"По живому. Сука-любовь" - читать интересную книгу автора (Ким Лилия)

Снова Питер-Москва

Катя, Ромка и Сергей замолчали и замерли с круглыми глазами, глядя на возникшую на кухне Полину.

— Мама? — удивленно спросила Катя.

— Привет, — спокойно ответила им Полина.

Она взяла стакан, нацедила себе из кулера холодной воды и залпом выпила. Затем повторила.

Сергей с удивлением смотрел на красное, облезшее от солнечного ожога лицо жены.

— Ты откуда? — наконец выдавил он из себя.

— Из Дахаба, — последовал спокойный ответ. — Мне с тобой надо будет поговорить. Чуть позже. Сейчас ванну приму.

Катя и Ромка переглянулись, и как по команде, отставили свои чашки с чаем.

— Ну ладно, мне завтра в бассейн с утра. Пойду я спать, — сказала Катя.

— А у меня… — подхватил было Ромка, но стушевался. Сергей знал, что как раз завтра, во вторник, ему ко второму уроку. — А я в компьютер поиграю!

Детей почти мгновенно сдуло.

Сергей остался один. Некоторое время сидел, глядя на собственные руки, и пытался прекратить дрожь в них. Ничего не получилось. Чем больше он старался, тем сильнее его трясло.

Сергей встал. Взял стакан и тоже попытался налить себе воды. Край стакана застучал о кран кулера.

— Черт!

Сергей выпил воду. Подошел к раковине. Поставил стакан рядом. Умыл лицо холодной водой. Оторвал одноразовое бумажное полотенце. Вытерся. Глубоко вздохнул и пробормотал:

— Ладно… Черт с ней. В конце концов, семьи у нас все равно уже нет.

Полина вышла из ванной, одевшись в мягкий банный халат и замотав голову полотенцем. Вынула из сумки, стоящей в коридоре, свой телефон. Было восемь непринятых звонков от Федора и пять sms-ок от него же. Полина удалила их все, не читая.

День выдался для нее сумбурным. Утром она собрала вещи, сдала номер, получила обратно часть денег, тридцать процентов всего — остальное забрали как неустойку, вызвала такси и поехала в аэропорт. Там она с трудом, каким-то чудом смогла купить билет на чартер до Москвы. Самолет был полупустым, поэтому по дороге завернул в Анталию забрать туристов и оттуда. Со всеми посадками, стоянками, ожиданием перелет занял восемь часов вместо положенных трех. Но на этом дорога домой не закончилась. В Домодедово уже не было рейсов на Питер, Полине пришлось мчаться на другой конец Москвы, в Шереметьево… Плюс все тело болело и ломило как снаружи, так и изнутри. Обожженная кожа горела, мышцы, замученные подъемом на Синай, ныли от скопившейся в них молочной кислоты.

Ванна добила Полину окончательно. Ей хотелось спать с такой силой, что она зевала практически без перерыва и едва могла держать глаза открытыми. Полина смогла поднять себя из теплой ванной только титаническим усилием воли. Ей даже в голову не приходило, что она на такое усилие способна.

Федору она оставила на рецепции отеля его обратный билет и короткую записку: «Мне надо срочно быть в Москве. Все нормально. Звонила — не дозвонилась. Удачно тебе долететь». После чего вырубила телефон. Включила его, только приземлившись в Питере, да и то поставила на беззвучный режим.

Поискав в огромной квартире мужа, она обнаружила его на балконе их спальни сидящим в плетеном кресле и курящим третью сигарету подряд. Раздавленные окурки от двух предыдущих лежали в пепельнице, а та стояла возле наполовину пустой бутылки с коньяком.

Сергей бросил на Полину быстрый, выжидающий взгляд.

— Садись, чего стоять-то? — отрывисто проговорил он. — В ногах правды нет.

С этими словами он взял с подоконника три фотографии, которые показывал теще, и бросил на стол, будто в покере карты вскрывал.

Полина глубоко вздохнула, взяла сигарету из пачки и села во второе кресло.

