Да и цена в сто долларов в месяц меня устроила вполне. Подумаешь, нет в доме лифта. Зато горячая вода, телефон и минимум обстановки имелось. На кухне стояла газовая плита. Телевизора, правда, не было. Значит, оно и к лучшему, рассудил я, пора бы от "ящика" и отдохнуть. Чего я еще мог желать?

Я наврал старухе, что писатель, что очень люблю тишину, и протянул ей три сотни. Убрав деньги в карман, та благоговейно попятилась и пообещала пару месяцев в городе не появляться. На всякий случай я записал адрес деревни, где ее можно найти.

Когда дверь за старухой захлопнулась, я разложил свой нехитрый скарб, принял душ и с чувством выполненного долга завалился спать.

5.4. Ли Пенг сидел в кабинете напротив посла и, не обращая внимания на суетившегося вокруг него доктора, отдавал приказания. Секретарша торопливо записывала за ним в свой блокнот. Рядом толпилось еще несколько сотрудников посольства. Все испуганно глядели на него и покорно кивали в такт голосу. Наконец начальник Первого особого отдела закончил монолог и попросил всех выйти. Когда секретарша закрыла дверь, он обратился к хозяину кабинета.

— Простите, товарищ, что вынужден привлекать ваших людей, но это дело государственной важности. К сожалению, я не имел возможности сообщить о своем прибытии раньше.

— Не беспокойтесь, товарищ секретарь, — пролепетал бледный посол. — Мы сейчас все вам устроим. Как вы себя чувствуете? Вы… Вы точно в порядке?

Неожиданный визит представителя органов госбезопасности не предвещал послу праздника. В голову ему даже пришла мысль, не лоханулся ли он где-нибудь? Такая шишка ведь просто так не приедет. А тут еще прошла информация, что в столице за взятки казнили двух МИДовцев… Нет, пытался успокоить сам себя дипломат, если бы его в чем-то подозревали, то вызвали бы прямо в Пекин. Да и вид у гэбиста был откровенно помятым. Наверное, попал в передрягу, подумал он. Похоже, это великолепный шанс выслужиться.

— Мне нужна отдельная комната со спецсвязью, новые документы и микроавтобус с дипномерами и хорошим водителем, — продолжал Ли Пенг, пощупывая рану на губе и разглядывая кабинет хозяина. — А вы тут неплохо устроились…

Холодный озноб вновь прошиб собеседника. На лысине выступила испарина. Руки слегка затряслись. Начальник Первого особого отдела улыбнулся и посмотрел на посла.

— Не беспокойтесь, товарищ, я здесь не за этим. Мы пока вашей работой довольны.

— Да, да, товарищ секретарь. Спасибо, я понял… — едва слышно произнес тот и чуть не грохнулся в обморок.

Ладно, решил Ли Пенг, срывать свою злость на невинном довольно. В конце концов, иметь претензии к кому-либо кроме себя он был не в праве.

— Это все. Помощь мне не нужна. Проводите меня в мою комнату.

Это был уже второй раз, когда ситуация выходила из-под контроля, и Ли Пенг начинал нервничать. К тому же на этот раз операция оказалась под угрозой срыва исключительно по его вине. А точнее из-за его легкомысленности. Мало того, что его чуть не угрохали уголовники, он до сих пор не имел представления, где же точно находится груз. Да, Ли Пенг, нахмурившись, оглядел свое новое обиталище. Что ни говори, а свой шалаш лучше, чем чужой, пусть даже самый гостеприимный дворец. Да и возвращаться в снимаемую у метро квартиру было небезопасно. Ладно, довольно об этом, он что-то отвлекся. Итак, надо срочно что-то придумать. Этой ошибки ему на родине не простят.

В комнату внесли диван с комплектом белья, ноутбук, принтер, сканер, факс, телевизор и еще несколько озвученных им ранее предметов. Посол лично распоряжался обустройством и был крайне любезен. Когда же наконец, кланяясь, он скрылся за дверью, Ли Пенг запер замок и, включив от подслушивания на всякий случай "ящик", поднял трубку аппарата спецсвязи. До чего докатился! Он даже умудрился потерять собственный телефон! Быстрыми движениями пальцы набрали знакомый номер и, дождавшись соединения, Ли Пенг отдал дежурному офицеру несколько распоряжений. На том конце подтвердили получение приказа. Ли Пенг вытер вспотевший лоб и повесил трубку. Группа из пяти ликвидаторов прибудет в Москву через сутки. Один он не справится.

Начальник Первого особого отдела подошел к компьютеру и залез в столичные новости. Информация о перестрелке на Красных воротах была на верхних строках. Ли Пенг стал напряженно нажимать на все сообщения подряд и включил селектор.

— Позовите, пожалуйста, военного атташе, ответственного за связь с МВД и специалиста по оргпреступности.

Теперь, когда самое главное было сделано, и он был в посольстве, можно было заняться анализом происходящего. Он послал на принтер версии для печати, и в дверь постучали. Ли Пенг отпер замок и впустил пришедших.

— Мне нужна информация о перестрелке в здании банка на Красных воротах, — он вручил каждому по листу после того, как сотрудники представились. — Название банка мне неизвестно. Руководитель некий Венедикт Цыпленков. Интересуют любые, даже непроверенные сведения из всех возможных источников. А также на кого зарегистрирована эта машина, — он отдал ответственному за МВД бумажку с номером Гелендвагена. — Это все. Завтра в десять часов жду вас здесь для доклада.

Сотрудники посольства козырнули и вышли из комнаты. Работник кухни закатил тележку с ужином. Ли Пенг поблагодарил и вновь запер дверь. Он посмотрел на еду и понял, как дико устал. Впереди, похоже, предстояла титанически сложная работа, так что он должен был быстро восстановиться. Усугублялось положение еще и тем, что он до сих пор не понимал, кем является освободивший его из бандитского плена незнакомец, и это обстоятельство не давало покоя. Сначала ему показалось, что тот дилетант — об этом, во всяком случае говорили его внешность и манера себя держать. Но дилетант бы не стал его вызволять и никогда бы не справился с преступниками, а этот не только, рискуя, спустился в подвал, но и хладнокровно нейтрализовал охранника на выезде. С другой стороны, профессионал, рассуждал Ли Пенг, получив требуемую информацию, ни за что б не оставил в живых свидетелей. А он и Венедикт были целы. Ли Пенг задумался.

Да, если бы груз оставался в руках у преступников или был перехвачен коллегами из ФСБ, все было бы намного проще и понятнее. Во всяком случае, в таких обстоятельствах он бы знал, как действовать и чего ожидать, и имел бы в запасе несколько отработанных схем дальнейших действий. Начиная с банального подкупа и заканчивая мощным силовым и дипломатическим нажимом. Но на бандита незнакомец опять-таки был не похож, впрочем, как и на фээсбешника. По всей видимости, предположил Ли Пенг, он не принадлежал ни к тем, ни к другим, а значит, подобный инструментарий в данном конкретном случае мог не сработать. Но самое непонятное было не это. Как ни пытался, Ли Пенг никак не мог постичь мотивацию парня, хотя и видел, что она у него есть и достаточно сильная. А незнание целей субъекта делало невозможным просчет всех его дальнейших шагов и как следствие планирование собственных. И еще. Ли Пенга искренне поразило то, что новый владелец груза не имеет никакого представления о его истиной ценности, что могло объясняться лишь тем, что тайник пока не обнаружен. Но если это действительно так, рассуждал он, то тогда вообще зачем был затеян весь этот рискованный переполох на Красных воротах? И почему собачник освободил его из плена?

Значит, приходил к выводу китаец, не исключено, что в игру могла вступить и опередить его другая разведка. Но с какой целью и кто? Он начал прикидывать. С точки зрения глобальной геополитики, подлинный интерес груз мог представлять для немногих. К тому же проведение подобных акций тоже под силу лишь нескольким спецслужбам в мире. В этой связи наиболее вероятными ему виделись Моссад, ЦРУ и исламисты. При этом каждая из этих структур вполне могла иметь свой достаточно объяснимый резон, но попадание груза к чужим не могло устроить Ли Пенга ни при каких обстоятельствах. Мало того, что он ничего не знал об истинных целях противников, интересы других государств, однозначно, в корне противоречили планам Китая. Он еще раз прокрутил в голове возможные варианты. Нет, все верно. Эти три. Но начинать, как ни крути, надо явно с исламистов, хотя никаких их следов он нигде так и не заметил. Впрочем, он вообще не заметил чьих бы то ни было следов. Но именно возросшие в последнее время обострения мусульман с христианами были наиболее очевидны. Ли Пенг вновь припомнил чеченцев. А что, может, и правда это и есть тот тщательно замаскированный конец, который он все время так ищет? Начальник Первого особого отдела взял со стола трубку.

— Соедините меня со специалистом по оргпреступности. Срочно.

Когда на другом конце провода послышался голос, он продолжил.

— Товарищ Ун Чонг, мне понадобится еще аналитика по всем действующим в Европейской части России ваххабитским структурам. Дислокация, руководители, связи с зарубежными спонсорами и так далее. Максимум сведений, которые сможете достать. Особенно — отношения с фундаменталистскими центрами и Аль Каидой. Нет, обычные бандформирования меня не интересуют, только радикальные группировки. Спасибо, до завтра. Это все.

Он снова сел за ноутбук. Руки привычно набрали логин и пароль. На экране появилось дерево служебного сервера. Он ввел еще один дополнительный секретный код и зашел в свою папку. Еще до вторжения войск НАТО в Афганистан в 2001-ом он имел тайный контакт с воевавшим тогда против талибов Ахмад Шахом Масудом, и теперь в его распоряжении имелось кое-какое досье. В частности, в отличие от американских коллег он точно знал все места, где мог скрываться Бен Ладен и его окружение. Просто сдавать Усаму американцам Китаю пока было невыгодно.

Ли Пенг кликнул на файл и снял защиту. Теперь, если это действительно дело рук исламистов, его старая связь с моджахедами может сыграть. И для разговора у него имелся весьма внушительный козырь. Достаточно будет лишь намекнуть о моратории на поставки. До сих пор, действуя через посредников и пакистанских друзей, его ведомство продолжало снабжать афганцев "советским" оружием.

Начальник Первого особого отдела бегло просмотрел материалы и остался доволен. Отлично! Здесь все, что надо! Расположение секретных баз, имена информаторов, способы связи. И главное, совсем недалеко от границы. В крайнем случае, если возникнет необходимость в военной акции, он сможет привлечь к участию в ней армейский спецназ. Только бы это был он, этот чертов Бен Ладен, как заклинание повторял Ли Пенг. Потому что если груз у евреев или янки, вырвать его из их лап уже будет не просто. А может, и вряд ли возможно вообще. Для этого у него очень мало ресурсов и почти нет рычагов. А спецоперацию на территории Израиля или США правительство не одобрит. Слишком свежа еще в памяти бомбардировка американцами их посольства в Белграде. Тогда посланная им группа специалистов пыталась вывезти из столицы Сербии по дипломатическим каналам остатки сбитого в начале войны самолета Stealth F-117 A Night Hawk. Но американцы не позволили этого сделать, пусть даже и ценой жизни китайских граждан. Именно тогда Ли Пенг потерпел свое первое крупное фиаско, и именно тогда получил свой единственный за все время службы строгий выговор лично от Генерального секретаря. Операция была полностью провалена, погибли ни в чем неповинные люди, дипломаты, и второй такой неудачи ему не простят. Но думать о грустном сейчас не хотелось.

Он загрузил программу для составления фоторобота, и через двадцать минут распечатал готовый портрет. Ли Пенг вгляделся в лицо незнакомца. Ну, вот, вроде так. Так похож. Завтра милиция Москвы начнет его розыск. Начальник Первого особого отдела сохранил файл и, зевнув, откинулся в кресле. Взгляд его упал на часы, потом за тележку с трапезой. Он покачал головой. Вот, заработался! Так увлекся, что даже забыл, что голоден! Товарищ секретарь медленно приоткрыл крышку кастрюльки и, вдохнув аромат еще неостывшего супа, с удовольствием погрузил ложку в лапшу с говядиной. Даже хороший завтрак не заменит ужина.

5.5. Первое, что меня поразило утром в квартире, была тишина. Было тихо как в комнате, где лежит мертвец, и я сначала даже не понял, где нахожусь — казалось, сон еще продолжается. И только спустя какое-то время я вспомнил. Все происшедшее со мной за последние дни пронеслось, как красочный клип, но на душе, как ни странно, стало как будто бы легче. Я знал, что мне до сих пор грозит опасность и у меня теперь нет оружия, но несмотря на это, оставался на редкость спокоен. Мозг мой был девственно пуст и протестовать по этому поводу не пытался. Болело только ребро. Я встал с кровати и подошел к окну. Оно выходило во двор, где, приглядевшись, я заметил нескольких кур. Наверное, у кого-нибудь и огород тут есть под рукою, подумалось мне. Снаружи не доносилось ни звука.

Я оглядел свое новое жилище, но часов не нашел и принялся искать мобильник. Ко всему прочему, я позабыл, какое число и день недели и даже с трудом вспомнил месяц. К моему удивлению, телефона нигде не было, но это не заставило меня сильно нервничать. Я был уверен, тот скоро найдется. Просто надо было немного подождать, привыкнут к новой квартире и я принялся методично обшаривать все возможные места его пребывания. Наконец, я обнаружил его в кармане куртки, разряженным и не настроенным. И это меня обескуражило. Однако почти тут же я вспомнил, что купил аппарат только вчера и даже не успел в него вставить симку. Разобраться с ним и было моим первым заданием на сегодня.

Я извлек из рюкзака ноутбук и пилот и подключился к розетке. Комп привычно заурчал и радостно меня поприветствовал. Когда Windows загрузился, я вновь взял уже оживший мобильный и, сверяясь с данными электронного друга, выставил время и дату. Был понедельник, полпервого дня. Книгу контактов скачивать из компьютера не стал.

Следующим моим делом была настройка Сети. Тут, по моим представлениям, имелось два варианта. Провести выделенную линию или подключиться через модем. Однако в первом случае навряд ли вообще в городе существовал хоть какой-то провайдер, да и при регистрации, скорее всего, потребовали бы паспорт и адрес проживания. Поэтому, подумав, я даже решил не заморачиваться его поисками, а купить себе обычный модем. Мысль о приобретении телевизора по-прежнему не возбуждала. Меж тем в желудке булькнуло, и я почувствовал, что сильно проголодался. Однако ни в холодильнике, ни в шкафах на кухне съедобного не нашлось. Значит, надо было еще ко всему прочему зайти в магазин и разменять где-нибудь валюту. Я оделся и, захватив с собой пятьсот долларов, вышел на улицу.

На этот раз город встретил меня приветливо. Солнце ярко светило и казавшиеся вчера унылыми дома тоже повеселели. Я спросил у какой-то женщины, где сбербанк, и побрел в указанном направлении, придирчиво осматривая обстановку. Однако внимание мое было приковано не столько к зданиям и дорогам — тут мне все было ясно — сколько к прохожим. Встречаясь с местными жителями взглядами, я пытался понять, вызывает ли мой вид у них интерес или какую-нибудь иную реакцию, но, как ни пытался, никаких эмоций в их лицах не обнаруживал. И это меня сильно порадовало. Значит, мой прикид и выражение лица не отличались от принятых, и я растворился в толпе. Для пущей убедительности оставалось лишь освоить их говорок с особым ударением на "о" в каждом слоге.

Вскоре на улице Тельмана показалась сберкасса. Курс был примерно таким же, как и везде, только система скидок показалось мне странной. Раньше я знал, что сбербанк устанавливает единый курс при обмене независимо от суммы, в этом же отделении он был разбит на три категории. До тысячи долларов. От тысячи до трех. И от трех и выше. Признаться, меня удивило, что кто-то может позволить себе поменять в этом городе свыше трех тысяч долларов, но спорить и пререкаться не стал.

Разобравшись с деньгами, я вновь почувствовал, что жутко голоден и решил куда-нибудь зайти. Неподалеку располагался ресторан "Керженец", к которому я и направился. Однако, едва я зашел внутрь, мне сразу подумалось, что несмотря на сопровождавшее меня до сих пор везение, не следует злоупотреблять общепитом. В ресторане я оказался единственным посетителем, и частое мое появление тут могло, чисто теоретически, вызвать расспросы. А разговоры о прошлом в мои планы пока не входили. Так что, пока я полностью не вольюсь в ауру этого городишки, разумнее будет вообще без надобности из дома не вылезать. Тем более на кармане у меня имелись лишь старые документы, и вероятность обнаружения оставалась еще высока. Хотя, честно говоря, я до сих пор не встретил на улицах ни одного милиционера. И все же, решил я, не стоит слишком много мелькать перед глазами у местных — тем меньшему риску я буду себя подвергать. Но, поверьте, подобный ход мыслей паранойей мне не казался. Это была осознанная необходимость, страховка на случай, если до этих краев дойдет информация о моих подвигах.

После трапезы, обошедшейся мне со спиртным где-то в триста рублей, я принялся за поиски места, где можно купить модем. "Компьютерный мир" оказался практически рядом с домом, и я на удивление быстро оформил покупку. Здесь даже было из чего выбирать. Продуктовый магазин находился на противоложной стороне улицы.

Таким образом, около трех, удачно завершив свой поход, я был уже дома. В руках у меня висели пакеты с едой, в одном из них валялась коробка с модемом. В кармане приятно шелестели рубли и несколько карточек доступа. Я рассовал по полкам холодильника продукты и остался доволен. Даже по скромным прикидкам еды хватит минимум недели на две.

Через полчаса, авторизовав одну из карт, я привычно вошел в WEB-пространство. Прежде всего меня интересовали криминальные новости, а не сайты знакомств и тому подобное. Ведь даже, если я ликвидирую анкету на "Одноклассниках" или залезу в почту на Mail.ru, меня смогут засечь. А вычислить в этом городишке нового поселенца труда уже не составит. Нет, с прошлой жизнью, однозначно, было покончено, и испытывать почем зря судьбу я не собирался. Я даже намеренно не стал заливать в телефон свою старую записную книжку на случай, если, ненароком нажав, кому-нибудь наберу. Никаких контактов ни с кем, никаких следов в электронном пространстве. На дно, на дно, на дно и полная конспирация. Ведь все попадаются, как обычно, на мелочи.

Первый же открытый новостной портал порадовал результатами. Оба сообщения, которых я ждал, находились на верхних строчках новостных лент за воскресенье.

"На Красных воротах совершено вооруженное нападение на коммерческий банк: шесть человек ранено", гасил один заголовок. "Во время спецоперации на юго-западе Москвы пострадало восемь омоновцев", кричал другой. Я навел мышь и кликнул на первую ссылку.

"Как рассказал источник в правоохранительных органах столицы, нападение было совершено вчера около 15:00. В результате перестрелки пострадало шесть человек, в том числе президент банка Венедикт Цыпленков. Из хранилища банка похищено три миллиона долларов. Преступники с места преступления скрылись на автомобиле Мерседес Гелендваген черного цвета. В городе введен план "Сирена".

Я стал листать дальше, но никаких подробностей, которые бы указывали на меня, не нашел. Идея Венедикта представить происшедшее как банальное ограбление мне понравилась. Во всяком случае, подумал я, судя по этому шагу, мочить он меня пока явно не собирался. Некоторые сайты также добавляли, что "руководитель банка является лидером одной из криминальных группировок столицы", но больше ничего интересного не было. Беспокоила только одна немаловажная вещь — мой фейс был запечатлен на камере наблюдения.

Я перевел мышь на вторую новость.

"Инцидент произошел сегодня в 6.30 утра в жилом доме на Ленинском проспекте. В результате пожара во время задержания особо опасного преступника пострадало восемь сотрудников управления по борьбе с организованной преступностью, один из которых находится в критическом состоянии. Как сообщили корреспонденту в ГУВД, омоновцы были обстреляны из армейского огнемета при попытке взять штурмом забаррикадировавшегося в квартире преступника. На месте происшествия работает оперативно-следственная группа. Преступник с места происшествия скрылся. В столице введен специальный план "Вулкан-5".

Что это означало, я не понимал. Мне было ясно лишь одно. Подобный способ воздействовать на массовое сознание и вводить в заблуждение общественность использовался правоохранительными органами постоянно. Действительно, как только в повседневной жизни происходило что-нибудь из ряда вон выходящее, грозящее подвергнуть сомнению способность выполнять возложенные на милицию функции, они сразу прибегали к помощи терминологического гипноза. То "Сирена", то "Перехват", а теперь вот еще и "Вулкан". Да не простой, а "Вулкан-5". При этом, что это означает, не знал никто, кроме самих правоохранителей. В общем, мне это не представлялось ни чем иным, как очередной попыткой меня развести. Меня, как читателя. Мол, типа, спите спокойно, работаем. Впрочем, в данной конкретной ситуации мне было от этого только легче. И чем таинственнее звучал предлагаемый термин, тем отчетливее для меня ощущался паралич и невозможность властей выйти на мой след. Живым доказательством этого был я, сидящий уже не в Москве и клавший на все эти планы-вулканы.

Итак, ни в одном из сообщений не было ни намека на то, что менты взяли след. Тем не менее, расслабляться я был не намерен. Наоборот, все прочитанное в очередной раз мне напомнило, что стоит удвоить бдительность.

Я оторвался от монитора и отключил модем. Взгляд мой упал на картину. Теперь в обстановке полного спокойствия и оторванности от сумасшедшего ритма, в более уравновешенном психологическом и психическом состоянии я увидел ее по-иному. В моей неотягощенной слонами голове еще раз во всех подробностях прокрутилась встреча с одноклассником-художником, и я неожиданно вспомнил его слова о раме.

Необычно широкая и крепкая, она действительно не гармонировала с полотном, и я почтительно погладил резную поверхность рукой. А что если ее разобрать? Ну, в самом деле… Простота догадки меня обожгла. Я выхватил перочинный ножик.

Однако с рамой мне пришлось повозиться. Эх, если бы все это происходило дома в Москве, где у меня был хоть какой-никакой инструментик. Минут десять я ковырял ножом деревяшку, не зная, как подцепить, пока, наконец, не обнаружил под слоем краски соединительный шовчик. Вставив лезвие и расшатав щель, я отсоединил одну из дощечек и увидел, что под внешним окладом виднеется торец чего-то более темного. Сомнений быть не могло — в картине имелся тайник. Я принес с кухни массивный кухонный нож и с удвоенной силой принялся за работу. Теперь деревяшка поддавалась легче, но я был предельно аккуратен. Во-первых, я не знал, что там внутри — ведь может, меня ожидал порошок с сибирской язвой… А во-вторых, мне совсем не хотелось повредить или, не дай бог, вообще изуродовать то, что находится под поверхностью.

