"Гибель царей" - читать интересную книгу автора (Иггульден Конн)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 27

Короткими толстыми пальцами Катон смахнул пот со лба. Хотя зимний холод все еще не выпускал Рим из своих объятий, здание сената было переполнено, и воздух, нагретый дыханием трех сотен знатных римлян, висел тяжелым облаком.

Катон поднял вверх руки, требуя тишины, и терпеливо выжидал несколько мгновений, пока стихнет шум голосов.

— Этот Цезарь — безответственный молодой человек, посмевший продемонстрировать пренебрежение к воле сената… Его действия послужили причиной смерти сотен римских граждан, а ведь многие из них были ветеранами наших легионов. Как я понимаю, этот юноша присвоил себе власть, которую ему никто не давал, и ведет он себя так, как того и следовало ожидать от племянника Мария. Я обращаюсь к сенату с просьбой осудить этого задиристого петушка, дабы показать наше недовольство по поводу бессмысленных смертей римлян и его неуважения к авторитету высокопоставленных сенаторов…

Он занял свое место под одобрительный ропот.

Поднялся распорядитель. Это был высокий, хмурый мужчина, у которого не хватало терпения на дураков. Хотя он обладал минимальной властью, ему явно доставляло удовольствие руководить более могущественными членами Сената.

Вслед за Катоном слово взял Цинна. Его лицо пылало от гнева. Распорядитель кивком головы позволил ему говорить, и сенатор обвел взглядом ряды присутствующих, привлекая их внимание.

— Как многим из вас известно, я состою в родстве с Цезарем после замужества моей дочери, — начал он. — И я пришел сюда не для того, чтобы выступать в его защиту, а чтобы принять участие, как ожидал, в справедливых и заслуженных поздравлениях.

По залу пронесся ропот сторонников Катона, но Цинна ждал с ледяным выражением лица, пока они не затихли.

— Разве не должны мы поздравить человека, который разгромил одного из злейших врагов Рима? Митридат мертв, его армия уничтожена, а вы говорите об осуждении?! Не могу поверить своим ушам. Вместо того чтобы подсчитывать потери в битве против превосходящих сил противника, подумайте о тех невинных людях, оставшихся в живых только потому, что Митридат мертв! Сколько еще наших граждан могло погибнуть к тому времени, когда наши слишком осторожные легионы собрались бы заняться уничтожением врага? Судя по всему, не похоже, чтобы они когда-нибудь приблизились к греческой армии!..

Еще одна волна недовольных криков разорвала тишину. Многие сенаторы с обеих сторон, горя от нетерпения, поднялись, чтобы высказаться. Распорядитель поймал взгляд Цинны и вопросительно поднял брови. Тот, не отличаясь особой грацией, занял свое место.

Сенатор Пранд стоял рядом с Катоном. Это был высокий, худощавый человек, он кашлянул и получил разрешение говорить.

— Мой сын, Светоний, — один из тех, с кем Цезарь был в плену у пиратов. У меня есть донесения, указывающие на опасность, исходящую от этого человека. Он действует, ни с кем не советуясь. Вступает в конфликт, не подумав, что существуют другие способы решения проблемы. Его первым и последним ответом на все является слепая атака. У меня есть подробные сведения о казнях и пытках, осуществлявшихся от его имени и не санкционированных сенатом. Заслуженные ветераны вынуждены были вступить в бой ради его личной славы. Я должен согласиться с достопочтенным Катоном, что Цезаря надо пригласить сюда для наказания за его действия. Мы не должны забывать и об обвинениях в пиратстве, выдвинутых против него квестором Правитасом. Если похвалить этого выскочку, что некоторые считают правильным, то мы рискуем своими руками создать еще одного Мария и в конце концов пожалеем о своем великодушии!..

Катон подтолкнул человека, сидевшего рядом с ним. Сенатор Бибилий оступился, поднимаясь со своего места. Его лицо побледнело, на лбу выступили капельки пота. Нарушая традиции, он начал говорить, не дожидаясь разрешения, и его первые слова потерялись в последовавших за этим насмешливых криках.

