"Корона Аквилонии" - читать интересную книгу автора (Локнит Олаф Бьорн)

Глава вторая

Граф Эган Кертис

«Разговоры на границе»

Сегодня мой двадцать девятый день рождения. Скажу откровенно, отметил я его более чем пышно. Изысканное общество сиволапых кметов и усатых детин из дорожной стражи, роскошный стол — подано темное пиво, жареная крольчатина, круглый черный хлеб с отрубями и соленые овощи, ибо свежих по ранней весне не найдешь. Слух благородного графа ублажал проезжий нищий менестрель такими вот песнопениями:

Милые деревенские развлечения. Не подумайте — я ничего не имею против старых песен о войне с Офиром или чуть подгоревшего, но еще теплого домашнего хлеба. Утонченность и брезгливость в нашем ремесле не приветствуются, а посему любой служащий Латераны чувствует себя привольно и в замке короля, и в занюханном вертепе. Впрочем, таверна в поселке Ситте, что стоит на закатном берегу Громовой реки, вовсе никакой не вертеп. Очень приличное заведение — жженым салом воняет в меру, столы протираются не реже двух раз в год, тараканы ведут себя скромно и в тарелку к гостям нелезут.

По сравнению с некоторыми придорожными кабаками Шема или Заморы, где я имел несчастье побывать, здесь просто очаровательно…

Именно такая невинная простота является предметом мечтаний любого путешественника, продрогшего под холодными весенними ветрами, попавшего по дороге в буран с метелью и голодного, как целая стая гандерландских белых волков.

Если повезет, завтра к полудню я окажусь в форте Велитриум, который уже довольно долгое время является военной ставкой его светлости Троцеро Пуантенского, так и не сложившего с себя полномочий командующего «армией Черной реки», как поименовали его бравое воинство в столичных салонах. За ночь лошадь отдохнет, я тоже попытаюсь выспаться (если, правда, в комнатах для проезжающих не обнаружится сонмища клопов), а затем придется вновь садиться в седло и нестись сломя голову на Полуночный Закат.

Смысл миссии возложенной на меня бароном Гленнором я понимаю далеко не в полной мере. Я передам Троцеро слова господина барона и дождусь ответа, но в глубине души зреет уверенность, что повелитель Гайарда не согласится на поставленные условия. Троцеро чересчур самостоятелен и самолюбив, чтобы подчиняться кому бы то ни было, а тем более презренным ищейкам Латераны. В его руках находится великолепный инструмент достижения власти — четыре тысячи гвардейских кавалеристов из Пуантена и аж восемь тысяч наемников, собранных по всей Аквилонии и Побережью. Эти-то как раз и представляют наиболее грозную силу — славой победителей Зогар Сага и добычей, взятой в Пуще они обязаны только Троцеро, который платил наемникам из своего кармана, кормил, вооружал и водил в бой. У Великого герцога теперь своя собственная, личная, частная и индивидуальная армия, которая будет выполнять только его приказы. А военному коллегиуму Таранти эти волчары откусят голову с удовольствием и рвением — нечего было обижать любимого командира!

Поглядим, чем это кончится. Я всегда рассчитываю на худшее, служба научила — в нашей жизни плохого всегда больше, чем хорошего. Готов прозакладывать собственную голову — Троцеро начнет большой мятеж и двинется на столицу. Очень уж привлекателен блеск королевской короны. Он наверняка просто посмеется над предложениями Гленнора: барон посулил ему титул канцлера, если переворот окажется удачным, причем сам переворот будет совершен руками пуантенской династии, которая вполне может взять все, включая трон, и без дозволения начальника тайной службы.

Я грустно вздохнул, приложился к наполовину опустевшей кружке и от скуки принялся рассматривать людей, заглянувших в этот поздний час в таверну без лишних выкрутасов поименованную хозяином (вернее, хозяйкой) «Кролик и перепел». Сама хозяюшка украшает собой стойку — пятидесятилетняя крупная бабища с физиономией прожженой стервы и характером дурно воспитанной сторожевой собаки. Покрикивает на местных пьяниц, но не злобно, а скорее добродушно — эти месьоры есть зло привычное и приносящее ежедневный исправный доход. На меня косится с подозрением — что, мол, за птицу занесло в нашу глухомань? Благородные господа нынче в Заречье не ездят, это еще слишком опасно…

— Но какой из меня, к демонам зеленым, благородный господин? Выгляжу разве что самую чуточку получше менестерля-оборванца, дерущего глотку второй колокол подряд. Плащ и сапоги заляпаны подсыхающей грязью, перо на шапке вымокло и превратилось в какую-то бесформенную тряпку, на камзоле никакого шитья или драгоценностей, щеки небриты, взгляд слегка пьяный.

Шум во дворе. Судя по звукам — подъехала крупная повозка или фургон. Владелица таверны цыкнула на двоих мальчишек, прислуживавших на конюшне и те скрылись за дверью, впустив в зал струю холодного воздуха.

Вот и новоприбывшие — молодая привлекательная девица невысокого роста. Закутана в необъятный плащ темного сукна. С ней один сопровождающий — широкоплечий детина с перевязанным черной тряпицей глазом и в красном платке покрывающем волосы. Угольная с проседью нечесаная бородища. Широкий пояс украшен, как ни странно, не мечом, а самым натуральным абордажным палашом. Такого хоть на картинку — пират с Полуденного побережья или Барахас.

— Росита! — неожиданно воскликнула хозяйка и ее уродливая физиономия озарилась чем-то отдаленно похожим на приветливость и доброжелательность. — Росита пожаловала! Как делишки, красотка? Опять в Тусцелан с товарами?

— В Велитриум, — непринужденно ответила названная Роситой девица, сбрасывая тяжелый плащ на руки своего приятеля с бородой. Ну-ну. Наряд у дамочки вызывающе яркий и вульгарный. Дешевая подделка под парчу, мятые ленточки, банты и кружева, откровенный вырез, открывающий заинтересованным взглядам доступ в непознанные недра декольте. Все ясно, маркитантка — торговка при армии, успешно совмещающая сие занятие с ремеслом куда более древним и легкомысленным. Говорит Росита с легким акцентом, причем я не сразу понял с каким именно — она явно копирует произношение Зингары и Аргоса, однако зингарский не является ее родным языком. Можете мне поверить, в Латеране учат различать подобные мелочи.

