"Спец" - читать интересную книгу автора (Дёмочка Виталий)

11

Она сидела на кухонном диване и тихо плакала, обхватив растрепанную голову руками. На плите засвистел закипающий чайник. Ирина поставила его автоматически, сама не зная зачем, и уже забыла о нем, и теперь бездумно смотрела на него, не понимая, что нужно сделать.

Она медленно встала и, осторожно ступая босыми ногами, будто под ними был не пол ее квартиры, а скользкий-скользкий лед, двинулась к плите. Подойдя к плите, она долго собиралась с мыслями, наконец потянула руку и повернула ручку конфорки, свист чайника постепенно затих, растворившись в тишине пустой квартиры. И от этой тишины, звенящей и пустой, стало еще тоскливее, еще больше жаль себя, и она, опустившись на стул, уронила голову на стол и вновь заплакала.

Сколько она так просидела, она не знала, счет времени уже был потерян. Само время стало для нее уже каким-то другим, оно меняло свои свойства, то растягивалось, замирало, то вдруг день неожиданно сменялся ночью или наоборот.

Она подняла голову и, размазав по щекам слезы, посмотрела на незашторенное окно, в которое пробивался косой луч осеннего солнца. Но вместо окна пред ее глазами стояла картина медленно уходящего Виталия. Она постоянно вспоминала свои слова, сказанные ему тогда у «Горизонта», и его фигуру, размытую ее слезами, медленно, страшно медленно уходящую от нее. Он уходил навсегда. Ирина знала, он не вернется. Она сделала выбор, он принял его, повернулся и ушел, ушел из ее устроенной, ровной, размеренной, но такой тусклой и приторно скучной жизни.

Да, она сделала выбор, но что она потеряла и что у нее осталось? Да все у нее осталось, все, что она имела с детства и что казалось ей естественным и необходимым. Не было только его, так резко ворвавшегося в ее раз и навсегда спланированную жизнь и разделившего ее на ДО и ПОСЛЕ.

В этой жизни ДО у нее было все, о чем только можно было мечтать. В детстве дорогие игрушки, красивы платья, в юности фирменные шмотки, норковые шубы, драгоценности, полное незнание, что такое бижутерия и зачем, собственно говоря, она нужна, французские духи и косметика, шикарные блестящие машины и впереди безбедная, беззаботная, обеспеченная жизнь.

А потом появился он, и началась жизнь ПОСЛЕ, в которой было все, что было и в жизни ДО, но плюс еще и любовь, которой до встречи с ним она не знала. Конечно, ей нравились мальчики, она заигрывала с ними, они за ней ухаживали, ей это доставляло удовольствие, тешило ее самолюбие. Но что такое любовь, она поняла только после встречи с ним. А любовь, как оказалось, приносит не только радости и сказочные удовольствия, но и проблемы, и переживания, и боль.

Ее любовь не вписывалась в ее мир, ее любовь имела иной социальный статус. И она, будучи девушкой неглупой, в полной мере отдавала себе отчет в том, что когда-нибудь настанет момент, что придется выбирать. Момент этот она ждала и страшилась его. Она знала, не могла не знать, что существует еще и другой мир, мир обычных людей, где считают рубли до получки, живут в коммуналках и ездят на автобусах. И тот другой мир был для нее как страшилка, которой пугают детей, чтобы они слушались родителей.

Момент выбора наступил неожиданно, там, в скверике у «Горизонта». И Ирина, за которую решали всегда родители, сама она решала только, какое надеть платье и какие к нему нужно серьги, вдруг оказалась перед сложной дилеммой: ОН или ВСЕ.

Она испугалась, спасовала и выбрала привычное ВСЕ.

Теперь она сидела на кухне, смотрела на молчавший телефон, плакала и запоздало понимала, что это ВСЕ без НЕГО не стоит и ломаного гроша. Взгляд ее упал на диван, на нем лежал календарь, сделанный из их с Виталием фотографии. Она тяжело встала и пересела на диван. Долго смотрела на фотографию, потом взяла календарь в руки и прикоснулась пальцем к изображению любимого, словно ощущая тепло, от него исходившее. Она, не зная того, в точности повторила жест Виталия, тогда после стрелки с Шустрым, когда он сидел в «Челленджере», рассматривал календарь и вел пальцем по ее фотографии, ясно ощущая тепло, от нее исходившее.

Отложив календарь, она посмотрела на телефон и уже знала наверняка, что все равно позвонит, все равно поднимет трубку и наберет родной номер, но в нерешительности оттягивала этот момент. Ей было страшно. Это был страх маленькой птички, которая всю жизнь просидела в золотой клетке, даже не помышляя о свободе, и вдруг увидела, что дверь клетки открыта и за ней сияет солнце, зеленеет лес, летают другие пичужки, но здесь, в клетке, стоит ее всегда полная кормушка. Птичка смотрит на открытую дверь, на кормушку и не знает, что ей делать.

Наконец птичка встала, вытерла слезы, привычным жестом откинула назад растрепанные волосы, подняла трубку и набрала до боли знакомый номер.

— Виталя…

— Ну зачем ты позвонила, — с нескрываемой болью в голосе говорил Виталий, не глядя на нее, — я уже начал привыкать к мысли, что тебя у меня больше нет.

Они сидели в его черном «Марке». После ее звонка с просьбой о встрече он долго не решался приехать, но чем ближе подходило время к назначенному свиданию, если его можно было так назвать, тем больше начинал понимать, что все равно приедет. От возможности увидеть любимую, услышать рядом ее голос он не мог отказаться.

— Я не могу… Я жизни не могу представить без тебя, — слова Ирины выбивали его из колеи, но он старался не поддаваться чувствам и оставаться спокойным.

— Почему ты тогда его выбрала?

— Я не выбирала… У меня тогда другого выхода не было… Как сказать так… Он заставил меня, — неуверенно ответила Ирина.

Тогда, сидя на лавочке возле «Горизонта», она действительно была уверена, что выбора у нее нет, сейчас она была уже не так в этом убеждена.

— Силой что ли? — спросил Виталий и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Нет, — ответила она и, потупив глаза, продолжала, — он бы родителям все рассказал… прямо сразу…

— Почему ты так боишься родителей? Ты ведь уже взрослая.

— Я не боюсь, просто… — она запнулась и дальше говорить не стала.

Она не знала, что говорить, как объяснить ему, если она даже себе боится в этом признаться. Ирина просто опустила голову и нервными движениями разглаживала складки на юбке.

— Понятно! Привыкла к роскоши, боишься потерять ее, — жестко проговорил Виталий.

— Ну, что ты! Как ты можешь так говорить?! — слабодушно возмутилась Ирина, понимая, как он недалек от истины.

— Могу! — сказал Виталий, не щадя ее чувств. — Ты же смогла отказаться от меня.

— Перестань, — простонала она и, уткнувшись лицом в его плечо, заплакала.

Она тихо плакала, как плачет ребенок после сильного испуга, нашедший, наконец-то, потерянную маму, плечи ее вздрагивали, светлые волосы рассыпались по его плечам и груди, руки ее крепко обнимали его, будто она боялась, что он опять исчезнет и она снова останется одна.

От слез рубашка на плече стала мокрой. И по мере того как намокала рубашка, сердце Виталия оттаивало. Не многие могут вынести женские слезы, тем более слезы любимой. А он любил ее, и в этом было и его счастье и его беда.

Он смотрел на вздрагивающие обнаженные плечи, такие милые и такие родные, и душа его наполнилась теплым, нежным чувством. Та пустота, в которой он жил последние дни, вдруг куда-то исчезла, и жизнь вновь обрела смысл. Он обнял ее, прижал к себе и, гладя ее растрепанные волосы, сказал:

— Ну упокойся, Ириска. Я люблю тебя ничуть не меньше. Ты думаешь, мне легко было? Я страдал еще больше тебя.

— Правда? — всхлипнув, спросила она его и, оторвав лицо от плеча, с надеждой заглянула ему в глаза.

— Правда, — сказал Виталий и, посмотрев на ее заплаканное лицо, улыбнулся, той улыбкой, которую она так любила. — Ну и что ты у меня такая плакса?

Он взял любимое лицо в свои ладони, смахивая слезинки большими пальцами.

Пока ничего не подозревающие голубки мирились и миловались, сидя в машине, по городу, пренебрегая ограничениями скорости и остальными правилами дорожного движения, неслась темно-синяя «Виста». На ее заднем сиденье, наклоняясь к водителю, сидел Олег и, изнемогая от злобного возбуждения, орал:

— Быстрее-быстрее! Быстрее давай! Ну, жми! Быстрее давай!

Детектив, которого он нанял, честно отрабатывая свой немалый гонорар, сообщил ему о контакте его жены с Баниным. И теперь Олег, боясь опоздать, летел на всех парах на место встречи. Он желал застать их на месте преступления, хотя, что делать дальше, он пока не знал.

