"Гатчинский коршун" - читать интересную книгу автора (Величко Андрей Феликсович)Глава 8С утра я отправился на автомобильный завод, где недавно созданное КБ бронетехники мучилось с вопросом, а на что же вообще будет похоже их первое изделие. Поначалу в документах его именовали «бронеходом», но я это быстро прекратил, указав, что название, в достаточной мере раскрывающее суть изделия, для военной техники является неприемлемым. Поэтому все, имеющее броню, гусеницы и пушку, предлагалось называть танком, от английского «tank» – пусть непосвященные считают их самоходными цистернами. Послушав их доводы про желательность смягчения ТЗ, с некоторыми я согласился – например, с четырехцилиндровым движком вместо поначалу намеченной шестерки. Попытки поставить катки на рессоры я отмел – только торсионы. Но вообще общая концепция мне чем-то не нравилась… Вникнув в эскизы, я начал потихоньку понимать, чем. Чтобы мои мысли стали более понятными, не помешает небольшая экскурсия в прошлое – ну или в будущее, это смотря как считать… За пару лет до знакомства с Гошей моя племянница выступила в скутерных гонках, в классе семьдесят кубиков. Да уж, класс был тот еще… Моторчик объемом с треть стакана развивал двадцать сил! Табуретка весом в шестьдесят килограмм за несколько секунд разгонялась до сотни, а максималка была в районе ста двадцати – таковы были обычные параметры гоночных скутеров. Естественно, что столь дикая форсировка весьма отрицательно сказывалась на ресурсе… Так вот, я все же чуть уменьшил ей мощность и утяжелил раму, вварив более массивные, чем у остальных, распорки. В результате Маша заняла первое место в гонке, ни разу не поднимаясь выше третьего на этапах! Просто потому, что ее агрегат не ломался прямо на трассе. Так вот, представленное на мое рассмотрение изделие навевало мысль как раз об этой ситуации. Для скорости в тридцать километров движок должен был крутиться на максимальных оборотах. Пальцы для гусениц были рассчитаны впритык. Коробка от грузовика с максимальным полным весом в семь тонн должна была передавать момент для движения пятнадцатитонной махины… В общем, по допускам и запасам получалось нечто вроде Т-34 первых выпусков, когда моторесурс в сто часов являлся малодостижимой мечтой. А ДТ-54 моего деда-тракториста протарахтел пятнадцать лет! В общем, я занялся решительным урезанием. Лобовую броню с тридцати миллиметров пришлось сократить до двадцати, остальную до десяти-пятнадцати. Башня на первых выпусках становилась таки, к радости конструкторов, невращающейся. Вместо обычной трехдюймовки туда предполагалось ставить ее горную модификацию или вообще сорокасемимиллиметровку Гочкиса, просто потому, что на флоте их было около тысячи, а прошедшая война показала полную непригодность такого калибра для решения любых задач на море. Зато легкий броневик вопросов не вызывал. На «Оку» вместо двухтактника поставили оппозитный четырехтактный мотор, в результате чего она конструктивно еще более приблизилась к «Кюбельвагену», слегка забронировали и увенчали пулеметной башенкой, а точнее, вращающимся колпаком для головы и плеч пулеметчика. Эту коробку уже начинали строить, и я предполагал довольно большую массовость, ибо девайс предназначался в основном на экспорт. Чертежи и данные броневичка вторую неделю обсуждались с немецкой делегацией, которая при виде этих бумаг впала в энтузиазм. Кстати, немцам бронеока предлагалась под именем Pz-1 – это я, не думая, черкнул на титульном листе такие буквы. Потом, когда гансы поинтересовались, что сие означает, пришлось сочинять, будто это сокращение от русского слова «Pizdetc», которое на английский можно перевести примерно как «Utter annihilation of all surrounding»… В самолетах я разбирался по определению лучше, чем в бронетехнике, так что и участие в разработке будущих машин мог принимать более серьезное. Определяя модельный ряд нашей авиации, следует исходить из возможностей производства, считал я. Возможности же были умеренные. Первый авиазавод в Георгиевске по сути представлял из себя опытное производство и за четыре года своего существования выпустил около трех сотен самолетов – правда, очень разных. Завод в Иркутске был крупнее и лучше приспособлен для серийного производства, но опыт показал, что одновременно могут делаться не более двух моделей, и то они должны быть похожи по технологии. На нем было решено строить небольшие самолеты смешанной конструкции. Для цельнометаллических уже начали готовить площадку под будущий завод, который должен был образоваться на краю Москвы, примерно там, где сейчас метро «Сокол». Самолетов смешанной конструкции я предполагал иметь два – истребитель и штурмовик, настала пора разделять эти типы. По конструкции они предполагались похожими, но штурмовик должен был иметь неубирающиеся колеса, побольше брони и оружия. Истребитель же мне представлялся типичным самолетиком по поликарповской схеме, нечто вроде И-16, но не такой толстомордый из-за меньшего диаметра двухрядной