— Хорошо, что я устала, как собака, а ты в стельку напился, — усмехнулась она. — Поговорим спокойно, без эмоций.

— Знаешь, ты еще когда за меня замуж выходила, я подумал — что-то здесь не так, — сказал Сергей, выпуская дым в потолок. — Слишком уж все идеально складывалось. Ну, я тогда подумал, что девушке просто очень замуж хочется… Дурак.

— Нет, не дурак. Мне и правда очень хотелось замуж, — ответила Полина. — Ты все правильно понял.

— Но я-то думал, что тебе хочется именно за меня, а оказывается, тебе вообще просто хотелось. Все равно за кого. Чтобы семья была как факт. Правильно? — в голосе Сергея прозвучала такая горечь, что Полине стало не по себе.

— Ну… В общем, да.

— Спасибо, что наконец сказала, — Сергей затушил сигарету. — А я-то все беспокоился и думал, что у меня паранойя. Вроде и есть семья, а вроде бы и нет. Вижу, а не чувствую. Как обман зрения. Знаешь, кто ты после этого? Ты хуже своей матери! Во много раз! Сука лживая! Ненавижу тебя!

Полина потупила глаза и посмотрела на свои ноги.

— Это ты от бессилия говоришь, — произнесла она наконец в ответ. — Но я на тебя не обижаюсь. Я эти слова заслужила. И что лживая — правда, и что сука — тоже.

— Ты хоть понимаешь, что пятнадцать лет жизни у меня отняла просто так? — Сергей встал и оперся о перила балкона. Открыл створку, чтобы глубоко вдохнуть холодный и свежий ночной воздух.

— Не преувеличивай. Ромка с Катей не в счет, что ли? — спокойно ответила Полина.

Сергей долго молчал, потом тихим, сдавленным голосом выговорил:

— А ты не думаешь, что у меня могли быть точно такие же Ромка с Катей от матери, которая бы меня любила?

Полина промолчала.

— Прости. Прости, что профукала пятнадцать лет твоей жизни. Я виновата. Признаю. Речь сейчас не об этом. Знаешь, там, в Египте, кое-что произошло… Не знаю, как объяснить тебе… Одним словом, я больше не буду… Я… — Полина закрыла лицо руками. — Если вы меня примете обратно, я теперь хочу быть с вами. Вы — моя семья. Я очень долгое время жила… Как бы это сказать? Ну, в наваждении каком-то, понимаешь? Как во сне. Все надеялась. Даже не надеялась, а мечтала, что ли…

— Ничего не понимаю. О чем мечтала? — перебил ее Сергей.

— Я… я… — Полина посмотрела ему в глаза и поняла, что, если скажет правду о Федоре, Сергей не простит ее никогда. Значит, надо солгать. В последний раз.

Неожиданно ей стало до боли страшно потерять мужа. Страшнее, чем Федора. Реальность ворвалась в Полинину жизнь, разломав и разорвав все внутри ее сознания. Она ощутила то же самое, что на Синае, когда мрак рассеялся и она обнаружила, что лежит на краю пропасти.

— Господи… — Полина сорвала полотенце и сжала голову руками, оперлась локтями о свои колени.

— Что это за фотографии? О чем ты сейчас говорила?! — заорал Сергей. — Это ведь все связано! Говори! Я хочу знать правду! Я в этой твой лжи задыхаюсь! Я уже ничего не хочу, кроме того, чтобы прекратилось уже все это вранье! Что это за тетка? — он ткнул в фотографию Мартины. — Почему ты под нее режешься?

— Не кричи! — Полина закрылась руками и расплакалась. — Не могу объяснить! Ты не поймешь!

— А ты хотя бы попытайся, — последовал жесткий ответ. — Авось пойму, хоть и дурак.

Сергей сел в кресло и уставился на Полину.

— Ну?! — крикнул он. — Говори!

Полина прикусила губы, пытаясь унять льющиеся градом слезы.

— Я… боялась, что ты меня бросишь… — выжала из себя она.