Впрочем, какое мне дело до разъезжей шлюхи-торговки? В ее занятиях нет ничего дурного, всякое воинство нуждается в разнообразных товарах, от швейных ниток до вина или оружия, а заодно и в женской ласке. Во время любой войны, при любой власти рядом с армией крутятся такие вот разбитные роситы, приносящие куда больше пользы, чем вреда. А судя по гостеприимным возгласам хозяйки «Кролика и перепела», с Роситой тут знакомы давно и прочно. Не удивлюсь, если она обретается в Боссонии с самого начала войны.

Краем уха я слушал, как девица щебечет с владелицей таверны, красочно повествуя о новых товарах и умащая свою речь крепкими наемничьими словечками. Громила в красном платке молча взял сразу три кружки пива и отбыл за дальний стол — потреблять. Поскольку я полный день провел в седле а затем до наступления темноты дожидался парома на левом берегу Ширки, спать хотелось неимоверно. Сейчас закончу с ужином и пойду наверх.

Росита забрала у стойки блюдо с едой, взгромоздила на него глиняный кубок с дешевым тауранским вином и оценивающе осмотрела обеденный зал. Искала с кем бы провести время. Я поморщился, увидев как торговка устремила на меня решительный взгляд золотисто-карих глаз и зашагала к моему столу.

— Привет, — легко сказала Росита, усаживаясь напротив. — Не помешаю? — Я молча пожал плечами и снова уткнулся носом в кружку. Разговаривать с развеселой гостьей таверны не было никакого желания. Если будет настойчиво предлагать свои услуги — придется осадить. Не до того, да и чем-нибудь заболеть не хочется.

— Иштар Милостивая… — вдруг выдавила девица, пристально меня рассмотрев, — Кертис, это ты? Или я ослепла?

Оригинально. Откуда это, любопытно, госпожа маркитантка может быть со мной знакома? И тем более, почему называет начальника стола безопасности королевства настоящим именем, которое является почти что государственной тайной? Я уставился на Роситу, пытаясь вспомнить, где мы могли видеться прежде.

Смазливое личико с мелкими чертами, темные волосы, глаза… Есть! Глаза ее и выдали — я недаром горжусь своей памятью! Такие глаза забыть невозможно, хотя внешность моей собеседницы довольно умело изменена или магией, или при помощи банальных дамских ухищрений вроде белил или румян.

— Ваша светлость, — с непередаваемым на бумаге сарказмом процедил я, оглядывая привлекательные абрисы Роситы. — Милая графиня, как это тебя угораздило? Из придворных дам, да в обозные шлюхи?

— Чего только не сделает с человеком жизнь, — философски заметила Росита и показательно плебейским движением опрокинула свой бокал. Рыгнула. Звонко рассмеялась, глядя на мою вытянувшуюся физиономию. — Ты, смею заметить, выглядишь не лучше. Эдакий обнищавший младший сынок титульного барона, изгнанный из родной канцелярии за мздоимство и неусердие. Далеко собрался? В Велитриум, к Троцеро?

— От тебя, графиня, ничего не скроешь, оскалился я, глядя прямиком в ее удивительные, по-кошачьи золотые с темными прожилками очи. — Употребить что ли свою власть да задержать тебя, как опаснейшего конфидента враждебной державы? Посидишь в подвалах Латераны, поразмыслишь о смысле бытия и его извечной бренности…

— Не будь вульгарным, Кертис, — поморщилась Росита. — Во-первых, где доказательства? Во-вторых, таких конфидентов как ты и я никогда не арестовывают, это непристойное нарушение этикета, принятого меж тайным службами. Когда ты работал в Бельверусе два года назад, мы тебя не трогали и почти не мешали. А на королевском приеме ты вовсю со мной кокетничал, совершенно не обращая внимания на недовольные гримасы моего благоверного супруга.

— Тогда я трудился под своим именем и приехал в Бельверус со всем соблюдением приличий, — мигом парировал я. — Не было смысла наряжаться золотарем или вышибалой из низкопробного дома свиданий. Однако… Я рад тебя видеть, графиня. Можно посидеть за кружечкой и повспоминать былые авантюры. Помнишь, как мы обставили Вертрауэн с закладными бумагами торгового дома «Алмазы Ианты»?

— Это был случайный казус, — убежденно сказала прелестная госпожа. — Лучше скажи, как ты ухитрился меня сразу узнать? Над моей нынешней внешностью в поте лица трудился сам Аррас Кийяр, а он вполне грамотный маг!

— Ага, все-таки магия, — удовлетворенно сказал я. — Глаза, дорогая моя. Твои неповторимые глазищи, которые, как известно, не способно изменить никакое волшебство.

— Ясно, — чуть более уныло чем следует буркнула Росита. — Ничего не поделаешь, законы магии не исправишь. Глаза всегда остаются зеркалом истинной сущности человека. Ладно, оставим. Ты как, склонен поговорить? Могу совершенно бесплатно поделиться коекакими сведениями, которые наверняка заинтересуют вашего милейшего барона Гленнора.

— Давай, поговорим, — легко согласился я, отлично зная, что подобный разговор меня ни к чему не обяжет. Сон как рукой сняло. — О пуантенской династии и желании Троцеро поднять Рокод?

— Не только, — очень серьезно сказала Росита. — Хочу узнать ваше мнение о равновесии и спокойствии на Закате…

Я откинулся на спинку грубого деревянного стула и машинально почесал в затылке. Ничего себе, встреча в придорожном кабаке! Скорее всего, это чистая случайность, но вдруг я ошибаюсь и меня намеренно ждали? Нет, это исключено о моей поездке в Порубежье знаем только я сам и барон Гленнор. Значит, все-таки случайность, подстроенная игривой дамой по имени Судьба.

Передо мной восседала никакая не Росита, шлюха и торговка. Маску шальной девицы с Побережья носила давняя соперница по тайным играм, второй человек в немедийском Пятом департаменте, небезызвестном Вертрауэне, графиня Ринга Эрде, баронесса Энден. Ни больше, ни меньше, как любимая жена и верная сообщница его светлости Мораддина, графа Эрде — Высокого советника короны и преемника знаменитого герцога Лаварона на посту главы секретной службы Немедии.

И верно, чего только не вытворяет с человеком жизнь…

— Хозяйка! — воззвал я к мрачной старухе за стойкой. — Самого лучшего вина! Плачу золотом!

Затем я повернулся к госпоже Ринге и доверительно сказал:

— Знаешь, а у меня сегодня день рождения. Я не благородная дама, чтобы скрывать истинный возраст, посему открою жуткую тайну мне двадцать девять.

