"Корона Аквилонии" - читать интересную книгу автора (Локнит Олаф Бьорн)

Глава третья

Барон Данкварт Гленнор

«Государь всея на свете»


Если во времена короля Вилера присутствие на дворцовых приемах были для меня лишь скучной, однако необременительной обязанностью королевского приближенного, то сейчас наипышнейшие церемониалы превратились в настоящее мучение. Нумедидес, доказывая самому себе и остальному миру собственное величие, предельно усложнил этикет. Туранский посланник Суринхур как-то сказал мне, будто ничего подобного не видел даже богатейший и отягощенный странными для аквилонца традициями Восхода двор императора Илдиза.

Во-первых, полный титул короля теперь не умещается на целом пергаментном листе «в четверть» — перечисляются все подвассальные земли, добавлены превосходные эпитеты наподобие «блистательный» или «священнорожденный», а любая ошибка в написании титула полагается коронным преступлением. Неправильно начертал одну-единственную букву, отправляйся в тюрьму — сие действо подпадает под улучшенный и дополненный канцлером и монархом закон об оскорблении величества.

Во-вторых, некоторые прежние, спокон веку существовавшие традиции, ныне доведены до полного абсурда. Поскольку короли династии Эпимитреев по преданию ведут родословие от самого святого Эпимитриуса, слово «священный» по отношению к особе государя и ранее истолковывалость в смысле религиозном — на митрианских праздниках, наподобие Дня Возрождения Солнца, аквилонские монархи иногда исполняли жреческие обязанности, однако тем и ограничивались. Нумедидес, со свойственной ему манией хапать все, что плохо лежит и что лежит хорошо, не стесняясь объявил себя Верховным жрецом Солнечного Диска, а выше этого титула в жреческой иерархии нашего королевства ничего и придумать нельзя. Теперь святость короля и престола сомнению не подвергались, в помянутый закон об оскорблении величества внесли новые главы о строжайшем наказании за святотатство и на всякий случай провели с полдесятка показательных казней оных святотатцев, осмелившихся высказать свое отношение к столь вопиющим нововведениям.

В-третьих, Нумедидес, старательно пытающийся любыми способами унизить аквилонское дворянство, ввел несколько обязательных церемоний, смешных и грустных — смотря с какой стороны подойти. Целование королевского перстня (целование же длани есть великая монаршая милость, почти как награждение орденом Большого Льва). Приближаться к королю и удаляться от него дозволительно только согнувшись в «малом поклоне», при беседе поклон превращается в «средний», при объявлении милостей, в «глубочайший». Расширился список всякоразных «дарований» — если вам на торжественном обеде прислали надкусанную государем гусиную ножку, можете упиваться внезапно свалившимся счастьем. Молодым дворянам предписана теперь обязательная служба при замке короны, причем на должностях насквозь плебейских — король посчитал, будто его лучезарной персоне оскорбительно видеть во дворце лакеев, набранных из простонародья. Святейшей особе обязаны прислуживать только благородные! Вот и состоят ненаследные сынки герцогов и графов в «младших обмахивателях пыли с королевской бронзы», и что самое ужасное, для некоторых это холуйство вполне приемлемо, лишь бы оказаться поближе к трону.

Одним словом — кошмар. Можно терпеть на престоле какого угодно тирана (деспоты, между прочим, всегда пекутся о благе государства, исключений из данного правила история почти не знает…). Можно терпеть и коронованную посредственность — такие монархи как правило безобидны. Они не занимаются делами, тратят время на развлечения и актрисок, но в основном являются добряками. За посредственных королей управляют честолюбивые и умные советники, которым приятно знать, что настоящая-то власть сосредоточена в их крепких руках. Если угодно, могу привести множество подобных примеров, хотя любому интересующемуся достаточно пролистать аквилонские летописи…

А вот когда трон занимает посредственность с задатками мелочного тирана, начинаются бедствия. Такой человек уверен с собственной значимости и непогрешимости, вмешивается в действие налаженного при прежнем царствовании государственного механизма, который отлично работает и без его мудрейших указаний, не понимая, что подобное вмешательство не нужно и вредно. Лишь бы показать всем и каждому правлю я! Добавим сюда тоску по неудавшимся планам молодости, когда престол занимал нелюбимый дядя, мнимые и настоящие обиды времен пребывания в почетном, но чисто декоративном положении наследника, «друзей короля», которые решили, что Аквилония — это их собственная вотчина, с которой можно делать все, что угодно, и которые безбожно путают интересы государства с интересами герцогской семьи и получим… Получим Нумедидеса.

Мне его немного жаль — из племянника Вилера получился бы неплохой глава коллегиума, ведающего незначительными делами наподобие прокладывания новых мощеных трактов или надзором за речной торговлей. В молодости Нумедидес вовсе не был тем, во что его превратило владение престолом. Я отлично знаю, что однажды он умрет насильственной смертью и время это приближается.

Нумедидес попросту родился не в то время и не в той династии. Ему вполне хватило бы баронского или графского титула, достойной, пусть и невеликой должности в чиновничьей иерархии королевства, и обычного счастья человека, не обремененного ответственностью за тысячи тысяч подданных и дальнейшую судьбу огромного государства.

Он не понимает, что делает. А ближайшее окружение усердно поддерживает его заблуждения, действуя по старому, но ведущему к неизбежной катастрофе принципу: пускай погибнет мир, но лишь после нашего ухода со сцены…

Теперь вы понимаете, почему я решился на измену престолу?


