"Игра в ошибки" - читать интересную книгу автора (Поникаровская Алиса)

Глава 4

Лиане все происходящее казалось странным сном. Машина Яниса сломалась, что выяснилось после достаточно тщательного осмотра, ее, толкая руками и ногами, загнали в гараж, где и оставили стоять до «лучших времен», как невесело констатировал Ивар, разумно заявив, что у нас не Америка, и бригаду по ремонту автомобилей вызовешь не так скоро, если вообще кто-то согласится тащиться к черту на кулички за какой-то там тачкой, тем более, хозяин ее – не миллионер и не шишка, и за душой, кроме гитары и смены белья практически ничего не имеет. «Душа, конечно, в счет не идет», – развел он руками и гостеприимно предложил Янису пожить у него до тех пор, пока не найдется какой-нибудь выход. Случайно услышанный разговор не давал Лиане покоя, толком она ничего не поняла, кроме того, что Ивар и Янис были знакомы раньше, хотя почему-то предпочитают это не афишировать, и что она каким-то боком тоже в этом замешана, но в чем и почему – оставалось для нее тайной, к которой ко всему прочему, примешивалось то, что она пишет, и девушка по имени Алиса, удивительно похожая на нее. Странным образом и тот и другой были полной копией ее персонажей, и голова Лианы просто разламывалась от бесконечного количества предположений и догадок. Ивар с появлением Яниса запил и почти не выходил из мастерской, Лиана пару раз зашла к ним в гости, но, наткнувшись на полный отчаянья взгляд Ивара и невразумительное бормотанье Яниса, у которого при ее появлении начали трястись руки, поспешно ретировалась, решив про себя, что таких странных знакомых у нее никогда не было, и, пожалуй, не надо. Она вернулась к себе, немного прогулявшись под дождем, успокаивая себя тем, что одиночество ее вполне устраивает и кроме пишущей машинки ей больше вообще ничего не нужно.

Ивар пришел вечером, когда сгустились сумерки, превращая моросящий на улице дождь в невидимые нити.

– Соскучилась? – спросил он, снимая ботинки и плащ. – Винца выпьем? Твое любимое – красное, сухое.

– Соскучилась, – кивнула Лиана. – Вас уже неделю не видно. Даже поговорить не с кем, кроме кота.

– Нас? – как-то нехорошо улыбнулся Ивар, и Лиана поняла, что он уже слегка пьян. – Меня одного тебе уже мало?

– Глупости говоришь, – пожала плечами Лиана. – То, что у вас там творится – это ваши проблемы, я в них ничего не понимаю. Да и не за чем.

– Ты уверена? – прищурился Ивар и прошел на кухню. Поставил на стол бутылку вина. – Так выпьем?

Лиана достала из шкафчика два фужера:

– Почему бы и нет. Только… ты уверен, что тебе… может, тебе уже хватит?

– Уверен, что не хватит, – невесело улыбнувшись, отозвался Ивар и открыл бутылку. Он разлил вино, поднял свой фужер:

– Предлагаю тост за вечный треугольник! – и, не дожидаясь ее, выпил все залпом.

– Послушай, – сказала Лиана и осторожно тронула его руку. – Я действительно ничего не понимаю. Может, ты объяснишь мне хотя бы приблизительно, что именно происходит?

Ивар очень нежно накрыл ее руку своей, потом нагнулся и коснулся губами ее пальцев:

– Прости меня, девочка. Прости. Пока ты действительно не при чем. Просто все уже началось. И теперь ничего не изменишь.

– О чем ты? – Лиана коснулась второй рукой его влажных волос. – Я не понимаю…

– А пока и не за чем, – снова невесело усмехнулся Ивар. – Всему свое время.

Он снова налил себе вина.

– Ты не выпила? Присядь, выпей со мной…

Лиана опустилась рядом с ним на табуретку, взяла фужер:

– За что на этот раз?

Ивар поднял на нее глаза, и она вздрогнула; столько в них было тоски, боли и света. Света любви.

– Я разве не сказал? – удивился он. – Конечно, за любовь. Только за это – до дна.

