"Тайна старой знахарки" - читать интересную книгу автора (Лессманн Сандра)

Глава 21

Майское солнце сияло над дворцом Коломб, резиденцией Генриетты Марии, дочери бывшего короля Франции Генриха IV, вдовы английского короля Карла I и матери Карла II.

Погруженный в мысли Брендан Макмагон стоял у высокого окна малой гостиной, окидывая взором парк, строгая симметричность и фигурно подстриженные деревья которого придавали ему чопорно-помпезный, неестественный вид. Глядя на эти утратившие первоначальный вид и ставшие творением рук человека растения, Брендан ощутил острую тоску по родной Ирландии. Уже не раз он подумывал о возвращении на родину, которую покинул еще шестнадцатилетним юношей. Но страсть, противостоять которой было не в его силах, неудержимо тянула его в Англию, к женщине, которую любил. Нередко он с тревогой спрашивал себя, а не забыла ли его Аморе. Брендан понимал, что с его стороны было непростительным легкомыслием не давать о себе знать все эти месяцы. И хотя он предпринимал не одну попытку сесть и написать дорогой его сердцу женщине, всякий раз в отчаянии рвал бумагу в клочки. Не дано было этому ирландцу даже на словах выразить переполнявшие его чувства, не говоря уж о том, чтобы связно изложить их на бумаге. Но он твердо верил — Аморе поймет его, поймет непременно!

Брендан повернулся к своему спутнику, сидевшему на одном из выстроившихся вдоль стены мягких стульев. Вальтеру Монтегю, аббату монастыря Сен-Мартин у Понтуаза, перевалило за шестьдесят. Если окинуть мысленным взором его бурную жизнь, вся она без остатка была посвящена служению Карлу I и королеве Генриетте Марии. Будучи их посланником по особым поручениям и тайным агентом, он объездил всю Европу, в совершенстве овладев приемами оставаться незамеченным в стане врага, шифровки тайных посланий, ведения переговоров с влиятельными особами. Его опыт включал и вынужденное пребывание как в стенах парижской Бастилии, так и лондонского Тауэра. Будучи духовником королевы-матери Генриетты Марии, аббат принадлежал к числу тех, кто пользовался ее безграничным доверием.

Позабыв об этикете, Брендан заговорил первым:

— Месье аббат, прошу вас простить мое нетерпение, но все же: когда я смогу вернуться в Англию?

В ответ Монтегю елейно улыбнулся.

— Ах, нетерпение молодости! Умерьте свой пыл, месье, всему свое время. Уже скоро. Прежде всего необходимо представить вашу особу его величеству. Вот поэтому мы сегодня и здесь. Так что запаситесь терпением.

Брендан снова углубился в созерцание парка. Ему не хотелось выглядеть в глазах аббата неблагодарным, но он прекрасно понимал, что ему отведена роль мячика в играх всесильных, ничтожная роль ничтожного человека. Оказавшись во Франции, Брендан Макмагон постоянно спрашивал себя, а сознавала ли Аморе последствия своего замысла. Нет, он ни в коей мере не сомневался, что леди Сен-Клер действовала из самых лучших побуждений, посоветовав ему ехать во Францию и снабдив пространным посланием к аббату Монтегю. Незадолго до этого она доверила ему тайну, о которой не ведал даже пастор Блэкшо: когда Аморе Сен-Клер после непродолжительного пребывания при дворе короля Франции несколько лет назад заручилась разрешением Людовика выехать в Англию, это произошло в результате тайного сговора между ней и монархом о том, что при дворе Карла I она будет представлять интересы Франции, ибо английский король — и это ни для кого не было секретом — податлив как воск в ловких пальчиках своих любовниц. Однако по прошествии времени выяснилось, что Аморе не оправдала ожиданий Людовика. Слишком глубокие чувства испытывала она к Карлу, чтобы за его спиной плести хитроумные сети интриг. К тому же леди Сен-Клер вскоре убедилась, что король Англии при принятии важных государственных решений отнюдь не руководствуется мнением своих фавориток, что и доказало объявление им войны голландцам. Попытка посланника Франции, действовавшего через Франсис Стюарт, отговорить его от этого шага успехом не увенчалась.