— Хм, я думала ты постарше, — графиня сделала неопределенный жест. — Способный молодой человек… Тогда есть дополнительный повод отметить нашу внезапную встречу. Алида! — Ринга повернулась к владелице таверны, — Действительно, принеси чего-нибудь получше тауранской кислятины. Встретила, понимаешь, старого приятеля.

Бородатый сопровождающий графини посматривал на нас единственным глазом со своего места, но подойти не решился. Вскоре наш стол украсился кувшином «Виноградников Гайарда» урожая 1280 года — и на самом деле хорошее дорогое вино, каким не побрезгуют самые утонченные дворяне.

— За спокойствие и равновесие, — Ринга подняла первый тост. — Они очень необходимы для того, чтобы ты, граф Эган Кертис, через год отметил тридцатилетие!

Поскольку эти воспоминания я надиктовываю Хальку Юсдалю спустя почти десять лет после описываемых событий и мне отлично известна дальнейшая судьба Ринги Эрде, я могу лишь сожалеть о том, что эта замечательная женщина ныне покинула поприще охранительницы немедийского Трона Дракона, да и всего Заката. Говорят, она болеет и теперь живет у родственников в Рабирийских горах, но проверить эти сведения Латерана не может — Рабиры для нас недоступны.

Я питаю к Ринге самое искреннее уважение как к одному из самых блестящих конфидентов в истории секретных служб королевств по нашу сторону Кезанкии — смелая до безумия авантюристка, мастер импровизации и интриги, Ринга не раз буквально за шиворот вытаскивала Немедию и сопредельные страны из таких жутких неприятностей, как история с Зеленым Огнем и так называемым «Мятежом Четырех», помогала Аквилонии и королю Конану уничтожить мага Алой Башни и способствовала победе союза тронов Льва и Дракона в молниеносной войне с Кофом и Офиром 1293 года, но не сумела пережить испытаний Алой Печати Каримэнона — вырвавшаяся на свободу чужая магия древности убила двоих детей Ринги и Мораддина и помутила рассудок этой выдающейся женщины… Но тогда, в прокопченном кабачке возле разбитого тракта на Велитриум, я не мог знать, чем закончится история ее жизни и видел в лице Ринги лишь соперника, который может превратиться во временного и ненадежного союзника или просто помощника.

— Ты сошел с ума! — горячо втолковывала мне графиня, восседая за липким от грязи столом и щелчками отшвыривая ползавших по доскам жирных тараканов. — Какая, к демонам, война? Ты понимаешь, что обустроить спокойствие Аквилонии для нас — задача первейшей важности! Мы могли бы терпеть даже Нумедидеса с его вывертами, лишь бы вы не провалились в омут долгой и кровавой смуты. На короля Нимеда давят купеческое сословие и дворяне — боятся, что у соседей начнется большая свара и многие потеряют свои деньги, вложенные в ваши купеческие дома, в торговлю лесом или рудой! Надо либо временно удержать Нумедидеса на троне, подсунуть ему грамотных советников, или… Или найти нового кандидата на трон.

— Один в один мои мысли, — я жестко усмехнулся. — По вашему мнению, претендентом на Львиный Престол может стать Троцеро?

— Не исключаю. Вертрауэн предусмотрел и такое развитие событий. Или ты всерьез веришь в бескорыстие пуантенцев, истративших немыслимые деньги на создание боеспособного войска?

— Не верю, — согласился я с Рингой. — Похоже, Троцеро изначально, еще три года назад, начал всерьез планировать мятеж. А тут — великолепная возможность предоставленная пиктами и Зогар Сагом: король и канцлер по глупости дозволяют герцогам Гайарда собирать наемников, лишь бы самим не тратиться на войну и загрести жар чужими руками… Двор не подумал, что не подчиненная Тарантии армия однажды может обратиться против короля, а именно это мы сейчас и наблюдаем.

— Ты, как верный слуга Его величества, конечно же едешь в Велитриум приглядеть за возможными бунтовщиками? — невинно осведомилась графиня. — Барон Гленнор расточителен было бы достаточно двух-трех обыкновенных тихарей, а он посылает к Троцеро аж начальника стола… Или все обстоит чуть более таинственно?

Я демонстративно промолчал. Пускай думает все, что угодно.

— Не подумай, Вертрауэн не подталкивал Троцеро к мятежу, — внезапно сказала Ринга. — Да, мы пристально следим за событиями, оцениваем возможности Троцеро и пытаемся… Неважно, что именно мы пытаемся сделать, однако Вертрауэн давно понял, что владетели Гайарда тщательно готовят переворот против вашего теперешнего короля. Кертис, подумай сам: в любом случае царствование Нумедидеса закончится междоусобицей! В любом! В Аквилонии уже начались мелкие бунты в городах, пока что подавляемые властями, но однажды возмутятся все Великие герцогства и начнетсягрызня… Троцеро — лишь меньшее зло. На его стороне герцог Боссонский, они наверняка купят близкий к Гайарду Тауран придворными должностями и золотом, отобранным у свиты Нумедидеса. Итого — три герцогства из пяти. Гандерланд, как область малонаселенная, может остаться в стороне, маркграфам будет достаточно подтверждения старинных вольностей и они поутихнут, тем более, что ни один граф марки не имеет прав на корону. Они сами по себе. Что остается?

— Герцогство Шамар, — кивнул я. — Эти будут драться до последнего. Даргену Шамарскому и его семейству сейчас принадлежит все, добровольно от такой кормушки они не откажутся представить только, вся Аквилония в их власти!

— Отнюдь не вся. На указы из Тарантии в Гайарде запросто плюют с городской ратуши! Что же получается? Если Троцеро сколотит союз с Боссонией и Таураном, то от Шамара к концу года останутся одни головешки, а Даргена с чадами и домочадцами живописно развесят на ветках дубов в королевском парке. Гандеров будет сложно привести к повиновению, если они того сами не захотят, но и эта трудность вполне разрешима. Меньшее зло… Вместо всеобъемлющей гражданской войны, где все против всех, вы получаете кратковременную смуту. Троцеро — человек умный и твердый, порядок будет наведен железной рукой примерно за год.

