"Чудо" - читать интересную книгу автора (Уоллес Ирвин)

8

Время уже перевалило за полдень, а Микель Уртадо все еще спал крепким сном в своем номере на втором этаже гостиницы «Галлия и Лондон». Он спал бы и дольше, если бы на тумбочке рядом с кроватью не зазвонил телефон. Он звонил и звонил, пока Уртадо наконец не проснулся и не снял трубку. Ему хотелось грохнуть аппарат об пол, но вместо этого он сонно произнес в трубку:

— Слушаю.

— Микеля Уртадо, пожалуйста,— проговорил на английском смутно знакомый голос.— Микель, это ты?

В его памяти всплыли события прошлой ночи: попытка изнасилования в соседнем номере, его вмешательство, закончившееся жестоким избиением насильника, красивая и беззащитная слепая девушка, которую звали Наталией. Первой его мыслью было то, что Наталия звонит, чтобы еще раз поблагодарить его. Однако голос на другом конце линии был более низким, и собеседница быстро говорила на баскском языке:

— Я замучилась до тебя дозваниваться и хотела уЖе бросить это дело, когда ты снял трубку. Микель, ты что, не узнал меня? Это Хулия. Я звоню из Сан-Себастьяна.

И правда, это была Хулия Вальдес, его товарищ по борьбе, и звонила она издалека. Микель ощутил приступ злости и раздражения.

— Мы же договаривались, что ты не будешь звонить мне в Лурд! — прошипел он.— Я не хочу, чтобы меня потом вычислили! Ты что, спятила?

— Я была обязана позвонить,— настаивала Хулия.— Это очень важно.

С усталым вздохом Уртадо откинулся на подушку и спросил:

— Ну и что же это такое, очень важное?

— Речь идет о твоей жизни,— понизив голос, проговорила Хулия.

У нее всегда была склонность к некоторой театральности, но, в конце концов, она еще совсем молодая и неопытная. Поэтому Микель не стал раньше времени впадать в панику.

— О моей жизни? — переспросил он.— Что ты несешь?

— В какой-то степени в этом есть и моя вина,— продолжала Хулия.— Впрочем, лучше я расскажу по порядку. Сегодня утром тебя стал разыскивать Августин Лопес.

У Августина Лопеса, лидера ЭТА, обычно не было времени на общение с Микелем Уртадо, если только тот не был задействован в какой-то чрезвычайно важной акции. Может быть, принято решение довести до конца операцию по устранению министра Буэно? Микель насторожился. Сна как не бывало.

— Ты знаешь, что ему было нужно?

— Он сказал, что должен срочно увидеться с тобой. Луис Буэно назначил конференцию по вопросу о нашей автономии. Она должна состояться в Мадриде сразу же после появления Девы Марии в Лурде. Министр настолько уверен в том, что оно состоится, что даже назначил дату начала переговоров.

— Переговоров,— презрительно повторил Уртадо.— Неужели Августин и вправду думает, что они состоятся и приведут к какому-нибудь результату? Он становится сентиментальным. И ради этого ты мне позвонила, Хулия?

— Нет, Микель, я позвонила тебе из-за того, что произошло потом. Августин упорно твердил, что должен срочно увидеться с тобой. Я, конечно, не могла сказать ему, где ты находишься, и попыталась запудрить ему мозги. Но он умен, и у него возникли подозрения. Он стал давить на меня, пытаясь выяснить, где ты и когда вернешься. Я сказала, что очень скоро, через несколько дней, но он не отставал: «А откуда он вернется? Куда он уехал?» Он понял, что я что-то скрываю, и начал терять терпение. Ты его знаешь, Микель. Он сказал, что я утаиваю от него важную информацию, и потребовал, чтобы я рассказала все, что мне известно, иначе он выбьет это из меня. Микель, мне пришлось сказать.

— Значит, ты все ему выложила,— с горечью констатировал Микель.— Ты рассказала ему, где я нахожусь. Ты сказала, что я в Лурде.

— Микель, у меня не было выбора,— стала оправдываться Хулия.— Он чувствует ложь за километр. Мне пришлось признаться в том, что ты поехал в Лурд, чтобы… посмотреть, что там происходит. И Августин мгновенно все понял. «Ты хочешь сказать, что Микель вдруг преисполнился набожности и отправился на встречу с Пресвятой Девой? — спросил он.— Бредятина! Он отправился туда, чтобы устроить какую-нибудь заваруху, чтобы помешать мне вступить в переговоры с Буэно, чтобы толкнуть меня на новый террористический акт». Августин говорил и говорил, пытаясь заставить меня рассказать, зачем ты поехал в Лурд. Увидев, что я не хочу открывать истину, он схватил меня за запястье и стал выкручивать мне руку.

— Это на него не похоже.

— Я знаю, но он полностью утратил контроль над собой. Он кричал: «Если Микель окончательно свихнулся и решил что-нибудь взорвать в Лурде, то он должен понимать, что вместе с этим взорвет и возможность мирно договориться с Испанией. Он ведь это задумал, верно?» Микель, он причинил мне боль. Я была вынуждена сказать ему правду.

Уртадо захлестнула волна ярости.

— Ты все ему рассказала?

— У меня не было выбора. Августин спросил: «Ты знаешь, как с ним связаться?» Я ответила, что знаю, но скорее умру, чем скажу. «В таком случае,— заявил он,— сразу после моего ухода позвони Микелю и прикажи от моего имени прекратить осуществление того, что он задумал, и немедленно вернуться в Сан-Себастьян. Скажи, что это приказ, не подлежащий обсуждению. Если он не подчинится, то будет наказан. Надеюсь услышать его голос уже сегодня». Микель, он именно так и сказал. Прошу тебя, послушайся их! Августину виднее!

Уртадо был взбешен.

— Пропади он пропадом, этот Августин! И ты тоже за то, что разболтала ему все!

— Микель,— взмолилась Хулия,— будь же благоразумен! Августин гораздо умнее меня. Он догадался бы обо всем, даже если бы я ему ничего не сказала. Он слишком, слишком умен.

«Кроме того,— подумал Уртадо,— он для тебя почти как отец, ты уважаешь его больше, чем кого бы то ни было, и хочешь, чтобы он любил тебя».

— Ладно, Хулия, я не сержусь. Я должен был предвидеть, что они насядут на тебя.

— Так и вышло. Микель, я рада, что ты понимаешь.

— Но я не намерен прощать его,— непримиримым тоном продолжал Уртадо.— Он хочет получить от меня весточку сегодня? Да хоть прямо сейчас! Отправляйся к нему и передай от моего имени, что я не вернусь в Сан-Себастьян и не уеду из Лурда, пока не доведу до конца то, ради чего я сюда приехал. Поняла?

На другом конце провода повисла тишина, а когда Хулия вновь заговорила, голос ее дрожал.

— Микель, ведь ты… на самом деле не собираешься… делать то, о чем сказал мне перед отъездом?

— Черта с два! Именно это я и собираюсь сделать!

— Микель…

— Не влезай в это, Хулия! Я принял решение, и никто не собьет меня с пути!

Хулия перешла на шепот:

— Микель, если бы ты видел его в тот момент, ты бы понял… Он не позволит тебе сделать это. Он остановит тебя, а потом скажет, что это ради блага общего дела.

Уртадо зло засмеялся.

— Пусть попробует!

Положив трубку, он остался сидеть в постели, по пояс закрытый простыней, и попытался сосредоточиться. Ему не нравился этот расклад, но он был уверен, что Августин не пойдет на убийство товарища по оружию. Рано или поздно руководитель ЭТА одумается и осознает правоту Уртадо. Нет, это всего лишь пустая угроза. На самом деле Августин Лопес не станет предпринимать попыток остановить его.

Почувствовав себя гораздо лучше, Уртадо посмотрел в окно, за которым царил солнечный полдень. Как раз сейчас возле грота собираются паломники. Он выждет несколько часов, пока они не потянутся из святилища на обед, после чего перенесет компоненты взрывного устройства к гроту и при первом же удобном случае спрячет их в маленькой рощице, растущей выше по склону. Затем вернется в отель, поужинает и в полночь — или даже чуть позже — вернется к гроту, чтобы завершить начатое.

