"Завет Христа" - читать интересную книгу автора (Хефнер Ульрих)

5

Иерусалим, раскопки рядом с дорогой на Иерихон…

Большие прожекторы разгоняли темноту. Археологи и их помощники лихорадочно работали, обнажая место погребения неизвестного крестоносца. Они осторожно снимали целые пласты земли и открывали подвал, который уже успели укрепить тяжелыми балками и досками. Джина Андреотти, назначенная руководителем полевых работ на раскопках, усердно записывала каждый шаг. Первые находки документировались, измерялись и относились в безопасное место. Жан Коломбар фотографировал и наносил с помощью теодолита сетку координат, чтобы точно определить положение и размеры могилы, которая находилась ниже первого среза раскопок, почти на два метра глубже, чем оставшаяся часть прямоугольной ямы. Опытные специалисты извлекали камень за камнем, пока желтый саркофаг снова не открылся людскому взору, через многие столетия после погребения.

Надпись на надгробной плите оказалась вполне разборчивой. Латинские прописные буквы, высеченные на мягком известняке, стойко выдержали гнет многих лет в подземном мраке. Древний герб крестоносцев на надгробной плите был виден вполне отчетливо: два рыцаря на одном коне, с пиками и щитом. Под ними был написан девиз ордена. Рядом находился еще один герб, под которым было написано имя рыцаря.

— Рено де Сент-Арман, — тихо пробормотал Джонатан Хоук. — В лето Господне 1128 от Рождества Христова.

— Герб под регалиями крестоносца может изображать льва, который держит в лапах знамя, — заметила Джина Андреотти. — К сожалению, он немного поблек, но думаю, мы сможем выявить структуру поверхности. Надпись сделана на средневековой латыни, которая использовалась примерно между 900 и 1500 годами после Рождества Христова. Эпитафия написана прописными буквами без пробелов, что подтверждает палеографическую подлинность.

Профессор Хаим Рафуль молча стоял на краю могилы и благоговейно смотрел на каменный гроб. Его глаза блестели.

Джонатан Хоук поднялся по лестнице и присоединился к Рафулю. Он похлопал руками по одежде, выбивая пыль.

— Гроб в хорошем состоянии, — заявил он. — Я думаю, мы достаточно хорошо укрепили боковые стены могилы, чтобы следующие день-два проводить исследования внутри нее. Странно, что мы именно здесь натолкнулись на могилу крестоносца. Она находится вне исторических границ города, посреди пустыни.

Рафуль обратился к американскому коллеге.

— Это счастливый поворот судьбы, — заметил он.

Хоук огляделся. Вдали ночь освещали огни Иерусалима.

— У меня практически создалось впечатление, что могилу специально вырыли посреди пустыни — чтобы защитить ее от расхитителей могил.

Рафуль кивнул.

— Я хотел бы как можно скорее заглянуть в саркофаг. Нам понадобится система подъемных блоков, чтобы приподнять надгробную плиту.

— Не стоит бежать впереди паровоза, нас ведь никто не торопит, — ответил Хоук. — Балки достаточно прочны, чтобы стены подвала не рухнули. Нужно продвигаться обстоятельно. Или мы проводим срочные раскопки?

Хаим Рафуль заговорщически наклонился к Хоуку.

— Они могут стать срочными, если правительство узнает о них.

— Я не понимаю вас, — ответил Хоук.

— Наше правительство бывает весьма обстоятельным, если речь заходит о выдаче разрешений. А в этой местности работают почти тридцать помощников. Нам не удастся долго держать свою находку в тайне.

Хоук наморщил лоб.

— Но какие могут быть причины на то, чтобы запретить нам продолжать раскопки? Неужели влияние университета Бар-Илан настолько незначительно?

— Джонатан, — отечески произнес Рафуль, — вы действительно не понимаете, какая ситуация сложилась в нашей стране. Мы окружены врагами и поэтому нуждаемся в дружбе и поддержке западного мира, а также, в некоторой степени, в одобрении католической церкви. Это, возможно, первое обнаружение хорошо сохранившейся могилы крестоносца, который почти тысячу лет назад отправился в путь по поручению Курии, чтобы спасти Гроб Господень и святые места от разрушения и варварства. Я бы не хотел, чтобы через несколько дней здесь появились посланники Церковной службы древностей, которые присвоили бы себе право проводить дальнейшую работу. Я уже проходил это почти пятьдесят лет назад, когда отец де Во внезапно объявился в Хирбет-Кумране и взял на себя, по поручению католической церкви, руководство раскопками в пещерах. Это привело к тому, что вопросов осталось больше, чем ответов. Церковь не позволит открыть общественности ничего, что могло бы пошатнуть ее доктрину.

Хоук покачал головой.

— Это могила крестоносца, умершего девятьсот лет назад. Какие здесь могут быть тайны, касающиеся Иисуса Христа, которые церковь хотела бы скрыть от нас?

Хаим Рафуль сделал серьезную мину.

