"Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова." - читать интересную книгу автора (Кантор Максим Карлович)

Штрафной удар

Профессор Татарников был сугубо неспортивным человеком, точнее сказать, он был нездоровым человеком и спортом заниматься не смог бы, даже если бы и пожелал. Но дело в том, что он упорно не признавал в спорте пользы, пестовал свой вредный домашний режим, усугублял дурные привычки. Мало того, что не занимался физическими упражнениями, он к тому же вел сидячий образ жизни, курил беспрестанно и злоупотреблял алкоголем. Тысячи раз говорил я ему — обычно эти здравые мысли посещали меня с похмелья, после того как засиживались мы за рюмкой, — что следует радикально изменить распорядок дня, бросить курить и начать утренние пробежки.

Сергей Ильич реагировал иронически. В своем жизненном укладе он ничего менять не собирался и считал, что его образ жизни — самый безопасный из представленных в нашем обществе. Он предрекал, что на пути спортсменов и ревнителей здоровья таится куда больше опасностей. «Так вот побегут, сами не зная куда, — а на дороге яма», — говорил Сергей Ильич, качая лысой головой.

Случай на стадионе в провинциальном городе Н. подтвердил его прогнозы — беда пришла именно с той стороны, с какой и ждать не приходилось: со стороны спорта и здорового образа жизни.

Опишу все подробно, дело приключилось неординарное.

Футбольный матч между городской командой и столичным «Спартаком» проходил на недавно отстроенном стадионе. Возвел этот стадион местный богач Верзилов, он же был владельцем городской футбольной команды и сибирской нефтяной компании. Поговаривали, что нефтяную компанию скоро передадут государству, но с футболом дела обстояли неплохо. Магнат прикупил игроков в Бразилии и Аргентине, и теперь по полю провинциального городка бегали такие звезды спорта, что смотреть на их игру приезжали знатоки из Кремля. Где и найти знатока футбола, как не в кремлевской администрации?

В последнее десятилетие футбол потеснил все прочие виды человеческой деятельности — и дело не в том, что народ полюбил эту игру, простой народ любил футбол всегда. Сегодня страсть к футболу охватила людей далеко не простых. И выражалась она не в наблюдении за игрой, а в покупке футболистов. Все богачи обзавелись собственными футбольными командами. Казалось бы, зачем русскому купцу собственная футбольная команда? Однако набрали себе футболистов, как в былые времена цепных медведей, — и хвастали приобретениями. В высших эшелонах власти обладание футбольной командой сделалось прямо-таки вопросом этикета. Если ты чего-то стоишь, футбольную команду иметь обязан, а то неловко получается. К обеду галстук надеваешь, если идешь в приличный ресторан? Вот изволь и футбольную команду иметь, если вхож в определенные круги. Прежде, рассказывали мне, вожди увлекались театром — Сталин, к примеру, раз десять хаживал на понравившиеся спектакли. Позже, в застойные годы, полюбило партийное руководство балет, их даже хоронили под звуки «Лебединого озера». Когда социализм разрушили, руководство пристрастилось к теннису: выбегал наш тогдашний президент на корт, махал ракеткой, скакал как зайчик, и его окружение тоже подпрыгивало и махало руками: видите, какие мы мобильные, как бодро наша страна скачет за прогрессом! Однако время больших приобретений, масштабных свершений, грандиозных цифр — это новое время потребовало спорта более внушительного и зрелищного. Как-то несолидно для владельца алмазных копей и нефтяных залежей прыгать по корту за непослушным мячиком. Теперь размах спортивный соответствовал размаху финансовому — и вкусы стали совсем иными: не за элегантной теннисной формой охотились нынче, а за популярным футбольным клубом. И размеры трат впечатляли. Ну сколько можно истратить на теннис? А на футбол — во много раз больше.

Вот и местный делец, даром что не миллиардер, а скромный труженик на ниве спекуляций: всего миллионов семьсот-восемьсот надыбал, не больше, — и тот поднатужился да и приобрел себе команду футболистов, построил стадион, оборудовал ложи.

В городок Н. стали наезжать значительные люди. Гости прибывали со свитой, оставляли большие деньги в ресторанах и гостиницах — короче говоря, расцвел город. Вот и на этот злосчастный матч приехал губернатор края, расположился понаблюдать за игрой. Особое приобретение совершил владелец команды, прикупил центрфорварда бразильской сборной — есть на что посмотреть: черный как сажа, ноги как у слона, рост как у жирафа.

