"Следствие по всем правилам" - читать интересную книгу автора (Кошурникова Римма Викентьевна)
День второй
Петька проснулся и, не открывая глаз, прислушался: звонил будильник тревожно и пронзительно.
«Андрюшкины штучки», — Лаптев-младший вслепую пошарил на тумбочке, чтобы схватить и обезвредить нарушителя спокойствия, но будильник невозмутимо отсчитывал секунды, а гладкая прохладная кнопка мирно покоилась на его макушке.
«В прихожей заливается», — наконец догадался Петька. Он сладко потянулся и поглубже зарылся в одеяло: мама откроет!
Мимо дверей торопливо прошелестели шаги. В прихожей заговорили.
— Петруша, — негромко, чтобы не разбудить старшего сына, позвала Татьяна Ивановна. — Там — Миша.
Лаптев-младший зарычал. Пора отучить этого Ягодкина ни свет ни заря будить людей!..
Миша Ягодкин напоминал снеговика, который нечаянно попал в теплый дом. Там, где он стоял, уже натекли две небольшие лужицы талой воды, а снежинки, прилепившиеся к воротнику и шапке, постепенно уменьшались в размерах, превращаясь в крохотные прозрачные бисеринки.
— Альбатроса я сейчас прогулять повел… — с ходу запел Миша.
— Еще одну срубили?! — испугался Петька.
Ягодкин крутнул головой.
— Зажегся свет на чердаке у Маринки в ба-ба-ба-шенке…
— Говори нормально! — рассердился Петька.
— Вчера в-вечером и-и сегодня… Й-а Альбатроса п-прогуливал… — и далее Миша поведал о том, что по чердаку северной башни, где живет Маринка Баркина, ходил кто-то неизвестный. С фонариком.
Командир группы почувствовал, как дело снова «запахло керосином»: тюк, который накануне затаскивали в подъезд две подозрительных личности — раз! Голубая метелка, которую нашел Андрюшка, — два! Теперь свет на чердаке…
— Я — сейчас! Надо проверить! — он исчез и через минуту появился обутым и одетым.
— А Т-тулупчиков? — напомнил Миша. — За-зару-гается.
— Боишься? — сощурился Петька.
Миша Ягодкин покраснел, а глаза подозрительно заблестели.
— Вместе до-оговаривались…
— Сначала разведаем, потом скажем!
Но сбежать тайно не удалось. Татьяна Ивановна стояла в дверях:
— Куда?.. А завтракать?
— Альбатрос заболел! — на ходу сочинил Петька. — Уже лапы вытянул и глаза закатил, — продемонстрировал для убедительности он. — Наверное, мышь несвежая попалась.
— Надо немедленно вызвать ветеринарного врача, — решительно заявила Татьяна Ивановна. — Подождите, я номер в справочнике посмотрю…
Миша открыл было рот, но Петька так пихнул его в бок, что он чуть не подавился.
— Давай ходу!
Они кубарем скатились с лестницы и бежали еще некоторое время, пока Миша не запнулся и не проехался на животе по обледенелой асфальтовой дорожке.
Рассказывает Игорь Тулупчиков:
«Накануне я условился с пацанами, что позвоню сам, потому что еще не знал, чем закончится мой разговор с Колькой.
Сначала я набрал номер Лаптевых. Татьяна Ивановна сразу меня узнала и сообщила:
— Андрюша еще не вставал, а Петя уже ушел.
Я немного остолбенел.
— Игорь, ты что молчишь?.. Позвать Андрюшу?
— Не надо. Случайно не знаете, где Петр?
— За ним зашел Миша, и они умчались к Ягодкиным: заболел Альбатрос — отравился мышью. Пока я пыталась дозвониться до врача, их и след простыл…
Татьяна Ивановна всегда говорит очень долго, а в этот раз — бесконечно! Она рассказала, что Альбатрос — породистый кот, и в этом его несчастье, потому что беспородные звери, все без исключения, очень выносливы. А кошки — вдвойне, но у породистых с приспособляемостью к окружающей среде дело, обстоит значительно хуже, так как человек со своей заботой о них сильно им навредил. И поэтому помощь ветеринарного врача просто необходима…
— Ты меня слушаешь?.. Игорь, если ты увидишь мальчиков, то скажи, что я все-таки дозвонилась до ветлечебницы. Они предложили привезти кота к ним. Это знаешь где?.. — тут Татьяна Ивановна велела мне подождать у телефона, так как у нее, кажется, сбежало молоко.
Ждать я, естественно, просто не мог — бросил трубку и позвонил Ягодкиным.
— Алло! — мне показалось, ответил Мурзик.
— Как поживает Альбатрос? Животик не болит?
В трубке помолчали, а потом возмущенно потребовали:
— Не хулиганьте! — и сразу загудело: ту-ту-ту…
Мне стало беспокойно: эти два шустрика оклеветали безвинное животное, чтобы смыться. Куда и зачем?.. Как бы не наломали мои сотруднички „прутиков“!
Я подхватился и — к Терему! Иду, соображаю, где искать? В роще?.. Делать там сейчас нечего — темно. В подвале? Вдруг вздумают кладовку вскрывать?.. У меня даже испарина выступила. Лучше бы я не посвящал их в свои планы!..
А Терем все-таки законный дом! Правильное прозвище ему прилепили, Я раньше как-то внимания не обращал: дом и дом. А тут — невольно остановился: до чего красиво! Утренние сумерки густо-сиреневые, с небольшой дымкой. С противоположной стороны, с востока, пробиваются первые лучи из-за горизонта и подсвечивают дом по контуру. Резные крыши на башнях, петухи — на шестах. Если бы не антенны — полное впечатление древнего города…
И вдруг замечаю: в чердачном окне южной башни какое-то движение! Вроде кто-то ходит с фонарем. Мазнет светом — исчезнет…
Другой бы, может, и внимания не обратил, но я стараюсь воспитывать в себе здоровое любопытство и наблюдательность. Спрашиваю: кто так рано полезет на чердак? Кладовки — в подвале, на чердак никто барахло не потащит. Значит, взрослые исключаются. Парни?.. Например, покурить или в карты перекинуться? Но не до свету же!..
Короче, полез туда. Поднялся по винтовой лестнице, а от верхней площадки — еще лестница. Снова — площадка, совсем маленькая, с перилами и дверь, необычная, почти квадратная, с порогом. Приоткрыта.
Пока придумывал предлог зайти, дверь — скрр! — медленно отъезжает и нате — помощники мои! Оба. Остолбенели взаимно.
— Что тут делаете? — строжусь, а самого смех разбирает.
Петух с Мурзиком перетолкнулись, кому первому говорить, и Лаптев изложил все, с подробностями.
Новости были просто „на большой“, главное, удачно укладывались в мою схему. И мысли у меня закрутились с субсветовой скоростью».
Андрей проснулся с бешено бьющимся сердцем, как будто он долго бежал и задохнулся. Сон не забывался, как обычно, а стал еще явственнее. И даже не сами события сна, а чувство страха, ужаса и беспомощности, которые он только что пережил: снег, белый и невесомый, падал снежинка за снежинкой, наваливался тяжестью, сковывал движения, оставляя силы только на крик. А на помощь никто не приходил…
Он глубоко вздохнул, освобождаясь от наваждения, и вдруг подумал, что сейчас встанет и пойдет к Марине, как условились накануне, и поговорит с ней откровенно. Ведь вчера весь вечер она пыталась заговорить, а он, бесчувственный болван, ничем не помог ей. Марина мучается, что-то ее угнетает, а довериться боится или гордость не позволяет показаться слабой…
Решение оказалось настолько простым, что Андрей даже засмеялся.
— Андрюша, к телефону! — позвала Татьяна Ивановна.
Андрей вздрогнул: Маринка!
— Алло! — хрипло сказал он в трубку. — Лаптев слушает.
— Очень хорошо, что слушает, — голос был незнакомый. — Здравствуй. Чернецов.
Андрей почти забыл о своем визите в милицию и немного растерялся.
— Что, не помнишь?
— Нет, просто не ожидал.
— Ну, так. Подойти к нам сюда можешь? К десяти ноль-ноль.
— М-могу, — с запинкой сказал Андрей.
— И ладушки. Будь! — трубку положили.
Этот вызов менял все планы. Необходимо предупредить Марину, что рейд по квартирам откладывается.
Звонить Андрей не стал: лучше зайти! Все равно по дороге, только чуть-чуть — в сторону. В его распоряжении сорок минут — успеет!
— Мама, меня вызывают в милицию. Наверное, по заявлению.
— Андрюша, может быть, пойти с тобой? Или папу с работы вызвать? — Татьяна Ивановна неизвестно отчего разволновалась.
— Да что ты, мама!..
Всю дорогу до Терема Андрей почти бежал, а в мозгу стучали молоточки: увидеть… увидеть… увидеть…
Фигурно обитая дверь плавно, без скрипа отворилась.
— Вам кого? — на пороге стоял круглоголовый, с редким светлым пушком за ушами, толстощекий и улыбчивый мужчина. Он чем-то напоминал Марину. Но странно: те же выпуклые голубые глаза в темных пушистых ресницах, курносый нос и пухлые губы на его лице выглядели неуместно и даже карикатурно.
— Доброе утро, — Андрей снял шапку.
— Здравствуйте, — Баркин слегка склонил голову набок, словно к чему-то прислушиваясь.
— Марина дома?
— Ира!.. Ирина Петровна! — куда-то назад прокричал он. — Где Маришка?
— А кто спрашивает? — за спиной Баркина выросла фигура женщины в темно-вишневом халате. Черный газовый шарф был искусно уложен в высокую шапочку-тюрбан.
«Красивая», — подумал Андрей.
— Кто вы, молодой человек? — Баркин посторонился, давая место супруге.
— Лаптев. Андрей.
— А, это тот мальчик, — вспомнила Ирина Петровна, — о котором Марина вчера рассказывала. Помнишь, Валя?
Они обменялись мимолетным взглядом, значения которого Андрей не понял.
— Поговори с ним, — нараспев произнесла Ирина Петровна. — Марина скоро вернется, — прибавила она и скрылась за плотной портьерой гостиной.
— Пригласить вас в комнату невозможно: Ирина Петровна собирается на работу, — как бы извиняясь, сказал Баркин.
Андрей кивнул и принялся за уши кроликовой шапки: в подобных затруднительных положениях они были незаменимы.
— Как продвигаются поиски голубой ели?
Вопрос был обычный, но Андрей вздрогнул.
— Н-нормально, — он поймал себя на том, что заикается, как Ягодкин.
— Преступника обнаружили? Того, кто рубил ель? — лицо Баркина выражало неподдельный интерес.
Андрей приободрился:
— Еще нет, но кое-что известно.
— Например?
— Одет он был в подшитые валенки. Рубил топором, курит «Шипку». Время преступления приблизительно от девяти до десяти вечера.
— И все — сами?!. Молодцы! — похвалил Баркин.
— Есть косвенные улики, что ель находится в Тереме.
— Не может быть!.. — Баркин кашлянул. — Маришка вчера что-то об этом толковала… Если не возражаешь, — перешел вдруг на «ты» Баркин, — выйдем на площадку: покурить хочется. Ирина Петровна у нас очень строгая — дома не разрешает. Боюсь! — засмеялся он.