В рекомендательном письме Аморе поклялась исправить допущенные ею ошибки, предложив к услугам аббата молодого ирландца, уже сражавшегося за Францию с испанцами. Надо сказать, расчеты ее оказались верны. Для преследуемого англичанами-протестантами католика католическая Франция была союзницей, в особенности после кровавой резни, учиненной Кромвелем в Ирландии семнадцать лет назад. Монтегю согласился с идеей леди Сен-Клер, но решил предоставить Брендану Макмагону своего рода испытательный срок. Необходимо было присмотреться к молодому человеку, проверить, выявить его способности и дарования. И месье аббат пришел к заключению, что протеже леди Сен-Клер — прирожденный тайный курьер для передачи посланий из Франции в Англию, которые по вполне объяснимым причинам не могли быть доверены обычной почте.

По мнению Монтегю, стоило посвятить молодого ирландца в искусство хранения и передачи секретов, преподав ему и кое-какие полезные навыки, а именно правила придворного этикета, без знания которых весьма затруднительно рассчитывать на благосклонность вышестоящих. Монтегю был поражен тем, что его ученик схватывал все, что называется, на лету, быстро постигая тонкости. Не прошло и двух месяцев, как Макмагон носил платье джентльмена с той же непринужденностью, что и кожаный кирасирский колет. В завершение обучения аббат поручил одному своему знакомому учителю фехтования отточить мастерство ирландца, и без того недурно владевшего шпагой, — курьеру, перевозящему декретные донесения, явно не помешает быть во всеоружии перед лицом недоброжелателей.

Некоторое время спустя Монтегю доложил королеве-матери о новом подопечном. Генриетту Марию, как женщину набожную, в первую очередь интересовало, добрый ли католик этот ирландец, и, получив от аббата самые что ни на есть лестные характеристики, она велела ему продолжить заниматься молодым человеком.

Поскольку король Людовик регулярно навещал Генриетту Марию в Коломбе, обсуждая с ней возможности посредничества во благо заключения мира между Англией и Голландией, она выразила готовность принять протеже леди Сен-Клер в присутствии монарха Франции.

Брендан понимал всю важность предстоящей аудиенции — на ней решалась его дальнейшая судьба. И если план Аморе удастся осуществить и король соответствующим образом оценит его усилия, будущее ему обеспечено.

Послышался скрип гравия под колесами подъехавшей кареты. Поднявшись, аббат подошел к окну, у которого стоял ирландец, посмотреть, кто приехал.

Из кареты вышла молодая девушка в придворном платье, и лакеи церемонно проводил ее к входу.

— Кто это? — удивился Брендан.

— Генриетта Анна, герцогиня Орлеанская. Она золовка короля, поэтому носит титул «мадам». Но Генриетта Анна еще и младшая сестра короля Карла Второго.

Вскоре принцесса входила в гостиную. С улыбкой она поздоровалась с аббатом Монтегю, знавшим ее с детства. Брендан держался поодаль, однако герцогиня Орлеанская заметила его и с любопытством стала рассматривать.

— Мой дорогой аббат, представьте же мне вашего спутника, — обратилась она к Монтегю; не сводя взора с ирландца.

— Месье Макмагон, год назад он прибыл к нам из Англии, ваше высочество.

Брендан, сделав несколько шагов вперед, поклонился. Принцесса протянула ему руку для поцелуя.

— Так вы прибыли из Англии, месье? И вам случалось быть при дворе? И встречаться с моим братом?

Брендан мешкал с ответом.

— Я видел его лишь мельком, ваше высочество.

— Нет-нет, вы непременно должны рассказать мне о нем. Я ведь не даю покоя никому из тех, кому случалось быть при английском дворе, и вы не исключение, — шутливо произнесла Генриетта Анна. — Как я понимаю, вы ведь еще побудете здесь?

Брендан, поклонившись, заверил герцогиню Орлеанскую:

— Всегда к вашим услугам, ваше высочество.

Ответив ему невинной и в то же время кокетливой улыбкой, Генриетта Анна секунду или две продолжала смотреть на Брендана, потом повернулась и проследовала за лакеем в находившийся рядом кабинет, где ее дожидалась мать.

— У нее особый шарм, присущий всем Стюартам, — с теплотой в голосе произнес Монтегю.