Лиана поднесла к губам фужер, сделала глоток и услышала тихий голос Ивара:

– Я люблю тебя…

И она поняла, что знает об этом с самого начала, с того момента, когда увидела его у реки, и с самого начала ждала, когда он это скажет, чтобы улыбнуться в ответ и коснуться губами его губ, чего она так давно и отчаянно желала.

…Он был нежным и умелым, и ей казалось, что он знает ее давно, давно ждет и любит, потому угадывает все ее желания, даже те, в которых она сама боялась себе признаться. Руки его осторожно скользили по ее телу, как по чему-то давно желанному и знакомому, ей было бесконечно хорошо, и всем своим существом она чувствовала, что так же бесконечно хорошо ему, и было в этой бесконечности любви что-то сладостное и одновременно пугающее, что-то большее, чем просто соединение двух тел, что-то вечное…

– Останься сегодня у меня, – попросила она, принимая из его рук только что прикуренную сигарету.

– Хорошо, – улыбнулся он. – Я только позвоню.

– Зачем? – спросила она, неприятно удивленная тем, что внутри нее всколыхнулось какое-то чувство, похожее на ревность. – Он что, маленький ребенок или ты ему чем-то обязан?

Ивар поднялся с постели и молча направился к двери. Задержался на пороге, оглянулся и грустно произнес:

– Вот все и началось. Обязан. Тобой, – и скрылся в дверном проеме.

Лиана курила, глядя в потолок и снова ничего не понимая.

Она докурила сигарету, накинула халат и спустилась вниз. Ивар сидел на кухне, завернутый в полотенце и потягивал вино.

– Присоединяйся, – предложил он, и Лиана увидела на столе вторую бутылку.

– Ты что сюда ящик притащил? – улыбнулась она и опустилась к нему на колени.

– Почти, – улыбнулся он в ответ. – Как старый и опытный соблазнитель.

Лиана дернула его за прядь волос и взяла из руки фужер с вином:

– Позвонил?

– Угу, – кивнул Ивар. – Все в порядке.

– А теперь объясни, почему ты обязан ему мной, – сказала Лиана, освобождаясь от его объятий. – Я слушаю очень внимательно. В свою очередь хочу заявить, что вижу этого человека первый раз в своей жизни.

– Ты в этом уверена? – тихо спросил Ивар. – Подумай…

Лиана глотнула вина и кивнула:

– Уверена.

– Господи, какая ты сейчас счастливая… – вдруг невпопад заметил Ивар. – Как бы я хотел все так и оставить…

– Что? – спросила Лиана. – Послушай, ты все время говоришь загадками, словно я должна что-то знать, но я тебе уже говорила, я действительно ничего не понимаю. Ничегошеньки. Поверь.

– Отчасти ты уже знаешь, просто боишься себе в этом признаться, – грустно произнес Ивар. – Поверить в это действительно очень трудно.

Он поднял на нее глаза, несколько секунд с бесконечной любовью разглядывал ее лицо, словно решая про себя, говорить или нет, потом негромко процитировал:

– «…Светлые прямые волосы опускались на плечи, небольшие голубые глаза казались защитным экраном, сквозь который невозможно было разглядеть хоть что-нибудь. Крупный нос, тонкая верхняя губа и достаточно толстая нижняя придавали его лицу выражение вечного недовольства. В целом лицо выглядело абсолютно бесстрастным, было заметно, что обладатель его очень лихо наловчился прятать от окружающих свои мысли и эмоции…»

Ивар остановился, глядя на остолбеневшую Лиану:

– Хватит, или еще? …А говоришь, что видишь этого человека в первый раз…

Рука Лианы задрожала, и фужер упал на ковер, вино растеклось причудливым пятном, в очертаниях которого угадывалось только что описанное лицо.

– Ты не мог видеть мои записи, – хрипло сказала Лиана.

– Я их и не видел, – пожал плечами Ивар. – Неужели ты еще не поняла, что именно происходит? Все идет по кругу, девочка моя любимая, по спирали, и с каждым витком становится все хуже и хуже.

– Ты бредишь, – Лиана наклонилась и подняла с ковра фужер. – Ты просто пьян и бредишь.

