"Тайна старой знахарки" - читать интересную книгу автора (Лессманн Сандра)

Глава 20

Взяв в руки кремневый пистолет, Иеремия стал внимательно разглядывать его. Ален решил навестить старого друга в новом обиталище, чтобы рассказать о стычке с Мартином Лэкстоном.

— Гм, исполнено просто, безо всяких там украшений и тому подобного… Вероятно, солдатское оружие, — рассуждал он. — И денег много не надо, чтобы приобрести такой. Мартин Лэкстон вполне мог взять его у какого-нибудь скупщика за бесценок.

Иезуит вернул оружие Алену, но тот умоляюще поднял руки.

— Нет уж, увольте, прошу вас. Оставьте у себя. Мне он ни к чему.

— Хорошо. Я покажу его судье Трелони. Вообще-то вы правы, считая, что у такого пария, как Мартин Лэкстон, оружия быть просто не должно — средства не позволят. Так он на самом деле грозил вам оружием?

— Грозил, — подтвердил Ален. — Не могу сказать, намеревался ли он стрелять в меня, но, знаете, у меня не было никакого желания убеждаться в истинности его намерений. — И, помедлив, добавил: — Скажите, а возможно ли такое, что это Мартин застрелил из него свою мачеху?

Иеремия задумчиво наморщил лоб.

— Возможно все. Но вот только что могло побудить его на столь бесчеловечный поступок?

— А что вообще творится в черепной коробке у невменяемого? Откуда нам это знать?

Иеремия скептически посмотрел на него.

— Мартин Лэкстон — человек, легко поддающийся гневу, тут я с вами согласен, но в случае с вами речь явно шла о какой-то причине. Он твердо верит в то, что вы изнасиловали его сестру. Здесь все более или менее объяснимо. Но с какой стати ему убивать собственную мачеху? Что она могла ему сделать?

Тут Ален беспомощно развел руками.

— Это мне неизвестно.

— Если убийца повитухи он, то наверняка имеется и второй пистолет. Так что советую вам поостеречься, Ален!

— Мои защитники не дремлют!

Иеремия улыбнулся.

— Да-да, предусмотрительность и проницательность леди Сен-Клер общеизвестны.

Ален поднялся с табурета и подошел к распахнутому окну. Внизу, у арок моста, шумела вода.

— Нравится вам здесь?

Иеремия пожал плечами.

— Конечно, жить на мосту довольно занятно, — признал он. — Но уж очень здесь шумно. С утра до вечера грохот повозок. Нет, у вас мне жилось спокойнее.

Помолчав минуту, Ален объявил, что уходит.

— На днях непременно загляну к вам, — пообещал он и распрощался.

Перед тем как у «Старого лебедя» нанять лодку и отправиться в Блэкфрайер, он решил пропустить пару кружек эля. Дома его ждали лишь упреки, поэтому спешить туда было незачем. А упреки между тем высказывались все чаще и касались главным образом денег. Дело в том, что Алену приходилось посещать на дому бедняков — он не мог отказать больному только по причине его неплатежеспособности. Элизабет ставила ему в упрек и то, что родители Кита тоже не платят ни гроша, и требовала выставить мальчика, а вместо него нанять платных учеников. Ален отказался наотрез. Ему все уши прожужжали о том, что его заработков, дескать, не хватает на покрытие самых насущных расходов. На что он отвечал, что, мол, жить надобно скромнее, — в конце концов, и он в связи со свадьбой понес немалые траты. Риджуэй прекрасно понимал, что и Элизабет, и Энн рассчитывали зажить у него посытней, прикупить себе новых платьев и разных вещиц, и теперь постоянно ворчали, что не могут себе этого позволить. Мол, дома им жилось в этом смысле куда лучше. У Алена не раз чесался язык заявить напрямик, чтобы они и убирались подобру-поздорову туда, откуда пришли, но каждый раз предпочитал отмалчиваться, ибо споры, тем более бессмысленные, были ему отвратительны.

Подходя к дому, Ален заметил, как Энн у дверей препирается с какой-то женщиной, явно нищенкой, если судить по одежде — вернее, лохмотьям. Он даже замер на полушаге от неожиданности. Нищенка энергично жестикулировала, вероятно упрашивая собеседницу, и вообще, похоже, разговор был не из простых. Энн, напротив, отмахивалась от ее просьб, отрицательно качая головой.