После вполне сносного обеда в гостинице «Галлия и Лондон», воодушевленная четырьмя сотнями франков, полученных от Сергея Тиханова, попросившего ее найти для него номер в Лурде (а ей это было совсем нетрудно), Жизель Дюпре решила не откладывая в долгий ящик сразу же отправиться со своим богатым клиентом в Тарб, чтобы собрать вещи и перевезти их в Лурд. В тот день ей еще предстояло вести в грот группу паломников из Нанта, но в запасе у нее было больше двух часов. Тиханов с готовностью принял новый план девушки.

На сей раз она вела свой старенький «рено» на большой скорости, закладывала лихие виражи, не раздумывая шла на обгон, поэтому Тиханов и оглянуться не успел, как они оказались в Тарбе.

На то, чтобы собрать вещи, у нее ушло менее получаса. Тиханов же накануне даже не распаковывал свой единственный чемодан, поэтому, когда Жизель спустилась вниз с сумками и запиской, которую она написала для родителей, он уже ждал ее там.

Назад они летели с такой же головокружительной скоростью, и, поскольку машин на шоссе было мало, им удалось преодолеть расстояние от Тарба до Лурда за рекордно короткое время. В течение всей поездки Жизель молчала, полностью сконцентрировав внимание на дороге, но когда они въехали в город и по улице Грота направились к подножию замка Шато-Фор, девушка нарушила молчание.

— Почти приехали,— сказала она, повернувшись к Тиханову.— Я везу вас в отель «Грот». Очень изысканный отель и всего в десяти минутах ходьбы от святилища.

— Вы думаете, там найдется свободная комната? — озабоченно спросил Тиханов.

— Не волнуйтесь, мистер Толли, у меня здесь хорошие связи.

Это была чистая правда. Жизель не раз оказывала различные услуги Гастону, старшему администратору этого отеля, а он в случае необходимости всегда помогал ей. Поэтому Жизель знала, что в отеле «Грот» всегда найдется свободный номер для клиентов, готовых заплатить сверх обычного тарифа.

Наконец их взглядам открылось оштукатуренное пятиэтажное здание отеля с огромными буквами на фасаде, из которых складывалось его название. Жизель проехала через чугунные ворота и остановила «рено» на полупустой гостевой парковке справа от стеклянных дверей центрального входа.

— Подождите здесь,— велела она Тиханову, выходя из машины.— Я найду своего приятеля и разузнаю у него относительно комнаты.

— Хорошо,— покорно согласился Тиханов.— Куда же я денусь!

Жизель быстро вошла внутрь, повернула направо и направилась к стойке регистрации. Там никого не было, но в следующий момент она увидела Гастона. Он вышел из двери в дальнем конце вестибюля и шагал к стойке, чтобы снова занять свой пост.

— Гастон! — окликнула его Жизель.

Услышав своё имя, маленький человечек в черном костюме остановился, пошарил глазами по вестибюлю и, заметив девушку, приветливо помахал ей рукой. Его лицо расплылось в довольной гримасе, и он двинулся к ней.

— Жизель, девочка моя, как давно мы не виделись!

— Тем приятнее встретиться. Слушай, Гастон, мне нужен номер. У тебя найдется свободный?

— Ну-у,— многозначительно протянул он,— это зависит от ряда обстоятельств. Ты же знаешь, сейчас пик сезона.

— У меня в машине сидит один очень важный американец, профессор из Нью-Йорка. Если ты найдешь для него одноместный номер, он заплатит четыреста франков сверху. Половину — тебе, половину — мне.

— Сейчас посмотрю. На третьем этаже, по-моему, оставался один свободный номер.

Довольная, Жизель хлопнула в ладоши, подзывая носильщика, и в его сопровождении отправилась на автостоянку. Через несколько минут она вернулась вместе с Тихановым, торжественно представила его Гастону и шепнула ему на ухо, что сейчас самое время «подмазать» администратора. Взяв из его рук четыре стофранковые бумажки, она незаметно сунула две из них в карман, а оставшиеся передала своему приятелю. Через несколько минут Тиханов заполнил регистрационный бланк и отправился в номер, и Жизель крикнула ему вслед:

— До скорой встречи, мистер Толли!

— Благодарю вас, мадемуазель Дюпре,— ответил он.

Вернувшись к машине, Жизель посмотрела на часы и обнаружила, что до запланированной экскурсии остается довольно много времени. Значит, она еще успеет заехать в два места.

Ее первой остановкой стал угол улицы Паради, где располагалось кафе «Жанна д'Арк». Войдя внутрь, Жизель увидела свою подругу Доминик, протирающую столик возле бара.

— Привет, Доминик! — окликнула она ее.— Ну, что там с квартирой?

— Квартира свободна и ждет тебя,— ответила Доминик, вытаскивая из кармана ключи и протягивая их Жизели.— Вернешь в воскресенье вечером, когда я приеду обратно.

Покровитель Доминик, состоятельный ливанец-христианин, пригласил ее провести с ним пять дней в Канне, и она не могла отказаться от столь соблазнительного предложения.

— Буду ждать тебя,— пообещала Жизель.— А сейчас угости меня эспрессо и пирожным. Я сяду вон за тот столик на улице.

Прихватив свежий номер «Фигаро», Жизель вышла из дверей кафе и села на желтый плетеный стул у одного из столиков, стоявших на тротуаре. Через пару минут Доминик принесла ей заказанное.

Попивая кофе, Жизель развернула парижскую газету. На первой странице были помещены фотографии трех высокопоставленных русских политических деятелей. Заголовок, набранный аршинными буквами, вопрошал: «СОВЕТСКИЙ ПРЕМЬЕР СЕРЬЕЗНО БОЛЕН. КТО СТАНЕТ ЕГО ПРЕЕМНИКОМ?» Жизель стала читать статью, написанную на основе короткого сообщения советского информационного агентства ТАСС. В статье говорилось, что глава Советского Союза Скрябин в очень тяжелом состоянии помещен в одну из московских больниц. ТАСС не называл фамилии его возможных преемников, но французские журналисты предполагали, что на посту премьера его может сменить один из трех ветеранов советской политической элиты.

Жизель стала рассматривать фотографии трех наиболее вероятных кандидатов. Имена двух из них ничего ей не говорили, их лица были ей незнакомы. А вот на третьем ее взгляд задержался. Она узнала его фамилию и лицо и испытала прилив возбуждения. Это был Сергей Тиханов, на протяжении долгого времени занимавший пост министра иностранных дел СССР. За тот год, что она проработала в Организации Объединенных Наций, Жизель не раз видела, как он выступает с главной трибуны этой авторитетной международной организации — величественный, уверенный в себе, неприступный. А однажды она вместе со своим шефом и любовником, представителем Франции при ООН Шарлем Сарра, была приглашена на прием в резиденцию Тиханова и наблюдала его на расстоянии вытянутой руки. Однако в ее памяти сохранились лишь его каменный профиль, толстый нос и большая коричневая бородавка над верхней губой. И вот теперь этот человек может стать властителем Советского Союза.

Мысли Жизели тут же вернулись в Нью-Йорк, где она когда-то жила и куда страстно хотела вернуться, поскольку чувствовала, что это ее город. Она вновь дала себе клятву скопить деньги на Высшие курсы переводчиков и при первой же возможности, как только получит диплом, устроиться на работу в ООН. Однако Жизель понимала, что скоро это не произойдет, по крайней мере если она будет копить деньги такими же темпами, как сейчас. В пик сезона она надеялась на щедрые чаевые, но этим надеждам не суждено было оправдаться. Если не считать щедрого мистера Толли, приезжающие в Лурд паломники в большинстве своем либо едва сводили концы с концами, либо были скупердяями. Поэтому Жизель понимала, что раздобыть недостающие деньги будет очень и очень непросто, однако она приняла решение и на попятный не пойдет.

Она посмотрела на часы. Времени оставалось лишь на то, чтобы забросить вещи в квартиру Доминик, а затем она должна была мчаться к группе паломников из Нанта и вести еще одну утомительную экскурсию по этому уже надоевшему ей до чертиков городу.

Жизель допила кофе, расплатилась по счету, сунула газету в сумку и, сев в машину, поехала на квартиру Доминик.

Оказавшись в тиши и уединении своего нового жилища на третьем этаже отеля «Грот», Сергей Тиханов не стал терять времени на то, чтобы осмотреть номер, а направился прямиком к телефонному аппарату. Взяв с полки и пролистав телефонную книгу, он с удовлетворением отметил, что междугородные звонки в пределах Франции выполнялись из Лурда по системе автоматической связи. Это означало, что разговор не нужно было заказывать через телефонисток, лишний раз привлекая к себе внимание.