— …следует исключить из членов сената, — сказал он и сглотнул слюну. — Или лишить воинских званий… Пусть он займется торговлей, имея столько награбленного золота, привезенного с собой…

Пока Бибилий говорил, распорядитель холодно смотрел на него, потом коротким жестом отослал его на свое место. Потом с угрюмым выражением на лице он повернулся к скамьям на противоположной стороне, явно собираясь восстановить равновесие. Слово было дано Крассу. Тот кивнул в благодарность и спокойно осмотрел ряды, пока опять не восстановилась тишина.

— Как же вы боитесь!.. — резко воскликнул он. — Другой Марий, говорите?.. Его племянник? Как?.. Мы же сейчас должны дрожать от ужаса! Меня тошнит от вас. Неужели вы думаете, что наша драгоценная Республика смогла бы выжить без военной силы? Сколько из вас участвовало в успешных кампаниях?

Он окинул взглядом присутствующих, зная, что Катон отслужил только двухгодичный минимум, чтобы добраться до верхушки политической лестницы и командовать войсками. Другие закивали головами, а Катон сдержал зевок и отвернулся.

— У нас есть молодой человек, который знает, как командовать солдатами, — продолжал Красс. — Он собрал небольшую армию и наголову разбил врага, в восемь-девять раз превосходящего его солдат по количеству. Это правда — он действовал, не получив нашего одобрения, но нельзя же было ждать год или два, пока мы закончим обсуждение!..

Распорядитель ловил его взгляд, но Красс не обращал на это внимания.

— Нет, причиной столь ядовитой озлобленности некоторых из нас является тот позорный факт, что этот молодой человек показал ошибочность нашего выбора командиров легионов. Его успех доказывает, что мы действуем без достаточной энергии и скорости, чтобы защитить римские интересы в Греции. Вот что мучает этих людей. Вот одна из основных причин их неприязни по отношению к Цезарю. Позвольте вам напомнить, что этот молодой человек получил дубовый венок в Митилене. Он талантливый и преданный Риму воин, и позор нам, если мы не признаем этого публично. Я слышал тут бормотание Бибилия о лишении его воинского звания и спрашиваю себя — а какими победами может похвастаться Бибилий? Или Катон? А эти намеки Пранда по поводу пиратства! Он прекрасно знает, что обвинения были признаны идиотизмом, когда всплыли все факты. Неудивительно, что сенатор Пранд обошел молчанием такой сложный вопрос, поскольку его сын был среди обвиненных! Мы должны воздать Цезарю почести, которых он заслуживает!

— Достаточно, Красс, — резко прервал распорядитель, довольный тем, что выделил ему достаточно времени, чтобы дать отпор Бибилию. — У обеих сторон была возможность высказаться. Мы можем ставить вопрос на голосование.

Те, кто продолжал стоять, неохотно сели, оглядывая зал и пытаясь предугадать результаты голосования раньше, чем оно началось.

В этот миг распахнулись массивные бронзовые двери, и вошел Помпей, вызвав новый всплеск интереса. С момента смерти дочери, случившейся неделю назад, его не видели ни на собраниях, ни в сенате. Задавалось много вопросов о трагедии и о том, что теперь будет.

Распорядитель указал Помпею, где можно сесть. Вместо этого сенатор подошел к своему месту и остался стоять, дожидаясь, чтобы ему дали слово.

Вздохнув, распорядитель поднял руку. Шум стих, и все взгляды устремились на вошедшего.

Катон пристально смотрел на Помпея. Прах его дочери совсем недавно был предан земле, но на лице сенатора не было заметно ни единого признака, напоминающего о горе. Оглядывая скамьи, заполненные людьми, он казался спокойным.

— Прошу прощения за свое отсутствие и опоздание на заседание, уважаемые сенаторы. Я похоронил дочь, — сообщил он спокойно, недрогнувшим голосом. — Я клянусь перед вами, что те, кто использует невинные души в борьбе за власть, горько пожалеют об этом. Но это проблема не сегодняшнего дня.

Помпей говорил четко и рассудительно, но те, кто находился совсем рядом с ним, могли видеть, как напряжен каждый мускул в его плечах, словно он с большим трудом сдерживал ярость.

— Скажите, за что мы сегодня голосуем? — спросил Помпей у распорядителя.

— Необходимо решить, одобрить или осудить действия Цезаря в Греции, — ответил тот.