Вот и черный «Марк». Едва «Виста» остановилась, из нее выскочил разъяренный, с перекошенным лицом муж Ирины и, подобрав на ходу какой-то булыжник, бросился к машине Виталия. Перепрыгнув дорогу в пять шагов, он оказался у водительской двери и со всего размаха шарахнул исконным оружием пролетариата в стекло. Каленое стекло разлетелось на множество мелких кусочков. Перепуганная неожиданным нападением Ирина выскочила из машины и побежала. Разгневанный и поруганный муж кинулся вслед за ней, его лицо в этот момент выглядело совершенно безумным.

Моментально пришедший в себя Виталий видел все это из машины и, понимая, что сейчас может произойти все что угодно, сильно испугался за Ирину. Но что делать? Пока он выйдет из машины и добежит до Олега, тот ее уже настигнет, а что у него в голове — не известно. Недолго думая, Виталий запустил двигатель и направил «Марк» на Олега.

Он не собирался ни убивать его, ни калечить. Точно рассчитав направление и силу удара, а уж в этом опыта ему было не занимать, Виталий легонько ткнул его левой частью переднего бампера по ногам. Легкий скользящий удар и часть импульса черного «Марка», по всем законам физики, передались обезумевшему мужу. Он отлетел метра на полтора и плюхнулся вниз лицом на мягкий газон.

Дальнейшего развития событий Виталий наблюдать не стал, с его-то условными судимостями этого делать не стоило. «Марк» взревел двигателем и, выбрасывая камни из-под задних колес, исчез с места происшествия.

Краем глаза Виталий заметил, как Ирина опустилась на колени недалеко от мужа и обхватила голову руками, вероятно решив, что Виталий его совсем убил — тот лежал неподвижно.

Через несколько минут «Марк» влетел на территорию автосервиса и, поднимая облака пыли, резко остановился прямо посредине площадки. В это время там находились Старик и Толстый.

Бандера выскочил из машины и, отмахиваясь от пыли, крикнул Толстому:

— В машину! Скорей! Поехали!

Толстый, не задавая лишних вопросов, направился к белой «Селике», на ходу доставая из кармана ключи. Он сразу понял, что случилось что-то серьезное, иначе всегда спокойный Виталий не говорил бы таким тоном.

— Вы куда? — ничего не понимая, спросил Старик.

Но на этот вопрос ему никто не ответил. Уже садясь в машину, Виталий крикнул ему:

— Скажи, чтоб стекло поменяли на «Марке»!

И, едва захлопнув дверь, обратился к Толстому, сидящему за рулем:

— Давай к «Навигатору» скорее!

— Что случилось-то, расскажи?! — выпучил глаза в зеркало заднего вида Толстый.

Старик посмотрел вслед удалявшейся «Селике» и повторил свой вопрос, но уже тихо и без надежды на ответ:

— Вы куда?

Потом, покачав головой, направился к брошенному посреди площадки «Марку» и, увидев рассыпанные по салону осколки, удивленно протянул:

— Не по-о-нял…

По дороге Виталий коротко рассказал Толстому о произошедшем.

Около «Навигатора» по тротуару ходила Ирина взад-вперед, обхватив себя руками за плечи, а за ней семенил ее благоверный и орал:

— Я тебе говорил, что оно так все и будет! Я тебя предупреждал? Вот оно и случилось! А я тебя предупреждал?! Я тебе говорил!

Толстый припарковал машину на большом расстоянии от клуба, но все происходящее было отлично видно.

— О! Да он живой, смотри, целехонький. Ходит на ногах своих нормально! — радостно проговорил Толстый.

— Да я слегка только его зацепил, чтобы он ее не ударил, — уточнил Виталий.

Действительно, все повреждения у Олега состояли только из порезанной правой руки, и ту он порезал, когда выбивал стекло в «Марке».

Виталий, внимательно наблюдая за происходящим, обратился к другу:

— Дай бинокль, Толстый.

Толстый порылся где-то под сиденьем и протянул ему оптический прицел.

Виталий взял прицел, потряс им в воздухе и с чувством произнес:

— Вот этим бы прицелом и по башке!

— За что?! — возмутился повернувшийся Толстый, он смотрел на старшего круглыми удивленными глазами.

— За то! Сколько раз говорил, чтобы машины были укомплектованы! — пояснил Виталий, глядя в прицел.

— А это чем не бинокль? У меня всегда порядок. Почему ты на меня всегда наезжаешь?! — сказал Толстый, обиженно отвернувшись.

— Потому что если бинокль у тебя найдут, то ничего не будет, а поймают с прицелом, будут бить, пока не обсерешься, — популярно объяснил товарищу Виталий, неотрывно наблюдая за происходящим в прицел. — Еще и мокруху какую-нибудь повесят. И вообще, слушай, что тебе старшие говорят, не пререкайся!

— Да я-то постарше тебя буду!

— Старшим ты был, когда… мы в школе учились… Слушай, что он там ходит взад-вперед?! Не едет никуда…

— А времени уже много прошло? — спросил Толстый.

— Минут десять, — неуверенно ответил Виталий и опять возмущенно спросил не известно кого. — Ну что тут ходить туда-сюда?! Ехал бы домой… Что-то тут не то…

— Дай я посмотрю, — повернулся Толстый к Виталию и взял прицел.

— О! Так это же Ткачук! — воскликнул он, когда поймал в прицел фигуру метавшегося Олега.

— А ты его откуда знаешь? — заинтересованно спросил Толстого Виталий.

— Да мы у него водку брали по полцены. Ликеры там всякие… Он же продавцом в «Бальзаме» работал, — объяснил он.

— Кто мы?

— Мы с Рустамом.

— А-а! Понятно! Ладно, про водку потом поговорим, — сказал Виталий, снова направляя прицел на Олега.

— Да мы на тюрьму загоняли пацанам, — почувствовав недобрые нотки в интонации старшего, начал оправдываться Толстый. — Че ее в магазине покупать, когда он нам ворованную по полцены скидывал. Ты же сам говорил, если есть возможность, покупайте все у крадунов, и нам не накладно будет и босоте там приятнее ворованное есть. Твои же слова?

— Мои, мои, — ответил Виталий, — только сомнения у меня, что эта водка до пацанов доходила. Ликеры особенно.

— Да кончай ты! — возмущенно отверг обвинения Толстый. — Че ты опять начинаешь?!

— Ладно, проехали, — согласился Бандера, этот разговор был сейчас не ко времени.

— Так это он ее муж, что ли? — спросил Виталия Толстый, глядя на Олега через лобовое стекло. — Никогда бы не подумал! Смотрятся как папа с дочкой.

А Олег бегал за Ириной и говорил все одно и то же:

— Я тебе говорил! Я тебя предупреждал! С кем ты связалась!

— Во дает Ткачук! — почти с завистью говорил Толстый. — Везет же каким-то чертополохам!

— Только он не Ткачук уже, — сказал Виталий. — Пивоваров!

— Он что, фамилию что ли сменил?

— Угу! Замуж вышел, — пояснил Виталий, — за хозяина ликерки.

— Так это он ее фамилию взял? — опять задал вопрос Толстый.

— Его, — уточнил Виталий и с чувством добавил, — ее ему на хрен не нужна!

Олег тем временем перестал бегать туда-сюда и сел на переднее сиденье машины, но сидел неспокойно, постоянно поглядывал назад, будто ожидая чего-то или кого-то.

— Ты смотри, а! — сказал Виталий, вглядываясь в прицел. — Две машины рядом и не уезжают! По ходу мутит что-то!

— Может, скорую вызвал? — высказал вполне резонное предположение Толстый.

— Да я вот и смотрю! Для него это был бы хороший козырь, — сказал Виталий, оглядываясь по сторонам. — Если грамотно сыграет, меня с моими условными упрячут сразу!

— Так он же целый! — не согласился Толстый.

— Какая разница! Факт наезда есть. К тому же у этого типа ума хватит сломать себе что-нибудь, чтобы поверили.

Олег в этот момент, увидев что-то, выскочил из машины и почти бегом направился к газону, где его сбил «Марк» Виталия. Найдя нужное место, он осторожно лег лицом вниз в ту же позу, что и лежал сразу после удара.

Ирина подошла к нему и, толкнув его ногой, возмущенно закричала:

— Вставай! Ты что?!

Со стороны улицы Советской раздался усиливающийся вой сирены «скорой помощи».

— Вот сука! Разворачивай быстрей в легавую! Быстрее, Толстый! — быстро проговорил Виталий, сползая вниз с сиденья. Он мгновенно все понял и не только понял, но успел найти выход из создавшейся ситуации. По опыту он знал, что в таких ситуациях в милиции больше верят тому, кто придет первым. И хоть «Марк» был без номеров, найдут его без труда, искушенный Бандера понимал это. Теперь нужно было «отметиться» в милиции до того, как «скорая» привезет «пострадавшего» в больницу. На счету была каждая секунда!

— Дай телефон, Толстый, — сказал Виталий, лежа почти на полу машины.

Когда Толстый протянул ему телефон, он схватил его и быстро набрал номер Старого.

— Старый! Старый! — кричал в телефон Виталий. — Стекло поменяли?

— Да, поменяли уже, — спокойно отвечал ему Старик.

— Выставляйте обратно! Выставляйте обратно, говорю, Старый!