Они вышли.
— Балуешься? — Баркин постучал гладким розовым ногтем по блестящей яркой коробке.
— Что вы, нет! — Андрей почему-то вспомнил, как Марина вчера сказала Игорю, что ее отец вообще не курит…
— А вот я с четырнадцати лет, как пошел работать, начал потягивать. Военное время, да и после войны, не до воспитания было родителям. И то: мать одна, а нас — четверо. Я — самый старший, кормилец, можно сказать. А кормильцу дымить вроде и положено! — Баркин рассмеялся, и две круглые ямочки уютно устроились на толстых щеках. — Так-то, брат. А учились — смешно вспомнить: в школу несешь портфель с книгами и полено. Да еще потолще выберешь. Дежурные сначала печку в классе затопят, а уж потом — урок начинается…
— Мне папа тоже рассказывал про то время. Как они крапиву весной собирали для госпиталя и щавель. А летом — грибы и ягоды, — разговаривать с Баркиным было легко.
— А где он у тебя работает?
— В строительно-монтажном управлении. Отец — инженер.
— И сейчас они закладывают мемориал в Лагерном саду?
Андрей удивился осведомленности Баркина.
— Вы его знаете?
— Лично не знакомы. Все больше по телефону ругаемся. — Баркин улыбнулся. — Саботируют строители, во все инстанции пишут, мол, место для памятника неподходящее: много деревьев пострадает во время строительства.
— Но ведь они правы! — очень горячо откликнулся Андрей: он был в курсе отцовых неприятностей. — Мало разве в городе пустырей.
Баркин устало вздохнул. Можно было предположить, что и для него это — наболевший вопрос.
— Много пустырей, правильно. Но существует генеральный план города, и все новые стройки ведутся согласно ему… А мемориал должен быть воздвигнут на самом видном и, если хочешь, торжественном месте. Те, кому создается памятник, не пожалели жизнь за нас отдать. Так неужели мы будем жалеть несколько десятков деревьев?.. Некрасиво!
Была в словах Баркина правда, но что-то тревожило Андрея и мешало до конца согласиться с ним.
— А где вы работаете? — спросил он.
— В управлении главного архитектора. Кручусь с утра до вечера, света не вижу. Семью совсем забросил — скоро домой не будут пускать. Такие дела, брат. А у кого, вы предполагаете, ель? — внезапно изменил он тему разговора.
Андрей пожал плечами.
— Вот ходим по квартирам. С Мариной сегодня договорились. С ней удобнее: все-таки она здесь живет.
— Вы куда-нибудь обращались? В официальные органы?
— В газету написали. В милицию сейчас вот пойду: вызывают.
— Да?.. И как вы с преступником собираетесь поступить? — Баркин затушил сигарету и бросил в ящик с песком. — Посадите или заклеймите позором? — он засмеялся.
— Заклеймим позором, — серьезно ответил Андрей. Ему не понравился смех Баркина.
— А если ему хоть бы хны ваш «позор»?
— А вам бы как было? «Хны» или не «хны»? — разговор принял неприятный поворот, и Андрей вдруг на мгновение ощутил то же чувство отчаяния и злости, как вчера в милиции при разговоре с дежурным.
— Ну, брат, не обижайся! Я ведь так, попытать. Ваше дело — правое!.. Ну, пожалуй, нам пора расходиться? Маришки где-то нет. А мне, извини, надо бежать, — Баркин протянул руку.
— Если увидите Марину, скажите, что приду позже. Как только освобожусь.
Короткая, почти квадратная, мягкая ладонь Баркина слегка сжала худую, Андрееву, и отпустила.
— Рад был познакомиться.
— Я тоже.
— Чем смогу, как говорится, — сказал в дверях Баркин. — Держите в курсе.
Неприятности, как точно подметили наблюдательные люди, всегда приходят компанией. И всегда неожиданно, и всегда без спроса.
К Толе Петренко первая явилась в тот самый момент, когда Юрик захотел проехать «зайцем» на троллейбусе, а Толя со всей прямотой и горячностью этому позорному факту воспротивился.
Вторая неприятность поджидала его дома.
— Анатолий, — без тени улыбки сказала мама, — объясни, пожалуйста, откуда у твоего брата синяк под глазом?
Нина Сергеевна внимательно выслушала сбивчивый ответ и объявила:
— Виноват Юра или нет, я решу сама. А тебя наказываю: завтра не смей уходить из дома! Ни на шаг.
— Но, мама!.. — взмолился Толя. — У меня же поручение!
— Какое еще поручение?
— Я говорил тебе, — высунулся из-за спины Нины Сергеевны Юрик. — Преступника искать по приметам в автобусах!
Нина Сергеевна устало закрыла глаза.
— Чтобы я не слышала больше этой глупости. Дожили: дети ловят преступников!.. Любовь к природе надо проявлять во всем: и в большом, и в малом. А вас не допросишься цветы полить на окнах!
— Ну, мама!.. — утопающий, как известно, хватается за соломинку, и Толя привел последний довод: — Меня же Чира будет ждать на остановке! Мы договорились.
— Чира?..
— Скворцов из нашего класса, — снова подсказал Юрик.
— Ах, вон что…
И тут на Толю свалилась неприятность-глыба!
— Пусть это тебя не беспокоит. Я сейчас позвоню матери Скворцова. Думаю, она тоже будет не в восторге от вашей деятельности.
Нина Сергеевна всегда выполняла свои обещания, и надежды на то, что она забудет или передумает, у Толи не было.
На этот раз Нина Сергеевна не стала даже откладывать на потом, сняла трубку и набрала номер Скворцовых из телефонного справочника.
Мать Чиры реагировала еще более бурно: она кричала в трубку (было слышно даже в комнате), что узнает, кто подбивает ребят на это безобразие: разберемся, что у них за компания и чем они занимаются на самом деле! Максим сегодня вернулся, от него, как от заводской трубы, дымом несло! И никуда она, естественно, Максима больше не пустит — закроет на замок в квартире и все!.. И спасибо Нине Сергеевне, что проявила внимание и предупредила ее…
Толя видел, как откровенно обрадовался Юрка, но тот, чувствуя его настроение, держался на расстоянии и предусмотрительно старался не оставаться наедине с братом.
Толя был в отчаянии!.. Ребята надеялись на него, доверили самый трудный и ответственный участок работы. От результатов его поисков зависит, найдут преступника или он останется безнаказанным. И вот все рушится…
Вечером Толя обратился в последнюю инстанцию — к отцу, когда тот вернулся из института.
Алексей Иванович тоже внимательно выслушал, сбивчивый рассказ и спросил:
— А что сказала мама?
Дальше переговоры можно было не продолжать: старшие Петренко всегда выступали против сыновей единым педагогическим фронтом. Но какой-то добрый червь сомнения, видимо, грыз Петренко-старшего, потому что он, когда зашел попрощаться перед сном к сыновьям, шепнул Толе:
— Безвыходных положений не бывает. Как говорят мои студенты: «Нет плохих схем, есть плохие контакты». И надо их отыскать. Спокойной ночи!
Толя долго не мог уснуть, тихонько плакал в подушку, чтобы не услышал Юрка-предатель, и думал-думал…
Утром, когда родители ушли на работу, Толя встал, оделся, наскоро позавтракал и спрятался в «темную» комнату, рядом с туалетом. Он терпеливо ждал, когда проснется Юрка, обнаружит, что его нет, и начнет искать.
Ждать пришлось довольно долго: Юрка был известный засоня. Наконец, Толя услышал, как брат прошлепал босыми ногами по комнате, остановился и неуверенно позвал:
— Толька, ты где?..
Толя, кажется, перестал дышать. В щелку было видно, как Юрка заглянул в туалет, ванную и… зашел туда!
Так и должно было случиться! На этом строился весь план. Толя молнией вылетел из своего укрытия и мгновенно защелкнул задвижку на двери ванной. Все! Путь свободен!.. Теперь ни помешать, ни позвонить маме Юрка не сможет!
Юрик, поняв, что его заманили в ловушку, отчаянно замолотил в дверь руками и ногами.
— Пусти!.. Дурак!.. Маме скажу! — надрывался он.
Толя выбрал момент, когда арестованный переводил дыхание, и весело сказал:
— Завтрак — на стиральной машине, а «Приключения Мюнхаузена» — на полке. Почитай, ухохочешься. Тапки — под ванной, надень, чтоб не простудиться! А я пошел — некогда! Гуд бай и ауфвидерзейн!
Больше Толя не обращал внимания на крики и угрозы, которые неслись из-за двери. Он торопливо оделся, сгреб с туалетного столика мелочь, которую оставила Нина Сергеевна на хлеб, и вышел из дома…
Рассказывает Игорь Тулупчиков:
«…Мысли мои закрутились с субсветовой скоростью.
— А чердаки разве не закрываются? — спросил я Мурзика.
Он помотал головой. Пойми у него — подтверждает или отрицает! Хорошо, Петька выручил:
— Чердак закрывается, ключи хранятся у Касьяновны. Она вроде старосты у них в подъезде.
— А вы как туда попали?
— Мурзик сказал, что Альбатрос туда забрался, она и дала.
— А ключи от другой у кого?
— У-у Ру-утовых, в двадцать четвертой.
— Что за люди?
Мишка выразительно вздохнул и махнул рукой.
— У них псина Решка, злющая!.. И Аркашка все время ее науськивает на Альбатроса. Поэтому Мишка и водит его гулять на поводке, боится одного выпускать, — пояснил Петька.
Понятно, почему Ягодкин вздыхает, я бы тоже не потерпел!..
Значит, чердак закрыт, ключа не получить, следовательно, надо рассчитывать только на природную сообразительность.
Под самым потолком — три окошка — на север, восток и запад. Вылезть через них на крышу и через такое же — проникнуть в северную башню?.. Отменяется: окна высоко, даже не допрыгнуть, и потом их, наверное, сто лет никто не открывал с тех пор, как Терем построили. Стоп!.. Сто лет назад — самый разгар грабителей и жуликов. Значит, должен быть потайной ход!
Оказывается, моих оперативников тоже такая мысль посетила, они все тут облазили и ничего не нашли. Я вообще-то — за доверие, но сейчас — случай особый. В конце концов из-за своей неопытности могли просто не заметить тайного лаза. И начал я сантиметр за сантиметром обшаривать стенку, которая делила чердак пополам. Копоти, пыли, паутины — не передать словами!.. И все-таки логика мышления меня не подвела и в этот раз: нашел!
Но радовались мы недолго. Дверца толстая, маленькая, как люк. И гвоздями забита, наверное в палец толщиной. Раскупорить ее мог мечтать только УО (умственно отсталый). Приуныли.
Вдруг Петух говорит:
— Мурзик, а если у вас антенна забарахлит, как вы на крышу залезаете?.. По лестнице? По пожарной, да?
Ай да Петр Петрович! Серое вещество у тебя в порядке!.. Я, конечно, восторгаться не стал — просто пожал ему руку.
У Терема оказалось даже две пожарных лестницы: с одной и с другой стороны дома. Метров по пятнадцати длиной, если не больше, деревянные и, кроме того, жутко шаткие.