Заинтригованный, Ален ускорил шаг, желая выяснить, в чем дело. Заметив мужа, Энн прошипела нищенке:

— Убирайся отсюда, чертова баба! Нечего тебе сюда шляться! Уходи прочь!

Женщина умоляюще воздела руки.

— Прошу вас, скажите мне, где Лесли! Вы ведь сами видели, как она забирала его у меня.

— Говорю тебе — убирайся отсюда к чертям! — выругалась Энн и захлопнула дверь.

Какое-то время нищенка продолжала молча стоять у дверей. Лишь прохожий, невольно задевший ее, вывел ее из ступора. Завидев Алена, женщина вздрогнула от испуга.

Лекарь, поняв это, жестами дал понять, что его ей нечего страшиться. Но нечто странное в глазах женщины, какая-то отрешенность, недоступность привели его в изумление.

— Да не бойтесь вы, — стараясь говорить как можно дружелюбнее, произнес он. — Я вам ничего не сделаю.

Женщина, попятившись, стала затравленно озираться. Ален решил приблизиться к ней.

— Вы о чем-то просили мою жену. Кто такой Лесли?

— Я ничего не сделала! — вырвалось у нищенки.

— Я вас ни в чем не обвиняю. Просто мне хотелось бы знать, о чем вы говорили с моей женой, — настаивал Ален.

Лицо женщины исказил жуткий страх. Она рванулась в сторону и побежала, расталкивая прохожих.

— Смотри, куда прешь, ты! — Какой-то мужчина возмущенно погрозил ей вслед кулаком.

— Подождите, подождите! — крикнул Ален и бросился за ней, проталкиваясь через толпу, обходя повозки, но женщина успела исчезнуть. Проклиная себя за неосмотрительность, он вернулся в лечебницу. Навстречу ему вышел Николаус.

— Что там у вас стряслось, мастер? Эта нищая вам чем-нибудь досадила? — с нескрываемым любопытством спросил молодой человек.

— А ты ее знаешь? — с надеждой спросил Риджуэй.

— Да так, видел пару раз. Она уже не первый раз здесь околачивается. Иногда стоит на противоположной стороне.

— Это точно она? Ты не ошибся?

— Она, кто еще.

— Ты говорил с ней?

— Нет, один раз я хотел к ней подойти, ну, там, расспросить, в чем дело, так ее и след простыл.

Ален в задумчивости пошел в кухню налить себе вина. Что нужно здесь этой странной особе? Кто она вообще? Ведь не просто так она приходит сюда! Наверняка ей что-то нужно от Энн. Но что?

Впрочем, Ален недолго размышлял над этим. Вскоре в лечебницу явился какой-то уличный торговец, укушенный собакой. Рана оказалась глубокой, и Ален провозился довольно долго, промывая и перевязывая ее. Только к вечеру, уже после ужина, когда Энн ушла в их комнату, Ален вспомнил о нищей. Любопытство Риджуэя взяло верх. А не связана ли эта женщина с убийством матери Энн? Надо бы подняться наверх да расспросить ее. Может, хоть что-нибудь удастся узнать.

Ален решительно направился в мансарду. Занятый своими мыслями, он даже не соизволил постучать, а сразу распахнул дверь.

— Энн, я хотел у тебя уз…

И умолк на полуслове, пораженный увиденным. Ален, не веря глазам, уставился на жену. Энн, в чем мать родила, стояла у сундука, где хранила платья и юбки, надевая через голову ночную рубашку. Заметив Алена, она поспешно прикрылась ею.

Не сразу до Алена дошла суть того, что он видел. Шагнув к Энн, он выхватил у нее рубашку. Живот его жены был подозрительно велик. Слишком велик.

— Не может быть! — ахнул он.

Не было сомнений, что Энн самое малое на пятом месяце, но уж никак не на третьем, в чем пыталась убедить его. Вначале он этого не замечал под зимней одеждой, с которой его благоверная не торопилась расстаться даже с наступлением погожих весенних дней. К тому же после этого горе-венчания у него не возникало охоты приближаться к ней, так что в столь откровенном виде Энн предстала перед ним впервые.

— Вот оно что! Вы обманули меня! — сдавленно произнес он. — Вы уже были беременны! — Вцепившись себе в волосы, он беспомощно уставился в пространство. — Теперь мне понятно, почему вы тогда явились ко мне и предложили себя. Пожелали убедить меня, что это мой ребенок. И убедили — я, идиот, поверил. Попался на удочку!