Некоторое время спустя снаружи донесся цокот копыт. Перед входом во дворец остановилась еще одна карета.

— Это король! — взволнованно объявил аббат.

И в самом деле из кареты вышел Людовик XIV и, быстро шагая, вошел в распахнутые лакеями двери. Ни к чему было привлекать внимание — встреча носила явно конфиденциальный характер, — а для всех несведущих король просто решил нанести визит вежливости любимой тетушке.

При появлении его величества короля Франции аббат и Брендан поклонились. Людовик был в камзоле из обычного темно-коричневого бархата с золотым шитьем, узких коротких брюках, подвязанных лентами, светлых чулках и туфлях на красных каблуках. Каштановые локоны парика львиной гривой обрамляли лицо. Черты лица монарха отличались некоторой тяжеловесностью — внушительный нос, карие глаза и полный чувственный рот. Весь облик короля излучал неуемную энергию и несгибаемую волю. Правой рукой он опирался на роскошную трость с золотым набалдашником.

Мельком взглянув на Брендана, Людовик приветствовал аббата, после чего прошел в кабинет, дав Монтегю знак следовать за ним. Ирландец оставался ждать за дверьми.

Генриетта Мария, прервав беседу с дочерью, повернулась к племяннику. Кроме двух женщин, здесь присутствовал и Генри Джермин, граф Сент-Олбенс. Издавна он входил в ближайшее окружение королевы-матери. Сначала, как и полагалось, обменялись любезностями, затем Людовик стал обсуждать войну.

— После долгой зимы английский и голландский флоты готовятся к первой баталии года. Голландцы ожидают от меня, что я исполню союзнические обязательства перед ними и пошлю им в поддержку флот Франции. Как мне ни претит идея предстоящего морского сражения с англичанами, его не избежать, если, конечно, не удастся вновь усадить обе стороны за стол переговоров.

— Но ведь встреча в Сен-Жермене оказалась безрезультатной, — напомнила королю Генриетта Мария. — Боюсь, мой сын прозреет лишь после того, как голландцы нанесут ему сокрушительное поражение, что, без сомнения, ослабит его позиции на переговорах.

Людовик не уступал.

— Тем более следует продолжать попытки склонить его к мирным переговорам. Не в интересах Франции сейчас начинать войну с Англией. Вот союз с британцами оказался бы нам как нельзя кстати.

— Если ваше величество позволит, — вмешался аббат Монтегю, — существует еще и леди Сен-Клер. И влияние ее при английском дворе растет. В минувшем году она подарила королю Карлу Первому сына. Кроме того, в своем письме ко мне она обещала побудить его действовать в интересах Франции. Она предлагает в будущем действовать через ирландца, доставившего мне это письмо, с тем чтобы быстрее и надежнее обмениваться сведениями особой важности. Считаю, это предложение заслуживает самого серьезного внимания.

Минуту или две король Людовик обдумывал сказанное аббатом.

— Вы считаете этого ирландца вполне надежным человеком, месье аббат?

— Могу только сказать, ваше величество, что за эти месяцы я составил вполне ясное представление о месье Брендане Макмагоне. Он добропорядочный католик, регулярно посещающий мессу. Мне не раз приходилось исповедовать его. Пусть он несколько вспыльчив, однако в нужный момент сохраняет трезвость рассудка. Этот человек по своему характеру не склонен заводить друзей и знакомых, да и особой разговорчивостью, тем более болтливостью, не отличается. В отличие от многих своих соотечественников Брендан Макмагон не пьет, не играет в азартные игры и, насколько мне известно, за все время пребывания здесь не завел ни одного романа. Как мне кажется, он продолжает хранить верность леди Сен-Клер.

— Такой человек мог бы оказаться весьма полезен для нас, — согласился король. — Хотелось бы взглянуть на него.

— Он ожидает за дверьми, ваше величество. С вашего позволения, я приглашу его сюда.

Зажав шляпу под мышкой, Брендан вошел в кабинет и поклонился сначала королю, потом другим присутствующим. Перед столь высокопоставленными особами он испытывал сильное волнение и смущение, но ничем не выдал своих чувств. Гордо выпрямившись, Брендан невозмутимо встретил взгляд монарха.