… А в течении этого года окончательно обрушится и без того слабая торговля и мы придем к форменному краху, — резонно ответил я. — Вспомни карту Аквилонии — главный купеческий путь, Дорога Королей, проходит почему-то именно по землям Шамара, экая досада! Какой нормальный купец, кроме сумасбродных маркитанток наподобие одной моей знакомой, повезет товары через владения, где королевская власть огнем и мечом вынуждает подданных к повиновению? И с речными путями то же самое — Тайбор и Красная закроются для судоходства. Может припомнишь, какой именно город на Красной является главной речной гаванью? Не Шамар ли? Герцог Дарген, хоть и скотина, но не глупее всех остальных — быстро сообразит, что помочь ему смогут те же самые наемники. С учетом многократно выросшего за последние годы состояния его поганой светлости и всей династии, он наберет армию не хуже, чем у Троцеро. Это уже не год гражданской войны, а полное десятилетие. Так и передай вашему достойному купечеству и королю Нимеду, на коего оное купечество изволит «давить». В Немедии леса почти все вырублены, а нашей древесины вам теперь не видать, как своего затылка.

— Купим в Пограничье, не злорадствуй, отмахнулась Ринга. — Или в Бритунии. Я сейчас подсказала тебе и высокочтимому барону Гленнору единственный разумный выход… Если, конечно, вы не собираетесь поддерживать Нумедидеса до последнего, как любящие и верные слуги ихней священной особы. Но ведь не собираетесь, как я догадываюсь?

— Трон надо отдать человеку, который устроит всех… — меланхолично сказал я, прихлебывая вино. — А взять его негде.

— Ты проговорился, — усмехнулась госпожа графиня. — Вот к чему приводят доверительные беседы с чужеземными шпионами. Гленнор судорожно ищет подходящего дворянина, которому собирается всучить корону и сделать из него ширму, за которой будут править пуантенцы и их союзники? Так сказать, символ, на которого возложат венец и дадут в руки скипетр? Учитывай, власть короля у нас и у вас почти не ограничена, кукла на ниточках однажды может выйти из повиновения и задать жару всем и каждому, история такие примеры знает…

— Какая ты все-таки язва, — вздохнул я. — Подтверждать или опровергать эти слова не буду. У тебя своя голова на плечах.

— Значит, я права, — с высокомерной самоуверенностью бросила Ринга и украдкой зевнула. — Хватит, наговорились. Пойду отдыхать. Если утром разминемся — ищи меня в Велитриуме, таверна «Голова пикта», тебе всякий покажет. Доброй ночи, месьор граф.

Тот день запомнился мне густым весенним туманом, плотным и холодным. Я даже сбился с дороги, повернув в сторону Тусцелана — лишь покосившийся деревянный указатель с вырезанной надписью «Форт Тусцелан, двенадцать лиг» заставил меня повернуть лошадь и искать другой тракт.

К первому полуденному колоколу из белесого марева, ползущего от реки, выплыла громадная черная тень — мощная деревянная крепость, стены которой были сложены из толстенных сосновых стволов и усилены снизу гранитными валунами.

Возле крепости — заметное оживление. Из ворот вереницей выползают тяжелые повозки, мчатся куда-то конные вестовые в синих одеяниях гайардской гвардии, тут же проходят небольшие отряды лучников-следопытов — это местные жители, для которых противостояние с пиктами давно стало привычным и обыденным.

На стенах заметна стража — силуэты мелькают в бойницах и на приземистых квадратных башнях. У ворот, как и положено, двойной караул — половина из пуантенцев и боссонских арбалетчиков в зеленой форме, вторую половину составляют угрюмые месьоры в кольчугах и с самым разнообразным вооружением, от копий до впечатляющих двуручных мечей. Наемники, ставшие верными воинами армии герцога.

— Кто таков? — этот вопрос относился ко мне и задал его десятник с тремя серебристыми нашивками на рукаве. — Откуда, по какому делу?

Караульные без всякого пиетета осмотрели мою дворянскую цепь с гербом, выглядывающую из-под плаща и нахмурились еще больше. Как видно, посчитали очередным посланником из ненавистной Тарантии. Я спешился и вынул из прорези рукава колета подорожную, наспех состряпанную в Латеране. Гленнор предполагал, что гостю из столицы в Велитриуме особенно рады не будут, посему в пергаменте указывалось, что прибыл я из боссонского Галпарана, по вопросу подвоза к фортам на границе продовольствия. Печати герцога, само собой, фальшивые — в Латеране найдутся печати на все случаи жизни, вплоть до копии королевского перстня.

— Надо же, дворянин, а фуражом занимается, — сочувственно протянул десятник, изучив документ. — Ладно, проезжай. Где управа знаешь?

Знаю, — сказал я, благо раньше приходилось бывать в Велитриуме по делам службы. — Его светлость Троцеро в форте?

— Здесь, куда он денется… Тебе не к его светлости, тебе в управу, к Просперо.

Состояние вечной войны наложило на Велитриум свой отпечаток. Вооружены все и каждый, включая женщин и подростков старше двенадцати лет — последние носят широкие ножи или кинжалы. Почти у каждого мужчины за спиной арбалет, самое действенное и точное оружие. Река протекает прямиком под стенами, иногда ветер добрасывает к форту стрелы, выпущенные с противоположного берега, причем все наконечники по милой пиктской традиции отравлены.

Приходится отвечать на одну стрелу дикарей десятком своих — у аквилонцев нет хороших боевых ядов, но какая-то светлая голова додумалась мазать острия, извините, дерьмом. Даже в случае легкого ранения царапина обязательно загноится. Хитрости у поселенцев и военных незамысловатые, однако себя вполне оправдывают.

В начале войны пикты еще не овладели искусством осады, предпочитая попросту сжигать отказывавшиеся сдаться форты, забрасывая деревянные постройки огненными стрелами. Аквилонцы быстро нашли выход — бревна зданий тщательно обмазывались глиной в смеси с речным илом, поэтому теперь Велитриум смотрится довольно странно. Дома приобрели неприятный серовато-болотный цвет, но если этого не замечать, форт станет отдаленно похож на любое другое поселение в аквилонском захолустье: широкие грязные улицы с досками для прохода пеших, узкие окна домов, сараи, курицы с гусями бродят, пахнет дымом, хлебом и выгребными ямами. И еще здесь всей кожей чувствуешь напряжение и опасность… Велитриум отнюдь не мирный город — это насторожившийся военный лагерь.

Отдыхать с дороги смысла не имеет — я скакал всего-то шесть-семь колоколов. По сравнению с иными достававшимися мне дорогами, это просто легкая прогулка. Займемся делом.

— Я оставил лошадь у той самой таверны «Голова пикта» о которой говорила вчера Ринга — перебросил служке монету в четверть кесария и приказал позаботиться о животном. Скептически оглядел вывеску кабака. Некий умелец вырезал из цельного пня некое подобие человеческой головы, и украсил ее десятком настоящих пиктских скальпов, игравших роль волос. Для пущего патриотизма в затылок «головы» был воткнут старый топор. Насмотревшись, я отправился к обширному зданию управы, с трех сторон огораживавшему главную площадь.