Я как представил, что придется по ней путешествовать, против воли всякие картинки перед глазами запрыгали. Например: лезу, поскальзываюсь, лечу и, естественно, сотрясаю мозги. Меня торжественно несут на носилках, а все вздыхают: „Подумайте, такой молодой!..“
Но делать нечего — выбора нет.
— Следователь, как минер, ошибается только один раз. Запомните, — говорю, — пока я жив.
Сотруднички мои смотрят на меня круглыми глазами, прощаются уже.
Я завязал шапку под подбородком, чтобы не слетела на высоте, скинул пальто, потому что лезть в нем — верное самоубийство, — и прощай, мама! — поставил ногу па перекладину…
Мишка начал икать: нервишки не выдержали, а Лаптев говорит:
— Игорь, возьми меня с собой. Лишний человек пригодится.
Я надвинул ему на глаза шапку и сказал от души:
— Спасибо, старик, не забуду! Все будет, как в лучших детективах — „о'кей!“, то есть хорошо.
Лезть было не страшно, вниз старался не смотреть, но в голове почему-то крутилась одна и та же песня: „Орлята учатся летать!..“ И еще я подумал, что пройти пятнадцать метров, то есть тридцать шагов, это — одни минута, или — сосчитать до шестидесяти. А тут мне показалось, я мог бы досчитать до миллиона…
Снега на крыше с этой стороны дома было мало, и я почти не набрал в ботинки. Достиг окна — оно как раз на уровне глаз оказалось, — заглянул…
Если Анне Ульяновне Тулупчиковой и угрожало потрясение, то именно в эту минуту. Ее сын, то есть я, от неожиданности чуть не сделал многократное сальто-мортале. Без сетки и клетки, как говорится…»
На остановке Максима не было. Неужели все-таки его мать выполнила обещание?.. Толя Петренко нашел среди мелочи двушку и зашел в будку телефона-автомата.
Трубку сняли немедленно, словно стояли и ждали звонка.
— Чира, ты?
— Я, — Максим вздохнул.
— Заперла?
— Ага.
— А в форточку можешь вылезть?
— Мы — на четвертом, — напомнил Максим.
— Жалко… — Толя помолчал. — Один пойду.
— Позвони потом, ладно? — голос у Скворцова был жалкий и виноватый.
— Если буду живой, — мрачно пошутил Толя, представляя запертого Юрку.
«Хлебных» денег хватит на шесть поездок. Как он будет отчитываться перед матерью, Толя старался не думать. А может, вернуться? Купить хлеба и вернуться? И Юрку выпустить?..
На плечо Толи опустилась чья-то рука. Он вздрогнул, сердце испуганно трепыхнулось: рядом стоял усатый парень — водитель «того» троллейбуса.
— Ну, здравствуй!
— Здравствуйте…
— Ты один сегодня?
— Юрка заболел, — соврал Толя.
— А я искал вас. Даже в школу звонил, — парень белозубо улыбнулся, и сердце Толи застучало чуть тише: не может человек так открыто улыбаться, если задумал зло.
А глаза «усатого» весело щурились:
— Почему не спрашиваешь: зачем?
— Зачем?
— Мужика, которого вы описывали, Иван Афанасьевич видел. И кондуктор тоже засекла.
Толя растерялся: все случилось так стремительно и неожиданно…
— Зовут меня Павел, — парень снова блеснул зубами. — И пойдем сейчас мы к Ивану Афанасьевичу. Или тебе уже не требуется?
— Требуется! — поспешно ответил Толя, приходя в себя.
Павел удовлетворенно хмыкнул. К остановке мягко подкатил троллейбус.
— Давай не зевай! — парень подсадил Толю и запрыгнул сам.
— Граждане пассажиры, в салоне — кондуктор. Приобретайте билеты, — резкий женский голос, казалось, заполнил салон.
Павел подмигнул Толе и громко сказал:
— Катерина Степановна, своих не признаете?
Кондуктор, толстая тетка в сером пуховом платке, повернула в их сторону сердитое настороженное лицо и близоруко сощурила маленькие с набрякшими веками глаза.
— Пашка, никак? — и Толя удивился, как мгновенно преобразилось ее лицо, распустилось улыбкой, стало милым и добродушным. — Чего катаешься, в смену не хватило?
Павел вместе с Толей протолкался поближе к ней и, понизив голос, произнес со значением.
— Мы — к вам, тетя Катя, поговорить. Спе-ци-ально!
Тетя Катя дружелюбно оглядела Толю и, видимо, осталась довольна осмотром:
— Брат, что ли?.. Раньше не говорил.
— Да я и сам не знал, — Павел хлопнул Толю по плечу. — Вымахал пацан, а?
— Похож, — определила тетя Катя и в подтверждение кивнула несколько раз.
— Тетя Катя, помните, я спрашивал у вас про мужика?
— Ну-ну, — кондуктор запахнула плотнее пуховый платок, бросила в сумку глухо звякнувший очередной пятак и не глядя оторвала билет. — Как же! Зашел на конечной, сел бирюк бирюком, а билет, значит, я должна ему принести. Девочку нашел! — полное лицо сердито сморщилось. — Мне его рожа сразу не показалась: деньги сует, а глазами-то в сторону — зырк, зырк!
— Как он одет был? — Павел попытался направить разговор в нужное русло.
Тетя Катя отмахнулась:
— Чистый охламон! Куртишонка вся обремкалась, шапчонка черная облезлая да валенки.
— Подшитые? — осмелился Толя.
— Толстые такие, края отвернутые наружу… Подшитые, да.
— А сумка у него была? — снова спросил Толя.
Тетя Катя внимательно взглянула на него и ответила, заметно удивившись:
— Была сумка. Хозяйственная, с двумя ручками. Тоже замурзанная — страх!.. И откуда он только ее выкопал?..
— А где он сошел, мужик? — перебил Павел.
— Так я тебе уж сказывала, Пашка. На площади, возле гастронома выскочил, — она помолчала, потом добавила — С Иваном потолкуйте: он с им разговаривал, лучше запомнил. А чего натворил-то мужик?
Павел приложил палец к губам:
— Государственная тайна!
— Ой, Пашка, допрыгаешься! Тайны какие-то выдумал! Вон какой брат у тебя, о нем заботься, — она громыхнула в сердцах мелочью в сумке и зычно объявила — Граждане, не забудьте оплатить за проезд. В салоне — кондуктор.
— Спасибо, тетя Катя.
— На здоровьичко. Кто еще не обилечен, граждане?
Павел с Толей пробрались по салону к кабине водителя, и Павел постучал в стекло:
— Иван Афанасьевич, открой!
Пожилой водитель с морщинистым, нездорового желтого цвета лицом мельком взглянул в зеркало и отодвинул дверь.
— Здоров, Афанасьич! — приветствовал Павел.
— И вам здоровья, — водитель покосился на стоящего рядом Толю. — Брат?
— Похож? — Павел полуобнял Толю. — К сожалению, знакомый.
Толя Петренко покраснел от легкого чувства досады, что новый друг не выдержал условий такой приятной игры и выдал его.
— Мы поговорить, — сказал Павел.
— А вот подъедем к остановке, пару минут — пожалуйста… Кинотеатр, — объявил Иван Афанасьевич в микрофон. — Следующая остановка — площадь Комсомольская.
Павел и Толя втиснулись в тесную кабину водителя.
— Про позднего пассажира хотел спросить? — Иван Афанасьевич внимательно следил в боковое зеркало за посадкой, и поэтому казалось, что разговор его мало интересует. — Ну и что?.. Попросил закурить, я не дал: знаешь ведь, не курю. Он и вышел возле гастронома. Все.
— Ну, — Павел подтолкнул Толю, — что еще хочешь узнать? Спрашивай.
Толя робел перед строгим, неулыбчивым водителем, но общественное поручение необходимо было выполнить как можно лучше, и он отважился:
— Опишите, пожалуйста, как он выглядел.
Иван Афанасьевич пожал плечами:
— Роста… повыше среднего будет, вот — с Павла. На деревенского не похож. Хмурый… Да, спросил у меня, до которого часа ходят автобусы в Дачный. Я сказал.
— Афанасьич, если придется еще увидеть, узнаешь? — спросил Павел.
Водитель усмехнулся:
— Да уж узнаю… фашиста!
До следующей остановки ехали молча.
— Понравился? — спросил Павел, когда они, попрощавшись с Иваном Афанасьевичем, вышли.
Толя кивнул.
— Воевал старик. Восемь ранений, два тяжелых! Видел, какое лицо?.. Орден имеет и две медали «За отвагу». Чуешь? — Павел посмотрел Толе в глаза, как бы проверяя, дошло это до него или нет. Потом закурил, сосредоточенно о чем-то думая…
Толя терпеливо ждал.
— Ну, Анатолий, — Павел затушил сигарету, улыбнулся и снова стал прежним веселым парнем. — В гастроном заглядывать стоит? Как твое ученое мнение?.. Мог тот приятель в магазин зайти? Курева, к примеру, купить? Ему ведь нужно было курево!
— Мог — согласился Толя.
Редакция областной газеты находилась в новом районе города, куда ходил пока один-единственный автобус и то — в зависимости от погоды. В хмурое, морозное утро, когда из-за дыма, перемешанного с туманом, транспорт передвигался ощупью, с зажженными фарами, автобус, предпочитая не рисковать застревал на одной из конечных остановок и срочно ремонтировался (вдруг ни с того ни с сего оседали шины, начинал чихать мотор или отказывались открываться двери)…
В тихий солнечный день, когда совсем по-весеннему дрожал воздух, непривычно громко и радостно переругивались воробьи, а снег сочно хрупал под ногами пешеходов, краснобелый ПАЗ с космической точностью обегал остановки маршрута, радушно предлагая свои услуги новостроевцам.
Поэтому Лиля Карасева и Саша Бельчиков без приключений добрались до редакции — светлого, многоэтажного здания с огромными зеркальными окнами вместо толстых кирпичных стен.
Вестибюль со множеством совершенно одинаковых полированных дверей, на каждой из которых висели какие-нибудь таблички, был наполнен гулким стрекотом пишущих машинок, звонкими трелями телефонов, дробным и размеренным звуком шагов.
Лиля нерешительно остановилась, и Бельчиков недовольно дернул ее за рукав.
— Пойдем!
— Куда идти-то?
— Сказали ведь: к самому главному редактору, в рубрику «Курьер природы», — и Саша решительно двинулся через вестибюль к маленькому, ссохшемуся старичку в форменной фуражке с газетой в руках.
— Скажите, пожалуйста, — обратился к нему Саша, — как пройти к самому главному редактору?
Старичок опустил газету и строго посмотрел на Сашу поверх очков. Бельчикову показалось, что старичок не расслышал вопроса, и повторил громче.
— Не кричи в общественном месте! — приказал старичок. — Не глухой, слышу. Зачем тебе товарищ Новосельцев?
Бельчиков замялся:
— У нас важное дело… — Он оглянулся на Лилю, которая так и стояла у входных дверей.
— Какое дело? — в голосе старичка появились раздраженные нотки.
Лиля с беспокойством наблюдала за разговором. Слов она не слышала, но по тому, как наступал старичок с газетой и нерешительно топтался перед ним Бельчиков, поняла, что требуется ее вмешательство.
Она торопливо достала письмо из красивой сумки, которую специально для этого случая дала ей сестра, и поспешила на помощь:
— Вот, пожалуйста, дедушка! У нас — письмо.