Сергею показалось, что он ослышался.

— Что? — он подался вперед.

— Я для тебя… я боялась — ты меня бросишь… — заладила Полина.

Руки Сергея сжались в кулаки. Впервые в жизни ему захотелось избить женщину. Реально, до крови. Со всей силы. Просто чтобы отомстить за свои мучения, за ее ложь, за потерянные годы жизни, за ее эгоизм и беспредельную жалость к себе в сочетании с жестокостью по отношению к тем, кто ее любит… Словами бы всего этого Сергей сказать никогда не смог. Не было в языке таких слов, чтобы высказать такую боль.

Вместо этого он просто встал и пошел в коридор. Страх гнал его прочь из дома. Страх за Катю и Ромку. Ведь к их матери он перестал чувствовать что-либо, кроме ненависти. Полина стала ему отвратительна. Лживая, мерзкая, искусственная. Лгущая не только всем вокруг, но и самой себе. Сергей уже не хотел знать «зачем?» Причины его больше не интересовали.

Он вышел из дома, сел в машину и поехал по направлению к окружной дороге. Просто ехать. Ни о чем больше не думать. Если он сможет пережить эту ночь, то больше ему в жизни уже ничего не страшно.

Полина проснулась. Некоторое время она тихо лежала, прислушиваясь к звукам в квартире. На кухне раздавался какой-то шум и негромкие голоса. Полина встала, натянула халат и пошла туда.

Катя и Ромка завтракали.

Как только Полина вошла, Катя демонстративно встала и вышла. Ромка остался сидеть на месте. Покраснел и не смотрел на мать.

Полина села напротив него, протянула руку и взяла за локоть.

— Я тебя люблю, ты ведь знаешь? — тихо сказала она, пытаясь заглянуть сыну в глаза.

Тот некоторое время сидел, напряженный и неподвижный. Только лицо его краснело все больше и больше. Наконец из его серых глаз, в точности таких, как у Сергея, его отца, хлынули слезы.

Он отдернул руку и вскочил так, что мгновенно оказался в метре от матери.

— Не любишь! Не любишь! Не любишь!!! — заорал он. — Ты никого не любишь!!! Ненавижу тебя!!! Уходи!!! Умри!!!

Выкрикнув все это, он застыл от ужаса. Потом бросился прочь из кухни. Полина услышала, как хлопнула дверь его комнаты. Скрипнула кровать. Раздались приглушенные рыдания. Открылась дверь Катиной комнаты. Она постучала к брату:

— Рома! Пусти! Рома, открой!

— Отстаньте! — заорал тот в ответ сквозь слезы. — Ненавижу вас всех! Никогда жениться не буду! И детей у меня не будет!!! Поняли?!!

Его рыдания перешли в захлебывающуюся истерику.

Полина молча побрела в спальню.

Впервые за долгое время она обрела силы поговорить со своей матерью о том, что случилось много лет назад.

Полина бросила машину в двух кварталах от материнского дома. Почему — сама вряд ли смогла бы объяснить, тем более что на улице шел дождь, да не просто дождь, а жуткий ливень, сплошная стена воды. Полина бежала сквозь эту воду не останавливаясь, не думая. Просто бежала до самой двери материнской квартиры. Нажала на кнопку звонка и не отпускала до тех пор, пока изнутри не донеслось шарканье тапок.

Наталья Вадимовна приоткрыла дверь ровно на длину цепочки и удивленно уставилась на дочь. С Полины ручьями текла вода. Волосы, плащ, джинсы, майка, сумка со всем содержимым — намокли, как губка.

— Что-то случилось? — настороженно спросила Наталья Вадимовна.

Открывать дверь она не спешила. Полина смотрела на мать через щелку. Наталья Вадимовна выглядела, как обычно — тщательно уложенные волосы шапочкой, жилет, длинная серая юбка, бледно-желтая блузка, брошь с аметистами у плеча. Только глаза почему-то испуганно бегали.