— Тамплиеры необязательно были друзьями Рима — вспомните о пятнице, тринадцатого, в октябре 1307-го, — ответил он. — Мы этого не допустим. Как только мы будем уверены, что проведение работ в могиле возможно, мы организуем тщательные поиски, а все находки сразу отвезем в близлежащий музей Рокфеллера.

— Вы руководитель этих раскопок, — ответил Джонатан Хоук. — Даже если я не могу одобрить ваши методы. По моему мнению, мы должны сначала поднять гроб и доставить его в безопасное место, и лишь потом открывать. В лаборатории у нас были бы возможности…

— …когда я говорю «все находки», то имею в виду и содержимое каменного гроба тоже, — перебил его Хаим Рафуль.

Паломническая церковь в Висе, Штайнгаден, Бавария…

Мужчины в белых хлопчатобумажных костюмах убрали свои инструменты и оборудование в чемоданы и погрузили их в белый автобус «фольксваген». Осмотр места преступления силами специалистов управления уголовной полиции земли был закончен. Дежурные полицейские отряды обыскали местность с собаками, но ничего не нашли — ни одной, самой маленькой улики. Начальник отдела Штефан Буковски сидел на деревянной скамье возле бокового входа и наблюдал за происходящим. Он теребил в руках пачку сигарет.

— Штефан, мы готовы, — сказал один из служащих и снял защитный костюм.

— Я и сам вижу, — возразил Буковски. — Вы уже можете что-нибудь сказать?

Криминалист покачал головой.

— Следов немного — эти парни были осторожны и надели перчатки. Странно только, что мы не нашли следов взлома задней двери. Я вынул замок и исследую его в лаборатории. Но выглядит он так, будто не поврежден.

— И что сие означает, если говорить по-простому? — спросил Буковски.

— Ну, либо дверь не была заперта, либо преступники воспользовались ключом.

Буковски зажег сигарету. Под ногами у него лежали шесть растоптанных окурков.

— Когда я получу доклад?

— Когда мы подготовим микроскопический анализ. На это уйдет некоторое время.

— Просто прекрасно! Значит, придется ждать целую неделю, — проворчал Буковски.

Из-за угла, скрестив руки на груди, вышла Лиза Герман. Несмотря на весеннюю погоду, по утрам было еще свежо. Буковски залюбовался коллегой — она выглядела чрезвычайно привлекательно с распущенными белокурыми волосами и в подчеркивающих фигуру джинсах.

— Штефан, я тебя уже довольно долго ищу. Я думала, ты хотел осмотреться, а ты сидишь себе на скамеечке и прохлаждаешься.

— Если бы ты искала меня здесь, то нашла бы сразу, — ворчливо ответил Буковски.

Лиза села на скамейку рядом с ним и вытащила записную книжку.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил Буковски.

— Ты знал, что священник церкви в Висе погиб в катастрофе три недели назад?

— Уже знаю, — ответил Буковски. — Единственное, чего я не знаю — это почему мы вообще здесь. Я не думаю, что это убийство как-то связано с происшествием в монастыре.

— Мы здесь потому, что нам должны сообщать обо всех важных происшествиях, связанных с церквями, — сурово ответила Лиза. — И я считаю, что убийство пономаря как-то с этим связано, или ты не согласен?

Буковски проигнорировал вопрос Лизы как явно риторический.

— Теперь у нас на шее висят два убийства, — пожаловался он. — И, честно говоря, связь между ними для меня не очевидна.

Лиза скривила губы.

— Так ты хочешь, чтобы я тебе посочувствовала или рассказала, что мне удалось выяснить?

Буковски щелчком отправил окурок в полет.

— Выкладывай!

Лиза рассказала, что она узнала от девушки в соседнем доме. Буковски слушал вполуха. Ключи от церкви были на месте, в том числе и ключ священника.

— Мы не слишком продвинулись в расследовании, — заметил он. — Все равно не похоже на то, что в деле замешана организованная преступность. Кто-то хотел украсть драгоценную церковную утварь, но пономарь спугнул воров. Все просто. Собственно, мы должны были передать это дело местной полиции. Нам тут совершенно нечего делать.

— И шея твоя снова стала бы свободна, — съязвила Лиза.

— А чего ты хотела, мы ведь криминальная полиция земли, а это преступление к нам не относится — или, по-твоему, оно похоже на случай в Эттале?

Но не успела Лиза ответить, как подъехала какая-то машина и остановилась на стоянке перед церковью. Из нее вышел немолодой седовласый мужчина в черном костюме. Он огляделся, будто ища кого-то.

— Это, пожалуй, и есть временный священник, — проговорил Штефан Буковски и поднялся навстречу новоприбывшему.