— Понятно. И на какой же позиции стоит сенатор Катон? — осведомился Помпей, не глядя на развалившуюся в кресле фигуру, после его слов внезапно выпрямившуюся.

Распорядитель рискнул взглянуть на Катона.

— За осуждение, — в замешательстве пробормотал он.

Помпей заложил руки за спину, и находившиеся рядом с ним заметили, как побелели костяшки на его пальцах, когда сенатор снова заговорил:

— Тогда я буду голосовать против.

В полной тишине он долгое время смотрел Катону в глаза, пока у всех присутствующих не появилась уверенность, что между ними возникла смертельная вражда.

— Больше того, я призываю своих сторонников тоже голосовать против. Я призываю всех, кто мне должен, отдать долг своим голосом. Рассчитайтесь со мной здесь и сейчас!..

Сенат взорвался гулом голосов: люди обсуждали последствия подобного поступка. Фактически это было объявлением войны. Катон, когда распорядитель объявил голосование, так поджал толстые мясистые губы, что они образовали тонкую линию, выражающую высшую степень раздражения. Призвав всех своих сторонников, Помпей отбросил прочь годы осторожных соглашений и альянсов просто для того, чтобы на публике показать свое презрение.

Красс слегка побледнел. Со стороны Помпея очень глупо было так поступать, хотя его можно понять. Ни у кого не возникло сомнений в том, кого именно он считал виновным в убийстве своей дочери.

Катон очень нервничал, пока присутствующие взвешивали все за и против и решали, стоит ли им дистанцироваться от него. Распорядитель тяжело вздохнул. По крайней мере и голосование будет выиграно, и Катон получит очень неприятный урок. Хотя большое количество проголосовавших было связано долгосрочными обязательствами с Помпеем, и все это понимали, для толстого сенатора отнюдь не просто было оставаться один на один с сотней коллег, настроенных против него.

Голосование закончилось очень быстро, и Помпей сел на свое место, чтобы принять участие в обсуждении должности, которая по возвращении в сенат должна быть дарована Цезарю. Поскольку большинство сенаторов очень хотело выйти из душного зала на свежий воздух, все произошло очень быстро, Катон почти не принимал участия в обсуждении, словно окаменев от унижения, свалившегося на него.

Когда сенаторы выходили через бронзовые двери, злобная гримаса исказила лицо Катона. Он смотрел на Помпея, выигравшего голосование, но тот проигнорировал его и быстро ушел домой, не сказав никому ни слова.

Тубрук поднимался по внутренней лестнице на стену поместья, благодаря богов за своевременное предупреждение, переданное рабами с плантаций. Он вытянул шею, чтобы разглядеть колонны, марширующие по дороге по направлению к ним.

— Две или три центурии, — крикнул управляющий Корнелии, вышедшей из дома на крик. — Я не вижу штандартов, но они в полном вооружении… Это, должно быть, часть римского гарнизона.

— Ты пустишь их? — нервно спросила Корнелия.

Тубрук ответил не сразу: он внимательно разглядывал приближающихся солдат. Отсутствие штандартов вызывало у него беспокойство.

Со дня гибели дочери Помпея старые римские фамилии находились в напряжении, о котором забыли со времени смерти Суллы. Если уж такой могущественный сенатор не смог избежать трагедии в собственном доме, то никто не может чувствовать себя в безопасности. Тубрук колебался. Если он призовет Брута и его солдат защищать ворота, это может выглядеть как провокация или как выпад против законной силы.

Приняв решение, он подхватил со стены тяжелый камень. Лучше обидеть кого-нибудь, чем оказаться уязвимым: ведь приближающиеся центурии могут оказаться убийцами со всеми отличительными знаками легионеров.

— Позови Брута. Скажи, мне прямо сейчас нужны его люди!.. — крикнул Тубрук Корнелии.

Та бросилась назад в дом.

К тому времени когда приближающаяся колонна была менее чем в тысяче шагов от поместья, Брут выстроил своих людей у ворот. С ним находилось только двадцать человек. Тубруку хотелось бы, чтобы их было больше, но он улыбнулся молодому командиру, порадовавшись, что есть хотя бы столько.