— Ты убила отца, — процедила сквозь зубы Полина, дрожа от холода. — Ты его убила. Ты. Всегда ненавидела и убила. И меня ненавидела, потому что я была его ребенком. Теперь я все поняла.

Наталья Вадимовна вздрогнула и стала белой как мел, которым она год за годом выводила формулы мироздания на школьной доске.

— Ты в своем уме?! Совсем с ума сошла?! Я так и знала, что все эти твои наркозы рано или поздно… — Наталья Вадимовна таращила глаза и городила перед собой защитную стену из слов, крепко вцепившись в створку двери. — Ко мне тут Сергей приезжал! С твоими фотографиями! — наконец выпалила мать, будто надеялась отогнать Полину этими словами.

— Тогда, в Новый год, ты специально стала выговаривать отцу, что в доме нет молотка.

Полина буравила мать глазами.

— Его как раз сократили, перевели на более низкую должность. Он лишился проекта, которым жил. Мост передали Кузнецову. Ты все рассчитала. Это было специально. Ты выждала удобный момент. Я помню, как ты тогда говорила — холодно, без души, без всяких эмоций. Как ты с учениками своими разговариваешь. Ты ведь заранее отрепетировала эти фразы, да? Ты ни разу не запнулась. Ни разу не повторилась. Точно знала, что сказать. Про молоток. Одна фраза. Один удар — прямо в сердце.

Мать некоторое время смотрела на Полину не моргая. Потом лицо ее стало испуганным и растерянным.

— Ты сошла с ума, — убежденно затвердила она. — Я всегда знала, что все эти твои наркозы даром не пройдут! — голос Натальи Вадимовны сорвался на рыдания. — Ты сумасшедшая! Ты сошла с ума!

— Один удар, прямо в сердце, — тихо повторила Полина.

Мать смотрела на нее с таким ужасом, что, казалось, вот-вот начнет креститься.

— Сошла с ума… — повторила она, и как будто сама первый раз себя услышала, потом вдруг выкрикнула: — Ты сошла с ума! — и захлопнула дверь.

Полина положила руку на деревянную створку, покрытую несчетным количеством слоев масляной краски. Провела по ней рукой. Затем спокойно развернулась и пошла вниз по ступенькам, оставив у материнского порога лужу дождевой воды.

Домашний телефон надрывался почти минуту.

Дети весь вечер не выходили из Ромкиной комнаты. Похоже, играли в компьютер, судя по доносящемуся оттуда рыку расстреливаемых ими монстров.

Сергей тупо сидел у телевизора. Перед ним громоздились пустые бутылки из-под пива и упаковки от всякой соленой снеди — кальмаров, чипсов, орешков. Судя по их количеству, можно было предположить, что выпивала и закусывала целая компания.

Телефон все звонил.

Сергей лежал. Дети играли. Снимать трубку никто так и не пошел.

Прошло еще часа полтора. Картина была все та же. Сергей у телевизора, дети у компьютера.

Раздался звонок в дверь. Дверь в Ромкину комнату тут же открылась:

— Это пицца! — завопил он и помчался открывать.

— Мне тоже дайте! — крикнул ему Сергей.

Защелкали дверные замки.

Послышались негромкие голоса в коридоре. Затем на пороге гостиной возник растерянный Ромка:

— Пап… Это к тебе.

Сергей поднял голову с диванного подлокотника и увидел молодого человека, загорелого, небритого, с длинными мокрыми волосами. На нем был кожаный пиджак и голубые, художественно изрезанные в разных местах джинсы.

— Я вас знаю? — спросил Сергей, прищурившись. Лицо мужчины показалось ему знакомым.

— Я Федор, друг Полины. Мы с вами виделись два раза в городе. Случайно, — последовал ответ.

Сергей сел. Показал гостю место напротив, в кресле.

— Пиво? — спросил он.

— Не откажусь, — ответил Федор.

Ромка вышел, закрыв за собой катающиеся двери-купе в японском стиле.

Сергей открыл Федору бутылку пива и бросил пакет кальмаров.