Караульные у входа снова потребовали подорожную и снова остались не в претензии к умелой подделке. За писцов Латераны можно гордиться. Вот только направился я не к племяннику его светлости, ведавшему всеми поставками фуража и продуктов, а на второй этаж — там, судя по скоплению военных, находились покои Троцеро.

— Куда? — грозно рявкнул на меня бородатый страж, преградив дорогу копьем. — Что-тоя тебя здесь никогда прежде не видел, приятель! Нельзя!

— Любезнейший, соизволь-ка быстро передать его светлости Великому герцогу эту вот вещицу, — не смутившись ответил я, извлекая из потайного кармашка перстень барона Гленнора. Такой перстень подделать невозможно — в него вложена маленькая толика магии, и выложенный сапфирами и изумрудом герб господина барона изредка вспыхивает внутренними яркими искрами. — Скажи, что я приехал по самой срочной надобности и жду немедленной аудиенции.

— Чего жду? — не понял простец. — И кто это — «я»? Имени, что ль, нету?

— Встречи жду. А имя мое герцог знает. Давай, не заставляй меня гневаться.

Страж свистнул кому-то из своих подчиненных помоложе, перстень унесли. Я бездумно смотрел в открытое окно, созерцая площадь перед домом.

— Приказано проводить, — меня тронули за плечо. — Идемте, сударь.

Ага, это уже не туповатые, но верные наемники, а офицер пуантенской гвардии. Прекрасно, выставлять за дверь меня не собираются, а вовсе наоборот — приглашают со всем этикетом.

Второй этаж набит военными и стражей, буквально перед каждой дверью по двое охранников. Неужели Троцеро боится покушения? Все правильно — Нумедидес и свита на все способны — яд, кинжал, случайная стрела. Средства несколько вульгарные, но зарекомендовавшие себя с лучшей стороны опытом предыдущих поколений королей. Я ничуть не оскорбился, когда у меня вежливо, но непреклонно отобрали клинок, это разумно и логично.

— Прошу граф, входи. Обстановка походная, оттого предлагаю не кресло, а табурет. Вина, черного эля?

Его светлость вертит в пальцах кольцо барона Гленнора — искорки в камнях так и сверкают.

Величествен герцог Пуантена, в благородной представительности Троцеро никак не откажешь — видна кровь Первых Королей. Ему почти шестьдесят лет, пышная серебряная седина, высокий рост, глаза серьезные и самую малость насмешливые. Держится прямо, с царственной небрежностью и плавностью в движениях. Одет так, будто мы находимся не в дремучем захолустье порубежных провинций, а в лучшем салоне Тарантии — синий бархат с вышитыми серебром геральдическими леопардами, гербовая цепь, в ухе круглая серьга с единственной алмазной звездочкой.

Мы, оказывается, не одни. В кабинете герцога присутствует его наследник Просперо — точная копия дядюшки, только лет на тридцать моложе и ростом поменьше. Второй человек мне также известен — главная романтическая загадка пиктской войны, тысячник гвардии Гайарда, Конан Канах. Чем-то похож на обоих пуантенцев, только фигура медвежьи тяжеловата, нет в нем изящества высокородного дворянства.

— Благодарю, ваша светлость, — я раскланялся, в соответствии с принятой в общении знатных людей церемонной куртуазней. — Надеюсь, вы поняли, от чьего лица я уполномочен говорить.

— Разумеется, Кертис, разумеется… — кивнул Троцеро и вернул мне перстень. — Сразу оговорюсь: если у барона Гленнора нет секретов от тебя, то я предпочитаю ничего не скрывать от Просперо и легата Конана. В их присутствии можешь чувствовать себя свободно. Не хочу строить догадки, однако… Уважаемый барон озабочен нашим отказом выполнить предписания военного коллегиума и прислал тебя склонить строптивых пуантенцев к покорности королю?

Конан, восседавший на лавке у дальней стены, довольно откровенно фыркнул и покачал головой. Просперо поджал губы, будто услышал нечто донельзя непристойное. Я выкроил на лице насквозь невозмутимое выражение и, чтобы не тянуть, бухнул напрямик:

— Его милость барон Гленнор как глава Латераны предлагает герцогам династии Пуантена принять участие в свержении короля Нумедидеса, спланированном нашей тайной службой.

Вот так. Пускай думают, что это Латерана все придумала и мы в этом деле самые главные. Главнее просто некуда!

— Что я слышу, граф? — Троцеро остался спокоен, как скала, но от иронии не удержался. — Дворянин, удостоенный чести служить королевству и государю, предлагает другому дворянину изменить данной однажды присяге верности? Кертис, а если я сейчас прикажу вздернуть заговорщика на воротах форта?

— Тогда барон Гленнор будет вынужден искать других союзников, — ледяным тоном ответил я, ничуть, впрочем, не беспокоясь за свою дальнейшую судьбу. И тоже подпустил в голос змеиного яда: — Ваша светлость обязаны помнить, что любого дворянина, а тем более обладающего древним титулом, вешать на воротах не принято. Поскольку в Велитриуме нет церемониальной плахи, позолоченного меча и палача в белых траурных одеждах, как то предписывают традиции и старинные уложения о смертной казни — арестуйте меня и передайте в руки тех, кто и занимается раскрытием заговоров, а именно в руки Латераны.

Герцог усмехнулся. Хороший признак. Конан с Просперо остались неподвижны, но уши навострили, по их заинтересованным лицам видно.

— Гленнор всегда был честным человеком, задумчиво сказал Троцеро, отвел взгляд и постучал пальцами по столу. — Хорошо, рассказывай, я готов тебя выслушать. Потом решим, что с тобой делать. Церемониальной плахи обещать не могу и палача в белом тоже. Мы здесь люди простые, одичали в боссонских болотах, поэтому удовлетворимся самым незамысловатым — камень на шею, и в реку. Ищи-свищи потом, куда пропал граф Кертис… Итак?

Чувство юмора у его светлости совершенно варварское. От Конана, что ли, нахватался?

Я решил не обращать внимания на шуточки герцога и начал безмятежно излагать соображения моего достойного начальства.

Можно догадаться, что никаких булыжников мне на шею не навешивали и на дно Черной реки не отправляли — к чему такие пошлости, когда речь идет о серьезном деле? Выслушали молча, покивали, а затем Троцеро отправил меня восвояси — отдохните, дорогой граф, в «Голове пикта», отоспитесь после долгого пути из Тарантии, выпейте вина… Мы пришлем доверенного человека. А чтобы не возникало вопросов у стражи, которая в Велитриуме отличается преизрядной бдительностью, наденьте на грудь вот эту бляху — знак гвардии Гайарда.