Старичок устремил красные слезящиеся глаза на Лилю и сказал:
— А вы кто будете?
— Мы?.. — Лиля задумалась лишь на секунду. — Пионеры из восьмой школы.
— Надо сразу так и говорить: с поручением, мол, пионеры, — старичок покрутил письмо, для чего-то поглядел его на свет и добавил ворчливо: — В пионеры поступили, а разговаривать, как положено, не научились… В тридцать четвертую комнату идите. Спросите Иванову Лидию Васильевну.
— Нам надо самого главного… — без прежней уверенности заикнулся Бельчиков.
 |
Старичок снова взглянул поверх очков:
— Ты как думаешь, для чего я тут посажен? Слышал про НОТ?.. Научная организация труда. Дак я — и есть эта самая живая НОТ, — старичок вдруг улыбнулся и сразу превратился в домашнего деда. — А посажен я тут для того, чтобы определять, кого и куда направить. Чтобы людей по пустым делам не тревожить. К примеру: ты принес письмо. Зачем соваться сразу к товарищу Новосельцеву? У него забот полный воз. Есть отдел писем, товарищ Лидия Васильевна прочитает и решит досконально, кому письмо твое передать. Если потребуется — главному, если кто другой может разобраться — тому. Понял?
— Спасибо, дедушка! — Лиля оттащила Бельчикова, испугавшись, что он начнет спорить с живым НОТом, и тогда им никогда не выполнить поручения.
Тридцать четвертая комната находилась здесь же, на первом этаже, по соседству с постом дежурного.
Лидия Васильевна оказалась молодой, стройной, светловолосой женщиной с лучистыми синими глазами и такой же улыбкой. В отделе писем, как потом решили Лиля и Саша, именно такой человек и должен сидеть: сразу хочется все ему рассказать, поделиться бедой или радостью. Даже просто поговорить — и то приятно.
Лидия Васильевна усадила их в мягкие кресла и тут же прочла письмо.
— А кто такие Лаптевы?
— Это… — Лиля вопросительно взглянула на Бельчикова: можно ли говорить? — Лаптевы — родители Андрюши и Пети: Андрей — командир отряда «Зеленый патруль», а Петя… — она запнулась, — наш командир.
— Петька и мы все — «зеленые», ну… из отряда то есть, — вмешался Саша. — Ведем сейчас расследование.
— Расследование? — Лидия Васильевна явно заинтересовалась.
И Саша с Лилей, торопясь и перебивая друг друга, начали рассказывать.
— Что за юные граждане у тебя, Лидуша? — в комнату заглянул бородатый парень в джинсовом костюме.
— Зайди послушай, очень любопытно, — пригласила Иванова.
Бородач схватывал все на лету: через минуту он шумно отставил стул и объявил:
— Это настоящие герои! Лида, не выпускай их. Я сейчас принесу камеру и сделаю несколько снимков.
Лиля Карасева замерла на полуслове, а Бельчиков (он тоже схватывал все на лету) быстро уточнил:
— Для газеты?
Лидия Васильевна лучезарно улыбнулась и подтвердила:
— Казаринов наш замечательный фотокорреспондент.
Лиля зарделась и, кося глазами на Бельчикова, твердо сказала:
— Лучше — Петю Лаптева. Без него сниматься не будем.
— Готовы? — в комнате снова появился Казаринов, на ходу подготавливая аппаратуру для съемки.
— Всегда готовы! — ответил за двоих Саша и шепнул Лиле: — Сфотаемся как представители «зеленых», и потом Петьку пришлем!
— Лидуша, поставь пионеров возле твоей пальмы. Прекрасный фон! Так. К свету!.. Тень листа на лицо падает — убери лист, — командовал бородач. — Ребятки, внимание!.. Делайте вид, будто пальму изучаете. Живее, живее, девочка! Не на сборе дружины стоишь… Отлично. Сейчас птичка вылетит… Оп-ля! Еще разок… — Казаринов довольно засмеялся и пообещал: — Снимочки будут экстра-класс! Лида, когда «Курьер» пойдет?
— В субботнем номере, как всегда.
— О'кей! И подпись дадим: «Юные друзья природы на боевом посту». Все, побежал!
— Товарищ Казаринов! — неожиданно для себя окликнула корреспондента Лиля.
— В чем дело, дружок?
— Мы ведь голубую ель ищем, а не пальму.
Фотокорреспондент энергично погладил свою окладистую бороду и пообещал:
— Ель сниму отдельно! Они еще там остались?.. — последние слова он кричал уже из-за двери, демонстрируя, что самые занятые в редакции люди — фотокорреспонденты.
— Ну, ребята, спасибо, — Лидия Васильевна обняла их за плечи и проводила до дверей. — Молодцы, что пришли. Факты проверим, и, если подтвердятся, думаю, газета откликнется материалом. Надо будет позвонить товарищу Баркину.
— Кому? — в один голос вскрикнули Лиля и Саша.
Лидия Васильевна удивленно пояснила:
— Валентин Николаевич Баркин — наш активный автор, много пишет для «Курьера природы». Вы его знаете?
Карасева и Бельчиков растерянно переглянулись.
Когда Игорь Тулупчиков заглянул в чердачное окно, то, по его собственному выражению, чуть не загремел с крыши. И грохот, надо полагать, стоял бы приличный, так как Терем был высок, а местный дворник участвовал в месячнике «За санитарную культуру города», в связи с чем добросовестно отбрасывал снег от дома к деревьям.
Но в минуту опасности человек бывает предельно собран и осторожен, поэтому Игорь благополучно, за считанные секунды спустился с лестницы. И по его торжественному и взволнованному лицу Петька и Миша поняли, что произошло нечто необыкновенное.
— Отгадайте, что я видел! — Тулупчиков выжидательно посмотрел на ребят.
— Елку! — делая круглые глаза, выпалил Петька.
— Не угадал. Ну, Ягодкин?..
— К-клад! — Миша был уверен, что рано или поздно в их Тереме будет обнаружен старинный клад.
— Эх, плохо еще у вас с логическим мышлением, — осудил Игорь. — Кто потащит елку на чердак? И зачем?
— Распилить! — Петьку задело замечание Игоря.
— Распилить я дома могу. Частями легче вытаскивать, и никто не увидит, — Тулупчиков внезапно замолчал, пораженный догадкой. — Парни, а это — мысль!.. — Игорь разволновался не на шутку. — Слушайте внимательно, пинкертоны, — Тулупчиков понизил голос, хотя никого поблизости не было. — За чердаком следить! Глаз не спускать! Особенно, как стемнеет. Когда у вас мусор вывозят, Ягодкин?
Миша похлопал ресницами, как всегда в минуты растерянности, и сообщил:
— В-в полседьмого.
— А вчера была машина?
— Пра-аздник же.
— Так… — сложная работа мысли вызвала у Игоря нервный озноб. — Значит, сегодня или завтра — конец.
Лаптев-младший насупился. Тулупчиков расхохотался:
— Не соображаете?.. Преступника скоро поймаем! На чердаке лежит «шуба»!
— Ну и что? — Петька требовал подробностей.
— Ну, давайте встряхнем ваше серое вещество. Порассуждаем, — Игорь был настроен благодушно. — Значит, так. Ель и «шуба»— улики. Будет преступник их уничтожать?.. Обязательно. Поехали дальше. Как лучше всего от них избавиться? Быстро и незаметно?.. Ягодкин?..
Миша беспокойно оглянулся на Петьку.
— Не знаете?.. Подсказываю: голубенькую распилить и выбросить в мусорку. И — шито-крыто!.. А «шубу»?..
— Т-тоже — в мусорку! — радостно сказал Миша. Он понял наконец ход мыслей Тулупчикова.
— Зачем?.. Чердак — общий! Докажи, что я ее туда положил, — запальчиво сказал Лаптев-младший.
— А-а с-следы? От пальцев? — робко напомнил Ягодкин.
— Современный преступник не дурак, шарики у него крутятся, будь спок! Перчатки надевает. Вот так! — у Петьки был вид победителя.
— Все ра-авно, следы! — краснея произнес Ягодкин: он не привык спорить с Петром. — Т-а-ам — земля и п-пыль. А он ходил! И с-собака унюхает.
Тулупчиков с интересом следил за спором.
— Молоток, Мурзик! — он покровительственно встряхнул Мишипо плечо. — Котелок у тебя варит!.. Преступник н е п р е м е н н о придет на чердак! Тем более, он знает, что голубенькую ищут, и сильно уже перепугался. Он придет, а мы его — что?..
— Цап! — дружно крикнули Петька с Мишкой и обменялись серией коротких дружеских ударов.
— И дело — в шляпе, — закруглил мысль Тулупчиков. — Но смотрите! Никакой самодеятельности! — повторил он слова Николая. — А то… — и перед носами сотрудников возник выразительный монолит из пяти крепко сжатых пальцев.
Чернецов встретил Андрея у входа, крепко пожал руку и пригласил:
— Пойдем.
Он повел его по длинному, узкому коридору с низкими потолками, освещенному лампами дневного света, которые гудели, как шмели в погожий день.
Они остановились возле одной из многочисленных дверей, отличавшейся от других лишь номером.
— С тобой будет беседовать Владимир Львович Корнев. Расскажешь, что знаешь, — коротко предупредил Чернецов и толкнул дверь.
За простым однотумбовым столом сидел человек в темно-синем костюме. Белоснежную, в мелкий цветной горошек рубашку рассекал широкий, завязанный модным узлом галстук. Человек взглянул на вошедших, легко поднялся и, не выходя из-за стола, пригласил:
— Проходи, Андрей, — он не улыбался, но ярко-карие глаза подбадривали, и Андрей без тени смущения и робости прошагал к столу, поздоровался:
— Доброе утро, Владимир Львович.
Корнев мельком взглянул на Чернецова:
— Спасибо, Сергей, познакомил.
Он удобно устроился на твердом стуле, жестом усадил Андрея напротив и без всякого вступления предложил:
— Рассказывай о результатах расследования. Только по возможности точно.
Слушал Корнев не перебивая, прямо смотря в лицо собеседника. Но удивительно, от этого не создавалось впечатления, что тебя просвечивают насквозь. Наоборот, взгляд организовывал, заставлял вспоминать подробности, мелкие детали.
— Любопытно, — сказал Владимир Львович, когда Андрей замолчал. Голос у него был чуть глуховатый, густой, бархатистый.
Корнев встал, приоткрыл форточку, закурил.
— Вот я сейчас думаю, не зачислить ли мне вас к себе в штат? А?.. — и он впервые засмеялся, почти беззвучно, мелко подрагивая головой и плечами.
— Игорь Тулупчиков у нас хочет стать детективом, — серьезно сказал Андрей.
— А ты?
— Не решил еще, кем буду, но в милицию не пойду.
— Почему? — заинтересованно спросил Корнев.
— Мне кажется, здесь должны работать очень сильные люди. В смысле — мужественные. И… твердые. Ну, чтобы нельзя было их разжалобить. Правильно?..
Владимир Львович затушил сигарету, прикрыл форточку и вернулся к столу.
— Любопытно… А ты, значит, не твердый?!
— Нет, — Андрей коротко вздохнул. — Слез вообще не переношу. Игорь все время критикует за это.
— И драться не любишь?