Старик слушал, но не понимал, глаза его округлялись все больше и больше. То прилетел, кричит, меняйте, то теперь поменяли, так выставляйте обратно! Че за дела, в натуре! Сорвались, как подорванные! Даже куда не сказали!

— Выставляйте и стекла насыпьте, чтоб все стало, как и было, — продолжал давать быстрые указания в трубку Виталий.

Он набрал еще номер.

— Вадя, позвони Артуру, чтоб он ехал в ГИБДД, я там буду… Да, проблемы. В ГИБДД, Толстый! — уже обращаясь к другу, начал наставлять Виталий. Толстый уже все понял и жал на все железку.

— Сейчас, я когда зайду, позвони тоже Артуру. Объясни ситуацию, скажи, чтобы сделал что-нибудь.

Наконец показалось здание ГИБДД, Толстый резко затормозил. Виталий быстро вышел из машины и скрылся за входной дверью. Толстый, немного отъехав от центрального входа, остановил машину и набрал номер Старика.

— Старый, какой у Артура телефон в конторе? Сотовый не отвечает… В конторе какой телефон? Все давай! А? Хреново дела! Ну, все разберемся, — Толстый отключился, рассказывать Старику подробности не было времени.

Он быстро набрал продиктованный Стариком номер.

— Артур Вениаминович? — спросил он, когда на другом конце сняли трубку. — Здравствуйте! У нас проблемы…

— Что случилось? — спросил Артур Вениаминович, сидя у себя в кабинете. — Его уже арестовали? Сам пошел? Ну, хорошо, попробуем…

Артур Вениаминович положил трубку, немного посидел, глядя на телефон и размышляя, к кому бы обратиться в этом случае. Потом он взял со стола свою записную книжку, нашел в ней нужный ему номер и набрал его:

— Марина Александровна?

Виталий сидел в кабинете дознавателя, здесь же были и Олег с Ириной. Он сидел у окна, вдалеке от стола, она, дознаватель — белокурая женщина средних лет в этот момент беседовала с Олегом.

— Значит, вы утверждаете, что гражданин Банин умышленно сбил вас на улице Крестьянской? — спрашивала она его с профессиональным равнодушием на лице.

Олег вскочил со стула и подбежал к столу дознавателя.

— Конечно! Да вы что?! Вы бы видели! Он прямо на меня ехал, — сбивчиво, но очень эмоционально, размахивая руками, одна из которых была перевязана, стал отвечать на простой вопрос Олег. — Вы не понимаете, вы не знаете, а он ехал прямо на меня! И конечно же умышленно!

— Да постойте вы! — перебила его дознаватель, — Давайте еще раз и по порядку.

Олег согласно закивал головой и опустился на свой стул, но молчал он недолго. Не дожидаясь вопросов, он начал говорить опять, и опять так же сбивчиво и бестолково:

— Да вы… да я… да. Я не один был… со мной сотрудник был… видел все… может подтвердить. Ну, что вы, — он показывал дознавателю перевязанную руку, — я только что из… из больницы… посмотрите… тут видно все…

— Я смотрела заключения врача, — все с тем же профессиональным спокойствием отвечала она, — у вас ничего серьезного.

Олег опять вскочил с места.

— Да это я сам… сам спасся… профессионально… Я семь лет в десанте служил… голой рукой бутылку шампанского бью… Скажем так, обучен всем падениям и ударам… А вот он, — кричал Олег, показывая на спокойно сидящего Виталия, — он хотел меня сбить, насмерть сбить.

— Присядьте, пожалуйста, — попросила его дознаватель.

Ирина все это время сидела, опустив голову, ни на кого не глядя, ей почему-то было стыдно за Олега, все же это ее муж. Олег сел.

— А вот свидетели Старков и Глушко утверждают, что вы первым напали на Банина, — констатировала дознаватель, глядя в протокол.

— Я напал? — неубедительно удивился Олег.

Он никак не ожидал, что так быстро найдутся свидетели.

— Да я просто… жену с ним рядом увидел… в машине, — почти заикаясь тараторил Олег, — скажем так, я его уже предупреждал… еще раз, если с ней увижу…

— А гражданин Банин утверждает, что никогда не видел вас раньше. Так? — обратилась она к Виталию.

Виталий согласно кивнул головой.

— А ваше нападение на него, — продолжала дознаватель, глядя на Олега, — он воспринял, как попытку убить его, и вынужден был защищаться, как он утверждает, посредством своего автомобиля.

Такого оборота дела Олег никак не ожидал. Он растерянно смотрел то на дознавателя, то на Виталия. И без того выпученные глаза его чуть было совсем не выскочили из орбит от такой наглости.

— Да он… да, как… да, мы вот недавно… все вместе… еще недели не прошло… стояли все вместе… Вот вы у нее спросите, — он показал пальцем на молчавшую Ирину. — Она скажет! Ты ведь скажешь? — он тронул ее за плечо.

Ирина никак не отреагировала ни на прикосновение, ни тем более на его слова.

— Все обговаривали, чтоб к тебе больше не подходил, — обращался Олег к Ирине, — Ведь так?! Так?!

— Так! — перебила череду его вопросов дознаватель, — Значит, вы признаете, что первым напали на Банина?

— Я… я не нападал… я просто разбил стекло в его машине потому что… он закрылся в ней и я… не знал, скажем так, что он делает с моей женой. А… я… мне надо было достать ее оттуда, поэтому я и разбил стекло, но… Может быть, он там душил ее, а? Ну, вот и… Я просто видел… но я не видел, что он с ней делает. Я просто видел, что она там.

Виталий смотрел на Олега, и ему было противно и смешно одновременно. Было противно слушать эти причитания, произносимые по-бабьи визгливым голосом, противно смотреть на это перекошенное, растерянное лицо.

«Как она может с ним жить?» — удивлялся Виталий. — «А он ведь еще больший идиот, чем я предполагал!» — думал он, слушая наиглупейшие объяснения Олега. Сразу было видно, что в кабинете милиции он впервые и слова «Уголовный кодекс» слышал только по телевизору.

— Так, — вздохнув, сказала дазнаватель, — прочтите и распишитесь.

— Да если бы на моем месте был обычный человек, — говорил Олег, проходя к столу и беря ручку, — он бы там на месте умер от удара.

Супермен поставил свою подпись на одном из листков, распрямился и, тыкая ручкой в сторону Виталия, громогласно заявил:

— Он меня хотел специально сбить! И это все видели! — он вновь склонился над столом, оставляя свои бесценные автографы на других листках протокола.

Пока он подписывал протокол, Ирина и Виталий неотрывно смотрели друг на друга. Ее грустные глаза спрашивали:

— «Что же теперь будет, Виталя?»

И он, поняв ее вопрос, отвечал ей взглядом:

— «Не бойся, моя маленькая. Все нормально будет».

Им обоим казалось, что понимают друг друга без слов. С самого первого дня их встречи Виталий мог правильно понимать ее с одного взгляда, а со временем заметил, что она тоже понимает его без слов. И от этого чувства их еще больше усиливались.

Наконец Олег Пивоваров, урожденный Ткачук, закончил подписывать протокол. Дознаватель подвинула ему еще одну бумажку и вежливо попросила:

— Вот здесь распишитесь тоже.

— А это что? — спросил Олег.

— Подписка о невыезде, — просто пояснила дознаватель, для нее это была рутина, обычное дело, но для него…

— Это я должен давать подписку о невыезде?!! — чуть не задохнулся Олег. До сего момента он наивно полагал, что обвиняемым в этом кабинете был Банин, а кто же еще, ведь Банин бандит.

И вдруг подписку о невыезде суют ему!

— Да. Вы же первым напали на Банина.

— Так… это я во всем виноват оказался?! И… теперь меня могут… посадить?

— Статья предусматривает лишение свободы, — спокойно объяснила ему дознаватель.

— Вот… вы ей скажите, — Олег указал ручкой, которую он так и держал в руках, на Ирину, — что меня могут сейчас посадить. Скажите! Скажите, чтоб она слышала!

— Я вас под стражу не заключаю. Я вас отпускаю под подписку. Подпишите.

— Я подпишу, — с некоторой угрозой в голосе проговорил Олег, — где? Здесь? Но вы знайте, я просто так не сдамся! Скажем так, вы еще узнаете! Узнаете, кто я такой! Да я сейчас сюда такие силы подтяну!

Дознаватель никак не отреагировала на его обещания подтянуть грозные силы, она к этому привыкла, многие так говорят, бывает правда, что и подтягивают.

— Вы свободны, — обратилась она к нему и, посмотрев на Виталия, сказала: — А вы останьтесь, надо еще машину вашу осмотреть.

Виталий молча кивнул головой.

— А тебя… тебя я подожду на улице, — глядя на Виталия, сказал Олег, — мы посидим… поговорим… Ты не против, я думаю? Посидим, поговорим… Да?

Олег, выскочив на улицу, с облегчением вздохнул, в кабинете дознавателя он чувствовал себя крайне неуютно. Забрался в машину и дал волю чувствам. Он был в отчаянии, мало того, что его план не удался, так оказывается, его еще могут и посадить. И из-за кого?! Из-за этого бандита, из-за этого уголовника!