Впрочем, говорили люди осведомленные, приехал губернатор не только из-за бразильского форварда — имелись и другие надобности. Требовалось, причем давно уже требовалось, вывести на чистую воду вороватого мэра города — вот и нагрянул губернатор с охраной. Примчалась кавалькада на бронированных джипах с мигалками и милиционерами на мотоциклах. Якобы полюбоваться на матч прибыли гости, а на самом деле — на расправу. Нет сомнений, что мэр города знал о надвигающейся каре: на стадион не явился, заперся в своем особняке, шторы на окнах задвинул.

Гости отметили свое пребывание в городе Н. шумно: кортеж с ревом пронесся по главной улице, на завтрак в гостинице пригласили цыган со скрипками, и когда пришла пора смотреть футбол, губернатор уже находился в том блаженном состоянии, в каком правителю требуются зрелища и прохладительные напитки — а решения и экзекуции отложены до утра. На стадионе почетного гостя проводили в так называемую VIP-ложу; первым делом гость подошел к балкону, помахал публике, и публика ответила одобрительным гулом: вот он, отец родной, среди нас, футбол смотреть прибыл! Губернатор раскинулся в кресле, закурил сигару. Губернатор был одет, что называется, casual, то есть не парадно, а удобно — в кремовых брюках и норвежском свитере с орнаментом. Описания его гардероба я потом многократно читал в протоколе, составленном в морге, куда доставили тело. Протокол подчеркивал демократичный выбор одежды — губернатор был расположен отдохнуть в неформальной обстановке, расслабиться, выпить. Вот ведь до чего зыбкими оказываются наши расчеты — соберешься отдохнуть, а свезут тебя в морг, окоченевшего и немого, свалят в жестяной ящик, и высокий губернаторский чин тебе не поможет. Впрочем, до трагической гибели оставалось еще минут тридцать, а пока — еще вполне живой, упитанный и веселый — губернатор сидел в ложе и интересовался, нет ли в местном буфете какой-нибудь закуски. Как не быть! нашлась — немедленно подали шампанское, икру, омаров. Не то чтобы омары водились непосредственно в городских водоемах, однако к нужному часу нашлись в городе омары, подали их в губернаторскую ложу, накрыли стол.

— В сущности, что еще надо? — благосклонно сказал губернатор, обозревая футбольное поле, личный состав команды, накрытый стол, розовые клешни членистоногих. — Я люблю самые простые вещи. Футбол, шампанское, омары — мне достаточно.

Пожалуй, можно было возразить, что имеются вещи попроще, чем розовое шампанское с омарами в господской ложе, но в окружении губернатора людей с подобным мнением не оказалось.

Губернатор разорвал омара на части, приступил к трапезе, а тем временем и матч начался, забегали резвые пареньки по полю. Угловой, оффсайт, желтая карточка — воздух наполнился привычными криками. Погода радовала, трибуны шумели, шампанское было хорошей марки — не ударил город Н. в грязь лицом перед губернатором! Богач Верзилов, владелец стадиона и команды, вытанцовывал сложный танец подле гостя. Он, хитрец Верзилов, метил в мэры, ждал, что вороватого Яковлева (так звали мэра города) отвезут в столицу в кандалах, а ключи от его кабинета передадут человечку верному — то есть ему, Верзилову. И вот выплясывал Верзилов подле губернатора, смеялся шуткам, разгрызал зубами твердые клешни омара, выхватывал у официанта бутылки розового шампанского, дабы наполнить бокал гостя самолично. «Вы, — говорил Верзилов, застенчиво улыбаясь, — берите мэра сразу, не давайте опомниться. А то он в Лондон сбежит. Вы лучше ему ноги железным ломом поломайте, чтобы не бегал». Охрана смеялась, губернатор прихлебывал шампанское и улыбался. Губернатор на Верзилова смотрел благосклонно — так, во всяком случае, передает охрана.