— Мадемуазель Сен-Клер рекомендовала нам вас, месье. Но вы ведь обязаны хранить верность королю Англии, а наше поручение идет вразрез с этим. Вас это не смущает? Каково будет ваше решение в таком случае?

— Сир, я ирландец. Вот уже сотни лет англичане угнетают мой народ. Верность нашей и вашей, ваше величество, религии считается на моей родине преступлением Мой отец был зверски убит англичанами, а моя семья, как и многие мои соотечественники, вынуждена была покинуть Ирландию. Король Англии может считать себя сувереном Ирландии, однако я не считаю его своим королем и посему ни о какой верности ему речи быть не может, — не раздумывая ответил Брендан.

— Смело сказано, месье, — ответил Людовик. — Ваша искренность мне по душе.

С этим словами король дал Брендану понять, что аудиенция окончена. Беседа продолжалась еще некоторое время, потом Людовик первым поднялся и собрался уходить — его ждали государственные дела.

Аббат вернулся к Брендану, и оба через высокие застекленные двери вышли на залитую солнцем террасу. Перед ними во всем великолепии раскинулся сияющий свежей зеленью парк.

— Вы произвели на короля самое благоприятное впечатление, месье Макмагон, — удовлетворенно произнес Монтегю. — Полагаю, его величество скоро поручит вам нечто важное.

— Король собирается послать меня в Англию? — с надеждой спросил Брендан.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Именно там вы окажетесь наиболее полезны ему.

Некоторое время они неторопливо прохаживались меж цветущих клумб. Где-то неподалеку невидимый музыкант перебирал струны гитары. Брендан завертел головой, желая узнать, откуда доносится музыка. На мраморной скамье у невысокого декоративного куста сидела Генриетта Анна, герцогиня Орлеанская, и слушала грустные мелодии в исполнении одного из пажей. Увидев Макмагона и аббата, она помахала им.

— Месье, давайте подойдем к ее высочеству, — предложил Монтегю спутнику.

Генриетта Анна улыбнулась им. Обращаясь к Брендану, она заметила:

— Месье, но вы ведь обещали мне рассказать о вашей встрече с моим братом.

Брендан был явно сконфужен просьбой герцогини Орлеанской.

— Ваше высочество, я не могу с уверенностью утверждать, что действительно встречался с ним. Боюсь, он меня тогда даже не заметил.

— Ну рассказывайте же, рассказывайте, — дипломатично попросила принцесса.

Аббат Монтегю с поклоном обратился к ней:

— Прошу великодушно простить меня, ваше высочество, но мне необходимо еще обсудить кое-что с вашей матушкой.

Генриетта Анна кивнула. Как только аббат удалился, она сначала жестом пригласила Макмагона сесть рядом на скамью, затем сказала:

— Не желаете ли присесть, месье Макмагон?

Брендан, сохраняя надлежащую дистанцию, уселся на мраморную скамью. Вся эта ситуация крайне смущала его. Он не понимал, чего хочет от него Генриетта Анна. Естественно, она вот уже несколько лет не встречалась с братом и поэтому была рада любой новости о нем. Но Брендану ни разу не случалось быть при дворе, хотя однажды ему все же выпало лицезреть Карла I, и воспоминание об этом будило в нем неприятные чувства. Все произошло в будуаре Аморе, когда король решил нанести леди Сен-Клер неожиданный визит. В результате Брендану пришлось поспешно скрыться в примыкавшей к будуару комнате. Ситуация была не только крайне неловкой, но и стала причиной временного разрыва между ним и Аморе, а вот об этом ирландцу совершенно не хотелось ни говорить, ни вспоминать.

Макмагон невольно углубился в мысли и даже забыл, где и в чьем обществе находится. И принцесса Генриетта Анна решила использовать отрешенность молодого человека, чтобы получше рассмотреть. Крайне редко ей приходилось видеть столь правильное лицо. Во взгляде синих глаз проступала серьезность, даже, пожалуй, некоторая нелюдимость. Ирландец не носил парика. Шелковистые вьющиеся темные волосы спадали на плечи. Весенний ветерок поигрывал ими. Принцесса с явным удовольствием рассматривала его.

Внезапно Брендан понял, что его изучают, и кровь прилила ему клипу.