* * *

У меня вырвался вздох облегчения, когда последний вопль церемониймейстера наконец-то затих и силуэт короля скрылся за драпировкой, укрывающий стену за тронным возвышением малой церемониальной залы. Прием, устроенный в честь дня Откровения Эпимитриуса закончился.

Нумедидес сегодня напоминал не государя цивилизованной страны, а какого-нибудь вождя кхарийской эпохи — немыслимая бело-золотая жреческая хламида, расшитая каменьями и жемчугом, новая «большая корона» (старый аквилонский венец с пятью зубчиками показался королю чересчур скромным, вот и заказали мастерам новый, с массой безвкусных дужек, ободков и прочей мишуры), орденские цепи и ленты, гербовый знак… Зрелище яркое до рези в глазах.

Вместо того, чтобы благополучно сидеть в поместье и заниматься делами, я вынужден был с раннего утра торчать во дворце, причем в соответствии с этикетом мне пришлось облачиться в парадный наряд, тяжеленный и неудобный. Ненавижу эту сбрую. Во времена Вилера глава Латераны вообще не был обязан присутствовать на подобных церемониях — король справедливо полагал, что у барона Гленнора и других занятий хватает.

— Господин барон… — едва я попытался незаметно смешаться с толпой разодетых придворных и выскользнуть на парадную лестницу, ко мне подошли два гвардейца полка Алых Кирасир. Оба в чине десятников. — Его королевское величество и светлейший канцлер приглашают господина барона пожаловать в морскую гостиную. Мы проводим.

Час от часу не легче. Зачем я вдруг понадобился королю? Отчеты Латераны доставляются в замок исправно (пускай Нумедидес их не читает) и все доклады почти правдивы — часть правды я предпочитаю придерживать для себя, чтобы случайно не обидеть приближенных монарха. Весьма надеюсь, что однажды мне удастся сдуть пыль с некоторых документов и пустить их в ход.

Или меня в чем-то заподозрили? В неблагонадежности? Тогда дело обстоит скверно — отправят в Железную башню и там уж начнется долгий и неприятный разговор с назойливыми господами из королевской секретной службы. Каламбур на редкость дурацкий — «Скрытая башня» в Железной башне… У меня есть выход и на этот случай: маленькая коробочка с жуткой смесью нескольких порошков лотоса, достаточно одного вдоха, чтобы отправиться в недолгое путешествие на Серые равнины.

Ничего, прорвемся! Никакого уныния сейчас допускать нельзя, слишком многое поставлено на кон.

Второй этаж, Закатное крыло дворца. Личные покои Его величества. Лакеи стоят через каждые семь шагов, да только никакие это не лакеи тихари из охраны.

Парадный эсток в лаковых ножнах не отобрали — это приятно, значит пока хватать меня под белы рученьки и тащить в подземелье никто не собирается. Гвардейцы остановили меня у высоких изразцовых дверей с изображением корабликов и левиафанов, в проем нырнул дворецкий, доложил, появился снова и широко распахнул створки.

— Его милость советник короны барон Данкварт Гленнор! — взвыл благообразный седовласый холуй и показал мне взглядом, что можно войти.

Так, что там положено делать? Малый поклон? Извольте.

— Счастлив приветствовать моего государя в сей праздничный день, — проворковал я, мелкими шажками приближаясь к креслу Нумедидеса, рядом с которым возвышался толстый и высокий канцлер Редрик. Взгляд на короля поднимать нельзя, пока их величество не дозволит.

Нумедидес — какая честь, чтоб его сплющило! — протянул царственную длань для поцелуя. Пришлось преклонить колено и приложиться.

— Встань, — сказал король. — Я рад тебя видеть, барон. Надеюсь, ты здоров?

Я-то здоров, а вот королевская персона прихварывает. Хворь эта известна всем и каждому и вызывается излишним потреблением горячительных напитков.

Нумедидес пьет. Бесспорно, у всякого достойного государственного деятеля времени на возлияния попросту нет, но ведь к Нумедидесу слово «достойный» неприменимо. Вот и сейчас язык у короля слегка заплетается — после утомительной церемонии обожаемый государь позволил себе чуточку передохнуть за бокальчиком красного зингарского. Потом, надо думать, займется пресловутыми «важными государственными делами».

Выглядит Нумедидес дурно, не смотря на всяческие припарки и мази дворцовых лекарей. Если четыре года назад он смотрелся вполне прилично — крепкий, пусть и худощавый пятидесятилетний мужчина — то за время царствования, он отяготил себя всевозможными излишествами, отказаться от которых был не в силах. Внешне король постарел лет на десять, еще больше Нумедидеса старит седая борода, которую пришлось отпустить в подражание жреческому сословию — мы же теперь являем собой власть не только светскую, но и жреческую. Взгляд какой-то… тухлый, иначе и не скажешь. Мешки под глазами. То ли дело канцлер Редрик — его светлость пышет здоровьем, как большинство крупных, дородных людей.

— Мне доложили, будто ты, барон, нарочно задерживаешь ордонанс, по которому часть обязанностей Латераны перейдет к «Скрытой Башне», — бесцветным голосом сказал король и взглянул на Редрика. — Неужели это настолько сложно?

— Сложно, ваше величество, — я снова поклонился. — Весьма сложно. Только архивы занимают несколько сотен шкафов. Тысячи свитков, пергаментов, тетрадей… Ни единый лист не должен попасть в руки врагов Аквилонии, вывоз бумаг из Латераны в замок следует провести в строжайшей тайне.