Губернатор был человеком выдающимся. Рассказывали про него разное — но я свидетелем не был, свечку не держал, могу излагать только факты. Начинал как банкир, банк обанкротился — и подался молодой человек в политику. Розовая беспечальная физиономия сослужила ему отличную службу — даже если и крал, делал это столь искренне, что люди только умилялись. Он стал личным советником президента, потом — премьер-министром, правда ненадолго. Экономика страны в очередной раз приказала долго жить, и премьер-министр торжественно ушел в отставку — и не куда-нибудь, а в ряды борцов за демократию. Судьба привела его в оппозицию к правительству, он стал бороться за правду, сделался лидером оппозиционной партии. Прошло еще три года, и он получил назначение послом в Англию; еще два — и возглавил Министерство энергетики. Авария на гидроэлектростанции заставила его сменить место работы. Неуемный, активный, ищущий человек! Последняя должность — губернатор края, размерами превышающего Европу. Можно сказать, все попробовал: и в оппозиции отметился, и деньги считать научился, и украл порядочно, и законность защитил. Губернатор и в футболе хорошо разбирался — так, по воспоминаниям охранников, он отметил игру нескольких игроков, высказал мнение о тренерской работе, скептически отозвался о вратаре.

— До первого штрафного продержится. — Так сказал губернатор незадолго до своей кончины.

Вот и штрафной удар назначили, сейчас, того гляди, счет размочат. Судья свистит, вратарь нервничает, нет, не хуже матч получился, чем на столичном стадионе! Губернатор отложил недоеденного омара, отставил тонкий бокал, привстал в кресле, чтобы лучше видеть. Эх, лучше бы он остался сидеть, глядишь, и уцелел бы!

Штрафной удар, в сущности, дело заурядное, случается в игре частенько. Но этот штрафной зрителям запомнился. От игрока ждали чегонибудь особенного. Посмотрим, говорили зрители друг другу, на что он способен, этот бразильский форвард! Игрок за номером тринадцать — роковое число, как потом отметили в местной прессе, — отошел на приличное от мяча расстояние, разбежался и так стукнул, что мяч полетел с силой пушечного ядра. От такого мощного удара воротам противника было не спастись, никакой вратарь не удержал бы мяч, летящий с бешеной скоростью. Но мяч попал не в ворота. Форвард нанес удар по ложе почетных гостей, и, просвистев меж охранников (те даже шелохнуться не успели), мяч угодил прямо в лоб губернатору края.

Потом было много разговоров: можно ли убить футбольным мячом? Некоторые криминалисты выдвигали версию, будто в мяч был залит свинец для придания ему необходимой тяжести. Как может лететь по воздуху мяч со свинцом внутри — об этом они не подумали. Один энтузиаст выдал гипотезу об отравленном мяче, дескать, поверхность была пропитана цианистым калием, — и эту чушь следователи жевали в течение двух дней. Но дело было много проще — ни цианида, ни свинца не потребовалось. Подумайте: боксер вполне может убить ударом кулака — так неужели футболист не может убить ударом ноги? Губернатора буквально выбросило из кресла, тело его несло по воздуху около четырех метров, затем оно врезалось в перила ложи, перила раскололись, и губернатор рухнул на нижний ярус. В себя он практически уже не приходил — только в больнице, после поспешных уколов сознание на пять минут вернулось к несчастному и тут же угасло навсегда. Характерно, что в короткий период просветления губернатор путал все социальные роли, кои ему случилось в жизни играть. Он звал на баррикады и тут же отдавал приказы о подавления восстания. Он звал на борьбу с кровавым режимом и приказывал запретить инакомыслие. Врачи, склонившись над телом, с тревогой наблюдали последнюю схватку между разными ипостасями чиновного сознания. «Даешь открытое общество!» — хрипел губернатор и тут же требовал с неизвестного партнера «откат» за предоставленные бюджетные деньги. «Все на борьбу с коррупцией», — с трудом выговаривал умирающий. И сразу за тем кричал, обрывая дыхательную трубку: «Отстегни бабла, мы тебе счетчик включили!». То были его последние слова — лицо губернатора резко посинело, тело вытянулось, глаза закатились. Вскрытие показало обильное кровоизлияние в мозг, удар мяча оказался роковым. Убийство, господа, натуральное политическое убийство!