— Сожалею, ваше высочество, но я не принадлежу к придворным, я всего лишь обычный простой крестьянин, плохо владеющий искусством ведения беседы.

Генриетта Анна рассмеялась.

— Для простого крестьянина вы как раз вполне сносно владеете этим искусством.

— Ну, это все благодаря стараниям месье аббата…

На лице принцессы появилось меланхолическое выражение.

— От души надеюсь, что ему не удастся сделать из вас настоящего придворного. Так что уж оставайтесь тем, кто вы есть, месье Брендан: простым, но прямодушным крестьянином.

Брендан с изумлением посмотрел на нее. Он впервые видел эту молодую девушку, ничего о ней не знал, и ему показалось, что она отнюдь не в восторге от придворной жизни. Может, она стала жертвой интриги? Она не походила на тех многоопытных особ, которые как рыба в воде чувствуют себя в обществе сплетников и сплетниц, как и на тех, кто готов постоять за себя. В отличие от своего рослого, полнокровного брата Генриетта Анна казалась хрупкой, субтильной. Глаза ее отливали прозрачной сапфировой синевой. Каштановые волосы спиралевидными локонами были уложены по обеим сторонам головы. Если сравнивать Генриетту Анну и Аморе, трудно было бы сыскать больших антиподов, и все же Брендан находил миниатюрную принцессу, сидевшую рядом, весьма привлекательной.

На розовых губках Генриетты заиграла улыбка.

— Так вы, значит, ирландец, месье. Мне очень хотелось побольше узнать о вашей стране. Расскажите мне о ней.

И снова Брендан не знал, что ей ответить. Воспоминания об Ирландии всегда были для него болезненными, и он старался как можно реже думать о родине. Несмотря на любовь к Аморе, он скупо делился с нею воспоминаниями о прошлой жизни. Но во взгляде Генриетты Анны было такое искреннее желание узнать об этой стране, что Брендану отчего-то сразу захотелось нарушить грозившееся затянуться до неприличия молчание. Принцесса, позабыв обо всем, слушала рассказ о его детстве и ранней юности, которая пришлась исключительно на военные годы. Когда Брендану было три года, угнетаемые на протяжении столетий англичанами ирландцы поднялись на борьбу. Лишь восемь лет спустя ценой кровопролития Кромвелю удалось подавить бунт. Брендан был свидетелем кровавой резни в Уэксфорде, где войска парламентаристов без разбору казнили женщин, детей, стариков. Среди них оказался и отец Брендана. Его матери чудом удалось отправить детей к родственникам в графство Клэр, одно из немногих, где католиков не лишали собственности. Большую часть страны Кромвель раздал в качестве откупа тем, кто воевал за него, изгнав законных собственников на чужбину. И когда Брендану исполнилось шестнадцать, он принял решение расстаться с обнищавшей семьей, отправившись на поиски счастья в армейских рядах на континент. Сначала он служил во французской армии, потом в испанской.

— Но я всегда знал, что мне уготована смерть на поле битвы, стоит мне остаться в армии, — закончил свой рассказ ирландец. — Вот поэтому я и отправился в Англию, рассчитывая там найти себе занятие.

История Брендана явно расстроила Генриетту Анну.

— Я рада, что познакомилась с вами, месье, — негромко произнесла девушка. — Негодяи, погубившие вашего отца, сделали и меня сиротой. Поверьте, я очень хорошо понимаю вас и разделяю ваши чувства.

Брендан с благодарностью посмотрел на нее. Он уже не чувствовал прежней скованности в общении с герцогиней Орлеанской. Некоторое время они молча слушали звуки гитары сидевшего неподалеку пажа.

— Я слышала, что ирландцы — прирожденные барды, — первой нарушила молчание Генриетта Анна. — Это правда?

— Да, многие из моих земляков не прочь спеть, — не сразу ответил Брендан.

— А вы? Не споете ли вы мне что-нибудь ирландское?

— Но, ваше высочество, я не обладаю для этого подходящим голосом, — попытался отговориться явно смущенный Брендан. — К тому же добрых несколько лет у меня не было повода распевать песни.

Но Генриетта Анна не уступала.

— Сделайте одолжение, месье, спейте мне что-нибудь. Месье Люди, — она кивнула на пажа, — поет и играет прекрасно, но прошу вас, не, поймите меня превратно, иногда все же хочется послушать что-нибудь другое.