звезды. И попроще в пилотировании, ибо в основном это должна быть именно учебная машина, к войне, если не напортачим со сроками, она все равно уже устареет. Для московского завода потихоньку начали прорабатываться эскизы фронтового бомбардировщика, сына «Кошки», с названием, естественно, «Котенок». От мамы он отличался несколько большими размерами и вдвое большей мощностью движков, а также тем, что ему предстояло стать первым в мире цельнометаллическим самолетом, благо нам наконец-то удалось запустить один большой пресс, а второй был на грани этого события. Со стратегическими бомберами я решил пока не связываться – рано. В качестве первоначально-учебного, связного и народнохозяйственного самолета мы собирались оставить «Тузика», только заменив ему двухтактник на трехцилиндровую звезду. Но отдохнуть душой удалось только один день, а потом снова предстояло возвращение в Питер, где Максим Исаев по фамилии Рюмин докладывал, что готов к жизни в шкуре Сиднея Рейли по фамилии Розенблюм. Через три дня Нью-Рейли отправился в Киев, чтобы там связаться с англичанами – якобы все это время он скрывался от найденовских ищеек (несчастный случай с хорошо знавшим его лично полковником уже произошел). По дороге суперагент не терял времени зря и организовал хоть и небольшую, но жутко оппозиционную либерально-социалистическую партию и теперь собирался требовать финансовой поддержки, намекая, что при ее отсутствии партии не останется другого выхода, кроме как легализоваться. А я сел анализировать ситуацию в России на предмет ее революционности. Вроде получалось, что классической революционной ситуации пока нет. Да, верхи теоретически не могли править по-старому, потому как Гоша требовал от них новаций, а больше половины к ним было решительно не готово. Впрочем, довольно значительная часть вообще ни по какому править не могла, ибо была занята воровством и взяточничеством. Низы тоже не хотели жить по-старому – они надеялись, что новое царствование им вот прямо сразу даст если и не все, но хоть что-то! Впрочем, выкупные платежи за землю Гоша отменил в манифесте от пятого августа. Но второго пункта, резкого обнищания народа, не наблюдалось. Третий тоже был под вопросом – пока имеющаяся активность масс почти целиком уходила на выборы делегатов в Собор. Однако расслабляться не стоило – забастовки происходили все чаще, и в них начали засвечиваться и политические требования. Кстати, в том же манифесте была объявлена и свобода забастовок, кроме как на оборонных или выполняющих оборонный заказ предприятиях, а также на железной дороге и телеграфе. Насчет свободы слова мы сделали такой финт – специальным указом в порядке эксперимента сняли цензуру с московского желтого листка «Копейка» и двух аналогичных питерских. Владельцы же были неофициально предупреждены, что пользоваться свободой надо с умом, тогда точно получится воспользоваться вдруг свалившимися на них вместе со свободой приличными деньгами… В общем, уже второй месяц эти газеты трудолюбиво обсирали все и всех. А Гоша собирался вставить в свою речь на Соборе вопрос – типа она нам очень нужна, такая свобода? Больно уж воняет мерзко… Реорганизация высшего образования готовилась в глубокой тайне, а пока студенты увлеченно бузили, не зная, что на халяву это у них выходит последние месяцы, а потом придется либо оплачивать такой образ жизни, либо решительно его менять. Нам же время было нужно еще и для того, чтобы навербовать в этой среде достаточное количество осведомителей. Кстати, уже просматривалась закономерность – технические вузы оказались меньше подвержены революционному влиянию. А как раз в это время в Лондоне, в здании Форин Офис, происходила интересная беседа, про которую я узнал только через несколько лет. Одним из собеседников был директор только что образованной МИ-6 – новой британской спецслужбы. Вторым – мой не то чтобы хороший, но все же знакомый сэр Эндрю Нэвил Пакс. И занимался он тем, что вкратце пересказывал содержимое своего объемистого доклада о том, кто есть такой инженер Найденов… – Так вот, – продолжал сэр Пакс, – я считаю, что говорить о Найденове как об инженере является ошибкой. Если, разумеется, основываться не на слухах, а на достоверных данных. Итак, что говорят слухи? Летом 1899 года неизвестно откуда взявшийся господин вылечивает наследника от туберкулеза и строит ему аэроплан. Первое событие подтверждено и сомнений не вызывает, второе – наоборот. Если внимательно присмотреться к трем имеющимся снимкам этого якобы аэроплана, то на одном вообще ничего не видно, а два других показывают элементы конструкции, которая никак не может летать, заключение экспертов прилагается. Просто тогда этого еще никто не знал… Далее, практически одновременно происходят три события. В Серпухове появляется Густав Тринклер, два студента из Москвы, и вскоре первый в мире аэроплан действительно поднимается в воздух. Опять же по заключению экспертов, он представляет собой нагромождение едва ли не всех возможных