— Тулупчиков вообще-то учил, — Андрей болезненно сморщился.
— Ясно. А как же ты взялся за поиски ели?.. Если найдется человек, который ее срубил, ведь его придется наказывать?
Андрей молчал.
— Ты любишь сказки? — вопрос прозвучал неожиданно.
— В детстве читал, а что?
— У моего сынишки есть пластинка, музыкальная сказка, называется «Под Новый год». В лесу Дед Мороз и Снегурочка для зверей устроили елку. Пригласили только хороших и добрых. Лиса в их число не попала и очень обиделась. А Волк, товарищ по разбою, ей тогда и напомнил: куриц, оказывается, она с фермы таскала! Лиса возмутилась: «Да и не курица вовсе! Так, маленький цыпленочек! Стоит из-за этого шум поднимать?»
Андрей не понимал, куда клонит Владимир Львович. А Корнев продолжал:
— Голубая ель, хоть и ценное дерево, а стоит всего семьдесят рублей пятьдесят копеек, — он махнул пальцем, будто толкнул костяшки на счетах. — Дальше. Если порубка произведена человеком впервые, то за этот поступок его можно оштрафовать до пятидесяти рублей. А привлечь к уголовной ответственности нельзя, — Корнев «толкнул» воображаемые костяшки в обратную сторону. — Вот я и думаю: стоит ли вообще шум поднимать?..
Андрею показалось: стул под ним закачался. Вот, оказывается, в чем дело! Ель для них — ерунда, мелочь! Возиться не хотят, время тратить!.. Зачем только весь этот театр устраивать: разговор по душам, сказочки?.. Отказались бы сразу, честно — и все!..
В кабинет вошел какой-то широкоплечий, черноволосый и черноглазый парень. Он показался Андрею знакомым, но вспоминать было почему-то лень.
Пришедший поздоровался за руку с Корневым и Чернецовым, и они втроем, стоя посреди кабинета, заговорили.
Слова проплывали мимо, рассыпаясь на бесчисленный рой звуков, теряя смысл.
Черноволосый подошел к Андрею:
— Эй, уснул, что ли?.. Привет!
И Андрей вдруг понял, что перед ним — Николай, двоюродный брат Игоря…
— Напугал я его, — беззвучно засмеялся Корнев. — А знаешь, чем кончилась сказка?.. Не пустили звери Лису на елку!.. Да еще с позором выгнали — не воруй! И слезы не помогли… Все, — Владимир Львович крепко сжал плечо Андрея. — Будем искать голубенькую.
И оттого, что он назвал ель, как Игорь, Андрей cразу поверил ему и успокоился.
— Сергей, — повернулся Корнев к Чернецову, — даю тебе на это дело три дня. Помощников у тебя — предостаточно, — Владимир Львович блеснул карим глазом в сторону Андрея… — И Николая подключи.
— Понял, товарищ майор!
— Посмотри прошлогодний материал: перед Новым годом в ботаническом саду, в питомнике, срубили несколько пихт. Не та ли компания работала?..
— Объявление будем делать, Владимир Львович? — спросил Николай.
— Надо подумать. Наша цель: привлечь к этому факту внимание общественности, самое пристальное! Но учтите, нарушитель насторожится, попытается избавиться от главной улики — ели… В общем, решайте! — Корнев посмотрел на часы. — Желаю успеха! И держите меня в курсе.
Из дневника Андрея Лаптева.
«Из кабинета Корнева мы направились к Чернецову. Сергей Александрович спросил, могу ли я задержаться. Я согласился, хотя мне давно было пора бежать к Марине. Еще я сказал, что надо позвать Игоря, так как он знает об этом деле больше всех, а идей у него — миллион.
— Я позвонил Анне Ульяновне, — скороговоркой сообщил Николай. — Как только он объявится, тетя Аня пошлет Игоря сюда.
В это время мы проходили приемную, слышу, кто-то меня окликает. Обернулся — Петренко! А рядом — парень и девушка, держат его за руки. Первая мысль: засыпался пацан! Я кинулся к Толе и говорю Чернецову:
— Это — наш, „зеленый“!
Наверное, лицо меня выдало, как всегда, — все засмеялись, а Петренко успокаивает:
— Я здесь по-хорошему, не бойся! Это — Паша, он мне все время помогал, а это — Лена из гастронома. Она преступника видела.
Я удивился: какой Петренко стал бойкий!
Чернецов улыбнулся:
— В нашем полку прибыло!.. Прошу всех пройти в восемнадцатую комнату, там и поговорим.
…Кабинет у Сергея Александровича тоже маленький, а мебель — стол, сейф, три стула. Мы с Толей примостились на один.
Лена попросила:
— Меня побыстрее отпустите, пожалуйста: я же с рабочего места ушла.
Чернецов кивнул:
— Рассказывайте.
— С чего начать? — Лена оглянулась на Толю, а сама, видно, волнуется: платочек теребит и все время покашливает, будто в горле першит.
— Как дядька зашел в магазин — и дальше, — подсказывает Петренко. Все-таки ответственность перерождает человека до неузнаваемости!
— Значит, было около десяти, — начала Лена, — мы уже закрывались. Галка кассу снимала, а дядька — ко мне (я в штучном отделе работаю). Кинул десятку и приказывает пропитым таким голосом: „Три „Шипки““. Я говорю: „Гражданин, поздно, мы уже не торгуем“.
Он зыркнул на меня — даже мороз по коже пробежал. Приготовилась: сейчас начнет скандалить. Я таких за километр узнаю! А мужик усмехнулся и просит: „Девочка, пожалей рабочего человека. Со смены иду, а курить нечего…“ Я, честно сказать, заколебалась, да еще Галка подлила: „Отпусти ты его, Ленка! Продай — ведь Новый год!“ Я и отпустила, — Лена замолчала, а Толик во вкус вошел — задает следующий вопрос:
— Как он выглядел, опишите.
— В куртке. Знаете, сверху — ткань толстая, а внутри — мех, но — старая, обтрепанная. В валенках. Шапка… с кожаным верхом. А лицо… черное, какое-то неприятное. Брови… такие лохматые, хмурые.
— А куда он положил покупки? — наконец „пробился“ Чернецов.
Лена удивленно на него посмотрела: мол, какое это имеет значение, но ответила:
— По карманам растолкал.
— А в руках у него что-нибудь было?.. Чемодан, сумка, авоська?
— Сумка черная на молнии, с двумя ручками. Но там что-то лежало.
Поразительно: видела человека пять минут, а столько запомнила!
— Сумка была застегнута? — спросил Чернецов.
Лена уверенно кивнула.
— С одной стороны не до конца: что-то торчало, но я не поняла, — Лена покраснела, будто виновата, что не заметила.
Чернецов поблагодарил, пожал ей руку и разрешил уйти.
Лена постояла в дверях, видимо, не ожидала, что так быстро ее отпустят, и сказала:
— Если надо будет, я еще…
Парень, которого Толя назвал Павлом, поднялся.
— Я тоже, пожалуй, пойду. Про Ивана Афанасьевича Анатолий расскажет: он слышал. А я сам никого не видел. Так, помогал человеку, — парень подмигнул Петренко. — Работаю во втором троллейбусном. Спиридоненко Павел.
Они ушли. Чернецов поискал что-то в тетради, которая перед ним лежала, и обратился к Николаю:
— Ну, Коля, давай разделимся. Ты работаешь по ели.
— Не возражаю.
— Будем исходить из того, что некто срубил ель, продал ее, или подарил знакомым, или отдал напарнику. Давай предложения.
Николай погонял на голове ежик и „выстрелил“ скороговоркой:
— Надо посмотреть следы в роще. Сфотографировать. Если еще возможно — сделать слепки. Окурок, пачку, которые ребята нашли, передать в лабораторию для экспертизы.
— Хорошо бы найти полиэтилен, в который была закутана ель, — сказал задумчиво Чернецов. — Там могут сохраниться отпечатки пальцев.
— Согласен. И орудие преступления надо искать.
— Топор! — вылез я с подсказкой. — Мы уже установили.
— Установит, друг мой Лаптев, экспертиза. А пока, — Сергей Александрович помолчал, — пока будем искать топор, как возможное орудие преступления. Коля, а пень сфотографировать и сделать контрольный спил.
Николай кивнул:
— Понял. Чтобы потом идентифицировать орудие преступления.
Я это слово не понял, спросить постеснялся, а Петренко сразу среагировал:
— А что такое „иден…“?
Николай нам коротко объяснил.
Оказывается, идентифицировать — значит отождествлять. Например, если срубить два дерева двумя разными топорами, то и след от каждого на дереве останется разный. Зависит это от того, как заточен топор, есть ли на лезвии царапины, зазубрины. И специалисты-эксперты могут даже определить, каким топором какое дерево срублено. Без ошибки! Для этого и спил будут делать с пенька голубенькой.
Мы с Толей слушали, что называется, во все уши. Я опять пожалел, что Игоря здесь нет.
Чернецов встал:
— По коням, братцы! А с тобой, Лаптев, мы уже условились: делай то, что скажет Николай. Ясно?
Ясно-то ясно. Я, допустим, осознал, что преступника выследить под силу только профессионалу, — не зря тут сидел! — а уж „взять“ — тем более. Но как втолковать это нашему Петьке или Игорю Тулупчикову?..»
Из дневника следственной группы:
«Игорь велел нам с Ягодкиным за всеми следить. Сначала следили вместе, потом он замерз, и я отправил Мурзика домой погреться, а сам продолжал.
Один раз видел Баркина. Приехал на синей „Волге“, зашел в дом и снова укатил. Куда — неизвестно.
Королева бегала в соседний подъезд. Спросила меня: „Что тут делаешь?“ Я ответил: „Гуляю“. Она сказала: „По-моему, ты уже загулялся: нос посинел“. Я ответил: „А если охота?“ Она сказала: „За кем?“ Сначала я не понял, а потом хлопнуло: ловушка! Хотела, чтобы я проболтался. Разбежалась! Тут я сделал ей „кису“ (утягиваешь в щелочку глаза, надуваешь щеки и приплюскиваешь нос — элементарно!). Королева поняла, что номер не удался, дернулась и уплыла. И крикнула: „Дурак!“
Потом на дежурство заступил Мурзик.
«Касьяновна ходила за хлебом. Вышла Нина Шептунова, и я катал ее на санках. Для маскировки и чтобы не замерзнуть подольше.
Аркашка Рутов (Циркуль) и Маринка разговаривали в своем подъезде. Стояли на площадке у окошка, и я видел. Больше ничего интересного не было. Вышел Петя и велел идти домой.
Особое мнение П. Лаптева: «Сообщение Ягодкина считаю очень важным. Как учил Игорь, построил логическую цепь: Королева знает про операцию, у Рутовых — ключ от чердака. Встреча подозрительная. Причем, на площадке!.. Если мне надо что-то сказать Ягодкину, я ему звоню или иду к нему. У них тоже есть телефоны, между прочим. Зачем торчать в подъезде — не понимаю!»
Особое мнение М. Ягодкина: «Я — тоже.»
Особое мнение Л. Карасевой: «А я понимаю… Когда мы с Сашей вернулись из редакции, Петя рассказал нам новости, а мы — про Баркина. Петя считает, что мы хорошо справились с поручением. Он побежал звонить Игорю, а меня оставил дежурить. А Сашу послал за собакой, потому что „дело пахло керосином“.
