Глава 24

Тёплая осень 34-го. Нью-Йорк.

Чуть покачивающейся походкой, ставшей привычной за последние полтора месяца, Арманд Хаммер вышел из лифта и молчаливым кивком поприветствовав секретаря, открыл дверь своего кабинета. Говорить не хотелось. Хотелось кричать, петь, и плясать от радости. Свершилось долго ожидаемое чудо — сегодня Александр Фёдорович Беляков сел на пароход, следующий в Ленинград. Всё, можно было забыть про кошмар ежевечерних возлияний и сладкий ужас утренних опохмелов. Можно многое, и в первую очередь это нужно обмыть.

За время долгого отсутствия, вкусы хозяина кабинета слегка изменились, и поэтому некогда любимый виски был проигнорирован. Также как и лёд, содовая, и обычай наливать в стакан на два пальца. Достаточно на один, но поставленный вертикально. И только коньяк, потому что от всего другого может быть печень. Так говорил уехавший председатель колхоза, и сомневаться в его правоте не приходилось. До выпивания виски печени действительно не было, но зато после она появлялась и болела.

Американец налил, резко выдохнул, и выпил двумя большими глотками. Эх, хорошо пошла! Хаммер вздрогнул, осознав, что эту фразу он только что произнёс вслух и по-русски. Чёрт возьми, неужели заразился? Арманд прислушался к внутренним ощущениям. Нет, играть на балалайке сидя на печи пока не хотелось, зато опять неудержимо потянуло к бутылке. Да, всё в порядке. Это только русские не могут употреблять в одиночестве.

Странный всё-таки народ — у себя дома способны не пить месяцами, но стоит только попасть в гости, как тут же стараются споить хозяина, считая за единственно правильный способ оказать уважение и поблагодарить за гостеприимство. И мешать в проявлении естественной доброты чрезвычайно опасно. Именно из-за участившихся инцидентов с участием советских граждан, правительству США пришлось отменить сухой закон сначала в портовых городах, а потом и по всей стране. Оставили только в некоторых захолустных штатах, куда рука Москвы не дотягивалась исключительно ввиду отсутствия интереса. Нет, моряки не буянили, не дрались, и не громили полицейские участки. Напротив, были предельно вежливы и корректны. Но мало кому из губернаторов понравится, если к нему в спальню вваливается толпа с одним единственным вопросом: — "Слышь, мужик, где тут можно догнаться?"

Хаммер усугубил и без того приподнятое настроение и решил перейти к насущным проблемам. Он прошёл к столу и нажал кнопку звонка. Секретарь появился ровно через тридцать секунд.

— Какие у нас дела на сегодня, Эрни?

— Из срочных, или вообще?

— А что, много и тех и других?

— Да как сказать…, - две пухлых папки сами на всё намекали.

— Понял, не говорите ничего. А что нового?

— Звонили от мистера Смита, — секретарь многозначительно понизил голос. — Того самого мистера Смита.

— О Господи, — простонал Хаммер, у которого сразу же заболела голова. — Что этому старому зануде ещё надо?

— Не знаю, но он просил передать, что приедет в шесть часов вечера.

— Я, между прочим, это у Господа спрашивал. Вы не слишком на него похожи, Эрни.

— Простите… Только время уже половина шестого.

Арманд на русском языке поинтересовался здоровьем мамы своего секретаря, его бабушки, домашних любимцев преимущественно сельскохозяйственного происхождения, и их отношением к теории Дарвина. Но потом махнул рукой:

— Ладно, как появится, проводите в кабинет.

Оставшись один, Хаммер выпил ещё, на этот раз для успокоения нервов. Вот ведь козёл! Сейчас придёт, и опять начнёт жаловаться на бедность и безвыходное положение. И если насчёт первого просто врёт, то по второму вопросу скорее всего лишь заблуждается. Выход есть, и он прописан в договоре. И никто не виноват, что сумма неустойки вчетверо превышает стоимость самого контракта. Заплати — и спи спокойно, дорогой товарищ. Всё честно — рубль вход, червонец выход.

Мистер Смит был на десять секунд пунктуальнее швейцарского брегета. Но вопреки ожиданиям, начал разговор не с финансовых проблем, а с прогноза погоды. Метеорологи обещали приход в район Великих Озёр мощнейшего циклона со стороны Канады, несущего с собой сильный ветер, ливневые дожди, и резкое похолодание. Несведущему человеку такая радость от предстоящей непогоды показалась бы странной, но фабрикант надеялся, что одна разбушевавшаяся стихия поможет победить другую, гораздо более страшную.

— Видите, мистер Хаммер, даже сама природа сжалилась надо мной!