Я просто заговаривал зубы, однако если Нумедидеса можно в чем-нибудь убедить, то канцлер на уговоры не поддается. Старый лис. Но мы хитрее.

Хотите получить ордонанс? Прекрасно, я пришлю бумаги завтра же, составить документ будет не сложно. Засажу писцов на полную ночь, к утру все окажется готово. Там будет изложено множество никому не нужных подробностей, рекомендаций и указаний, в которых любой демон ногу сломит, пока умники из «Башни» сообразят что к чему, пока начнут шевелиться… А бумага все стерпит.

— Я рад, что ты готов исполнить приказ короля, — канцлер улыбнулся углом рта. — Теперь поговорим о другом. Латерана должна объединить усилия со «Скрытой Башней» и устранить опасность, грозящую трону. Пуантенцы совершенно обнаглели — Троцеро отказывается принять указания военного коллегиума о роспуске своего войска, отсылает королевских гонцов, и, как доносят мои осведомители, готовит мятеж… Насколько я помню твои отчеты, барон, Латерана тоже осведомлена о неспокойствии на пиктской границе. И неспокойствие это создано не варварами, а подданными Трона Льва!

Канцлер непогрешимо прав. Если в докладах я буду покрывать Троцеро, меня могут заподозрить. Посему отчеты почти соответствуют истине. Почти. Пускай в замке думают, что Латерана неусыпно бдит. Не собираюсь разубеждать в этом канцлера.

— Вот, что мы решили, — сказал Редрик. — Герцог Пуантена должен быть устранен как можно быстрее. Будет лучше, если он погибнет героически, от рук пиктов. В королевстве объявят траур, похороны в родовой усыпальнице со всей пышностью… Это возможно?

— Для Латераны нет ничего невозможного, ответил я, ничуть не покривив душой. — Но придется повозиться. Нанять пиктов, устроить засаду, потом уничтожить непосредственных исполнителей, чтобы не говорили лишнего впоследствии. Не допустить даже тени подозрений в дворянском обществе, посулить пуантенскому наследнику милости короля… Наградить войско Троцеро, дабы не получить бунт наемников. Если угодно вашему величеству и вашей светлости, план будет подготовлен в ближайшие дни. Прошу об одном: если мы не хотим спровоцировать немедленный мятеж, пока Троцеро не следует объявлять изменником и злодеем короны. В этом случае у него не будет повода к объявлению Рокода, а я успею организовать покушение.

— Видишь, Редрик, господин барон против твоего указа, — вмешался Нумедидес. — Я согласен с месьором Гленнором. Барон доказал нам свою преданность.

— Как будет угодно вашему величеству, ровно сказал канцлер. — Троцеро пока останется в прежнем звании. Но если через две седмицы барон Гленнор не сумеет выполнить этот недвусмысленный приказ, придется действовать более решительно. Барон, надеюсь тебе все ясно?

— Да, ваша светлость.

Яснее просто некуда. Значит, у меня в запасе четырнадцать дней. Посмотрим, кто нанесет первый удар.


* * *

Я перебросил поводья лошади подбежавшему конюху Латераны и с превеликим удовольствием заметил перетаптывающегося возле коновязи солового боссонского жеребца, принадлежавшего графу Кертису. Конь в мыле, тяжело дышит следовательно, Кертис приехал совсем недавно.

Граф ждал меня в кабинете — он единственный, кому дозволено входить в покои хозяина Латераны в мое отсутствие. Кертис по уши в грязище, глине и пыли, смердит лошадиным потом, одежду явно придется выбрасывать. Но выглядит мой помощник довольно. Уселся в глубокое мягкое кресло, прихватив бутылочку «Изумрудной лозы» из моих драгоценных запасов. При появлении высокого начальства даже встать не удосужился.

— Могу я надеяться, что ваша милость простит мне столь вопиющее нарушение этикета? — чуть нетвердо сказал граф, увидев мою фигуру в дверном проеме. — Несколько дней, проведенных в дороге, не способствуют поддержанию хороших манер. Проклятое седло превратило мой зад в одну сплошную мозоль…

— Фу, Кертис! — усмехнулся я, походя отбирая у графа бутылку и наливая вина в свой кубок. — Мало мне было пьяного короля, а теперь и ты решил порадовать старика блуждающим взглядом и неразборчивой речью. Если угодно можешь вволю пображничать вечером, разрешаю.

— Я счастлив барон, — фыркнул Кертис. — Отчего это вы такой расфуфыренный? Очередной прием у достославного государя? Ах, верно, день Откровения… С такими невероятными поручениями можно позабыть обо всем на свете, даже о государственных праздниках, непочтение к которым есть оскорбление короны. Собираетесь взять меня под стражу за это чудовищное прегрешение перед троном?

— Что-то ты разговорился, друг мой, — ответил я. — Не будь хороших новостей, ты бы молчал и ждал, когда я начну задавать неприятные вопросы. Троцеро согласился, насколько я понимаю?

— Не знаю, — пожал плечами граф. — И не надо смотреть на меня, будто удав на кролика. Действительно не знаю. Вместо ответа на четко поставленные вопросы его светлость выдал мне кошель с непонятной побрякушкой, сказав, будто барон Гленнор сам все поймет.

Кертис положил на стол мой перстень с гербом и черный кожаный мешочек с тиснением в виде пышного вензеля герцогов Гайарда.