Выхватив у него ночную рубашку, Энн торопливо оделась и направилась к двери, но Ален загородил ей дорогу.

— Нет уж, подождите! Ловко вы все обстряпали, но вам меня провести не удастся! Вам все придется объяснить, хотите вы этого или нет. От кого этот ребенок? — схватив ее за плечи, допытывался он.

Энн стала вырываться.

— Оставьте меня в покое! Пустите!

Ален почувствовал, как его душит гнев. Его охватило непреодолимое желание ударить эту женщину, отхлестать по щекам, пнуть ногой. Ужаснувшись, он выпустил Энн и отпрянул. Никогда в жизни ему и в голову не приходило, что можно ударить женщину! Никогда! Пробудившиеся в нем чувства были настолько непривычными, несвойственными ему, до дикости чужими, что душа его протестовала.

Воспользовавшись растерянностью Риджуэя, Энн выскользнула из спальни и скрылась в комнате тетушки.

Ален продолжал стоять столбом. Волна гнева постепенно спадала, ей на смену пришло странное отупение. И горечь. Нет, ему необходимо выйти на свежий воздух. Сию же минуту, а не то он здесь задохнется. Скатившись с лестницы, Алей выбежал на Патерностер-роу и понесся словно на пожар, потом замедлил шаг. Постепенно Риджуэй пришел в себя и медленно пошел по переулкам в направлении Ладгейтских ворот, а потом на Флит-стрит. Там его взор привлекла харчевня. Усевшись за столик в самом углу, он заказал вина. Ален чувствовал острую потребность напиться до бесчувствия.

Карета леди Сен-Клер, миновав Королевскую биржу, неторопливо направилась к Корнхиллу. Аморе устало откинулась на мягкие кожаные подушки и тяжело вздохнула. Она ведь от нечего делать решила заглянуть на эту биржу, сделать кое-какие покупки. А все вышло глупее некуда — леди Каслмейн, их общий кузен Бекингем с друзьями, как назло, повстречались ей у входа в лавку ювелира. Естественно, им захотелось поболтать, потом они всей компанией отправились по другим лавкам. Аморе и не заметила, как пролетело время, ей далеко не сразу удалось отделаться от назойливой компании, при этом не обидев самых сильных и влиятельных при дворе, и в то же время не опоздать на важные встречи.

Было уже темно, когда карета леди Сен-Клер выехала на Флит-стрит. Быстро по отвратительной дороге ехать не получалось, кроме того, несмотря на поздний час, улица была запружена повозками. Аморе от скуки глядела в окно на прохожих, направлявшихся домой либо посидеть в какой-нибудь кабачок.

Лошади, захрапев, остановились. Перед ними два кучера громогласно выясняли отношения — один наемный экипаж зацепил другой при выезде на проезжую часть. Аморе высунулась из окна кареты, желая узнать, в чем дело, но тут взгляд ее упал на двух мужчин, пытавшихся удержать на ногах третьего, который только что выбрался из пивной. Когда троица приблизилась к фонарю, Аморе, к своему великому изумлению, узнала в нализавшемся до потери сознания бедолаге Алена Риджуэя, а в тех двоих, кто помогал ему идти, — своих верных слуг Уильяма и Джима.

Распахнув дверцу, Аморе позвала их. Уильям тут же узнал госпожу и дал знак Джиму. Слуги потащили Риджуэя к карете леди Сен-Клер.

— Что с ним? — испуганно осведомилась Аморе. — Он не ранен?

Уильям с ухмылкой покачал головой.

— Куда там, миледи! Просто нализался до чертиков. Несколько часов кряду вливал в себя винище. Мы было попытались остановить его, но он и слушать нас не стал. Вы не тревожьтесь, миледи, мы его доставим домой.

Аморе критическим взором оглядела лекаря.

— Похоже, он на ногах не стоит. Так что вам придется всю дорогу его тащить на руках. Лучше усадите его в карету, я сама отвезу его.

Ален пошевелил головой и раскрыл глаза, скользнув замутненным взором по леди Сен-Клер. Он не сразу узнал, кто перед ним.

— Ах, миледи, как мило с вашей стороны, что вы согласились выпить со мной, — заплетающимся языком бормотал он.

