"Две жизни" - читать интересную книгу автора (Воронин Сергей Алексеевич)Тетрадь шестнадцатая— Не будем ссориться. Тем более если положение с питанием и одеждой сложное, табачком его не поправишь. И не моя это обязанность. Пусть отвечают начальник экспедиции и его зампохоз. — Градов достал из чемодана бутылку коньяку. — Да, не будем ссориться. Вы старый изыскатель, вы и не такое видали. — Он поставил на стол бутылку, нарезал копченой колбасы, сыру, хлеба. — Давайте выпьем за наше свидание. — Нет, нет, — замахал руками Мозгалевский, — как можно. Рабочие полуголодные, злые, у них даже табака нет, а я буду пить, есть колбасу, сыр, курить. Я так не могу. — Наивный человек, — рассмеялся Градов. — Думаете, если не будете угощаться, рабочим от этого станет лучше? Дорогой Олег Александрович, только для вас я вез эти гостинцы... Но чтобы совесть ваша была спокойна, Я могу дать рабочим две пачки «Казбека», две пачки сотрудникам и две пачки останутся мне. Справедливо? — Давайте, снесу рабочим. — Ну зачем же вам ходить? Сходит молодой человек, — глядя на Колю Николаевича, сказал Градов. — Я могу их позвать, — ответил Коля Николаевич. — Ну зачем же звать? — мягко сказал Градов. — Несите людям радость, несите. В палатку вошла Шуренка: — Идите обедать. — А вы сюда, сюда, — энергично показывая на стол, ответил ей Градов и, когда она ушла, спросил: — Как работается? — В начале правобережного много марей, — ответил Мозгалевский. — Да, этот участок вообще заболоченный. Пойма. Ну что ж, дренаж и полутораметровую насыпь... — А где вы возьмете материал? Градов достал из полевой сумки карту. — Здесь проходит трасса. — Он ткнул коротким пухлым пальцем в красную извилистую линию. — А в шести километрах сопки. Не так уж велика дальность возки. — Не верьте карте. Не шесть, а все девять будут. — Прекрасно. Тогда надо обратить внимание на реку, на гравийно-галечные косы. Что думают об этом геологи? — Гравийно-галечные косы — это слишком мало... — Конечно, но дорогу все равно придется строить на правом берегу, так что и косы пригодятся... Напрасно Костомаров возится с пойменным вариантом. Но бог с ним. Как все же я рад вас видеть во здравии. — Он чокнулся и выпил. — Какой вы проделали путь! Для ваших лет это подвиг. Мокнуть, тащить на себе лодки, рисковать жизнью — это героизм. У вас крепкое здоровье. Герой, честное слово, герой! — Какой там герой, — махнул рукой Мозгалевский. — Самый настоящий. У вас человек утонул, а где смерть, там и героизм... — Не понимаю, зачем вы все это говорите, — недовольным голосом сказал Мозгалевский. Распахнулся полог, и вошел Коля Николаевич: — На смех подняли, говорят: как не перевернулся самолет от двух пачек. — А вы сказали им, что папиросы мои и что я мог их и не давать? — Что ваши, я сказал, а что вы могли их и не давать, скажите сами. Вас, Олег Александрович, требуют. Мозгалевский вздохнул и вышел. Утром Градов улетел к Костомарову. А мы стали готовиться к переезду. Геологи и Зацепчик остаются здесь. Геологам надо бурить, делать закопушки, копать шурфы. Зацепчик не успел снять план в горизонталях и поэтому остался для досъемки. — Алеша! — Да, Тася! — А ты разве не мог бы остаться вместо Зацепчика? — Конечно, нет. Он инженер, а я техник. А почему ты спрашиваешь? — А ты не понимаешь? — Понимаю... — А что ты понимаешь? Скажи... — Мне не хочется расставаться. — Да? — с радостью спросила Тася. — Да. Но почему ты радуешься? Тася смеется: — А ты не догадываешься? — Догадываюсь, но ты не о том думаешь. — О том, о том... Это ты не о том говоришь... А я о том... Ну до свиданья. Я рада, что тебе не хочется расставаться. Ну что ей сказать? Я махнул рукой и пошел к берегу. И вот я снова в лодке, и впереди меня на веслах Мишка Пугачев и Афонька. Опять мы трое, опять вместе. Но что-то за эти дни изменилось. Нет уже простого единения, какое было раньше. Теперь мне достаточно сказать только слово, как они уже беспрекословно подчиняются. Называют меня на вы, Алексеем Павловичем. А жаль. Зачем это? За последние дни Элгунь обмелела, перекаты тянутся, тянутся, и нет им конца. Днище лодки скрежещет о гальку. Рабочие уже в воде. Прыгаю и я. Вода холодна. Прохожу несколько шагов, и нет терпения. Ноги заходятся. — Неладно это, неладно, — не попадая зуб на зуб, говорит Афонька, — вода, она если не сейчас, то потом даст себя знать. Я молчу. Толкаю лодку в корму и стараюсь, как всегда, думать о чем угодно, только не о том, что мучает. Так легче. По сторонам от Элгуни сопки. То зеленые, то рыжие, то красные... Едем дотемна. Пристали к галечной косе, разожгли костры, поужинали. И спать, спать. А утром опять в воду. Светит солнце, желтеет галька, сверкают от ударов весел брызги, течет с мокрой одежды вода. И никак не согреться. Холодно. С большим трудом добрались до речонки Мкуджи. Здесь будет новый лагерь. Люди ожили, забегали, застучали топоры, запела пила, затрещали деревья. Мы расположились на высоком обрывистом берегу. На противоположном — большая галечная отмель. За нею — ровная, словно подстриженная под гребенку, тайга. Подо мной Элгунь. Глухо шумит она. Высоко над нами летят гуси. Я провожаю их взглядом, потом смотрю на реку — и не верю своим глазам. К нам сверху, один за другим, быстро