Следствие пошло тремя путями. Первая версия: заказное убийство. Наняли футболиста-киллера, парня с пушечным ударом. Показали ему цель, заплатили, он и рад стараться. Своеобразный характер киллера диктовался своеобразными вкусами начальства — на охоте в губернатора стреляли бы, а на футболе убили штрафным ударом. Кто заказчик? Логично было бы предположить, что опальный мэр. Но владелец команды — Верзилов, он и платит футболистам деньги. Подняли отчетность, зарплаты, премиальные. Так и есть: новому форварду перечислили тридцать миллионов долларов, а за что, спрашивается, он еще ничем себя не проявил! Не иначе как аванс за мокрое дело получил заезжий киллер.

Владелец команды, господин Верзилов, оправдывался шумно — и потому не очень убедительно.

— Да зачем же мне губернатора валить?! — кричал он. — Что я, рехнулся, по-вашему? На кой черт мне с Москвой связываться? Мне мэра надо было убрать, мэра, понимаете?

— Это вы так говорите, — возражал следователь Гена Чухонцев, постукивая пальцем по столу. Усвоил он эту следовательскую привычку, очень раздражавшую подозреваемых. К тому же новенькие майорские погоны придавали Гене уверенности и, я бы сказал, беспощадности. — Это вы так говорите! А факты говорят нам совсем другое. Вы лишь делали вид, что враждуете с мэром, а на деле метили в губернаторское кресло, а мэр вас покрывал. Кто оформлял вам фальшивые накладные на цемент в ходе строительства стадиона? Тут у нас много чего про вас есть, гражданин Верзилов. Вы находились в преступной связи с мэром вашего города и готовили покушение на губернатора.

— При чем тут цемент? — цепенел Верзилов и стремительно покрывался струйками пота. — Ни при чем тут цемент! А губернатора не я завалил, клянусь, мужики!

С Верзилова взяли подписку о невыезде и отпустили. Правда у выхода из отделения милиции Верзилов рухнул на пол да так и остался лежать — инсульт у него приключился, правую сторону парализовало.

— Ничего, поправится, тут мы его и прихлопнем! — отреагировал на это Чухонцев и стал разрабатывать другую версию.

По другой версии киллера нанял мэр города. Взялись было за мэра — но того и след простыл. Бросились искать беглеца — куда там! Давно уже в Лондоне, просит политического убежища. Это, разумеется, только укрепило Чухонцева в подозрении: видимо, мэр и нанял киллера, через Верзилова пригласил бразильца, подготовил преступление, а потом скрылся. Сам на матч, между прочим, не явился — но, вероятно, отдал необходимые распоряжения тренеру. Недурно было бы снять показания с тренера — но и это оказалось невозможным: слег в больницу тренер с острым инфарктом, лежит в блоке интенсивной терапии.

— Что они, сговорились, что ли! — в сердцах воскликнул следователь. — Давайте, что ли, вашего бразильца пока расспросим.

Действительно, нелишним было допросить и самого убийцу, бразильского форварда под номером тринадцать. В конце концов, с этого и надо было начинать. Существовала и третья версия преступления — самая дикая, но и самая привлекательная для следствия. Бразилец мог совершить преступление по собственной инициативе. Спятил парень в снежной стране, впал в нервное состояние и решил мстить русским. Могло такое быть в принципе? А почему бы и нет? Пригласили в милицию футболиста — и с помощью переводчика установили, что бразилец в игре участия не принимал.

— Как это так?

— А вот так, — сказал бразилец по-португальски. — Только я собрался на поле выходить, вижу — там уже бегает игрок в моей майке с номером тринадцать. Я — к тренеру, спросил, в чем дело. А тренер только руками замахал: дескать, молчи и уходи. У меня контракт, я говорю, я в суд подам! А тренер мне велел помалкивать. — И печальный бразилец развел черными мускулистыми руками.

Ситуация осложнилась предельно. Если бразилец ни при чем, кто же тогда таинственный футбольный снайпер? Неужели выписали еще одного футболиста, еще более меткого и знаменитого? Но таких мастеров в мире наперечет. Стали узнавать, где в означенное время суток находились Рональдо и Арпишкин, Зидан и Ринальдиньо. Оказывается, у всех имеется алиби. Кто в Штатах, кто в Италии, кто на чемпионате Объединенного королевства, — но все где-то замечены. Если не они, то кто? Не мог, не мог никому не известный футболист произвести такой в буквальном смысле слова головоломный удар. Тут надо обладать мастерством международного класса, чтобы с центра поля залепить мячом точно в губернатора края.