— Давайте-давайте, усаживайтесь, — с улыбкой ответила она.

Наконец с помощью Уильяма и Джима Риджуэй оказался в карете. Уильям уселся рядом с кучером, а Джим разместился на запятках.

— Вы и правда не хотите выпить со мной за здоровье нашего короля, миледи? И за всех тех, кому хитрые бабы норовят навязать чужих ублюдков?..

— Вот что: по-моему, сегодня вы уже достаточно выпили, мастер Риджуэй, — не терпящим возражений тоном произнесла Аморе. — Сейчас я отвезу вас домой, чтобы вы хорошенько проспались.

Лицо Алена перекосила гримаса отвращения.

— Нет… — протестующе зашептал он. — Куда угодно, только не домой. Не… не надо домой, — еле слышно пролепетал он. — Не надо. — Веки у него смыкались, и в полусне он вновь повторил: — Только… не домой… Только не…

Аморе с сомнением поглядела на него. С чего бы это ему так напиваться? — спрашивала она себя.

— Так куда едем, миледи? На Патерностер-роу? — осведомился кучер.

Помедлив, Аморе приоткрыла дверцу кареты и крикнула вознице:

— Нет-нет, Роберт, езжай в Хартфорд-Хаус!

Пока они ехали, Ален иногда приходил в себя, недоуменно вертел головой, что-то бормотал, затем снова проваливался в пьяное забытье. Во дворе Хартфорд-Хауса Уильям и Джим извлекли лекаря из кареты и по распоряжению Аморе отнесли в комнату для нежданных гостей, специально подготовленную для подобных случаев, где возложили на кровать под балдахином.

— Разденьте его и отдайте одежду в стирку. Она пропахла табаком и винным перегаром.

Пока Уильям с Джимом снимали с Риджуэя обувь, чулки, штаны, сюртук и сорочку, Аморе, стоя тут же, без всякого смущения наблюдала за происходящим. И в обнаженном виде этот уже не молодой человек сохранял привлекательность. Крупное, чуть неуклюжее тело, длинные руки и ноги и нежная, едва покрытая волосами кожа. На талии и животе отложились складки — свидетельство увлечения вкусной едой, но в целом Риджуэя никак нельзя было отнести к располневшим. Длинные прямые волосы до самых плеч оставались черными как смоль, если не считать редких серебряных ниточек у висков. Такого же цвета были и волосы Аморе. На щеках и подбородке выступила трехдневная щетина. Странно! Ранее леди Сен-Клер склонности к неряшливости за Риджуэем не замечала. Тем более к пьянству. Наверняка произошло нечто из ряда вон выходящее. И явно связанное с этой непонятной скоропалительной женитьбой вопреки его воле. Иначе чего бы ему так противиться, чтобы его отвезли домой, к любимой жене?

Ален не шевелился. Он провалился в сон и захрапел. Уильям повернул лекаря на бок, чтобы тому было удобнее спать.

— Как он? — с оттенком беспокойства спросила Аморе.

— Ничего страшного; мастер Риджуэй — человек выносливый, как оказалось. Правда, не удивлюсь, если завтра утром он голову от подушки не оторвет, — заметил слуга.

Уильям закрыл ставни, взял свечу со стола и вместе с госпожой покинул спальню для гостей.

Когда Ален открыл глаза, ему показалось, что он очнулся после лошадиной дозы наркоза. В голове царил полный хаос. Что все-таки с ним произошло? Он стал лихорадочно восстанавливать в памяти прошедшие события. Отвратительный привкус во рту дал ответ на мучивший его вопрос. Какое же мерзкое пойло подавали в этой харчевне! Что, впрочем, не помешало опрокинуть множество кружек.

Постепенно мир вокруг обретал отчетливость, и Риджуэй с любопытством стал оглядывать помещение. Сквозь щели ставен лучи солнца огненными копьями протянулись в комнату, и Ален смог рассмотреть обстановку. Он лежал на постели с красно-золотыми занавесями балдахина. Стены покоя были обиты камчатной тканью. Повсюду висели картины в дорогих рамах. Изумленный Ален, усевшись в постели, попытался сообразить, куда он попал. И вспомнил: леди Сен-Клер везла его куда-то в своей карете. Вероятно, это ее дом. При мысли о том, в каком состоянии видела его эта женщина, Ален едва не сгорел от стыда. Боже! Как он мог допустить подобное?!