Тиханов набрал номер советского посольства в Париже, назвал свой псевдоним, и через несколько секунд его соединили с послом. После обмена любезностями Тиханов сказал, что звонит из Марселя по незащищенной линии и поэтому будет краток. Вслед за этим он сообщил, что должен встретиться с друзьями их страны в окрестностях Марселя, и задал послу два вопроса: пытался ли известный им обоим генерал связаться с ним и как здоровье премьера?

У него словно гора с плеч свалилась, когда он услышал, что глава КГБ генерал Косов не делал попыток разыскать его, поскольку слишком занят внутрипартийными делами.

— Премьер тоже не звонил,— сказал посол,— но, насколько мне известно, он, как обычно, пребывает в добром здравии.

Поначалу Тиханов озадаченно уставился на телефонный аппарат, но затем вспомнил, что они разговаривают по открытой линии.

— А-а, ну конечно,— отозвался он.

Тиханов поблагодарил посла и уже собирался повесить трубку, когда посол неожиданно спросил:

— А если генералу очень понадобится поговорить с вами, могу ли я сообщить ему, где вы остановились?

Тиханов был готов к такому вопросу.

— Скажите ему, что в том месте, где у меня назначена встреча с нашими друзьями, я буду вне пределов досягаемости. Передайте генералу, что я закончу все дела к концу недели и сам свяжусь с ним в понедельник или во вторник.

Сделав этот важнейший звонок и объяснив свое исчезновение, Тиханов ощутил огромное облегчение. Он не чувствовал себя так хорошо с того момента, когда приехал в Лурд.

Теперь у него было время для того, чтобы оглядеться, и, осмотрев номер, Тиханов счел его вполне удовлетворительным. Да, он привык к совсем другим, роскошным апартаментам в пятизвездочных отелях, но, учитывая обстоятельства, это жилище было вполне сносным. По сравнению с ним убогая комната в доме Дюпре выглядела тюремной камерой, и Тиханов порадовался, что ему больше не нужно туда возвращаться. А еще большее облегчение он испытывал оттого, что избавился от постоянного присутствия этой девчонки Жизели, которая без устали совала нос во все щели, в свое время работала в ООН и представляла для него потенциальную опасность. Избавиться от нее было для Тиханова задачей номер один.

Поскольку за обедом Тиханов полностью сосредоточил внимание на миссис Мур и почти ничего не ел, он заказал по телефону еду в номер и принялся неторопливо разбирать свои вещи, методично раскладывая по полкам вместительного старинного шкафа аккуратно сложенные рубашки, майки и пижамы. Шкаф стоял напротив двух сдвинутых двуспальных кроватей, над которыми висело распятие. Комнату не могли испортить даже псевдоантикварные стулья в стиле Директории, обтянутые синтетической тканью. На окнах висели оранжевые шторы, раздвижные стеклянные двери вели на маленький балкончик, с которого открывался очаровательный вид на поросшие лесом окрестности. Здесь было много воздуха и простора.

Тиханов закончил раскладывать одежду как раз в тот момент, когда в дверь постучали и в номер вошел смуглый официант с серебряным подносом. Поставив поднос, он беззвучно вышел, а Тиханов сел за стол, сделал большой глоток охлажденной водки и развернул свежий номер парижской «Фигаро», который ему принесли вместе с едой.

Первое, что бросилось ему в глаза, была его собственная фотография на первой странице с подписью, из которой следовало, что он является одним из кандидатов на пост премьер-министра СССР. Тиханов смотрел на самого себя и испытывал смешанные чувства. С одной стороны, для него явилась приятной неожиданностью та оперативность, с которой ТАСС, официальный рупор Советского Союза, на весь мир сообщил о неизлечимой болезни Скрябина и о том, что он, Сергей Тиханов, вероятно, займет ключевой пост в самой большой стране мира.

Тот факт, что одновременно с ним в качестве претендентов на кресло премьера были названы еще двое, его абсолютно не волновал. Они были партийными писаками, и их имена были лишь дымовой завесой, попыткой создать видимость некоего выбора, которого на самом деле не было и быть не могло. Как заверил его генерал Косов, Политбюро уже сделало свой выбор и, когда будет оглашено решение, мир услышит именно его фамилию.

Но с другой стороны, Тиханову стало немного не по себе оттого, что его фото появилось на первых полосах крупнейших газет мира в то время, когда он находится во Франции и, хуже того, в Лурде. А вдруг его кто-нибудь узнает?

Тиханов провел пальцами по пышным накладным усам и успокоился. Нет, в таком обличье он неузнаваем. Кроме того, кому придет в голову и кто поверит в то, что высокопоставленный советский деятель, человек, которого прочат на высший государственный пост, сидит в провинциальном французском городке и молится Пресвятой Деве?

Запивая еду холодной водкой, он быстро прикончил салат и омлет с ветчиной, одновременно вчитываясь в статью о грядущих кадровых перестановках в советском руководстве. Есть и читать он закончил одновременно. Теперь лишь одна мысль мешала ему ощутить себя полностью счастливым,— мысль о его недуге. Он болен, и его слава продлится ровно столько, сколько отпустит ему болезнь. Разве что это место, получившее известность благодаря случаям необъяснимых исцелений, подарит здоровье и ему. Откровенно говоря, когда Тиханов ехал сюда, он не был одержим слепой верой в чудо. Однако теперь в его душе вспыхнул огонек надежды, и этим он был обязан простой англичанке Эдит Мур, которую Лурд излечил от рака.

Точнее говоря, не сам Лурд, а омовения в целебных водах здешнего источника.

Логике и здравому смыслу Тиханова претила сама мысль о том, что подобные исцеления возможны в принципе, но ведь они были засвидетельствованы и подтверждены самыми авторитетными представителями медицинского сообщества! Он сам только что встретился с женщиной, которой было даровано чудесное исцеление. Так что сейчас не время для сомнений. Сейчас нужно верить!

Тиханов встал из-за стола. День был короток, и так же короток был оставшийся ему отрезок жизненного пути, если, конечно, на помощь не придет чудо. Значит, пора идти в купель.

Спустившись на первый этаж и подойдя к стойке регистрации, Тиханов увидел стоявшего за ней Гастона, приятеля Жизель. Тот был погружен в разговор с каким-то мужчиной. Не успел Тиханов раскрыть рот, чтобы спросить у Гастона дорогу до святилища, как Гастон заметил его и с энтузиазмом воскликнул:

— О, профессор Толли! Позвольте познакомить вас с очень интересным человеком. Это доктор Берье, руководитель Медицинского бюро Лурда.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Тиханов ощупывал взглядом нового знакомца. У доктора Берье был исчерченный глубокими морщинами лоб, глаза как у вареной рыбы, несколько отчужденное выражение лица.

— Очень рад познакомиться, — проговорил Тиханов.

— Взаимно,— ответил доктор Берье.— Гастон упоминал о том, что вы остановились здесь. Ученые для нас — самые желанные гости. Надеюсь, Лурд вам понравился?

— Пока у меня еще не было времени на прогулки,— признался Тиханов.— Но я очень много слышал и читал о Лурде и не сомневаюсь, что влюблюсь в ваш город.— Он повернулся к Гастону.— Вообще-то я хотел сегодня совершить омовение. Проблема в том, что я не знаю, как туда добраться.

— Следуйте за доктором Берье, и вы попадете куда нужно.

— Совершенно верно,— кивнул врач,— именно туда я сейчас и направляюсь. Медицинское бюро находится рядом с купелями для омовений. Пойдемте со мной. Это совсем близко.

— Великолепно! — обрадовался Тиханов.

Они вышли из отеля и пошли на запад по улице Грота.

— Это очень любезно с вашей стороны, отец Берье,— проговорил Тиханов.

Доктор Берье снисходительно улыбнулся:

— Я не священник. Хоть я и католик, но всего лишь обычный мирянин и врач.

— Простите меня. Медицинское бюро, ну конечно… Все это сбивает с толку.

— Боюсь, врачей в Лурде гораздо больше, чем священников,— заметил доктор Берье.— Скажите, профессор Толли, вас привело сюда беспокойство о вашем здоровье?

— Да, я решил выяснить, можно ли как-то справиться с поразившей меня мышечной дистрофией.

— Ага… Вполне вероятно. Кто знает? Все в руках Богородицы. Чудесные исцеления подобных болезней случались, как вам известно.