Когда он представлял себя в тюрьме, там, где у этого бандита дом родной, где ему самое и место, у него по спине пробегали мурашки, а под ложечкой начинало противно сосать. В его голове никак не укладывалось, как могло получиться так, что его чуть не убили и его же и привлекают к ответственности? Он бил руками по рулю, матерился и от этого начал постепенно приходить в себя, в голове его зашевелились изворотливые мысли. А изворотливости ему было не занимать. Все, чего он достиг в этой жизни, все, что он имел теперь, он добился с помощью своей изворотливости и ее неразлучных подруг — хитрости и подлости. «Да, пусть сейчас Банин оказался хитрее в силу своего опыта в подобных делах и знания Уголовного кодекса, но ведь и ему, Олегу, голова на плечах дана не только за тем, чтобы есть. Найду и я выход из положения, мы еще посмотрим, кто кого», — размышлял Олег, ерзая от возбуждения на сиденье.

Наконец из здания вышел Виталий и спокойной, медленной походкой направился к джипу Олега.

Господи! Как же его раздражало это невозмутимое лицо и спокойная уверенная походка. Идет так, будто он здесь хозяин жизни! Сволочь! Но посмотрим! Мы еще посмотрим!

Олег в сердцах ударил ладонями по ни в чем неповинному рулю «Лэнда». Все раздражало его в Виталии, но особенно выражение его лица, по которому совершенно не возможно было понять, что у человека на уме.

Вслед за Виталием вышла и Ирина. Виталий расположился на заднем сиденье, Ирина села рядом с мужем.

— Ну, и что теперь делать будем? — полуобернувшись, задал вопрос Олег, ни к кому конкретно не обращаясь. — Скажем так, что мы теперь все делать будем?

Не услышав на свой вопрос никакого ответа, Олег обратился к Ирине:

— Ты слышала, да? Меня теперь могут за него еще и посадить! Ты понимаешь, да?!

— Да никто тебя не посадит. За меня тем более, — тихо проговорил с заднего сиденья Виталий, которому стали надоедать его причитания.

— Да как это не посадят?! — взвился Олег. — Вон она только что сказала, русским языком, статья предусматривает лишение свободы!

— Ты что думаешь, — немного помолчав, сказал Виталий, — что я на следствии буду выступать потерпевшим? Ты за кого меня принимаешь?

— Знаю я, за кого! Знаю я, кто ты! Скажем так, я навел после последнего нашего разговора кое-какие справки о тебе. Теперь я о тебе все знаю! На что ты рассчитываешь, не пойму?! Скажем так, здесь-то тебе точно ничего не светит. Ты знаешь, кто ее родители?!

Последние слова Олег произнес чуть ли не с благоговением.

— Знаю, — просто сказал Виталий, настолько просто, что это звучало примерно как «ну, и что».

— И что ты думаешь, они дадут тебе жить с ней?! Да черта с два!! Скажем так, они подключат такие силы, что ты сам сядешь в тюрьму вместо меня! Или в лучшем случае сбежишь из города, но с ней жить они тебе не дадут. Они не станут марать тобой свою семью!

Олег говорил возбужденно, с жаром, непрестанно ерзая в кожаном кресле, он был уверен в том, что говорит. И у него были к этому все основания.

— Что ты такое говоришь?! — возмущенно перебила его Ирина.

— А что, не так?! Да ты хоть знаешь, кто он?! — глядя на нее в упор, спросил Олег. — Ты знаешь, чем он занимается?!

— Знаю.

— И что, ты думаешь, отец пустит его на порог своего дома?! Да он его на километр не подпустит!

— В отличие от тебя я не собираюсь жить в его квартире и спать в его кровати. Я ее к себе заберу.

Олег аж подпрыгнул в кресле и стал немного заикаться от возбуждения.

— Ты, что… ты думаешь… они отпустят ее с тобой?! Ты думаешь, они дадут ей с тобой жить?!

— Она сама уже давно взрослая. И может сама решать, с кем ей быть, — как-то устало проговорил Виталий, откинувшись на спинку сиденья.

— Не может она решать! — возмутился Олег. — В нашей семье все решает отец! И за нее, и за меня и… за всех на нашей фирме.

— И это ты называла мужчиной? — спросил Виталий у Ирины, с отвращением указывая головой на Олега. — Как ты могла жить с ним столько времени? — удивленно добавил он.

— Это мы еще посмотрим, кто из нас мужчина! — заорал Олег, поворачиваясь к Виталию. — Скажем так, если сейчас меня посадят, подключатся такие силы! Ты даже не представляешь! Ты даже представить себе не можешь, что такое наша фирма!

Олег едва не захлебывался от восторга, зримо представляя грандиозность этих сил, о которых он все время говорил, о величии их фирмы, на которой все решает отец.

— Будут задействованы такие силы! Они тебя в порошок сотрут! — продолжал он запугивать Виталия, и в глазах его горел какой-то огонек ненормальности, как у религиозного фанатика в момент иступляющей молитвы. — Они сотрут тебя в порошок, если ты меня посадишь!

— Да не собираюсь я тебя сажать, — со скукой в голосе, как-то равнодушно произнес Виталий.

— Да как не собираешься?! Твое заявление там лежит!

— Да нет там никакого заявления… Я дал объяснительную в ГИБДД по поводу этого ДТП. Я ж не думал, что ты в порядке. А они направили дело сюда. Мы можем прямо сейчас подняться и написать заявления, что друг к другу претензий не имеем. Это дело тут же закроют…

— Давай-ка сначала решим, что ты больше не будешь лезть в нашу жизнь, — не принял предложение Олег, уверовав в свои силы. — А то я тут подумал, может действительно все рассказать отцу. Вот тогда-то тебя точно закроют вместе со всей твоей бандой.

— Здесь мы ничего решать не будем, — отрезал Виталий, — будет решать она, с кем ей быть.

Он тяжело вздохнул, посмотрел на Ирину, которая по-прежнему сидела молча и тихо, но твердо сказал:

— Решай сейчас, Ириска, больше тянуть нельзя, ты же видишь, что творится.

— Да. Решай, — согласился уверенный в исходе Олег, она уже один раз принимала решение, и все было по его плану, будет так и сейчас, он нисколько в этом не сомневался.

— Выбирай сейчас, с кем ты будешь. Со мной, с человеком с нормальной репутацией, — продолжал он свой нажим, — или с ним, с уголовником с тремя судимостями. Выберешь его, прямо завтра пойдем и разведемся.

Ирина молчала, второй раз за эти несколько дней ей приходилось принимать это нелегкое решение.

— Ну, давай, решай! — давил Олег, для него ее ответ был очевиден.

Но она сказала не то, что он ожидал услышать.

— Я не люблю тебя, — начала она объяснять ему, как неразумному ребенку. — Не будет у нас нормальной жизни. Никогда не будет. Давай разойдемся.

Хорошо, что Олег сидел, а не стоял. Он не сразу нашел, что ответить, и снова стал заикаться:

— Т-ты хорошо подумала? Т-ты знаешь… ч-что скажут на это родители? — после непродолжительного молчания спросил Олег, напоминание о родителях было его единственной надеждой, соломинкой в руках утопающего. Но на этот раз его, как он считал, железный аргумент не сработал.

— Думаю, они поймут меня, — тихо ответила Ирина. — Я только сейчас узнала, что такое настоящее счастье. Я хочу быть с ним. Я не хочу быть несчастной с тобой.

Олег бессильно опустил голову на руль, а Виталий облегченно вздохнул и также бессильно откинулся на спинку кресла, мечтательно глядя в потолок. В этот раз

его глаза ясно выражали то, что он чувствовал.

Все, что происходило дальше, можно было назвать одним словом — счастье.

Наконец соединились не только любящие сердца, но их тела и души. После того, как к нетерпеливо ожидавшему в скверике возле фонтана Виталию подскочила сзади улыбающаяся Ирина и закрыла ладонями ему глаза, они не расставались ни на минуту. Этот день был полностью их, безраздельно.

Счастливая, мальчишеская улыбка не сходила с некогда невозмутимого и даже сурового лица Виталия. Наконец-то они могли встречаться открыто, не таясь, не прячась в чужих квартирах и за тонированными стеклами машин. Не опасаясь чужого стука или взгляда. Глаза Ирины искрились, и в них отражалось ласковое осеннее солнце, голубое небо.

Он смотрел на нее и не мог насмотреться, обнимал и не мог отвести от нее рук, целовал, но губы их с трудом расходились, вновь и вновь сливаясь в счастливых поцелуях.

Казалось, сама природа благоволила к ним, видела их восторженное счастье и не хотела омрачать его пасмурной погодой. Ярко светило солнце в высоком голубом небе, по которому лениво проплывали белые, пушистые облака, трава на газонах была еще зелена, а деревья только-только начали сбрасывать желтевшие листья. Вдруг раздобревшая, понимающая дальневосточная природа дарила им теплые, ласковые дни такого мимолетного и обманчивого бабьего лета.