Отбросив покрывало и собираясь встать, Ален с еще большим изумлением установил, что спал совершенно обнаженным. Кто же его в таком случае раздевал? Понятное дело, слуга, потому что все остальные варианты, само собой, отпадали.

Справив нужду в находившийся тут же объемистый ночной горшок, Ален подошел к окну и раскрыл ставни. Солнце стояло высоко на небе — наверняка сейчас около полудня. Вернувшись к балдахину, Риджуэй огляделся по сторонам. А где его платье? Он обыскал всю комнату, заглянул даже под кровать, но одежды и в помине не было. Он было собрался завернуться в покрывало, как в тогу, и отправиться на поиски слуг, как дверь открылась и в комнату вошла молодая женщина. Ален, красный как рак, бросился в кровать и стал поспешно натягивать покрывало.

— Доброе утро, месье! — приветливо обратилась к нему незнакомка. — Меня зовут Арман, я горничная леди Сен-Клер. Я принесла вам горячей воды для умывания и одежду.

Последнюю фразу девушка произнесла с хитроватой улыбкой.

Вскоре на столике для умывания стоял оловянный тазик с водой, рядом лежали мыло и бритва.

Горничная говорила с французским акцентом, и это действовало на Риджуэя странно возбуждающе. Арман была довольно миленькой, с темными кудряшками и карими словно орех глазами.

Ален смущенно откашлялся.

— Может, вы покажете мне, где находятся покои вашей госпожи?

— Да-да, я провожу вас к ней, — заверила его Арман и вышла, оставив его одного.

Ален умылся, потом вычистил зубы солью, которую обнаружил в затейливой формы сосуде на столике для умывания. Затем, основательно намылив подбородок и щеки, тщательно и не спеша побрился. После этого надел выстиранное и выглаженное платье и попытался с помощью гребня пригладить взъерошенные волосы.

Горничная вернулась и провела его по коридору до двери. Уходя, она кокетливо улыбнулась ему на прощание.

Ален осторожно постучал, и тут же стал проклинать свою неотесанность — следовало, как это водилось при дворе, лишь слегка поскрести ногтями по дереву. Сгорая от смущения, он вошел и, к своему изумлению, граничащему с ужасом, понял, что находится в будуаре леди Сен-Клер. Огромная кровать под балдахином из зелено-золотой парчи занимала почти всю спальню. Стоявшая у окна Аморе обернулась и, приветливо улыбаясь, направилась к нему.

— Ну наконец-то вы, мастер Риджуэй. Я уже потеряла всякую надежду, — шутливо произнесла она.

На женщине был пеньюар из темно-синей тафты. А под ним, как заметил Ален, лишь длинная кружевная сорочка и шелковые чулки. Густые черные волосы длинными локонами спадали до талии.

Ален собрался было рассыпаться в благодарностях за ее милое гостеприимство, за все хлопоты, но продолжал стоять будто воды в рот набрав. Потом заговорил, но, поняв, что несет околесицу, вновь умолк.

Ответом была снисходительная улыбка Аморе.

— Может, вы все-таки присядете? Наверняка вы проголодались. Не окажете ли любезность отобедать со мной?

Не дожидаясь ответа, хозяйка дома направилась к дверям и, выглянув в коридор, отдала распоряжение лакею приготовить все для обеда.

Тем временем Ален обрел дар речи.

— Мне очень жаль, что я доставил вам столько хлопот, миледи. Я… я в неоплатном долгу перед вами.

Она одарила Алена очаровательной улыбкой, которая чуточку успокоила его. Смущение первых минут миновало.

— Забудьте об этом, дорогой. У вас есть недруг, использующий столь неприглядные и коварные способы и желающий погубить вас. Уильям мне обо всем рассказал. Оказывается, этот Лэкстон пытался убить вас.

— Но…

— Вы, конечно, можете не соглашаться со мной, но я в этом убеждена. Он без колебаний убил бы вас, если бы только был уверен в своей безнаказанности. Так что позвольте мне и впредь заботиться о вашей безопасности, мастер Риджуэй. Что же касается вашего присутствия здесь, то не беспокойтесь. Никаких неудобств оно мне не доставило. Напротив, ваше общество исключительно приятно мне. Вчера я решила привезти вас сюда, потому что вы руками и ногами отбивались, когда Уильям и Джим вознамерились доставить вас домой. Может, расскажете почему?