Сантиметр за сантиметром я соскабливал краску и отслаивал раму по шву. Ну, вроде все. Картина осталась без оклада. Теперь необходимо было избавиться от холста и увидеть находку. Я осторожно отсоединил поверхность с пейзажем от того, что когда-то называлось рамой, и обомлел. Взору моему предстала настоящая красота. Смущая величием, на меня смотрел сквозь века потрепанный временем обожженный по краям лик Богородицы с младенцем.

Икона. Вот тебе на. Такого сюрприза я точно не ожидал. Я почувствовал, как взволновалось сердце и бешено забился пульс. Такая вещь, точно, больших денег стоит. Я с трепетом провел ладонью по растрескавшейся темной поверхности. Раритет, однозначно. Но что это именно? Сколько стоит? И кому ее сдать? В первую секунду мне захотелось немедленно позвонить китайцу, но я удержался. Вот зачем он, на самом деле, гоняется!

Уже через мгновенье я снова сидел у компьютера и торопливо давил на клавиши. Вот это да… Я даже вспотел от волнения. По описанию выходило, передо мной лежала икона Казанской Божьей матери, и ошибаться я не мог. Богоматерь находилась слева, изображена была по плечо, склонив голову вправо к младенцу Иисусу, который, как бы стоя ее на руках, поднимал руку с двоеперстием. Кажется, где-то этот образ я уже видел, но точно вспомнить не мог. Оторвавшись от картинок, я побежал глазами по заголовкам.

"Чудотворная икона Казанской Божьей матери занимает особое место среди православных реликвий России…".

"Явление иконы Пресвятой Богородицы во граде Казани в 1579 году…".

"Защитники Сталинграда оставались на маленьком пятачке, но немцы так и не смогли столкнуть наших воинов в Волгу, ибо там была святая икона…".

"Осеннее почитание Казанской иконы Божьей Матери — это праздник в честь дня освобождения Москвы от поляков в 1612 году…".

Я открывал ссылки одну за другой, внимательно читая информацию. Не забывая, впрочем, скачивать тексты в папку на рабочем столе. Руки в предвкушении наживы дрожали.

"Председатель Папского совета по содействию христианскому единству кардинал Вальтер Каспер доставил в Москву величайшую святыню, долгое время хранившуюся в покоях понтифика…".

"Версия о том, что икона была сожжена в 1904 году или продана похитителями старообрядцам не нашла подтверждение…".

"Местонахождение подлинника до сих пор не известно…".

И так далее. Но главное. Главное, везде речь шла исключительно о списках и копиях иконы! Значит подлинник, может, лежал прямо у меня перед глазами. Я вытер со лба пот и перевел дыхание. Казалось, только что мной был разгружен целый вагон.

Икона, несмотря на блеклость увядших за столетия красок, будто светилась изнутри и излучала всеведение. Она лежала на столе с таким видом, словно была тут всегда. Я ясно прочувствовал это. На душе у меня вдруг стало непривычно легко, а время, казалось, остановилось. Меня, абсолютно неверующего, будто охватил религиозный экстаз, но не бессмысленный транс созерцания, а непреклонная вера в то, что я избран. Теперь я точно не сомневался — с такой находкой меня ожидает впереди нечто совершено необыкновенное.

Да, разумеется, все это было весьма замечательно, но что делать с иконой дальше, я не представлял себе по-прежнему. Теперь нервозность китайца, с которой он встретил известие о том, что я вскрыл "дипломат", была мне ясна. Ведь то, что икона краденая, было очевидно, и камуфляж, к которому прибегли воры, все объяснял — перевести реликвию за рубеж в открытую было невозможно. Но почему она оказалась у узкоглазого, который никак не тянул ни на коллекционера, ни даже на спекулянта культурными ценностями, мне было пока непонятно. Вместе с тем я понимал, что самостоятельно выйти на кого-нибудь из подобных типов за кордоном просто не в состоянии. И дело даже не в нынешнем полулегальном положении, у меня в принципе не имелось контактов в этих кругах. К тому же я со всей отчетливостью осознал, насколько заметен и уникален этот предмет и как мал, как чрезвычайно узок круг его возможных приобретателей. Обращаться же с Серому с его антикваром было нельзя. Уж больно тот робок и правилен. И даже если, допустим, за деньги и согласится, в случае неудачи сдаст меня сразу же, как только его возьмут. К тому же еще одна мысль пришла мне внезапно. Как правило, такими вещами во всем мире занимается криминал, а этот путь мне заказан. Значит, все же Ли Пенг…

Я снова взглянул на лик, и Богородица, казалось, в ответ мне мигнула. Что ж, тогда я не буду пока торопиться! Я взял икону и поставил ее на сервант — пусть теперь всегда на меня смотрит.

5.6. Прошло несколько дней. Я совсем освоился на новом месте и чувствовал себя настоящим затворником. Время текло незаметно. День плавно переходил в ночь, ночь сменялась очередным утром, и ничто не менялось. Меня перестали мучить мрачные мысли, я никого не ждал и никуда не торопился. Телевизора по-прежнему не было, так что грузить меня негативом было некому. Психика моя начала понемногу приходить в норму. Я успокоился. Ночные кошмары тоже исчезли. Скажу более, мне вообще перестали сниться какие-либо сны, и в кои-то веки я стал наконец высыпаться. Вставал я с постели обычно в районе двенадцати и чтобы хоть как-то держать тело в форме, делал зарядку и принимал ледяной душ. На завтрак, как правило, кушал овсяную кашу.

После еды по старой привычке в моем распорядке значилось посещение Интернета с целью узнать, что творится вокруг — ноутбук оставался единственной связью с действительностью. Однако, как я ни надеялся, ничего примечательного в мире по-прежнему не происходило. Кризис мерно продолжался, и хотя доллар к моей радости дорожал, все остальное не предвещало ничего хорошего. Но я уже по этому поводу не беспокоился. В среду, правда, появился повод порадоваться.

На профильных информационных порталах вышло краткое сообщение о том, что в Москве арестован руководитель одной из коммерческих фирм, однако название компании и фамилия директора в интересах следствия не разглашалась. Задержанному вменялось в вину сокрытие прибыли с целью ухода от налогов, проведение сделок с использованием вексельных схем и большая сумма неучтенных наличных средств в иностранной валюте, найденных при обыске в сейфе. Я догадался, о ком идет речь, и тут же набрал в поисковике название своей бывшей конторы. Обычно словоохотливая, выдававшая во внешний мир чуть ли не ежедневно какие-то комментарии компания со дня этой публикации подозрительно молчала. Видимо, работа в офисе в связи с арестом первого лица, дававшего на все добро лично, была парализована настолько, что сотрудникам было уже не до прессы. Уточнять и звонить Шурику я, разумеется, не стал. Во-первых, и так было ясно, что у него все получилось. Во-вторых, я по-прежнему не хотел никому светить свой номер и подвергать себя риску. Ну, а в-третьих, все, что теперь происходило с моим бывшим начальником, не имело ко мне абсолютно никакого отношения и частью моей жизни уже не являлось.

Кроме сводок с политических и деловых фронтов, я стал почитывать художественную литературу, скачивая из Сети все подряд. Все, о чем-то когда-либо слышал или кто-то хвалил, но до чего до сих пор не доходили руки. Все, что сейчас могло захватить мой ум и порадовать душу. Скажем прямо, такое количество прозы я еще не поглощал никогда, умудряясь за день осилить страниц по триста-четыреста. Но особенно мне нравилось слушать аудиокниги, под которые я с большим удовольствием засыпал.

Однако, признаюсь, скука день ото дня наседала, и экшн и бешеный ритм, бывший самой моей жизнью прежде, вспоминался все чаще. Нет, я не то чтобы ностальгировал, просто чтение постепенно пресытило и перестало спасать. День ото дня обстановка вакуума угнетала все больше, хотя я и понимал, что отдых после всего пережитого мне необходим. Но бездействие и отсутствие драйва начинало меня тяготить, да и отдыхать вечно, признаюсь, я был не готов абсолютно. Мне даже было страшно представить, в кого я такими темпами мог превратиться через пару месяцев. Я и так уже практически перестал бриться, ни с кем за все это время, кроме пары продавцов, не обмолвился ни словом, но главное… Главное, я начал конкретно подзабывать, как выглядит голая женщина. Правда, я пытался нивелировать этот пробел ежедневным просмотром порно, но скорость соединения была настолько мала и сайты так часто висли, что меня это только бесило. А нервничать я не хотел.

Несколько раз, чтобы вспомнить старое и пощекотать нервы, я порывался связаться с китайцем, но всякий раз благоразумно вовремя останавливался. Определенно, к серьезному разговору я был еще не готов, да и икона… Икона, стоявшая на шкафу, смотрела на меня и заряжала каждый день позитивом, и расставаться с ней пока что мне было искренне жаль. В конце концов, решил я, узкоглазый от меня никуда не денется, а мне лишний день ее присутствия будет только на пользу. Несомненно, с ее появлением я стал ощущать в себе новые силы, стал еще более тверд и уверен, чем прежде, как будто она на самом деле питала меня каким-то добром. Причем эта сила и убежденность шла уже изнутри.

Через две недели сидения дома я все же отважился рискнуть и совершить вылазку для ознакомления с городом. Впрочем, кое-что я о нем уже успел разузнать. Основан он был в где-то в XVII веке как деревня и получил свое название от имени первого поселенца. Статус города и современный вид приобрел в 1779 году. Большинство жителей с момента возникновения составляли раскольники, хлынувшие в те времена в глухие заволжские земли, спасаясь от притеснений властей. Самым известным промыслом изначально была резьба по дереву, производство деревянной посуды и хохломская роспись. На этой основе и сложилась его первая промышленность — фабрика росписи и сувениров, деревообрабатывающий завод, леспромхоз. Также в городе имелся арматурный и авторемонтный цеха и несколько небольших предприятий. Кстати, Решением правительства в 1990 году Семенов был включен в Список исторических мест как памятник градостроительства XVIII века.

Все это, разумеется, было достаточно познавательно, но тема старообрядцев интересовала меня особенно, поскольку, как я узнал из Рунета, существовала теория, что настоящая икона Казанской Божьей матери была украдена именно ими. Этот вопрос я и хотел по возможности прояснить. К тому же к востоку от города находилось одно из самых известных в России мест силы, озеро Светлояр, с которым было связано сказание о будто бы погрузившемся много веков назад на его дно "невидимом граде Китеже". Также было известно, что озеро — чуть ли не Мекка для староверов и представителей других многочисленных религиозных и мистических учений.

В общем, мне была необходима хоть какая-то смена обстановки и новые впечатления, и я решился. Совсем не осенняя погода благоприятствовала, так что грех было бездарно тратить в четырех стенах последние теплые дни. Первым пунктом программы значился местный историко-художественный музей.

Когда я добрался до места, то понял, что поступил верно. Во-первых, само здание музея являло собой ярчайший пример "кирпичного стиля" (одного из направлений в архитектуре эклектики), и одно его появление тут, построенного не каким-нибудь модным помещиком, а обычным купцом-старообрядцем, могло привести восторг любого ценителя. Во-вторых, тут же располагался музей творчества репрессированного в тридцать восьмом поэта Бориса Корнилова, являвшегося, по признанию многих, вторым Есениным. В третьих, я вновь оказался единственным посетителем, в связи с чем трое женщин-служащих окружили меня особой теплотой и вниманием. В-четвертых, с их бескорыстной помощью я составил список наиболее достойных достопримечательностей города, которые мне было желательно посетить. Вообще, должен сказать, люди в этих краях показались мне на редкость правильными. Это я заметил еще в электричке. Даже продающие всякую хрень безразличные и вечно спешащие коробейники выглядели предупредительными и приветливыми, а кондукторы, так те вообще проверили у меня билет дважды, что указывало на абсолютный порядок в делах и отсутствие мелкой коррупции в принципе. Билет на экспозицию составил тридцать рублей.

Скажу откровенно, музей произвел на меня впечатление. В его коллекции имелось несколько тысяч предметов художественного и исторического значения, что для скромного городишки казалось весьма необычным. Более того, многие из экспонатов я бы даже назвал шедеврами. Неповторимые изделия хохломы, удивительные расписные матрешки, старинные резные домовые доски, мебель, посуда (в том числе прославленные ложки), токарная и топорная игрушка, лесная корнепластика… Они буквально завораживали. А когда я прошел в зал старообрядческого быта, то вообще реально растрогался. Оказывается, раньше, помимо тюрьмы, в этом городе был даже собственный театр.

Исторический центр Семенова тоже меня очаровал. Наверное, подействовала умиротворяющая атмосфера музейного спокойствия или, может, я стал более восприимчив к окружающему. Но как бы там ни было, одно представлялось бесспорным. Сидя дома в своей кирпичной коробке, я никогда в жизни не догадался бы о том, как мило, оказывается, может выглядеть сердце российской глубинки. И ни за что на свете не обратил бы внимания на пробивающуюся сквозь извечную провинциальную убогость, бедность и грязь ее трогательную красоту. Одно- и двухэтажные дома с нарядными фасадами и резными наличниками потрясали воображение простотой, фантазией и непреклонным стремлением наших предков к прекрасному. Было очевидно, что основной отпечаток на внешность города наложил старообрядческий дух. В глаза бросались сохранившиеся до наших времен большие добротные заборы, массивные ворота и внушительные задние помещения в домах, служившие когда-то моленными.

Что касается собственно планировки Семенова, то и здесь меня ожидал приятный сюрприз. Как выяснилось, он был спроектирован чуть ли не при участии самой Екатерины Великой, а его застройка была почти копией застройки французской столицы, отчего в царской России он даже носил прозвище "маленького Парижа". Территория города имела форму правильного квадрата, улицы его были прямы, широки, с параллельно-диагональным расположением и сходились в площадях. И что интересно, больше подобных планировок городских улиц в нашей стране не существовало.

Не оставила равнодушным и уникальная кирпичная старообрядческая церковь, в которой, как рассказали местные, по выходным и праздникам ведет службу специально приезжающий батюшка. Но день был будний, и я его не застал.

Зато я, что было на меня совсем не похоже, с превеликим удовольствием посетил обычную церковь. Разумеется, масштабы ее были довольно скромны, да всех прихожан-то имелось всего три-четыре старушки, но вот ее звонарь был просто неподражаем. Не знаю, по какому поводу он разбудил колокола, но такого перезвона я еще в жизни не слышал. В общем, меня пробрало до души и на выходе я даже не пожалел денег и прикупил пару дисков с православными песнопениями и пожертвовал, чего со мной вообще никогда не случалось, сдачу нищим.

Посещение же художественной фабрики заставило меня по-новому взглянуть на казавшийся мне с детства каким-то откровенно лоховским самобытный русский народный промысел — хохлому. Оказывается, имя свое он носил от села Хохлома, расположенного недалеко от Семёнова. Особенностью ремесла, формировавшего на протяжении веков быт и жизненный уклад целых поколений, являлось изготовление золоченой деревянной посуды без применения драгоценного металла и своеобразная растительно-травная роспись, символом которой являлась жар-птица. Сотрудница музея при фабрике даже утверждала, что пошел тот от иконописи как раз во время обширного заселения этих краев знавшими старинный секрет золочения икон староверами. Я снова не удержался и прикупил на память необычно расписанную столовую ложку.

Домой вернулся уже только под вечер, усталый, одухотворенный и полный мистических переживаний. Не буду врать, но я ощущал себя так, будто заново родился, так хорошо и благостно было внутри. Казалось, жизнь моя вновь обретает былой ритм и наливается смыслом. И даже, несмотря на то что мне не удалось ничего узнать конкретно о своей иконе, я чувствовал, что на верном пути. Сомнений на этот счет у меня не было. В общем, я был уверен, что оказался на этой земле не случайно. Что-то непознанное, не поддающееся моему материалистическому рациональному пониманию с самого момента обретения лика вело меня, как слепого щенка, к чему-то исключительно важному. Какие бы испытания ни преподносила судьба, какие трудности бы ни возникали. И это несмотря на то, что я по-прежнему оставался чужд какой бы то ни было религиозности и не собирался падать ниц перед тем, во что искренне не верил.

Когда на улице стемнело, я расставил вокруг иконы купленные в церкви свечи и, вставив в компьютер один из дисков, погасил свет. Сидя на диване, я вглядывался в отражавшийся от поверхности нежно мерцавший свет пламени. Мысли переносили меня в те далекие времена, когда все здесь было не так, по-другому, и шла война не на жизнь, а на смерть. И когда из-за того, что ты крестился двумя пальцами, тебя могли посадить.

Я думал о несовершенстве человеческого устройства, о врожденной вражде, о нелепых выдумках церковников и, глядя на икону, старался понять и разглядеть в ней то, что было скрыто от мира. Ведь не один раз спасавший Русь, согласно легендам, фетиш точно имел, что сказать. Но Бородица и младенец продолжали молчать, еще сильнее будоража воображение. Казалось, они тоже над чем-то задумались. Будто никак не могли решить, что делать дальше. Словно боялись начать. И я это чувствовал. Как впрочем и то, что я их, в конце концов, дожму и им волей-неволей придется раскрыть свои тайны. Наконец, устав от бессмысленного созерцания и поняв, что сегодня уже ничего не добиться, я погрозил пальцем пустоте и вслух пообещал, что обязательно доберусь до истины. Чего бы мне это ни стоило.

Я пожалел, что так и не смог нигде найти абсента, и подмигнул в расстройстве иконе. И вдруг мне показалось, будто я что-то вижу, будто что-то заколебалось внутри нее. Но что это было, я разглядеть не мог. Неожиданно в комнате запахло костром, и я в ужасе вскочил с дивана. Однако, вспомнив, что на кухне ничего не горит, в изумлении замер. Только теперь мне стало понятно — запах гари доносился от лика предо мной. Рука моя непроизвольно дернулась к ноге и больно ущипнула за ляжку. Но запах паленого не исчез. Это не сновиденье.

Я подошел и буквально впился глазами в икону. По поверхности словно бы пробежала зыбкая рябь, и откуда-то из глубины начала проявляться картинка. Сначала робко и неуверенно. Но с каждой секундой все четче. Точно так, как рождается на фотобумаге печать. Сверкнула водная гладь. Раскинулось поле. Вырос лес. Затем появилась поляна. Отблески свечей увеличились и стали ярче. И вдруг сквозь стволы неведомых сосен я увидел охваченное огнем невысокое деревянное здание. Картинка как в кино начала приближаться. Я разглядел столпившихся у пожара людей, но, странное дело, никто из них и не пытался его тушить. Они просто стояли и молча наблюдали происходящее. Вскоре я оказался к ним настолько близко, что стал различать одежду. Их темно-зеленые кафтаны. Их черные треуголки. Их тяжелые сапоги. Их огромные ружья. В это время из постройки донеслись душераздирающие крики. Один из солдат сделал было шаг вперед, и, словно ища поддержки, оглянулся на старшего. Но тот, тяжко вздохнув, покачал головой. Руки парня в бессилье повисли, он с ненавистью сорвал с себя треуголку и, обхватив голову, упал на колени и зарыдал. Соседи, не проронив ни слова, обнажили головы. Я что есть силы напряг зрение, пытаясь прорваться сквозь стену огня и дыма, и наконец увидел.

В центре постройки, сбившись в кучу, самозабвенно крестились четверо в монашеских одеяниях. Один из них, по виду главный, стоял в полный рост и, прижимая к груди икону, читал молитву. Остальные, дико озираясь по сторонам, отчаянно жались к нему и хватали за полы платья. Беспощадный огонь неистово обдавал искрами и адским жаром. Кто-то не выдержал и в исступлении закричал. Дрогнувшего тут же обняли и загородили телами. Пламя неумолимо приближалось, но монахи продолжали прижиматься друг к другу все крепче, не предпринимая никаких попыток прорваться. Было видно, они сами выбрали столь жуткий конец и теперь неистово жаждали смерти.

— Чего страшитесь? — услышал я твердый голос, пытавшийся заглушить треск лопавшихся в пламени бревен. — Огня ли временного, о вечном пламени не помышляя? Не убойтесь! Земную муку претерпевши, световидных венцов удостоитесь! Дерзайте во славу божию, не устрашайтесь! Не бойтеся пещи той! До пещи той страх от, а егда в нея вошел, тогда и забыл вся! Временный огнь токмо тело греховное разрушает, душу же от вечного пламени спасет!

Руки с иконой простерлись к небу.

— Недолго терпеть телесную муку! Миг един, и ангелы души к самому Христу вознесут! Дерзайте убо, правовернии! Тем посрамите врага видимого, тем победите и врага невидимого!..

Раздался звук падающих перекрытий, шум огня прорезали вопли ужаса. Крыша рухнула. Теперь, кроме разбушевавшейся стихии, я не видел ничего. Монахи исчезли. Крики стихли. Солдаты, надев треуголки, стали расходиться. Только один продолжал еще стоять на коленях. Спина его вздрагивала. Картинка начала медленно отъезжать в обратном порядке. Сначала исчезла поляна. Потом пропал лес. Затем поле. Сверкнула водная гладь. Отблески свечей уменьшились и задрожали. По поверхности пробежала рябь. Икона вновь приобрела прежний вид.

Я перевел взгляд на стену. Что же я видел? И что могло означать представшее передо мной жуткое зрелище? Неужели, икона мне пыталась мне что-то сказать? Но что? И что это было за место? Я стал судорожно вспоминать, где я мог его видеть, но в памяти так ничего и не всплыло. Но ощущение сопричастности меня не покидало. Я бросился к компьютеру и стал открывать подряд все скаченные за последнее время фотографии. Вдруг мелькнула знакомая водная гладь, и меня озарило. Светлояр! Ну, конечно! Как я сразу не догадался! Я возбужденно встал и принялся расхаживать по комнате. Завтра же, не откладывая, с утра поеду на озеро и узнаю всю правду!

6.

6.1. Поднялся я, против обыкновения, в восемь утра. За ночь меня не побеспокоил ни один кошмар, и настроение было отличным. Как всегда после сна я интенсивно размялся и, приняв бодрящий душ, взялся за кашу. Аппетита не было, видимо, организм еще до конца не проснулся, но я понимал, что ехать на голодный желудок все же не стоит. Нудный завтрак занял у меня около получаса, и, так и не доев до конца, к девяти я был готов к выходу. Я долго раздумывал, стоит ли брать икону с собой, но в конце концов все же решил оставить дома. Задержаться на озере я мог на несколько дней, и подвергать ее излишнему риску мне не хотелось. На прощание я только еще раз пристально поглядел на лик и, пообещав вернуться с новыми знаниями, попросил приглядеть за мной во время путешествия. Естественно, в ангелов-хранителей я не верил, но эта вещь стояла прямо передо мной и уже доказала, что кое-что может.