Когда восторг встречи немного ослаб, они принялись за решение насущных бытовых проблем. Любовь, конечно, вещь хорошая, а жить-то где-то надо. Понятно, что с милым и в шалаше рай, но у них не было даже шалаша. Они направились к машине, купив в ближайшем киоске несколько местных газет с объявлениями о сдаче жилья. Расположившись в машине, они просмотрели несколько колонок объявлений и, выбрав несколько их устраивающих, стали звонить по указанным телефонам. Искали они однокомнатную квартиру, желательно в центре. Оказалось, что выбранные ими варианты уже заняты и им пришлось звонить по другим объявлениям, с менее комфортными квартирами. Влюбленные были непривередливы, и меньше чем через час они осматривали свое будущее гнездышко любви.

Не супер, конечно, но, как говорил Виталий, после лагерных бараков ему везде «Гранд отель», а Ирина… ей было все равно, лишь бы он был рядом.

Виталий заплатил за три месяца вперед и уже считал себя законным владельцем недвижимости на оплаченный срок, но не тут-то было. Риелтор, милая круглолицая девушка с обворожительной улыбкой, объявила ему, что он должен заплатить ей, как посреднику, гонорар в размере месячной арендной платы. На вопрос Виталия «а если бы я снимал на месяц» милое создание, не убирая улыбку с лица, ответило, что это все равно, хоть на один день. Не желая портить себе настроение такими мелочами и страстно желая, чтобы она наконец поскорее ушла, Виталий отдал девушке деньги.

Как только за юным дарованием захлопнулась дверь, он схватил Ирину на руки и закружил с ней по комнатам, поздравляя ее с их первым новосельем. Она, притворно вырываясь, стучала кулачками по его спине, они упали на диван и слились в долгом-долгом поцелуи, первом поцелуи в их первом совместном жилище.

С трудом оторвавшись друг от друга, стали они… стали они жить поживать да добра наживать. В сказках на этом все обычно и заканчивается, но это в сказках, а в жизни с этого как раз все и начинается.

Поэтому они встали с дивана и взялись за наведение порядка в их временном жилище. Виталий таскал на балкон обрезки досок, бруски, куски фанеры, в общем, весь мусор оставленный предыдущими жильцами. Ирина протирала пыль, планировала, как переставить немногочисленную мебель, чтобы было уютней, мыла запыленные окна.

Поглощенные работой и окрыленные близостью друг друга, они не замечали тесной убогости «хрущевки». Этих низких, висящих над самой головой потолков, вьщветших аляпистых обоев, обшарпанных дверей. Их не смущала теснота пятиметровой кухни, по которой невозможно было пройти не коснувшись друг друга, ведь они и хотели постоянно касаться, к этому они и стремились.

Эта квартирка представлялась им дворцом, а сами они себе принцем и принцессой, воссоединившимися наконец после долгих приключений. И плевать им было на то, что этот дворец находится на втором этаже кирпичной пятиэтажки и жилой площади в нем едва-едва наберется жалких семнадцать квадратных метров.

Все равно это был дворец, а кругом ни город Уссурийск, а райские кущи, и жили в этом дворце они втроем: он, она и их новорожденное счастье.

Ирина перемывала на кухне немногочисленную утварь, а Виталий, повесив на плечо полотенце, сосредоточенно и аккуратно протирал ее насухо. Дома этим он никогда не занимался и даже не думал, как это приятно делать что-то вместе с любимой, даже мыть посуду. Улыбаясь, Виталий подумал, что, если бы знающие его ребята застали бы его за этим занятием, они, наверное, не узнали бы его и спросили: «А где Бандера?»

Когда они все перемыли и перетерли, то попытались включить телевизор, стоящий в комнате, но этот раритет, изготовленный славным объединением «Горизонт» еще во времена исторического материализма только свистел лампами, гудел, но голубой огонек экрана так и не осветил их временное пристанище.

Виталий безнадежно махнул рукой и, поцеловав Ирину, вышел из квартиры. Легко сбежав по ступенькам лестницы, сел в машину. Минут через сорок он вернулся с небольшим, но современным телевизором, подставкой для которого послужил дедушка «Горизонт», который все равно на большее был уже не способен.

Ну вот, теперь все семейные атрибуты были на месте — диван, два кресла, телевизор и кое-какая кухонная утварь. Можно жить! Оставшуюся часть дня решили посвятить развлечениям.

Они гуляли по пустынному теперь пляжу, сидели на еще теплом песке, бросая в воду камушки и говоря друг другу какие-то милые глупости. Обнимались, целовались и говорили, говорили, говорили… И если бы их спросили, о чем они говорили в последние пару часов, они бы растерялись, рассмеялись и не нашли бы, что ответить. Обо всем и не о чем, может быть, о чем-то важном и значительном, а возможно, о какой-нибудь ерунде, какая разница, они были вместе и они были счастливы.

Потом они заехали в клуб «Грин Лэнд» посидеть, перекусить, пока еще в него не набились завсегдатаи любители бильярда. Ирина пыталась играть в бильярд, а Виталий, сидя за стойкой и потягивая коктейль, с наслаждением наблюдал за ней и смеялся от души.

Она старательно ложилась на стол, так, что ее груди размазывались по зеленому сукну, долго целилась, уставала от этого, переминалась с ноги на ногу, опять целилась и наконец отважно била. Но по шару, как правило, не попадала, а если уж попадала, то шар подпрыгивал, как от испуга, взмывал вверх и шлепался где-то на пол.

Виталий с улыбкой наблюдал за не очень удачными ударами подруги и заключал сам с собой пари, что произойдет раньше, попадет она все-таки кием по шару или порвет сукно. Ирина провела еще пару ударов, таких же «профессиональных», как и предыдущие, и Виталий понял, что сукно будет порвано еще до первого удачного удара.

Пора было вмешаться в процесс обучения, он отставил коктейль и подошел к начинающий бильярдистке. Встал сзади ее и, прижавшись к ней всем телом, начал показывать технику удара. Поза их была довольно двусмысленная, если наблюдать со стороны. Но в тесных объятьях Виталия удар у Ирины все же получился. Он прыгала, хлопала в ладоши, радуясь этому как ребенок.

В это время клуб был почти пуст, они были чуть ли не единственными посетителями. И не загруженные работой молодые официантки с добрыми и немного завистливыми улыбками наблюдали за влюбленной парой. А что они были влюбленными, не вызывало никаких сомнений, от них просто веяло нежностью, чистотой и вниманием друг к другу. Они смотрели только друг на друга и видели только друг друга, остальной мир был как бы тут рядом, но чем-то отделен от них, невидимой, но прочной преградой.

Девчонки-офицантки, наблюдая за ними, будто смотрели бразильский сериал, эти двое были не из здешней жизни, во всяком случае, они производили такое впечатление. Каждая из девчонок хотела бы оказаться на месте Ирины, чтобы и ее также любили, и смотрели на нее такими же восторженными глазами, и также нежно обнимали, заботливо поправляли растрепавшуюся прядку волос.

Но любовь — это счастье, выпадающее на долю далеко не каждому, да и далеко не каждый способен на это чувство. Сколько же должно совпасть, сколько произойти счастливых случайностей, чтобы двое встретились и полюбили друг друга, а, полюбив друг друга, могли быть вместе.

Домой они вернулись довольно поздно. Виталий остановил машину у подъезда и сказал:

— Ты иди пока, а я машину на стоянку поставлю.

Ирина прижалась к нему и поцеловала его, потом еще и еще раз, ей не хотелось расставаться с ним ни на секунду.

— Иди. Я скоро, — прошептал он, целуя ее в лоб.

Ирина вышла из машины и направилась в едва

освещенный подъезд пятиэтажки, у двери он обернулась и посла ему воздушный поцелуй. Только после того как она скрылась в подъезде, Виталий развернул машину и уехал.

Ирина поднялась в квартиру, переоделась в белый махровый халат, достала из пакета простыни и постелила постель. Присев на приготовленное ложе, она улыбнулась и посмотрела на подушку, представляя, что уже вот-вот на эту подушку ляжет голова любимого. Она нежно провела по ней рукой и положила на нее голову, будто хотела согреть ее своим теплом или мысленно прикоснуться к нему, пока его самого не было рядом.

Виталий поехал не на стоянку, сегодня должны были состояться гонки, и он ехал туда. Нужно было встретиться со своими и кое-что обсудить.

Какой счастливый все же сегодня день! Давно уже не было на его душе так хорошо и спокойно. Всю дорогу до трассы с лица Виталия не сходила счастливая улыбка. Все ему сейчас было мило, и мощный рык двигателя, доносившийся из-под капота, и этот ночной город, и мелькание фонарей, мигание светофоров, всполохи неоновой рекламы. Он растворился в своем счастье, но вот город закончился и приближался другой мир, реальный и не такой теперь для него притягательный и радостный. Когда Виталий припарковался на свободном месте обочины трассы, гонки уже были в разгаре, только что дали отмашку очередному заезду.

Виталий подошел к своим, стоявшим отдельно от остальных, поздоровался и только хотел начать разговор, как подошел ехидно улыбающийся Борзый и спросил:

— А вы чего, сегодня не гоняете?