А про чердак я придумала так (хоть Петя мне не поручал): взяла веник и поднялась на самый верх северной башни. По дороге никто не попался, а если бы попался, то я бы сделала вид, что подметаю. Чердак был закрыт на замок — я подергала. Когда спускалась обратно, в 24-й квартире залаяла собака и за дверью кто-то, мне показалось, стоял. Но я не уверена, потому что было тихо.
«Я дежурил вне расписания. Потому что пришла мать Ягодкина и усадила его обедать, а я не сел. Если мы все будем тут питаться, то Мишкиной матери будет некогда на работу ходить.
У Карасевой посинел нос. Не хватало еще ей обморозиться, поэтому я отдал ей шоколад из своего новогоднего подарка. Тулупчиков говорил, что шоколад сильно разгоняет кровь, и все летчики, когда выползают из леса после аварии, обязательно едят шоколад. Она отказывалась, но я приказал.
Вышел Циркуль (Аркашка Рутов), постоял у подъезда и два раза прошел мимо нас. Сказал: „Что тут отираетесь?“ Я ответил: „Тебе какое дело?“ Он сказал: „Вот дам — узнаешь!“ Я связываться с ним не стал при Карасевой, повернулся к нему спиной. Он пообещал „еще поговорить“ и убрался обратно.
Все-таки поведение п о д о з р и т е л ь н о е!
Максим открыл дверь и страшно обрадовался:
— Сашка! Вот здорово! Заходи!
Бельчиков медлил.
— Я не один.
И тут Максим увидел лохматую черно-белую собаку с длинными ушами. Она чинно сидела у Сашиных ног и спокойно смотрела на Максима рыжими глазами.
— Твой?
— Дар. Знакомьтесь.
Максим с некоторой опаской пожал протянутую лапу.
— Пойдешь к Ягодкиным?.. Петька велел всем приходить. Похоже — последний бой сегодня, — переходя на шепот, многозначительно добавил Бельчиков. — Вот Дара веду.
— Не могу, — сразу помрачнел Максим.
— У тебя температура? — предположил Саша.
— Мать арестовала. До обеда вообще закрытый сидел. Толька Петренко один на задание ушел.
Бельчиков сочувственно помолчал.
— Жалко. А я на тебя, Чира, рассчитывал. Думал, вместе Дара потренируем. Перед ответственным заданием.
— А как?
— Ты же все равно не можешь!
— А у нас нельзя? — надежда снова оказаться полезным общему делу засветилась в глазах Скворцова.
Бельчиков с минуту раздумывал.
— Родители дома?
— Нету! — с восторгом выкрикнул Максим, понимая, что Сашка сдается.
Дар, словно угадав, что переговоры заканчиваются, поднялся и неторопливо переступил порог.
Максим ахнул:
— Умняга! Надо же, понял!
— Спрашиваешь! — гордо сказал Бельчиков и, чтобы продемонстрировать власть, скомандовал — Дар, сидеть!
Пес укоризненно, исподлобья блеснул на него глазами, но решил, видимо, не подводить хозяина и послушно уселся на плетеный коврик-кружок у порога.
— Породистый? — Максим опустился на корточки, чтобы получше разглядеть.
Дар, удивленный невоспитанностью незнакомого веснушчатого человека, деликатно отвернул морду в сторону.
— Спаниель! Лучший утятник! — торжественно произнес Бельчиков.
— А говорил, розыскная собака!
— А это какая, по-твоему?.. Разыскивает дичь на охоте. По следам ходит, знаешь как!.. Поноску может носить. Вот, смотри! — Саша сдернул шапку и резко отбросил. Шапка улетела в комнату. — Дар, неси!
Пес резво вскочил и устремился за шапкой. У порога он на секунду притормозил, но, не услышав запрета, в два прыжка оказался возле шапки, рывком поднял ее и принес хозяину.
— Молодец, умница! — Саша с некоторым усилием отобрал шапку и ласково потрепал собачьи уши.
Дар нетерпеливо переступил лапами: какое будет новое задание?
— Нюхай! — Бельчиков сунул псу под нос свою рукавицу и затем отдал ее Максиму. — Иди, спрячь где-нибудь.
Максим зашел ненадолго в комнату и вернулся.
— Дар, ищи!
Пес не спеша подошел к Максиму, раза два, как бы извиняясь, двинул его по ногам хвостом и подал голос.
— Ищи, Дар! — настойчиво потребовал Бельчиков.
Дар выразительно посмотрел на Сашу: «Не учи меня жить!», еще раз гавкнул и в подтверждение того, что отдает отчет в своих действиях, корябнул лапой Максимову ногу.
Скворцов восторженно засмеялся и вытащил из кармана рукавицу.
— Во, дает!
Бельчиков откровенно таял.
— Ну, вот, понимаешь, а кидаться на человека никак не могу заставить. Он думает, что я с ним играю: падает на спину и — лапы кверху. Может, на тебе попробуем?.. Ты же незнакомый.
— А зачем… кидаться? — Максим был в некотором замешательстве.
— Как же! Вдруг придется задерживать преступника?
Максим засомневался: пес невелик ростом, да и морда — само добродушие…
— Думаешь, силы мало, да? — Бельчиков оскорбился. — Замахнись на него. Только резче! И лицо нахмурь!
Максим послушно выкатил глаза, оскалился и зарычал, потом выбросил руку, будто для удара. Дар взвизгнул и поймал на лету руку.
— Получается! — Бельчиков довольно засмеялся.
Максим молча дергал рукав и веселья почему-то не разделял. Наконец, ему удалось освободиться. Пес, раззадорившись, следил за каждым движением Максима, весело помаргивая рыжими глазами.
— Чира, еще!.. Я тебя прошу!.. — возбужденно просил Бельчиков. — Надо закрепить рефлекс!
— Гав! — присоединился Дар к просьбе.
Скворцов побледнел и снова, но уже без рычания, двинул рукой. Пес молниеносно ухватил ее и удовлетворенно заворчал.
— Молодец, умница моя! — шептал Саша, ища в кармане сахар: за такие блестящие успехи собаку следует поощрить!
Уловив одобрение в голосе хозяина, Дар начал трепать добычу, как он поступал обычно с тапками, шапками и прочими предметами.
— Фу, Дар! Нельзя! — без особой твердости приказал Бельчиков.
— Отдай! — взмолился Скворцов и отчаянно дернул рукав.
Раздался треск, голова Дара мотнулась, и оба — ученик и учитель — разлетелись в разные стороны. Дар выронил жалкую тряпицу, странным образом оказавшуюся у него в зубах, и с удивлением уставился на нее.
— Ты что?!. С ума сошел?!. — накинулся Бельчиков на пса. — Получишь у меня сейчас!..
Дар от стыда завесил ушами глаза, уткнулся носом в угол и два раза тявкнул с повизгиванием: виноват, простите…
— Не трогай его! — Максим нашел в себе мужество заступиться за пса. — Еще рефлекс пропадет.
Бельчиков просиял:
— Спасибо! Ты настоящий друг!.. Ну… мы пойдем?
Максим кивнул.
— Попадет за рубашку? — Саша виновато топтался у двери.
— Буду зашивать, — уныло вздохнул Максим. — Теперь уж все равно…
Саша Бельчиков коротко рассказал, что произошло. Все дружно жалели Чиру: сначала пришлось накуриться до чертиков в глазах, потом собака рубашку разодрала, а главное — теперь его мать, уж точно, побежит жаловаться в милицию…
— Может, я сбегаю к Максиму, зашью рубашку? — предложила Лиля.
— Ты не хочешь посмотреть, как работает Дар? — ревниво напомнил Бельчиков.
— Очень хочу! Вон какая умненькая собачка! — Лиля нежно погладила волнистые собачьи уши.
Лаптев-младший сурово свел брови.
— Желание тут ни при чем: Карасева может понадобиться здесь… А как работает этот пес? У него нюх-то есть?
Бельчиков вспылил:
— Это — чистопородный спаниель! Подружейная собака!..
— Чего? — не понял Петька.
— Дар, пошли отсюда, — Саша дернул поводок. — Если не веришь, Лаптев, нечего было звать.
— Мальчики, не ссорьтесь, — Лиля примирительно взяла их за руки.
…На следственный эксперимент, вопреки предупреждению Игоря, Петька решился по двум причинам. До сих пор неизвестно, живет преступник в Тереме или случайно оказался поблизости? Если живет — Дар покажет где, если, конечно, Сашка не обманул насчет нюха. И еще. В последнее время — Петька чувствовал — пошатнулся его командирский авторитет в глазах некоторых сотрудников. Так что рискнуть стоило.
Следы в скверике перед Теремом, которые предположительно принадлежали преступнику, были едва различимы: накануне вечером шел снег. И хоть это были скорее редкие праздничные снежинки, примечательные узоры сохранились лишь на одном-двух отпечатках возле заборчика с подветренной стороны.
— Дар, след! — негромко скомандовал Бельчиков!
Пес опустил нос и тут же недоуменно посмотрел на хозяина.
— След, след! — Саша пригнул лохматую голову к самому отпечатку. Но Дар, дождавшись, когда его отпустили, попятился, спрятался за Лилю и чихнул.
Петька презрительно засмеялся:
— Насморк у собачки. Может, закапаем нафтизин?
Бельчиков метнул на него свирепый взгляд:
— След старый и снегом припорошенный. Ни одна собака теперь не возьмет.
— Конечно, — кивнул Петька, — все можно на снег свалить.
Лиля Карасева наклонилась к Дару, что-то пошептала на ухо, погладила по голове и взяла поводок. Пес послушно пошел за ней от одного следа к другому, прилежно внюхивался, подметая ушами снег. Около оградки он оживился, закружился, тыкаясь носом туда-сюда, вдруг дернул поводок и потянул Лилю к Терему. Ребята переглянулись и бросились следом.
 |
Возле подъезда северной башни Дар коротко тявкнул, Лаптев-младший придержал тугую дверь, пропуская всю компанию внутрь.
Винтовую лестницу взяли штурмом, в два приема от этажа до этажа. Возле двери с глазком пес остановился, шумно переводя дыхание.
— Рутовы, — прошептал Петька. — Точно!..
Дар оперся передними лапами о дверь и заскулил. В квартире пронзительно забрехала собачонка.
— Решка, — сказал Петька. — Сейчас Циркуль выскочит. Уходим!
Ребята устремились вниз. Дар упирался, оглядывался на дверь и возмущенно лаял.
На улицу вывалились с шумом и чуть не сбили с ног Тулупчикова, а с ним — коренастого, широкоплечего парня, в котором Петька сразу узнал Николая.
Рассказывает Игорь Тулупчиков:
«Когда эта малышня высыпала под ноги, у меня екнуло сердце: что-то натворили!
Мы с Колькой изловили их и допросили. И — точно!.. Если даже голубенькая у Рутовых, то эта компания со своей служебно-розыскной собакой наделала столько шуму, что весь план — фрык! — как воздушный шарик!..
Ведь мы собирались проверить чердак, не дожидаясь, пока следы преступления „испарятся“. Николай под видом инспектора пожарной охраны явился бы к Рутовым, попросил ключ от чердака и… А теперь что делать?.. Решили все-таки попробовать.