Автобус, проезжавший мимо села Владимирского, отходил в девять с чем-то. Я оказался на станции минут за пять до отправления и все же, несмотря на очередь в кассу, успел. Проржавевший старенький ПАЗик был набит под завязку, и я тут же вспомнил о том, как популярна в народе легенда о Светлояре. Дорога, как объяснили мне местные, должна была занять чуть более часа — расстояние между Семеновым и Владимирским составляло пятьдесят километров. Так что времени, чтобы все продумать, у меня имелось достаточно. От села потом, как я выяснил, нужно было пройти еще где-то с версту.

Когда автобус тронулся, я целиком погрузился в себя и стал прокручивать в голове все полученные об озере к этой минуте сведения. Итак, этот небольшой водоем, затерявшийся среди лесов в междуречье Керженеца и Ветлуги, имел форму почти правильного круга, воды его отличались чистотой, а глубина достигала тридцати метров. Собственно, и название его означало "светлые и глубокие воды". Возраст озера определялся в одиннадцать тысяч лет. По поводу же его происхождения на текущий момент имелось несколько гипотез, главные из которых сводились к следующим. Одни ученые утверждали, что оно карстового типа, другие объясняли его образование результатом пересечения двух глубинных разломов земной коры, также существовали версии ледникового, вулканического и метеоритного происхождения. Но единого мнения о его природе среди специалистов до сих пор не было.

С языческих времен воды озера и его окрестности считались священными и были объектом для поклонения древних славянских племен. По некоторым сведениям, в свое время там даже находился один из крупнейших религиозных центров культа бога Ярилы. Вода из озера могла храниться в сосудах много лет, не теряя ни чистоты, ни прозрачности, ни вкусовых качеств, что принесло ей славу святой. С крещением Руси священное капище было превращено в центр православной веры, и традиция поклонений, словно ничто не изменилось, продолжилась. Но особенно она укрепилась и даже обрела новый импульс благодаря сказанию о "невидимом граде Китеже".

Итак, вот что гласила легенда.

Было это в год 1239. Попущением божиим, грехов наших ради, пришел на Русь войной нечестивый и безбожный хан Батый. И разорял он города, и огнем пожигал, и церкви тоже разорял, и огнем жег. Людей же мечу предавал, а малых детей ножом закалывал, а дев блудом осквернял. И стоял плач великий.

Благоверный князь Георгий Всеволодович, слышав обо всем этом, горевал горько. И, помолившись господу и пресвятой божией матери, собрал свое воинство, и пошел против нечестивого хана войной. И когда вступили в сражение оба воинства, была сеча великая и кровопролитие страшное. Но мало было воинов у благоверного князя, и отступил он, и побежал от нечестивого царя вниз по Волге в град Китеж Малый. И долго сражался еще с ханом, не пуская его в город свой.

Когда же наступила ночь, вышел тайно Георгий Всеволодович из города и направился в Большой град Китеж. Наутро Батый пошел приступом и захватил Китеж Малый, но, не найдя князя, начал пытать и мучить жителей. И много людей в нем побил и порубил. Один из пленных, Гришка Кутерьма, не вытерпев мук, выдал тайный путь к Большому Китежу хану. И тут же нечестивый погнался вослед князю. Но когда подошли татарове к городу, что стоял на берегу озера Светлояра, и готовы были напасть, но изумились тому, что жители не только не устроили укреплений, но даже не собирались сражаться. Они лишь молились во спасение, и до врага доносился протяжный колокольный звон.

Неожиданно из-под земли вдруг забили многоводные ключи, и испугался хан, и в страхе бежал. А вода все прибывала и прибывала. И когда шум родников стих, на месте города были лишь волны. Вдали мерцала одинокая глава собора с блестящим посредине крестом, но вскоре исчез и он. С тех самых пор город невидим, но цел, и лишь чистые сердцем и душою могут увидеть в глубине озера купола его церквей, огни крестных ходов и слышать сладкий звон звонниц.

И невидим будет Китеж-град вплоть до скончания времен. И только перед пришествием Христовым снова восстанет он из вод, и войско Георгия Всеволодовича выйдет из священных врат, чтобы со всеми христианскими душами явиться на суд Божий.

Надо отметить, что в основу легенды легли вполне реальные события и лица. В XIII веке в здешних краях действительно существовало два города Китежа. Один из них, Малый Китеж, основанный, по одной из версий, еще Юрием Долгоруким, стоял на месте современного Городца. Второй, Большой Китеж, как утверждают летописи, был заложен его внуком великим князем владимирским и суздальским Юрием (Георгием) Всеволодовичем в районе озера Светлояр. В 1238 году после разорения Владимиро-Суздальского княжества хан Батый разбил в кровопролитном сражении на реке Сить войска под предводительством князя. Сам Георгий Всеволодович во время битвы погиб.

Остатки его войск, укрывшиеся после сражения в Большом Китеже, уже были Батыю неопасны, да и сам город, стоявший вдалеке от торговых путей, не являлся ни политическим, ни военным центром. Однако, состоявший практически из одних церквей, он по сути являлся одним из крупнейших храмовых комплексов православия и представлял огромную духовную ценность. Видимо, поэтому хан и отдал приказ о его уничтожении, решив тем самым окончательно истребить всякую надежду русских на возрождение. Но по непонятным причинам город врагу так и не достался.

Почему это произошло, и был ли сам Батый у его стен, неизвестно. Однако в том, что город на озере Светлояр действительно существовал, было уверено много ученых.

Например, еще в советские времена была выдвинута теория, что легенда о Китеже могла отражать реальный природный катаклизм, в результате которого произошло быстрое проседание почв и погружение стоявшего на берегу озера города под воду. В ходе подводных исследований археологи нашли на дне предметы обихода и утвари из дерева, глины и металла, которые по времени относились как раз к периоду татаро-монгольского нашествия. Однако находки носили эпизодический и разрозненный характер, да и было их не так много. Этот факт и позволил некоторым выдвинуть гипотезу, что Китеж, погрузившись в воду, мог перейти в другое измерение.

Эта фантастическая версия опиралась на распространенное в среде специалистов по непознанному предположение о том, что на границах разломов при определенном стечении обстоятельств могут соприкасаться разные измерения. В данном случае, считал ряд исследователей, смещение временных пластов и, как следствие, проседание почвы произошло в результате коллективной молитвы. Ведь она совершалась в экстремальной ситуации и притом одновременно большим количеством находящихся в одинаковом психофизическом состоянии людей. К тому же в священном и веками намоленном месте.

В доказательство приводились многочисленные рассказы местных жителей и паломников о том, что в дни православных праздников из озера доносится колокольный звон. Наблюдали это явление и некоторые эксперты, но объяснить его природу так и не смогли. Также, по убеждению верующих, воды озера обладали целебными свойствами и были способны излечить от многих болезней и недугов, а тот, кто увидит в нем отражение золотых куполов или обойдет его на коленях три раза, станет счастливым. Как пример приводились реальные случаи из жизни некоторых женщин, совершивших обряд и благополучно дождавшихся своих отцов, мужей и сыновей с фронтов Великой Отечественной.

Тем временем автобус притормозил, и водитель объявил Владимирское. Никто из пассажиров, вопреки моим ожиданиям, даже не дернулся, и я в одиночестве направился к выходу. Миф о толпах паломников тут же исчез. Не скрою, это было настоящим ударом, ведь я ждал нечто особенное. Мне думалось, что если не большинство, то как минимум половина находившихся в ПАЗике едет, точно, на озеро. Но почему я так думал, мне было неясно. Наверное, ввело в заблуждение то, что все ехали молча, а изредка доносившийся до моих ушей шепот соседей казался мне пересказом здешних легенд и баек.

И только теперь, выходя в одиночестве, я со всей очевидностью осознал, что сильно ошибся, представив их всех пилигримами. На самом деле до озера им было так же поровну, как мне до Эйфелевой башни, и каждый ехал исключительно по своим житейским делам. А я, как дурак, всю дорогу только и делал, что пристально наблюдал за окружающими и, вглядываясь в их лица, стремился настроиться на волну. Воображая, что поскольку еду в подобное место впервые, должен вести себя как можно более правильно и подготовлено. Каждый из сидящих в автобусе представлялся мне ни кем иным, как паломником, и у каждого из этих людей, я подозревал, был свой резон и ясная цель для поездки. Кто-то, думал я, намеревался набрать целебной воды, и я видел в сумке бутылки. Кто-то хотел испросить милости, и я читал в губах застывший вопрос. Кто-то ехал молиться, и я ощущал на себе сострадательный взгляд. Кто-то просто не мог без таких посещений прожить, и я искренне этому восхищался. Зачем ехал именно я, определенно, мне было сложно ответить. Да, конечно, я мог бы сказать, что ехал за правдой. Но, честное слово, всерьез на это надеяться было смешно. Я чувствовал, что из-за своего полного безверия просто не готов познать истину, и поэтому, чтобы поездка не превратилась в банальный тур, старался как можно глубже войти настрой окружавших. Главное, думал я, оказаться с паломниками на одной частоте, только так я смогу приоткрыть завесу тайны. Но увы…

Оказавшись на дороге, я огляделся. Народу не было никого, и я направился в селение. Первое, что я увидел, был заброшенный каменный храм, построенный, судя по всему, еще в царской России. На это намекала особая кладка кирпича и общий вид давно не ремонтировавшегося здания. Я не придал этому особого значения, хотя в глубине души в таком святом для православных месте подобного увидеть не ожидал. Метров через тридцать, пройдя первую пару домов, я сразу уловил контраст, что существует между городом и деревней. Мало того, что меня встретили покосившиеся и просто заколоченные дома, в самом начале улицы меня окружила стая голодных собак, а затем я стал ловить на себе и обреченные взгляды жителей. Вообще, встречавшиеся по пути люди поразили меня больше всего, поскольку мало чем отличались от самых обычных бомжей. Я имею в виду, разумеется, только их опустошенный внешний вид, поскольку крыша над головой, надеюсь, у них все же имелась.

Попадались в основном женщины. Не скажу, что совсем пожилые, но почти все закутанные в убогие тряпки, что, безусловно, всех их безумно старило. Мужиков было поменьше, лица их были небриты и пропиты, в глазах не виднелось ни искорки, ни интеллекта. Точный их возраст также определить было трудно. Так, глубокий с первого взгляда старик-инвалид мог вполне оказаться дееспособным по сути сорокалетним мужчиной.

Вся эта картина меня удручала, и чем дальше по деревне я проходил, тем тягостнее становилось на душе и терзали сомнения — а здесь ли священное озеро? И как могут жить вблизи его столь жалкие и опустившиеся люди? Но факт оставался фактом. Заброшенными оказались не только церковь и дома, не работало ни одно из кафе, ни музей, ни пресловутая комната отдыха. Все словно бы умерло после какой-то болезни. И я недоумевал. Как же так, в сердцах злился я, ведь статьи в Интернете пестрели информацией о развитой инфраструктуре и туристическом рае? Все выходило наоборот. Практически все, кроме почты и двух магазинов было закрыто. И голову сверлили только две мысли: либо я оказался здесь не в сезон — но какой может быть сезон для священного места. Либо… Либо все мной прочитанное в Сети было обычным разводом.

Однако прекращать свое путешествие по столь пустячному поводу я вовсе не собирался, ведь целью моей поездки была не еда и постель, и я решил от мрачной реальности абстрагироваться. Погода тем временем начала ухудшаться — тучи сгустились и стал моросить мелкий дождь. Вскоре деревня кончилась, единственная дорога вывела меня на мост, и впереди я увидел лес и березовую рощу. Святая земля начиналась, и я, не обращая внимания на усиливающуюся с каждой минутой непогоду, ускорил шаг.

6.2. Ли Пенг ходил из угла в угол своей комнаты и поглядывал на дисплей телефона. Настроение было подавленным. Не радовали ни успехи социалистической родины в борьбе с мировым кризисом, ни новые инициативы правительства по укреплению юаня, что в перспективе могло сулить Китаю ощутимые дивиденды. Сейчас все эти вещи были не важными. Он думал совсем о другом. О том, что должен наконец принять решение. Каким бы унизительным и позорным оно ни казалось. Необходимость поставить точку назрела.

Прошло уже две недели, как он вызвал из Пекина отряд ликвидаторов, но дело по-прежнему не сдвинулось ни на шаг. Пятеро человек по его вине маялись в посольстве в ожидании приказа, которого он по вполне понятным причинам дать им не мог. А безделье, особенно не подкрепленное перспективой, на пользу не шло. Ли Пенг видел, как нервничают и проклинают в сердцах такую некомпетентность его люди, но перспектив он им предложить не мог никаких.

Но сегодня он положит неопределенности конец. Если к вечеру ситуация не прояснится, он будет вынужден дать отбой и отпустить их обратно. Тем более что двое из них были срочно отозваны его личным приказом с выполнения другого ответственного задания, связанного с укрывшимися в США предателями, и теперь из-за его вмешательства проведение операции устранения откладывалось на неопределенный срок. А такие шаги должны быть весьма обоснованы.

Но, бог с ними, с этими жалкими ренегатами, с проблемой справедливого возмездия он мог бы еще справиться позже. Сложнее было другое. По какому-то идиотскому, не поддающемуся привычной логике стечению обстоятельств, он, профессионал из профессионалов, отдавший лучшие годы службе в одной из самых могучих в мире секретных структур, до сих пор не знал, что ему делать дальше. И обратиться за помощью и советом Ли Пенг не мог ни к кому. Он один обладал всей полнотой информации, лично общался с похитителем и был единственным, кто мог его задержать, но упустил. Так что, признайся он во всем этом своим коллегам сейчас, те, не боясь последствий, без сомнений, открыто выразили бы свое презрение. И поступили бы правильно. Он сам ненавидел и презирал неудачников.

Но почему, взывал Ли Пенг к неведомым силам, почему все это случилось именно с ним и сейчас? Почему все стало вдруг рушиться и пошло не так, как планировалось с самого начала? Где он мог просчитаться? Видит бог, он старался, как мог, и сделал все, что только было в его силах. Личность обладателя груза была установлена, имелись его актуальные фотографии и подробный список возможных контактов и мест пребывания. Границы контролировались ФСБ, а милиция объявила внутренний розыск. Кроме того, он даже сам посетил место его проживания лично…

Но что все это дало? Ровным счетом ничего абсолютно. За все время интенсивных поисков совместно с МВД не было зафиксировано ни одного звонка собачника ни матери, ни друзьям, ни бывшим коллегам по офису. Ни один из зарегистрированных на его имя почтовых адресов не посещался ни разу, ни один открытый им профайл или анкета не открывались с того дня, как он исчез из Москвы. На его паспорт не было куплено ни одного проездного документа, и ни один из агентов наружки русских ни на одном из вокзалов не опознал его по фотороботу. Ни одна из версий о связях с другими разведками также не подтвердилась. Ни исламисты, ни ЦРУ, ни Моссад не имели к этому делу никакого, даже косвенного отношения. Более того, ни одна из преступных группировок Москвы не была связана с похитителем. И ни один из допрошенных родственников или друзей не смог дать ему никакой конкретной наводки. Полученная же от матери информация о планах сына отдохнуть заграницей оказалась ложью.

В общем, осознавал Ли Пенг, он в тупике. Впервые за всю свою богатую на события практику. И избежать катастрофы, похоже, не получалось. Ситуация полностью вышла из-под контроля, и он просто не понимал, за что надо хвататься. Да и можно ли было за что-нибудь ухватиться в принципе? Взять хотя бы конфуз с задержанием объекта на Ленинском… Такого, по словам ответственного за связь с МВД, московская милиция еще не испытывала. Так красиво уйти от ОМОНа не удавалось еще никому. Наверное, представил Ли Пенг, подобного и уголовный розыск Пекина навряд ли припомнит.

Означало ли это, что он вступил в борьбу с кем-то исключительно умным и подготовленным? Безусловно. Но с кем? Ведь такую серьезную школу мог дать только многолетний опыт "горячих точек" или подготовка в спецназе. А ни к одному из этого списка подозреваемый, согласно его биографии, не подходил. И хотя было установлено, что у него имелись связи в ФСО, проработка этого вопроса тоже не дала результата. Человек будто канул. Без улик, без намека, без единого шанса взять след. Так же внезапно, как и появился. А может, подумал Ли Пенг, все это чары иконы, ее нежелание сдаться, быть захваченной в плен? Может, это и правда она, и поэтому он просто не в состоянии, не в силах что-либо сделать? Начальник Первого особого отдела почувствовал, что вспотел.

Нет, невозможно. В это поверить он просто не мог. Уж если ему удалось уничтожить руками талибов гигантские статуи Будды, как может ему не даваться какой-то божественный лик? Пусть даже неоднократно спасший Россию? Нет, замотал головой китаец, этого просто не может быть. По одной и довольно банальной причине. Потому что не может, и все. Никогда. Ведь это всего лишь икона.

Он убеждал себя, что не верит, но внутри понимал, что никаких объективных причин для провала не существует, и с каждой минутой его душу все сильнее охватывало чувство полнейшей безысходности и абсолютной бесполезности борьбы с этим покровителем русских. Ли Пенг в отчаянии зарыл лицо в ладони.

Нет сомнений, что он силен и готов ко всему. К поражению. К фатальной ошибке. К невозможности исполнить задуманное по независящим от него форс-мажорным обстоятельствам. Он даже готов к собственной смерти на благо Родины. Но оказаться обманутым деревяшкой… Такого он точно не пожелал бы врагу. И такого ему ни за что не простят в Пекине. Несмотря на былые успехи. Несмотря на высшие государственные награды и дружбу с Генеральным секретарем. Несмотря ни на что. Все эти достижения вместе взятые никогда не перевесят одного краха с иконой. Позавчера он разговаривал с поддержавшим его проект человеком из Политбюро, и тот вполне прозрачно намекнул на недовольство.

— Засуетились, крысы, — вполголоса, но не по злобе произнес Ли Пенг, поднимая голову.

Партийные бонзы правы, и он понимал их прекрасно. Мало того, что он лично провалил годами готовившуюся одну из самых секретных в истории отдела операций и нанес непоправимый ущерб репутации службы, он ставил под удар само существование и будущее своей страны. Ведь если реликвия останется в России, правительство и партия надолго позабудут о любых планах экспансии, и Третий Рим возродится. А этого допустить нельзя. Но что же делать?

Он вновь кинул взгляд на дисплей — мобильный по-прежнему молчал, не подавая признаков жизни. Новый обладатель иконы звонить ему явно не собирался, а просьба оставить свой телефон и оскорбления были лишь усыпляющим бдительность тонким психологическим трюком. Он просто меня развел, догадался Ли Пенг, отдав на откуп эмоциям и лишив тем самым малейшей способности думать. И я, как последний болван, купился, хотя по большому счету мог все в лесу изменить. Постараться уговорить. Пойти на любые условия. Заплатить любую сумму. Сделать все, чего бы тот ни потребовал. Эх, вздохнул Ли Пенг, вернуться бы прошлое…

Сейчас он был готов буквально пожертвовать всем, отдать свою жизнь, даже жизнь своих близких и детей, лишь бы вновь оказаться в том джипе с собачником. Но невозможное — невозможно. Может даже, потрогал Ли Пенг пистолет, этот день станет для него последним. Смыть позор можно лишь собственной кровью.

В дверь постучали. Кто это? Он посмотрел на часы. Без минуты двенадцать. А, они. Явились, как приказал. На совещание.

— Заходите, открыто! — крикнул Ли Пенг и нахмурил брови: говорить своим подчиненным ему было нечего.

В проеме появились фигуры.

— Товарищ секретарь, спецгруппа в полном составе по Вашему приказанию прибыла, — козырнув, выпалил старший.

Ли Пенг молча кивнул, приглашая войти. Трое мужчин и две женщины перешагнули порог. Он указал им на стулья.

— Товарищи, — обведя всех безразличным взглядом, тяжело начал начальник Первого особого отдела, когда вошедшие расселись. — По независящим от вас обстоятельствам и не по вашей вине я принял решение отменить проведение операции в России. К сожалению, до сих пор мы не располагаем никакой информацией о местоположении преступника или груза, и дальнейшее ваше пребывание в этой стране признано мной нецелесообразным. Вы отлично поработали, я объявляю вам всем благодарность. Завтра вы улетите в Пекин. О дальнейших своих действиях вы узнаете в отделе. Спасибо за понимание. Это все. Вы свободны.

Ликвидаторы переглянулись. Такого Ли Пенга им видеть еще не доводилось. Где тот энергичный и волевой человек, которого они знали еще вчера? Теперь его уже не было. Вместо него перед ними сидел утомленный сгорбленный старик, потерявший всякий интерес к жизни. И хотя голос его был по-прежнему тверд, в нем не чувствовалось уже былой убежденности. Казалось, он механически произнес заученный текст, не пытаясь вникнуть в суть сказанного.

— Товарищ секретарь, разрешите… — поднялся старший группы.

Ли Пенг молча кивнул.

— Может, имеет смысл еще подождать? Мы готовы.

— Нет, товарищи, решение принято. Нет смысла ждать ливня в пустыне. Езжайте, я останусь здесь еще на несколько дней.

С этими словами Ли Пенг поднялся и протянул для пожатия руку.

— Гао бе 1! Желаю удачи!

Старший подошел и крепко сжал сухую жилистую ладонь. Ли Пенг посмотрел в ответ так, как будто прощался с ним навсегда. Женщины загрустили. Лицо их некогда всесильного начальника осунулось, глаза были тусклы, губы почти побелели. Без сомнений, он был надломлен, воля покинула его, и они чувствовали, что, может, видят его живым и целым в последний раз. Кто-то попытался было предложить выпить, но Ли Пенг, замотав головой, вновь опустился в кресло. Взгляд его был устремлен в пустоту. Он явно желал одиночества.

Ликвидаторы козырнули и вышли. Начальник Первого особого отдела включил телевизор и прибавил звук. Теперь он хотел кое-что написать для семьи. Но не про то, кому из детей достанется дача или потрепанный джип. Он должен был поделиться сокровенным.

Ли Пенг вытащил из принтера лист бумаги и от руки написал: "Моей любимой супруге и дорогим сыновьям". ____________________________________________________1. Прощайте (кит.)

Потом, подумав с секунду, скомкал лист и бросил в урну. Нет, надо все же начать с сыновей, решил он, им продолжать его дело. "Моим дорогим сыновьям и любимой супруге". Вот, так будет лучше. Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и уже готов был нарисовать очередной иероглиф, как вдруг раздался звонок.