Прокрутили пленку с записью матча. Яснее не стало: бежит игрок, нагнув голову, лица не видно. Вроде бы белый, а может, и нет — в тени трибун бежит, ничего не разберешь.

— Африканец это, — сказал Чухонцев. И сказал он это так страстно, что люди, приверженные принципам интернационализма, от него отодвинулись. — Кишками чувствую: черный! И преступление это типично африканское! Варварское преступление. Думаю, дело было так: Верзилов с мэром Яковлевым создали преступное сообщество; но внутри этого сообщества возникли трения. Мэр хотел убить губернатора, а Верзилов в последний момент пошел на попятный. Думаю, именно поэтому он и появился в ложе губернатора: чтобы дать знак своему футболисту — сюда бить не надо, здесь свои! Но разве ты дикарю объяснишь! Разве ему в башку вколотишь! Парню уже было заплачено, он увидел улыбающегося Верзилова и понял, что бить надо как можно сильнее; разогнался — и вдарил что есть мочи. Короче говоря, перед нами типичный случай конфликта культур! Цивилизованный киллер оценил бы ситуацию и пробил по воротам, отказался бы от опасного предприятия. Дикарь был глух к сигналам, перехватил инициативу, нанес удар, и спасенья, как сказал Лермонтов в известных стихах, нет. Нет спасенья, господа! Его убийца хладнокровно прицелился, размахнулся правой ногой — и бац! Прямо в лоб! Пустое сердце бьется ровно, если хотите знать!

— Позвольте, — возражали Чухонцеву местные опера, — ведь бразилец даже не выходил на поле. Кто-то другой нанес удар.

Думаете, это Гену останавливало в суждениях? Не надейтесь даже.

— Ну, выходил бразилец на поле или не выходил, это меня не касается. Я вам излагаю концепцию преступления, а рабочие детали сами разрабатывайте. — Гена набрался столичной спеси и говорил с провинциальными милиционерами, не поворачивая в их сторону головы. — Подкину вам, например, такую версию. — Прежде у Гены идей вовсе не появлялось, но майорские звездочки провоцируют некое брожение в мозгах, — подкину вам версию, так и быть, — говорил он снисходительно. — У всякого дикаря имеется большая семья. Плодятся они в Африке как кролики, есть у них и братья, и племянники, и внуки, каждая негритянка рожает в среднем по девять человек. Полагаю, наш так называемый форвард выписал себе из своей Зимбабвы кучу родни и приучил, например, племянника пулять мяч в девятку. Тренировал мальчика. Вот он племянника на мокрое дело и выпустил: и сам чистенький, и негритенку развлечение.

— Не из Зимбабве он, из Бразилии! — подал голос один из ментов.

— Попрошу не перебивать! — Чухонцев обожал покрикивать на подчиненных. — Сам из Бразилии, а родня живет в Зимбабве. Неужели не ясно? Все надо разжевать!

Некий опер из местных, дитя демократии и воспитанник прогрессивных течений, заикнулся было о расистском подходе к вопросу — но Гена Чухонцев только посмотрел на него строго. И скис провинциальный правозащитник, спрятался в задних рядах.

— Работать, — кричал Гена, — работать! Искать, не спать! Запросы в посольство! Факсы в консульства! А ну — за работу!