Невольно выпрямившись на стуле, Ален испустил тяжкий вздох. Помедлив, он ответил:

— Я выяснил, что Энн обманула меня. Обвела вокруг пальца. Ребенок, которого она ждет, не мой.

На некоторое время в будуаре леди Сен-Клер воцарилась мертвая тишина. Аморе с сочувствием смотрела на сидящего напротив гостя.

— То есть она специально отдалась вам тогда. Рассчитав, что придет время и вы поверите, что ребенок ваш. И что вы, будучи человеком порядочным, не станете этого отрицать. И каким же образом вам удалось это выяснить?

— Случайно увидев ее без одежды, я убедился, что срок ее беременности слишком велик, чтобы я имел к этому отношение.

— И кто настоящий отец?

В ответ Ален лишь пожал плечами.

— Этого я не знаю. Она не сочла нужным сказать мне. Впрочем, это уже вряд ли имеет значение.

— А вы не подумали о том, что в свете выяснившихся обстоятельств ваш брак может быть объявлен недействительным?

Ален обреченно покачал головой.

— А чем я могу доказать, что наша с ней связь произошла, скажем, не двумя месяцами раньше? Я буду утверждать одно, а Энн прямо противоположное. Кому скорее поверят? Нет-нет, вряд ли в моем положении можно что-либо предпринять. Закон ведь признает рожденное в браке дитя независимо от отцовства.

Во взгляде леди Сен-Клер было искреннее сочувствие.

— Мне очень горько это слышать, Ален!

Впервые она назвала Риджуэя по имени. И у него сразу возникло ощущение, что прежние границы их отношений расплываются, исчезают, что теперь он может довериться ей как настоящему другу. Чувства, столь тщательно скрываемые им, проступали наружу — отрезвление, горечь обиды и ярость, неукротимая ярость.

— Больше всего меня гневит то, что я пошел у нее на поводу. — Ален невольно стал ерошить волосы. — Девушка приходит ко мне, предлагает себя, а я веду себя как болван, как снедаемое похотью животное. И как я только мог? Нет, наверное, я все-таки чуточку не в себе!

— Поздно изводить себя укорами, — успокаивающим тоном произнесла Аморе. — Просто вы совершили ошибку.

В этот момент открылась дверь и два лакея внесли на подносах обед: устрицы, тушеную дичь, свежий зеленый горошек — самый первый в этом сезоне, — кекс с изюмом, к ним — бургундское.

— Ну вот, прошу вас, отведайте, — сделала приглашающий жест Аморе. — Вы сразу почувствуете себя лучше.

Она была права. Съев несколько кусочков, Ален унял бурчавший от голода желудок и даже повеселел. Тем более после пары бокалов великолепного вина.

— Не сравнить с той мерзостью, которой меня потчевали вчера, — с улыбкой заметил он.

Кроме ножей и ложек, лакей выложил на столе и вилки, которые в доме Алена ввел в обиход переехавший к нему полтора года назад Иеремия. Пастор научился пользоваться этим изысканным столовым прибором за время пребывания в Италии. Его пример перенял и Ален в отличие от Энн и Элизабет, считавших вилки нелепой выдумкой окаянных «папистов», как они выразились.

Все опасения Алена, связанные с обстоятельствами, предшествовавшими появлению его в доме леди Сен-Клер, разом улетучились. Хотелось не думать о досадных вещах, а наслаждаться моментом. Сейчас для него не существовало ничего, кроме вот этого стола, уставленного яствами, и общества милой женщины, проявившей о нем такую заботу. И вряд ли он мог надеяться, что нечто подобное повторится в будущем.

— Знаете, миледи, я не могу вам описать, как грустно сознавать, что я уже больше не увижу вас у себя в доме, — признался Ален, когда лакеи убрали со стола. — И еще жаль, что в моем доме не проживает Брендан. И хотя вы приходили не ко мне, мне очень нравились ваши визиты.

Тень пробежала по лицу Аморе. Ален без труда понял причину внезапной грусти леди Сен-Клер.

— Как я понимаю, от него по-прежнему никаких вестей? — поинтересовался Ален.

Аморе отрицательно покачала головой, не скрывая своих чувств.