Иерусалим, бар «Шонке», улица Рехов Хасорег…

На улице уже светало, однако в баре было полно народу. Гидеон Блументаль проработал всю ночь и теперь наслаждался холодным пивом. Гидеон был каменщиком, но уже несколько лет не работал по профессии, а искал в местных газетах, в университетах и институтах объявления вроде «Археологам требуются подсобные рабочие на раскопки». Здесь, в Иерусалиме, да и в остальном Израиле, который во всем мире называют не иначе как Святой землей, где-нибудь непременно проводят раскопки. И дело это прибыльное, поскольку зарубежные археологи платят хорошо и почти всегда — в долларах. Три-четыре месяца тяжелого труда приносят столько же, сколько целый год работы за зарплату. Таким образом, оставшуюся часть года Гидеон мог посвящать себе и своей страсти — многочисленным женщинам Христианского квартала. Естественно, он не был богат, не имел солидного банковского счета, не катался на модной, сверкающей хромом машине. Он жил в однокомнатной квартире в поселке к северу от Христианского квартала, в тени Новых ворот, и водил старый пикап «тойота», в котором хранил весь свой инструмент — в ящике с двойным замком. Тем не менее за квартиру он платил аккуратно, да и в остальном на жизнь ему хватало.

Сегодня он четырнадцать часов подряд проработал на раскопках у дороги на Иерихон. Сейчас выпьет еще кружку холодного пива — и вздремнет немного, а ближе к вечеру — опять на раскопки в тени Львиных ворот, на новую смену. Именно сейчас там начались жаркие деньки. Но к этому за годы работы он уже привык. Всякий раз, когда археологи обнаруживали что-нибудь важное, им казалось, что дело продвигается слишком медленно, и тогда они вводили дополнительные смены, а иногда люди работали до полного изнеможения.

Бармен поставил пиво у него перед носом и пожелал здоровья. Гидеон поблагодарил его и осушил кружку одним глотком.

— Ты, наверное, умираешь от жажды, — заметил толстяк, стоящий рядом с ним у стойки. Гидеон окинул того взглядом — мужчина походил на торговца с улицы Бен-Йехуда, а в речи его явственно слышался восточноевропейский акцент.

— Я только что закончил работу и наглотался пыли, — ответил Гидеон.

Иностранец подал знак бармену.

— Следующая порция — за мой счет, — заявил он и протянул Гидеону руку.

Тот помедлил, но в конце концов пожал ее.

— Соломон Поллак, — представился иностранец. — Я торговец и иногда работаю до ночи — или, точнее сказать, до утра.

Гидеон посмотрел в открытую дверь — там начиналось утро.

— Пожалуй, правильнее сказать — до утра, — согласился он. Иностранец не был ему несимпатичен. И хотя вообще-то он устал и не был настроен болтать, они разговорились. О том и о сём, о Боге и мире, о политической ситуации и о стране, которая все еще хранила в себе столько тайн. К тому же они пили пиво, так как всякий раз, когда Гидеон опустошал кружку, иностранец заказывал новую порцию.

Соломон Поллак рассказал, что родом он из Лодзя, а в Израиль эмигрировал только четыре года назад. В Польше он был редактором небольшой газетки, но и здесь, в Израиле, посвятил себя новостям.

— Я думал, ты торговец, — заметил Гидеон, и речь его становилась все более нечеткой, что, пожалуй, нужно было отнести на счет выпитого.

— Да, я торговец, — подтвердил Соломон Поллак. — Я не работаю с товарами, мое дело — это новости, а они в большинстве случаев очень хорошо оплачиваются, если знать, кому именно их предложить.

— Новости? — повторил Гидеон. — И с этого можно жить?

— Возьмем раскопки у Львиных ворот, — предложил Поллак. — Вокруг лагеря поставили высокий дощатый забор, а руководитель раскопок, профессор Рафуль, на пресс-конференции недавно сделал несколько намеков, которые вызвали интерес у некоторых экспертов. Теперь профессор молчит, а высокий забор не дает любопытным возможности заглянуть в лагерь. Тот, у кого есть сведения о ходе раскопок, мог бы получить солидное вознаграждение.

Гидеон посмотрел на толстяка с недоверием.

— И к тому же нельзя считать нарушением закона то, что один из подсобных рабочих заговорит, — продолжал Соломон Поллак.

— Да это просто воля Божья, — улыбаясь, пробормотал Гидеон. — Я, кстати, работаю на раскопках. Даже, могу сказать, кем-то вроде правой руки профессора. Но я ничего не собираюсь рассказывать, так как у всего своя цена. Ну, ты понимаешь: спрос и предложение…

Соломон Поллак сунул руку в карман пиджака и достал оттуда несколько купюр. Пятьсот долларов.

— И это был бы только задаток, — сухо заметил он. — И по сто долларов за каждое новое сообщение.

Гидеон облизнул губы, когда Поллак сунул ему деньги под нос.

— Что я должен для этого сделать? — спросил он, и его речь была такой четкой, как будто бы он эти пять кружек пива просто вылил.

— Как я и говорил, — с нажимом объяснил Поллак. — Речь идет только о сведениях. Не больше и не меньше.

Гидеон недолго думая потянулся за деньгами.

— Что хотят знать твои клиенты?

— Начнем с вопроса: а что вы обнаружили в поле?

Через час Гидеон шел домой. В кармане у него лежало пять купюр по сто долларов каждая. Он был доволен; завтра он опять встретится с Поллаком в то же самое время. В этом ведь нет ничего плохого. Он наверняка не единственный, кто рассказывает о раскопках у дороги на Иерихон.