– Как бы я хотел, чтобы так оно и было, – с болью выдохнул Ивар. – Ты не представляешь себе, как бы я этого хотел…

«…потому просыпались всегда поздно. Было так здорово всю ночь напролет сидеть за письменным столом, писать вместе песни, придумывать грустные и веселые истории, слушать музыку; однажды ночью, когда Михалыч сидел в стареньком вертящемся кресле, записывая на листок только родившуюся песню, Алиса подошла сзади, коснулась его волос и поняла, что все это было уже когда-то, только вместо стола – горели дрова в большом камине в огромном каменном зале, по стенам плясали желтые тени, Михалыч был одет в белую кружевную рубаху, и, лениво прищурясь, помешивал кочергой поленья в камине, а она, в чем-то длинном и невообразимо красивом, так же тихо подошла сзади и точно таким же движением коснулась его волос. Алиса увидела эту сцену так ясно, что вздрогнула, прижалась щекой к его плечу и тихо произнесла:

– А знаешь, все это уже было когда-то раньше. Не здесь и не сейчас. Я знала тебя когда-то давно, когда еще не была собой…

– Я сидел перед камином, – Михалыч обернулся и коснулся ее щеки губами. – Горели дрова, я помешивал их кочергой, думая о завтрашней охоте, и так замечтался, что не заметил, как ты подошла сзади и осторожно коснулась моих волос… Впрочем, ты всегда ходила бесшумно, как и полагается любой порядочной кошке.

– Значит, мы знали друг друга и раньше? – спросила Алиса. – Когда-то давно там…

– Знали и любили, – улыбнулся Михалыч, повернулся к окну. – Смотри, светает…

За окном действительно светлело, торчали голые ветки деревьев в весеннем инее и, снова становясь видимым, поблескивал снег.

– По зоне номер … объявляется подъем! – гулко разнеслось по окрестностям, Алиса с Михалычем переглянулись и рассмеялись: квартира, в которой они жили выходила окнами на зону, и уже которую ночь эта команда служила им сигналом ко сну.

– Шесть часов утра, пора ложиться спать, – Михалыч поднялся с кресла, сладко потянулся и вытащил из пачки сигарету. – Курим на двоих, стели пока.

Алиса в ответ кивнула и пошла к дивану.

Они проснулись от неожиданно раннего звонка и почти сразу же последовавшего за ним стука в дверь их комнаты.

– Это к тебе, – раздался за стеной голос матери. Михалыч соскочил, спросонья путаясь, натянул джинсы и рубаху и вышел за дверь. Через несколько секунд голова его засунулась обратно в комнату.

– Ким пришел, – сказал он. – Поднимайся.

Пока Алиса, еще до конца не проснувшись и ругаясь про себя на чем свет стоит, рылась в шкафу в поисках, чего бы можно поскорее натянуть, голос Михалыча в коридоре произнес:

– Сейчас Алиска оденется.

Алиса, наконец, нашла нужную вещь и накинула на себя длинную рубаху, которую при определенном желании можно было принять за короткое платье.

– Я – все! – крикнула она, лихорадочно собирая простыню и одеяло и запихивая в диван подушки. Дверь открылась, и в комнату вошли Михалыч с Кимом.

– Привет, – серьезно сказал Ким.

– С добрым утром, – съехидничала Алиса и скользнула мимо них в ванную – умыться и привести себя в порядок. Включила воду и поняла, что у нее трясутся руки.

Когда она вернулась в комнату, Ким сидел в любимом вертящемся кресле Михалыча, а тот, приоткрыв балкон, курил, стараясь, по возможности, пускать в комнату как можно меньше дыма.

– Опять куришь на голодный желудок, – упрекнула его Алиса и забралась с ногами на диван.

– Привычка, – отмахнулся Михалыч и повернулся к Киму. – Ну что новенького?

– Все в порядке, – ответил Ким. – Я зашел узнать насчет репетиции. Во сколько сегодня?

– Мы же вчера обо всем договорились, – нехорошо удивился Михалыч. – Ты, вроде, не выходил никуда.

– Я думал, может, что-нибудь изменилось, – сказал Ким, как всегда внешне невозмутимый, но в глазах его мелькнуло что-то похожее на досаду, то ли на Михалыча, то ли на самого себя, за такое нелепое объяснение своего появления.