Приходу Борзого никто не обрадовался и Старик, немного повернув голову в его сторону, нехотя ответил:

— Нет. У нас траур.

— По ком? По черным, что ли? — ухмыльнулся Борзый.

— Ага, родственнички у нас там, — все так же нехотя ответил Старик и отвернулся от Борзого.

Тот, наконец поняв, что здесь ему не рады и у парней, вероятно, свой базар, сказал:

— А-а, понятно, — и зашагал в сторону своих.

Когда Борзый скрылся в темноте, Скороход, глядя на Бандеру, спросил:

— Так что, нам теперь разбежаться в разные стороны?

— Зачем разбегаться? Мы что, перепуганное стадо? — отвечал на вопрос Бандера. — Просто затихнем пока. На время.

— Ну, а жить на что будем все это время? — спросил его Хромой.

— Ты же отучил нас от криминала. Уже лезть никуда не тянет, — сказал Артур, стоящий рядом с Хромым.

— Отвыкли уже, — отозвался другой.

— Да, мы уже привыкли, как ты говоришь, легально зарабатывать.

— Ты-то на подставах себе заработаешь, ты и один сумеешь.

— Я не собираюсь в одиночку набивать себе карманы, — заявил Бандера, обращаясь не только к говорившему, но и ко всем остальным. — Подставлять, конечно, буду, но только для того, чтобы поддержать наших в тюрьме. Им сейчас за пляж меньше чем по пятилетке не дадут.

— Ну, а что нам делать, Виталя? — спросил его Артур, спросил как-то по-доброму, как сын спрашивает совета отца.

— Подождите, пацаны, — попросил их Бандера. — Продержитесь как-нибудь. Я сейчас личную жизнь налажу, и придумаем что-нибудь. Пора уже, наверное, чем-то легальным заниматься.

— Чем? — спросил его Лысый с каким-то, как показалось Бандере, нажимом. — Коммерцией?

Последнее слово он будто выплюнул.

— Не пойму, к чему относится презрение в твоем голосе, ко мне или… к коммерции… — сказал Бандера, глядя в упор на Лысого.

— Кончай, — ответил тот, — знаешь же сам к чему…

— Может не стоит относиться с таким призрением к этому слову, — предположил Бандера, — можно как-нибудь его заменить… бизнес, например… Я не собираюсь навязывать вам свое мнение в этом вопросе, — продолжал Бандера, голос его изменился, стал жестким, — но скажу я вот что: если узнаю, что кто-то из вас мутит что-то криминальное, я того не знаю. И, естественно, в лагере греть никого не буду.

Бандера обвел парней взглядом и, смягчив голос, продолжил:

— Не лезьте никуда. Вы мне все давно уже дороги стали, больно будет вас терять. Отвечаю!

Парни, опустив головы, молчали, каждый думал о своем.

Дали отмашку следующему заезду, взревели двигатели, задымилась резина на ведущих колесах, машины сорвались со старта, но никто из бандеровцев не посмотрел в их сторону.

Ирина, жена Виталия, сидела на диване и изо всех сил старалась читать. В руках у нее была женская книжка в мягкой, возбуждающе красной обложке, на которой золотистыми буквами было вытеснено подходившее к данной ситуации название: «Я привлекаю любовь и счастье».

Обычно таких книжек ей хватало максимум на пару вечеров. Не то чтоб она особенно увлекалась подобной литературой, но если уж начинала, то прочитывала книгу от корки до корки.

Сейчас же она застряла на фразе: «…не вернулся он ни в этот вечер, ни в следующий».

Она теряла мысли и перечитывала эту фразу снова и снова…

«…Не вернулся он ни в этот вечер, ни в следующий…», — она посмотрела на настенные часы.

«…Не вернулся он ни в этот вечер, ни в следующий…» Черт! Черт!

«…Не вернулся он ни в этот вечер, ни в следующий…». Господи! Хоть бы позвонил!

Она догадывалась, где Виталий, но ей не хотелось в это верить, в ее душе еще жила надежда, что он просто задерживается, как обычно, или уехал куда-то далеко и может не приехать два-три дня, такое было не раз.

Как не хотелось ей верить, но любящее сердце подсказывало ей, что это не обычная его отлучка. До нее уже доходили слухи, просто она от них отмахивалась… Она любила его, и годы, проведенные вместе, не притупили этого чувства, она любила его как в первые дни. И если он сейчас позвонит в дверь, войдет, улыбнется, она простит ему все, как прощала не раз раньше, и никогда не вспомнит об этом.

Но в дверь никто не звонил, молчал и телефон.

«…Не вернулся он ни в этот вечер, ни в следующий…», — она опять взглянула на часы, прошло всего пять минут.

И вдруг в тишине пустой квартиры, как автоматная очередь, раздался резкий телефонный звонок. Ирина вздрогнула, бросила книгу и схватила телефон, с надеждой глядя на определитель номера… но нет, зря ее сердце так учащенно забилось, это был не он. На дисплее светился номер телефона матери.

— Да, мам… — потухшим голосом проговорила обманутая в своей надежде Ирина. — Не приходил… Нет, не звонил…

Она выключила телефон и положила трубку. Затем, посмотрев на дверь и прислушавшись, нет ли за ней любимого размеренного звука шагов, вновь взяла книгу и уткнулась глазами в непонятный текст, который она даже не видела.

И некому было подсказать ей, что она держит книгу наоборот, а сама она этого не заметила.

Вершины, пика страсти они достигли одновременно, хотя он не прилагал к этому особых усилий, не сдерживал себя. Оргазм был острый, сводящий с ума, перехватывающий дыхание, сводивший судорогой мышцы, но пустоты за ним не было. Была бесконечная нежность, утомленность и какое-то неземное спокойствие.

Виталий откинулся на спину, постепенно приходя в себя, в ушах еще звенело, но реальность он уже ощущал. Он повел рукой по покрытому испариной лбу и скосил глаза на Ирину — она была еще там, она еще не совсем вернулась.

Он лежал, блаженно улыбаясь в темноте, и ждал ее возвращения. То, что он испытывал с ней, он не испытывал ни с одной другой женщиной и, каждый раз это было как-то по-другому, не совсем так, как в прошлый раз. И каждый раз это было неописуемо, каждый раз приносил какие-то новые ощущения, о которых он и не подозревал. Каждый раз в ее объятьях он умирал и возвращался к жизни другим, обновленным, познавшим что-то сокровенное. Назвать это сексом у него язык не поворачивался, это было слишком грубое и малозначимое слово для описания с ними происходившего. Это был не секс, это была любовь в ее чистом виде, ее вершина, ее суть, ее божественное начало.

Вот наконец зашевелилась Ирина, возвращаясь к действительности, прерывисто вздохнула, как после долгого плача и положила голову ему на грудь.

— Мне так хорошо с тобой, — тихо проговорила она.

— И мне тоже… — едва слышно, почему-то шепотом, наверное, боясь спугнуть ее, ответил он.

Он осторожно обнял ее, прижал к себе, испытывая при этом бесконечную нежность к этой женщине и… благодарность, благодарность за то, что она просто была, за то, что он ее встретил, тогда, тем декабрьским, солнечным днем… И этот день вдруг ясно предстал перед его закрытыми глазами.

Ирина, как оказалось, думала о том же. Она тесней прижалась к нему и спросила:

— Ты помнишь, как мы с тобой познакомились?

— Помню… — прошептал он и улыбнулся в темноте. «Не только у дураков, видно, мысли сходятся, и у влюбленных тоже», — думал он, закрывая глаза в блаженной улыбке.

Конечно, он помнил! Он помнил тот день во всех подробностях.

Это был один из немногих дней в жизни человека, когда его судьба делает резкий поворот, будто в небольшой ручеек бросают огромный камень, и этот ручеек, желая того или нет, вынужден искать другое русло.

Тот день изменил его жизнь, изменил его самого, и теперь, что бы не случилось дальше, прежним он уже не станет. Теперь он это понимал, понимал ясно и отчетливо.

Он лежал в темноте с закрытыми глазами, и в памяти его проплывали картины того дня, когда спец Бандера начал свое постепенное и порой мучительное превращение в Виталия Банина.

В тот день Виталий подвозил очередную пышнотелую блондинку в своем «Челленджере». Он подхватил ее возле цирка, и она попросила подвезти ее до института.

Он любил женщин и умел с ними обращаться, а совращение симпатичных куколок было чем-то вроде хобби. Он знакомился с ними различными способами, иногда прямо на дороге, когда девушкам нужно было куда-то доехать и они ловили на дороге такси. Он останавливался возле них, и какой-нибудь располагающий к общению вопрос вроде, «Такси на Дубровку заказывали?» и его улыбка усаживали девушку в машину. Дальше уже было дело техники, девушкам всегда импонировал тот тип мужчин, «общение» с которым сулит им еще что-то помимо весело проведенного времени. Бывали, конечно, и проколы, но те, кто попадали в его ловко расставленные сети, в последствии об этом нисколько не жалели.

— Вы меня только к институту не подвозите, — попросила блондинка, — остановите где-нибудь там… за углом.