В кошельке обнаружилась орденская цепь «Три леопарда» — знак, которым владетели Пуантена уже много столетий удостаивают и жалуют своих подданных. В обрамлении золотого лаврового венца синеет крупный, размером с монету в кесарий, сапфир. Над камнем, в миниатюрном щите-дроглоре виднеются три «идущих льва настороже» — так называется в геральдике хищная кошка с поднятой передней лапой. Судя по некоторым деталям работы ювелиров, я понял, что орден сделан очень давно, лет триста-триста пятьдесят назад. И что сие означает?

— Ничего особенного в этой игрушке я не вижу, — сказал Кертис, будто прочитав мои собственные мысли. — Вещь старинная, красивая, однако насквозь бесполезная. Отчего же бесполезная? — я вертел орден в руках. — Можно продать, заложить ростовщику — вон сапфир какой громадный! — или подделать жалованную грамоту и носить. Далеко не у всякого дворянина из столицы отыщутся пуантенские награды. Что Троцеро хотел этим сказать? Просто подарок, как знак согласия с моими соображениями? Нет, быть не может, здесь должен отыскаться скрытый смысл, подтекст… Граф, какие соображения?

— Соображения? — Кертис почесал небритый подбородок. Поглядел на «Трех леопардов», перевел взгляд на валяющийся рядом перстень с горящими в глубине камней искорками и неожиданно рассмеялся: — Вот оно что! Надо было сразу догадаться! Барон, в это кольцо вложена магия, так почему бы Троцеро не мог прислать главе Латераны предмет, также обладающий некими волшебными свойствами? Послание, которое может прочесть лишь тот, кому оно предназначено? Если человек может ошибиться или предать, то магия от подобных слабостей избавлена.

— Хорошая мысль, — согласился я. — Кертис, ты, оказывается, отнюдь не безнадежен, можешь работать не только мечом, но и головой.

— Весьма польщен, — саркастично ответил граф. — Сообразить нетрудно, да только мы не знаем заклинания, с помощью которого оживет магия, заключенная в камне.

— Узнаем, — решительно ответил я, звякнув в колокольчик. В дверную щель просунулась голова секретаря. — Месьор Алфер, пригласи немедленно мэтра Савердена! Я жду его тотчас же!

Достопочтенный мэтр Саверден — живая легенда Латераны. История его бурной жизни вполне могла бы подвигнуть какого-нибудь знаменитого сочинителя вроде Стефана, Короля Историй, на создание многотомного труда, коим зачитывалась бы романтическая молодежь. В молодости это был невероятнейший авантюрист, наделенный некоторыми магическими способностями — Саверден с удивительной легкостью совмещал ремесло грабителя и соглядатая некоторых купеческих домов, жаждущих узнать о планах соперников, не чурался поручений от тайных служб как Аквилонии, так и сопредельных держав, баловался контрабандой, речным пиратством и фантастически изощренными мистификациями: история о том, как Саверден умудрился на несколько дней стать (подумать страшно!) королем Офира, вошла во все анналы тайных служб.

Этот пройдоха придал себе облик тогдашнего офирского монарха Аргилло II, и когда настоящий король был на дальней охоте в горах, сумел ввести в заблуждение столичную аристократию и придворных, попутно заимствуя из сокровищницы наиболее ценные вещицы… И ведь опознали его по чистой случайности — возлюбленная короля не признала в человеке, делившем с ней ложе, государя Аргилло: кто ж мог знать, что королю в детстве сделали обрезание из-за болезни? А как известно, то, что у человека отрезано, обратно отрасти никак не может.

Словом, однажды Саверден допрыгался и попал в сети Латераны. Мой предшественник на посту начальника аквилонской тайной службы, граф Эстрель, сразу понял, что будет полезнее переманить талантливого афериста на нашу сторону, чем отправлять его на эшафот за многочисленные проделки, никак не совместимые с представлениями королевских судей о поведении добропорядочного подданного Трона Льва. Месьор Саверден может и далее продолжать свои… э-э… труды, но только под чутким надзором Латераны и во славу Аквилонии. Что характерно, Саверден согласился, и стал одним из лучших конфидентов, каких только знала история нашего тихого ведомства.

С возрастом мэтра начали тяготить долгие путешествия и он занялся работой с донесениями, а заодно решил усовершенствовать свои магические умения — бывший авантюрист остепенился, превратившись в первого советника Латераны по делам волшебства. Пожаловаться на Савердена я не могу: он навсегда остался человеком верным нашему сомнительному ремеслу и я имею все основания ему доверять. Кроме того, мэтр так и не избыл страсти к самым захватывающим аферам. Никаких сомнений — если Саверден будет посвящен в тайну грядущего переворота, он с восторгом согласится принять в нем участие. Это вам не какой-то занюханный Офир и фальшивый король — это захват власти в Аквилонии!

— Твое мнение, что это такое? — я выложил перед мэтром присланную Троцеро драгоценность и получил вполне предсказуемый ответ:

— «Три леопарда», орденский знак Пуантена. Изготовлен, по моей оценке, примерно в 1050 году. Та-ак… Точно, на оборотной стороне клеймо: две нордхеймские руны «Л», ювелирная мастерская Лайма из Гайарда, после смерти мастера данное клеймо более не использовалось. Сапфир из копей Эйглофиата, судя по форме огранки работа гномов. Оцениваю орден в девятьсот полновесных кесариев. Все.