– Давайте я чай поставлю? – предложила Алиса, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

– Давай, – ответил Михалыч и, бросив с балкона окурок, с силой захлопнул балконную дверь.

– Спасибо, не надо, – одновременно с ним произнес Ким. – Я уже завтракал.

– А мы, как ты понял, еще нет, – сказал Михалыч, и Алиса, встав с дивана, отправилась на кухню. Поставила чайник, снова отметила, как сильно трясутся руки, и вернулась обратно.

В комнате царила напряженная тишина, Ким явно чувствовал себя не в своей тарелке, Михалыч, не делая ни малейших попыток помочь, молча смотрел на него.

– Я вчера книгу прочитал, – начал Ким, прервав затянувшееся молчание. – Не все до конца понял, но глава об энергетике поразительна. Оказывается, каждый человек, в принципе, ею обладает, и если дать этой способности развиться, если заниматься этим – вещи могут происходить просто фантастические. Можно научиться влиять на людей и даже на происходящие события.

– Ну, это не ново, – отмахнулся Михалыч. – Я тебе об этом еще полгода назад говорил. А что, хочешь поэкспериментировать?

– Я считаю, что туда вообще лучше не соваться, – не удержалась и влезла в разговор Алиса. – Еще не известно, в какую сторону тебя утянет.

– Ну почему же? – возразил Ким. – Я же даю себе отчет в том, что делаю, и что в этот момент со мной происходит.

– Ты просто не до конца понимаешь, о чем говоришь, – загорячилась Алиса. Тема разговора была ей очень интересна, тем более, что последние несколько ночей она чувствовала на себе чье-то отчаянное энергетическое давление, и даже достаточно ясно понимала, чье именно. – В такие моменты ты перестаешь удерживать контроль над ситуацией, включается твое подсознание, откуда ты можешь знать, что происходит с тобой и что ты можешь натворить, если тебя самого в тот момент практически не существует? Глубины подсознания страшны и порой даже тебе самому не известны, можно таких дров наломать…

– Да нет, я все понимаю, но, думаю, сильному человеку это не страшно.

– Ты так уверен в своем контроле над собой? Сильному как раз и хуже, – убежденно сказала Алиса. – За него борьба круче. Можно же эту энергию двояко использовать, а соблазнов – до черта.

– Я, кстати, могу принести вам почитать, – произнес Ким, оборачиваясь к Михалычу, потом бросил быстрый взгляд на Алису и, словно пойманный на месте преступления, тут же отвел глаза. – Я хочу перечитать еще раз и через недельку закину.

– Давай, – согласилась Алиса. – Было бы интересно.

От быстрого взгляда Кима по телу пробежала легкая дрожь, и что-то дрогнуло и перевернулось где-то внутри живота. Она подняла глаза не Михалыча и тут же пожалела, что столь опрометчиво вмешалась в их разговор: он был мрачнее тучи.

– Там, наверное, чайник закипел, – быстро проговорила она и поспешно выскочила на кухню.

Когда она внесла в комнату чашки с чаем, Ким уже поднялся, собираясь уходить, Михалыч снова курил в балконную дверь, а Ким топтался на месте, бросая ничего не значащие фразы и явно не понимая, что и зачем его здесь держит.

– Ладно, до вечера, – Ким, наконец, двинулся к дверям. – Значит, в шесть?

– В шесть, в шесть, – подтвердил Михалыч и пошел вслед за ним.

Алиса вымученно улыбнулась на прощанье:

– Пока.

– Счастливо, – обернулся на пороге Ким и застыл на несколько минут, чтобы рассказать новый анекдот.

Потом они о чем-то говорили в коридоре, пока Ким обувался, потом хлопнула входная дверь, и Михалыч вернулся обратно в комнату.

– Ты что? – спросила Алиса, глядя на его лицо.

– А что, непонятно? – огрызнулся Михалыч. – Я вчера пять раз сказал во сколько репетиция! Он же из-за тебя приперся, дураку ясно! Что, давно не виделись, поговорить захотелось?!