— Спасибо, — сказал тот, взял пакет и начал вертеть в руках.

Сергей подался вперед и с некоторым вызовом спросил:

— Ну-с… Вы любовник моей жены?

Федор дернулся назад, вытаращившись на Сергея, потом рассмеялся:

— Нет! Нет, вы что! Я ее друг. Еще со школы. В одном классе учились, потом в одной группе. Двадцать пять лет ее знаю. Просто зашел… Как бы это сказать? Когда я последний раз видел Полину, она была какая-то странная. А сейчас я ей звоню уже несколько дней, она трубку не берет. Глупо, конечно, — Федор усмехнулся и прикусил губы, — просто неспокойно как-то стало. Решил вот зайти… Ну, спросить просто, все ли в порядке. А не то… Не то, что вы подумали, — Федор широко улыбнулся.

Сергей откинулся назад, взял пульт от телевизора и перещелкнул несколько каналов. Пробормотал скороговоркой:

— С Полиной все в порядке. Она просто отдыхать ездила. Не волнуйтесь. Сейчас ее нет, но, думаю, скоро вернется. Оставила записку, что к матери своей пошла. В гости.

Сказав это, Сергей встал. Подошел к столу, некоторое время барабанил пальцами по крышке, шумно выдохнул, будто пытался сдуть волосы со лба, только потом вынул фотографии. Все те же, которые показывал Наталье Вадимовне и Полине.

— Если вы друг ее детства, может, скажете, что это может значить? — спросил он.

Подошел к столу и бросил перед Федором.

Тот взял. Сначала ту, на которой была модель. Потом фотографию Полины со списком, что и в каком порядке она меняла в своем облике. Тут его руки затряслись с такой силой, что Федор бросил снимки на стол, будто те внезапно раскалились. Внезапно вся история его отношений с Полиной выстроилась в совсем иное слайд-шоу. Как головоломка, части которой внезапно встали на место и открыли кодовое слово. Шестеренки криптекса вошли в нужные пазы, как только был найден ключ. Федор физически не мог заставить себя взглянуть на фотографии еще раз! Странно — он столько раз представлял себе, как хирургический скальпель вонзается в Полинино тело, а теперь увидел себя самого с этим скальпелем! Будто он сам резал ее на куски все это время!

Федор откинулся назад и закрыл глаза руками, вздохнул. Снова сел. Взял бутылку с пивом и сделал несколько больших глотков. Поставил бутылку.

— Кто это? Почему Полина хочет быть на нее похожей? — спросил Сергей, кивнув на фото модели.

— Это… — Федор сделал глубокий вдох и вытаращил глаза. — Мартина Грошек. Супермодель. Снималась для «Пирелли». Календарь такой…

Сергей обескураженно заморгал глазами, потом сел. Сложил руки на коленях.

— А какое отношение Полина ко всему этому имеет? — спросил он, хмурясь.

Тут у Федора сделалось такое выражение лица, будто из его груди вот-вот вылезет «чужой». Он закатил глаза и напрягся так, что Сергею показалось, его гость вот-вот заорет.

Потом он выдохнул. Обмяк. Допил пиво из бутылки. Поставил ее на стол.

— Не знаю.

Сергей хлопнул себя руками по коленям.

— Чудно. Никто не знает! Волшебно! Просто круговая порука! — лицо его приняло саркастически злое выражение. — Извините, Федор. Позвольте уж полюбопытствовать. Раз вы с Полиной друзья столько лет, почему я о вас ничего не знаю? Вы гомосексуалист?

Федор встал и презрительно посмотрел на Сергея.

— Вы знаете, как умер отец Полины? — неожиданно спросил он.

— Несчастный случай на работе. Был инженером-мостостроителем. Поехал на объект и сорвался с ферм, — пожал плечами Сергей.