— Думаете, он вернулся в Ирландию?

— Вот уж не знаю.

— Но вы тогда отправили его во Францию?

— Да, в Париж.

— А почему именно во Францию? — недоумевал Ален.

В глазах леди Сен-Клер застыло странное выражение. Алену показалось, что она тщательно раздумывает над ответом. Взяв бокал с вином, женщина поднялась из-за стола и медленно прошествовала к окну.

— У меня там остались друзья. Еще со времени моего пребывания при дворе короля Франции, — стала туманно объяснять она. — Я подумала, что они сумеют ему помочь обрести счастье.

Чувствуя, что Риджуэй смотрит ей в спину, ожидая дальнейших объяснений, леди Сен-Клер продолжила:

— Это все, что я могу сказать вам, мастер Риджуэй. Поверьте, ради вашего же блага куда лучше для вас знать об этом как можно меньше.

Ален, тоже поднявшись, подошел к ней.

— Миледи, я знаю, как сильно любит вас Брендан. Он обязательно вернется.

И тут Аморе будто прорвало.

— Если он меня на самом деле любит, отчего же тогда я за все эти месяцы не получила от него ни единой весточки! Нет, в его любовь я больше не верю! — горячо произнесла она.

Алену было неприятно видеть ее расстроенной. И он тут же поймал себя на мысли, что страстно хочет утешить эту женщину, обнять ее, прижать к себе…

— Вы не должны так говорить, миледи. Вы ведь знаете Брендана! Он человек действия. И если он вам не пишет, это вовсе не означает, что он о вас не думает. К тому же вам не следует забывать и о том, что, вероятно, обстоятельства не позволяют ему поддерживать с вами переписку. Мы ведь воюем с Францией, и это тоже никак нельзя сбрасывать со счетов. Почтовые суда не ходят через пролив.

— Я понимаю, — ответила Аморе, — что вами движет желание успокоить меня. Но и война не помешала бы ему увидеться со мной, если бы он действительно этого хотел. Нет, не хочу больше и думать об этом человеке, не хочу!

Ален пытался подыскать нужные слова, но тщетно. Вместо этого он забрал у нее пустой бокал, наполнил его из стоявшего на столе графина и подал ей.

— Выпейте глоток, это вас успокоит. Вино и на самом деле превосходное.

С благодарной улыбкой женщина приняла из его рук бокал и отхлебнула бургундского.

Ален не мог оторвать взора от леди Сен-Клер. Через накинутый поверх кружевной сорочки пеньюар проступали очертания груди. Смугловатый оттенок кожи придавал Аморе сходство с южанкой; этот удивительный оттенок не исчезал даже зимой. Алену вдруг вспомнилась миниатюра, на которой Аморе была изображена с обнаженной грудью, и он ощутил поднимавшийся в нем жар желания. Понимая, что все чувства написаны у него на лице, он поспешно отвернулся.

— Мне от души жаль, что я не в силах утешить вас, миледи, — беспомощно произнес он. — А мне бы очень этого хотелось.

По шуршанию тафты Ален, хоть и смотрел в сторону, понял, что женщина приближается к нему. Взглянув на Аморе, он заметил блеск в ее черных глазах.

— Так утешьте! — едва слышно сказала она.

Сначала Алену показалось, что леди Сен-Клер шутит, однако ее взгляд говорил о другом. И тут ему стало понятно, что это своеобразное приглашение не было результатом случайного стечения обстоятельств или сиюминутной прихотью, что еще вчера, когда его в бесчувственном состоянии доставили сюда, эта женщина уже задумала овладеть им. Разве можно было истолковать этот весьма легкомысленный наряд иными причинами?

Она неотрывно глядела на него, и Ален чувствовал, как кровь закипает в нем. Его рот невольно растянулся в улыбке.

— Всегда к вашим услугам, мадам, — пробормотал он в ответ.

Осторожно, едва ли не с опаской, словно страшась, что она вдруг изменит намерение, он обнял ее. Аморе запрокинула назад голову, отдавая себя ему. Когда их уста сомкнулись в поцелуе, Алена молнией пронзило желание. Несомненно, он подсознательно предполагал возможность именно такого исхода нежданной встречи, но мысль о том, что он имеет дело с искушенной в любви, зрелой женщиной, будоражила его, распаляла воображение. Здесь не требовалось утруждать себя раздумьями и укорами в связи с нарушением девственности, уламывая очередную насмерть перепуганную, неопытную глупышку. Аморе Сен-Клер отчетливо сознавала, чего хочет. И ему, Алену Риджуэю, надлежало не разочаровать ее.