Брут почувствовал, как знакомое предвкушение боя вызвало в животе спазм. На какой-то момент ребенок, проснувшийся в нем, пожалел, что оставил Рения в городских казармах, но то была минутная слабость. Когда Марк обнажил меч, его уверенность в себе значительно возросла, передавшись воинам, ответившим ему скупыми улыбками. Уже слышна была тяжелая поступь солдат, приближающихся к поместью, но она не вызвала у них страха.

Маленькая фигурка выскочила из конюшен и остановилась почти у самых ног молодого человека.

— Ты с нами не пойдешь! — воскликнул Брут, предупреждая просьбу.

Он очень мало знал о мальчишке, которого опекал Тубрук: кроме того, в этот момент ему было не до объяснений. Октавиан открыл рот, и Брут рявкнул, разозлившись при виде блеснувшего в его руке кинжала:

— Пошел прочь отсюда!..

Октавиан застыл, широко раскрыв глаза, потом повернулся на пятках и направился к конюшне, не сказав больше ни слова. Брут оставил это без внимания: его взгляд был прикован к Тубруку. Он надеялся, что у старого гладиатора появились новости о том, что происходит за воротами. Марка раздражало ожидание, однако он понимал, что солдат, посланных сенатом, нельзя встречать с обнаженными мечами в руках. Кровопролитие неизбежно, даже если их истинные намерения совершенно невинны.

Стоя на вершине стены, Тубрук краем глаза наблюдал за приближением отряда, монотонно печатающего шаг по дороге к поместью. И вдруг он облегченно вздохнул.

— Марк Брут! — крикнул Тубрук вниз. — Я прошу, чтобы твои солдаты открыли ворота и встретили их.

Брут бросил на него недоуменный взгляд.

— Ты уверен? Если у них враждебные намерения, нам удастся лучше защититься, находясь внутри.

— Открой ворота, — спокойно ответил Тубрук со странным выражением лица.

Брут пожал плечами и отдал приказ своим людям. Те обнажили мечи и двинулись вперед. От возбуждения у молодого центуриона заколотилось сердце, и он почувствовал животное удовольствие, поднимающееся из глубины его существа. Нет человека среди живущих, кто мог бы победить его в бою на мечах с тех пор, как это сделал Рений в этом же самом дворе много лет назад.

— Ладно, старый черт! Но если меня убьют, я буду ждать тебя, пока не придет твой час!..

Цезарь увидел, как из ворот вышли вооруженные люди, и напрягся. Что случилось?..

— Оружие к бою! — крикнул он, и его люди разом утратили благодушное настроение.

То, что должно было стать триумфальным возвращением, неожиданно обернулось опасностью. Кабера буквально подскочил на месте, услышав приказ, и с подозрением стал рассматривать незнакомых солдат. Он поднял руку, чтобы привлечь внимание Юлия, но подумал, что можно поступить лучше: старый лекарь усмехнулся, достал свой кинжал и яростно замахал им. Кабера был без меры доволен собой, но солдаты вокруг не разделяли его настроения. Они ждали, что их встретят как героев после стольких месяцев тяжелого похода и лишений. Выражение лиц воинов было свирепым: легионеры одновременно обнажили мечи. — К бою!.. — приказал Цезарь.

Если этот дом кем-то захвачен, он уничтожит врага, никого не оставит в живых. Сердце защемило при мысли о матери и Тубруке.

Цезарь профессиональным взглядом окинул солдат, выстроившихся у стены. Не больше двадцати человек, хотя другие могут прятаться внутри. Легионеры. Но как бы хорошо они ни выглядели, Юлий мог доверять своим Волкам в любом бою: кроме того, их больше. Он отбросил мысли о семье и приготовился к атаке.

— Великий Марс!.. Они собираются атаковать!.. — воскликнул Брут, заметив, что колонна перестроилась для нападения.

Увидев, какое количество воинов приближается к усадьбе, он чуть было не отдал своим солдатам приказ вернуться во двор, но сообразил, что в таком случае не останется времени закрыть ворота.

— Запри ворота, Тубрук! — крикнул Марк.