— Нет, — спокойно ответил Федор. — Был Новый год. Ее отца сократили. Он пришел домой. Они сели провожать старый год. И мать Полины, она была директором нашей школы, спокойно сказала ему: «А ты знаешь, что в доме нет молотка?» Он сразу не понял. Тогда она спокойно рассказала, что на него ни в чем нельзя положиться и что она живет всю жизнь с чувством, что мужчины в их семье нет. Отец Полины выслушал все это, а потом сказал: «Пойду собаку выведу, чтоб сразу после курантов не бегать». Взял собачий поводок и пошел в туалет. Полина через некоторое время в этот самый туалет захотела. Подошла. Собака сидела рядом и выла, скребла лапой дверь. Полина дернула ручку — закрыто. Постучала. Спросила: «Папа, ты там?» А там тишина. Тогда ее мать подошла и говорит: «Хватит дурака валять. Выходи, ребенку надо в туалет». Никто не ответил. Полина закричала. Мать побежала к соседям, попросила лом или что-нибудь в этом роде. Принесли. Выломали дверь и увидели, что Полинин отец повесился на собачьем поводке.

Сергей молча смотрел на Федора. Потом спросил:

— А к чему ты мне все это говоришь?

Федор провел рукой по голове, убирая волосы с лица. Некоторое время он думал, стоит ли говорить Сергею, что тот ничего, ничегошеньки не знал о своей жене, что прожил пятнадцать лет с незнакомым, совершенно чужим ему человеком.

Неожиданно Сергей произнес:

— Хочешь сказать, что я ей был чужой, да? Так я знаю.

Федор опустил глаза.

— Ладно, — пробормотал он. — Извини, что побеспокоил.

Сергей встал.

— Подожди… — сказал он. Взял фотографию Мартины Грошек со стола и отдал Федору: — На. Держи.

Федор молча сложил снимок пополам и сунул в карман куртки.

Сергей пошел за ним в коридор, чтобы закрыть дверь.

Федор сунул ноги в мягкие туфли без застежек и шнурков, нагнулся, чтобы поправить задники.

Повернулся к Сергею и сказал:

— Ты вот что…

Он хотел сказать ему, что никто не виноват. Никто. Просто так получилось. Все само собой свернулось в разрушительный смерч, пронесшийся по их жизням, и никто не виноват.

— Что? — спросил Сергей, скрестив руки на груди и широко расставив ноги.

Федор осекся.

— Ничего.

Сергей молча проводил Федора.

Полина вернулась домой около полуночи.

Дети уже спали. Сергей по-прежнему смотрел телевизор. На появление жены он никак не отреагировал. Перед ним стояло десять пустых бутылок из-под пива.

Полина посмотрела на все это и села за стол. Взяла лист бумаги, начала что-то писать.

Сергей по-прежнему не обращал на нее никакого внимания. Будто никто и не входил в комнату, и не сидел в ней за столом, и не шуршал листами бумаги. Будто не было Полины вовсе.

Прошел час. Фильм, на который Сергей пялился немигающими, невидящими глазами, закончился. Сергей щелкнул пультом, выключил телевизор и побрел в спальню.

Полина проводила его испуганным взглядом, протянула руку, словно хотела остановить, но с ее сухих, потрескавшихся губ не сорвалось ни звука.

Она отложила ручку. Пробежала глазами написанное — три страницы нервным, неровным почерком. Потом смяла их. Вышла на балкон. Щелкнула зажигалкой и подожгла. Когда пламя начало обжигать руки — бросила листки вниз.

Вернулась. Снова села за стол. Взяла ручку.

Некоторое время тупо смотрела на лист. Потом вывела большими буквами: «ПРОСТИ».

После чего встала. Пошла в гардеробную. Взяла скамеечку-лестницу, вытащила с верхней полки самый большой чемодан. Начала укладывать в него свои вещи. Уложила, закрыла.

Вернулась в гостиную, закрыла свой ноутбук. Уложила его в сумку.

Взяла лист бумаги, на котором было написано «прости». Смяла. Бросила в урну. Взяла другой и написала:

«Ничего у нас уже не получится. Я ни о чем не жалею. Ничего объяснять не хочу. На развод подам сама. Хватит жить прошлым. Хватит делать вид, что живем.