Ребятню отправили к Ягодкиным, чтобы не мешали, Колька поднялся наверх, я остался на нижней площадке.
Он позвонил.
— Кто там? — голос, по-моему, Циркуля.
— Из пожарной инспекции, откройте.
Аркашка что-то ответил, я не разобрал: собачонка визжала без передыху. Колька говорит:
— Мне нужен ключ от чердака.
Опять — трель собачонки, и слышу, Колька уже „в штопор“ входит:
— Передай родителям, завтра приду. Рано. Прошу быть дома.
Спустился расстроенный и злой.
— Спугнули все-таки, да?
— Почему?.. Возможно, пацан действительно боится незнакомым открывать. И правильно делает.
— Он такой же пацан, как я!.. Спокойно до лампочки рукой достает.
— Ты его знаешь?
— Встречались… Один раз застукал его в туалете: у малышни пятаки отбирал. Ну, показал ему пару приемчиков… Он — жаловаться, мать в школу вызывали.
— С кем Аркадий дружит?
— Дружит!.. Да кому такой жлоб нужен?! Даже сидит один на последней парте.
— Но Марина, кажется, не разделяет твоего мнения?
Лучше бы Колька не вспоминал мне про Марину! Слышать спокойно не могу!.. Хоть режьте, знает что-то Королева!.. Вон сегодня с Циркулем шушукалась. Дюха говорил, что Аркашка учит ее в шахматы играть, но ведь не в подъезде же!..
Колька спокойно выслушал мою тираду и говорит:
— Личные симпатии и антипатии сыщик должен спрятать подальше. Иначе забудь об этой профессии навсегда.
Ладно!.. И он меня не поддерживает. Пусть. Жизнь нас рассудит, только может быть поздно.
Стоим, разговариваем, бежит Профессор. Торопится на всех парусах к своей Мариночке, никого не замечает. Колька его окликнул. Он подошел, а мне и говорить неохота.
— Петренко доставил домой? — спрашивает Николай.
— Да. Хорошо, что проводил Тольку. Там у них мать на обед пришла, обнаружила закрытого Юрика — ругалась, плакала!.. Хотела в детскую комнату милиции звонить, будто бы Толька попал в плохую компанию: деньги из дома стал таскать… Ну, я объяснил, как мог, успокоил… А что у вас?
— А у нас огонь погас, — пошутил Колька. — Ночью шел снег, следы засыпало, слепки уже не получаются.
— Но место происшествия сфотографировали? — с беспокойством спрашивает Дюха и смотрит на меня.
Я молчу. Отвечает Колька.
— Все, что было возможно, милиция сделала, не волнуйся.
Профессор опять ко мне обращается:
— А сейчас какие планы у вас?
Молчу. Колька говорит:
— Заберем ваши вещдоки, отвезу Чернецову, он передаст в лабораторию на экспертизу.
— А мы с Баркиной закончим обход квартир.
Вижу, Дюха расстроился. Ну и пусть, может, наконец, поймет, что нельзя на друзей плевать и чихать даже ради королев.
— Значит, до вечера, — говорит Колька.
— До вечера.
И разошлись как в море корабли… Эх, жизнь!..»
Андрей Лаптев привычно взбирался по винтовой лестнице. Интересно, она больше не кажется ему крутой и неудобной. И каждый раз поднимается он с одним настроением, а спускается непременно с противоположным. «Лестница настроений!» — улыбнулся Андрей. Но если она действительно волшебная, то сейчас его ждет очередная неожиданность.
На последнем повороте Андрей замедлил шаги: послышались голоса. Один мелодичный, чуть растягивающий гласные, который он узнал бы из тысячи, другой — тонкий, плаксивый, то ли девчонки, то ли парня.
— Говорят тебе, отец забрал, — сердито сказала Марина.
— Отдай!
— Вечером принесу!
— Отдай! — взвизгнул тот же голос. — Мне попадет!
Андрей кашлянул, объявляя о своем присутствии. Говорившие замолчали, затем, прыгая через две ступеньки, проскочил мимо Аркашка Рутов. Этажом ниже хлопнула дверь.
— Чего ему надо? — спросил, поздоровавшись, Андрей.
— Аркашке?.. — Марина нахмурилась. — Книжку требовал. Ты — за мной?.. Подожди, сейчас оденусь.
Марина была явно чем-то расстроена или озабочена — Андрей не понял. Через минуту она вышла.
— Откуда начнем? — спросил Андрей.
— Какая разница? — она пожала плечами. — Ее все равно нет.
— Кого?
— Ели.
Марина говорила загадками. Андрей улыбнулся:
— Объясни, пожалуйста. Не дошло.
Она остановилась возле узкого, похожего на бойницу, окна и, глядя прямо в глаза Андрею, спокойно сказала:
— Голубой ели в доме нет. И никогда не было… Я вас разыграла: во все подъезды подкинула метелки. Нарочно!
Андрей продолжал глупо улыбаться.
— Не веришь?.. Пойдем покажу!
— Стой! — Андрей догнал Марину и загородил дорогу. — Стой!.. Зачем ты это сделала?
Она отвернулась и долго молчала.
— Разозлилась на вас. Такие сознательные!.. Друзья природы — для «галочки». А когда осенью около школы сквер под бульдозер пустили, чтобы построить спортивный комплекс, где эти «друзья» были?! До сих пор не могу забыть: бульдозер сирень давит, а она сопротивляется, ветки из-под гусениц пружинят, вырываются… Как живые… Все молчали! Стояли и смотрели!.. Не так?
— Вчера… — Андрей внезапно охрип, — вчера ты об этом хотела сказать?
— Неважно, — Марина стояла, не поворачивая головы. — Не хотела сначала говорить. А потом увидела, какую вы деятельность развернули… Малышня целый день по подъездам шныряет, в окна подглядывает. Противно.
— Кто подглядывает?
— Братец твой со своими сотрудниками. Вчера по галерее носились.
— Скажи… а где ты метелки взяла? Которые в подъезды подкинула?
— В роще, конечно. Пойди, проверь: там и следы мои есть.
— Прощай, Баркина.
— Подожди, — Марина взяла его за рукав. — Ты сейчас ужасно про меня думаешь?! Пусть. Андрюша, надо настоящего преступника искать, через милицию. Того, кто срубил ель! Ты не представляешь, как я хочу, чтобы его нашли. Не представляешь!.. — голос Марины задрожал, еще немного — и польются слезы.
Нет, больше Андрей не попадется на эту удочку! Игорь прав, сто раз прав! Женщинам верить нельзя, даже самым хорошим и красивым! Все!
Андрей нахлобучил по самые глаза шапку и, громко стуча каблуками, сбежал по высоким ступеням. «Лестница настроений»…
И тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за его спиной.
Из дневника Андрея Лаптева:
«Мне трудно описывать свое душевное состояние. Я не поэт и даже не прозаик, а в школе выражать словами переживания не учат, только требуют оценки того или другого произведения.
Я шел и мечтал, чтобы споткнуться обо что-то и сломать ногу или еще что-нибудь случилось бы в том же духе… Тогда я бы хоть заплакал! Все-таки нам ужасно тяжело жить! Если что, даже нельзя дать волю чувствам, сразу стыдят: „Ты же мужчина!“. Будто мужчина — не человек и не имеет права снять стрессовое состояние слезами.
Я пытался разобраться, что произошло, мысли перескакивали с одного на другое, и получалась такая чехарда, все запутывалось еще больше…
Ведь Марина про голубенькую знала с самого начала. Она пришла на собрание и стала возражать — не хотела, чтобы мы искали ель. Потом попросила на память ветку, потом я потребовал ее назад, и Марина ее принесла… И вдруг решила принять участие в поисках, очень просила, чтобы рейд по квартирам поручили ей… А теперь оказывается, она нас разыгрывала! Всех! Игоря, понятно: он ее оскорбил, стал подозревать, а меня за что?..
Мне не дает покоя одна мысль. Но она такая противная, подлая, что я даже не могу написать о ней здесь, в своем дневнике. Мне стыдно, что она возникла в моей голове! Нет, не хочу об этом думать!..
И посоветоваться не с кем. Игорь злится на меня из-за Марины, избегает. Считает, что она меня погубит или уже погубила. А может, он прав?..»
Рассказывает Игорь Тулупчиков:
«Дюха мне встретился возле нашего дома. Я выходил, а он — входил. Я по привычке двинул как следует дверь, а он в это время протянул руку, чтобы открыть, ну и по пальцам немного попало. А Дюха… расплакался! Ну, вообще!..
То ли успокаивать его, то ли извиняться — стою, не знаю, что делать.
Он, правда, быстро перестал.
— Новости есть? — спрашивает, а смотрит в сторону.
— Сегодня вечером решили устроить рейд по роще. Колька студентов своих приведет. Пойдем?
— Зачем — рейд?.. Караулить, не выбросят ли голубенькую на помойку?
— Ну да, — отвечаю, а сам внимательно наблюдаю. Что-то стряслось у Профессора, и отбитые пальцы тут ни при чем!
— А ты уверен, что ель в Тереме?
Бац! Я просто обалдел от такого вопроса! Даже милиция этой гипотезы не исключает… Правда, Андрюха не знает еще про „шубу“, которая на чердаке лежит-полеживает…
— А ты не уверен? — спрашиваю.
Дюха усмехнулся гримасой Мефистофеля:
— Просто знаю, что ее там нет! И никогда не было.
Заболел Профессор — точно!
— А улики?.. — говорю, как с больным, тихо, терпеливо. — Ты ведь сам лапу нашел в подъезде.
— Я еще одну нашел. В соседнем, — и подает мне еще голубую метелку, третью теперь, значит, по счету.
Когда он мне рассказал все, я немного успокоился.
— Врет она, не расстраивайся. Точно тебе говорю.
— Я проверил: в левой группе у Веселки „шуба“ порвана, и следы кругом… Баркиной. Четкие….
Вот тебе и „хау ду ю ду, я ваша тетя“! Приехали.
— Так вы с ней по квартирам не ходили?
— Не вижу смысла.
— Она специально тебе насочиняла, чтобы ты не ходил по квартирам. Понимаешь?
— Зачем ей это надо?
— Она кого-то выгораживает! Может, и себя!
Я не успел уклониться, как мне прилетела „штука“ по уху! Но у меня реакция — будь здоров — отработанная!.. Машинально махнул, смотрю: кулак красный. До меня еще не дошло, что у Дюхи потек нос, как он мне по другому уху — для симметрии припечатал. Скажи, способный! Ведь всего два раза показывал ему приемы.
— Ты сдурел? — завернул ему руку за спину и платком нос зажал: еще изойдет кровью!
— Убирайся! — шипит. — Ненавижу!
— Псих, — говорю. — Мы же истину выясняли, а ты — махаться! — и чтобы он опять что-нибудь не выкинул, раскрыл свою тактику: рассказал про находку на чердаке, про то, что Циркуль не отдал ключ Кольке и тэ дэ.
А Дюха как взбесился:
— Маринка не виновата! Не виновата!
— Да ладно, ладно — не виновата! Тихо!
Мы вышли на улицу, я ему кровь снегом смыл, и тут меня словно черт за язык дернул:
— А у Баркиных в квартире ты был?
Дюха просто озверел! Думал, снова полезет драться.