Ручка вывалилась из рук, а сам Ли Пенг побелел. По этому аппарату он мог ждать только одного звонка, но, может, слух его на нервной почве обманывает. Он продолжал, не шелохнувшись, сидеть, чтобы убедиться, что это не галлюцинация, но телефон упрямо повторил свой зов и во второй, и в третий раз. Начальник Первого особого отдела схватил сотовый и посмотрел на дисплей. Номер не определялся. Он включил в аппарате диктофон и, нажав на кнопку селектора, приказал немедленно определить координаты звонившего. И только потом нажал кнопку вызова.

— Алло, я слушаю, — по-русски, чуть дрожа, произнес он, делая паузы.

От возбуждения сердце рвалось из груди, но он понимал, что должен продержать говорившего как можно дольше на линии.

В ответ ему в ухо нечеловечески загоготали.

— Алло, говорите, я слушаю. Это кто?

— Это я… ха-ха… мой китайский брат… ха-ха… помнишь? — с трудом разобрал Ли Пенг сквозь истерический хохот.

Безусловно, несмотря на странный смех, он узнал этот голос, но сомнения до сих пор оставались. Начальник Первого особого отдела обвел внимательным взглядом комнату. Нет, однозначно, он в полном уме и ему ничего тут не кажется. Неужели, удача?

— Да, я вас понял, — как можно спокойнее произнес он, с трудом сдерживая подступившую радость. — Вы где? В Москве?

— Не важно… ха-ха… — с трудом выдавили в ответ. — Жду тебя… ха-ха… четвертого… ха-ха… на Светлояре… ха-ха… миллион евро… ха-ха… один… ха-ха… иначе сделки не будет…

Ли Пенг попытался еще что-нибудь спросить, но собеседник неожиданно отсоединился. Взволнованный китаец выскочил из-за стола и, выбежав из комнаты, метнулся в техслужбу. Специалист как раз доставал из принтера распечатку.

— По предварительным данным, объект находится в Нижегородской области, — отрапортовал тот, протягивая бумажную "простыню". — Более точно мы сможем определить координаты завтра утром, когда получим точные данные спутника.

— Выполняйте! — скомандовал Ли Пенг и, твердой походкой направившись в кабинет к послу, бросил удивленному референту. — Спецгруппу ко мне! Быстро! Быстро!

6.3. Я приблизился к лесу. Роща оказалась аллеей, окрашенной в золотые цвета, и хотя мне не терпелось поскорее ступить на тропинку, я остановился. Перед началом трипа хотелось подробнее ознакомиться с маршрутом, благо для этого у начала аллеи висел специальный стенд. Вскоре все нюансы предстоящей прогулки мне были ясны, и я оторвал взгляд от схемы. Дождь продолжал упорно накрапывать, но несмотря на это внутри у меня было спокойно и празднично. Все негативное осталось в деревне позади, так что теперь я ожидал встретить только хорошее.

Неожиданно я услышал движение и обернулся. Виляя хвостом, по кругу ко мне приближался неясной породы пес. Окрас у него белый, вид незлобный и гордый, я бы даже сказал, благородный, что было совсем непохоже на местных собак. В отличие от сородичей, этот совсем не стремился разжалобить меня на подачку и этим одним внушал уваженье. Откуда он взялся, я не заметил, но, определенно, среди тех сельских псов я его точно не видел. Да и как вообще он мог приблизиться ко мне незамеченным, если еще в середине улицы я разогнал всех собак и потом неоднократно оглядывался, проверяя, не увязался ли кто. Значит, получалось, он появился прямо из леса, пока я рассматривал стенд. Но что он там делал один? Да в такую погоду? И почему добродушно виляет хвостом, когда все остальные его поджимают? Да еще так лукаво щурит мне глаз?

Пока я мучился этими вопросами пес подошел на расстояние пинка и остановился. Видимо, он был еще не до конца уверен в моих намерениях и потому решил не рисковать и проверить. Видя его сомнения, я аккуратно присел и, поманив, почесал на голове за ухом. Пес облизнул мою руку. Сцена эта тронула меня до глубины души, и я, ни на секунду не раздумывая о том, насколько долго могу задержаться в лесу, снял свой рюкзак и, достав кусок колбасы, отломил половину. Пес в тот же миг радостно взял еду у меня прямо с ладони.

— Как тебя зовут, бедолага? — спросил я, продолжая гладить чавкающего пса и разглядывая ошейник: тот был сплошной, без застежки, сделан из нежной кожи и имел необычный орнамент по всей длине.

Мой новый друг не ответил и лишь облизнулся, а я вспомнил тотчас Самурая, который остался в Москве. В груди защемило. Как он там без меня? Я так скучаю…

Пес будто бы понял мою тоску и уткнулся, как мой стаффордшир, мне в подмышку. Я обнял его за шею и печально вздохнул. Надо будет как-то связаться с мамой. Меж тем бедолага лизнул меня в лицо и направился к лесу. Я не двигался с места. Пройдя метров пять, пес внезапно остановился и вновь посмотрел на меня. По морде, казалось, скользнула улыбка. Сомнений быть не могло, он приглашал идти за ним следом в аллею. Я еще раз огляделся по сторонам, но, так и не заметив ничего подозрительного, повиновался. Кроме нас двоих вокруг не было ни души. В голову тем временем мне пришла мысль о том, что пес нарочно встречает здесь людей в надежде получить от них что-нибудь вкусное. Но почему он тогда меня так странно сейчас ждет?

Тропика в аллее, прозванная в народе "Батыевой тропой", по которой согласно легенде приблизились к Китежу татаро-монголы, вывела меня на небольшую возвышенность, с вершины которой мне открылся вид на озеро. Большую часть водоема еще закрывали деревья, но по мере того как я приближался, те безропотно расступались. Вскоре лес раздвинулся совсем, и я вышел на берег в предвкушении чего-то особенного. Представшая моему взору картина, и вправду, оказалась великолепной. Я был буквально очарован озером и все не мог наглядеться, будучи не в силах ни оторваться, ни даже вымолвить слово. Зрелище было волшебным. Пожалуй, такой красоты водоемов я в своей жизни не видывал.

Почти идеальной овальной формы безупречно синее озеро было гладким и ровным, и лишь совсем самую малость поверхность его теребил мелкий дождь. Со всех сторон плотной стеной его обступал древний лес, игравший осенними красками. Слева на холме возвышалась деревянная часовня. И никого. Ни одного из тех, кто мог осквернить его чистоту своим пошлым присутствием, не наблюдалось. Я попытался представить, как могла выглядеть эта местность тысячу лет назад с куполами и храмами, и благоговение мое еще больше усилилось. Тем не менее, пройдя немного вдоль берега, я с сожалением отметил, что озеро на самом деле не так велико, как казалось ранее, а после меня посетила и вовсе крамольная мысль. Я мог согласиться с легендой в той части, что когда-то на берегу Светлояра стоял Китеж-град, но то, что тот мог вместиться в столь скромную чашу, мне, откровенно, не верилось. Ведь город, рассуждал я, состоял не только из церквей и храмов, там были башни и стены, хоромы князей и бояр, домишки работного люда. А по представшим моему взору размерам в него не смогло бы войти даже селенье Владимирское.

Однако это умозаключение ничуть меня не смутило и не ослабило ощущения одухотворенности, в котором я пребывал. Наоборот, мне показалось, реальный город здесь вообще ни к чему. И появись он тут даже в далекой древности, озеро б неизменно погибло и потеряло свой сказочный вид. Ведь нет ничего прекраснее девственной, чистой природы, а человек, в какой бы век он ни жил, все равно сделает свое черное дело. С такими мыслями я и спустился к воде по мосткам.

Подойдя к самой кромке, я уселся на корточки и, нагнувшись, зачерпнул из озера прямо ладонью. Однако то ли пальцы оказались неплотно сжатыми, то ли в принципе донести до рта таким образом жидкость не так-то легко, попробовать светлоярской водицы не получилось. Справа неожиданно появился исчезнувший пес. Он также подошел к воде, посмотрел на меня хитрым взглядом и, как будто бы вновь улыбнувшись, принялся жадно лакать. Однозначно, он взял меня под опеку и теперь неустанно вел. Изловчившись, я встал на колени. А почему бы и нет, в самом деле, подумал я. Какая, в конце концов, разница!

Утолив жажду и так и не увидев в глубине ни куполов, ни крестов и не услышав колокольного звона, я оглядел периметр озера. Обходить его прямо сейчас мне не хотелось, поскольку, судя по схеме, до могилы трех старцев было еще километра три. Так что лучше, рассудил я, добраться до самой дальней точки, а обойти вокруг Светлояра я успею и на обратном пути.

— Ну, что, приятель, веди теперь к источнику и могилам, — позвал я пса и поднялся с коленей.

Тот радостно завилял хвостом и вприпрыжку побежал к церквушке. Я стал взбираться на холм следом за ним. Добравшись до часовни, я обнаружил, что двери ее закрыты, и никого кроме меня и собаки по-прежнему нет. Тем временем пес куда-то пропал, не отзываясь ни на свист, ни на голос. Я огляделся. Где-то неподалеку должен был находиться камень с отпечатком ступни Богородицы, которая, согласно поверью, прикоснулась к нему ногой, отвращая от городских стен войско Батыя. Я приступил к поискам, но искать следовик не пришлось — он лежал совсем рядом, напротив вкопанных в землю молельных крестов. Я подошел.

Своей формой сверху камень чем-то напоминал квадрат, и на поверхности его действительно имелось углубление, напоминавшее человеческий след. Точнее, отпечаток ступни ребенка или маленькой женщины. Я осторожно пощупал выемку, начинавшую уже заполняться водой, но никаких следов пятки и пальцев не обнаружил. Но кто сказал, что отпечаток не мог быть оставлен обутой ногой? Я оторвал взгляд от камня и вновь наткнулся пса. Тот терпеливо ждал меня впереди, подняв умную морду. Я еще раз провел по камню рукой и, оставив на счастье монетку, двинулся дальше.

Через какое-то время мы вышли к полю, и я взглянул на часы. С момента моего выхода из автобуса не прошло и часа, но погода окончательно испортилась. Теперь, стоя на открытом пространстве, я ясно чувствовал, как силен ветер и начинает хлестать в лицо дождь. Казалось, кто-то нарочно не хочет, чтоб я продолжал свой путь, стремясь напугать и отвратить в деревню. Взгляд мой упал на ботинки и куртку. Я был в грязи и промок. Я обернулся. А, может, лучше все-таки завтра? Пока до села не так далеко? Ну, никуда ведь они же не денутся, правда? Ни этот ключ, ни могилы. Что толку месить тут дерьмо?

Подбежал пес. Шерсть его тоже намокла и теперь смешно облегала тело, уменьшив и без того тощий вид. Глаза его улыбались.

— Ну, что, чертенок, грозы не боишься? — подбадривая самого себя, крикнул псу я. — А то без тебя мне кранты! Ну, чудо, давай, веди дальше! Дороги не знаю!

В ответ тот призывно залаял и побежал. Я двинулся следом по полю.

Я шел медленно, с трудом переставляя разъезжающиеся на скользкой земле ноги и непрерывно ругаясь. Дождь теперь превратился в ливень и сек как из шланга, а ветер пытался сбить меня с ног, что ему иногда удавалось. Однако стоило мне со всего размаху плюхнуться в жижу, я тут же немедленно поднимался и упорно двигался дальше. Мне было наплевать на то, как я выгляжу, и что подумают люди, а про стихию я вовсе забыл. Единственное, что продолжало будоражить мой мозг, была мысль о том, что если уж мне суждено пройти по священным местам, то лучшего времени и не придумать. Ведь круче экстрима мне не сыскать! А заодно и будет, что вспомнить!

Мой белый проводник неустанно семенил впереди, периодически оглядываясь и проверяя, на месте ли подопечный. И отныне я уже не был уверен в том, что он провожает так каждого, и даже готов был поспорить на то, что встретил его не случайно. Минут через сорок поле закончилось, и мы снова приблизились к лесу. Вход в него обозначала широкая просека, и я, не задумываясь, смело шагнул под листву.

Идти стало заметно легче, к тому же вскоре собака привела меня к деревянным мосткам. Видимо, еще в давние времена их проложили как раз на случай такой непогоды. Жаль, я не знал имен этих добрых людей, а то бы поставил им памятник. Твердая поверхность под ногами укрепила мою веру в победу, и я еще более уверено двинулся дальше. Пес снова куда-то пропал.

Лес был сказочно красив и необычен. Вековые сосны перемежались с молодыми березами, а пышные ели соседствовали с осинами и липами. При этом каждое из деревьев имело свой собственный цвет, и все вокруг буквально взрывалось от буйства красок. Но особенное впечатление на меня произвели многочисленные стволы, склоненные в виде дуг прямо над просекой. Вполне живые деревья были выгнуты так, что мне иногда казалось, будто это искусно сооруженные кем-то неведомым арки. Такое, как я неоднократно слышал с экрана из уст уфологов, могло происходить в случае повышенной концентрации гео- и электромагнитных излучений, характерных для так называемых "мест силы".

Через какое-то время мостки повернули, и я, отдалившись от просеки, вышел к купальне и роднику. Пес был уже там и приветливо помахивал хвостиком. Я добрался до навеса и сел на скамью. Теперь можно было отдышаться и отдохнуть. Дождь начал ослабевать, и сквозь хмурое небо стало проглядывать солнце. До могилы старцев, по моим предположениям, оставалось еще метров четыреста. Через двадцать минут, подкрепившись остатками колбасы и испив из святого источника, я был готов к последнему рывку. Пес лежал у моих ног и облизывал шкурки.

Я погладил своего поводыря и поднялся с лавки. Путь мне по-прежнему указывали мостки. Пес потянулся, зевнул и, обогнав меня, скрылся в чаще. Мне ничего не осталось, как пойти за ним следом.

Вскоре показались кресты, и я вышел к поляне. Солнце окончательно слезло с туч, и теперь на листьях и траве повсюду играли в лучах изумрудные капли. Кресты оказались не меньше трех метров в высоту, я обошел их и, снова встав к ним лицом, задумался. Где-то под ними, как говорили, покоился прах неведомых старцев, но проверял ли кто-нибудь эту гипотезу, я сомневался. Тем не менее, несмотря на мой скептицизм, место отчего-то казалось мне очень знакомым, но где я его уже видел, я вспомнить не мог. Собака вновь потерялась из виду, и я остался один. Ощущение дежа вю упорно не покидало, и я стал терпеливо перебирать в памяти все фотографии, что успел к той минуте скачать из Сети. Разумеется, вид крестов был мне знаком именно по ним, но в данном случае воспоминания были связаны вовсе не с ними. Поляна — вот что казалось мне виденным прежде. Но как и когда — тут был вопрос.

Я снова обошел вокруг крестов, но уже по краю леса, часто останавливаясь и пристально вглядываясь в пейзаж. Сердце отчаянно колотилось, и я снова, как и у озера, попытался представить себе, как могло тут все выглядеть годы назад. И вдруг меня осенило. Да, я вспомнил эту картину очень отчетливо. Водная гладь. Поле. Лес. И поляна. Все точно так, как тогда на иконе. Все точно так. Вот здесь стояла объятая пламенем хижина, а тут перед ней рыдал на коленях солдат. Да, верно, все было именно так. На месте этих самых крестов и могил. Я вновь стал переживать то ужасное зрелище и вдруг ощутил, как наворачиваются на моих глазах слезы, как замирает дыхание и растет в горле ком. И чуть сам не расплакался.

Кем же были эти несчастные, не пожелавшие принять новых канонов и предпочтившие смерть бесчестию, вопрошал я. Но ответить на мой вопрос здесь было некому. Ни имен, ни названий на крестах, увы, не имелось. Я позвал было пса в надежде, что тот как обычно даст мне подсказку, но он так и не показался. И я все продолжал стоять, опустив голову и гладя кресты, не в силах сдвинуться с места. Я находился всего в двух шагах от развязки, но она опять ускользала…

6.4. Назад к Светлояру я возвращался уже в одиночестве. Пес, как пропал у крестов, так больше не объявлялся — видимо, он посчитал свою миссию выполненной, либо я ему к этому времени надоел. Во всяком случае, по дороге обратно он мне уже не попадался. Несколько раз в лесу и на поле я пытался еще кричать и звал его к себе, но все было тщетно. Он исчез так же внезапно, как и появился.

Назад я шел гораздо медленнее, чем сюда, и уже никуда не торопился. Дождя не осталось и следа, на ветках защебетали птички, земля начала подсыхать. Но меня перемены в погоде не радовали. Я был погружен в раздумья и очень расстроен. Вернее даже, я был зол на себя за то, что так легко поверил во все эти сказки. Конечно, путешествие по-любому пришлось мне на пользу, но главной цели поездки я не достиг. Икона по-прежнему оставалась для меня полной загадкой, и я до сих пор так и не смог не смог вскрыть ее тайники.

Часа через два, усталый и изможденный, я приблизился к озеру. Сотовый показывал четыре часа дня, и я решил наконец выпить водки. Было не холодно, но оказавшись без движения и цели, насквозь промокший и еще до конца не высохший, я начинал замерзать. В рюкзаке валялось с десяток соленых огурчиков, банка рыбных консервов, пластиковые стаканы и хлеб. Я вынул бутылку и огляделся. Ни единого человека вокруг по-прежнему не было, а мне так хотелось кого-нибудь угостить. Ладно, подумал я, не беда, вот, приму двести грамм, отдохну и пойду обходить озеро. Автобус ехал обратно в районе шести, но я решил этим вопросом не заморачиваться и, если не успею, добираться на тачке. Благо наличие средств мне позволяло.

Сев на скамью, я поменял носки, по-простецки разложил на газетке свой закусон, открыл банку с горбушей и опрокинул стакан. Сорокаградусная жидкость обожгла пищевод и желудок, я с хрустом откусил пол-огурца и заел куском черного хлеба. Внутри стало тепло и вроде бы легче, и состояние неудовлетворенности начало проходить. Я тут же налил себе еще, но только успел поднести к губам очередную сотку, как вдруг услышал:

— Не угостите, милейший?

От неожиданности я чуть не выронил стакан и с изумлением повернулся в сторону голоса. Слева от скамейки метрах в двух стоял бородатый старик с котомкой и посохом в странной одежде. Лицо его и исходивший от него запах отчего-то показалось мне очень знакомым, но я уже перестал чему-либо удивляться.

— Почему бы и нет, — ответил я, отодвигаясь и стыдливо пряча развешанные для просушки носки.

Стаканов и водки мне было не жалко, да и навряд ли я б выпил все это один. Я порылся в сумке и протянул старику стакан. — Вам полную?

— Благодарствую, — разулыбавшись, произнес дед, не делая традиционного для здешних жителей ударения на "о". — Мне здешняя водка в последнее время очень нравиться стала.

Он поклонился, принял угощение и, отложив посох, со знанием дела осушил стакан. Я придвинул к нему огурцы и рыбу, но он отказался. Вместо этого он отломил лишь корку хлеба.

— Вы здешний? — поинтересовался я.

— Ну, можно, сказать и так, — таинственно произнес дед.

— Николай, — протянул я ладонь.

— Варлаам, — пожал мне руку старик. — Откуда сам будешь, Микола?

Я на секунду задумался. Страшная мысль обожгла меня: а не засланный ли это кем-нибудь казачок? Я пристально вгляделся в лицо старика и внимательно огляделся. Вокруг как обычно не было ни души, но меня упорно не покидало чувство, что я его знаю. Тот невозмутимо жевал свой кусок и не торопил меня с ответом.

— Так, турист, — неопределенно произнес я. — Вот, на озеро поглядеть приехал.

— Хорошее дело, — понимающе закивал дед и коснулся меня хитрым взглядом.

Я догадался, что он имел в виду, и налил себе и ему еще по одной.

— Ну, тогда за знакомство!

— Дай бог и тебе всего… — забормотал старик и протянулся к банке с огурчиками. — Угоститься, сынок, можно?

Я кивнул и навалил себе на хлеб следом горбуши.

— Соскучился я что-то по водочке, — продолжал как бы сам с собой Варлаам, поднося стакан ко рту.

Пока он пил и закусывал, я стал его снова рассматривать. Длинные, немытые седые волосы опускались почти до локтей, густая белая борода была также спутана. Одет он был в длинную спадающую до земли темную грязную власяницу с веревочным поясом, какие носят отшельники. На плече висела заштопанная тряпичная котомка. Ноги старца были обуты в потертые сапоги. В общем, сходу я принял бы его если не за бомжа, то за какого-нибудь бродягу. Правда, к чему бродяге этот языческий кожаный ремешок на голове… Стоп. Я вспомнил! Это тот дед, что подвозил меня как-то до дома. Но, как же он, право… И ремешок. Я пристально вгляделся в лоб старца. Нет, я не мог ошибиться, это был точно он. Такой же, как и ошейник у пса, с таким же странным рисунком.

— Скажите, Варлаам, — стараясь не выдать, что узнал его, спросил я, — а вы собаку сегодня случайно тут не теряли?

В ответ дед лукаво поглядел мне в лицо и глаза его вновь улыбнулись.

— Нет, не терял.

Мы молча выпили еще по стопке. Бутылка и банка с рыбой опустели, и Варлаам загрустил. Я по-прежнему не решался беспокоить его своими расспросами и тупо глядел на воду. Прошло минут семь.

— Пойдем, посидим на холме у церквушки, — неожиданно обратился ко мне старик. — Поболтаем. Ты хлопчик хороший.

С этими словами он неторопливо поднялся и, не дожидаясь ответа, стал уверенно подниматься к часовне. Я не двигался, раздумывая, стоит ли идти, и только глаза неотрывно следили за старцем. Кажется, я был уже достаточно пьян и не совсем понимал, что происходит. Голова немного кружилась. Тем временем Варлаам продолжал идти, не оборачиваясь. И тут мне показалось, что от церкви донесся знакомый лай, я быстро побросал в рюкзак остатки продуктов и двинулся в гору.

Взобравшись на холм, я обнаружил старца, собирающего хворост и готовящегося развести огонь, но собаки нигде рядом не было. Может быть, мне показалось?

— Здесь нельзя жечь костры, вы в курсе? — неуверенно запротестовал я, увидев, как он бережно укладывает ветки. — Охранная зона.

— Мне можно, — улыбнулся старик. — Сходи лучше, воды принеси, — и протянул мне неизвестно откуда появившийся котелок.

Я скинул рюкзак и поплелся обратно к озеру, недоумевая, откуда взялся здесь этот котел. Ведь наверху ничего подобного не было, это я помнил точно. Минут через пять, набрав воды до самых краев, я вернулся к часовне. К моему изумлению, Варлаам уже успел развести огонь и теперь, протянув к нему руки, восседал на валуне со следом. Я передал ему котелок и присел на соседний камень.