Я сняла квартиру. Со мной все будет в порядке. С вами, я уверена, — тоже. Катю и Ромку люблю, хоть они в это и не верят.

Полина».

Полина положила ручку. Еще раз пробежала глазами свою записку. Взяла сумку с компьютером. В прихожей забрала чемодан. Выкатила его на лестничную площадку. Вынула из кармана ключи от квартиры и положила на столик в прихожей. Потом прижала пальцами штыри замка, прижала дверь к косяку, постепенно убирая пальцы. Наконец замок защелкнулся.

Как только входная дверь закрылась, отворились одновременно двери спален Сергея и Ромки. Отец и сын растерянно посмотрели друг на друга. Сергей не выдержал первым, сжал кулак, стукнул по дверному косяку, а потом махнул рукой в сторону двери:

— Дура…

После чего закрылся в спальне.

Ромка бросился к окну своей комнаты. Забрался на стол, стоявший у окна, и уставился вниз, пытаясь увидеть Полину.

Он видел, как мать подошла к такси. Водитель помог ей погрузить чемодан в багажник. После чего серая старая «Волга» с оранжевым фонариком на крыше медленно выехала из двора.

Катя сидела в своей комнате, прислонившись спиной к двери и крепко обняв собственные колени. В глазах ее блестели слезы, чтобы не заплакать, она больно прикусывала собственные губы и глубоко дышала.

Полинино повышение фирма решила отметить в ресторане.

Борис Дмитриевич сиял от счастья, поднимая третий бокал. Он уже успел изрядно нализаться и выглядел еще более отвратительно, чем обычно.

— Позвольте поздравить вас, Полина Михайловна! Я так счастлив! Теперь, когда у нас самый красивый коммерческий директор в стране, открываются совершенно новые перспективы!

Он сделал попытку поцеловать Полину, но та вежливо остановила его, успев пожать протянутые руки.

Бывшие сотрудники Полины пытались свыкнуться с новым статусом ее подчиненных. Это давалось им тяжело, поэтому водка разливалась почти без перерывов. Еще через час банкет вошел в завершающую стадию, когда границы приличий становятся тоньше и вот-вот исчезнут совсем.

Вера Львовна, сидевшая рядом с Полиной, была порядочно пьяна и курила крепкую, неизвестно какую по счету сигарету.

— Я когда тебя увидела после развода, сразу все поняла, — неожиданно сказала она. — Мне это знакомо. До тридцати пяти отдаешь долг непонятно кому. Дети, пеленки, муж. А потом однажды смотришь на них и видишь, что они тебе все чужие. Что ты на них полжизни и здоровье угробила, а взамен ничего. И все кругом считают, будто так и нужно. Бросить их совесть не позволяет. Как же это так: женщина да семью свою бросила! Кошмар! Немыслимо! А что женщина от семьи этой своей может устать, как черт знает кто? Что ей эта семья уже поперек горла — никто не думает. Детям учиться надо, мужу работать — а ей только ведра помойные выносить да обслуживать их всех. Причем им-то и в голову не придет, что мать — тоже человек, что ей свобода нужна. Са-мо-реа-ли-зация!

— Нет! — запротестовала Полина. — Не так! Не так все было. Правда. Честное слово. По-другому было!

— Говори-говори, — усмехнулась Вера Львовна. — Хочешь, расскажу, чем ты сейчас занимаешься? Работаешь как лошадь, без выходных почти и допоздна. Причем не ради денег, а чтобы с людьми быть и что-то делать. Деньги так, сами собой, как побочный продукт такой активности сыплются. Живешь в съемной квартире, убираешь ее, когда захочешь, куришь, питаешься в бистро или вообще не ешь. Знакомишься с мужиками, водишь их к себе, а назавтра идешь следующего снимать. И ничего тебе от них, кроме траха, не надо, потому что вся душа высосана уже, а тело голодное. Что, скажешь, неправда?

Полина сглотнула.