— Ну а причём здесь я? Насколько известно, разлившаяся патока остановилась не дойдя до забора вашего завода нескольких футов. И даже не пострадала железнодорожная ветка, по которой можно без проблем вывозить демонтируемое оборудование. Не понимаю в чём дело, мистер Смит. Вы уже две недели не можете приступить к работам, и всё сетуете на бедность. Странная привычка для бедняка — сорить деньгами. Триста тысяч долларов за каждый день просрочки — сумма немалая. Завтра срок отправки первой партии груза. Нужно понимать, что обязательства будут нарушены?

— Нет. То есть да, мистер Хаммер. Дайте мне ещё две недели.

— А что изменится за это время?

И гость рассказал. Он надеялся, что резкое похолодание остановит, или хотя бы приуменьшит брожение патоки, ливни размоют её, а сильный ветер разгонит скопившийся над Детройтом спиртовой туман.

— Это всё дрожжи, будь они прокляты! Первая смена рабочих, снимающих оборудование, была найдена через пару часов лежащей без движения. А потом тоже самое случилось и с вызванной на подмогу полицией. Ещё через некоторое время выяснилось, что подобное творится в городе уже с утра. Сначала решили, что на станции в одном из перевёрнутых составов перевозили ядохимикаты… Но когда люди зашевелились и начали петь песни, всё стало понятно.

— Ну пусть бы пьяные и работали.

— Да, а меня потом по судам затаскают. И так погибло уже два человека и тридцать шесть наёмных китайцев.

— Купите им противогазы.

— Я так и сделал. Только они специально откручивают фильтры. Хотя отдельные гурманы терпят, предпочитая дышать очищенным воздухом. Говорят, похмелье не такое тяжёлое.

— Что они могут понимать в похмелье! — с надрывом в голосе воскликнул Хаммер.

— Да! — мистер Смит позеленел, судорожно сглотнул, и нервно покосился в сторону столика со стоящей на нём бутылкой.

Хозяин кабинета перехватил взгляд и спохватился:

— Что это мы на пороге разговариваем? Присаживайтесь, пожалуйста. Мне кажется, или у вас действительно нездоровый вид?

Гость прокашлялся и вытер выступившую на лбу холодную испарину:

— Нет, всё в порядке, — успокоил он, устраиваясь в глубоком кресле. — Просто немного пересохло в горле.

— Чай, кофе, сок?

Арманд прекрасно понимал состояние мистера Смита, так как сам накануне присутствовал на затянувшемся до утра торжественном ужине, посвящённом отъезду Александра Фёдоровича. Собственно, мероприятие и организовал сам промышленник, желая договориться об отсрочке. Вот только Беляков не знал английского языка, и Хаммеру пришлось переводить, одновременно делая некоторую литературную обработку. Ну зачем загружать лишними проблемами хорошего человека?

От скудного ассортимента напитков гость отказался, а ничего другого не было предложено. Но он отнёсся с пониманием, потому что сам придерживался подобной практики — во время работы ни одной капли спиртного на сторону. А вот когда будет достигнуто соглашение, тогда можно.

Мистер Смит грустно смотрел на коньяк и размышлял о том, что договариваться с Хаммером всё равно придётся. Сам он кто? Да практически никто, величина, лишь немногим отличающаяся от ноля. Обычный, стандартный американский миллионер, каких сотни, если не тысячи. Но за его спиной стоят Сталин и, что ещё страшнее, Сагалевич. Ни с тем ни с другим ссориться не хотелось, особенно с последним. И если в случае с Иосифом Виссарионовичем оставалась надежда, что он просто посчитает проблему слишком мелкой и прикажет решить её вместе с человеком, то Соломон Борухович может и разорить до нитки, до исподнего. Причём сделает это с юношеским энтузиазмом и любовью к искусству.

То ли печальные перспективы действительно хорошо взбадривают и прочищают мозги, но компромисс был найден достаточно быстро. Мистеру Смиту оставались наличные, потери которых он всеми силами старался избежать, и двухмесячная отсрочка по поставке оборудования. А Хаммер стал счастливым обладателем комплекта технической документации на новейший бомбардировщик. Арманд поначалу отказывался, мотивируя необходимостью посоветоваться с дядей, но когда в нагрузку был предложен компромат на всех без исключения сенаторов и конгрессменов, не смог устоять.

— Это дело следует обмыть!

Гость опять позеленел, но с готовностью согласился:

— Вы правы, глоток-другой пойдёт только на пользу организму.

— Нет, я предлагаю по-настоящему. Посидим в ресторане как белые люди, выпьем водочки…. А потом к цыганам!