— Сегодня днем я встретился с человеком, который обрел чудесное исцеление от неизлечимой болезни. Эту женщину зовут Эдит Мур. Знакомство с ней произвело на меня неизгладимое впечатление.

Доктор Берье кивнул:

— Да, миссис Мур… Последний по счету случай необъяснимого с научной точки зрения полного исцеления от, казалось бы, неизлечимой болезни. Я лично осматривал ее. Потрясающий случай, мгновенное и необратимое выздоровление.

— По ее словам, это произошло после того, как она совершила очередное омовение в водах чудотворного источника. Именно поэтому я намерен приступить к процедурам омовения прямо сегодня.

— Омовения…— пробормотал доктор Берье.— А что вы вообще об этом знаете?

— К своему стыду должен признаться, что ничего, кроме того, что со времен Бернадетты они исцеляли людей.

— Так оно и есть, — подтвердил доктор Берье. — Мне кажется, перед тем как залезать в эти купели, вам будет интересно узнать, откуда они взялись.

— Это действительно интересно,— согласился Тиханов.

Они шли мимо сувенирных лавочек, и доктор вел увлеченный рассказ:

— Купели для омовений берут свое начало с двадцать пятого февраля тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года, когда Бернадетта пришла в грот и увидела Пресвятую Деву в девятый раз. Там собралась толпа приблизительно из четырехсот человек. Впоследствии Бернадетта вспоминала: «Дева Мария сказала мне: "Иди к источнику, напейся и умойся из него и ешь траву, что растет рядом". Не видя поблизости никакого источника, я направилась к выходу из грота, чтобы попить воды из Гава, но Она сказала мне, что я иду не туда, и указала куда-то в сторону. Я увидела там лишь маленькую лужицу грязной воды. Я попыталась зачерпнуть оттуда, но это мне не удалось. Тогда я поскребла землю, и лужица стала заполняться водой, но она по-прежнему была грязной. Три раза я зачерпывала грязную воду и отбрасывала ее в сторону, и только на четвертый раз я смогла попить этой воды». На самом деле,— продолжал рассказывать доктор Берье,— Бернадетта не только выпила воды, но и умылась. Затем она попыталась есть траву, но из этого ничего не вышло. Ее попросту вырвало. У многих из тех, кто за ней наблюдал, эта сцена вызвала отвращение, они стали кричать, что она тронулась умом, окончательно спятила. Однако на следующий день вода в луже, словно по волшебству, стала чистой и прозрачной. Отверстие, из которого она выходила, расширилось, и вскоре на этом месте забил источник. Люди стали пить эту воду, умываться ею, и после этого начались случаи исцелений. Через некоторое время были сделаны водоотводы, через которые вода из источника пошла в краны на наружной стене и в павильоны с купальнями.

— И с помощью этой воды многие люди излечились от своих заболеваний, да? — спросил Тиханов, желая, чтобы доктор развеял его сомнения.

— Вне всякого сомнения,— заверил его доктор Берье.— Но поскольку мы с вами здесь вдвоем — врач и ученый,— я хотел бы быть с вами совершенно откровенным. Поэтому как на духу могу вам сообщить, что в химическом составе воды из источника никаких целебных элементов нет.

— Нет?

— Нет. В апреле тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года профессора Филхола из Университета Тулузы попросили провести анализ воды. Он сделал это и составил отчет. «Результаты анализа,— говорилось в нем,— свидетельствуют о том, что вода из грота в Лурде может считаться пригодной для питья. По химическому составу она аналогична воде из любых других горных источников, выходящих из почвы с богатым содержанием кальция. Данная вода не содержит никаких активных веществ, которые наделяли бы ее лечебными свойствами». Короче говоря, вода из грота оказалась обычной питьевой водой. Более того, со временем даже возникли опасения относительно того, что она может оказаться небезопасной для здоровья человека. В тысяча девятьсот тридцать четвертом году мои предшественники отправили пробы воды из купален в лаборатории Анвера и Тарба, а также в одну из лабораторий Бельгии. Специалисты всех трех лабораторий сошлись во мнении, что вода характеризуется высокой степенью зараженности, поскольку содержит миллиарды бацилл. При этом она не представляла опасности, так как бациллы эти были инертны. Граф де Бошан сказал по этому поводу: «Я проглотил бактерий больше, чем живет людей на земле, но меня даже ни разу не затошнило».

— Вы хотите убедить меня в том, что вода в гроте и в бассейнах не обладает никакими лечебными свойствами? — спросил Тиханов.

— Совершенно верно.

— Но что в таком случае делает ее целебной?

Доктор Берье пожал плечами.

— Что тут можно сказать? Как врач я полагаю, что эффект исцеления имеет психологический характер. Как католик я должен думать, что эти необъяснимые исцеления имеют чудесный характер и вершатся волею Пресвятой Девы Марии. Но факт остается фактом: вода лечила, лечит и будет лечить.

— Значит, вы все же рекомендуете мне совершать омовения?

— Вам ведь нечего терять, кроме своей болезни. Вы говорили с миссис Мур, и этого достаточно.

Тиханов, словно извиняясь, улыбнулся:

— Беседа с ней воодушевила меня.

Оглядевшись, он увидел, что они идут уже не по улице Грота, а по улице Бернадетты Субиру. Впереди виднелся шпиль Верхней базилики.

Доктор Берье вновь заговорил:

— Позвольте мне кое-что рассказать вам о бассейнах, чтобы вы были готовы к омовениям. Ежедневно в краны, из которых пьют паломники, и в ванны, в которых они совершают омовения, закачивается около тридцати тысяч галлонов воды из источника. Этой водой также наполняются два резервных бака. Вы, возможно, слышали скептические отзывы относительно чистоты воды для омовений…

— Нет, ничего такого мне слышать не приходилось,— поспешно вставил Тиханов.

— Неважно. Дело в том, что до полудня, когда в бассейнах меняется вода, в ней успевают искупаться более сотни паломников. У многих возникали опасения, что через воду от больных людей здоровым могут передаться различные инфекции и это приведет к возникновению эпидемий тифа и даже холеры. Но вам нечего бояться. Ни одного такого случая еще не было, и, насколько мне известно, ни один человек не подхватил какую-нибудь заразу в бассейнах для омовений. А вот исцеления происходили, и я лично давал официальные подтверждения таким случаям. Бывало, что в бассейн опускали инвалида, неспособного передвигаться самостоятельно, а оттуда он выходил сам, здоровый и полный сил.

— А вы когда-нибудь совершали омовение?

— Я? Нет, ни разу. Но мне, слава богу, это пока ни к чему. Я совершенно здоров.

Они стали спускаться по пандусу, и тут доктор Берье вспомнил кое-что еще.

— Однако некоторые мои коллеги «причащались», как они это называют, в бассейнах для омовений. Например, мой предшественник на посту Медицинского бюро доктор Жан Луи Арман-Ларош совершал омовения всякий раз, когда оказывался в Лурде, хотя и не питал иллюзий относительно гигиеничности этой процедуры. Кто-то однажды спросил его, зачем он это делает, и доктор Арман-Ларош ответил: «Я делаю это как верующий. Я исполняю это в знак смирения, как епитимью, как духовный обряд».— Доктор Берье искоса глянул на Тиханова.— Но у вас на уме нечто большее.

— Да, я надеюсь получить исцеление.

— В таком случае попробуйте омовения.

Они пересекли площадь Четок. Доктор Берье указал влево:

— Идите мимо грота, мимо питьевых фонтанчиков, и придете к бассейнам. Мне нужно возвращаться в Медицинское бюро, поэтому мы простимся здесь. Я оставляю вас в хороших руках. Не теряйте оптимизма. Желаю удачи.

Тиханов посмотрел вслед уходящему доктору Берье, а затем пошел в ту сторону, где находился грот, навстречу испытанию водой.

Найти бассейны оказалось несложно. Они находились в длинном и низком, аскетически простом здании. С одной стороны располагался вход для мужчин, с другой — для женщин. Возле каждого входа были установлены переносные металлические ограждения на тот случай, если бы пришлось сдерживать толпу, и по четыре ряда железных стульев. Тут же стояла группа паломников во главе с облаченным в черное священником непонятной национальности. Они хором читали молитву.

Перед входом для мужчин выстроилась небольшая очередь, и Тиханов встал в ее конец. Сердце гулко билось. Скоро наступит миг, когда его дух вступит в поединок со страшной болезнью.