— Вы знаете, что сели прямо на отпечаток ступни Богородицы? — спросил я. — А это кощунство.

— Разве? — спокойно произнес Варлаам, поерзав на камне. — А по мне, если матерь божья становилась на него ногой, почему бы нам, простым смертным, не посидеть здесь с дороги? Ведь это всего лишь валун.

С этими словами он бесцеремонно выплеснул половину котелка прямо мне под ноги и поставил его на огонь.

Пока вода грелась, мы молчали. Правда, я то и дело порывался начать разговор, но старик не обращал на меня никакого внимания. Было ясно, что пока он не сделает то, что задумал, толку от него не добьешься.

Вода закипела быстро. Довольный дед снял котелок с огня и поставил на землю. Затем, порывшись в кармане, извлек из него бумажный кулек.

— Что это? — наконец, с подозрением спросил я.

— Так, грибы, — невозмутимо ответил Варлаам и высыпал в кипяток содержимое свертка.

— А вы уверены, что они не опасны? — осторожно поинтересовался я.

— Нет, — невозмутимо ответил дед. — Но на все воля божья, и каждому свой срок. И ничто не в силах изменить этого. Я, если честно, вообще даже не понимаю, как можно бояться есть то, что растет прямо в лесу под носом. А ты что, Микола, трусишь?

— Я? Я даже не знаю… — неуверенно ответил я. — Не ожидал просто как-то. Я в курсе, что на Руси мухоморы всегда издревле ели. Но чтобы вот так…

Старик рассмеялся.

— Нет, Микол, мухоморы варяги особо жаловали, да воины перед битвой жевали — от них боль при ранении не чувствуешь и смерти совсем не боишься. А мы, люди мирные так, что попроще…

Больше вопросов у меня к Варлааму по этому поводу не было, и я с нетерпением стал дожидаться, когда остынет отвар. Как только он снимет с костра котелок, я сразу приступлю к допросу, пообещал сам себе я и принялся наблюдать за дедом. Меж тем время приблизилось к семи, и начинало смеркаться. Но ни этот факт, ни шанс зависнуть тут до утра меня не пугали. Почему-то я был абсолютно уверен в том, что все обойдется. Во всяком случае, старик мне этот был уже знаком и вполне симпатичен и, даже не скрою, весьма интересен. Более того, я чувствовал, мы с ним уже на одной волне. К тому же я никуда не спешил и делать мне было нечего.

Наконец Варлаам помешал варево палкой и удовлетворенно крякнул.

— Можно пить, — произнес он и протянул котелок мне.

— Нет, сначала вы, — вежливо отказался я, не забыв про осторожность.

Старик невозмутимо поднес металлические края к губам и сделал несколько глотков. Затем передал отвар мне. Я сделал то же самое и как ни странно не умер.

— Ну, давай, спрашивай, что хотел. Теперь я готов, — произнес дед, доставая пальцем поганки и отправляя их в рот. — Вижу, парень ты ничего, отчего б не ответить.

— Расскажи про икону, — неожиданно без предисловий выпалил я и спохватился. — Ну, про икону Казанской Божьей матери. Правда, что она Русь от врагов спасала?

— Достоверно известен только один факт, — начал старик. — При освобождении от поляков Москвы, куда она прибыла в обозе Минина и Пожарского.

— А я слышал, было еще как минимум два, — удивился я. — При нашествии Наполеона и во время Великой Отечественной.

— Ну, не знаю, — проворчал Варлаам. — С Наполеоном тут, однозначно, все ясно. "Генерал Мороз" Кутузову помог. А что касается Сталинграда, который ты имеешь в виду, тут тоже вопросы имеются. Во-первых, не верю я, чтобы большевик Сталин вообще на такое дело решился. А во-вторых, не могла она тогда оказаться у коммунистов в руках, потому что спрятана была. Староверами. За много веков до войны. Просто горазд у нас народец на выдумки разные, вот напраслину и сочиняет.

— А где она сейчас? — наконец, начал я свой допрос.

— А бог ее знает. Одному Ему это и ведомо, — ушел от ответа старик, многозначительно посмотрев на небо.

— А как же информация о том, что в 2004-ом икона, якобы хранившаяся в покоях Папы Римского Иоанна Павла Второго, была возвращена Русской православной церкви?

— Ты больше телевизор слушай, он тебе еще и не такое расскажет! Так тебе запросто католики подлинник и отдали! — завелся старик. — Это был всего лишь один из списков! Знаешь, сколько их по миру нынче-то бродит? Сотни тысяч! А может, и больше!

— Значит, ее до сих пор нет ни в одном из храмов и частных коллекций ни у нас, ни за границей? — не унимался я.

— Тьфу ты, настырный какой! Ну, что ты будешь с таким делать! — махнул на меня дед рукой. — Говорю же тебе, все эти годы у старообрядцев она хранилась.

— Ну, я же сам лично читал в Инете, — настаивал я, — что в девятьсот четвертом ее сожгли воры, украв из Богородицкого монастыря в Казани.

— Где, где читал? Неправда все это! И сгорела тогда не икона, а снова список. Правда, есть сведения, недавно… — украдкой огляделся дед и заговорчески придвинулся ближе, — будто бы она вновь в миру объявилась. Говорят, один кореец украл ее у раскольников и хотел иностранцам продать. Да так и не смог. Совесть беднягу замучила…

— И что дальше? — побледнев, перебил его я.

— Дальше? — удивился Варлаам. — Ну, дальше известно, что. Теперь, если это все правда, то, верно, томится на руках у какого-нибудь бездельника, который не знает, как с нею быть. А такие ведь вещи лихих людей, как мед, завлекают. Честно говоря, мне даже этого несмышленыша жалко. Рано или поздно ведь все равно беду на себя накличет. А тогда уж назад пути нет. Опасное это дело — такую ценность у себя рядом держать. Она обществу принадлежать должна, людям. А одному за нее зараз жизни лишиться можно. А ты чего встрепенулся-то?

— Да так, ничего, — лихорадочно пробормотал я, заметавшись. — Просто, интересуюсь. А вы-то откуда все это знаете?

— Я-то? — искренне изумляясь, переспросил Варлаам и, отхлебнув отвара, передал котелок мне. — Да знаю уж, ты мне поверь. Слушай, Микол, а давай, я тебе что поинтереснее поведаю… Ты ведь, небось, хочешь знать, чьи могилы в лесу-то были, а?

— Да я вроде знаю, — обрадовался я, садясь, перемене темы. — И как понимаю, тут существуют две версии. По одной, там располагался секрет из трех китежских богатырей, которые приняли неравный бой с войском Батыя. По другой, в этом месте произошла битва дружины князя с татаро-монголами. Легенды гласят, что сам Георгий Победоносец спустился на землю, чтобы помочь защитникам Китежа, но конь его споткнулся, и на этом месте забил святой источник. Ну, там, где сейчас купальня и родник. То есть, иначе говоря, кресты — это могилы павших воинов.

— Ну, это тоже все сказки, — перебил меня дед. — А теперь слушай, как все было по-настоящему…

6.5. — В 1648 году родился у царя Алексея Михайловича "Тишайшего" сын Михаил. Но не найдешь ты Микола, сколько не ройся в учебниках, такого человека! Установлено точно, что было у царя шесть сыновей — Дмитрий, Алексей, Федор, Симеон, Иван и Петр, и нет никаких упоминаний ни про какого Мишу. Однако давно известно, что на Руси издревле первенца всегда называли в честь деда, в данном случае в честь основателя династии Михаила Романова. Так где же он, этот первенец, спрашивается? То-то. А началось все со второй женитьбы царя Алексея Михайловича на Наталье Кирилловне из рода Нарышкиных — будущей матери Петра Первого. После смерти прежней супруги Марьи Ильиничны Милославской, молодая Нарышкина, разумеется, всеми силами старалась как можно сильнее привязать к себе мужа и обеспечить своему отпрыску Петру царский престол. Поэтому сразу после его рождения при дворе она начала плести интриги, и вот-вот могло дойти дело до смертоубийств. К этому времени уже умерли сыновья царя Дмитрий и Алексей, а в стране происходили затеянные патриархом Никоном реформы. В тысячах церквей по всей России менялись устои, миллионы русских людей были ввергнуты в шок, власть же пыталась насадить все новое силой. Сотни лет церковные обряды сохранялись в том первозданном виде, как были приняты от греков, и народ с детства впитывал с молоком молитвы и ритуалы, теперь же его заставляли все поменять на чужой лад. И вот однажды, не дожидаясь отравления или чего пуще обвинения в заговоре, отстраненный влюбленным в новую женушку отцом от государственных дел, молодой царевич Михаил тайно бежал из столицы. Так сказать, от греха подальше, а заодно с целью разобраться вдали от дворцовой грызни среди умных книг и мудрых людей в сути раздирающего страну церковного противостояния. Ведь как-никак он был старшим сыном царя, и именно его народ видел своим будущим правителем. Путь свой он определил сюда, в глухие леса нижегородского Заволжья, где близ озера Светлояр монахами-отшельниками уже были к той поре основаны тайные обители. Узнав о побеге сына, разгневанный отец своим Указом лишил беглеца прав на престолонаследие и объявил преемником следующего по старшинству царевича Феодора. Сам же царь преставился в муках через два года. Разумеется, после кончины монарха Нарышкины с новой силой принялись разыгрывать свою карту, но благодаря дочери покойного царя Софье, заручившейся поддержкой бояр, им не удалось отстранить от престола Федора и провозгласить на царство четырехлетнего Петра. Но от планов своих они, естественно, не отказались, а лишь затаились до лучших времен. Меж тем, прослышав о местонахождении законного наследника Михаила, к месту его отшельничества начал стекаться народ. Спасшиеся после жестокой расправы соловецкие монахи, недовольная новыми порядками знать, казаки, да и просто разный народ. Десятки тысяч не принимавших никоновские реформы и новоиспеченного царя Федора потянулись в Керженское Заволжье. Переезжали целыми селами. И начало здесь все преображаться. Замостились гати, прорубились тропы и просеки, построились скиты, возвелись храмы и церкви. Число переселившихся превысило количество живущих в тогдашнем Нижнем Новгороде и все продолжало расти. Представляешь, прямо на глазах у власти и церкви возникало новое самостоятельное и непокорное духовное государство? Тем временем, наблюдая успешное начало правления брата Федора и веря в его будущее царствование и долгую жизнь, Михаил отписал ему секретное письмо, в котором сообщил, что не имеет желания возвращаться в Москву и решает остаться жить в лесу с простым людом. Однако Феодор по неопытности не сжег письмо сразу после прочтения, а поделился его содержанием со своим окружением, а оттуда сведения дошли и до Нарышкмных. Вскоре молодой бездетный царь Федор умер, так и не успев отдать распоряжений о преемнике. И снова закрутилась дворцовая круговерть, и в обход следующего по старшинству царевича Нарышкины опять попытались выдвинуть на трон Петра. И вновь им помешала Софья. Взбаламутив стрельцов, она подняла их на восстание, и те провозгласили царицей ее. Но делить власть с Михаилом Софья тоже не собиралась. Будучи умной, властной и честолюбивой женщиной она пресекла в Москве все попытки раскольников выступить в защиту законного государя. Кроме того, она сохранила в силе Указ отца о лишении Михаила всех прав и умножила гонения на поддерживавших его старообрядцев. Однако царствовать ей пришлось недолго. В результате очередного переворота Петр со своими сторонниками все-таки пришел к власти, Софью лишили трона и постригли в монахини. Но с приходом Петра преследования староверов лишь усилились. Уж больно большую угрозу в них видел для себя юный царь. В конце концов, он и вовсе решился убить Михаила, вокруг которого собрались к тому времени уже не десятки, а целые сотни тысяч не признающих ни новых порядков, ни нового государя людей. В общем, в керженские леса на розыски был послан целый военный отряд. Проводником в нем служил игумен Питирим, родившийся и выросший в этих краях. Никто из живущих на Светлояре, кроме посвященных старцев не знал Михаила в лицо, да и вел тот жизнь не как богатый и знатный, а как простолюдин, поэтому искать его солдаты стали через пытки и казни. И много людей тогда погубили. Видя же происходящие бесчинства и не желая больше смертей невинных, Михаил решил открыться и сдаться. В то же самое время он прекрасно знал, что живым Петру никак не нужен, и поэтому решил пойти на крайнюю меру и выбрал вместо безвестной гибели самосожжение. Святые старцы отговаривали его, убеждали, что между жизнью царского сына и простолюдина большая разница. Но Михаил был непреклонен. И вот вскоре на небольшой поляне, где стоял вдалеке от людей старый скит, солдаты его нашли. Михаил Алексеевич и три его старших сына заперлись в окруженном со всех сторон ските, но перед тем, как поджечь его изнутри, он взял с солдат клятву пощадить жену и трех младших детишек, а Петру доложить, что сгорели они все вместе у них на глазах. Солдаты дали клятву и сдержали обещание, доложив Петру, что погибли все. Однако перед самой смертью Михаил успел спрятать в подполье скита царскую икону Казанской Божьей матери, откуда впоследствии ее извлекли староверы. Узнав же о смерти Михаила, светлоярские старцы поняли, что со временем имя его может забыться, и поэтому ради сохранения его светлой памяти и пустили по миру преданья, в которых в иносказательной форме и спрятали все происшедшие события. Эти сказания дошли до ваших дней в виде легенды о невидимом граде Китеже и великом князе Георгии Всеволодовиче, где историческая правда одного времени переплелась с реальными событиями другого, но уже в зашифрованном виде. И где за монголо-татарским нашествием и ханом Батыем имелось в виду губительное для русского духа укреплявшееся на Руси все новое западное и его главный проводник Петр Первый. А под именем князя Георгия Всеволодовича скрывалось имя последнего царя староверской Руси Михаила.

Я потерял дар речи и даже не мог шевелиться. Варлаам между делом невозмутимо взял ведерко из моих не двигающихся рук и снова отхлебнул.

— При этом заметь, — будто бы вспомнил он, — как четко перекликается фамилия выдавшего Батыю тайную тропу Гришки Кутерьмы и игумена Питирима. Кутерьма-Питирим…

— Так я и знал, — словно проснулся бы я. — Но почему тогда крестов там три, а не четыре? Ведь сыновей-то было трое, да еще сам Михаил?

— Ну, времени-то сколько, милый, прошло! Триста лет! Один мог вполне сгнить, а может, специально так сделали, чтоб никто из петровских доносчиков не догадался, — так же спокойно ответил старик, и я тоже почувствовал жажду.

Машинально я потянулся за отваром, но неожиданно начал ощущать на кончиках пальцев легкое покалывание. Определенно, грибы начинали действовать. И все же рассказ Варлаама произвел на меня сильное впечатление. И дело было даже не в оригинальности его трактовки, а в том, что он полностью соответствовал моим взглядам на жизнь и отношению ко всякого рода легендам. Судя по всему, человек он был совсем непростой и знал много подобных историй.

Я отпил еще пару глотков и зажевал поганкой. Покалывания стали усиливаться. Я почесал ладони о штаны и огляделся. Вокруг было темно. Я вытянул руку вперед и пощупал пространство. Оно показалось мне странным. Было такое впечатление, что состояло оно не из воздуха, а из какой-то вязкой субстанции. Я зачерпнул перед собой ладонью, и почувствовал сопротивление. В руке, показалось, начало что-то таять. Я в испуге одернул ладонь, посмотрел на нее, но, не обнаружив ничего сверхъестественного, снова вытер руки о брюки и перевел взгляд на лес. Деревья к тому времени заметно приблизились и теперь шевелили ветками, призывно зазывая к себе. Я даже стал различать какие-то силуэты. Наверное, леший чудит, подумал я и чтобы отвлечься, полез за мобильным.

Однако зрелище, которое предстало моим глазам, повергло меня в сущий ужас — часов, да и вообще чего-либо на дисплее не было, а весь экран, как в калейдоскопе, занимали с бешеной скоростью вращающиеся узоры до боли знакомых форм. Хохлома, вспомнил я и хотел показать Варлааму, но тот, стоя на четвереньках, был занят вылизыванием банки из-под горбуши. На хавку пробило, подумал я и не стал отвлекать от кормежки. Вместо этого я вновь обратился к узорам, пытаясь разглядеть их подробнее, но глаза были просто не в состоянии уследить за столь быстрым движением. В конце концов я бросил это занятие и перевел взгляд на молельные кресты. Теперь они нависали практически над самой моей головой и были заметно выше, чем прежде. Вдали за ними тускло блестел в болезненном свете луны Светлояр, и поверхность его бурлила. Я пригляделся и заметил, что из глубины его медленно, я бы даже сказал замедленно, стали подниматься купола церквей. В ушах начал отчетливо раздаваться колокольный звон, и я понял, что если сейчас же не спрошу Варлаама о чем-нибудь, то сойду с ума.

— Сколько времени? — прокричал я, обхватив голову и закрыв глаза, даже не думая, что у него, может быть, нет и часов.

Крик мой, казалось, раздался откуда-то сбоку.

— Вре…мя ни…что! — лающим басом ответил старик. — Кала…кала, слышь, зва…нят! Эта веч…насть!

Я посмотрел на него, не зная, что отвечать, но Варлаам не стал продолжать больше тему. Только сейчас я заметил, как сильно с последнего раза изменился его внешний вид. Руки и ноги заметно вытянулись, туловище как будто стало меньше и тоньше, а сам он начал дышать через рот, свесив в сторону длинный красный язык. Ремешок с головы переместился на шею. Признаться, зрелище он представлял угрожающее и был похож на рождающегося в полнолуние оборотня, но меня своим видом он напугать не мог. Напротив, он был смешон и забавен. В ногах у бывшего старца валялась пустая консервная банка.

— Что мне делать с иконой? — неожиданно для себя вдруг снова заорал я и, совершенно не боясь сказанного, истерически захохотал.

Я слышал, как мой смех раздался снова со стороны, но уже с противоположного бока.

— Паз…ва…ни ки…тай…цу! Ска…жи, чтоб при…е…хал! Раз…бе…рем…ся! — вновь пролаял старик, и я понял, на кого он все это время смахивал.

Открытие это еще более подстегнуло меня, я в истерике схватился за живот и чуть не плюхнулся с камня. Наверное, успел подумать я в тот момент, он специально покидал меня во время прогулки к могилам, чтобы насобирать грибов, да и нюх-то у него — то что надо. Собачий!

— Вар… Вар… Варла… — пытался выговорить я имя старика, тыкая в него своим крючковатым пальцем, но хохот мешал произнести даже это.

В конце концов, чтобы он ненароком вдруг не обиделся, я перестал что-либо говорить и куда-либо тыкать. Я просто отдался на откуп истерике и стал тупо ржать, повалившись на землю. Когда я наконец успокоился и пришел в чувство, Варлаама рядом уже не было. Вместо него у догорающего костра сидел мой знакомый пес и смотрел на меня сытым взглядом.

7.

7.1. Как оказался в Семенове, я даже не помнил. Поверить же в то, что среди ночи, в состоянии полной невменяемости от действия грибов я смог поймать на сельской дороге тачку и добраться до города, казалось мне сомнительным. Тем не менее, факт оставался фактом, а в телепортацию, разумеется, я не верил. Впрочем, откровенно говоря, я даже и не пытался по этому поводу хоть как-нибудь напрягаться. За последние дни со мной произошло столько всего необычного и странного, что удивляться очередной непонятке было попросту глупо. Главное, я был доволен тем, что проснулся в своей кровати в полном уме и живой.

Как обычно, я сделал зарядку и принял душ. Документы и деньги лежали на месте. Только вот телефона я обнаружить не смог. С большим трудом мне удалось вспомнить, что я звонил с озера Ли Пенгу и договорился встретиться с ним у Светлояра четвертого ноября с целью продать за миллион евро икону. Видимо, мобильный, логично рассудил я, после разговора был тут же немилосердно выкинут мною в воду, чтобы в дальнейшем меня не смогли по нему вычислить. Ноутбук показывал только второе. Икона, как прежде, стояла в шкафу.

Да, что и говорить, я находился под сильным впечатлением от поездки на озеро и встречи со стариком Варлаамом. Именно о таком приключении я и мечтал. Но что особенно тешило самолюбие — все, что было связано с легендой о Светлояре и Китеже, как я и предполагал, оказалось чепухой и выдумкой. Этаким кормом для легковерных лохов, который, дабы их чем-то отвлечь от реальности жизни, власть то и дело подкидывает. А главное, я наконец-то практически решил вопрос с продажей иконы, и запах больших денег уже начинал щекотать мои ноздри.

Понятно, что в ее чудодейственные силы я по-прежнему не верил или верил с трудом, но вот слова Варлаама о грозящей ее владельцу смертельной опасности заставляли задуматься. И все же, несмотря ни на что, я поступил верно, позвонив китайцу. Ведь как ни прекрасен шедевр, я не собираюсь всю свою жизнь втайне от всех любоваться им, скрываясь от мира в этом славненьком городе. Такое напряжение не для меня, да и с нелегальным положением пора была уже заканчивать. Главное теперь довести это дело до логического завершения и не попасться. Взять меня, как я догадывался, могли в любой момент совершенно внезапно и как всегда на какой-нибудь мелочи.

Да, что ни говори, а старик в этом смысле был прав — нельзя ее больше держать на квартире, а то будет швах. И так каких дел из-за нее успел натворить! А Ли Пенг, несмотря на всю свою стремность, был единственным покупателем, и если бы я вовремя не объявился, он мог соскочить. А чтобы добиться успеха, надо всегда хватать то, что ловится. Как говорится, лучше синица в руке. Ведь другого шанса может не быть.

Весь остаток дня я был занят тем, что отдыхал и отсыпался. Это может показаться забавным, но только сейчас, лежа дома в тепле, я почувствовал, что смертельно устал за время этой поездки. С непривычки от долгой ходьбы ныли ноги, а организм еще до сих пор не вывел после грибов весь их яд. Нет, меня не мутило и не рвало, просто слегка до сих пор тащило, к тому же я был здорово обезвожен и ощущал в животе дискомфорт. Зато голова была в полном порядке. Казалось, ум мой еще никогда не был столь трезв и ясен, и мне чудесным образом стали доступны еще полпроцента его необъятных возможностей, которые, кстати, так никогда и не откроются всем остальным.