Если за время беседы Великий герцог оставался насквозь невозмутим, то Просперо и Конан были слегка возбуждены. Я почти наяву видел, какие мысли ровным строем маршируют за их нахмуренными лбами: Кертис подослан королевским двором, все его слова — грязная провокация, и вообще доверять столичному вертопраху, а уж тем более служащему Латераны, всегда твердо стоявшей за троном государя, отнюдь не следует. Выход из положения прежний — упокоить подозрительного визитера в мутных водах Черной, чтоб другим неповадно было.

Троцеро, как опытный политик, никаких эмоций не проявлял, стянул лицо в неподвижную маску и просто слушал. Пару раз переспросил и уточнил. Поскольку все предложения и условия барона Гленнора были весьма краткими, для придания солидности мне пришлось на ходу импровизировать, особенно когда герцог вопросил, каков же точный план Латераны. Троцеро пришлось «заболтать» — еще одно ценное умение любого служащего нашего славного ведомства. Я вывалил на его светлость огромный список военных и государственных должностей, которые придется отдать новым людям, перечислил гвардейские полки, как верные Нумедидесу, так и склонные к колебаниям, и так далее, и так далее. Масса ни о чем не говорящих сведений, которые однако произвели должное впечатление — Латерана осведомлена буквально обо всем.

(Говоря откровенно, все это может узнать любой человек, однако далеко не каждый сумеет подать в нужном свете…)

Просьба Гленнора «подумать о возможном преемнике трона из дворянской среды, не имеющей отношения к Великим династиям» не вызвала у Троцеро никаких возражений — герцог молча кивнул и куртуазно выставил меня за дверь. Вот теперь, граф, думай, каков будет ответ. Девяносто девять шансов из сотни — пуантенцы откажут. Мы с Гленнором играем по слишком мизерной ставке.

Уф, наконец-то можно слегка расслабиться. Я вошел в «Голову пикта», машинально поискал глазами госпожу Роситу из Мессантии, но моя приятельница наверняка еще не приехала — громадному фургону тяжело идти по весенней распутице. Выдав служанке целый золотой кесарий, я потребовал пива и хороший обед, откушал, затем отправился спать и благополучно продрых до самого заката. К моему удивлению, комната была чистой, на постели льняные простыни, пахнет свежим деревом. Оказалось, что здесь располагаются комнаты для дворян, а не простецов — в «Голове» обитали офицеры гвардии его светлости.

— Ваша милость, проснитесь! А, ваша милость? Господин Троцеро к себе немедля требуют!

Меня настойчиво теребили за плечо.

Какой мерзавец вломился в мою комнату? Я вскинулся, нащупывая рукоять кинжала, спрятанного под подушку. Возле скромного ложа стоял тот самый молодой наемник из охраны герцога, что днем относил его светлости перстень.

— Чего? — я продрал глаза и уставился на внезапного визитера. Выглядит чуть смущенно, но решительно. Я отметил, что за окном сгустились сумерки и опять ползет туман. — Что стряслось?

— Герцог Троцеро пред свои ясные очи требуют. И чтоб быстро.

Любопытно. Не «просят пожаловать», а именно «требуют». Причем требуют быстро. Или Троцеро принял определенное решение, или действительно произошло нечто непредвиденное. Спешные новости из Тарантии? В таком случае, очень надеюсь на известие о том, что Нумедидес поскользнулся на ступенях трона и успешно свернул шею.

Спустились по лестнице, быстрым шагом миновали огромный обеденный зал, я успел углядеть Роситу-Рингу, вовсю соблазнявшую кого-то из гвардейцев. Росита послала в мою сторону внимательно-заинтересованный взгляд, однако свое увлекательное занятие не оставила.

В резиденцию Троцеро на сей раз меня пропустили беспрепятственно, но проводили не наверх, а вниз, в подвал. Что они еще придумали? Возжелали допросить посланца Латераны с надлежащим пристрастием?

Точно, возжелали. Однако, я тут отнюдь не главное действующее лицо, а обычный гость.

Компания прежняя: Троцеро с наследником, Конан Канах, и еще один невысокий крепкий месьор в гвардейском колете. Я его немного знаю — это Паллантид, года полтора назад с треском изгнанный из отряда Черных Драконов за выдуманные легатом Альфарусом нарушения. Сыночку герцога Шамарского требовалась вакансия для приятеля, неуживчивый и тяжелый в общении Паллантид попался под горячую руку и был лишен звания сотника. Ему ничего не оставалось делать, кроме как отправляться на Черную реку, где людей оценивали не по происхождению или близости к трону, но по качествам сугубо деловым. Такое впечатление, что Троцеро намеренно собирал у себя всех обиженных на короля и присных дворян.

Кроме этой четверки, меня самого и трех дюжих детинушек из наемного отряда, в подвальной комнате (судя по тяжелой двери с засовом и облицовкой стен камнем — здешнем подобии каземата) находился еще один месьор, при виде коего у меня тотчас возникли скверные подозрения. Где-то я его видел, уж не в замке ли короны? Больно рожа знакомая.

— Вот, граф, соблагоизвольте видеть, злодея изловили, — Троцеро небрежным жестом указал на связанного по рукам и ногам знакомца-незнакомца. — Кертис, ты к подобным вещам привык, не чета моим телохранителям… Могу я просить о помощи в дознании?

— А в чем, собственно, трудности? — осторожно спросил я, ибо столь нежданная просьба герцога меня слегка обескуражила. Неужто Троцеро и впрямь решил довериться Латеране? Или проверяет на верность общему замыслу?

— Конан, расскажи, — приказал светлейший.

Медведеподобный месьор Канах развел руками, взглянул на меня и изложил суть дела. Говорил тысячник четко, точно и доходчиво, не путаясь и не запинаясь — это я оценил. Может быть, Конан возглавляет личную секретную службу Троцеро? Нет, вряд ли, Латерана знала бы о новом сопернике.

Ничего особенно интересного Конан мне не поведал — обычнейшее, довольно бездарно организованное покушение. Такой оборот я предсказывал только вчера, во время беседы с очаровательной Роситой.