Очередь медленно двигалась вперед, а вместе с ней и Тиханов. Он вошел в здание и оказался в длинном коридоре, по обе стороны которого располагались проемы, задернутые синими и белыми занавесками. На английском языке с сильным ирландским акцентом к ним обратился жизнерадостный волонтер. Он рассказал, что ежедневно омовения совершают две тысячи паломников-мужчин и пять тысяч женщин, поэтому желательно не возиться и не терять время попусту. За занавесками, как следовало из его слов, находились раздевалки, из которых можно было попасть прямиком к бассейнам: Тиханову предложили пройти в первую раздевалку. Он отвел в сторону мокрую занавеску и вошел в квадратную комнату. На лавке, дожидаясь своей очереди, сидели трое мужчин в трусах. Волонтер-француз, стоявший у второй занавески, за которой находился бассейн, обратился к Тиханову:

— Вы американец или нет?

— Американец,— ответил Тиханов.

Тогда волонтер перешел на английский:

— Раздевайтесь. Оставьте на себе только трусы.

Тиханов стал нервно стаскивать ботинки и носки, затем снял рубашку, брюки и остался в темно-бордовых трусах. Повесив одежду на крючок, он повернулся к лавке и увидел, что она пуста. Он хотел сесть, но тут из-за занавески в дальнем конце комнаты появился волонтер и поманил его рукой. Когда он подошел, волонтер обернул вокруг его талии мокрое синее полотенце и велел ему снять трусы.

— Вы получите их вместе с остальной одеждой, когда выйдете из бассейна. Закончив омовение, не вытирайтесь этим полотенцем. Не вытирайтесь вообще. Надевайте одежду прямо на мокрое тело. На солнце вы быстро высохнете. А теперь — в бассейн.

Он взял Тиханова под локоть и провел к бассейну.

Тиханов оказался на краю длинной прямоугольной емкости, выложенной каменными плитами и наполненной грязной водой. Два рослых бранкардьера в резиновых калошах и синих фартуках взяли его под руки и помогли спуститься по скользким ступеням в прохладную воду. Один из них жестом велел Тиханову пройти в дальний конец бассейна, и тот послушно побрел вперед.

Дойдя до конца купели, Тиханов оказался перед висевшим на стене изображением Мадонны и большим распятием, увитым розовыми гирляндами. Крепыш волонтер наклонился и спросил, на каком языке предпочитает говорить гость, а потом протянул ему эмалированную металлическую табличку, на которой было что-то написано.

— Это молитва на английском языке. Прочитайте ее, а затем вознесите мольбу Господу.

Тиханов беззвучно прочитал молитву, вернул табличку волонтеру и попытался сформулировать просьбу, с которой он хотел обратиться к высшим силам. Однако он не мог думать ни о чем, кроме мерзкой воды и миллиардах резвящихся в ней бактерий.

Волонтер протянул руки, взял Тиханова за запястья и велел ему погрузиться в воду. Тиханов присел, и вода прикрыла его белый живот. Тогда волонтер велел ему лечь на спину — так, чтобы из воды торчала только голова. Тиханов попытался сделать это, но поскользнулся и погрузился с головой. В итоге он наглотался грязной воды и, вынырнув, стал отплевываться и хватать ртом воздух.

Волонтер помог ему выбраться из бассейна и проводил обратно в раздевалку. С Тиханова ручьями стекала вода, ему хотелось вытереться, но в раздевалке не было ни одного полотенца. Кое-как он натянул трусы, которые тут же прилипли к телу, затем влез в брюки, рубашку, надел носки и ботинки. Вся одежда немедленно промокла насквозь.

И вот, не успев прийти в себя, Тиханов оказался снаружи — перед двумя пальмами и статуей, изображающей, судя по надписи, «Св. Маргарет, королеву и покровительницу Шотландии». Он огляделся, пытаясь сориентироваться. Ему хотелось поскорее уйти и оказаться как можно дальше от этой ужасной купальни. Наконец Тиханов увидел путь к спасению, обозначенный людским потоком, выходившим из комплекса бассейнов и устремлявшимся мимо грота к выходу. Он двинулся в том же направлении.

Ежась от неприятного ощущения прилипшей к телу одежды, Тиханов, словно автомат, переставлял ноги и думал, повлияло ли совершенное им омовение на его болезнь. Он не был в этом уверен. Идти ему было по-прежнему тяжело, и он передвигался как на ходулях. Больше всего на свете ему сейчас хотелось поскорее высохнуть.

Оказавшись в пустынном месте возле грота, Тиханов остановился и подставил лицо солнцу. Затем отряхнулся, как вылезший из воды пес, и тут случилось нечто неожиданное. Что-то скользнуло по его рту и подбородку и упало на землю. Он озадаченно опустил глаза вниз и едва не окаменел. Правая рука автоматически прикоснулась к гладко выбритой верхней губе. На земле у его ног лежали пышные накладные усы. Когда он окунулся с головой в воду, клей, видимо, размок, и теперь усы отвалились.

Тиханову стало страшно: а вдруг кто-нибудь находился рядом и стал свидетелем этой сцены? Он быстро наклонился, подобрал усы с земли и поспешно прилепил их себе под нос — туда, где им и положено было находиться. Закончив с этим, Тиханов сглотнул и осторожно огляделся. Ни сзади него, ни по бокам никого не было, но когда он посмотрел вперед, его страх сменился настоящим ужасом. Прямо перед ним стояла Жизель Дюпре, эта сучка-экскурсовод, направив на него объектив фотоаппарата.

Однако через несколько мгновений ужас отступил. Чуть впереди и немного левее его стояла группа паломников и явно позировала своему экскурсоводу. Видимо, Жизель фотографировала именно их. Недовольный своим испугом, Тиханов стоял, не двигаясь с места, и размышлял, не попал ли он в кадр в тот момент, когда у него отвалились накладные усы. Ответить на этот вопрос он, разумеется, не мог. Ему хотелось повернуться и убежать отсюда, но тут Жизель опустила фотоаппарат, посмотрела в его сторону и, узнав, приветственно помахала рукой. Отступать было поздно.

— Мистер Толли,— окликнула его девушка,— как ваши дела?

— Прекрасно, прекрасно.

— Вы совершили омовение?

— Да.

— Если хотите поправиться, продолжайте делать это. Надеюсь, скоро увидимся.

Она возвратилась к своей группе, а Тиханов резко развернулся и торопливо зашагал прочь, оставив и ее, и грот за спиной. В процессе бегства он пытался проанализировать сказанные ею слова. В них не было и намека на то, что она заметила приключившийся с ним конфуз, или на то, что он оказался у нее в кадре. Она просто приятно удивилась неожиданной встрече, вот и все. А он-то хорош! Отреагировал на это вполне невинное происшествие, как настоящий параноик.

Она ничего не видела. Никто ничего не видел.

Ему ничто не угрожало.

И он излечится.

Регги Мур надел свой выходной костюм, темно-синий, в тонкую полоску. Последний раз он надевал его на торжественный ужин в Лондоне по случаю того, что они с Жаном Клодом Жаме стали партнерами. Но сегодня вечером — и Регги уже несколько раз напоминал об этом своей жене — должно было состояться еще более грандиозное событие: начинание, которое сделает их богатыми, официальное открытие перестроенного и расширенного ресторана в Лурде.

Перед отъездом из Лондона Эдит уложила в чемодан свое самое дорогое платье — из фиолетового атласа в горошек. Сейчас она вынула его из шкафа и надела.

Выйдя из гостиницы, они прошли два квартала вверх по улице Бернадетты Субиру. Несмотря на то что вечер выдался на славу, на главной улице города в этот час было не очень людно. Часы показывали семь часов, и большинство паломников ужинали, прежде чем отправиться на вечернее шествие на территории святилища.

В пять минут восьмого Регги заставил Эдит остановиться и показал на другую сторону улицы, где в угловом доме располагался ресторан.

— Вот он, любовь моя! — воскликнул Регги.— Вот наш горшок с золотом, зарытый у основания радуги.

— Выглядит на три звезды, не меньше,— сказала Эдит, желая сделать мужу приятное.