— Ты меня только на «вы» не называй, а то я сразу стариком себя чувствовать начинаю, — с улыбкой посмотрел на девушку Виталий.

— Хорошо, — без колебаний согласилась пассажирка.

Виталий свернул налево и спросил:

— Вот здесь где-нибудь?

— Да, если можно.

— О! Братва стоит, — сказал Виталий, увидев стоящих на тротуаре парней.

Возле бара «Университет» топтались на морозе Старик, Толстый, Скороход и Артур.

Парни тоже заметили проехавший рядом джип старшего.

— Смотри! Даже не остановился!

— Ага! Как раз остановится! — сказал Скороход.

— Да он с телкой какой-то, — пояснил Толстый.

— А-а! А я и не заметил.

Тем временем Виталий припарковался на левой стороне улицы, и блондинка, одарив его ослепительной улыбкой, приоткрыла дверь.

— Большое спасибо! — произнесла она.

— Спасибо в постель не уложишь, — вздохнув, сообщил ей Виталий, уж очень хороша была девчонка. — Даже большое, — добавил он.

— Что, так сразу и в постель? — улыбаясь, смотрела на него блондинка.

По ее тону и улыбке Виталя понял, что сразу или нет, но она будет в его постели. Причем больших усилий с его стороны для этого не потребуется.

— Ну, можно и не сразу, — сказал он, глядя в ее искрящиеся глаза. — Можно поухаживать. Ты телефончик свой оставь, я тебя не обижу.

— Ну, если только поухаживать, — продолжала улыбаться она и, написав на листке свой номер телефона, потянула его Виталию.

Он, не глядя, положил его на панель и спросил ее прежде, чем она успела закрыть дверь джипа:

— Как зовут-то хоть тебя, скажи.

— Лида.

— Я позвоню!

— До свиданья, — сказала девушка и захлопнула дверь.

Виталий посмотрел ей вслед масляными глазками и стал разворачивать машину, намереваясь подъехать к друзьям, наблюдавшим за происходящим с противоположного тротуара.

— О! — сказал Толстый, увидевший выходящую из машины Бандеры девушку, — Виталя в своем репертуаре!

— Да сколько у него телок?! — удивился Старик.

— Я восьмерых знаю, — сказал Артур. — А эту в первый раз вижу.

— Только сейчас снял, — предположил Скороход.

Виталий припарковал джип возле стоящих друзей, вышел и молча поздоровался с каждым за руку. Он улыбался, сегодняшний день начинался неплохо, и настроение у него было прекрасное.

— Уже новая какая-то, — вместо приветствия сказал Толстый. — Ты что их, солишь что ли?

— Куда тебе их столько? — спросил в свою очередь Артур.

— Ты хоть бы поделился, братан! — сказал Старик, подавая товарищу руку.

— Да без базара! Ты же знаешь, я на баб не жадный, — с улыбкой ответил ему Бандера. — Поимел — дай другому поиметь! Обкатаю, потом ваша будет.

— Опять будем братьями?

— Конечно, Старик! — ответил ему Бандера и перешел к делу. — Ну, что? Какие дела? Че вы тут обсуждаете?

— Да Пономарь бабки отдавать не хочет, — объяснил проблему Артур.

— В смысле не хочет? — не понял Бандера. — Так и говорит, что не будет?

— Да нет, но по времени себя не ограничивает. Говорит, вот дела пойдут, торговля наладится… — сказал Толик.

— Ну и че вы? Не знаете, что делать?! Пару раз шваркнули об асфальт, у него сразу дела пойдут! — объяснил суть решения возникшей проблемы Бандера.

Парни молча переглянулись, ничего другого они и не ждали.

— Смотри-ка, хитротраханные все стали! Слабину почувствовали! — недобрым голосом продолжил он, глядя куда-то вдаль. — Сегодня же и подкиньте его возле дома, сейчас темнеет рано. Больше никто не расслабляется? — спросил Бандера, решив, что по первой проблеме вопрос закрыт.

— Да так-то нет, — сказал Толстый. — Сосновский говорит, что пока бабок нет.

Старик, стоящий рядом с Толстым, согласно кивал головой.

— Но ему должны много, — продолжил тему Скороход, — ну, намекает, чтоб забрать, и с нами рассчитается сразу.

— Ну, значит, надо помочь! С половины, — хохотнул Бандера. — Только пусть Хромой займется, у него это лучше получается. А Сосне скажите, что долги тема не наша, люди займутся, но работают они на половину…

В это время из дверей ресторана вышла девушка в роскошной шубе и открыла дверь черного леворульного нового «Лэнда».

— Опа-на! — восхищенно произнес Бандера, глядя на девушку, все деловые мысли моментально улетучились из его головы.

Изменилось не только выражение его лица, но и поза, он подался несколько вперед и напрягся, ни дать ни взять борзая, увидевшая мелькнувшего зайца.

Парни повернули головы в направлении «кобелиной стойки» старшего.

— А-а-а! — понимающе потянул Артур.

— Знаешь ее?! — удивленно спросил у него Бандера.

— Это Пивовара дочка. Хозяина ликерки, — ответил Артур, глядя на отъезжающий «Лэнд Крузер». — Папа ей «Лэнды» дарит на дни рождения, один новей другого.

— Да ты что! — восхитился Бандера, когда темный «Лэнд» с дочкой местного миллионера внутри, блестя полированными боками, плавно и бесшумно проплыл мимо них.

— Вот каких баб иметь надо! — проговорил он, провожая джип взглядом.

Парни тоже смотрели вслед уезжающей машине с красавицей за рулем.

— Да туда подкатывать бесполезно, — сказал Артур. — Пытались уже… На джипах подъезжали…

— Ваши джипы по сравнению с ее… — начал было Бандера, но Артур перебил его.

— Да, с хера-ли! Вон Енда три месяца за ней на «Лэксусе» ездил, она еще на восьмидесятом двигалась, говорит вообще глушняк! Даже не знакомится. Да она еще и замужем.

— Да какой там муж может быть! Альфонс какой-нибудь, — с ходу предположил Бандера и с пафосом, глядя на парней заявил: — не умеете вы подкатывать.

— Делай красиво, посмотрим, как у тебя получится, — предложил Скороход.

— Да запросто, — легко повелся на «слабо» Бандера и, улыбнувшись, высказал мужскую народную мудрость: — Нет баб, которые не дают, есть те, кто хреново просит! Дай-ка мне ключ от «Целики». Поезди пока на моем, — обратился он к Старому и стал снимать с себя длинный кожаный плащ, в маленькой спортивной машине в такой одежде ездить было неудобно.

К этому моменту план покорения недоступной красавицы у него уже сложился.

Толстый стащил с себя короткую дубленку и передал ее вместе с ключом от машины Бандере.

— Друган, давай только аккуратнее, мы с Доном ее вчера только купили, — почувствовав недоброе, попросил его Старик.

— Да все нормально будет, Старик, — оптимистично проговорил Бандера, на ходу натягивая дубленку Толстого и направляясь к белой «Целике».

Старик, хорошо знавший нрав друга, сильно сомневался в том, что будет нормально все.

Бандера, садясь в «Целику», посмотрел в сторону уже довольно далеко отъехавшего «Лэнда», прикидывая в уме через сколько кварталов он его нагонит. Старик, глядя с тоской на свою спортивную машину, сказал:

— Надо было резину зимнюю поставить, сейчас же гнать будет.

И как бы в подтверждении слов Толстого Бандера резко сдал назад, едва не угодив под проезжающий «Ниссан-Патроль».

— Тише, тише! — в один голос заорали Старик и Толстый. — Виталя, ты че делаешь?!!

Но Виталя, не обращая внимания на крики друзей, уже вдавил педаль газа в пол, и «Целика», роя ледяную корку на асфальте, устремилась вслед за уже скрывшемся из виду «Лэндом».

— Не гони! Лед на дороге! — крикнул вдогонку другу Старик, прекрасно понимая, что тот его не слышит, да и даже если бы слышал, ничего от этого не изменилось бы.

Все стояли и смотрели вслед удаляющейся и теряющейся в общем потоке машине с Бандерой.

— Да нет, бесполезно! — предсказал Артур результат охоты старшего.

— Да хер ее знает?! — усомнился в его предположении Толстый, лучше других знавший Бандеру и понимавший, что от него можно ожидать чего угодно.

— Может, замажем по соточке? — предложил Артур.

— Давай! — моментально согласился Толстый.

Скороход, смеясь, «разбил» руки спорящих, напомнив при этом, что с разбивающего не берут, и все тоже засмеялись.

Виталий нагнал «Лэнд» после первого же поворота. Теперь он ехал за ним след в след, автоматически наблюдая, как она ведет машину.

Водила она неплохо, но чисто по-женски, это сразу бросалось в глаза. Она легко и удачно меняла полосы, но смотрела при этом в основном только вперед, не особо утруждая себя оценкой ситуации сзади и по соседним полосам. Ему понравилось, как она прошла на светофоре левый поворот. Выдвинувшись на красный на средину перекрестка, перекрывая тем самым дорогу двигающимся по-зеленому автомобилям, она, как только включился желтый, вывернув руль влево, резко нажала на газ и с небольшим заносом выскочила на соседнюю улицу. Несколько четких движений рулем, и она вывела тяжелый джип из небольшого заноса.