Смелое предположение Чухонцева не только облетело местные газеты, но и вызвало переполох в посольстве Зимбабве, в родстве с народом которого бразильский центрфорвард не состоял. Возможные морганатические связи последнего были исследованы досконально. Так, было обнаружено, что у футболиста имеется внебрачная дочь в Анголе. Но приглашена в Россию она не была, и остается сомнительным, что ее квалификации хватило бы на этот роковой удар: девочке исполнилось семь лет, и она страдала врожденной близорукостью. Версия Гены Чухонцева рассыпалась в пыль, мэр города Н. господин Яковлев проявил исключительную активность в городе Лондоне, призвал людей доброй воли сплотиться вокруг него для защиты от произвола. Демонстрации поддержки гонимого мэра, узника совести, прокатились по британской столице. Гену Чухонцева вызвали куда надо, пригрозили снятием с должности. Дескать, что у вас творится? Подозреваемый интервью дает зарубежной прессе, вовсю ругает Кремль, а вы гуляете вокруг стадиона и ни одной улики еще не нашли. Вы что, отдыхать в город Н. приехали? А может, вам нравится, когда Кремль критикуют? Гена кинулся искать улики с удвоенной энергией — но тщетно. Зацепиться не за что. Господин Верзилов надежд на выздоровление не подавал, лежал как бревно; а тренер городской команды, не произнеся ни слова, отошел в лучший мир. Стали опять трясти бразильца, но тот потребовал присутствия своего консула, консул заявил протест, международный конфликт был практически неизбежен. Таким образом следствие зашло — как это обычно и бывает с невезучим Геной Чухонцевым — в совершенный и непроходимый тупик. — Уже совсем близко подобрался! — кричал Гена и искательно заглядывал мне в глаза. — Подбросишь идейку?

— Какую тебе идейку? Заговор бразильских масонов?

— Не надо шутить.

— К Татарникову? — только и спросил я Гену.

— Как вариант… — тихо сказал следователь Чухонцев, и мы поехали.

Сергей Ильич Татарников успел привыкнуть к визитам следователя — провел нас сразу на кухню, где висело облако плотного табачного дыма.

— Вы бы проветрили, — предложил я Татарникову.

— Вот еще! Так и простуду схватить недолго. Я лучше в тепле посижу.

— Накурено у вас, Сергей Ильич.

— Полагаете? Я не заметил. Накурено, говорите? Домашние не жалуются.

Каюсь, я никогда не задумывался, как жена Сергея Ильича относится к нашим ночным визитам, как переносит она образ жизни своего супруга. Мы обычно раскланивались с ней в передней, супруга Татарникова тут же уходила к себе в комнату, плотно закрыв дверь. Почему она никогда с нами не посидела? Впрочем, мое ли это дело, вдаваться в подробности семейной жизни?

— Дыма много, Сергей Ильич, — сказал я, — нездоровая здесь атмосфера.

Вот к чему приводит общение со спортсменами. «Нездоровая атмосфера» — когда это я такие слова говорил?

— Нездоровая? — Сергей Ильич растерялся. — А что же делать? Не курить? Не понимаю.

— Вы футболом увлекаетесь? — Гена Чухонцев перешел к делу.

— Час от часу нелегче! Атмосфера нездоровая, футболом увлекаюсь… Помилуйте, как вам такое в голову пришло? Терпеть я эту мерзость не могу.

— Мы вам, Сергей Ильич, сейчас расскажем про футбол.

— Вы уверены, что это необходимо?

— Государственное дело, Сергей Ильич.

Историк закурил новую сигарету и слушал наши футбольные рассказы, затягиваясь желтым дымом.

— Бразилец в России, — Татарников внимательно выслушал последнюю, скандальную версию Гены. — Значит, вы склоняетесь к концепции Хантингтона? Столкновение цивилизаций, правильно понимаю?

Прыщавый следователь значительно кивнул. Сомневаюсь я, чтобы Гена слышал про концепцию Хантингтона, однако в данном случае он решил ее поддержать.

— Склоняюсь, — утвердил Гена Чухонцев.

— А я вот скептически отношусь к Хантингтону, — заметил Сергей Ильич и зажег еще одну сигарету. — И в данном случае столкновения цивилизаций не усматриваю. Какие же столкновения вы сегодня наблюдаете? Скорее напротив, полное взаимопонимание.

— Вы что имеете в виду? — спросил я.

— И бразильский форвард, и русский следователь, и богач Верзилов, и бедняк зритель, а также все без исключения читатели газет озабочены одной и той же проблемой: почему убили губернатора на футбольном поле. Но никто не спросит: почему стоимость футбольного матча и расходы на этот вид человеческой деятельности превышают бюджет города? Только такой вопрос показал бы конфликт цивилизаций.

— К чему вы клоните? — поинтересовался следователь.

— Видите ли, участие правящих классов в публичных играх, приобретение футбольных команд и все то, что вы здесь описали, — это свидетельствует об абсолютном расцвете цивилизации. Если помните, именно так и происходило в Древнем Риме — покупали команды гладиаторов. Например, Тиберий тратил по сотне тысяч сестерциев на одного гладиатора. Общество либерального капитализма достигло акме своего развития. Акме, — деликатно объяснил Татарников Гене, — это высшая точка.

— Футбол правительство всегда любило.

— Правительство всегда искало такие вещи, которые организуют и занимают толпу. Ленин рекомендовал, например, кино. Хороши такие фильмы, которые пробуждают сознание масс. Сегодня таких фильмов нет — и о чем бы их стали снимать, скажите? Понятно, что массы можно воодушевить идеей равенства и справедливого раздела имущества. Но идеей неравенства воодушевить трудно. О чем наши сегодняшние фильмы? О формах нетрудового накопления, не так ли? Однако трудно народу брать за образец поведения биографии удачливых воров и банкиров. Сегодня кино коллективным организатором уже не выступает.

— Не выступает, — подтвердил Гена грустно.

— Монументальное искусство тоже некогда пользовалось спросом. Везде ставили статуи, вешали плакаты и призывы. Но сегодня роль монументального искусства играет реклама. А призывы купить новый «Мерседес» не очень-то способны людей сплотить, не так ли?

— Не очень, — подтвердил Гена.

— Остается спорт, занятие, уравнивающее всех. Массовые занятия спортом, всевозможные олимпиады и спартакиады, разумеется, были востребованы всегда. Это, безусловно, верно. Но вот что существенно — сегодня наступил тот момент в развитии общества, когда сам вождь выходит на поле. Что-то я не припомню, чтобы Ленин со Сталиным бегали по полю в трусах или занимались теннисом и дзюдо. И Николай II тоже прилюдно на арене не кувыркался. А вот император Нерон — тот и актерствовал, и в гладиаторских боях участвовал. И думаю я, наше общество достигло такой фазы развития, когда профессиональным актерам надо потесниться: лучшим актером отныне является сам император. И лучший спортсмен — тоже император. Видимо, обществу сегодня нужны не просто зрелища, а зрелища, в которых участвует вождь. Вести общество к новым социальным достижениям не очень-то получается. Так поведем его к спортивным рекордам — тоже завидная цель! Премьерминистр летает на истребителе и опускается на дно моря в батискафе, сенаторы завели себе футбольные клубы — судя по тому, что вы рассказываете, общественное развитие движется именно в этом направлении. И вожди впереди.

— Активные люди, — сказал Гена. Почему-то он уныло это сказал. И добавил печальным голосом: — Очень динамичные характеры.

— Безусловно. Исключительно активные и динамичные люди. Полагаю, этим их качеством и объясняется ваш случай. Активность современного политика в разы превосходит активность любого футболиста. Бразильский футболист действительно участия в игре не принимал. И никакой родни из Зимбабве не существует. На футбольное поле вышел сам мэр города, переодевшись в майку с тринадцатым номером. Допускаю, что он вымазал лицо сажей, чтобы больше соответствовать облику темнокожего спортсмена. Зачем он вышел на поле, спросите вы? А ровно за тем же самым, зачем римские сенаторы и трибуны принимали участие в сатурналиях, а Нерон скакал по сцене с нарумяненными щеками.

— Но мэр не футболист!

— А Нерон не был актером! Однако плясал перед публикой! И премьер-министр у нас не летчик — но на самолете летает! Именно таким образом собирался мэр Яковлев доказать свою лояльность губернатору и существующему порядку — ему хотелось продемонстрировать отличную игру. Мужчина он спортивный, ведет, — тут Татарников брезгливо поморщился, — здоровый образ жизни, не курит, полагаю. Он выскочил на поле с единственной мечтой — доказать, что годится для управления городом! А как это доказать при полном развале хозяйства? Как доказать, что ты хороший политик, если экономики нет, бюджет разворован, а город бедствует? Как? Только одним способом — забить гол! Если он спортсмен хороший — то и остальное все недурно. Вот он разбежался и стукнул по мячу. Замечу, что удар получился неплохой, хотя и неточный. В ворота мэр не попал, а попал совсем в другое место. Поверьте, он этого не хотел!

— То есть, считаете, он убивать губернатора не собирался?

— Господь с вами, голубчик! Ни один футболист, заплатите за него хоть сто миллионов, не может нанести такой точный удар. Сам я не игрок, игру эту наблюдать категорически отказываюсь, но рассудите здраво — такой точный удар по теории вероятности практически нереален! И не надо даже мечтать, что некий профессионал может так ударить нарочно. Никто не может. Мэр залепил по мячу и пришел в ужас. Он не хотел убивать! Он бросился стремглав с поля и добежал, как видите, до Лондона. Одно слово, спортсмен.

— Полагаете, он любил футбол?

— Ах, боже мой! Откуда же я знаю! Зачем вы меня об этом спрашиваете?! Спросите себя, спросите тех, кто рукоплещет министру, кувыркающемуся на ковре, спросите тех, кто аплодировал Нерону с арфой. Соответствие общим вкусам — вот самый распространенный недуг империй. Люди приобретают вкусы и пристрастия вслепую, им нравится то же самое, что и соседям, — и они не любят тех, кто не разделяет их вкусы. Мэр действовал, если можно так выразиться, подчиняясь общему порыву — все идут на поле, и он туда же.

— А как мы это докажем?

— Никогда не надо ничего доказывать, голубчик. Попробуйте выстроить независимую систему взглядов. Этого достаточно. Попробуйте понять общество, в котором мы живем. Уверяю вас, доказательства сами сыщутся.

И точно — не прошло и трех дней, как мы получили косвенные подтверждения правоты Татарникова. Опальный мэр Яковлев, сыскавший убежище в британской столице, добавил к своим политическим высказываниям еще и спортивные выступления. Несомненно, это был рекламный ход, он хотел понравиться лондонской публике. На стадионе в Лондоне политический оппозиционер выступил в составе клуба «Тотенхэм» и, представьте, продемонстрировал отличную игру в футбол. На майке его было написано слово «Свобода», и все телеэкраны Англии показали мэра-правозащитника, бегущего по полю в этой отважной майке. Газеты особо отметили его удар с правой ноги, приведший команду к победе.

Я показал статью Татарникову.

— Видите, голубчик, как все просто! Мэр доказал, что он вполне состоявшийся политический мыслитель. Его уже ни за что не выдадут, после такого-то гола!

— Считаете, — вернулся я к недавнему разговору, — у нас возникло общество наподобие Римской империи?

Татарников скривился, как всегда, когда я задавал глупые вопросы.

— Подобные сравнения всегда хромают, голубчик. И зачем уподоблять одно явление другому, продуктивно ли? Климат у нас иной, культура совсем иная, стиль нашей жизни в корне отличен от римского. Некие общие черты у всех империй имеются, но, право же, больше различий. Впрочем, если настаиваете… Сравнение российской государственности с Римом — вещь, можно сказать, банальная. Извольте. Эпоху Августа мы уже прожили, это очевидно, — сказал Татарников. — Мы миновали не только республиканский Рим, мы и Рим императорский давно миновали и вошли в эпоху правления солдатских императоров. Были такие императоры, которых выдвигала и снимала армия. И вкусы у этих императоров тоже были солдатскими. Спорт они все любили.

— Неужели вы совсем не любите спорт, Сергей Ильич? — не удержался я от вопроса.

Историк тяжело затянулся очередной сигаретой, закашлялся. Сквозь желтый дым я разглядывал его лицо — морщины поперек лба, складки у губ, набрякшие мешки под глазами. Нездоровый он был человек.

— Коль скоро мы говорим о Риме, — сказал Татарников, — сошлюсь на Сенеку. В одном из его писем к Луцилию есть примечательная строчка. «Сколько бы времени ты ни отдал занятиям спортом, тебе не сравняться в мощи и здоровье с племенным быком. А разве данное существо может являться для тебя образцом?» Поскольку и для меня бык образцом не является, спортом я не увлекаюсь. У меня другие пристрастия. Простите великодушно. — Но все-таки нельзя отрицать, что спорт объединяет людей, согласитесь хотя бы с этим.

— Согласен, голубчик. И Бога молю, чтобы объединял наше общество спорт как можно дольше. Экономика, культура, наука — очевидным образом больше эту функцию не выполняют. Когда и футбол перестанет со своей задачей справляться, наши вельможные спортсмены должны будут придумать новое средство.

— А какое это будет средство, Сергей Ильич?

Татарников не ответил, он курил сигарету и смотрел сквозь облако желтого дыма, и взгляд его синих глаз был невыразимо грустным.