Жестом она подозвала пажа.

— Отдай гитару месье Макмагону.

Брендану не хотелось разочаровывать принцессу Орлеанскую, внимание которой, безусловно, льстило ему, и он взял пару пробных аккордов.

Он даже не помнил, когда в последний раз брал в руки инструмент или пел, но стоило гитаре оказаться у него в руках, как он с удовлетворением отметил, что пальцы ничего не забыли. Гэльские слова вспоминались сами собой, увлекали, захватывали его. И, отдавшись пению, Брендан ощутил облегчение.

Генриетта Анна зачарованно слушала его. Она чувствовала, как по телу бегут мурашки, — настолько проникновенно звучал полный печали голос этого ирландца, подпевавшего меланхоличному перезвону струн.

Когда он закончил петь, Генриетта Анна растроганно произнесла:

— Эти песни такие печальные — и все-таки мне до сих пор не приходилось слышать ничего прекраснее. О чем они?

— О тоске по родине, о свободе, о надеждах на лучшее будущее и просто о любви.

Вдали показалась фигура аббата Монтегю, спускавшегося с террасы. Принцесса первой заметила его.

— Встреча с вами была очень приятной для меня, месье. Но, боюсь, нам пора прощаться.

В голосе принцессы Орлеанской слышалось искреннее сожаление. Мгновение помолчав, она продолжила:

— Король, вероятно, скоро пошлет вас в Англию. Но обещайте, что перед отъездом непременно навестите меня в Сен-Клу. Я хочу вам дать кое-что с собой.

Поднявшись, Брендан поцеловал герцогине руку.

— Обещаю, ваше высочество.

В конце мая Брендана вызвали в Сен-Жермен, где пребывал двор, поручив явиться к месье Жану Батисту Кольберу, министру торговли и финансов и полномочному представителю королевской власти, в чьем ведении находился военный флот Франции.

Брендана проводили в небольшое помещение у кабинета месье Кольбера и велели дожидаться. Он был немало удивлен, что оказался единственным посетителем, — обычно аудиенции министра здесь дожидались несколько человек.

Спустя какое-то время дверь в кабинет Кольбера отворилась и оттуда высунулась голова одного из писарей.

— Месье Макмагон?

— Да.

— Месье Кольбер велел передать вам, чтобы вы еще немного подождали. У него весьма важное совещание.

Дверь снова закрылась, но неплотно. Брендан отчетливо слышал говор мужских голосов; судя по всему, собравшихся было довольно много. Ирландец даже подумал было встать и плотнее затворить дверь, однако не решился. Мало ли что — вдруг его заметят и подумают, что он подслушивает.

— Голландцы завершили довооружение флота и вскоре выйдут в море, — послышался голос. — Они обладают численным превосходством над англичанами по количеству боевых кораблей и запасам пороха. Кроме того, голландский флот находится под командованием адмирала Рейтера, которому ни принц Руперт, ни герцог Албемарльский и в подметки не годятся. Так что предстоящая баталия обещает быть весьма захватывающей.

— Тем более что англичане наверняка буду рассчитывать на то, что мы придем на помощь их врагу, — подал голос министр Кольбер. — Мы располагаем сведениями из вполне надежных источников о том, что англичане ожидают появления нашего флота у входа в пролив Ла-Манш. Они исходят из того, что, когда начнутся боевые действия, мы не оставим в беде своих союзников.

— Вы уверены, что англичане не в курсе, что мы перебросили флот из Тулона в Тежо, господин министр? — спросил другой голос.

— Вполне. Его величество дал секретное указание герцогу де Бофору не вводить флот в бой.

— Пока англичане верят, что им придется иметь дело и с голландским, и с нашим флотами, они будут находиться в крайне невыгодном положении. И, вероятно, в предстоящей баталии это будет стоить им победы.

— Даже весьма вероятно, — подчеркнул Кольбер. — Хочется надеяться, что это поражение послужит наконец уроком его величеству королю Англии и он проявит готовность начать переговоры о мире.