Я тоскливо уставился на месьора Савердена. Этот высокий сухощавый старикан держался прямо, словно пику проглотил, хитро поглядывал на меня крупными серыми глазами и оглаживал короткую ухоженную бородку. Живое воплощение невинности и благочестия. В молодости Саверден был невероятно красив и разбил столько женских сердец, что слава о нем, как о неутомимом любовнике, жива доселе. К старости он потерял часть былой привлекательности, но я отлично знаю, что мэтр доселе содержит двух молоденьких любовниц и они вполне довольны своим седовласым воздыхателем, не утратившем прежней стати.

— Все? — переспросил я. — А если присмотреться? Использовать не глаза, а чутье? Саверден, не тяни!

— На камень наложено два заклятия, — чуть более снисходительно, чем следовало бы, ответил мэтр. — Первое заклинание — охранительное, оно защищает сапфир от рук чужих людей, способных докопаться до истинной сущности второго заклинания, смысл которого я разгадать не могу. Снять защиту?

— А ты можешь?

— Для начала мне надо узнать, что это за камень. Если под охранным заклятием скрывается нечто… опасное, то, возможно, в округе трех лиг от поместья все живое и неживое заполыхает ярким пламенем. Тогда уже будет поздно что-либо предпринимать.

Я задумался. Вполне можно допустить, что Троцеро и впрямь собрался избавиться от возможных соперников в борьбе за трон. Сейчас как полыхнет белым огнем, снесет к демоновой матушке поместье, убьет всех… Прецеденты бывали. Нет, ничего подобного случиться не может — Великий герцог всегда оставался человеком чести! Придется рассказывать Савердену подоплеку.

— Дорогой мэтр, — значительно сказал я. — Полагаю, в камне заключено некое послание от Троцеро Пуантенского, вместе с которым мы собираемся свергнуть короля Нумедидеса. Причем, в ближайшее время. Понятно?

— Чего ж тут непонятного, — хмыкнул Саверден. — Дело к тому идет с самого начала войны на Черной реке. Разрешите поучаствовать?

— Уже разрешил. Работай.

Старый прохвост сделал над камнем несколько картинных пассов правой рукой, что-то прошептал и улыбнулся:

— Заклинание наложено простенькое. Барон, теперь надо прикоснуться пальцем к камню, чтобы он тебя опознал.

Я прикоснулся и сразу отпрянул — сапфир озарил кабинет холодной голубоватой вспышкой и создал широкий световой веер ударивший в стену напротив моего стола. Постепенно в лазурном сиянии начали проступать неясные человеческие силуэты, контуры незнакомого мне помещения, предметы обстановки. Перед нами образовалось эдакое окно выводящее незнамо куда и подсвеченное колеблющимся синим огнем.

— Это же сказки, такого не бывает! — воскликнул Саверден. Я посмотрел на мэтра с изумлением — смутить этого человека могло только событие действительно небывалое, слишком многое повидал мэтр на своем веку. — Портал Синего Камня!

Пока неясные тени на той стороне обретали твердую форму, я потянул Савердена за рукав и спросил: Что за портал? Отвечай!

— Древнее волшебство гномов, — скороговоркой пробормотал мэтр. — Людям оно неизвестно. Некоторые сапфиры, особенно инклюзы добытые в горах Полуночи, могут быть объединены в единую цепь, связывающую владельцев камней между собой. Это необычный портал — мы можем видеть и слышать все, что говорят хозяева другого камня, однако пройти к ним не сумеем. Портал Синего Камня способен лишь показывать картинку и доносить голос, но человек или предмет сквозь него проникнуть не могут. Боги всеблагие, я всегда полагал, будто это всего лишь одна из легенд о гномьем волшебстве!

— Итак, перед нашими глазами вырисовались двое людей и большая комната в бревенчатом доме. Стол, застеленные звериными шкурамилавки, на стене висит оружие, но это не коллекция, а боевые клинки. За окном я распахнутыми ставнями видны густой весенний лес и река.

— Добро пожаловать в Велитриум, барон Гленнор, — герцог Троцеро, коего я узнал с первого взгляда, вежливо кивнул. Второго человека можно было и не представлять — тысячник Конан Канах собственной персоной, его ни с кем не спутаешь, очень запоминающаяся внешность.

— Итак, ты получил мой подарок?

— Орден «Трех леопардов» — подарок? удивился я.

— Именно. Он останется у тебя, жалованные грамоты я пришлю. Как я вижу, рядом с тобой граф Кертис и?…

— Мэтр Саверден, советник Латераны, — ответил я. Саверден молча поклонился. — У меня есть основания доверить этим месьорам все подробности предстоящего дела.

— Ты настолько уверен, что это… Это дело нам предстоит?

— Уверен, — твердо сказал я. — Только сегодня утром я получил от короля и его светлости канцлера приказ о твоем незамедлительном устранении. Если они не ограничились возможностями «Скрытой Башни» и двору потребовались услуги Латераны, значит все обстоит куда серьезнее, чем я… мы предполагали. Сколько у нас времени?

— Сколько угодно. Портал может работать очень долго. Надеюсь, ты ответишь на все мои вопросы.

— … А ваша светлость соизволит ответить на мои?

— Соизволит, соизволит. С чего начнем?