– Знаешь, – взорвалась Алиса. – Я его, по-моему, сюда не звала! Ты запретил мне ходить на репетиции – я не хожу! Когда он приходит, мне что, испаряться что ли?! Или под диван прятаться?! Ты же видел, человек сам не понимает, что его сюда привело! Его же разрывает на части! Я-то здесь при чем?! Ну скажи ему, чтоб не приходил, тебе тогда спокойнее будет?!

– А тебя не разрывает на части? – прищурился Михалыч. – Очень уж увлеченно ты с ним беседовала!

– В следующий раз буду молчать в тряпочку! – зло пообещала Алиса. – Я же по-человечески хотела, сколько можно, я хочу нормально общаться с этим человеком. Нормально, понимаешь? Не сбегать при его приходе, не прятаться в кухне, не интересоваться каждый раз: «А Ким там будет? Ну, тогда я не пойду…»! Это же бред какой-то!

– Ты уверена, что хочешь именно этого? Только этого? – глядя ей прямо в глаза, спросил Михалыч.

– Уверена, – твердо ответила Алиса, не отводя взгляда и понимая, что о полной уверенности не может быть и речи. – Уверена.

– Тогда приходи сегодня на базу, – приняв какое-то решение, произнес Михалыч. – Посидишь, послушаешь. Обратно пойдем – прогуляемся по парку.

– Правда можно? – обрадовалась Алиса.

Ей очень нравилось сидеть на репетициях где-нибудь в уголке, слушать и рисовать что-нибудь в это время на первых попавшихся под руку клочках бумаги, смотреть, как люди работают, и изредка ловить на себе быстрые, почти неуловимые взгляды Кима. Все происходящее в какой-то степени казалось ей игрой, она убеждала себя, что ей просто хочется вытащить из человека то, что он прячет глубоко в себе, вытащить и заставить в этом признаться. Она понимала всю жестокость этой игры, но не могла себе отказать, не осознавая, что игра уже втянула ее в себя, стала частью ее самой.

– Я заеду к подруге, – сказала она. – Мы еще неделю назад договаривались, я тебе говорила, помнишь? И к шести подъеду.

– Договорились, – кивнул Михалыч и хлебнул давно остывший чай.

Репетиция не получалась. Михалыч с самого начала сказал, что должна подъехать Алиса, и теперь исподтишка наблюдал за Кимом, у которого после этого сообщения стало все валиться из рук. Он брал не те аккорды, замирал в ненужных местах, поглядывал на часы и за окно. Когда пробило девять, а Алиса все еще не появилась, Ким в третий раз за истекший вечер спросил:

– Она точно придет? Уже девять часов…

Михалыч, злой, как собака, сорвался на крик:

– Соскучился?! С утра много времени прошло, увидеть захотелось, поговорить, или как?! – он сам отчаянно нервничал – на улице уже стемнело, а ее все не было. – Что, нравится девушка, а Кимыч?! Что молчишь-то?! Сказать нечего?!

– Дурак ты, – вспыхнул Ким. – При чем тут это…

– Ну да, как же это я не понял, ты же просто волнуешься – вон темно уже, как же она одна сюда доберется, – съехидничал Михалыч. – Какая трогательная забота о жене друга!

Перепалку прервал раздавшийся стук в окно. На крыльцо выскочили одновременно – Михалыч и Ким.

– Привет, – улыбнулась Алиса, и оба они оторопели: она была в доску пьяна.

– Мы с Ленкой выпили немного, – заплетающимся языком произнесла она и снова улыбнулась.

– Все, хватит! – окончательно рассвирепел Михалыч и схватил ее за шиворот. – Пошли домой! Надо же было так нажраться!

– Отпусти, – вяло отбивалась Алиса. – Пусти, я сама пойду!

– Ким, заберешь мою гитару! – отрывисто бросил Михалыч.

– Может, помочь? – заикнулся было Ким, но тут же осекся под гневно блеснувшим взглядом друга.

– Спасибо, я как-нибудь сам, – огрызнулся Михалыч и потащил Алису к остановке.

Домой ехали на такси, Алиса что-то говорила, оправдываясь, Михалыч мрачно молчал. Поднял ее на четвертый этаж, завел в комнату, раздел, и через несколько секунд она сладко спала, свернувшись калачиком, а он сидел в своем кресле и все так же мрачно курил, глядя на нее и размышляя о том, что…»