— Точно, точно,— закивал головой Регги, сжал руку жены еще крепче и потащил ее через дорогу. — После того как мы с Жаном Клодом заключили договор о партнерстве, у него было не очень много времени на работы по перестройке заведения. Но Жан Клод — парень энергичный, и, заручившись моим согласием, он велел заново выкрасить фасад, обновить внутреннее убранство и, кроме того, сделал пристройку, в которой теперь размещаются бар и второй обеденный зал. Ресторан начал принимать посетителей в тот день, когда мы приехали в Лурд, и с тех пор там яблоку негде упасть.

— Я так рада за тебя, Регги!

— Но сегодня состоится официальное открытие. С этого дня в ресторане будет предлагаться особое меню и обслуживание.

— И люди будут за это платить?

Регги снисходительно улыбнулся наивности жены.

— Они будут готовы платить любые деньги по целому ряду причин. Во-первых, это не просто заурядная дешевая обжираловка при заурядном дешевом отеле. Во-вторых, это один из немногих имеющихся в городе фешенебельных ресторанов. В-третьих, и это самое главное, мы можем предложить нашим посетителям нечто такое, чего нет больше ни у кого.

Регги повел жену по направлению к ресторану.

— Смотри! — сказал он и указал рукой вверх.

Эдит подняла глаза и увидела над стеклянным входом в ресторан огромную неоновую надпись, переливавшуюся всеми цветами радуги. Она гласила: «ЧУДЕСНЫЙ РЕСТОРАН МАДАМ МУР».

Регги выжидающе смотрел на жену, а та, в свою очередь, словно загипнотизированная глядела на неоновую вывеску ресторана. Нижняя челюсть у нее отвалилась, и она стояла с широко открытым ртом.

— Что… Что это такое?

Регги ухмыльнулся:

— В Лурде есть только одна Эдит Мур, и это моя жена.

— «Чудесный ресторан мадам Мур»,— ошеломленно прочитала Эдит.

— Нравится?

— Я… Я не знаю, Регги. Я в растерянности. Мое имя, написанное аршинными неоновыми буквами… Может, не надо было этого делать? Может, это неправильно?

— Ты достойна этого, Эдит. Ты заслужила.— Он потянул на себя дверь.— Это еще не все. Сейчас увидишь, что внутри.

Они оказались у входа в обеденный зал. Регги внимательно наблюдал за реакцией жены. Просторный зал был выдержан в темно-синих и оранжевых тонах: синие стены и кабинки, круглые столы, накрытые оранжевыми скатертями. В центре каждого столика стояла длинная узкая вазочка с чайной розой, над каждым столиком горела индивидуальная лампа в хромированном корпусе. И главный зал, и расположенный рядом с ним бар были переполнены посетителями.

— Изумительно! — с нескрываемым восхищением проговорила Эдит.

— Все это — наше,— гордо объявил Регги и потащил ее внутрь.— А сейчас — главный сюрприз.

Они пошли дальше, лавируя между столиками, и тут их перехватил Жаме. На его цветущей галльской физиономии сияла широкая улыбка. Запечатлев сочный поцелуй на пухлой руке Эдит, он затараторил:

— Добро пожаловать, Эдит. Вот теперь, когда вы наконец с нами, мы можем начинать вечеринку. Мы с Регги проводим вас к вашему столику.

Это был самый большой — и единственный незанятый в зале — круглый стол. На нем стояла белая табличка с надписью, сделанной золотыми буквами: «Столик зарезервирован для Эдит Мур, чудо-женщины, и ее гостей».

— О нет! — вырвалось у Эдит, и она прикрыла рот ладошкой.

— Ты заслужила это, — в который раз повторил Регги и усадил жену на специально отведенное ей место за столом.

— Я… стесняюсь, мне неловко,— пробормотала Эдит. Посмотрев на девять пустых стульев вокруг стола, она спросила: — А каких гостей мы ждем?

— Это уважаемые люди, которые сгорают от желания встретиться с тобой и услышать историю твоего чудесного исцеления,— торжественно сообщил Регги.— Мы напечатали рекламные листки и сегодня распространили их по всему Лурду. После этого начались телефонные звонки. Десятки людей звонили и просили зарезервировать места за этим столиком в любой из вечеров на этой неделе. Такого наплыва посетителей Жан Клод еще не знал.

— Но, Регги, что будет после следующего понедельника?

— А что будет после следующего понедельника?

— Меня здесь не будет. Мы вернемся в Лондон.

Регги на мгновение замешкался.

— Ну, я думал… я надеялся, что смогу убедить тебя задержаться здесь еще на недельку.

— Но у меня же работа, Регги. Даже если я смогу отпроситься еще на неделю, потом мне все равно придется вернуться в Лондон. И что вы будете делать тогда?

Регги нервно сглотнул.

— Мы подумывали о дублере.

— О ком?

— О женщине, которая могла бы заменить тебя. Мы представили бы ее в качестве твоей близкой подруги, и она стала бы пересказывать посетителям историю твоего чудесного исцеления. Она также могла бы раздавать клиентам твои фотографии с автографом, и Люди чувствовали бы себя так, словно они получили благословение.

Эдит не верила своим ушам.

— Но, Регги, это же ужасно!

— Так или иначе, люди будут нести сюда деньги,— торопливо заговорил Регги.

Он слегка повернулся, щелкнул в воздухе пальцами, и в тот же миг к ним направился Жаме, воздев над головой меню наподобие боевого знамени.

Регги ухватил своего партнера по бизнесу за рукав.

— Жан Клод, моя супруга интересуется, захотят ли наши гости щедро платить за еду, которую мы готовы им предложить.

— Это будет пир, достойный правителей Востока,— провозгласил Жаме, открывая кожаную папку с меню.— Для вашего стола мы приготовили особый обед.

Он стал громко, словно глашатай на базарной площади, зачитывать названия блюд: охлажденная дыня с окороком по-лурдски, филе дикой утки в маринаде, пиренейский сыр, а на десерт — профитроли в шоколаде и фруктовое ассорти.

Эдит подняла руку и остановила Жаме.

— Можно я сама посмотрю меню?

Жаме посмотрел на Регги, потом пожал плечами и протянул меню Эдит. Она пробежала его глазами, и в ее взгляде появилось неодобрение.

— Какие невероятные цены вы назначили! — воскликнула она.— Да еще включили такие огромные чаевые!

— Но тех, кто будет сидеть за этим столом, ожидает еще и особый, так сказать, аттракцион,— сказал Жаме,— и все готовы платить за это. А теперь, извините, я должен пригласить остальных гостей. Они уже заждались.

Эдит перевела взгляд на мужа.

— Мне все это не нравится, Регги. Разве можно так бессовестно использовать людей? Это чистой воды эксплуатация!

Регги сердито всплеснул руками.

— Эдит, ради всего святого! Ты же будешь помогать людям, которые нуждаются в твоей моральной поддержке, стремятся почерпнуть надежду из твоих слов.

— Вот именно! Помогать людям нужно, но это следует делать бесплатно, а не выворачивать их карманы. — Она потрясла в воздухе меню.— Все это превращает произошедшее со мной чудо в дешевку, в какой-то рекламный трюк. Не думаю, что Господь будет взирать на все это с одобрением.

— Зато он с одобрением будет взирать на жену, которая протягивает своему мужу руку помощи,— страдальческим голосом проговорил Регги и, оглянувшись, добавил: — Давай обсудим это позже. Жан Клод уже ведет сюда гостей. Эдит, постарайся быть с ними поласковее. Расскажи свою историю, ответь на их вопросы.

Жаме рассаживал гостей и представлял их Эдит и Регги:

— Мистер Сэмюэл Толли из Нью-Йорка, с которым миссис Мур, насколько мне известно, уже знакома. Синьорита Наталия Ринальди из Рима и сеньор Микель Уртадо из Мадрида. Вы ведь из Мадрида, не так ли? Месье и мадам Паскаль из Бордо, миссис Фаррел и ее сын Джимми из Торонто.

Жаме встал позади Джимми, девятилетнего мальчика, сидящего в инвалидном кресле.

— Ну-ка, Джимми, давай я уберу стул и подкачу тебя к столу. Вуаля! Знакомимся дальше. Рядом с хозяйкой нашего вечера сидит человек, с которым миссис и мистер Мур знакомы уже пять лет,— доктор Берье, уважаемый руководитель Медицинского бюро Лурда. Ну вот вы и познакомились. А теперь, с вашего позволения, я удалюсь. Мне нужно заняться другими гостями.

После ухода Жаме за столом повисло неловкое молчание, но доктор Берье быстро нарушил его:

— Как вы себя чувствуете, Эдит? Должен заметить, что выглядите вы лучше обычного.