Словно стремясь изучить друг друга, они целовались еще очень долго. Ален покрывал поцелуями ее шею, нежные плечи…

— Обожди, — вдруг прошептала она и стала поспешно расстегивать усыпанные бриллиантами пряжки пеньюара.

Осторожно, колеблясь, словно все еще страшась чего-то Ален положил руки ей на плечи и деликатно снял с нее темно-синий пеньюар. Перед ним во всем великолепии открылись ее груди. Ален робко прикоснулся к ним сначала пальцами, а потом и губами.

— Вы — прекраснейшая из всех, кого я когда-либо видел, — сдавленным шепотом признался он. От охватившего его возбуждения Риджуэй едва мог говорить. Происходящее казалось ему сном, и он страшился того, что вот-вот проснется и вновь окунется в жуткую серую явь.

Сначала на пол с шелестом упал пеньюар, за ним тонкая кружевная сорочка. Леди Сен-Клер в несравненной наготе стояла перед ним. Ален с восторгом созерцал открывшееся его восхищенному взору совершенное тело. В фигуре Аморе не было и следа полноты, так ценимой мужчинами, однако Алена это не разочаровало — стройность всегда импонировала ему.

Заключив женщину в объятия, Ален страстно поцеловал ее, ощущая ладонями бархатистую кожу рук, спины, бедер. Из-за высокого роста Риджуэй вынужден был наклоняться. Шумно выдохнув, он взял Аморе на руки и понес к кровати. Уложив ее словно драгоценный хрупкий груз, он в два счета сбросил одежду и не глядя швырнул куда-то в угол. Аморе, чуть привстав, маняще раскрыла объятия и, заключив в них Алена, шутливо куснула его за шею. После этого Риджуэй не мог больше сдерживаться. Его пальцы странствовали вниз, по животу, между раскинувшимися в страстном порыве бедрами. Он уже был готов войти в нее, но внезапно замер. А позволит ли она ему это? Заглянув женщине в глаза, Ален не обнаружил в них и следа нежелания. И с чистой совестью лег поверх нее, чувствуя, как она раскидывает ноги. Осторожно введя член, он задвигался сначала медленно, потом быстрее. Нет, нельзя терять голову, сверлила мозг навязчивая мысль, ни в коем случае нельзя. И за мгновение до наступления пика наслаждения он вышел из нее и, торопливо отстранившись, излил горячее семя на покрывало. После этого, призвав на помощь все свое искусство ведения любовной игры, стал удовлетворять ее.

Потом они молча лежали, прижавшись друг к другу. Ален с блаженной улыбкой уткнулся лицом в ее плечо. Он все еще не мог насладиться этим чудесным телом, продолжая по каплям упиваться шелковистой кожей, ароматом женщины, чувственно проживая каждое мгновение счастья от присутствия рядом леди Сен-Клер.

— Это и есть рай! — зачарованно прошептал Ален. — И в нем мне хотелось бы остаться на веки вечные. До самой смерти.

Эти слова болезненным уколом отдались в сердце Аморе.

— Ни слова о смерти, друг мой. Даже не всерьез никогда не упоминайте о ней. Когда на город обрушилась чума, я столько на нее насмотрелась. И поняла, что она всегда рядом.

— Ну разве можно так думать? Да и что может случиться, если вы — мой ангел-хранитель?

Усевшись, Аморе очень серьезно посмотрела на него.

— И ангел-хранитель может исчезнуть.

И нежно провела пальцем по высокому лбу Алена.

— Мне пора, — грустно произнес он. — А то, наверное, все уже гадают, куда это я запропастился.

— А вы ничего не позабыли, любимый мой? — с лукавой улыбкой спросила Аморе.

— О чем, моя прекрасная дама?

— Вы ведь собирались скрасить мое одиночество?

Ален рассмеялся.

— Разве могу я позабыть о данном мною обещании, ненасытная вы моя?

Ален с наслаждением провел ладонью по округлостям грудей леди Сен-Клер, а еще мгновение спустя, крепко обняв ее, уткнулся лицом в великолепные, благоухающие, черные как вороново крыло кудри.