ошибок, которые можно сделать при конструировании. Вкратце: появились новые люди – и появилась новая техника, поначалу несовершенная. В дальнейшем события всегда происходят по этому сценарию. В Георгиевске появляется новый человек – и сразу за этим событием происходит рождение какой-то новой машины… Я считаю, что гениальный инженер Найденов – это миф. Есть личность, чьи таланты лежат в совершенно иной области. Он умеет лечить людей, это проверено. Он умеет находить нестандартно мыслящих и выбирать из них лучших. Возможно, наши ученые со временем подведут под это научную базу, пока же это следует принимать как необъяснимое, но неоднократно подтвержденное явление. Отсюда следует два вывода. Первый – поздно тратить силы и средства на ликвидацию Найденова, он уже нашел, а Георгий пристроил на нужные места достаточно людей, которые обеспечивают новый курс России. Второй – надо внимательно отслеживать появление около Найденова новых лиц, с целью заранее понять, что именно они будут делать. Кстати, одно из таких лиц подлежит особенно внимательному изучению – это Налетов. То, что вся его деятельность связана только с катамаранами, я не верю. Наверняка он занимается еще чем-то, подозреваю – подводными лодками. Даже не лодками, а крейсерами! Если допустить наличие у русских таких кораблей, некоторые необъяснимые события прошедшей войны становятся понятными. – Простите, но тогда появление в Георгиевске Циолковского означает… – Совершенно верно. Хотя это кажется беспочвенной фантазией, но я не удивлюсь, если через некоторое время русские приступят к воплощению идей этого господина. И еще один момент, на который я хотел бы обратить ваше внимание. Если предположить, что сам по себе Найденов не является гениальным изобретателем, а может только находить таковых и создавать им условия для работы, то не обратить ли внимание на его политическую деятельность? Тут тоже есть странность. Первый год своего пребывания около Георгия он остается в тени, про него мало кто знает. Но вдруг в Георгиевске появляется некто Татьяна Князева, и тут, как по волшебству, у Найденова сразу проявляются и недюжинные политические способности, и хорошо продуманная жесткая линия, которую он тут же начинает энергично проводить в жизнь… Это тоже вопрос, нуждающийся в дополнительном исследовании. Но, как я говорил, копию этого документа мы получили только через несколько лет, а пока информация ограничилась тем, что создано это самое МИ-6 и что Пакс стал там начальником русского отдела. На встречу с Рейли он не поленился приехать лично и первое, что спросил – встречался ли его собеседник с Татьяной Князевой. Получив дважды правдивый ответ «да», ибо с этой дамой встречался и Розенблюм, и Рюмин, Пакс был слегка разочарован и предложил Рейли посетить город Николаев. Вопрос с финансированием партии он обещал решить в ближайшее же время. А через некоторое время на очередном докладе Татьяна, посмеиваясь, сообщила мне, что к ней подбивают клинья. – Кто? – поинтересовался я. – Саша Янушкевич. – Постойте, это не генерал из окружения Ник-Ника? – Нет, это его двоюродный племянник. До недавнего времени работал помощником у Сазонова в Лондоне, а теперь вот вернулся в родные пенаты… Красавец мужчина, между прочим. – Хотите сказать, что вы не устояли? – Шеф, ну как вы могли такое подумать? Я же замужем! И нарушать верность своему супругу никак не могу, во всяком случае без консультации с вами. Да и не очень охота, честно говоря, повод-то незначительный. – В общем да, то, что английская разведка вами интересуется, это не секрет. Что думаете делать? – Пусть поухаживает маленько. Поначалу я создам у него мнение, что верна мужу, но это преодолимо. Потом – что на самом деле я верна вовсе даже другому человеку, упоминать которого всуе категорически не рекомендуется. А за это время надо будет решить, брать его для обработки или использовать втемную. – Ладно, подумаем. А удалось ли вам зафиксировать хоть какие-нибудь слухи о последнем увлечении кайзера? – Что удивительно, никаких. То есть и сам молчит как рыба, и пара человек из его окружения, подозревающие об этом, тоже своими подозрениями ни с кем не делятся. Получается, могут немцы хранить тайну, если им это надо… – Вот я как раз про это. Скоро туда выезжает делегация от Бени, проверить меры по обеспечению секретности. Так что вы прикиньте, кого из ваших сотрудниц туда надо включить официально, а кого и не очень. Ну вот, подумал я, Генштаба еще нет, я еще только соображаю, где взять английского шпиона для заполнении вакансии, а тут он сам объявляется… Красота! А Танечка молодец, что не проявила поспешности и не поддалась на его обаятельность, это еще надо подумать, перед кем правильнее будет не устоять – перед этим племянником или его дядей. А Танечке я сказал: – Пошлите человека на мой склад, там для вашей службы имеется полтора кило противозачаточных таблеток и два с половиной – презервативов, на этот квартал нормы увеличены, как вы и просили. |
||
|