Мне уже неоднократно доводилось слышать о том, что при употреблении грибов у отдельных продвинутых индивидов могут устанавливаться новые связи между нейронами, а также и увеличиваться их число. Дело в том, что каждый нейрон в нейронной сети соответствует определенному понятию предметной области, и старые нейроны в процессе обучения и получения информации мозгу делить не рационально. Более того, такое деление может привести к делению самого понятия, и в системе наступит информационный сбой. Поэтому, избегая хаоса, мозг никогда не пойдет на заведомо невыгодный шаг, а будет наращивать новые связи и превращать клетки глии в нейроны… В общем, не считая легкого теперешнего недомогания, я от употребления поганок больше приобрел, нежели потерял и, может быть, даже стал обладателем еще неизвестных мне доселе каких-нибудь паранормальных способностей.

К вечеру я окончательно пришел в норму и еще раз по свежим впечатлениям полазил по Интернету в поисках подробностей об услышанном. Теория о царевиче Михаиле, которую мне высказал у костра Варлаам, оказалось, была уже знакома исследователям, правда, официально исторической наукой до сих пор не признавалась. Часовню, у которой мы жгли костер, построили совсем недавно, и заложена она была в честь иконы Казанской Божьей матери. Камень-следовик также был обнаружен лет восемь назад. А на четвертое ноября (я забыл об этом напрочь) приходился день ее явления миру. Так что получалось, что все мной увиденное и узнанное никак не тянуло на чудеса, а сам я, не помня того, назначил встречу китайцу, так сказать, в день рождения образа. Разумеется, поначалу столь пикантная подробность меня несколько смутила, но потом, рассудив здраво, я пришел к выводу, что это не более чем совпадение, и в принципе ничего сверхвыдающегося тут нет. К тому же, как ни цинично бы это ни прозвучало, совершить акт продажи реликвии именно в данную дату показалось мне символичным.

В общем, с иконой и Китежом мне было все более или менее ясно. А вот с китайцем — отнюдь. За время нашего короткого знакомства я успел раскусить, что это за фрукт, и теперь вполне обоснованно мог опасаться подставы. Но речь шла совсем не о наших ментах. Больше всего я боялся, что он меня кончит. И если тогда под грибами местность у озера представлялась мне наилучшим местом для сделки, то сейчас, сидя в квартире, я начинал сомневаться. Ведь если и на этот раз там не окажется ни единого человека, я буду прекрасной мишенью. Плюс к этому у меня не имелось никакого оружия, а прикупить что-либо стоящее я тут навряд ли бы смог. Также у меня не было ни транспорта, ни помощников, ни друзей. Да и грохнуть меня могли не сразу, а лишь через несколько дней, проследив весь мой путь до Семенова. Все эти неудобные вопросы обрушились на меня после первой эйфории как снег на голову, и теперь я не представлял, как их решить. С другой стороны, организовывать встречу в городе представлялось еще более опасным. Здесь меня просто могли обложить буквально со всех сторон.

Короче, мне предстояло еще все серьезно обдумать. Перенести же встречу я уже не мог. Во-первых, лишний звонок — лишний повод для риска. А во-вторых, такими действиями я мог бы вспугнуть Ли Пенга. Так что, в конце концов, я решил ехать, но заранее, за день до встречи, чтобы еще раз внимательно изучить обстановку, взять на прокат или купить у селян мотоцикл и может быть даже ружье. Сотовый я пока покупать не собирался. Кроме будильника и часов я в нем особой пользы не видел.

После ужина я на всякий случай выбрался в город, проверить, все ли спокойно и не следит ли за мной кто-нибудь. Я медленно проходил улицу за улицей, вглядываясь во встречные лица и изредка оборачиваясь назад. Народу было немного — в провинции, как стемнеет, большинство сразу ложится спать или тупо устраивается перед "ящиком". Ведь развлечений кроме кинотеатра и ресторана нет никаких, а лишних денег в связи с финансовой обстановкой у населения стало поменьше. Пару раз, как заядлый параноик, чтобы убедиться в отсутствии "хвоста" я заворачивал за угол какого-нибудь здания и, подождав с полминуты, резко выходил снова уже в противоположном направлении. Но каждый раз не обнаруживал никого, кто бы мог меня втайне преследовать. В отдельных местах прохожих не было в принципе, так что мне приходилось барраживать вдоль засыпавших домов в одиночестве.

Через час, обойдя вдоль и поперек весь Семенов, я наконец успокоился. Но теперь меня стало мучить непреодолимое желание кого-нибудь отыметь. Женщины у меня не было уже три недели, и сейчас, когда я успокоился, тело вспомнило о себе. Позывы были нестерпимы до неприличия, но почему они столь неожиданно застали меня врасплох именно сейчас, во время прогулки, понять я не мог. Наверное, пришло мне первое в голову, это все действие грибов, взбудораживших нервные центры. Других вариантов не видно. Тем не менее, несмотря на это знание, терпеть с каждой минутой становилось все труднее, и я не на шутку встревожился, что, не дойдя до дому, реально могу потерять над собой контроль. Я просто сходил с ума — было ощущение, что меня полчаса назад накормили хорошей дозой виагры. Срочно прямо тут и немедля мне была необходима чья-нибудь неотложная помощь, больше в башке никаких мыслей нет. Однако где раздобыть красавицу в столь позднее время, понятия я не имел. Рынок путан, по всей видимости, за неимением спроса был здесь не развит, и по старой традиции я решил расспросить таксистов. Чуть ли не бегом я ринулся к станции.

На площади перед вокзалом дежурили две машины. Я подошел. Водилы молча курили, угрюмо поглядывая на мир.

— Здорово, мужики, — лихорадочно теребя полы куртки, начал я. — А где тут у вас поблизости девочек можно на вечерок?

Таксисты странно переглянулись.

— А тебе с какой целью, жениться али как? — сухо произнес один.

— Ну, так, один раз посвататься и все. Зачем сразу жениться? — заулыбался я и нетерпеливо потер руки. — Может, чего посоветуете? Я в долгу не останусь. А?

— У нас блядей тута нет, — серьезно произнес второй. — Все в Нижний да в Москву давно понаехали. Так что помочь не можем.

— Жаль, — неподдельно расстроился я. — Ну, может, есть какой-нибудь вариантик? Вы же тут все про всех знаете. А?

— Только если ресторан. Там вечно какие-то ошиваются, — посоветовал первый. — Если пустят, конечно…

— "Керженец" что ли? — с вожделением уточнил я.

— Ну да, — ответил водила, с подозрением оглядывая меня с головы до ног: видимо, я казался ему невменяемым.

— Ладно, спасибо! Попробую! — поблагодарил я и быстрым шагом направился к ресторану.

Минут через пять я был на месте. Кабак располагался на втором этаже, и я преодолел предложенные мне пару десятков ступеней за пару прыжков. Ворвавшись в зал словно вихрь, я огляделся и сел за ближайший стол. Вид у меня был бродяжий, и когда официантка неохотно встала со своего места и начала приближаться, в глазах ее я увидел лишь скуку и неприязнь. Однако стоило мне заказать два двойных виски и колу и положить на стол тысячу рублей, ее отношение ко мне изменилась. На лице даже мелькнула улыбка.

Пока она ходила к бару, я осмотрелся еще раз. Народу в зале было немного. Позади меня, бросая в мою сторону любопытные взгляды и цедя кофе, сидели две сорокалетние клуши. Спереди кушала по полной программе семейная пара. Слева отмечала день рожденья компания из девяти человек. Пятеро из них были женского полу и как минимум три — ничего. Ими я и решил заняться в первую очередь. Клуши были отложены на случай облома. Танцпол пустовал.

Принесли виски. Я залпом осушил подряд оба стакана, запил газировкой и вновь огляделся. Теперь и из-за стола именинницы ко мне был проявлен интерес. Я подождал, пока жидкость спокойно уляжется в желудке, затем медленно поднялся и размеренной походкой направился к стойке. Бармен встретил меня заискивающей ухмылкой, я заказал еще и, попросив принести все на стол, поинтересовался ди-джеем. Такового в ресторане не оказалось, но бармен предупредительно заметил, что может поставить музыку сам, если я того пожелаю. Я одобрительно кивнул и заказал дискотеку.

Возвращаться к своему столику я уже не стал. Вместо этого, повесив непрезентабельную куртку на вешалку и оказавшись во вполне приличной рубахе, я сел напротив танцпола и принялся ждать. Мой расчет оказался верным. Не прошло и двух композиций, как почти вся женская часть присутствующих поднялась и, смеясь, направилась на площадку. Я принялся жадно наблюдать.

Они изгибались передо мной, будто были наложницами, развлекающими своего пашу. Я в ответ раздевал их взглядом. К этому времени желание мое многократно усилилось, мошонку свело и, казалось, вот-вот разорвет. Мои намерения были конкретны и тверды, и я решил, что пока не получу своего, отсюда не выйду. Минут через десять, больше не в силах терпеть адские муки, я опрокинул последний стакан и поднялся со стула. Одинокие девочки на танцполе моментально оживились, одна из них замахала мне, приглашая в круг. Странно, но до сих пор ни один из местных хряков не удосужился к ним подойти.

Я оказался в центре всеобщего обожания и чувствовал себя как рыба в воде. Движения мои были умелы и завлекательны, взгляд бесстыден и нагл, и вскоре я без проблем мог увести за свой столик любую. Однако душещипательная беседа о безупречном вкусе и прелестях избранной дамы меня не прикалывали, и я подмигнул бармену.

Как приятно иметь дел с понятливыми людьми! Когда очередная зажигательная мелодия закончилась, тот подошел к компьютеру и запустил медляк. Я многозначительно откашлялся, пригладил волосы и похотливо взглянул на девиц. Меня пожирали как минимум три пары глаз, причем все принадлежали тем самым красоткам. Тогда я решил довериться никогда не обманывающему инстинкту и еще раз оценивающе оглядел кандидаток. Выбор пал на ту, на которую у меня безоговорочно встал.

Все дальнейшее было делом тривиальнейшей техники. Легкое касание талии и бедра, поглаживание ягодиц, нежный шепот на ушко и чуть уловимый поцелуй в плечо и шею. Затем страстное объятие обеими руками и прикосновение к ее лобку моей возбужденной плоти. Я чувствовал, что она дрожит и испытывает такое впервые. И, наконец, последний решающий удар. Приблизившись к ней настолько, что она ощутила пыл моего дыхания и твердость намерений, я таинственным низким голосом произнес: "Я по делам. Из Питера. Отдохнем?". От близости обладания таким перспективным кавалером она потеряла дар речи. Глаза ее томно закатились, она приоткрыла рот, и я ощутил, как высоко начали вздыматься упругие груди.

Я повернулся к бармену и показал глазами на стол, где оставил деньги. Он понимающе кивнул. Когда танец закончился, я галантно поклонился, снял с вешалки куртку и, захватив с соседнего стола к изумлению гостей сумку и плащ своей новой знакомой, повел ее к выходу.

7.2. Проснулся я, будто меня окатили водой. Рука непроизвольно пошарила по постели, но девочки рядом не оказалось. Я позвал ее. Ответа не прозвучало. Почувствовав неладное, я мгновенно вскочил и выбежал к двери. Квартира была не заперта, значит, телка, не попрощавшись, свалила. На всякий случай я заглянул на кухню и в ванную, но и там свою подружку не обнаружил. Как ее звали? Оля? Оксана? Ну, как-то так. Ладно, господь с ней, не стоит по этому поводу расстраиваться. Хотя присунуть с утра очень даже хотелось.

Надо было узнать, сколько времени, и я поплелся к ноутбуку. Однако едва я вновь оказался в комнате, стол пугающе встретил меня пустотой — компьютер исчез вместе с модемом. Страшная догадка пронзила меня, я ринулся к дивану и стал отчаянно шарить под ним рукой, проверяя, на месте ли деньги. Но и там ничего, кроме пыли и старых носок, не обнаружил.

— Вот, падла! — в бешенстве заорал я, что есть силы ударив по полу. — Она ж меня кинула! На все бабки! На все!!!

Как ошпаренный я вскочил, не понимая, что предпринять, и принялся бегать по комнате. Еще вчера под диваном лежало сорок восемь штук баксов, а теперь их не было и следа. В душе еще продолжала теплиться надежда, что это кошмар, просто сон, но болезненные щипки за бедро подтверждали — все правда. Да, я не спал, а как и предполагалось, находился в Семенове в съемной квартире. Только что обворованный шлюхой. Как лох.

И тут меня обожгла еще одна жуткая мысль. Что с иконой? Я метнул испуганный и полный ужаса взгляд на шкаф и… успокоено выдохнул. Лик Богородицы с младенцем стоял на прежнем месте и будто бы мне улыбался. Слава богу, хоть это не увела, подумал я, ведь в ней теперь вся моя жизнь. Вся надежда.

Обескураженный и сломленный происшедшим, я сел на кровать. Примириться с мыслью, что денег у меня больше нет, было непросто. Я начал прикидывать шансы. Первым делом, хотелось немедленно заявиться в кабак, схватить за яйца бармена и узнать, где может пастись эта тварь. Потом. Потом срочно дать заяву в ментовку, чтоб объявили в розыск. И тут я осекся. Ну, да. Разбежался. Во-первых, даже если бармен и скажет, что это даст… Неужели она сейчас тупо ждет, когда ее вычислят? Разумеется, нет. Сто пудово, след ее простыл еще ночью, и сейчас она трясется где-нибудь в поезде. И куда теперь несет ее кривая судьбы, одному богу известно. А обращаться к ментам мне и вовсе противопоказано — самого оприходуют. Н-да, ситуация… И как же меня угораздило? Как же я не догадался закрыть дверь и спрятать ключ в укромное место? Ведь это же первое, что я делаю всегда, приводя в дом малознакомых людей…

К сожалению, ответ мне был тоже известен. Не надо было сходу совать ей в рот прямо на лестнице. Тогда б и не забыл про запоры. А теперь. Теперь у меня если что и осталось, то жалкие крохи.

Я обшарил в поисках денег карманы куртки и брюк и извлек на свет несколько мятых бумажек. Больше заначек не было. Я посчитал. Получалось полторы штуки с копейками. Скажем прямо, капитал небольшой. Придется теперь позабыть и о покупке ружья, и даже о мотоцикле. Единственное, что еще могло меня как-то порадовать, так это то, что имевшихся сейчас на руках денег точно хватало на то, чтобы добраться до места и перекантоваться там пару дней.

В желудке начало безудержно урчать, и я прошаркал на кухню. Судя по тому, что творилось на улице, было примерно двенадцать. Ладно, подумал я, легко пришли, еще легче ушли, жизнь на том не закончилась. К тому же я сам виноват, что искусил бедную суку. "If you wanna be rich, you got to be a bitch 1", вспомнил я пророческие теперь для меня слова из песенки группы Wonderland Avenue, и успокоился. Мир продолжал жить по своим прежним законам, изменять которые я не собирался. После завтрака решено было сразу же ехать на озеро.

Выйдя из ПАЗика на до боли знакомой остановке, я даже обрадовался. С Семеновым, понятное дело, теперь меня связывали не лучшие воспоминания, а здесь… Теперь тут вовсю ярко светило солнце, царил позитив, и чистое небо не предвещало ничего трагического. Икона удобно покоилась в рюкзаке, и я двинулся привычным маршрутом в деревню. Теперь мне предстояло найти, где ночевать. Первым делом для этой цели я решил отметиться в магазине.

Продавщица, несмотря на мой быдловатый вид, встретила меня приветливо. Все же, что ни говори, а на фоне местных красавцев я все равно выглядел истинным принцем. Правда, совсем без коня, но это было не важно. Ей было лет двадцать пять, так во всяком случае мне показалось, звали Марина. Купив для установления более доверительных отношений водки и кусок колбасы, я приступил к расспросам. Начал, как водится издалека, восхищаясь красотами края. Затем плавно перешел к интересующей меня непосредственно теме. К моей радости, Марина оказалась девочкой общительной и сразу выдала мне всю подноготную села. Жаль, что она сама была уже замужем, иначе я мог бы вполне напроситься на чай.

Итак, по ее словам, в деревне имелось несколько бабок, сдающих приезжим комнаты внаем. Но поскольку сейчас практически не было паломников, она посоветовала обратиться сразу к своей свекрови. Стоимость проживания составила бы для меня, такого симпатичного, всего триста рублей, за которые, кроме постели, я мог рассчитывать на сытный ужин сегодня и имел бы возможность плотно покушать завтра с утра. Что скрывать, вариант этот показался мне очень даже привлекательным, и я не стал более загружать себя и ее. Марина сию же минуту позвонила родственнице и, получив ее согласие, написала мне адрес. Впрочем, дом располагался в прямой видимости, так что потеряться в пути я не мог никак.

Хозяйка приняла меня с радостью и сразу же пригласила за стол. Честно говоря, я был абсолютно не голоден, да и злоупотреблять гостеприимством до поры до времени совсем не хотел. Засим, поблагодарив женщину за радушие и заплатив вперед, я презентовал ей только что купленные в магазине продукты и, выразив желание остаться один, закрылся в отведенной мне комнате. Печка располагалась в соседнем помещении, но было не холодно. Я лег на тахту и стал продумывать план своих действий на завтра.

Однако минут через десять я понял, что это бессмысленно. Никаких гениальных идей у меня в голове не рождалось, и чтобы не тратить драгоценное время попусту, я решил лучше пройтись и досконально изучить акваторию озера. Перед выходом я между делом поинтересовался, где можно найти старика Варлаама, но определенного ответа от женщины не получил. Со слов хозяйки, в деревне имелись деды с похожей внешностью, но вот конкретно по поводу Варлаама она посоветовать не смогла. С таким именем, утверждала она, в селе вообще давно нет человека. Жил когда-то в конце улицы старовер, когда она была маленькой, но помер лет сорок назад. Впрочем, я и сам уже мог догадаться, что старец нездешний.

На этот раз Светлояр выглядел по-другому. Нет, что касается синевы вод и красок леса, все было, как раньше. Просто теперь вокруг озера будто висело слабое марево. Не туман, не пар, а действительно едва уловимая, еле заметная дымка. Она придавала озеру загадочность и вместе с тем несомненную сакральность, будоража не столько фантазию, сколько трогая душу. Казалось, вот-вот раздастся пробирающий до самого сердца исцеляющий колокольный ___________________________________________________

— Хочешь быть богатой, будь сукой (англ.)

звон, а из вод поднимутся золоченые купола дивной церкви. Зрелище было великолепным. Особенно оно потрясало с холма. За исключением пары-другой рыбаков людей я не наблюдал по-прежнему.

Я поднялся к часовне и приблизился к валуну со следом. Моей монеты в углублении уже не было, остатков кострища поблизости тоже. Увидя такое, я даже опешил. То, что монетку могли увести какие-то ухари, я мог допустить, но что на земле не осталось и пепла… К такому повороту я, откровенно, был не готов. Скажу более, в засохшей грязи я без труда различил следы от своих ботинок, но ни отпечатков сапог, ни лап собаки не было в принципе. А в это поверить, признаюсь, было уже нелегко. Раз за разом я внимательно продолжал осматривать лужайку, пытаясь найти доказательства нашего позавчерашнего пребывания, но по-прежнему не находил ни углей, ни котелка, ни даже консервной банки. Наконец я устал и прекратил поиски. Больше выхода у меня не было. Оставалось признать себя неадекватным и списать все на необъяснимые галлюцинации.

Я вспомнил, что не успел в прошлый раз обойти озеро, и решил это дело исправить. Спустившись с холма, я почти сразу наткнулся на поминальный крест и скамейку, у которых, как гласили поверья, иногда появляются старцы из Китежа. Рассказывали, что они могут заговорить с прохожим и позвать его с собой, и тот, кто пойдет, уже больше никогда не вернется. Разумеется, я моментально представил себе Варлаама, но вот чтобы он звал меня в Китеж, я вспомнить не смог. Да и место, где я начал тогда глушить водку, было существенно дальше. Хотя, впрочем, пришло мне на ум, с этой точки он и мог меня как раз увидеть, а до приглашения в Китеж по вполне понятной причине просто не дошло. Я порадовался собственному остроумию и продолжил путь. Тропинка, как и в лесу, была устлана досками.

От креста я снова поднялся в гору. Надо сказать, вокруг озера имелось несколько возвышенностей, и каждая из них имела собственное название в честь стоявших на них когда-то соборов. Но сейчас никаких свидетельств этому я не видел. Ни развалин, ни насыпей на холме не имелось. Вместо них на одной из вершин я снова обнаружил крест, к которому были прилажены тексты молитв и иконка. Однако в молитвах я ничего не смыслил, а иконка была незнакомой, поэтому, поскольку больше ничего интересного не попалось, зря терять время я не стал и двинулся дальше.

Спустившись, я прошел еще пару сотен метров и попал на небольшой пляж. Место было тихое, вода чистая, и я подумал, что если еще буду жив, то обязательно приеду сюда летом и искупаюсь. Как и в прошлый раз, но теперь уже повинуясь какому-то зову, я встал на колени и по-собачьи попил. Разумеется, в то, что вода святая, я не верил. Просто в Интернете прочитал, что проведенные исследования показали, что она действительно может обладать целебными свойствами. Согласно данным анализов и проб, в ней содержался сероводород и высокая концентрация меди, которая, как известно, является антисептиком.

Далее в лесу немного в стороне от берега я заметил высокий пень с вытоптанной вокруг него тропинкой. По легендам, раньше тут стояло дерево о трех стволах, однако его спилили еще в те времена, когда власти пытались отвадить от Светлояра паломников. Конечно, даже такие радикальные меры не уничтожили веру людей в чудеса, и сейчас на пне стояли потухшие свечи. Видимо, кто-то оставил их тут совсем недавно, совершая какой-то обряд. Я трепетно потрогал то, что сохранилось от священного дерева, обошел пень три раза и продолжил обход.

Вскоре тропинку и водоем отделило живописное болотце, а потом я наткнулся на уходящие в воду мостки и площадку для кемпинга. Тем временем, тропинка начала все дальше отходить от берега. Наконец я вышел на деревянный мост через ручей, который, как говорили, специально выкопал в XIX веке местный помещик. Ходили слухи, что таким образом он хотел спустить озеро и добраться до Китежа, но у него ничего не получилось. Рядом с мостом обнаружилась асфальтовая дорога для приезжающих отдыхать. Последние метров сто до точки, где кончался лес, я шел вдоль плотного ельника недалеко от берега. Ну вот, подумал я, вновь выходя на открытое пространство, еще два раза обойти и можно считать, что совершил "хадж".

Признаться, теперь представлявшееся мне раньше не таким уж большим озеро показалось огромным. То ли я не особенно торопился, то ли на самом деле размеры его оценены были мной изначально неправильно, но прогулка заняла у меня целых сорок минут. В связи с этим я даже не мог себе представить, как можно обойти Светлояр на коленях, и искренне позавидовал упорству и целеустремленности верующих. Даже по самым скромным расчетам один круг в таком случае мог занять часа три. Впрочем, подумал я, фанатизм и безысходность могут свернуть даже горы.