Старый дурак недооценил угрозу, а теперь за это придется расплачиваться…

К гордости Брута, солдаты Перворожденного не раскисли, хотя и поняли, что их истребление неизбежно. Они заняли позицию около стен поместья и привели оружие в готовность, расчехлив дротики, чтобы сразу воспользоваться ими, когда начнется атака. У каждого имелось по четыре длинных дротика, и многие враги упадут замертво, прежде чем успеют приблизиться к их мечам.

— Спокойно… — предупредил Брут своих людей.

Еще несколько шагов, и солдаты с обеих сторон вступят в схватку.

Неожиданно в рядах противника прозвучал приказ остановиться, и солдаты замерли, послушно прекратив движение. Брут удивленно поднял брови, всматриваясь в лица врагов.

Внезапно его взгляд остановился на Юлии: к изумлению окружающих, он громко расхохотался.

— Стоять!.. — приказал он своим двадцати солдатам и подождал, пока они зачехлят дротики копья и возвратят в ножны мечи.

Когда все успокоилось, Брут, улыбаясь, пошел к стоящим напротив воинам.

Цезарь заговорил первым:

— Вы хоть понимаете, что мы чуть вас не перерезали? — с усмешкой спросил он.

— Я только что подумал о том же. Мои люди бросили бы в вас пару копий, прежде чем вы приблизились еще на десять шагов. Такая удача, что я тебя увидел.

— Я узнал тебя, — самодовольно перебил его Кабера.

Брут обрадовался, увидев, что старик жив. Трое мужчин обнялись к полному смущению солдат.

Юлий первым пришел в себя и с удивлением заметил на нагруднике Марка три скрещенные стрелы.

— Боги!.. Это же эмблема Перворожденного, не так ли?

Брут кивнул, его глаза вспыхнули.

— Да. Я принял командование над ним, хотя легион пока и не полностью укомплектован.

— И сколько же вам не хватает?

— Около четырех тысяч человек, так уж получилось…

Юлий присвистнул.

— Нам есть о чем с тобой поговорить. Тубрук знает, что я вернулся?

Брут посмотрел через плечо на белые стены поместья. Управляющий поднял руку и приветственно махал им оттуда.

Кабера с энтузиазмом замахал в ответ.

— Да, он знает, — ответил Марк, улыбаясь.

— Мне нужно найти для своих людей казармы в городе, — сказал Цезарь. — Пока они могут поставить палатки в поместье, но потом необходимо что-нибудь придумать. Надо найти жилье и место для тренировок…

— Я знаю и такое место, и человека, который сможет их тренировать, — ответил Брут. — Со мной вернулся Рений.

— Он мне нужен — так же, как и ты, — ответил Юлий, явно что-то уже планируя.

Марк улыбнулся. На сердце стало легко, когда он увидел старого друга. На лице Юлия появились новые шрамы, что делало его более жестким, чем помнил Брут, но это был прежний человек.

Повинуясь импульсу, он протянул руку, и Цезарь крепко ее пожал, охваченный теми же эмоциями.

— Моя жена в безопасности? — спросил Юлий, пытливо вглядываясь в лицо друга.

— Она здесь вместе с твоей дочерью.

— С моей дочерью?.. — Лицо Юлия расплылось в глуповатой улыбке. — А что же мы здесь стоим?! Дочь!.. Пошли скорее!

Он отдал солдатам короткий приказ разворачивать лагерь вокруг поместья и поспешил вперед.

Брут направился вслед за ним со своими двадцатью солдатами, чувствуя полный сумбур в голове. Ему надо было так много рассказать Юлию. Убийство Суллы и дочери Помпея, сенатские сплетни, которые ему передала мать… Юлию просто необходимо встретиться с Сервилией! Теперь, когда он вернулся, мир снова казался стабильным, и Марк почувствовал, как беспокойство покидает его. Вместе со старым другом, который поможет ему, он вернет Перворожденному былую силу!

Брут засмеялся, когда столкнулся лицом к лицу с Тубруком, который с хитрым выражением лица поджидал его.

— Хорошее зрение для человека твоих лет, — сказал он старому гладиатору.

Тубрук усмехнулся.

— Солдат обращает внимание на некоторые детали, особенно на командира, — весело сказал он.

Брут постарался скрыть смущение.

— Куда делся Юлий?