Брендан затаил дыхание. Выходило, что он, вопреки своей воле, подслушал, о чем говорилось в этом кабинете. Ему сразу стала понятна огромная значимость услышанного. Англичанам предстояло сразиться сразу с двумя могущественными противниками, чьи флоты двинутся в Ла-Манш с двух противоположных направлений. И чтобы не угодить между молотом и наковальней, англичане окажутся перед необходимостью разделить свой флот, с тем чтобы одновременно противостоять и голландцам, и французам. Кольбер прав: такая стратегия непременно приведет к поражению. Вот если бы они знали, что французы не горят желанием оказывать помощь союзникам и ввязываться в эту войну, тогда у голландцев появился бы шанс выиграть и предстоящую морскую баталию, да и — кто знает, — может быть, даже и войну в целом.

Мысль о том, что ему, Брендану, простому наемнику без гроша за душой, вдруг стала известна государственная тайна такого масштаба, решавшая судьбу победы или поражения в войне целой страны, немало позабавила его. Наконец ему представилась уникальная возможность отомстить спесивым англичанам, лишившим его отца и пустившим по миру его семью. Промолчи он, им придется заплатить огромную цену. С другой стороны, голландцы с их Кальвином тоже внушали Брендану мало симпатии, и он никак не желал видеть их победителями. Переполнявшее его чувство мести постепенно таяло, оставляя лишь горечь. Вдруг он осознал, что сейчас поражение англичан не принесет ему удовлетворения. Как поступить? Разыскать лорда Холлза, английского посланника, и известить его о том, что французский флот не собирается вступать в сражение? Но поверит ли ему лорд, которого все считали человеком недалеким?

Брендан снова бросил взгляд на приоткрытую дверь в кабинет, откуда доносились голоса. И вновь спросил себя: а почему вообще ее оставили приоткрытой? Неужели этот писарь такой растяпа, что не понимает: тема совещания станет достоянием чужих ушей? Брендан уже имел отрицательный опыт, что сделало его недоверчивым. Он не верил в случайности. Нет-нет, что-то здесь не так!

Пока он обдумывал странные обстоятельства, позволившие ему получить доступ к государственным секретам, в дверях вновь возник все тот же писарь, чтобы сообщить, что, дескать, месье Кольбер по уши в работе и сегодня принять его, Брендана, никак не сможет. Так что лучше перенести аудиенцию на другой день. Услышанное от писаря лишь усилило подозрение Брендана. В принципе ничего необычного в подобном отказе не было — загруженный делами министр вполне мог перенести встречу, тем более с каким-то там ирландцем без роду и племени. Тем не менее Макмагона терзали сомнения.

Ирландец направился в конюшни, где оставил жеребца, оседлал его и, уже поставив ногу в стремя, незаметно оглянулся и заметил человека, шедшего от замка к конюшням. Сев на лошадь, Брендан шагом направился по дороге в Париж. Оглянувшись, он увидел, что незнакомец, тоже шагом, следует за ним в некотором отдалении. Странно! Если это курьер, то ему наверняка требуется поскорее прибыть на место, посему он обязательно обогнал бы Брендана. Но загадочный всадник продолжал плестись как на прогулке. Это еще более укрепило подозрения Брендана. Это был не просто всадник, этот человек следил за ним! Следил за тем, как поведет себя он, Брендан, узнав государственную тайну огромной важности. Кто же за этим стоит? Министр Кольбер или сам король Франции? Видимо, перед тем как поручить ему миссию особой важности, решили еще раз устроить проверку. Из этого следовало, что он, Брендан Макмагон, стал важной особой для людей, облеченных властью.

В сложившихся обстоятельствах ни о каком предупреждении англичан не могло быть и речи. Брендан твердо верил в то, что намерения французов — чистейшая правда, но прекрасно понимал: те, кому надо, примут все меры, чтобы воспрепятствовать ему сообщить секрет англичанам. Даже если ему удастся встретиться с лордом Холлзом, французы предпримут все возможное, чтобы не позволить английскому посланнику передать сведения королю Карлу I. Таким образом, Брендану ничего не оставалось, как похоронить тайну в себе.

Он еще раз мельком взглянул на следившего за ним всадника, которому явно было невмоготу тащиться шагом, сдерживая лошадь. Презрительно усмехнувшись, Брендан резко натянул поводья и пустил коня галопом — ничего, пусть этот любопытный попотеет!