— Не просто лучше,— встрял в разговор Регги.— Она выглядит на миллион долларов.

— Послезавтра наступит самый важный день в вашей жизни,— сообщил доктор Берье.— Завтра вечером из Парижа приезжает видный специалист, доктор Клейнберг. В среду утром вы с ним встретитесь, но предварительно я вам позвоню и сообщу время встречи.

— Благодарю вас,— сказала Эдит.

Доктор перевел взгляд на мужчину, сидевшего рядом с ней.

— А вы, если не ошибаюсь, мистер Толли из Нью-Йорка? Мы с вами встречались в вашем отеле. Я еще показал вам дорогу к купальням. Вы их нашли?

— Да, нашел и даже совершил омовение,— раздраженно ответил Тиханов,— но, признаюсь, мне эта процедура чрезвычайно не понравилась.

После таких слов Эдит не могла промолчать и вмешалась в разговор.

— А она совершенно не обязательно должна вам нравиться, мистер Толли,— сказала она.— Вы должны относиться к этому как к покаянию. Еще в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, когда Дева Мария явилась Бернадетте в восьмой раз, она сказала девушке: «Поклонись низко и поцелуй землю ради спасения грешников». Вот и вы, мистер Толли, смотрите на все, что вы тут делаете, как на покаяние.

Тиханов медленно кивнул:

— Вы были очень добры ко мне за ужином, и сейчас я пришел сюда, чтобы почерпнуть у вас сил и уверенности. Вы дали их мне. Завтра утром я снова пойду в купальни и совершу омовение.

В разговор вступила Наталия:

— Миссис Мур, позвольте мне сказать, почему я здесь нахожусь. Вы, вероятно, знаете о моей болезни?

— Да, синьорита Ринальди.

— Когда сегодня днем я вернулась из грота, моя подруга и помощница Роза Зеннаро проводила меня до моего номера, но на ужин остаться не смогла и вынуждена была уйти. Мой сосед, мистер Уртадо, который сейчас сидит рядом со мной, случайно услышал наш разговор с Розой и любезно предложил составить мне компанию за ужином. Потом, после ужина, он проводил меня обратно в номер и увидел подсунутый под дверь листок с сообщением об этом вечере в вашем ресторане. Это была великолепная возможность познакомиться с вами, миссис Мур, и я с радостью ухватилась за нее. Мистер Уртадо вызвался составить мне компанию и на сей раз.

Микель пожал плечами и с улыбкой сказал:

— Просто я очень хотел есть.

Наталия рассмеялась и снова обратилась к Эдит:

— Миссис Мур, я хотела обсудить с вами одну вещь. Я провожу все свое время в молитвах в гроте. В купальнях я еще не была, поскольку думала, что для меня это будет сложно.

— Там есть женщины-волонтеры, они помогут вам,— сказала Эдит и добавила со всей убедительностью, на какую была способна: — Вам обязательно надо совершать омовения!

— Именно к этому я и веду. Скажите, вы считаете, что омовения — это ключевой фактор возможного исцеления?

— На этот вопрос нет и не может быть однозначного ответа,— сказала Эдит.— Если говорить обо мне, то я исцелилась именно после омовения в воде из святого источника. Однако многие другие обрели чудесное исцеление после того, как молились в гроте, пили воду из источника, принимали участие в процессиях. В том, что касается случаев исцеления, самым большим авторитетом является доктор Берье.

— Значит, к исцелению может привести любое проявление веры? — уточнила Наталия.

— Видимо, да,— ответил ей доктор Берье.— Когда я впервые приехал в Лурд, я самым тщательным образом изучил все шестьдесят четыре случая исцелений, которые имели место с тысяча восемьсот пятьдесят восьмого по тысяча девятьсот семьдесят восьмой год и были официально признаны церковью чудесными. Вам, синьорита Ринальди, будет интересно узнать, что второй по счету случай исцеления произошел с пятидесятичетырехлетним Луи Бурьеттом, жителем этого города. За двадцать лет до этого он получил травму правого глаза и частично лишился зрения. Оно вернулось к нему, когда он молился в гроте.

— Правда? — затаив дыхание, переспросила Наталия.— Он снова смог видеть?

— Да,— кивнул доктор Берье,— и медицина не смогла дать этому хоть какое-то объяснение. Все шестьдесят четыре случая, которые я изучил, посрамили официальную медицинскую науку. Молодая женщина с гангренозной язвой на ноге, монашенка, страдающая туберкулезом, еще одна дама со злокачественной опухолью шейки матки, итальянский господин с болезнью Ходжкина, итальянский юноша, страдающий саркомой тазовой кости — той же болезнью, которая была и у миссис Мур… На всех этих людях врачи поставили крест, они оказались брошены на произвол судьбы и тем не менее излечились от своих страшных недугов. Излечились здесь, посредством Божьего промысла. И должен заметить, что в большинстве своем эти чудесные исцеления происходили именно после совершения омовений. Случаи, зарегистрированные в официальном списке под номером пятьдесят восемь — Алиса Кото — и номером пятьдесят девять — Мари Биго,— имели место во время процессии Благословения Святого причастия. Однако много других случаев чудесного исцеления произошло после того, как больные помолились в гроте, а один, насколько мне помнится, прямо во время молитвы. Вы поступите мудро, если воспользуетесь всеми возможностями, которые предоставляет вам Лурд, синьорита Ринальди. Я бы посоветовал вам не только возносить молитвы, но также пить воду из источника, совершать омовения и даже участвовать в процессиях, если это окажется вам по силам.

— Но принимать ванны — обязательно! Непременно! — настойчиво повторила Эдит.

В разговор вмешалась сидевшая на противоположной стороне стола миссис Фаррел, мамаша из Канады с бледным, одутловатым лицом.

— Вы говорите, что исцелились именно после омовения? — уточнила она, обращаясь к Эдит.

— Совершенно верно.

— Для нас — меня, моего сына да и для всех остальных — стало бы настоящим откровением, если бы вы рассказали, как это произошло.

— Давай, Эдит,— сказал Регги, незаметно для других толкнув ее коленом под столом,— расскажи. Я уверен, что всем не терпится услышать от тебя, как все было.

Эдит метнула в его сторону убийственный взгляд, а затем повернулась к гостям, преобразившись, как опытная актриса. На ее губах расцвела обворожительная улыбка, и, не обращая внимания на поданные блюда, она завела свой, уже ставший привычным рассказ.

Все гости сидели словно загипнотизированные, а доктор Берье то и дело кивал головой, подтверждая правильность слов рассказчицы. Эдит говорила о том, как прогрессировала ее болезнь, о нескончаемых медицинских обследованиях в клиниках Лондона, о том, как ей был поставлен окончательный диагноз: Саркома. И о том, как приходской священник, отец Вудкорт, когда у нее уже не осталось надежды, предложил ей присоединиться к группе паломников, которая под его руководством собиралась отправиться в Лурд.

Внимательно слушая хорошо знакомую историю, Регги по тону жены пытался определить, в каком она настроении. Он успел так хорошо изучить каждую нотку в ее голосе, что безошибочно понял: хотя она и пытается скрыть от слушателей обуревающие ее чувства, под напускным спокойствием бурлит магма негодования и злости на него, которая может вырваться наружу в любой момент. Регги незаметно для остальных посмотрел в сторону бара и встретился взглядом со стоявшим там Жаме. Он с таинственным видом кивнул ему, и Жаме, ответив таким же кивком, исчез.

Изображая пристальное внимание к повествованию жены, Регги краем глаза смотрел в другую сторону. Вновь появился Жаме, но теперь он был не один. Рядом с ним шел высокий импозантный человек с белым церковным воротничком. Жаме незаметно для Эдит подвел его к столу и усадил на стул, который был заранее поставлен позади нее. Усевшись, святой отец склонил голову набок и стал слушать ее рассказ, не пропуская ни слова.

Официанты принесли новую смену блюд, а Эдит как раз добралась до своей второй поездки в Лурд. Она рассказывала о последнем дне пребывания в городе и о последнем омовении, после которого она неожиданно обрела способность передвигаться самостоятельно, даже без костылей.