Днем Троцеро отправился в соседний форт Эградан, где квартировала часть конницы — недавно пикты переправились на нашу сторону реки и пытались вырезать караулы. Сопровождали герцога десять ликторов и Конан. Первую лигу миновали благополучно, на второй нарвались на засаду. Герцога спасла кираса — две арбалетные стрелы скользнули по прочному металлу не причинив никакого вреда, третья застряла, не сумев пробить сталь, поддетую кольчугу и стеганый подкольчужник. Троцеро вовремя догадался упасть с седла на землю, телохранители схватились за самострелы и начали преследование. Троих покушавшихся убили, четвертого сумели захватить живым. Им повезло — поймали-то не обычных исполнителей, а того, кто командовал.

Вот и вся история.

— Ваша светлость просит меня о том, чтобы я допросил этого человека? — сказал я герцогу, как только Конан закончил.

— Это же твое ремесло, почтенный граф, без тени улыбки ответил Троцеро. — Если следовать букве закона, ты представляешь здесь тайную службу, обязанную расследовать преступления против государства и особ, наделенных определенными полномочиями. Пока что меня никто не лишал звания командующего армией Черной реки, я утвержден на этот пост правящим монархом.

Ах, вот значит, как? Хитро. И отвертеться не получится — Троцеро кругом прав. Но «отвертеться» я вовсе не намереваюсь. Применим знания и умения начальника стола Латераны и тем самым завоюем еще одну толику доверия. Из мелких кирпичиков складывается огромное здание.

Захваченный злодей вовсе не выглядел напуганным мышонком — высокий, сильный уверенный в себе мужчина. Такого обычным допросом не проймешь и не напугаешь. Он понимает, что слова «закон» и «судебное делопроизводство» в Велитриуме являются чистейшей фикцией и с ним могут сделать все, что взбредет на ум, но никаких признаков страха не заметно… Где же я его видел? Точно говорю, в Тарантии, но где? Почему память меня подводит в самый неподходящий момент?

Я отозвал Троцеро в коридор и тихо спросил:

— Ваша светлость, я прошу простить за такую невероятную похабщину, но нет ли в Велитриуме опытного палача?

— Палача? — герцог взглянул слегка изумленно и пожал плечами. — Мне такие слуги пока что не требовались, впрочем… Конан, подойди! Тут месьор граф хочет отыскать палача. Не знаешь ли, найдутся у нас мастера заплечных дел?

Конан призадумался и вдруг кивнул.

— Знаю одного. «Тигриная сотня», наемники, зовут его Жайме из Карташены. Отправить посыльного?

— Немедленно, — ответил я за Троцеро. — Скажи, чтобы привели в ближайшую кузню. Саму кузницу очистить от… посторонних. Дознанием займусь я сам, вам, месьоры, будет лучше находиться в соседнем помещении и просто слушать, не вмешиваясь в этот тонкий процесс. Из-за присутствия лишних людей человек начнет смущаться, лгать… Только я, преступник, и палач, который умеет держать язык за зубами.

— Этот — умеет, — хищно оскалился Конан и впервые мне улыбнулся. — Сделаем. Кузня — на хозяйственном дворе. Отправляйтесь туда, Жайме придет через пару квадрансов.

— Департамент по поддержанию и охранению душевного согласия в странах Заката и стол безопасности королевства в моем лице предъявляют тебе обвинение в покушении на одного из первейших дворян Аквилонии — Великого герцога Пуантена и Гайарда Троцеро. — Я скучным голосом выдал формулу обвинения, принятую в Латеране и черкнул в развернутом на деревянном столе пергаменте строчку из сонета знаменитого стихотворца Юния Ксавера. Пускай мой нечаянный собеседник видит, что все делается по закону и даже записи в допросном листе ведутся. — Тому имеются многочисленные свидетели. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я просто гулял в лесу. Это ошибка.

— Значит, ошибка… Могу я узнать, что ты делал в дикой чащобе в полутора лигах от Велитриума, где можно запросто встретить опасных диких животных или пробравшихся на аквилонский берег пиктов? «Гулять» можно в лесу Руазель, в дворцовом парке столицы или в садах Обители Мудрости на левом берегу Хорота. Но не здесь. Согласен?

Узник, который пока не соизволил даже назвать свое имя, угрюмо промолчал. Значит, он не согласен. Так-так.

Доселе мне не приходилось трудиться в столь неудобных условиях. Вообще-то я не люблю прибегать к откровенному насилию, полагая, что в любом Допросе первейшую роль играют угрозы и запугивание, а как следует запугать преступника в обыкновенной кузнице при конюшне довольно сложно — к тому не располагает прозаическая обстановка. Каменный закопченный горн, подковы в ящиках у входа, на стенах какая-то упряжь развешана… По сравнению с подвалами тихого поместья барона Гленнора — сущее варварство. Одно утешает: помощничка мне подыскали исключительного. Давненько я не видывал столь живописных типов, самого дрожь пробирает.

Признаться, за десять лет службы в Латеране я встречал самых разных людей, причем большинство из них вовсе не отличались законопослушностью, ласковым нравом и пленительной внешностью. Но когда мне представили Жайме из Карташены, у меня непроизвольно отвисла челюсть. Не человек — кровавое чудовище из страшных сказок о вурдалаках. Когда вся эта история кончится, обязательно его отыщу и приглашу на должность палача в Латерану. С самым высоким жалованием, на какое только согласится наш казначей.

Конан Канах, который самолично привел Жайме в кузницу, едва не расхохотался, увидев, как я слегка побледнел при виде затребованного палача. Потом Конан дружески похлопал меня по плечу — не дергайся, мол, все отлично! — и скрылся за дверью в каморку кузнеца, где уже устроились Троцеро и остальные.

— Э-э… Мое имя — граф Кертис, — выдавил я, глядя снизу вверх на Жайме и стараясь не показать некоторой растерянности. — Мне сообщили, будто ты умеешь…

— Умею, ваша милость, как не уметь, — прогудел Жайме. Говорил он с жутким зингарским акцентом, однако вполне разборчиво. — Двадцать один год беспорочной службы в морской управе дознания при королевском губернаторе Карташены.

Морская управа? Неплохо. Эти господа трудятся на достойном поприще искоренения пиратства на Полуденном побережье, а поскольку попавшиеся в руки правосудия корсары есть народ упрямый и вредный, опыта месьору Жайме не занимать.

— А почему здесь оказался? — поинтересовался я, наблюдая как зингарец сноровисто раздувает угольки в горне.

— За грехи человеческие, — скромно ответил палач. — Мздоимство, ваша милость, в Карташене наказуемо, а я прельстился на денежки капитана Эрладеса, ибо означенный капитан сердечно попросил вытащить из тюрьмы его боцмана, сдуру попавшегося на контрабанде серого лотоса из Стигии… Пришлось делать нехитрый выбор между пеньковой веревкой и жизнью наемного меча на пиктской границе.