* * *

Закончив длительный разговор с герцогом Пуантена я вновь подумал о том, насколько трудный и многоплановый труд нам предстоит. Переворот вовсе не ограничивается убийством или отречением правящего короля — это, пожалуй, самое простое дело. Теоретически, убить Нумедидеса мы можем хоть завтра, у Латераны во дворце предостаточно конфидентов, занимающих незаметные посты в канцелярии или, допустим, на кухне — некоторые яды, которыми располагает месьор Саверден, обнаружить невозможно, действовать они начинают лишь спустя день. И почему обязательно яд? Есть множество других способов быстро и эффективно заставить короля навсегда переселиться из пышных покоев замка короны в не менее пышную усыпальницу Эпимитреев — от самых банальных, наподобие кинжала, до вполне экзотических: магия, подброшенная в комнату опасная змея или паук-краснотелка, укус которого безусловно смертелен… Однако, ихнему святейшему величеству, государю всея подлунного мира, отведен чуть более долгий срок жизни, чем того хотелось бы некоторым недобропорядочным подданным.

Заговор — это целая наука. Допустим, убили вы короля, нацепили монарший венец, надели мантию взяли в руки скипетр Эпимитриуса и сели на трон. Что дальше?

А дальше начинается самое сложное. Власть вовсе не заключается в обычном сидении на дорогом каменном стуле, которое украшает тронный зал дворца. Власть заключается в подчинении себе людей — как высоких вельмож, так и немытых простецов. Если же подчиняться вам никто не захочет, или вы не сумеете вынудить подданных исполнять свою волю, значит престол займет более сильный человек, а вам придется умереть. Почему именно умереть? Боги, это же незыблемый закон политики — не оставляй в живых соперника!

Поскольку герцог Шамарский, канцлер и все нынешние фавориты подчиняться новому монарху явно не захотят, придется их отправить вслед за Нумедидесом — это тоже закон. Разумеется, с точки зрения государственного мужа, который придет на смену Нумедидесу, наиболее запятнавших себя деятелей было бы гораздо заманчивее торжественно казнить, объявив народу обо всех гнусностях и преступных ошибках, допущенных этими месьорами в эпоху предыдущего царствования. Получится взять их живыми так все и произойдет, но я буду настаивать на их незамедлительном уничтожении. У герцога Даргена есть своя боевая дружина, охрана, телохранители, много вассалов, которые обязаны ему милостями — они почти наверняка поднимут смуту и придется использовать военную силу, что нежелательно.

Мы вынуждены будем заменить глав большинства государственных коллегиумов и управ, начальников городской стражи, решительно уничтожить «Скрытую Башню» и все, что с ней связано, убрать из дворца камер-лакеев и прочую шушеру, для которой Нумедидес никакой не тиран, а благодетель и почти отец родной… Представляете, сколько возни? Первые несколько дней нового правления будут самыми тяжелыми и сложными!

Выслушав эти мои мысли Троцеро только руками развел и обвинил в лишней кровожадности, однако целиком и полностью согласился. Делать большую политику и не запачкаться? Такого, простите, быть не может! Придется переступить через некоторое количество трупов, иначе дело будет провалено. Но как уважаемый месьор Гленнор видит непосредственное исполнение заговора? Чьими руками?

— Руками обиженных, — усмехнулся я. — Таковых отыщется немало. Некоторые отряды гвардии, обойденные милостями и повышением военачальники, изгнанные приближенные короля Вилера, каковые видят в Нумедидесе главную причину своего падения… И, конечно, армия Черной реки, которая должна будет помочь в случае, если верные Нумедидесу полки решатся на открытое противодействие новому королю.

— Новому королю… — эхом повторил Троцеро. — Гленнор, ты ведь не хочешь видеть королем меня или Просперо? Верно?

— Сожалею, ваша светлость, но причины этого объяснимы. За всю историю Аквилонии ни одна из династий Великих герцогов не занимала престол Льва.

— Знаю. Я сам не хочу ссориться с герцогом Боссонским и гандерами, они поддержат переворот только в случае, если королем окажется человек, далекий от междинастических усобиц… Эпимитреи должны уйти навсегда, это понятно каждому. Отдать корону одному из провинциальных дворян с хорошим родословием, восходящим к Алькою и Олайету, как ты предлагал? Это порочный путь, барон — многие сразу зададутся вопросом: если какой-то захолустный граф стал королем, то почему бы и мне не попробовать? Половина всех дворян Аквилонии объявит себя королями и вылезти из этого болота мы уже не сумеем. Традиция престолонаследия состоит как раз в том, что венец должен принадлежать тому, кого избрали боги по праву крови. Десятник ведь не может командовать армией?

Пока Троцеро разглагольствовал, я заметил, что Кертис напряженно ерзает в своем кресле, бросая оценивающие взгляды то на Великого герцога и молчаливого Конана, то на меня и Савердена. Он явно хочет высказаться! Неужели придумал что-нибудь любопытное?

— Есть одно безумное предложение, — граф Кертис вдруг подался вперед. — Эпимитреи, как выразился герцог, уходят? Отлично! Главная традиция Аквилонии рухнула — трон более не принадлежит потомкам Эпимитриуса. Давайте же вообще забудем о традициях. Пусть королем будет человек со стороны!

— Немедийский или офирский принцы? поморщился Троцеро. — Месьоры, вы же сами отвергали такую возможность…

— Верно, — Кертис говорил быстро-быстро, словно боясь упустить мысль. — Дворянство не примет чужака. Сделаем самый неожиданный ход в игре: монархом станет вдвойне чужак человек, который одним своим появлением вызовет у нашего благородного сообщества чувство блаженного обалдения! Наша сила именно в неожиданности и нетривиальности решений!

— Ты можешь такого человека назвать? — поинтересовался герцог, глядя на возбужденного графа не без интереса. — Кто же это?