Я присел на скамейку, где познакомился с дедом. По всему выходило, самое лучшее место для встречи с китайцем — именно тут. Во-первых, недалеко до деревни. Во-вторых, открытая местность и близко до рыбаков. В-третьих, завтра на день явления иконы здесь наверняка будет какой-никакой народец, и в случае непредвиденного я смогу затеряться в толпе. А для начала я вполне могу спрятаться у часовни и, оставаясь в ее тени незамеченным, просматривать с холма всю прилегающую местность. Идея эта мне очень даже понравилась, и я снова поднялся к часовне. Я еще несколько раз прошелся по поляне с камнями, проработал в мозгу все возможные пути отхода и обошел церквушку. На одном из ее крылец за поручнями можно было неплохо укрыться. Здесь я и решил устроить завтра командный пункт. Эх, жаль только, не было с собой бинокля!

7.3. Всю ночь я практически не спал и ворочался, думая о предстоящей сделке. С одной стороны, что ни говори, а расставаться с иконой мне было откровенно жаль. С другой, я был так прижат обстоятельствами, что иного выхода просто не видел. Мало того, с получением денег мои проблемы не исчезали, поскольку я был до сих пор в розыске у ментов и бандитов. Просто, с обладанием миллиона мне впервые в жизни давался шанс перешагнуть тот незримый рубеж, что отделяет лохов от разводящих, и я мог вполне уже наплевать на закон. С такими деньгами я уже без труда менял себе документы и внешность, переезжал наконец куда-нибудь к морю и забывал, что такое быть собственно бедным. Кажется, эта мысль посещала меня уже не в первый раз.

Но смогу ли я получить требуемое? Найдет ли китаец за столь короткое время деньги? И не укокошит ли меня прямо здесь у всех на глазах или позже? На эти вопросы ответа я не знал и поэтому мучился. И помочь мне в этом не мог никто, даже ясновидящая. И хотя хозяйка, видя мое отчаянное состояние, невзначай обмолвилась, что в соседнем селе живет некая старуха, к которой ездят аж из самой Москвы, и она мне рублей за сто сможет устроить протекцию, я отказался от ее предложения наотрез. И дело было не только в том, что я во все эти басни не верил. Сама того не предполагая, эта пресловутая старуха могла запрограммировать меня на поражение. А допустить такое я не мог. Что бы меня ни ждало впереди, чем бы ни закончился мой последний вояж к озеру, я должен был свято верить в успех, в то, что у меня все получится, и я выйду из схватки героем.

Встал я рано и несмотря на бессонную ночь был бодр и весел. Хозяйка уже вовсю возилась по дому, завтрак был тоже готов и ждал меня на столе. Я сделал традиционную зарядку, облился во дворе из ведра колодезной водой, оделся и приступил к трапезе. На редкость, аппетит с утра был великолепный. Видимо, вчерашняя прогулка и ночные переживания порядком подыстощили мой организм, и теперь перед решающим в моей жизни моментом он должен был как следует зарядиться. Рюкзак с иконой лежал на скамье рядом.

Наслаждаясь гречневой кашей с сарделькой, я вспомнил вчерашний ужин и душещипательный разговор с хозяйкой. Помню, все время пока мы сидели за столом, я подливал ей водки и пытался выяснить, верит ли она сама, местный житель, в волшебные чары озера. Но внятного ответа так и не получил. Прожившая всю свою жизнь у Светлояра женщина сама не могла для себя определить, правда ли все это или вымысел. Она то взапой рассказывала про излечившуюся от рака соседку, которая чуть ли каждый день регулярно окуналась в озеро, то причитала по поводу утонувшего по пьяни несколько лет назад в его водах мужа. Когда же я спросил, слышала ли она или кто-нибудь другой из деревни в озере колокольный звон или что-нибудь эдакое, она вообще на меня посмотрела, как будто я псих. По ее словам, никто из здешних никогда ничего подобного не слышал, и что это все выдумки сумасшедших паломников. Когда те впадают у озера в экстаз, то не то, что звон слышат и купола видят, на полном серьезе со старцами разговаривают. А им, деревенским, этот психоз даже на руку. В деревне всю жизнь хоть шаром покати, а в последнее время даже работы не стало, вот они одним Светлояром и кормятся. И то заработать можно только летом, в сезон. Местные, сказала она мне по секрету, иногда даже сами специально распускают всякие небылицы, чтобы завлечь легковерный народ. Я вот, например, тоже наверное не просто так сюда пожаловал, а ей — хоть какая-то да копейка. По этому поводу я женщине даже не возражал.

Покончив с завтраком, я поблагодарил хозяйку, оделся и, договорившись на всякий случай переночевать, если что, еще и сегодня, вышел из избы. Времени было около восьми, и я решил очутиться на месте пораньше. Я двинулся в путь, но дурацкое ощущение, что я тут живу уже давно, и мне знакомы все лица, не покидало меня. Я неторопливо брел через село и кивком здоровался с каждым. И мне было наплевать, как они реагируют на приветствие. Потому что я делал это вовсе не из вежливости, а по непонятной моему уму внутренней потребности.

Вскоре я подошел к озеру, и оно меня вновь удивило. Теперь вчерашнее слабое марево превратилось в настоящий туман, тяжело висевший над самой поверхностью. Но в этой тяжести я не почувствовал напряжения. Напротив, дымка казалась мне мягкой и даже приветливой.

Поднявшись на холм, я обнаружил, что часовня открыта. Ну, разумеется, догадался я, разве она могла быть запертой в день, когда превозносят икону, в честь которой воздвигнута? Однако не скрою, эта новость меня не огорчила, а наоборот сильно порадовала. Теперь я не сомневался ни на грамм, что вокруг всегда будет крутиться народ, и мне не грозит стать для китайца легкой мишенью.

Из любопытства я зашел в церквушку и познакомился с батюшкой, оказавшимся вполне современным и дружелюбным человеком. Он сообщил, что я первый, кто посетил храм сегодня, а вообще обычно на этот праздник приходят немногие. Пик посещений Светлояра приходится на шестое июля, на Ивана Купалу, когда одновременно с языческим праздником почитают и икону Владимирской Божьей матери. В этот день, по словам священника, на озере служат молебны, устраивают крестный ход, а ночью вокруг него происходит красочное шествие со свечами. Немного покрутившись для вида в церкви, я испросил разрешения оставить рюкзак в углу под скамьей, и батюшка позволил. По опыту священнослужителя, православные начнут стягиваться часам к девяти.

Я намеренно не договорился с Ли Пенгом о времени встречи, чтобы у меня не было точной привязки и имелась возможность маневра. По моим предположениям, он мог проявиться в районе десяти-двенадцати, а концентрация людей у часовни подскажет ему верный путь. Я выбрал из трех имевшихся у часовни ближайшее к тропинке крыльцо и принялся наблюдать. Пока все складывалось для меня как нельзя лучше.

В десятом часу внизу у озера появились первые гости. Две женщины, вполне городского вида, только с шерстяными платками на головах, медленно приближались к холму. Я остался доволен тем фактом, что вполне различаю не только пол, но и национальность паломников. Однако обольщаться по этому поводу, я понимал, было глупо. Хитрый китаец мог подослать ко мне абсолютно любого, даже подростка типично славянской внешности, так что я лишний раз похвалил сам себя за то, что оставил рюкзак у священника. Без иконы я был для врага бесполезен.

Немного покрутившись на берегу и помолившись на озеро, женщины стали подниматься к церкви. Я продолжал стоять на крыльце и молча ждал продолжения. Паломницы, не обращая на меня особого внимания, приблизились к молельным крестам и камню, что-то пробормотали и помолились на небольшую рощицу, состоявшую из восьми-десяти берез. Деревья, как я понял, тоже были священными, но на них запрещалось вешать традиционные для язычников записки и ленты. Покончив с ритуалом, женщины направились к часовне. Поравнявшись со мной, они обе мне что-то сказали, однако я, увлеченный своими мыслями, их не расслышал. Чувствуя себя совершенно чужим рядом с ними, я слегка смутился своей невнимательности и на всякий случай для приличия слегка кивнул и, как они, перекрестился.

Постепенно народ прибывал, погода стояла отличная. Дымка с озера сошла, и теперь оно ярко играло в отблесках солнца. Я представил, как могли бы сверкать на фоне леса золотом куполов белоснежные церкви, и дух у меня перехватило. Жаль, зрелище это было доступно лишь моей воспаленной фантазии, картина бы получилась величественная. В основном люди сразу поднимались на холм, не задерживаясь у озера. Пару раз, правда, я заметил отдельных личностей, устремившихся в обход Светлояра, но особой тревоги они у меня не вызвали. Совсем необычных персонажей вроде старика Варлаама не наблюдалось. В храме вовсю шла подготовка к службе.

После одиннадцати я заскучал. Умиротворенная обстановка, доносившийся из церкви мерный голос священника и смиренные лица прихожан действовали чересчур расслабляющее, и я начал тревожно зевать. Ничто ни единым намеком не говорило о том, что китаец приедет. К тому же до сих пор я не увидел ни одной подозрительной физиономии, не был удивлен ни одним странным жестом, не заметил ни малейшего намека на присутствие узкоглазых. Тем не менее, на всякий случай я ни под каким предлогом больше не заходил в часовню и не пытался проверить, на месте ли мой рюкзак. Ведь если за мной следили, то любое неосторожное движение могло выдать мой нехитрый тайник, и тогда я бы точно лишился жизни.

Прошло еще около часа — никаких перемен. Я начал реально нервничать. Попытался еще разок прокрутить в голове свой разговор с Ли Пенгом, но так и смог уверенно вспомнить, какую реакцию произвел мой звонок на него. И это еще больше загоняло меня в отчаянье. Ведь вполне могло случиться и так, что я в своих требованиях в грибном бреду перегнул и запросил слишком много. Или, чего еще хуже, интерес к покупке иконы у китайца пропал. С каждой следующей похожей мыслью паника все сильнее охватывала меня, и я не имел понятия, как мне быть. Рушились последние бастионы надежд, и удача, казалось, навсегда покидала мой стан. Но, разумеется, я решил стоять до конца и испить, коли уж суждено, до дна свою горькую чашу страданий. Никогда еще я не был так разочарован и сломлен, никогда еще не падал духом так сильно, и никогда еще мысль о суициде не посещала мой ум столь упорно и явственно. Наконец, чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных дум, а заодно скоротать время и размять затекшее без движения тело, я ненадолго покинул свой пост, решив прогуляться. Кроме того, нестерпимо хотелось отлить, а делать это прямо у церкви казалось непозволительным.

Я сошел с крыльца и, обойдя храм, углубился в чащу. Впрочем, совсем далеко уходить необходимости не было, поэтому, оставив часовню в зоне видимости и осмотревшись, я прислонился к ближайшему дереву. Лес вокруг по-прежнему не внушал ни малейшей опасности, и я в нетерпении расстегнул ширинку. Наконец, долгожданная струя хлынула на землю, от удовольствия я заурчал и прикрыл на мгновение веки. Что ни говори, а когда долго терпишь, то в момент высвобождения можно даже вспомнить оргазм. Закончив, я по привычке потряс — говорят, что полезно — и уже готов был засунуть свой агрегат обратно в штаны, как вдруг услышал сзади чуть уловимый шорох. В тот же миг мой затылок почувствовал холод стали.

— Стой! Не двигайся! — отрывисто произнес тихий голос, и я ощутил, как провалилось в желудок сердце.

Руки мои инстинктивно начали подниматься, но голос также коротко скомандовал:

— Не дергайся! Опусти!

Я послушно выполнил приказанное, медленно застегнул ширинку и в этот момент ощутил, как меня укололи в шею. От неожиданности и боли я дернулся и, не думая о последствиях, обернулся. Передо мной, вперя мне прямо в глаза свой жесткий взгляд, стоял Ли Пенг и слегка улыбался. Вид у него мог вполне сойти за походный.

— Икона с тобой? — спросил он, обшаривая мое тело рукой, и я вдруг понял, что не могу ни соврать, ни шевельнуться.

— Да, — вопреки собственной воле ответил я механическим голосом. — Там, в часовне. Под лавкой.

Я чувствовал, как расширяются от изумления и ужаса от сказанного мои зрачки, как пытается всеми силами сопротивляться мое здоровое тело, но, увы, ничего поделать с собой был не в состоянии. Рот открывался сам собой, и все мои мысли без каких-либо преград совершенно немыслимым образом спокойно покидали сознание. Как будто произносил их вовсе не я, а какой-то подлый изменник. Не двигая головы, я с трудом и отчаянием перевел взгляд с китайца в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь мне собраться и сконцентрироваться, но увидел лишь еще пятерых человек, не спеша приближавшихся из-за деревьев. Двое из них были женщинами. Несмотря на обездвиженность, мысли мои были по-прежнему ясны и логичны, но теперь они необъяснимо чудовищным образом обслуживали лишь одну потребность — рефлекторную необходимость говорить только правду. А тело, я это знал наверняка, было неспособно отныне произвести ни малейшего движения без приказа китайца. И победить внезапно зомбировавшую меня жуткую преданность его голосу я не мог.

Меж тем узкоглазые подошли, и Ли Пенг перекинулся с ними по-своему. Я стоял как истукан и не мог двинуть даже пальцем. Наконец китаец вновь повернулся и стал снова сверлить меня взглядом.

— Ты должен принести мне икону. Я буду здесь. Ни с кем по дороге не разговаривай. Иди! Принеси ее мне!

Тут же словно робот я развернулся на сто восемьдесят градусов и в полном молчании сомнамбулически направился к храму. Двигались только ноги. Руки же, напряженно согнувшись вдоль туловища, не шевелились. Голова и шея тоже будто окаменели, а взор в исступлении был направлен вперед. Глаза не моргали, я быстро и неуклонно приближался к часовне. Вот, я уже на крыльце. Вот, захожу. Вот, достаю, не обращая внимания на публику, свой рюкзак из-под скамьи и будто во сне двигаюсь к выходу. Вот, солнце бьет мне в глаза. Вот…

И тут до слуха моего донесся отчаянный лай, и я заметил бегущую ко мне со всех ног седую собаку. Мозг судорожно попытался вспомнить, где и когда я ее уже мог видеть, но слабенький ручеек этих мыслей был немедленно смыт мощным потоком превосходящего все чувства невыполненного долга. Подбежав, собака с разбега прыгнула на меня с явным намерением сильно толкнуть в грудь передними лапами, но я резко изменил направление, и она промахнулась. Я прибавил шаг, быстро завернул за угол церкви, крепко сжимая рюкзак. Однако зловредный пес не отстал и стал преследовать, продолжая неистово гавкать и то и дело порываясь сбить меня с ног. Но я больше не обращал на него внимания. Впереди за стволами деревьев стали отчетливо проступать силуэты людей. Я шел к ним и должен был передать им то, что нес в руке, и какая-то белая шавка меня не пугала. В эту минуту я вообще чувствовал в себе такую уверенность, что ни один из смертных не смог бы мне помешать исполнить приказанное. Я увидел Ли Пенга. Пятьдесят метров. Сорок…

Внезапная дикая боль пронзила мне ногу. Я вскрикнул. Собака, неистово визжа, вцепилась мне в икру и начала яростно мотать из стороны в сторону головой, как будто мечтала отделить кусок мяса от кости. Шок парализовал мое тело, я резко остановился. Нога, конвульсивно дергаясь, инстинктивно пыталась сбросить пса, но тот еще сильнее сомкнул челюсти. И тут я очнулся и вспомнил. Все. Колбасу. Дождь. Поле. Просеку. Родник. Три могилы. Валун. Грибы. Варлаама. Каждый из эпизодов отчетливо проявился в башке и превратился в единый ряд испытанных некогда переживаний. Я в недоумении поглядел на стоявших по ходу движения китайцев, на беснующуюся внизу висящую на моей ноге собаку, и в голове будто щелкнуло: "Беги!".

Все остальное я делал, уже не думая. Непослушное прежде тело тотчас же наполнилось силой, замутненый разум в момент избавился от рабской зависимости, и я, не разбирая дороги, кинулся в лес по направлению к деревне. Пес тут же ослабил хватку и отпустил. Рванув, я боковым зрением заметил, как китайцы ринулись наперерез, но у меня в отличие от них была приличная фора. Я вжарил так, словно за мной гналась сама смерть, и спинным мозгом почувствовал, что стал отрываться. Позади раздались редкие крики, но впереди меж стволов уже начинало светлеть, и я понял, массив скоро кончится. А там и село…

И тут я внезапно споткнулся. Это произошло настолько неожиданно и глупо, что я даже не успел ничего сообразить. Единственное, что промелькнуло у меня тогда в мозгу, так это как бы не повредить икону. Я машинально прижал рюкзак к животу, но тут голова моя тупо уткнулась в дерево. В глазах потемнело. Казалось, пауза длилась не более пяти секунд, и когда я пришел в сознание, то первым делом проверил рюкзак. К счастью он был еще при мне. Подняв взгляд, я попытался встать на ноги, но снова ощутил в теле предательский паралич и обессилено рухнул на землю. Голова разламывалась на куски, а из-за деревьев, замедляя шаг, стали вновь появляться фигуры. Первым, тяжело дыша, шел раскрасневшийся и озверевший от злости Ли Пенг. Собаки поблизости не было.

— От судьбы не уйти… Как не бегай! — отрывисто произнес он, восстанавливая ритм дыхания. — Все, хватит! Пора кончать этот цирк! Ты мне больше не нужен!

Он приблизился ко мне на расстояние метров двух и выпрямил руку. В ней знакомым блеском вороненой стали сверкнул вытянутый пистолет с глушителем. Я обреченно склонил голову и зажмурился. Раздался щелчок. Я приготовился увидеть тоннель, яркий свет в его конце и затем вечную темень, но вдруг снова услышал биение сердца. Раздался второй щелчок, но пульс в висках по-прежнему продолжал колотить. Я осторожно приоткрыл левый глаз. Ли Пенг в неистовстве передергивал затвор и яростно по-китайски ругался. Наконец он снова вытянул руку в моем направлении и нажал на спуск. Пистолет вновь заклинило.

Китаец в бешенстве отшвырнул оружие в сторону и что-то рявкнул стоявшему справа агенту. Тот послушно протянул свой пистолет и подобрал с земли неисправный. Я открыл второй глаз и бросил взгляд на рюкзак. Из тряпичного мешка выглядывал коричневый край иконы. Ли Пенг в третий раз вскинул руку и прицелился. Не отдавая себе отчета почему, я быстро выхватил лик и, вытянув руки, выставил его прямо перед собой.

— Падла, не дам! — заорал я, прикрываясь иконой.

Раздался взрыв и нечеловеческий вопль. Я в страхе выглянул из-за образа. Ли Пенг стоял на коленях, схватив руками лицо. Сквозь желтые пальцы тонкими струями капала алая кровь. Китаец дико стонал. Рядом на траве валялось разорванное пороховыми газами оружие. Агенты, с изумлением наблюдая, не двигались. Однако через секунду оцепенение их прошло, и двое из них осторожно подхватили раненого. Затем они о чем-то быстро зашептались и все вместе повернулись в мою сторону. Бормоча что-то несвязное, но похожее на молитву, я продолжал вытягивать перед собой лик. Вдалеке послышался набатный звон. Убийцы неуверенно переглянулись, бросили взгляд на лик, потом на меня и, покачав головами, потащили Ли Пента в чащу. Я замолчал и опустил икону. Одна из женщин подняла остатки пистолета и посмотрела на меня в упор. Симпатичная самка, подумал я и неожиданно для себя соблазнительно улыбнулся. Та, словно бы отмахнувшись от чего-то дьявольского, испуганно провела по воздуху передо мной рукой и, обреченно вздохнув, поспешила вслед за товарищами. Из-за березы выглянул Варлаам.

7.4. — Ну, привет! Как дела? — произнес старик, пугливо высовываясь из-за дерева. — Я думал, они тебя того… А ты вон какой… Эхма…

Я тупо уставился на него, не в состоянии понять, откуда он взялся. Наконец через мгновенье шок от пережитого прошел, и меня прорвало. Я обрушился на него со всей мощью своего справедливого гнева. Я готов был его разорвать.

— Какого черта ты, урод, мне не помог! Ты что, людей не мог позвать что ли! Меня же могли замочить! Ах, ты, сволочь седая! Стоял и смотрел, как меня тут кончают!

Варлаам стыдливо спрятал глаза и стал теребить бороденку.

— Ну, обошлось же… Сам справился… Все равно бы я не смог… — начал оправдываться он. — Вот, за ногу тяпнуть — еще куда ни шло, а с пистолетом тягаться мне не под силу…

Я метнул в него испепеляющий взгляд, но ненависть куда-то исчезла.

— Ладно, проехали, старче… Сваливать пора. Могут вернуться.

— Не бойся, ты их больше не увидишь, — спокойно ответил старик. — А на меня зла не держи.

А ведь он, как всегда, был прав. Ведь это он спас меня от зомбирования. И помочь в данном случае, безоружный, даже в виде собаки навряд ли бы смог. Я снова окинул его уже значительно подобревшим взглядом, и вдруг мне стало его так нестерпимо жаль, что я и вправду стал на себя досадовать.

— Ладно, черт с ним, — примирительно вымолвил я и стал подниматься. — Что с иконой-то делать?

Та по-прежнему находилась в моих в руках целехонька и невредима.

— Колокола, слышь, звонят? — тихим голосом произнес старик. — Это вечность. Пора нам с тобой, Микола. Нас уже ждут. Собирайся.

— Куда это еще? — недовольно выпалил я. — Я больше ни с каких играх не участвую! Все, хватит! Баста! Все по домам!

Меж тем набатный звон усилился.

— Вот, я и говорю, пора уже с этим заканчивать, — обрадовался моему настрою дед. — Пришло время отдать лик его законным владельцам.

Я недоуменно поглядел в сторону старика.

— Ты чего, дед? Каким еще таким владельцам? А кто мне за все пережитое заплатит?

Варлаам важно погладил бороду и одухотворенно повернул в сторону озера голову.

— Не переживай, награду получишь. Там могут исполнить любое желание.

— Ну, так уж прям и любое, — недоверчиво ухмыльнулся я. — Не верю я что-то. Кругом, сам знаешь, сплошные подставы.

— Да, ты прав, в вашем мире верить нельзя никому, — понимающе закивал старик. — Но я не отсюда. Мне можно.