— А они у нас есть?

— Да без разницы! Тогда к мексиканцам!

Нужное заведение оказалось совсем рядом, тоже на Манхеттене, в самом начале Лафайет-стрит. Мистер Смит вышел из машины и вслух прочитал светящуюся вывеску:

— "PRAVDA". Не находите, несколько странное название для ресторана?

— Хорошее и очень правильное, — не согласился Хаммер. — Какое ещё должно быть у ресторана русской кухни? Неужели вы думали, что я привезу вас на ужин в Чайна-Таун?

— Нет, но…

— Возражения не принимаются. Или вы хотите предложить что-то получше? Увольте. От всех этих устриц меня мутит, от спаржи пучит живот, артишоки вызывают отвращение, а пикантные соусы — изжогу. Так что не уговаривайте.

Внутри посетителей встретила уютная атмосфера деревенского праздника, ещё не перешедшего в буйную стадию. Приглушённое освещение, деревянная мебель и негромкая скрипка, исполняющая "Марш авиаторов" в своеобразной манере, только добавляли обстановке шарма. Предупредительный метрдотель провёл к заказанному по телефону столику.

— Что будем кушать? — спросил Хаммер у увлёкшегося изучением меню мистера Смита. — Водку?

— Да, пожалуй, — согласился тот. — Тем более это единственное слово, которое я смог тут прочитать. Остальное — на ваше усмотрение.

— Конечно. А вы что думали? Если названия здешних блюд написать на английском языке, то вкус будет уже не тот, — Арманд отобрал папку и обернулся к стоящему рядом официанту. — Нам, пожалуйста, это… вот это… этого двойные порции, а это… Да, пожалуй и его.

Когда принесли первое блюдо, Смит недоверчиво спросил:

— Вы говорите, что это традиционная русская еда?

— А что не так? — удивился Хаммер, выбирая украшенный укропом и кольцами лука бутерброд с мелкой рыбкой, изображающей кильку.

— Богато живут. У нас в Америке не каждый может себе позволить анчоусы.

— Дикие люди.

— Кто?

— Американцы.

— А вы разве…?

— Ах, да, и я тоже. Но уже потихоньку исправляюсь, — на стол опустились ещё две исходящие паром тарелки. — Попробуйте. Это просто великолепно.

— Вы так думаете? — мистер Смит с сомнением разглядывал огромную мозговую косточку, торчащую из борща. — Позвольте, но это же свинина!

— Как можно!? — обиделся официант, разливающий в этот момент водку. — Нешто мы таки без понятия? Это баранина, выращенная по-одесски!

— Подтверждаю, — Хаммер встал, взял свою рюмку, и отсалютовал ей в сторону висящего на стене парадного портрета Сталина. — Предлагаю традиционный тост. На будущий год — в Иерусалиме!

За такое нельзя было не выпить. Особенно если предлагает человек, видимо владеющий некоторой информацией. А вдруг и действительно? Так это же…

— Официант, всем водки!

Разумная и своевременная инициатива была с благодарностью воспринята остальными посетителями ресторана, и где-то через двадцать минут в зале потихоньку начали сдвигать столы, чтобы почувствовать надёжное чувство локтя и сплочённость рядов. А ещё через час мистеру Смиту, купающемуся в лучах кратковременной славы, пришла в голову великолепная идея, требующая немедленного воплощения в жизнь.

Вечер следующего дня. Нью-Йорк.

— Стойте! Стойте! — от перегораживающей въезд на мост баррикады к автомобилю с красными флажками и дипломатическим номером бежал размахивающий руками полицейский. — Сюда нельзя!

Машина остановилась, и вышедший из неё высокий седой человек в очках ответил предельно вежливо:

— Это ваши проблемы, офицер. Мне нужно быть там.

— Но у меня приказ.

— У меня тоже. Хотите устроить международный скандал?

— Нет, сэр!

— Товарищ, — поправил дипломат. — Кто тут старший? Позовите.

— Так точно, товарищ сэр! — полицейский, видимо когда-то служивший в армии, вытянулся и взял под козырёк. — А мой начальник вот, уже сам идёт сюда.

Действительно, низко пригибаясь, а местами вставая на четвереньки, через дорогу пробирался маленький толстый человек в гражданском костюме. Укрывшись за машиной он выпрямился, и сунул прямо под нос дипломату раскрытый бумажник с пришпиленным внутри значком.

— Лейтенант Пол Лупьян.

Советскому человеку не пристало ставить людей в неловкое положение, а потому протянутый подарок пришлось взять и положить в карман. Видимо в последний момент американец пожадничал и отдавать не хотел, поэтому пришлось приложить некоторое усилие и компенсировать сувенир шикарным календариком за прошлый год с видом Спасской башни.