— Он с женой и дочерью, парень. Дай ему немного времени побыть с ними наедине.

Брут слегка нахмурился.

— Конечно. Я отведу своих людей обратно в город и останусь на ночлег в казармах. Скажи ему, где я.

— Я вовсе не имел в виду, что тебе надо… уходить, — поспешно заметил Тубрук.

Марк покачал головой:

— Нет, ты совершенно прав. Сейчас самое время ему побыть с семьей. Мы увидимся завтра.

Он резко повернулся и приказал своим людям строиться за воротами.

Кабера вошел во двор поместья, улыбаясь всему, на что натыкался его взгляд.

— Тубрук!.. — позвал он. — Ты ведь собираешься нас хорошо накормить, правда? Так много времени прошло с тех пор, когда я в последний раз пил хорошее вино и ел пищу, которой так гордятся римляне. Хотелось бы повидать повара. Мне нравился этот человек, он был хорошим певцом. Как ты тут живешь?

С лица Тубрука исчезло хмурое выражение, появившееся после ухода Брута. Невозможно было устоять перед воодушевлением, которое Кабера распространял вокруг себя, где бы ни находился. Он соскучился по старику больше, чем по кому-либо другому.

Лекарь заметил настроение друга и похлопал его по плечу.

— Дай парню уйти. Ты ведь знаешь, он всегда был обидчивым. Завтра они опять будут как братья, но у Юлия много дел, которые надо сделать в первую очередь.

Тубрук вздохнул и с радостью обнял худые плечи знахаря.

— Повар придет в отчаяние, когда узнает, сколько ему придется приготовить, но я обещаю: это будет гораздо лучше, чем та еда, которой вам приходилось питаться все это время.

— Мы ждем гораздо большего, — серьезно ответил Кабера.

Услышав приближающиеся шаги, Корнелия поспешно оглянулась. Какую-то долю секунды женщина не узнавала офицера, стоявшего перед ней. Потом лицо Цезаря осветилось радостью, и он сделал шаг вперед, чтобы обнять жену.

Она крепко прижалась к нему, вдыхая запах кожи, потом засмеялась, когда он приподнял ее над полом.

— Я слишком долго был вдали от тебя, — воскликнул он, прижимая женщину к себе с такой силой, что у нее заныли ребра, но Корнелия не обратила на это внимания.

Юлий был способен забыть обо всем, только не об этой красивой женщине в его объятиях. Наконец он выпустил жену и отступил назад, удерживая ее за руку, как будто не желая снова расставаться с ней.

— Ты все так же прекрасна, — прошептал он. — А еще я слышал, что у нас есть дочь…

Корнелия обиженно надула губы.

— Я сама хотела тебе рассказать. Клодия, принеси девочку! — крикнула она, и няня почти тотчас вошла.

Было понятно, что она ждала под дверью, пока ее позовут. Маленькая девочка с интересом смотрела по сторонам. Глаза у нее были такого же золотисто-карего цвета, как у матери, но волосы темные, как у Юлия. Цезарь улыбнулся ребенку, и дочь ответила ему улыбкой, от которой на щеках образовались ямочки.

— Ей уже почти два года, и она кошмар этого дома. Малышка уже знает довольно много слов, но сейчас стесняется говорить, — гордо сказала Корнелия, забирая ребенка у Клодии.

Цезарь обнял жену и дочь, нежно прижав к себе.

— Я мечтал о том, что увижу тебя снова, в самые тяжелые минуты жизни… Ведь мне даже не было известно, что ты беременна, когда я уезжал, — воскликнул он, отпуская их. — Она уже ходит?..

Обе женщины одновременно кивнули и улыбнулись друг другу. Корнелия опустила девочку на пол, и все смотрели, как та ковыляет по комнате, останавливаясь перед каждым предметом.

— Я назвала ее Юлией в твою честь. Мы ведь не знали, вернешься ли ты, и…

Глаза Корнелии наполнились слезами, и Цезарь опять прижал жену к себе.

— Успокойся, я вернулся. Все закончилось…

— У нас были… затруднения. Тубруку пришлось продать землю, чтобы заплатить выкуп…

Корнелия колебалась, прежде чем все рассказать Цезарю. Сулла был мертв, благодарение милосердным богам. Не нужно Юлию знать, что ей пришлось вынести из-за этого негодяя. Она предупредила Тубрука, чтобы тот ничего не говорил мужу.