Регги с удовольствием отметил про себя восторженную реакцию публики на премьерное выступление Эдит. Американец Толли даже зарычал от удовольствия, на ангельском личике слепой итальянской девушки читалось блаженство, женщина из Канады и французская пара также выглядели потрясенными. Регги знал: рассказ жены о том, как многочисленные доктора из Медицинского бюро Лурда обследовали ее и признали факт ее чудесного выздоровления, кажется слушателям слаще любых профитролей в шоколаде.

Наконец все закончилось — и повествование Эдит, и ужин. Гости вставали со своих мест, горячо благодарили хозяйку вечера за то, что она подарила им надежду, и торопились к выходу, чтобы поскорее оказаться в святилище и принять участие в вечерней процессии. Каждый из них преисполнился оптимизма и веры в то, что возвращение Пресвятой Девы дарует чудесное исцеление и ему, как это случилось с Эдит Мур.

Когда ушел последний из гостей, за огромным столом остались только Эдит и Регги. Эдит повернулась к мужу.

— Ну что, ты доволен? — с напускным спокойствием осведомилась она.

Вместо ответа Регги прикоснулся к ее руке и сказал:

— Эдит, у нас есть еще один гость, который хотел бы поговорить с тобой. Обернись.

Эдит с озадаченным видом повернулась и увидела поднимающегося со своего стула священника.

— Отец Рулан,— проворковала она.

Регги наблюдал очередную трансформацию, происходившую с женой. Черты ее лица смягчились. Отец Рулан, обладающий изысканными манерами и самый образованный из всех лурдских священников, был любимцем Эдит.

— Счастлив видеть вас в добром здравии, миссис Мур,— галантно проговорил отец Рулан, склонив в полупоклоне голову с длинными волосами пшеничного цвета.— Извините, что подслушивал, но мне еще ни разу не приходилось слышать вашу историю в компании с другими людьми, и я не мог упустить такую возможность. Вы спросили вашего мужа, доволен ли он. Не знаю, как он, а лично я доволен до крайности. Вы поистине вдохновили и меня, и всех тех, кто слушал ваш рассказ, и мне хотелось бы поблагодарить вас за него.

Если человек способен растаять подобно мороженому на солнце, то именно это произошло с Эдит. Злость, владевшая ею еще минуту назад, испарилась без следа, и на лице появилось счастливое выражение.

— Вы слишком добры ко мне, отец Рулан. Спасибо, что пришли. Вы не поверите, насколько это важно для меня.

— Вы заслужили все, что мы, скромные служители церкви, можем дать вам,— мягко продолжал отец Рулан.— На вас благословение Святой Девы Марии, а через вас к этому благословению приобщаемся и все мы. Я хочу поздравить вас с официальным признанием вашего чудесного исцеления, которое произойдет на этой неделе. Я молюсь о том, чтобы Дева Мария явила себя через вас, дочь моя.

— О, я тоже молюсь об этом! — с жаром проговорила Эдит.

— Кроме того,— добавил священник,— от имени всего нашего духовенства я благодарю вас за то, что вы пошли навстречу инициативе вашего супруга и мистера Жаме. Теперь каждый вечер страждущие смогут встречаться с вами за этим столом и черпать из вас, как из светлого источника, силы, надежду и веру. Я надеюсь, это испытание окажется вам по силам.

— Для меня это большая честь и удовольствие, отец Рулан,— чуть дыша, ответила Эдит.— Если бы только я была уверена, что заслуживаю такого внимания и суеты!

— Вы делаете дело огромной важности, миссис Мур, уверяю вас.

— О, благодарю вас! Благодарю!

Регги поднялся и обратился к священнику:

— Позвольте, я провожу вас, святой отец.— Обернувшись через плечо, он бросил: — Я скоро вернусь, Эдит.

— Я жду тебя, дорогой,— бархатным голосом ответила она.

Регги провел отца Рулана через обеденный зал до двери и, понизив голос, проговорил:

— Святой отец, вы не представляете, до какой степени я и Жаме благодарны вам. Вы оказали нам неоценимую услугу.— Регги широко улыбнулся и добавил: — Как я и обещал, с сегодняшнего дня вы будете обслуживаться в нашем ресторане совершенно бесплатно.— Затем он снова посерьезнел: — Святой отец, сегодня вы спасли мою шею. Надеюсь, что когда-нибудь и я смогу оказаться вам полезен.

— Возможно, возможно.

Мужчины пожали друг другу руки, и на прощание Регги сказал:

— Еще раз спасибо, святой отец. Вы помогли благому делу.

Священник улыбнулся.

— Это наше общее дело, сын мой.

И вышел из ресторана.

С того момента, как, проводив после ужина Наталию до ее номера, Микель Уртадо вернулся к себе, он готовился вернуться к гроту.

Незадолго до полуночи он закончил упаковывать динамитные шашки, провода, детонатор и другие компоненты бомбы в пластиковый пакет. Место над гротом было выбрано, и теперь оставалось только, воспользовавшись темнотой, установить там заряд и снарядить его. Уртадо убеждал себя в том, что это будет несложно и не грозит никакими опасностями. В это время возле святилища не будет ни одного паломника, а ночного сторожа, как он успел убедиться, в расчет можно не принимать.

Предстоящее дело казалось ему очень простым. Он заложит взрывчатку и установит часовой механизм. Затем вернется в гостиницу, перенесет свой единственный чемодан в «форд», взятый напрокат по поддельным документам, которыми снабдил его друг, живущий во Франции баск. Когда грот взлетит на воздух, он уже будет находиться за десятки километров отсюда.

Прощай, грот! Прощай, Дева Мария! Простите, добрые католики, но теперь грот должен послужить более важной цели, которая состоит в избавлении родины басков от испанского владычества.

Уложив в полиэтиленовый пакет все необходимое, Уртадо вышел в коридор. Проходя мимо двери номера Наталии, он вспомнил ее теплую, утонченную красоту (какая жалость, что им не суждено больше увидеться!) и вошел в кабину лифта. Крепко зажав в руке пакет, Уртадо пересек вестибюль и вышел на улицу.

Улица Бернадетты Субиру словно вымерла. Уртадо дошел до ее пересечения с бульваром Грота и, уже собравшись перейти дорогу, остановился как вкопанный. На противоположном тротуаре стояла группа мужчин в синей форме. Жандармы! Они сгрудились возле двух красно-белых патрульных машин, на крышах которых мигали синие проблесковые маячки.

Поглядев влево, Уртадо увидел, что одно из кафе, «Ле Руаяль», еще открыто, хотя посетителей в нем не было. Он подумал о том, чтобы сесть за столик и заказать чашечку кофе, но тут же отбросил эту мысль. Ночь, одинокий мужчина с пакетом, сидящий в пустом кафе… Слишком подозрительно! Если полицейские заметят, что Уртадо смотрит на них, они тоже могут им заинтересоваться, а это ему совершенно ни к чему.

Чувствуя себя дичью, Уртадо пошел дальше, мимо темных витрин магазинов. Он надеялся на то, что появившиеся здесь непонятно с какой радости полицейские вскоре уберутся восвояси и тогда он сможет вернуться, пройти к гроту и довести начатое до конца.

Уртадо слонялся по улицам битых полчаса. Решив, что прошло достаточно много времени, он двинулся в обратном направлении, но, дойдя до угла, снова остановился в растерянности. Синие мундиры никуда не делись. Хуже того, их число увеличилось, и теперь у края площади стояло не меньше десятка жандармов. Толстый офицер с картой в руках, по всей видимости, инструктировал остальных.

Уртадо дал задний ход и скрылся в темноте. Мозолить глаза полицейским в этот поздний час, да еще с целой сумкой динамита, было бы равносильно самоубийству. Он гадал, чем вызвано появление полицейского кордона, а потом вспомнил разговор, услышанный днем в одном из магазинчиков. Один горожанин говорил другому, что в период наплыва паломников Лурд наводняют десятки карманников, воришек и проституток, приезжающих сюда из других городов и главным образом из Марселя. Возможно, полицейские воспользовались ночной передышкой для того, чтобы собраться вместе и обсудить план действий на следующий день.

Решив, что это предположение наиболее правдоподобно, Уртадо отправился обратно в гостиницу «Галлия и Лондон». Он понял, что этой ночью реализовать свои планы ему не суждено, а значит, придется подождать. Завтра вместе с другими паломниками он пройдет на территорию святилища, незаметно для других скроется в зарослях над гротом и спрячет там пакет с взрывчаткой, а ночью вернется, соберет бомбу и активирует ее. Какого черта, Дева Мария заслужила хотя бы один день отсрочки!