— Вы посчитаете меня умалишенным, однако подумав оцените это предложение, — выпалил Кертис и резко повернулся к сидевшему рядом с Троцеро тысячнику:

— Конан, хочешь стать королем Аквилонии?

Немая сцена. Все, включая самого Конана замерли, изобразив весьма причудливую скульптурную группу. Троцеро опомнился первым:

— Граф… С ума сойти… Пасть Нергала, это же выход!

— А меня вы спросили? — Конан закашлялся. — Не потяну ведь… Ладно бы там Пограничье или Хауран, но Аквилония?

— Что — Аквилония? — взвился Кертис. — Государство как государство, не хуже других! Тебя знает народ, а без поддержки горожан обойтись будет сложно, среди дворян ты известен как хороший военачальник, купечество утихомирим послаблениями пошлин, жрецам тоже заткнем рот! У тебя будут отличные советники, канцлера подберем умного! Ну? Не думай, доверься первому порыву — согласен или нет? Больше такого шанса не выпадет!

Конан нахмурился, помолчал и потом сказал медленно, с запинкой:

— Есть одно пророчество… Я не верил, а вот как оно повернулось… Словом, однажды мне предсказали, будто наступит день и я смогу подобрать никому не нужную корону одной из держав Заката. Думал, что это все блажь и шуточки. Потом расскажу, если вам интересно…

— Согласен или нет? — довольно настойчиво сказал Троцеро.

— В общем… Ладно, вот вам первый порыв: согласен, уговорили. Но как все это устроить?

— Можешь не волноваться, — я с трудом обрел дар речи. Изначально, выстраивая в голове планы на будущее, я видел в месьоре Конане Канах либо начальника гвардии, либо командующего войском. — Мы постараемся сделать так, чтобы дело устроилось самым наилучшим образом. Надеюсь, ты примешь в нашей игре самое живое участие… Митра Солнцезарный, это же не просто попрание всех мыслимых традиций! Такой наглости от нас никто не может ожидать! Конан Канах — государь Аквилонии! Жуть!

— А ведь это реальный шанс на успех, — тихо проговорил герцог Пуантена. — Пока дворянство поймет, что произошло, пока опомнится, пока осмыслит… За это время мы успеем твердо взять власть. Конан, прими мои поздравления.

— Не с чем пока поздравлять, ваша светлость, — киммериец слегка опомнился от первого потрясения и начал вполне разумно рассуждать: — Троцеро, я ведь даже не дворянин. Происхождение по линии отца и матери самое сиволапое! Благородные могут стерпеть варвара, командующего отдаленными битвами на пиктской границе, не только не короля-варвара.

— По большому счету, — совершенно серьезно сказал Троцеро, — все мы имеем вполне варварские корни. Тысячу триста лет назад, во времена хайборийского нашествия, не было никаких герцогов и графов. Вожди племен и дружин, жрецы, маги — те, кто во время войны с Кхарией достиг высокого положения благодаря своим решительности и разуму, впоследствии стали аквилонским дворянством. Ты, Конан начинал войну на Черной реке простым десятником, а теперь носишь одежды гвардии Гайарда… Не дворянин, говоришь? Это поправимо. Преклони колено! Пусть господин барон Гленнор и его друзья будут свидетелями!

Конан, ошеломленный всеми неожиданностями сегодняшнего дня, увидел как Троцеро обнажил свой клинок и не говоря ни слова опустился на правое колено. Великий герцог коснулся мечом правого и левого плеча киммерийца и произнес формулу посвящения: Здесь, в присутствии благородных свидетелей, я как владетель Пуантена и Гайарда, властью данной мне богами и правом Древних Королей, дарую тебе, Конан из Канахов, высокое дворянское звание со всеми правами и обязанностями перед короной Аквилонии, престолом пуантенских герцогов и незримыми божественными силами! Будь честен и верен!

— Всего-то и делов, — ухмыляясь, шепнул мне Кертис, но увидев показанный исподтишка кулак послушно заткнулся.

— Титул дать не смогу, — слегка извиняющимся тоном сказал Троцеро, когда Конан встал. — Не подтвержденный земельным леном пожалованный титул мало уважаем, а выморочных земель в Пуантене нет. Но если… Если наш общий замысел удастся, ты вскоре сможешь вступить во владение королевским доменом.

— Замысел! — новоиспеченный пуантенский дворянин наконец-то соизволил отразить на челе отсвет улыбки. — Никогда не предполагал, что исполнение пророчества будет таким… Неожиданным и будничным. Ни дать, ни взять будто в кабак сходили.

— Конан, отучайся, — прыснул Троцеро. — В Велитриуме еще допустимо говорить на жаргоне наемников, но в Тарантии тебя не поймут.

— Сначала эту самую Тарантию надо завоевать и лишь потом говорить о королевских доменах и Троне Льва, дотянуться до которого мы собираемся. Месьоры, давайте будем считать, что отныне все мы — один человек. Один король во многих лицах!


* * *

Кертис, какой демон тебя надоумил назвать имя Конана? — вопрошал я графа, когда портал Синего Камня закрылся, а невозмутимый мэтр Саверден отправился в свою канцелярию. Мне показалось, будто Саверден вообще ничему не удивился и принял сообщение о заговоре против Нумедидеса как нечто само собой разумеющееся. — Предложение изящное, ничего не скажу, однако попахивает откровенным безумием… Киммериец на престоле Аквилониии, скажите какое чудо!