— Вот то-то и оно, — торжествующе усмехнулась Вера Львовна.

Полина прикусила губу.

— А что дальше будет? — тихо спросила она.

— Дальше, — Вера Львовна вытащила из сумки пачку сигарет и зажигалку, прикурила, выдохнула дым. — А что раньше с мужиками случалось, которые семьи бросили в среднем возрасте и лет до пятидесяти скакали, как козлы?

— Ну… Старость начиналась, болезни, — Полина пожала плечами. — В семьи свои возвращались, наверное.

— Точно, — Вера Львовна кивнула, — прожигали жизнь без остатка и возвращались. Только там их уже не ждал никто. Дети выросли, жены замуж вышли по второму разу, а если нет — так до того озлобились, что скорее убьют, чем простят.

— И что делать? — Полина машинально улыбнулась незнакомому мужчине, который сидел в баре и с интересом смотрел в ее сторону.

— Назад идти. В ногах валяться. Прощения просить. Детям взятки давать. Шантажировать. Умолять, пока не поздно, — пожала плечами Вера Львовна.

Полина крепко сжала челюсти и резко мотнула головой:

— Не хочу.

— Ну так будешь, как я, — вздохнула Вера Львовна. — На работе ночевать, чтоб дома с ума не сходить. В пятьдесят-то вся романтика быстрого съема уже заканчивается. Любовник один есть, и слава богу. И не для секса, а так — в кино сходить, потому как ему шестьдесят пять и уже не до глупостей. Сын знать не хочет. К внуку с боем прорываюсь. Бывший муж второй раз женат. Бабушкой внук его новую жену зовет. А меня «тетя Вера». Так-то.

Сказав это, Вера Львовна тяжело вздохнула и отошла.

Полина продолжала смотреть на мужчину в баре, который все улыбался ей. Увидев, что Полина осталась одна, мужчина встал и не спеша направился к ней, продолжая улыбаться все той же масляной улыбкой.

Полина спокойно смотрела на него и тоже фальшиво улыбнулась, изображая кокетство.

Мужчина подошел к ней ближе. На вид ему было лет сорок пять. Хороший серый костюм. Волосы с проседью. Чистая рубашка, галстук. На руке дорогие часы.

— Я вас сразу заметил. Вы самая красивая девушка в этом зале, — произнес он дежурную фразу без всякого креатива.

— Да что вы, — жеманно улыбнулась Полина.

Перед глазами у нее в этот момент возникли Катя и Ромка. Пронеслись милые сценки из домашней жизни. Как дети были маленькими, как она нянчилась с ними, купала, укладывала спать.

Полина тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения.

— Пить что-нибудь будете? — спросил мужчина.

— Клубничную «Маргариту», — пробормотала Полина.

— С вами все нормально? — неожиданно обеспокоился ее случайный знакомый.

Полина улыбнулась.

— Да. У меня все нормально, — отчеканила она.

— Вот и славно, — улыбнулся мужчина. — Завтра будет завтра, — и подмигнул ей.

Полина вдруг зашлась мелким пьяным смехом.

— Я поняла, — выдохнула она, не то улыбаясь, не то скалясь. — Вы дьявол, да? «Завтра будет завтра». Хорошо сказали. Прям ответ на все мои вопросы. Алхимия.

Мужчина посмотрел на нее озадаченно, будто сопоставлял — стоит ли слушать этот бред ради случайного секса с подвыпившей большегрудой блондинкой средних лет. Видимо, решил, что стоит. Склонил голову набок и клацнул зубами, страстно шепнув:

— Да, я дьявол!

Это выглядело так глупо, что Полина снова зашлась смехом, а потом вдруг со злостью сказала:

— А по-моему, так ты просто старый козел!

Встала и направилась к своему столу. Села на место. Попыталась вклиниться в разговор. Громко смеялась. Спорила. Говорила-говорила-говорила. Не глядя по сторонам, никого не замечая.

Если будущее пугает, о нем можно не думать. Но оно все равно придет.