идут два бата. На переднем стоит Костомаров. Он ловко направляет бат длинным шестом. На его голове платок. Я не гляжу на второй бат. Мне нет никакого дела до второго бата. Я кричу, кричу что сеть силы и бегу навстречу. Костомаров ловко завернул шестом, и бат ткнулся в берег рядом с нашими лодками. — Здравствуйте, Коренков! — говорит он. — Здравствуйте, Кирилл Владимирович... — Я вижу его прямой, раздвоенный подбородок, вижу обострившиеся скулы. — Надеюсь, все в порядке? — спросил он, легко взбегая на крутой берег. — Если не считать того, что утонул Бацилла. — Сам виноват. Как здоровье Олега Александровича? — Немного ослаб... — Ослаб? Это плохо. Зайдите через полчаса. — Хорошо. Я зашел через полчаса. В палатке шло совещание. Вернее, это было не совещание, а сообщение Костомарова. Пойменный вариант отпадает. Слишком много марей, провальных озер. Да и нет вблизи строительных материалов. Надо возить километров за двадцать. Где-уж тут... — Это все задокументировано? — спросил Мозгалевский. — Нет. Но настолько очевидно, что документы, полагаю, не нужны, — ответил Костомаров. — Это вам очевидно, но в Ленинграде потребуют... — Ну, если время останется, можно и задокументировать. Я вообще-то склонен думать, что инженеру надо верить. Но не будем отвлекаться. Правобережный вариант тоже отпадает. Сравним: с правого берега в Элгунь впадает на восемь проток и три реки больше, чем с левого. И еще, если переходить на правый, то надо сооружать через Элгунь два мостовых перехода, потому что вся трасса у второй и четвертой партии идет по левому берегу. Так что нам сам бог велел принимать левобережный вариант... — Но это только умозрительное сравнение? — спросил Покотилов, приподняв седую бровь. — А материалы аэрофотосъемки? Там же все есть. Их достаточно. Значит, единственным приемлемым остается левобережный. Левый берег — сплошная цепь скал. — Неужели весь берег косогорный? — спросил Мозгалевский. — Нет, есть распадки, лога, их наберется километров двенадцать, но в основном скала. — Значит, съемочные работы, — сказал Коля Николаевич. — Что ж, это интересно. — А разве нельзя несколько отступить от берега? — спросил Мозгалевский. — Зачем? — спросил Костомаров. — Вы предлагаете «полку». Но на таком большом протяжении скальные работы — это ведь тоже очень дорого обойдется. — Я, конечно, рискую, но смею думать, что если мы отойдем от реки, то трасса неизбежно должна наталкиваться на тоннели. Обход же намного удлинит линию. — Значит, у вас нет данных для сравнения вариантов? — каким-то скучным голосом спросил Мозгалевский. — А разве опыт инженера, профессиональное чутье ничего не стоят? — спросил Костомаров. — Только для самого себя, — скупо улыбнулся Мозгалевский. — Для штаба экспедиции нужны документы. — Ну что ж, я знал, что некоторые товарищи встретят с недоверием мое предложение, поэтому пригласил сюда начальника экспедиции. Он прибудет, может быть, даже сегодня. — Нет, это любопытно, — в раздумье сказала Ирина. — Трасса ляжет на косогоре, и вопрос о стройматериалах уже решен. Дорога будет на скале... — Это вас устраивает? — живо спросил Костомаров. — Конечно. — Интересно, а что сказал начальник участка? — спросил Мозгалевский. — Градов? Ему скальный вариант не понравился. Он настаивает на своем, правобережном. — Значит, Градов против, — в раздумье сказал Мозгалевский. Я с трудом понимал, что здесь происходило, и, конечно, не мог вникать в технические тонкости, но мне было ясно одно: к предложению Костомарова относятся настороженно. Почему? Вот это-то мне и хотелось выяснить. Но как? У кого спросить, чтобы я мог поверить? Ведь у каждого свое мнение. И только тут я впервые с завистью посмотрел на всех инженеров. Они знают то, чего я не понимаю. Они как бы живут в ином для меня мире. Даже Зацепчик (его здесь нет, он еще там, в устье Меуна), этот угреватый эгоист, и тот для меня недосягаемая вершина в изыскательском деле. Ну что ж, надо внимательно наблюдать, прислушиваться и ждать. Время покажет, чем все это окончится и кто окажется прав. Кроме технических вопросов Костомаров занимался и хозяйственными делами. Байгантайский сельсовет отнесся к экспедиции очень радушно. Одних товаров из сельпо отпущено в кредит более чем на девять тысяч рублей. На втором бате Костомаров привез нам свежей картошки, свечи, чеснок, муку. Заключил договор с рыбацкой артелью на поставку рыбы. Привез, конечно, и табак. И вот все рабочие курят. Смеются, заворачивают цигарки чуть ли не с локоть и наслаждаются до головокружения. И уже добрые и покладистые. Оказывается, не так-то много и надо человеку, чтобы он повеселел и почувствовал себя в тайге как дома. Наступило холодное, туманное утро. Туман настолько плотен, что нельзя в двух метрах различить человека. Готовимся к выходу на работу. Костомаров тоже готовится. Встреча с начальником экспедиции должна состояться в Жалдабе. Костомаров даст последние указания. Ирина уезжает с ним. Он забирает с собой и Покотилова. Это будет головной отряд. Они пойдут нам навстречу. — Может, какие пожелания, вопросы будут? — спрашивает Костомаров, оглядывая поочередно каждого из нас. — Да нет, что ж, все ясно... И мы уже хотели было разойтись, как с реки донесся гул самолета. |
||
|