— Сергей Викторович Акимов, новый консул в Нью-Йорке. Что за ерунда тут у вас творится, лейтенант?

Полицейский начальник поёжился от опасных ноток в голосе. С этими русскими вообще лучше не связываться. Кто знает, что у них на уме? Вот предшественник консула, господин Подрабинек, в день приезда замены вдруг ни с того ни с чего увлёкся модой на глупые рекорды и решил выпрыгнуть из окна двадцатого этажа с одним только зонтиком. И естественно не взял запасного, а основной так и не раскрылся.

— Простите, сэр… На Манхэттене несколько неспокойно.

Акимов про себя усмехнулся. В недавнем разговоре по телефону с одним из своих сотрудников, случайно попавшем в гущу событий, вырисовывалась немного другая картина. И если бы не чёткий приказ из Москвы — вытащить Арманда Хаммера любыми силами и средствами, ситуация выглядела бы просто забавной.

А что, не так? Интересно, какому дураку пришло в голову объявить Манхэттен независимым государством? Всю ночь и весь день на острове шли бои местного значения с применением подручных средств и, изредка, лёгкого стрелкового оружия. Мосты оказались заблокированы практически сразу, а местная полиция почти в полном составе перешла на сторону неизвестных инсургентов. Сопротивление повстанцам оказали лишь несколько английских и швейцарских банков, но взрывы, доносящиеся с противоположного берега, явственно указывали за кем сегодня сила и правда.

— Слушайте, лейтенант! Я верю, что вы обязательно станете капитаном, — Сергей Викторович одобрительно хлопнул полицейского по плечу, отчего тот упал на колени. — Нет, встаньте, не стоит благодарности. Просто помогите мне проехать на ту сторону.

— Но сэр…

— Никаких но. Или предпочитаете должность помощника шерифа в Оклахоме?

Лейтенант не был таким дураком, как можно было судить по первому взгляду, и сразу сообразил, что в угоду выгодной торговле с Советским Союзом его карьерой пожертвуют без малейших раздумий.

— Я сделаю это, сэр!

— Товарищ.

— Да, сэр товарищ!

Через пару минут полицейский уже перелез через баррикаду и побежал по мосту, держа над головой дубинку с привязанным к ней носовым платком. Из-за завала на противоположной стороне показался повстанец во фраке и помятом цилиндре с крупнокалиберным дробовиков в руках и двумя кольтами, висящими на перекинутом через шею шёлковом шарфе. Инсургент коротким жестом приказал остановиться. Может он и говорил что, но от консульской машины этого было не слышно. Немного погодя Пол Лупьян вернулся, уже нормальным шагом и не пригибаясь. Видимо переговоры начались успешно, если не опасался выстрела в спину, столь уместного в гражданской войне. Но оказалось, что советский консул рано обрадовался.

— Извините, сэр товарищ, — начал лейтенант с несколько растерянным видом. — Они требуют пароль.

— Какой ещё на… в… к… по… у… мать их, пароль? — искренне, но надолго удивился Сергей Викторович.

— Прошу прощения, — полицейский достал блокнот и приготовил карандаш. — Не могли бы вы повторить второе, пятое, восьмое, и двенадцатое слова?

Всё тщательно записав и ещё раз перепроверив, он облегчённо вздохнул и опять ушёл на мост. Но теперь продолжительность визита сократилась до минимума, и о результатах можно было судить по сияющей физиономии.

— Всё сходится, сэр товарищ. Слово в слово. Я уже отдал приказ разобрать завал с нашей стороны.

— Отлично, лейтенант, — похвалил Акимов, садясь в машину. — Считайте, что погоны лейтенанта на ваших плечах. Я лично буду ходатайствовать перед товарищем Ворошиловым о присвоении звания.

Автомобиль отъехал, оставив Пола Лупьяна в тягостном недоумении. Какие ещё погоны? Какой Ворошилов? Неужели они говорили о разном?

— И скажите мне, любезный Арманд, какого чёрта нужно было влезать в эту авантюру? — консул строго посмотрел на собеседника. — Я помню, в детстве вы производили впечатление весьма благоразумного человека. А сейчас? Если бы не личная просьба Соломона Боруховича…

— Вы знаете дядю и видели меня маленьким?

— Конечно, — Сергей Викторович усмехнулся в седые усы. — Только тот, кто жил в Одессе, может почувствовать насколько тесен мир. Так что там с моим вопросом?