— Кто надоумил? — отозвался Кертис, не выпуская из рук кубка. Граф теперь имел полное право напиваться, ибо свое поручение он выполнил с блеском. — Этого человека зовут барон Гленнор. Ваша милость, что это за бумаги лежат на столе, можно полюбопытствовать?

Я глянул на толстенную кипу пергаментов, стопкой возвышающуюся над книгами и чернильным прибором и сразу все понял. Кертис, дожидаясь моего возвращения из замка, не упустил возможности покопаться в документах. Предосудительно конечно, но выговаривать графу за излишние вольности у меня нет никакого желания. В конце концов, он имеет право знать большую часть того, что знаю я сам.

Это были донесения разных лет, выкопанные по моему приказу из недр архива. Я хотел побольше узнать о людях, с которыми предстоит вместе бороться за трон и потребовал у архивариусов найти все бумаги, посвященные Троцеро и его приближенным. Большинство сообщений наших конфидентов за границей, красочно повествующих о многотрудной деятельности Конана, я отложил в отдельную стопку — эти пергаменты следовало изучить подробнее. Я провел две бессонные ночи, изучая подробности некоторых авантюр киммерийца и все-таки пришел к выводу — Конан может быть кем угодно, но только не шпионом немедийцев. Да, его связь с графом Мораддином Эрде доказана, однако они расстались много лет назад и более не встречались.

В последний раз Конан помогал Вертрауэну сбросить предыдущего короля Бритунии Эльдарана, связанного с мятежом Бешеных Оборотней в 1285 году, получил от нового государя Альбиорикса жалованную грамоту на герцогство (ого! оказывается, Троцеро почем зря одарил киммерийца пуантенским дворянством, ведь Конан уже три года номинально является бритунийским герцогом!), но тогда варвар наплевал на лен и титул и отправился в Боссонию, где вступил в войско Троцеро простым десятником… Никакой благоразумный конфидент так не поступит. Будь Конан ищейкой Вертрауэна, он обязательно получил бы от графа Мораддина приказ оставаться при дворе бритунийского короля и по возможности влиять на политику Пайрогии, склоняя Альбиорикса к выгодным для Трона Дракона решениям! Иметь своего человека в ближайшем окружении соседнего монарха — лучезарная мечта любой тайной службы!

В целом, история жизни Конана, эпизоды из которой были замечены служащими Латераны, остается полной загадок. Откуда, например, в цивилизованных странах Заката появился киммериец? Полуночные варвары исключительно редко покидают свои горы — Киммерия много столетий придерживалась неписаного закона самоизоляции от остального мира. Впервые Латерана обратила внимание на Конана аж двадцать лет назад — с 1268 года он служил при дворе Илдиза, сделав неплохую карьеру… Ладно, давайте ненадолго отвлечемся от персоны Конана, который так и остается для меня темной лошадкой. Подумаем о делах более животрепещущих.

— Кертис, как думаешь, кого можно прочить в канцлеры? — спросил я у подвыпившего графа, который, однако сохранял ясность мысли даже выхлебав целую винную бочку. — Троцеро сегодня вполне недвусмысленно отказался — он ничего не понимает в тайнах распределения денег из казны, налогах, пошлинах и прочих денежных делах, которыми обязан заниматься канцлер. Государственная канцелярия — огромное и неповоротливое ведомство, управлять которым должен знающий и искушенный человек.

— Короля я вам нашел, так теперь еще и канцлера прикажете искать? — поинтересовался Кертис уныло. — Справедливо: главным чиновником королевства следует назначить истинного гения — ему придется восстанавливать работу казначейства, снова наполнить аквилонскую сокровищницу, растащенную друзьями Нумедидеса, найти умных помощников… Не знаю такого.

— Зато я знаю, — граф насторожился, увидев мой победоносный взгляд. Что еще новенького выдумал барон Гленнор? — Публио, герцог Форсеза.

— Что-о? — Кертис начал трезветь на глазах. — Публио? Я не ослышался? Его же с невероятным скандалом вышвырнули из канцелярии еще при короле Вилере, выслали из Тарантии, едва на галеры не отправили! Ворюга, каких поискать!

— Согласен, но Публио был не просто казнокрадом. Он был казнокрадом поистине гениальным! А гении нам и требуются, как ты только что сказал. Попался ведь на мелочи — не сумел купить всего лишь одного нашего осведомителя и тот сообщил куда следует о нарушениях. Латерана потянула за ниточку и сумела распутать весь клубок. Если мы пообещаем Публио пост канцлера и будем в три глаза приглядывать за его трудами, то получим выдающегося деятеля, который сумеет приглядеть за казной, как мать за любимым ребенком.

— И себя, конечно, не забудет, — буркнул Кертис. — Идея так себе. Но если это прямой приказ…

— Именно. Прямой и недвусмысленный приказ. Ты же знаешь, необдуманных решений я не принимаю. Завтра же отправляйся к Публио, побеседуй. Обещай золотые горы с алмазными ледниками, но убеди. Он — гениальный чиновник, и этим все сказано!

— Опять несколько дней в седле, — вздохнул граф. — Гленнор, вам не кажется, что мы попросту зарвались? Королем будет варвар из Киммерии, канцлером — самый выдающийся вор в истории Аквилонии? С размахом действуем. Хорошая мы с вами парочка, господин барон. Далеко пойдем, а?

Я предпочел пропустить данный вопрос мимо ушей, пускай ответ и был очевиден.

— Отправляйся спать. У тебя глаза слипаются. Ничего, к середине весны все будет кончено, тогда отдохнем.

— В висельной петле?…