«Ты посмотри на нее! Молодец!» — мысленно похвалил ее Бандера, успевший проскочить поворот вслед за ней.

— Но по зеркалам она все равно не смотрит. Вот этим мы и воспользуемся, — решил Бандера, очередной раз заметив, как она при перестроении в правую полосу чуть не ткнула задним бампером успевшую вовремя притормозить серебристую «Мазду».

Наконец он понял, куда она направляется — в Торговый центр. Джип свернул на стоянку перед Торговым центром и, найдя свободное место, припарковался.

Бандера, подождав пока девушка выйдет из машины и уйдет в магазин, поставил «Целику» на свободное место напротив ее «Лэнд Крузера», все складывалось как нельзя удачнее. Место отличное, машины стоят так как надо, почти идеально, остается только ждать.

Бандера, не глуша двигателя, сидел и терпеливо ждал, как сидит охотник в своем схроне на солонце, ожидая добычу. Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать знакомая фигурка появилась из автоматически открывающихся дверей супермаркета. В руках она несла несколько пластиковых пакетов с покупками.

Бандера напрягся, наступал ответственный момент.

Ничего не подозревающая девушка неспеша прошла к своей машине, приветливо пикнула сигнализация, разблокируя центральный замок. Она положила пакеты на заднее сиденье и села за руль. Бандера во все глаза наблюдал за ее действиями.

Вот она запустила двигатель, вот посмотрела в правое зеркало.

«Надо же, все же посмотрела!» — отметил про себя Бандера, вошедший уже в азарт охотника.

Джип немного дернулся, это она включила заднюю передачу. Вот она смотрит в левое зеркало, убеждается, что путь свободен, переводит взгляд на зеркало заднего вида. Вот этого момента и ждал Бандера, в салонное зеркало низенькую «Целику» не видно, и, пользуясь этим, он сдает немного назад, подставляя под мощный бампер «Лэнд Крузера» левый задний угол своей машины.

Не ожидавшая такого вероломства дочь хозяина завода по производству горячительных напитков трогается с места и сдает назад.

Удар! Легкая «Целика» отпрыгивает метра на полтора в сторону.

«Отлично! Все прошло как надо!» — ликовал в душе Бандера, теперь даже если и сразу дружбы не получится, эта авария послужит поводом для дальнейших обязательных встреч, будет время для развития знакомства.

Бедная девушка с круглыми от удивления и ужаса глазами выходит из машины и со словами: «Господи! Ну, откуда ты взялся?!» — чуть не плача, направляется к заднему бамперу своего минуту назад еще нового «Лэнд Крузера».

Изо всех сил сдерживая улыбку, Бандера выходит из тоже пострадавшей от удара «Целики» и старательно изображает из себя потерпевшего водителя. На машины он не смотрит, он смотрит на девушку.

«Ну, хороша!» — мысленно восхищается он, наблюдая за ней.

— Ой, мама! Новая машина! — продолжает сокрушаться девушка.

— Я машину отгоню, чтобы людям не мешать, — сказал Бандера в ответ на причитания девушки, давая ей этим понять, что готов решить проблему полюбовно. Раз он собирается отъехать с места происшествия, значит, не намеривается привлекать для ее решения соответствующие органы.

Он сел в машину и проехал на несколько метров, продолжая наблюдать за ней в зеркало, а она продолжала рассматривать повреждения своего дорогостоящего бампера, не обратив на его слова и действия никакого внимания.

Бандера и не ждал, что девушка поймет его примирительный жест, и почти ехидно отвлек ее от созерцания царапин на бампере словами:

— Девушка, вы не там смотрите. Вот здесь посмотрите, — он указал глазами, куда следует смотреть, — стопарь разбит, крыло с бампером делать и красить.

Она пошла к «Целике», потрогала рукой разбитый фонарь, вмятину на крыле, словно убеждаясь, что это все настоящее, что ей это не снится.

— По зеркалам-то смотреть надо иногда, — наставительно говорил ей Бандера, выходя из машины и продолжая рассматривать ее. — Зеркала вам зачем?

Девушка впервые за все это время подняла глаза и посмотрела на него.

Она смотрела на него своими грустными глазами, и Банину показалось, что он читает ее мысли, слышит те слова, которые она хочет, но не может сказать: «Ну, я же смотрела. Я сама не понимаю, как это произошло, но понимаю, что виновата я. И совершенно не знаю, что мне теперь делать и что говорить». Он читал это в ее глазах, как в открытой книге, и сердце его вдруг стало биться чаще, он еще никогда, как ему казалось, не понимал так, с первого взгляда и без слов, ни одного человека.

— Да не переживайте вы так, — сказал он совершенно другим тоном. — У вас же там одни царапины.

Девушка молча опустила глаза, а Бандере вдруг нестерпимо захотелось снова заглянуть в них еще раз, и он вдруг ставшим неожиданно для самого себя нежным голосом произнес:

— А хотите, я вам его покрашу? Сам.

И хотя эти слова были частью игры, частью его плана, он уже начал понимать, что с ним что-то происходит.

Девушка подняла на него глаза и тихо сказала:

— Но ведь я же виновата.

И от этих слов и от этого взгляда его как будто током ударило, и вдруг пришла мысль, что это не просто очередное знакомство, что это нечто большее. Откуда взялась эта мысль, он и сам не знал, но точно знал уже, что раньше с ним такого не происходило.

— Ну и что! Вы мне понравились, и я хочу сделать вам подарок. Вы мне только оставьте номер своего телефона. Мне это не трудно.

— Правда? — улыбнулась она.

И эта улыбка сразила его окончательно. Было в ней что-то, что не возможно описать и рассказать другим, это можно было только почувствовать.

— Правда, — сказал он, и сейчас это действительно было правдой, а не игрой. — Мне будет приятно вам помочь.

Девушка, достав из джипа листочек и ручку, написала свой номер телефона и протянула его Бандере.

— Я позвоню, — сказал он, беря листок из ее рук, — когда вам будет удобно?

— С утра, — вновь улыбнулась она.

Бандера никогда не испытывал подобных чувств и сейчас вдруг оказался в таком положении, когда он не знал, что говорить. Раньше он всегда знал, как нужно разговаривать с девушками, но сейчас он чувствовал, что эта девушка особенная, по крайней мере для него. Чтобы выйти из положения и не показаться тупым, он решил ретироваться и потом уже обдумать все происходящее с ним.

— До встречи, — сказал Бандера, теребя в руках листок с номером ее телефона.

Девушка села в машину, улыбнулась ему на прощанье, и темный «Лэнд Крузер», блеснув на солнце широким капотом, выехал со стоянки.

А Виталий смотрел ему вслед и кроме этого «Лэнда», увозящего девушку, он не видел больше ничего. Все вдруг исчезло, и машины, и люди, остались только медленно удаляющийся «Лэнд Крузер» и воспоминание о ее улыбке.

Он не видел, как на стоянке рядом с ним припарковался зеленый «Минивен», и как из него вышла изящная, улыбающаяся блондинка в белой распахнутой шубке. Это была одна из его многих пассий. Он не слышал, как она подошла к нему, никак не прореагировал, когда она положила руки ему на плечи. Перед глазами у него стояли глаза дочери водочного короля, а в ушах звучал ее тихий голос: «Но ведь я же виновата».

Блондинка обошла его, поцеловала в щеку, ткнувшись ему в грудь своим непомерно выдающимся бюстом, а Виталий стоял и смотрел куда-то вдаль, ни поцелуй, ни прикосновение огромных грудей не произвели на него ни малейшего впечатления.

Блондинка, непонимающе удивленно посмотрев на него своими большими, ярко нарисованными глазами, спросила:

— Что это с тобой?

Помолчав, Виталий посмотрел на нее туманным взглядом и еле слышно проговорил:

— Да все нормально.

— Я же вижу, что не все нормально. Скажи мне, что с тобой? — сказала блондинка, она не узнавала Бандеру, он был какой-то не такой.

А Виталий смотрел куда-то в даль, туда, где скрылся «Лэнд Крузер», и перед глазами стояло улыбающееся лицо этой девушки, у которой он от неожиданности свалившихся на него чувств даже имени не спросил.

Это и был тот поворотный момент в его жизни, когда Бандера начал постепенно исчезать, а вместо него стал проясняться уже другой человек, с другими мыслями и пониманием жизненных ценностей. Виталий был не прав тогда, когда спустя девять месяцев говорил Ирине, что она не отдалась ему тогда в их первую встречу, и они никого не зачали. Она не отдалась ему тогда, но новый человек все же был зачат и звали этого нового человека Виталий Банин, но ему предстояло еще родиться и расти, а это дело небыстрое и, как известно, мучительное. Но сейчас, в это мгновенье состоялось его зачатие. И здесь стоял уже не совсем Бандера, поэтому блондинка и не узнавала его.

— Да нормально все, — произнес он, отмахиваясь от девушки.