— Это всё он виноват, — Хаммер мотнул головой в сторону, где на двух сдвинутых столах сладко посапывал мистер Смит, даже во сне обнимающий автомат Томпсона. — Понимаете, мы вчера приехали сюда немножко поужинать. Ну и…

— А вас папа не учил, что не стоит пить в дурной компании?

— Что вы, товарищ Акимов, это не дурная, — Арманд покосился на спящего. — Его настоящая фамилия…

Он наклонился и прошептал прямо в ухо.

— Не может быть! — поразился консул.

— Может, — подтвердил американец. — Просто фотографии в газетах всегда слегка подретушированы.

— И что всё же случилось?

Хаммер скромно потупился.

— Понимаете, Сергей Викторович, у нас неожиданно закончились деньги.

— Как, совсем?

— Нет, что вы, только наличные.

— Так выписали бы чек.

— А мы что, не пытались? Но почерк был уже настолько неразборчив, что его не приняли. А потом мистер Смит выпил ещё, и сказал речь. Дословно не помню, но что-то очень проникновенное и зажигательное. Про зажравшееся федеральное правительство, жиреющее на крови трудового банкирства и бизнесменства.

— Однако почти по Марксу.

— Да, и предложил объявить независимую Манхэттенскую республику. Ну а дальше события развивались по классической революционной схеме. Правда, никто не знал, где тут вокзал, почта, телеграф, и есть ли они вообще, поэтому решили начать сразу с национализации банков.

— Чужих? — уточнил Акимов.

— Естественно.

— Ну и…

— А потом пошли громить полицейские участки. А они громиться не захотели, и предложили помощь в национализации. У них же очень маленькое жалование…

— И что вы собираетесь делать дальше? — в голосе советского консула промелькнула жалость, и у Хаммера появилась надежда на спасение. — За ночь сюда подтянут войска, и тот кто доживёт до утра, к вечеру уже будет сидеть на электрическом стуле. Хотите?

— Нет! — в ужасе отшатнулся Арманд, но разглядел протянутую ему бутылку пива. — Да, спасибо.

Пока американец поправлял расшатанные нервы, Акимов раздумывал. Всё же, как чувствовал, прихватив с собой чемоданчик, почти полностью покрытый сургучными печатями. Сегодня именно тот день, когда его можно вскрыть.

— Товарищ Хаммер, вы хотите жить долго и счастливо?

— Само собой, Сергей Викторович!

— Тогда предлагаю пятьдесят на пятьдесят.

— Это о чём? — Арманд сделал вид что не понял, но под укоризненным взглядом смутился, и тихо произнёс: — Грабёж.

— Нисколько. Советскому правительству, которое я здесь представляю, за меньшее вмешиваться просто неприлично. Да и то такие льготные условия только для вас, в знак особого расположения. Остальным могу предложить лишь тридцать процентов.

— Они не согласятся.

Беседа была прервана звуком упавшего автомата и хриплым спросонья голосом:

— Доброе утро, господа!

— Извините, но сейчас ещё вечер, — Акимов перешёл на английский.

— Не ещё, а уже, — поправил его мистер Смит и спросил: — А вы кто?

Сергей Викторович представился, для чего пришлось предъявлять документы, и коротко объяснил суть проблемы. Главный манхэттенский революционер задумался.

— У меня тут… а если… и потом… да куда они денутся, — бормотал он себе под нос. — Я согласен, товарищ!

— Я вас правильно понял, мистер Смит? — уточнил Хаммер.

— Конечно, — откликнулся тот. — А страховые компании пусть поцелуют меня в задницу. Никогда их не любил, дармоедов.

Наутро полицейские на всё том же мосту ещё долго махали вслед колонне грузовиков, скрывшейся в Бруклине. Офицер, который накануне останавливал машину советского консула, закурил подаренную сигару, предварительно сняв с неё зелёную обёртку с портретом Беджамина Франклина, и улыбнулся. Карман приятно грели ещё несколько подобных сигар. Один только вопрос, возникший при проверке паспортов выезжающих из Манхэттена беспокоил его, о чём и спросил своего лейтенанта.

— Сэр, скажите, а зачем в русском консульстве нужны девяносто восемь третьих секретарей?

— У них очень развитая бюрократия, Хэнк.

— А, так это они бумаги вывозили?

— Дипломатическую почту.

— Сэр, а зачем один мешок отдали вам?

— Это письма советских пионеров президенту Соединённых Штатов, — пояснил Пол Лупьян, нежно поглаживая грубую ткань.

— И вы поедете в Вашингтон?

— Нет, Хэнк. Незачем отвлекать занятого человека от важных государственных дел. Я сам на них отвечу. Хм… Как смогу.