Я продолжал с сомнением разглядывать Варлаама, пытаясь понять, способен ли он на кидалово. Но к однозначному выводу прийти так и не смог. С одной стороны, он меня еще ни разу явно не обманул. С другой, определенно, несколько раз очень крупно помог и даже спас сейчас от неминуемой смерти. В-третьих, что делать дальше с иконой, я не знал совершенно, а тут вновь замаячил шанс ее выгодно сдать. В общем, определиться с конкретной позицией я так и не смог и, как это часто бывает, решил положиться на авось и довериться старцу. В конце концов, оставаться здесь представлялось опаснее.

— Ладно, пошли, — неохотно пробурчал я и взял рюкзак, чтобы спрятать образ обратно.

Варлаам меня жестом остановил.

— Брось, Микола, теперь сумки не надо. Ты должен внести ее в руках. Не бойся, никто не отнимет.

Я с жалостью посмотрел на служивший мне верой и правдой все эти годы рюкзак и, зажав икону под мышкой, повиновался.

Опираясь на посох, старец неторопливо побрел в направлении церкви. Я молча пошел следом, с любопытством разглядывая его сзади. Прямая спина и развернутые плечи Варлаама излучали уверенность и величавость, а ровное положение головы подтверждало благородство намерений. Каким-то природным чутьем я чувствовал, что он мне не лгал. Вскоре мы вышли к часовне.

Оказавшись на поляне среди людей, я с изумлением обнаружил, что на нас никто не обращает внимания. Казалось даже, ни я с иконой в руках, ни странного вида дед не вызывают у прихожан любопытства. Я даже ни разу не смог поймать на себе чьего-либо взгляда, и мне пришла в голову мысль, что я, вроде, невидим. Проходя мимо какой-то старухи, я даже нарочно решился проверить эту идею и слегка толкнул ее в бок. Бабка в ту же секунду в страхе подпрыгнула и, перекрестившись, пулей метнулась в храм. Варлаам повернулся и укоризненно покачал головой.

— Не пугай православных, прошу. Не ровен час, удар кого хватит.

Я в ответ улыбнулся.

Мы притормозили у двух валунов, где недавно сидели. Колокольный звон стал намного громче, но откуда он мог доноситься, определить я не смог. Может, в деревне, подумал я и ненароком взглянул на озеро. Старик постоял немного, тоже посмотрел на Светлояр, на часовню, потом что-то пробормотал и протянул мне посох.

— Держись крепче, Микола, не выпускай! — повелел он мне и, шагнув между камнями, исчез.

В тот же миг я прошел за ним следом.

В следующее мгновенье мы оказались молочном тумане, настолько густом и непроницаемом, что я даже не мог разглядеть силуэт Варлаама. Однако я знал, что старик по-прежнему впереди, поскольку посох, за который я держался теперь изо всех своих сил, неуклонно вел меня в заданном направлении. Наконец дымка начала рассеиваться, и я почувствовал, что старец остановился. Из тумана выплыла его спина.

— Ну, вот, прибыли, — обернувшись, объяснил он. — Постой пять минут, привыкни к воздуху. С непривычки может мутить.

Я выпустил из руки посох и принялся с интересом оглядываться. Оказалось, мы находились ровно на том же месте, откуда зашли, только теперь ни молельных крестов, ни камней на поляне, ни священной березовой рощи не было. Густой лес вокруг тоже куда-то исчез, а слева, где раньше стояла часовня, теперь возвышался огромный собор. Купола и кресты его сверкали золотом, а в звоннице пели колокола, которые я и слышал. Однако это был уже не набат, с нашим прибытием тревожный звон сменился на праздничный.

— Благовещенский, а следующий Успенский, — прокомментировал Варлаам, указывая на храм на соседнем холме, где я видел раньше крест и тексты молитв с иконкой. — Ну, как? Впечатляет?

— Еще бы, — зачарованно произнес я и повернул голову вправо.

Светлояр, абсолютно синий и ровный, без изменений располагался на прежнем месте, только теперь его берега обступали не вековые деревья, а многочисленные строения. Все они до единого были из белого камня, и я мог по убранству и высоте различить, где дома бедноты, а где знати. На возвышенностях вокруг озера стояли величественные златоглавые церкви. Где-то вдали виднелись пашни и пастбища, где пасли скот. На воде покачивались рыбацкие лодки. А там, где я обычно шел из деревни, располагалось торжище. Я был потрясен и не мог оторваться. Передо мной во всем своем величии и красе раскинулся настоящий многотысячный древний город.

— Это и есть Китеж-град? — восхищенно спросил я Варлаама.

— Ну, в общем, да, — хитро улыбнулся тот, и тут я заметил, что он вовсе не дед, а вполне моложавый мужчина.

Прежний скромный наряд его и тягостный дух в одночасье испарились, и теперь передо мной стоял темноволосый, статный, широкий в плечах богатырь, облаченный в царские платья.

— А почему я не вижу ни стен, ни башен? — изумился я.

— В нашем мире нам некого бояться, — ответил бывший Варлаам.

Теперь только одна деталь напоминала мне о старике — голову незнакомца по-прежнему опоясывал кожаный ремешок с необычным орнаментом.

— Михаил, — поклонился мне в пояс богатырь, и я увидел, как выходят из-за его спины и обступают нас люди в староверских одеждах.

— Тот самый? — не веря своим ушам, переспросил я. — Но как же так? Неужели, все это правда?

— Правда то, во что веришь. Все остальное — выдумка, — произнес князь и протянул ко мне обе ладони.

Поддавшись необъяснимому порыву, я безропотно вложил в них икону. Михаил поднял образ над головой, и буря восторга разнеслась по толпе. Одновременно из всех храмов стал доноситься радостный перезвон, и людские голоса потонули в божественных звуках. Праведность и доброта заструилась отовсюду. Дух у меня перехватило, и мне безудержно захотелось кого-нибудь обнять. Я распростер руки и сделал шаг к князю. Тот, бережно передав реликвию слуге, ответил взаимностью. Мы обнимались, как самые близкие друзья, и я чувствовал, как вздрагивает от нахлынувших чувств его могучее тело. Он плакал от счастья.

— Зачем она вам? — не, выдержав и стараясь перекрыть звон колоколов, крикнул я ему в самое ухо.

Он не ответил, а лишь многозначительно обхватил меня за плечи и развернул. Затем, утерев рукавом раскрасневшиеся веки, сделал знак рукой. В тот же миг дворовые поднесли нам удобные стулья, поставили прямо на землю стол с белоснежной узорной скатертью и уставили его яствами и напитками. И тотчас на поляне как по команде стали возникать огромные празднично накрытые столы, и многочисленная прислуга засуетилась с подносами и кувшинами. Честной народ начал рассаживался по скамьям и приступать к пиру. Колокола понемногу стихли, а вместо них неизвестно откуда заиграли со всех сторон свирели и гусли. Князь вытер о предложенное слугой полотенце руки и, встав, поднял над головой золотой кубок.

— Други мои! — обратился он к своим подданным, — выпьем же во здравие благороднейшего и храбрейшего мужа московского Николая, не убоявшегося ни врагов, ни напастей, и принесшего в нашу обитель святую икону! Аминь!

От таких слов я засмущался и зарделся. Вместе с тем я понимал, что надо обязательно ответить. Медленно поднявшись, я как князь оглядел собравшихся и растроганно произнес:

— Слава великому граду Китежу, князю его Михаилу Алексеевичу и всему русскому народу! И да пребудет святая икона отныне и вовеки веков в его непоруганных стенах!

— Слава! Слава! Слава! — донеслось со всех сторон, и все стали обниматься и стукаться кубками.

Признаться, я даже не думал, что могу быть настолько красноречив, и оттого еще более застеснялся. Князь протянул мне полный вина кубок, я с благодарностью принял его, и мы от души чокнулись. Затем я жадно набросился на еду. Не буду вдаваться в гастрономические подробности того, что для нас с ним было накрыто, тем более что многих кушаний я вообще не знал и видел впервые, а беспокоить князя по таким пустякам мне было стыдно. Одно скажу, все было просто, скромно, но вкусно. Наконец, насытившись и утолив жажду, я улучшил момент и повторил свой последний вопрос Михаилу. Тот неторопливо допил вино, задумчиво поглядел куда-то вдаль за озеро и тронул меня за локоть.

— Ты, правда, хочешь об этом узнать, друг мой Коля?

— Ну, конечно, — не удержавшись, воскликнул я. — Я надеюсь, это не тайна?

— Нет, не тайна, — ответил он. — Об этом знают и твои современники. Один из них даже как нельзя точно сформулировал то, о чем мы здесь думаем день и ночь. Что ж, изволь. Но слушай внимательно.

7.5. — Итак, первую осознанную государственную философию на Руси, как ты знаешь, изложил монах Филофей, и звучала она как "Москва — Третий Рим". Смысл ее в том, что после падения Византийского Второго Рима Россия стала последним пристанищем подлинной веры, и именно ей надлежит сохранить и защитить православие от сил зла, воплощением которого является хищный и ненасытный Запад. Однако в XX веке Россия сбилась с пути истинной веры, Третий Рим пал и западное безумие ворвалось в страну, разгулявшись в ней с невиданной силой. Но свою задачу Третий Рим все же выполнил, пусть и ценой собственной гибели. Он уберег от порабощения соседние народы, ни один из которых не исчез, не потерял свою исконную культуру. Наоборот, многие из этих народов только рядом с Россией получили письменность и образование, а некоторые смогли сохранить государственность. То есть если бы Россия их не спасла, и удались бы планы Наполеона и Гитлера, большинство бы их ждала участь американских индейцев. Ни о каком человеколюбии Запад бы больше не заикался, а просто давил бы своих противников в зародыше, как сделал недавно в Сербии и Ираке. Никто бы даже не пикнул, ни одна из стран третьего мира никогда не смогла бы бросить ему вызов, не смогла бы подняться с колен и обрести ту силу, которой обладают теперь и Китай, и Индия…

Я слушал, не перебивая.

— То, что Запад сегодня уже не владеет миром и не может железной пятой подавлять развитие остальных государств, — продолжал с чувством Михаил, — в этом целиком заслуга России. К их огорчению, в военном плане ее так никому и не удалось завоевать, поэтому Запад решил уничтожить ее духовную сущность. Надлом России начался с церковным расколом, который и послужил началом движения к западной унификации, всеобщему контролю, полицейскому государству, откату от традиционных для Руси соборности и мирного сосуществования разных народов и культур. Хотя внешне это духовное падение сопровождалось ростом материальной мощи. Третий Рим был уже духовно мертв к 1917 году, а к началу девяностых разложилось и его материальное тело. В последний раз миссия России как Третьего Рима проявилась в борьбе с Третьем Рейхом, которым называют гитлеровский режим нацистской Германии. На самом же деле Третьем Рейхом правильнее называть всю систему западного империализма, поскольку преступления германских нацистов в Восточной Европе мало чем отличались от преступлений английских, французских, испанских, португальских и голландских поработителей в других частях света. Но Третий Рейх был разбит, и сегодня мы видим, как поднимается новая захватническая империя, прячущаяся уже под маской НАТО, новый, Четвертый Рейх. Идеологией этого еще более ненасытного зверя тоже является фашизм, но уже фашизм потребительский, который провозглашает, что потребление превыше всего, и призывает людей забыть обо всем на свете, кроме наживы и денег. Все остальное — природа, культура и даже человеческая жизнь — становится лишь товаром. Но потребление растет день ото дня, и это вынуждает Запад по-прежнему отбирать ресурсы у остального мира, подавлять развитие бедных стран, превращая их народы в стада послушного скота. Что же может выступить против этого нового, страшного Четвертого Рейха? Возрожденный Третий Рим или тоже новый, Четвертый? Однако вспомним слова Филофея о том, что "Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать". Что это значит? То, что конец мира близко? Нет. Это значит лишь то, что в изменившейся ситуации Россия тоже должна измениться. Отныне она уже не должна быть последним прибежищем Старого, но должна стать местом, где начнется духовное возрождение мира, собирание сил для борьбы с воинством зла. Отныне оборонительное, охранительное предназначение России кончилось, пришло время перейти в духовное наступление на Запад и уничтожить его зло. Да, Филофей был прав: Четвертого Рима не будет. После Третьего Рима будет Китеж, о котором молились старообрядцы в этих керженских лесах. Как символ веры в Россию и ее великое будущее, рожденный нашим народом в дни самых тяжелых испытаний. Ведь Китеж — это душа России, которая готова выплеснуться в мир и пробудить его ото сна. Это душа человечества, разочаровавшегося в ценностях Запада и желающего избавиться от его пагубной власти. России требуется лишь одно — подняться с колен, стать собой, стать центром притяжения всех светлых сил, что так ненавидит Запад. И вам… Вам нужно осознать эти перемены. Ведь сегодня ситуация действительно поменялась, и сегодня именно Запад, чье духовное развитие остановилось, находится в состоянии обороны, именно Запад боится свободы и правды и отчаянно пытается оттянуть свою гибель с помощью оружия, денег и лжи. Но почему именно Китеж является сердцем всего русского, спросишь ты? Потому что через него проходит связь между прошлым и будущим, потому что это и есть подлинное царство свободы, которое до поры до времени скрыто. Ведь Китеж — это не мечта, а реальность, здесь, как ты видишь, обитают десятки тысяч лучших русских людей. И русское, в отличие от вас, не превратилось для них со временем во что-то наносное и чуждое, а осталось внутренним стержнем всей жизни. И это не просто тайная свобода духа и бесплотные мечтания. Ведь какими бы наивными и глупыми ни казались вам верования старообрядцев, они всегда были частью их жизни, а зачастую и смерти, переходя в подвиг через страданья и муки. Китежане остались единственным свободным сословием в порабощенной Западом России. Они научились жить по своей совести в самые мрачные времена, когда подавлялись любые проблески свободы, и при этом не отреклись от России, не потеряли связь с Богом. Жизнь России невозможна без просветляющей миссии, иначе она развалится и исчезнет. Ведь не случайно она становилась на дыбы именно тогда, когда ее измельчавшим правителям хотелось порвать с духовностью и сделать ее "просто страной". Так было и в начале Смутного времени, так было и во времена последних Романовых, так случилось в конце советской эпохи. Ошибкой Третьего Рима было забвение духовного и ставка на материальное. Начиная с Романовых, столетие за столетием, по мере того как материальная мощь России увеличивалась, духовная все скудела и скудела, пока не иссякла совсем. Именно поэтому конец Третьего Рима был таким быстрым и неожиданным. Царская Россия исчезла за несколько дней, находясь в пяти минутах от уже выигранной войны. Советский Союз, последняя тень Третьего Рима, развалился за несколько лет, находясь на вершине могущества. Вне своей просветляющей миссии Россия существовать просто не может, она записана в ее судьбу, и лишить ее этого предназначения — все равно, что переломать ей хребет… Без нее она погибнет, как человек, который лишился своего призвания и от этого запил и опустился. Так уж вышло, что именно России поручено избавлять мир от Наполеонов и Гитлеров, и все злое в этом мире рано или поздно надвигается на нее, видя в ней одной препятствие своим планам. Возрождение Китежа начнется с возрождения духовной целости России. И когда духовная свобода ее будет восстановлена и русское православие вновь станет единым, вернется и все остальное…

Снова, как и после рассказа у часовни, я впал в ступор. Настолько сильно, необычно и утверждающе прозвучало сказанное князем, и настолько нечего мне было ему возразить. Слова его даже не требовалось примерять к действительности, настолько точно заполняли они зияющие в моем миропонимании и ощущении будущности страны пустоты. Вот, нашим бы политиканам взять на вооружение эту концепцию, не выходило у меня из головы. А то, правда, живем ведь больше двадцати лет без какой-либо национальной идеи, без обозначенной и всем понятной цели, без будущего. И столько всего за это время порастеряли! Такую страну профукали! Столько народу кинули и у разбитого корыта оставили! Столько друзей по всему миру лишились! Эх, да что там говорить!

— Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему мы не можем допустить, чтобы икона находилась у вас, в вашем времени? — спросил Михаил.

Я понимающе кивнул.

— Вот когда вы будете готовы к новой жизни, когда будете способны выполнить возложенную на вас миссию, тогда и восстанет из небытия Китеж, тогда и займет икона положенное ей место — место освободительницы и возродительницы России. А пока пусть у нас полежит. Так сохранней будет.

— Не возражаю, — трепетно согласился я. — Скажи, князь, а побродить тут у вас, посмотреть на то, как живете, можно? Мне, честно, было бы страсть как интересно. Такие впечатления. Да и красиво у вас…

— К сожалению, нет, — грустно ответил тот. — Тебе, Коля, пора. Срок исходит. Кто более двух часов у нас тут пробудет, назад вернуться не сможет. А мне бы не хотелось лишать тебя счастья жить там, где ты привык. Да и остаться, если честно, я тебе разрешить не могу. Право стать гражданином Китежа надо заслужить праведностью и истиной верой. А ты пока к этому не готов.

Я расстроился. Однако Михаил не дал мне впасть в уныние.

— А теперь, Николай, давай, проси, чего хочешь! Выполню, как обещал! Все, что пожелаешь! Кроме вечной жизни и всякого волшебства, разумеется.

— А не получится, как у джинна, который все желания владельца лампы намеренно исполнял ему во вред? — на всякий случай поинтересовался я.

— Ты меня обижаешь. Любое человеческое желание на выбор. Но только одно. Давай, я тебя слушаю!

Я задумался. Первой мыслью было попросить выскользнувший недавно прямо из-под рук миллион евро. Однако мгновенье спустя я уже хотел миллиард. А еще через секунду и вовсе возглавлять список Форбса до самой смерти. Но благоразумие победило. Как только я представил, как меня, неопытного, разводят на такие деньги или просто из-за них убивают, мне стало жутко. И тогда я решил попросить здоровья или идеальную внешность. Но и это желание мне вскоре разонравилось. Действительно, постоянно сидеть на диетах, лишать себя маленьких земных радостей или вообще жить не своей, а чужой искусственной жизнью показалось мне скучным, неинтересным. И через какое-то время я запутался совсем. Едва в голову мою приходила очередная и казавшаяся мне гениальной идея, как следующая тут же разносила ее в пух и прах. Да и потом, не выходило у меня из головы, ведь я могу загадать то, что актуально для меня в данный конкретный момент, а пройдет пару лет, и я буду жалеть, что выбрал именно это. И тогда я решил не мучить ни себя, ни князя и, собрав в кулак все свое мужество, выдал.

— Я хочу вернуться туда, откуда все началось, но чтобы я ничего не знал и не помнил ни об иконе, ни о китайце, ни о тебе, ни о ком-нибудь другом, кто замешан в этой истории. Чтобы меня не преследовали ни бандиты, ни менты, ни генеральный директор. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Князь с уважением посмотрел на меня и поднял руку.

— Да будет так! Желание твое исполнится!

Я удовлетворенно потер руки и встал. Михаил подошел и по-отечески обнял.

— Знаешь, я нарушаю все наши писанные и неписанные правила, — огляделся он на пирующих, — но мне хочется сделать тебе что-то приятное, подарить что-нибудь от себя, — и этими словами бережно одел на меня небольшой серебряный крестик.

— Но ведь я некрещеный! — возразил было я.

— Это не важно, — ответил князь. — Захочешь, покрестишься. Не захочешь — не обязательно. Дело в том, что это не просто крест, а амулет. Он будет хранить и оберегать тебя от разных напастей. Так, просто на память. Возьми. Ты все равно о нас скоро забудешь. А я хоть как-то присматривать за тобой в твоем мире смогу.

Он поцеловал меня в лоб и еще раз сердечно обнял.

— А теперь закрой глаза и досчитай до трех. Считай громко вслух и ни о чем не думай. Прощай!

Я зажмурился и начал считать.

— Раз. Два. Три.

Я открыл глаза.

Вид с балкона открылся волшебный. Ласковое, до слёз слепящее солнце заливало радостным светом просыпавшийся после бурного вечера двор. Приятный в касании ветерок шевелил обрамлявшую башни домов листву. А небо, без единого, даже случайно забредшего облачка, казалось сказочным, держащимся на тонких ниточках лучей нежно-голубым бескрайним божественным куполом. Да и Он сам, верилось, следил сквозь него за всем, что творилось внизу. Всемогущий, добрый и любящий.

Я закурил. Звуков привычной активности слышно не было. Величественная, успокаивающая и такая редкая в городской суете тишина нарушалась лишь беззаботным щебетанием радующихся последнему теплу птичек. И более ни чем. Ни шумом мчащихся автомобилей. Ни криками играющей детворы. Ни лаем резвящихся собак. Ни чем абсолютно.

— Лепота… — вполголоса, но с чувством произнёс я, погладив нательный серебряный крестик.

Где-то я уже эту картину видел. Но где? И когда? И откуда я взял этот крест? Я не помнил. Дежа вю? Все может быть…

Зазвонил мобильный. Я обрадовался, что меня еще кто-то помнит, и достал из кармана аппарат. Где бы и в каком состоянии я ни находился, телефон всегда был под рукой — в любой момент PR-директор мог понадобиться шефу. Собственно, это и был как раз он.

— Николай, привет! Извини, что в выходной беспокою! Можешь говорить? Это я, Юрий! — услышал я.

— Конечно, Юрий Борисович! Внимательно слушаю!

— Давай, записывай номер!

Оставаясь на связи, я немедля вошел в записную книжку.

— Я готов! Диктуйте!

— Значит так, — генеральный стал диктовать телефон, и я забил его в память Самсунга. — Завтра надо позвонить по этому номеру, человека зовут Егор. Это байкер, у него связи в ГАИ.

— Хорошо, — кивнул я. — Что сказать?

— Короче, — продолжал генеральный, — идея такая. Я хочу в офис из дома на слоне приехать. На настоящем. Пока снег не выпал. Прямо по Тверской. И чтобы камеры там всякие, журнолюди… Короче, вся эта братия, понимаешь?

— Да, — ответил я. — Сделаем. А когда… Когда вы хотите это осуществить, Юрий Борисович?

— Спешки нет. Все, работай! Пока! И еще раз прошу прощения за беспокойство!

Я убрал телефон в карман и буквально расцвел от удовольствия.

Признаться, то, что я только что услышал, меня поразило, и я в очередной раз убедился в том, насколько гениален начальник. Ведь с точки зрения личного пиара ход со слоном, безусловно, не просто отличный. Он бесподобный. Только представьте себе! По Тверской… Среди дня… В потоке машин… Такое могло прийти в голову только нашему креативному шефу. Как же я его все-таки уважаю! Нет, я его просто боготворю!

Довольный новым и интересным заданием, я потрепал за шею пса и оглядел комнату. Все как обычно, все на местах. Но состояние дежа вю не покидало. Я снова погладил нательный серебряный крест и мечтательно запрокинул голову. Но, так и не увидев на небе лика с нимбом, разочарованно вздохнул. Было такое ощущение, что меня снова кто-то в чем-то развел…