— Тубрук продал землю? — удивленно переспросил Юлий. — Я надеялся… нет, это не имеет значения. Я выкуплю ее назад. Мне нужно услышать обо всем, что произошло в городе за время моего отсутствия… но это подождет, пока я приму ванну и переоденусь. Мы пришли прямо с побережья, не заходя в город.

Он поднял руку и погладил жену по волосам, Корнелия вздрогнула от его прикосновения.

— У меня есть сюрприз для тебя, — сказал Цезарь, подзывая слугу.

Корнелия с дочерью и Клодией терпеливо ждали, пока слуга Юлия принес мешки и свалил их в центре комнаты. Ее муж все так же был полон энергии. Он позвал слуг, чтобы те показали его людям дорогу к винным погребам, и приказал брать столько, сколько требуется. Кое-кто был отправлен с многочисленными поручениями, и вокруг дома закипела бурная жизнь.

Но вот Цезарь закрыл дверь и склонился вместе с Корнелией над кожаными мешками.

Его жена и Клодия невольно ахнули, увидев сияние золотых монет. Юлий с удовольствием засмеялся и показал им еще несколько мешков, заполненных слитками и монетами из золота и серебра.

— В четыре раза больше выкупа, — жизнерадостно сказал он. — Мы вернем свою землю.

Корнелия хотела спросить у мужа, где он добыл такое богатство, но, еще раз посмотрев на белые шрамы на загорелых руках и лице, промолчала. Он дорого заплатил за все это.

— Папа?.. — раздался тонкий голосок.

Юлий засмеялся и посмотрел вниз, где обнаружил маленькую фигурку с поднятыми вверх руками. Дочка требовала внимания к себе.

— Да, моя дорогая девочка… Я твой папа, который вернулся домой с корабля. А теперь мне надо хорошенько отмыться и как следует поесть перед сном. Мысль о том, что я буду спать в собственной постели — это такое удовольствие, которое трудно описать.

Девочка засмеялась, и Цезарь крепко ее обнял.

— Полегче! Она же не один из твоих солдат, — сказала Клодия, забирая девочку.

Юлий удовлетворенно вздохнул.

— У меня очень много дел, моя дорогая, — сказал он жене.

Цезарь позвал Тубрука, чтобы тот отчитался о делах, пока он будет смывать с себя пыль и грязь.

Горячая вода стала серой, как только молодой человек стал тереть кожу, а ее тепло сняло с сердца часть усталости.

Тубрук стоял у узкого бассейна и рассказывал о финансовых делах в поместье за последние три года — так же, как когда-то отчитывался перед его отцом.

Когда Юлий наконец отмылся, то оказался гораздо моложе, чем смуглый воин, появившийся недавно во главе колонны легионеров. Его глаза приобрели яркий голубой цвет, однако когда возбуждение от горячей воды прошло, у Цезаря едва хватало сил, чтобы слушать.

Не желая, чтобы молодой человек уснул в бассейне, Тубрук подал ему мягкий халат и полотенца, а потом удалился.

Он шел неслышными шагами по коридору, слушая песни пьяных солдат за стеной поместья. Впервые чувство вины, изводившее его по поводу смерти Суллы, исчезло, словно бы и не существовало никогда. Старый гладиатор подумал, что все расскажет Юлию, когда утрясутся срочные дела, связанные с возвращением молодого хозяина, и жизнь опять станет спокойной. В конце концов убийство было совершено в интересах Цезаря: если бы он все знал, Тубрук смог бы послать анонимные подарки семьям Касаверия, Ферка и родителям молодого солдата, оказавшего сопротивление у ворот. Семья Ферка особенно сильно нуждалась без кормильца. Тубрук был в долгу перед ними за мужество их отца, и он знал, что Юлий почувствует то же самое.

Проходя мимо комнаты Аврелии, он услышал какие-то звуки из-за двери. Тубрук заколебался. Цезарь так устал, что еще не спросил о матери. Ему самому больше всего хотелось добраться до своей постели и лечь спать после долгого дня, однако он вздохнул и вошел.