— Ну вот, а говорил будто служба «беспорочная», — рассеянно заметил я, получив на то вполне философический ответ:

— Слабости, месьор граф, присущи всякому, а особо человеку на королевском жаловании, каковое во всех странах заставляет людей искать лишнего приработка… С кем работать будем, ваша милость?

Я хлопнул в ладоши и стража приволокла в кузню предмет моего интереса. Сам предмет лишь слабо выругался, узрев лыбящегося Жайме. Немудрено — зингарец был не просто высок и могуч, он оказался гигантом, по сравнению с которым даже немаленький Конан Канах выглядел сущим заморышем. Пять локтей, самое меньшее. Добавим сюда узловатые лапищи, даже пальцы которых были покрыты густым вьющимся черным волосом и чудовищно изуродованное лицо — видимо, Жайме однажды получил сильнейший ожог на пожаре. Большая часть лысого черепа представляла собой сплошной фиолетовый рубец, этот же шрам покрывал лоб слева, оставляя для затянутого бельмом глаза неприятную узкую щель, распространялся на щеку и часть шеи — кожа возле губ оказалась стянутой ожогом и у зингарца были постоянно видны желтые обломанные зубы. Правый глаз был двуцветным — половина радужки пронзительно-черная, вторая почему-то голубая. На правой руке шесть пальцев. Для полноты картины добавлю, что некое подобие бороды росло только на здоровой щеке и куст жестких волос свисал до груди, напоминая драный конский хвост. Кроме того, перед «работой» Жайме сбросил рубаху, явив миру по-обезьяньи волосатое тело.

Ужас! Именно такие люди и нужны Латеране!

(Значительно позже, когда Жайме уже вовсю трудился у нас — я все-таки соблазнил зингарца достойным жалованием — мне стало известно, что при всем своем немыслимом безобразии палач оказался любящим мужем и отцом аж пятерых детишек, которых успел произвести на свет от некоей маркитантки за время противостояния на Черной реке. О женщины, загадочна ваша душа!)

— Народец пошел нынче хлипкий, нежный, добродушно разглагольствовал Жайме, вертя на углях металлические пруты и копаясь в кузнечных инструментах, отыскивая те, что могли бы заменить ему привычные игрушки, коими оснащена всякая достойная пыточная комната.

— Прежде люди встречались куда покрепче, сразу и не проймешь, как ни старайся. Помню, со знаменитым Кривошеим Зогом, корсаром с Барахас, пришлось два дня возиться, пока Зог не раскрыл место, где закопал сокровища, захваченные в Асгалунской Золотой Башне. Или вот например…

— Жайме, эти интереснейшие истории ты расскажешь в другой раз, — поморщился я. — Давай приступим.

— Конечно, ваша милость. Заместо дыбы во-он ту балку используем. Не погнушайтесь пособить, месьор граф… Веревочку подержите, пока я гостя за руки подтяну…

И далее в том же духе. Наш, как выразился Жайме, «гость» все-таки оказался крепким орешком. Молчит и все тут. Пришлось прибегнуть к более действенным способам убеждения.

— Мы здесь одни, ночь впереди длинная, — с ленцой втолковывал я гостю. — Сам понимаешь, Латерана не будет особенно церемониться с преступником, собиравшимся лишить жизни одного из Великих герцогов. Не хочешь беседовать по-хорошему, придется по-плохому. Жайме, с чего начнешь?

С горячего железа начинать, как говорят благородные господа, некуртуазно, — со знанием дела ответил зингарец. — Может, ремешочки со спины снимем? Не надо беспокоится, ваша милость, я аккуратно, тоненько, по волосочку. Гостю никакого ущерба не нанесем, только поорет маленько. Если угодно — пасть тряпкой заткнем, чтоб людей на дворе не беспокоил. Эх, где вы, казематы Карташенской крепости, ни единого звука даже в коридоре не слышно…

— Я требую отвезти меня в Тарантию и передать «Скрытой Башне», — неожиданно выпалил злодей, опасливо скашивая глаза на поигрывающего тонким кинжалом Жайме. — Там я все расскажу! Этим делом должна заниматься тайная служба короля!

— Ай-ай-ай, как же так можно! — воскликнул я, хлопнув по лбу ладонью. Данный упрек был отнесен мною к самому себе. Ну, разумеется, этот месьор мне знаком. Ликтор из стражи герцога Даргена! Я не опознал его сразу лишь потому, что запомнить всех придворных холуев, отирающихся вокруг Нумедидеса и шамарской шайки просто невозможно! Допрос можно прекращать, и так все более чем понятно. Однако, Троцеро должен услышать заветные слова:

— Кто отдал приказ? Герцог Дарген Шамарский? Король? На меня смотреть, тварь! — пользуясь обширным опытом прежних дознаний, я сорвался в страшный крик. Жайме даже попятился. — Говори! Кто?!

Не сработало. Узник поскрипел зубами и промолчал. Я кивнул зингарцу.

— Не надо! Хватит! — взвыл злодей, почувствовав лезвие кинжала. — Канцлер! Личный тайный приказ! Я служу в «Скрытой Башне»! Отправьте меня в Тарантию! Именем короля!

— Исполнители всегда страдают за ошибки вышестоящих, — грустно заметил я, наблюдая, как Троцеро сотоварищи выходят из соседней каморки. — Ладно, дружок, больше мне от тебя ровным счетом ничего не нужно. Хотя… Ваша светлость, — я повернулся к герцогу, — мне будет позволено еще немного побеседовать с этим месьором? Хочется узнать некоторые подробности захватывающей жизни господ из королевской тайной службы.

— Сколько угодно, — Троцеро слегка поклонился. — Кертис, утром загляни ко мне. Я передам барону Гленнору одну фамильную реликвию, он поймет.

Они сразу ушли. Только Конан Канах задержался на пороге кузницы. По его взгляду я понял, что утром кому-то точно навесят камень на шею и даже не надо долго гадать, кому именно. Когда Конан исчез в ночной темноте, я повернулся к гостю, сказав:

— Обещаю, что попрошу Троцеро сохранить тебе жизнь, если расскажешь все, что меня интересует. И если не будешь вилять. Договорились?

Тот ответил, что договорились.

Я дворянин и врать мне не пристало. На рассвете я честно выполнил обещание — попросил Великого герцога оставить этого человека в живых. Не моя вина в том, что Троцеро отказал.