— Был! — кричит. — Нет у них голубенькой! Пихта с базара стоит! Пахнет на весь дом!.. — и побежал от меня, как сумасшедший.
До чего любовь может довести: облик потерял человеческий! И это — Дюха, наш Профессор?!.»
До приезда «мусорки» оставалось полчаса, а Игорь не появлялся…
Тетки с ведрами, свертками, пакетами начали заполнять пространство между Теремом и сквером. Возможно, и преступник с тайным свертком, в котором спрятана «шуба» или остатки голубой ели, бродит сейчас здесь. Надо было срочно принимать какое-то решение…
И Петр Лаптев принял.
— Ягодкин, Бельчиков и Дар дежурят на улице. Рассейтесь в толпе и приглядывайтесь, принюхивайтесь, особенно Дар!.. Карасева… — он задумался и вздохнул: — Тебе придется выполнить самое опасное поручение.
Тень скользнула по лицу Лили, но она беспечно улыбнулась:
— Пожалуйста! Какое?
— Сядешь в засаду возле чердака. Там ящик с песком стоит — за него.
— Он же низкий!.. Голова будет торчать!
— Замаскируешь! Придумай что-нибудь.
— А что там Лилька будет делать? — с беспокойством спросил Бельчиков. — Лучше мне поручи!
Лаптев-младший поморщился.
— Бельчиков, за операцию отвечаю я. Раз уж меня выбрали общим голосованием. И кроме того, Карасева только подаст сигнал, если на чердак кто-нибудь зайдет. Мы сразу — туда и… — Петька выразительно сжал кулак, — берем преступника с поличным!
— Пока я буду сигналить, он сбежит, — без энтузиазма сказала Лиля.
— Ага, — поддержал Ягодкин, — Там дли-инная лестница.
— Нужен связной, — уверенно сказал Саша.
— Сам знаю! — огрызнулся командир группы.
— Причем который не бросается в глаза, — уточнил свое предложение Бельчиков.
— Н-нинка может! — радостно воскликнул Миша, показывая в сторону подъезда.
Нина Шептунова только что вышла и стояла, видимо, соображая, к которой из двух старушек подойти в первую очередь: одна почти каждый раз выносила порванные книжки с картинками, а вторая — поломанные игрушки. По всему видно, что их внуки были очень способными детьми и старушки без дела не сидели.
Обычно Нина критически осматривала содержимое узлов и забирала в пользу детского сада то, что еще могло послужить людям, остальное разрешала сгрузить в машину.
Лаптев-младший оценил гениальность Мишкиной идеи: маленькая девчонка не вызовет никаких подозрений! Даже у самого опытного и осторожного преступника.
— Как у нашей Ниночки новые ботиночки, — пропел Петька, бочком подскакивая к Шептуновой… — Идет коза…
Нинка отодвинулась и предупредила:
— Я с тобой не играю.
— Почему?
— Потому, что кончается на «у»!
— Обиделась?
Шептунова молчала. План рассыпался на глазах. Петька лихорадочно соображал… Дар! Вот кто их выручит!
— Смотри, какая собачка! — восторженно крикнул он.
На счастье, Нинка оказалась собачницей, она ойкнула и подбежала к Саше:
— Можно, я собачку поглажу?
Петька не дал опомниться Бельчикову:
— Можно, Ниночка! Угости ее конфеткой, — он вытащил из кармана последний НЗ — дольку шоколада — и вручил девочке.
— Нельзя! — запротестовал Саша. — У него нервы возбудятся!
— Можно! — Лаптев сверкнул глазами. — Не понимаешь, девчонку приманить надо! — прошипел он в ухо Бельчикову.
Дар вежливо взял из рук девочки шоколад, опустил на снег и придавил лапой.
— Спрятал! — Нинка засмеялась.
— А хочешь в палочку-стукалочку с собачкой поиграть? — предложила Лиля.
У Шептуновой загорелись глаза.
— Пойдем со мной. Мы с тобой спрячемся вон в том подъезде, а она будет голить, нас искать. Как только услышишь, что собачка залаяла: «Гав-гав-гав!» — сразу беги к Пете, застукаться. Поняла?
Нина энергично тряхнула помпоном на шапке и помчалась прятаться. Лиля и Петька едва поспевали за ней.
Они оставили девочку на нижней площадке и прикрыли санками.
— Сиди тихо, как мышь! — приказал Петька Шептуновой.
— Не провожай меня, — Лиля старалась говорить бодро и беспечно, чтобы Лаптев не заметил ее волнения.
— Не командуй, Карасева.
Он проводил ее до самой верхней площадки и лично проверил Лилину маскировку.
Лиля села на корточки за ящик с песком, а на голову надела красное пожарное ведро с острым, в виде конуса, дном. На площадке царил полумрак: слабый свет угасающего короткого зимнего дня едва пробивался сквозь узкое маленькое оконце напротив лестницы, а лампочку над чердачной дверью Петька предусмотрительно выкрутил. Теперь тому, кто будет подниматься по лестнице, должно показаться, что ведро просто опрокинуто на ящик.
— Ну, Карасева, пора… В случае чего — лупи ведром! — Лаптев тяжело вздохнул: лучше бы сам залез под ведро…
— Петя, — тихо позвала Лиля. — Я должна… я хочу тебе что-то сказать..
— Что? — почему-то испугался Петька и замер.
— Это я писала тебе записки… «Л» — это я… — голос Лили, гулкий, тягучий, изменившийся до неузнаваемости, звучал таинственно и сказочно.
Петькино сердце подскочило к самому горлу, как на качелях, когда кажется, что вот-вот перевернешься. Он судорожно сглотнул комок в горле и сказал:
— Ладно, прощаю…
До начала операции оставались считанные минуты, и напряжение всех участников достигло предела…
Рассказывают участники операции:
«Мы придумали очень здорово. Карасева сидела в засаде наверху, Нинка — внизу, а мы с пацанами караулили возле дома. Теперь, если этот „Мистер Икс“ полезет за „шубой“ на чердак, его застукают девчонки, а если он исхитрился вытащить ее днем, то это сделаем мы, когда он будет выбрасывать „шубу“ в мусорку. В общем, поставили „тигре“ перегородку.
А Мурзик еще одну штуку предложил: организовать тимуровское движение. То есть: берешь у теток и старушек пакеты и свертки и складываешь их в кучу, чтобы, когда приедет машина, быстро все погрузить. Тетки были в восторге, мы — тоже. Потому что когда несешь пакет, сразу чувствуешь, что там: шурум-бурум, вроде старых ботинок, или еще что. Два подозрительных мы с Бельчиковым „нечаянно“ уронили. Оказались — целлофановые мешки из-под новогодних подарков и лопнувшие шарики.
Вдруг дверь подъезда — бах! — вылетает Циркуль! С огромным тюком, запакованным в бумагу. За ним — Решка — маленькая такая, на тонких ножках и без хвоста. Дар — ка-ак бросится к ней! И — лаять! Аркашка, видать, хотел его отогнать, махнул ногой, поскользнулся — и носом в снег! Пакет отлетел, развернулся, а там какие-то хвойные отходы: ветки, сучки. А цвет не поймешь, то ли зеленый, то ли голубой — темно.
Мы с Бельчиковым, само собой, Циркуля за шкирку: „Что несешь?“ Старухи подумали, что деремся, заорали, Циркуль тоже надсажается, собаки заливаются — весело!»
«Я услышала, собачка лает, и побежала застукаться, а дверь закрытая. Я заплакала. И дяденька идет. Он меня выпустил. Я закричала: „Стук, палочка-выручалочка!“ А Петя заругался: „Зачем вылезла?“ Я сказала: „Собачка залаяла!“ А он сказал: „Дуреха, это другая собачка“».
«Сначала хлопнула дверь какой-то квартиры, потом — внизу — подъезда. Потом снова — хлоп! И жуткий топот по лестнице, как будто слон бежал. И в это же самое время тихий-притихий звук: звень-звень! — как игрушки на елке. Сначала подумала, что в голове звенит от ведра. Потом слышу — шаги! Ближе, ближе… И кто-то в чердачную дверь вошел. У меня мурашки даже побежали. Я начала гавкать, просто охрипла, а мальчишки никак не идут. Ну, тогда пришлось ползти на чердак, потому что ноги не шли. Или оттого, что долго на корточках сидела, или от страха…»
«Пока мы с Циркулем возились, вылетает Нинка — в слезах. Лаптев ее отругал, что рано вылезла. Мне послышалось, что в доме залаяла собака. Как в мегафон. У меня ведь на собачий лай слух натренированный: я своего Дара с трамвайной остановки слышу. Ну вот. Лает, думаю, Лилька, надрывается. Побежал. А на верхней площадке темно, Петька лампочку-то вывернул! Вглядываюсь изо всех сил: на полу какое-то чучело копошится. Я руку протянул и наткнулся на что-то холодное и острое. Топор! — сразу мелькнуло. Ну, в минуты опасности ведь не рассуждаешь — кинулся разоружать. Схватил — оказалось… ведро! Только не обыкновенное, а пожарное, как колпак у клоуна. Меня смех разобрал: надо же спутать топор с ведром!»
«Саша такой молодец, мне помог от ведра освободиться. А я то ли растерялась, то ли оно на шапке застряло, не слезает с головы — хоть плачь!.. Говорю Саше: „Саша, это я!“ Он смеется шепотом: „Догадался“. Я его останавливаю: „Тише! Он там!..“ Саша на минуту замолчал и говорит: „Пошли!“ — а сам побледнел, просто по голосу было слышно!.. Ноги у меня уже распрямились, и мы ринулись на чердак.»
«Я одним пинком вышиб дверь и закричал: „Руки вверх!“ Там, на чердаке, окошко под самым потолком, и немного свет от фонарей пробивается. Мне почудилось: тень мелькнула. Я ведром — шварк! Чувствую, попал. Кто-то охнул и тут же напал на меня. Сражаюсь, а Лилька у дверей кого-то валтузит и приговаривает: „Не уйдешь, все равно не уйдешь!..“»
«Их, наверное, было двое, а может, четверо, не знаю. Но когда мы с Бельчиковым заскочили на чердак, на нас сразу произвели нападение. Я потеряла равновесие и упала. Но все же успела преступника дернуть за ногу, он тоже свалился. Я лупила по чему попало, даже руки заболели. И он ни за что от меня бы не вырвался, я цепкая, но преступник пошел на хитрость: натянул на мне шапку на самые глаза! Я на миг его отпустила и, конечно, проворонила! Не могу себе этого простить…»
«Мы с Мурзиком отобрали у Циркуля пакет и отпустили Аркашку на все четыре: вещдок у нас, и теперь ему не отвертеться! Мурзик побежал домой отнести, а я — к Лильке: поди уж задохлась под ведром! Прибегаю, а там что делается!.. Дверь на чердак — настежь, Карасева сидит на земле и ревет. Я испугался, вдруг, думаю, подранили? Посветил фонариком, нет, крови не видно. Дальше веду лучом… Бельчиков, перемазанный, как черт, тоже на полу с пожарным ведром в обнимку. А рядом… у меня просто глаза на лоб полезли! — стоит наш Андрюшка. Я вообще как немой стал — ни одного слова сказать не могу. А он поднял шапку, отряхнулся и вышел…»
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |