"Добрая Фея" - читать интересную книгу автора (Проскурин Вадим)

Глава третья Болезнь

Поговорка «понедельник — день тяжелый» окончательно потеряла актуальность для Кости. Все выходные он нетерпеливо ждал, когда снова окажется в лаборатории, войдет в виварий и посмотрит своими глазами, как чувствуют себя двадцать семь подопытных мышей: семь исцеленных в первом эксперименте, десять, получивших инъекцию препарата в прошлый вторник, и еще десять из контрольной группы, которым предстоит умереть в ближайшие дни. Все оказалось даже лучше, чем он ожидал: в основной группе второго эксперимента выжили все, стремительного распада опухоли не наблюдалось ни у кого. Возможно, та неудача — просто несчастный случай, аномальное наблюдение. Да даже если и нет, девяносто пять процентов вылеченных больных — по любому невероятно большое число для рака четвертой стадии.

Минут десять ушло на заполнение очередной страницы в журнале эксперимента, теперь вся документация велась так, как положено по инструкции, а не так, как диктует здравый смысл. Но это не напрягало, а даже радовало, по такому радостному поводу и ерундой заниматься приятно.

Денис куда-то уехал, не иначе обивает пороги высоких инстанций, пытается пробить-таки грант в виде исключения, типа я понимаю, все сроки прошли, но посмотрите на данные последнего эксперимента, это большой успех. А чиновники говорят ему, что все сроки действительно прошли, и тонко намекают, что он не первый, кто просит денег для эпохального открытия. А может, и не так все это делается, Костя не знал, да и не хотел узнавать. Каждый должен делать то, что умеет, Костя умеет ставить эксперименты, а Денис умеет пробивать под них финансирование, и пусть будет так. Только наивные юнцы думают, что без толкового менеджера смогут заработать больше, Костя давно понял, что свою долю в грантах Денис отрабатывает по полной.

Зазвонил мобильник. Высветившийся номер был смутно знаком, но Костя не помнил, кому он принадлежит. Наверное, был в старой книге, которая пропала вместе с телефоном, после того случая Костя зарекся покупать дорогие мобильники. Преимуществ по сравнению с дешевой моделью почти нет, а может, Костя просто не успел их прочувствовать, потому что тот телефон вытащили у него из кармана на третий день после того, как он его купил. Дешевые аппараты намного лучше, их не воруют, они никому не нужны, кроме законного владельца.

—  Алло! — сказал Костя.

—  Костя? Привет, это Данила Щукин. Говорить удобно?

—  Привет, Данила! — воскликнул Костя. — Удобно, да, конечно.

С Данилой Щукиным они вместе учились в институте, потом в аспирантуре и еще пару раз встречались на конференциях. Отец Данилы был важным чиновником то ли в каком-то министерстве, то ли где-то еще, Костя всегда завидовал Даниле, что тот может себе позволить заниматься тем, что интересно, не думая о хлебе насущном. Впрочем, это Даниле не помогло, больших результатов в науке он не достиг, недостаток таланта ничем не компенсируешь. Кое-как Данила защитил кандидатскую диссертацию и сразу после этого бросил науку, отец подарил ему какой-то бизнес, не то магазин, не то автосервис, Костя уже и не помнил, что именно. Не сказать, что Костя и Данила дружили, пили вместе не раз, но не более того. Не враждовали — это точно, конфликтов у них не было, с Данилой можно было нормально разговаривать, а что еще нужно от приятеля? Еще Данила легко давал в долг и никогда не торопил с возвратом, но этим свойством Данилы Костя воспользовался лишь один раз, он не любил, когда он кому-то должен.

—  Все там же работаешь? — спросил Данила. — В том же институте?

—  Да, — ответил Костя. — А что?

—  У вас вроде был грант по онкологии?

Костя начал догадываться, зачем звонит Данила. Нет, лучше бы ошибиться.

—  Был, — сказал Костя. — Недавно закончился, Денис пробивает продолжение.

Костя хотел было пошутить, типа, если хочешь инвестировать в отечественную науку, то всегда пожалуйста, но решил воздержаться. Если он правильно догадался о причине звонка, эта шутка неуместна.

—  Хотел с тобой проконсультироваться, — сказал Данила. — Рак поджелудочной железы третьей стадии — это лечится?

Костя давно привык, что люди не видят разницы между биологом, который режет онкологических мышей в смутной надежде найти эффективное лекарство, и врачом, который лечит живых людей. Обычно, когда начинался подобный разговор, Костя сразу говорил об этом, но сейчас решил, что не стоит. Рак поджелудочной железы — это не просто рак, это гарантированная смерть, исключения вроде Стива Джобса не в счет, некоторым людям фантастически везет, но так бывает редко. Обычно при этом раке процесс умирания надолго не затягивается, но, к сожалению, иногда он бывает очень мучительным.

—  Точно назови стадию, — потребовал Костя. — Тэ три, дальше что?

—  Эн икс… или ха… а потом эм один. Костя помолчал, собираясь с духом.

—  Костя! — позвал Данила. — Алло!

—  Я слышу, — сказал Костя.

—  Мне показалось, что связь прервалась. Костя, это лечится?

—  Это не третья стадия, — мягко ответил Костя. — Это уже четвертая.

—  И… что?

—  Сейчас, подожди секунду.

Костя ткнул мышью в список закладок браузера, выбрал нужную и подождал, пока страница загрузится. В принципе он и так все помнил, но лучше уточнить… Хотя нет, не надо врать самому себе, он просто оттягивает момент, когда придется сообщать хорошему человеку плохие новости.

—  Желтуха была? — спросил Костя.

—  Была, сделали операцию, знаешь, такую трубку через рот вставляют, там на конце такой маленький типа робот…

—  Знаю, — оборвал его Костя. — Про химиотерапию врач что-нибудь говорил?

—  Говорил, что можно попробовать, но… —Данила как-то странно хрюкнул, впрочем, почему хрюкнул? Всхлипнул он. — Неужели это конец?

Костя решил, что хватит играть в отрезание хвоста по частям. Врачи—онкологи не любят говорить правду родственникам пациентов, потому что после этого родственники обычно устраивают истерики, хватают врачей за грудки, умоляют сделать хоть что-нибудь… Но Косте это не грозит, настоящую истерику по телефону не устроишь, а значит, правду скрывать незачем. Лучше сразу все выложить, Даниле так будет легче, сначала будет тяжело, но потом легче.

—  Конец будет месяцев через пять, — сказал Костя. — Это приблизительно, может быть, раньше, может, позже, рекордная продолжительность жизни с таким диагнозом была около двух лет. Самочувствие будет нормальным почти до конца, боль снимут наркотики, а другие симптомы появятся только за неделю-другую до смерти. Да и не факт, что появятся, может начаться кровотечение…

—  Какую больницу посоветуешь? — перебил его Данила.

—  Все равно, — ответил Костя. — Химиотерапию везде делают одинаково, надо только, чтобы сестра была хорошая, мимо вены промахнется — будет очень больно. Врачи могут предлагать дорогие препараты, посылай смело и далеко, гемзар стоит полторы тысячи рублей за курс, платиновые соли еще дешевле, а лучше ничего пока не изобрели. Чистотел, керосин, БАДы — тоже посылай всех подальше, от этого только вред — на наркотики переходите как можно быстрее, как только обычные обезболивающие станут хуже действовать. Постарайся, чтобы врач выписал фентаниловые пластыри, они удобнее, и если забудешь вовремя поменять, боль не сразу придет, будет время принять меры.

Некоторое время Данила молчал, переваривая информацию. Потом он спросил, тихо и неуверенно:

—  Может, какие-нибудь новые лекарства есть? Экспериментальные, непроверенные?

Теперь настала очередь Кости долго думать. Будь это не Данила, а посторонний человек, Костя не стал бы думать, но Данилу было жалко, а еще жальче самого себя, если озверевший родственник покойного напишет донос в милицию. Но Данила… Костя вдруг вспомнил, как Инна сказала: «Желание исполнится быстрее, чем ты рассчитываешь». Может, так оно и исполняется? Таким жестоким путем? Впрочем, почему жестоким? Если это исполнение желания, больной наверняка выздоровеет, Инна за этим проследит.

—  Костя? — позвал Данила. Костя вздохнул и начал говорить.

Есть один препарат, — сказал он.

Капельница почти опустела, литр желтой жидкости, очень похожей на мочу, большей частью переместился в вену. Олег нажал кнопку вызова медсестры.

Через минуту капельницу унесли. Олег осторожно сел, спустил ноги с больничной койки, нащупал тапочки, встал и направился к выходу из палаты. После капельницы всегда хочется в туалет.

Он двигался медленно и осторожно, каждую секунду ожидая, что правое подреберье отзовется резкой болью, это было похоже на эластичный шарик наполненный болью, на него нажимаешь, он деформируется и выпускает боль из себя. Позавчера он думал, что умрет, что боль его разорвет, ему кололи анальгетики, он попросил что-нибудь посильнее, но Михаил Григорьевич сказал, что сильнее только наркотики, что придется пока потерпеть, а после операции станет легче.

После операции действительно стало легче. Вчера утром он лежал на кушетке на левом боку, в широко раскрытом рту торчала толстенная резиновая кишка, а на конце ее, он знал, делает свои дела маленький медицинский робот. Когда Олега готовили к операции, он успел разглядеть этого робота, маленький металлический паучок, ощетинившийся жутковатыми ножичками и щипчиками. А потом врач что-то нажал на пульте управления, паучок подобрал свои страшные ножки и превратился в блестящее яйцо на конце длинного шланга. Выглядела эта конструкция очень порнографически, во время операции Олег не мог отделаться от ощущения, что его насилуют через рот извращенным образом, до самого желудка и даже чуть дальше. Но это длилось недолго, всего-то несколько минут. Укол острой боли глубоко в животе, почти в самом центре, и Олег почувствовал, как ужасный шарик сдувается и из него вытекает не боль, а что-то совсем безобидное.

—  Желчь пошла, — сказал молодой парнишка—хирург, управлявший роботом.

—  Биопсия? — спросил Михаил Григорьевич.

—  Можно попробовать, — кивнул парнишка. Еще один укол боли, гораздо сильнее, как будто ударили ножом под дых. Олег замычал, с этой кишкой во рту даже застонать нормально не получается.

—  Тихо, тихо, — сказал Михаил Григорьевич. — Все уже сделано, больше больно не будет.

Сегодня Олег чувствовал себя гораздо лучше, анальгетики ему больше не кололи и даже таблеток не давали. То есть таблетки давали, но другие, не обезболивающие, а лечебные.

Туалет был занят. Олег подошел к посту медсестры и стал рассматривать бумажки, валяющиеся на столе беспорядочной кучкой. Внимание привлек лежащий сверху лист А4, отпечатанный на лазерном принтере. Раньше врачи заполняли свои бумажки от руки, профессионально неразборчивым почерком, а теперь стали набирать на компьютере. Очень удобно, можно прочесть, не ломая глаза и не думая, где какая буква. «Протокол операции», прочел он заголовок. И ниже: «Щукин Олег Дмитриевич».

Если бы дежурная медсестра сидела на посту, Олег постеснялся бы взять этот лист в руки и прочесть, но она куда-то отошла, и он не стал стесняться. Анамнез… ну это неинтересно, он и так знает свои старые болезни. Предварительный диагноз: заболевание поджелудочной железы T3NXM1 , вторичное поражение печени, механическая желтуха. Оттого, что нет нужды разбирать врачебный почерк, понятнее не становится. Могли бы написать нормальным русским языком, так нет, применяют всякие хитрые коды…

Туалет освободился, Олег положил бумагу на место и отошел от стола. Сейчас он двигался особенно осторожно, ему рассказали, что на прошлой неделе один старичок пошел ночью в туалет, поскользнулся, Упал, ударился головой и умер. У того старичка был рак в неизлечимой стадии, так что для него этот случай был скорее счастливым, чем несчастным, но все же.

Вернувшись в палату, Олег включил ноутбук. Раньше лежать в больнице было скучно, теперь нет, Интернет всегда под рукой, дорогой и ужасно медленный, но в больнице торопиться некуда, а деньги на мелкие расходы Олег давно перестал считать. Ну-ка посмотрим, что это за T3NXM1…

Рассеянный взгляд уткнулся в часы в углу экрана. Олег понял, что прошел час. Он потряс головой, поморгал, вроде все нормально. Прислушался к ощущениям в животе — тоже все нормально. Пощупал печень — печень как печень, вроде даже не увеличена и не болит, если очень сильно не нажимать. Но у врачей мнение явно другое, теперь Олег понимал, почему Михаил Григорьевич так долго прощупывал его живот.

Олег открыл тумбочку и засунул руку далеко вглубь, там пылился нераспечатанный блок сигарет. Вчера Олег решил, что больница — хорошее место, чтобы бросить курить, он давно уже собирался это сделать, да все никак не мог собраться с духом. А когда ближайшее место для курения в пяти минутах ходьбы от палаты, а ходить тяжело, сам бог велел попробовать. Это тогда он так думал, теперь он понимал, что это решение было идиотским. Никотин не успеет его убить, рак убьет его намного раньше.

—  Привет, папа! — сказал Данила, входя в палату. Еще вчера Олег обратил внимание на то, как странно смотрит на него сын. Тогда это повеселило его, тогда он полагал, что его выпишут через неделю-другую, и единственное, что изменится в его жизни, — он больше не будет злоупотреблять жирными отбивными. Годы уже не те, пора начинать думать о здоровье. А теперь оказывается, что думать о здоровье уже поздно.

—  Привет, — сказал Олег.

Встал навстречу сыну, взял у него сумку с едой, стал запихивать в холодильник йогурты.

—  Ты лучше выглядишь, — сказал Данила.

—  Это временно, — сказал Олег. — Ты уже знаешь?

Улыбка Данилы замерла и как бы приклеилась к губам. Его лицо словно парализовало, он продолжал улыбаться, но глаза смотрели серьезно и печально.

—  Врачи рассказали? — спросил он.

—  Врачи хрен чего расскажут, — неожиданно зло ответил Олег. — Конспираторы чертовы. Увидел в одной бумажке трехбуквенный индекс, посмотрел в Интернете, все понял.

Данила кивнул и сказал:

—  Так даже лучше, не надо ничего объяснять.

Открыл барсетку и вытащил маленький стеклянный пузырек, заткнутый резиновой пробкой. Затем вытащил запечатанный одноразовый шприц.

—  Это еще что такое? — спросил Олег.

—  Помнишь Костю Бирюлева? — спросил Данила. — Мы с ним вместе учились, он у меня был на каком-то дне рождения, и еще потом мы пили вместе пару раз…

—  Не помню, — сказал Олег. — А какое он имеет отношение…

—  Он работает в НИИ по гранту как раз по этому… Данила явно стеснялся произнести вслух слово «рак». Но Олег его понял.

—  Сколько ты ему заплатил? — спросил он.

—  Нисколько, — ответил Данила. — Это экспериментальный препарат, он пока не продается.

Когда Данила вошел в палату, Олег как раз заканчивал читать обзор экспериментальных методов лечения рака. Основной вывод он уже прочел — эффективных лекарств нет и в обозримом будущем не предвидится.

—  Что дает это лекарство? — спросил Олег. — Лишнюю неделю, временное улучшение самочувствия, что-то еще?

—  Полное излечение, — заявил Данила. — В девяноста пяти процентах случаев.

Олег нахмурился.

—  Тогда почему о нем нигде не пишут? — спросил он. — Только не надо говорить, что это происки медицинских чиновников.

—  Это не происки медицинских чиновников, — сказал Данила. — Тут другое, — он замялся. — Препарат не испытывался на людях, только на мышах.

—  Тогда этот твой Костя не имел права давать его тебе, чтобы ты вколол мне. Если я от него умру, ты его по судам затаскаешь.

—  Не затаскаю, — сказал Данила. — Он предупреждал про побочные эффекты, говорил, что может стать хуже. Но все мыши, кроме одной, теперь абсолютно здоровы.

—  А с этой одной мышью что случилось?

—  Стремительный распад опухоли, смерть от внутреннего кровотечения. Она прожила меньше суток, Костя говорит, это быстрая и гуманная смерть. Решать тебе, но я думаю, попробовать стоит. Хуже уже не будет…

Олег задумался. Данила прав, хуже уже не будет. Надо только привести дела в порядок. Впрочем, а что тут приводить в порядок? Весь бизнес и так на сына оформлен, чиновникам заниматься бизнесом формально запрещено.

—  Хорошо, — сказал Олег. — Давай попробуем. Если что, ты знаешь, где меня хоронить. Документы на могилу проверил, не потерялись?

Данила растерянно помотал головой. Ему было не по себе, он не ожидал, что отец так по-деловому отнесется к предстоящей смерти. Олег и сам от себя не ожидал этого, но, если вдуматься, почему он должен относиться к смерти иначе? Потому что так принято? Глупости. Если смерть не внезапная, а запланированная, это просто очередное мероприятие в жизни, самое последнее, но далеко не самое ответственное. И организаторская работа по нему ничем принципиально не отличается от работы по другим мероприятиям.

—  Ладно, потом проверишь, не будем время тянуть, — сказал Олег. — Что медсестре будешь говорить, придумал?

—  Какой медсестре? — не понял Данила. — Зачем ей что-то говорить?

—  Сам колоть будешь? — догадался Олег. — А не боишься? От неправильного укола вроде умереть можно?

—  Это от внутривенного, — сказал Данила. — А если в задницу колоть, Костя говорил, сильно не навредишь, даже если неправильно уколешь, просто больно будет, и все. Ну, если спиртом плохо протереть, может чирей вскочить.

—  Ты уж хорошо протри, — сказал Олег.

Спустил штаны и лег на койку животом вниз. Через две минуты он встал. Было больно, медсестры колют гораздо лучше.

—  Шприц здесь не выбрасывай, с собой возьми, по дороге выбросишь, — сказал Олег. — Незачем уборщицу удивлять.

Они вышли на улицу, и некоторое время гуляли по больничному парку. Разговор не клеился, говорить было не о чем. Боль от укола быстро прошла, а больше ничего необычного Олег не чувствовал. Разве что легкую слабость, но к этому ощущению он давно привык. Думал, что переутомление, а оно вон как оказалось…

Пришло время прощаться. Они обнялись, Олег подумал, что надо произнести какие-то торжественные слова, но в голову ничего не приходило. Сын, похоже, чувствовал то же самое. Они постояли, помолчали, а потом сын ушел.

Олег выкурил сигарету, достал мобильник и набрал номер Саши Гриднева.

—  Здравствуй, Саша, — сказал он. — Я тебе днем звонил, забудь, что я говорил.

—  Врачи ошиблись? — радостно спросил Саша.

—  Нет, — сказал Олег. — Может случиться так, что я не успею воспользоваться тем, о чем просил. Вероятность небольшая, пять процентов, но ты все равно пока не суетись. И, это…

Он почувствовал, как перехватило дыхание. Никогда не считал себя слезливо-сентиментальным, а тут вдруг стало тяжело говорить.

—  Спасибо тебе, Саша, — с трудом произнес он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Спасибо, что не послал с просьбой, да и вообще спасибо. Приятно было с тобой работать.

—  И тебе спасибо, — отозвался Саша. — Мне будет тебя не хватать.

—  Попробуй выйти на Борю Новикова, — посоветовал Олег. — Он пока еще не в больших чинах, но скоро вырастет. Думаю, года через три он меня перерастет. Я буду рекомендовать его на свое место, меня не послушают, но парня заметят. Ладно, прощай, Саша.

—  Прощай, Олег, — тихо ответил Саша.

Олег выкурил еще одну сигарету и вернулся в палату. По дороге ему пришла в голову замечательная идея. Приглашения на поминки с непроставленной датой и собственноручной подписью покойного — это коллеги запомнят надолго.

В пятницу Андрей к Косте не приехал. Как сказал Андрей, дачная поездка у них отменилась, у этого Ольгиного Саши появились какие-то срочные дела на работе, причем ему нужна машина, а ехать на электричке Ольга отказалась, да и Андрей не рвался. Так что пятничному папе в виде исключения выделили субботу.

Они решили съездить за город. Лаборант Витя рассказал Косте о хорошей площадке для шашлыков, она недалеко от города и народу там почти нет, потому что ее построили совсем недавно и о ней мало кто знает. Костя вбил координаты в навигатор, и сегодня они направлялись туда. Точнее, они собирались туда направиться, а пока Костя и Инна ехали за Андреем.

Дом, в котором жили теперь Ольга и Андрей, был новостройкой, этакая округлая башня с пентхаусом на крыше и асимметрично выступающими балкончиками. Как будто дом строили, ориентируясь на пластилиновую модель, которую архитектор сделал не слишком аккуратно. Дом был окружен забором с воротами, сейчас ворота были распахнуты настежь и Костя заехал внутрь.

Андрей стоял у подъезда, рядом с припаркованным черным «Гелендвагеном», и о чем-то разговаривал с каким-то мужиком. Андрей улыбался, из-за этого Костя не сразу понял, с кем именно он разговаривает.

Костя бибикнул и высунулся из машины, приветственно махая рукой. Наткнулся на мрачный взгляд лысого амбала, и улыбка мгновенно исчезла с лица Кости, он весь как-то съежился.

Лысый подошел к машине, протянул руку и сказал:

—  Извини.

Костя машинально пожал руку через открытое окно, затем поставил машину на ручник, открыл дверь и вышел. Разговаривать с этим Сашей, когда ты сидишь, а он стоит, почему-то было неудобно.

—  Извини, — повторил Саша. — Я был не прав. Вышел из себя, наделал глупостей… Не обижайся, пожалуйста.

Этот лысый здоровяк сейчас выглядел жалко, хотелось ему посочувствовать, пробормотать что-то вроде «Да ладно, чего уж там…» Но Костя хорошо помнил, каким было лицо этого типа в краткий миг перед тем, как он отправил Костю в нокдаун.

—  Ударь меня, если хочешь, — сказал Саша. — Если думаешь, что полегчает. Я действительно жалею, что избил тебя, оно того не стоило. Ольга рассказала мне, как все было, ты не виноват.

Костя удивленно поднял брови.

— Ну, почти не виноват, — уточнил Саша.

—  Она тебе рассказала? — спросил Костя. Саша улыбнулся, и его улыбка была совсем не зверской, а доброй и обаятельной.

—  Я умею спрашивать, — сказал он. Заметил удивление Кости, хихикнул и добавил: — Нет, я ее не пытал, я просто умею правильно задавать вопросы, это профессиональное.

Костя ощутил резкую неприязнь к этому мужику. Понятно теперь, почему кровавую кобню так ненавидят! Психологи чертовы, крутят людьми как хотят. Андрей вот от него уже тащится…

—  И, это… поздравляю, — сказал Саша. — Андрей говорил, ты изобрел…

Секунду назад Костя хотел повернуться спиной, сесть в машину и больше никогда не разговаривать с этим кобнюком, но вдруг ответил, неожиданно для самого себя:

—  Это еще проверить надо, что я изобрел.

—  Конечно, — сказал Саша. — Но все равно поздравляю. Здравствуй, Инна.

—  Привет, — отозвалась Инна. Оказывается, пока они разговаривали, она тоже вышла из машины. Странно, что она сказала «привет», а не «здравствуйте», он ей в отцы годится. Впрочем, она мысли читает, а значит, лучше знает, кому что говорить.

—  Андрей о тебе рассказывал, — сказал Саша. — Но я не думал, что ты такая красивая.

Инна смущенно улыбнулась и потупила глазки, как сделала бы на ее месте любая юная девушка. Косте показалось, что она играет, специально изображает смущенную лолитку. Почувствовала опасность?

—  Студентка? — спросил Саша, обращаясь к Косте. И сразу же, не дожидаясь ответа, сказал: — Извини, я просто так любопытствую. Не хочешь, не отвечай, это не мое дело.

Бросил на нее короткий выжидательный взгляд и отвернулся. Кажется, ею он тоже пытается манипулировать, но непонятно, с какой целью.

—  Ладно, не буду навязываться, — сказал Саша. — Рад, что у вас все хорошо, меньше будет совесть мучить. — Он улыбнулся. — Успешно отдохнуть! Пока, Андрей!

Андрей сел на заднее сиденье, Костя завел мотор, они поехали. Когда машина остановилась около светофора, Андрей сказал:

—  Папа, ты зря дуешься на Сашу. Он нормальный мужик.

«Видел бы ты этого нормального мужика, когда он тебе морду бьет», — подумал Костя. Андрей тем временем продолжал:

—  Я понимаю, это обидно, когда тебя побили, но, знаешь, я бы на его месте тебе всю морду разукрасил, а он только напугал и оттащил. Знаешь, какой у мамы фингал под глазом был? Я на тебя так разозлился, был бы дома — убил бы.

—  Извини, — сказал Костя. — Мне очень стыдно. Он понял, что его слова звучат как издевка, и быстро добавил:

—  Мне правда очень стыдно. Знаешь, как мне плохо было после этого? Вообще жить не хотелось.

—  Ладно, пап, проехали, — сказал Андрей. — Инна, а как ты с папой познакомилась?

Инна долго молчала, а потом сказала:

—  Знаешь, Андрей, это, наверное, глупо, но я не хочу рассказывать. Извини.

—  Стесняешься? — спросил Андрей. И добавил, не дожидаясь ответа: — Не хочешь, не надо. Экзамен сдать не могла?

Андрей забыл, что Костя уже год как не преподает. Или, может, он думает, что отец изменяет матери уже целый год? Костя не стал уточнять, больше всего ему сейчас хотелось прекратить этот разговор.

—  Нет, Андрей, — сказала Инна. — Я не такая глупая, как ты думаешь. Какая тебе разница, как мы встретились с твоим папой? Главное, что мы любим друг друга, и тебе придется ко мне привыкнуть. Если тебе неприятно, давай, я выйду, езжайте вдвоем.

—  Ну уж нет, — заявил Андрей. — Мы поедем втроем, и я буду тебя травить. Но не жестоко, а так, чуть-чуть.

Костя недовольно поморщился. «Жестоко травить» — это его выражение. Почему дети перенимают от родителей самое худшее?

—  Хорошо, трави, — сказала Инна. — Но только чуть-чуть, не жестоко. Будешь травить жестоко — буду плакать.

Андрей захихикал.

—  На это стоит посмотреть, — сказал он. — Никогда не видел, как ты плачешь.

Они вяло переругивались, а Костя думал, что между Инной и этим кобнюком Сашей есть что-то общее. Они оба умеют манипулировать людьми, разница только в том, что Инна читает мысли, а Саша обходится без этого. И еще разница в том, что Инна хорошая и добрая, а Саша… А черт его знает, какой он на самом деле, ведь если бы Инна дала ему в морду, он бы не думал, что она хорошая и добрая.

Через день после операции Олегу сделали томографию, а на следующий день после этого Олег решил серьезно поговорить с врачом. Подстерег в коридоре после обхода и после необходимых вежливых слов — (а можно вас отвлечь на минутку) сказал:

—  Михаил Григорьевич, я знаю свой диагноз. Олег ожидал, что Михаил Григорьевич удивится или смутится, но врач остался спокоен.

—  Это только предварительный диагноз, — сказал он. — Точно будет известно, когда будет готова биопсия.

—  А это когда будет? — спросил Олег.

—  Завтра-послезавтра, — ответил Михаил Григорьевич.

Интересно получается. Олег уже приготовился помирать, а оказывается, еще ничего толком не известно. Не самая толковая идея была колоть непроверенное лекарство.

—  Велика вероятность, что это не рак? — спросил Олег.

—  Один-два процента, — ответил Михаил Григорьевич.

Олег вздохнул. Эти врачи кого угодно в гроб вгонят! Нет чтобы сразу все сказать, так нет, вначале дал надежду, а потом…

—  Сколько мне еще здесь лежать? — спросил Олег.

—  Завтра сделаем томографию, — ответил Михаил Григорьевич. — Потом дождемся результатов биопсии, и можно будет выписываться. Недели через две начнем химиотерапию.

—  А дальше?

Михаил Григорьевич пожал плечами.

—  Дальше — как повезет, — сказал он. — Посмотрите в Интернете, там много статей по этому поводу.

—  Там написано, что химиотерапия неэффективна, — сказал Олег.

—  Обычно — да, — кивнул Михаил Григорьевич. — Но случаются счастливые исключения.

—  А у меня не та редкая форма, когда муци… чего-то там…

—  Нет, — покачал головой Михаил Григорьевич. — К сожалению, нет.

—  Хорошо, — сказал Олег. — Спасибо. Значит, томография и на выписку, правильно?

—  Еще надо к психологу сходить, — добавил Михаил Григорьевич. — Раз вы узнали диагноз, это обязательно.

Олег криво усмехнулся.

—  Боитесь, что повешусь? — спросил он. Михаил Григорьевич не поддержал шутку, а серьезно кивнул.

—  Не спешите, — сказал он. — Вам осталось жить не очень долго, но это будет почти нормальная жизнь. Будет легкая слабость, температура может слегка подпрыгивать, диету придется соблюдать, но мучиться не придется. Последнюю неделю будет тяжело, вот тогда можно будет подумать, о чем вы только что сказали. А пока не надо, не торопите события.

—  Спасибо, — сказал Олег. — Не ожидал от вас такой честности, обычно врачи о плохом стараются не говорить.

—  Вы производите впечатление адекватного человека, — сказал Михаил Григорьевич. — Таким пациентам я предпочитаю говорить правду. Вот только таких пациентов очень мало, к сожалению. Вы в бога верите?

Олег отрицательно покачал головой. Михаил Григорьевич немного поколебался и добавил:

—  Пожалуй, дам вам еще один совет. Пожалуйтесь психиатру… ну, то есть… — он махнул рукой, — короче, пожалуйтесь, что плохо спите, она выпишет снотворное, а в следующий раз пожалуйтесь, что таблетки плохо помогают. Вам выпишут снотворное в ампулах.

—  Спасибо, — сказал Олег и пожал руку врачу. Психиатр была совсем молодой девчонкой в очках с толстыми стеклами. Олег ожидал, что беседа будет чисто формальной и закончится вердиктом «здоров», однако девушка вписала ему в карту диагноз из примерно десяти цифр, разделенных точками. Не стоило, видимо, отвечать на вопрос: «Как себя чувствуете?» «Для покойника очень хорошо». Впрочем, как показал поиск в Интернете, диагноз был совсем пустячный, что-то вроде «эмоциональная неустойчивость». Снотворное девушка выписала, даже жаловаться не пришлось, она сама спросила, не мучает ли бессонница. Похоже, у таких больных это обычное дело, что неудивительно.

Сделали томографию. А на следующий день Михаил Григорьевич сообщил, что готовы результаты биопсии.

—  Диагноз подтвердился, — сказал он.

Он явно пытался придать голосу подобающую скорбность, но ничего не получилось — он думал о чем-то другом, и это что-то было совсем не грустным.

—  И что там? — спросил Олег. — Я читал, опухоли как-то различаются…

—  Ничего особенного, — сказал Михаил Григорьевич. — Опухоль как опухоль, обычный такой кондовый…

Он резко оборвал окончание фразы, видимо, забыл на мгновение, что разговаривает не с коллегой, а с пациентом. Олег уже знал из интернетовских форумов, что врачи-онкологи не любят произносить слово «рак», особенно когда разговаривают с пациентами или их родственниками.

Олег не стал больше ничего спрашивать. Экспериментальное лекарство не подействовало, он скоро умрет. Что ж, Данила попытался что-то сделать, не его вина, что ничего не получилось. Даже странно, что хоть это ему удалось, Олег не строил иллюзий относительно своего сына — раздолбай, притом не слишком умный. Сопьется он, скорее всего. Очень жаль, но не смог Олег воспитать из сына достойного человека, и неудивительно — надо было не пропадать на работе с утра до вечера, не взваливать все воспитание на жену, мир ее праху. Делать карьеру — дело хорошее, но надо знать меру. А теперь уже поздно пить боржоми.

Наступил день выписки. Данила приехал за ним на машине, и они поехали в поликлинику мэрии, встать на учет к онкологу. А потом поехали в районный онко-диспансер и сделали то же самое. Оказывается, наркоконтроль запрещает ведомственным поликлиникам выписывать тяжелые наркотики, так что придется ездить то туда, то туда. А наркотики уже не за горами, живот снова стал побаливать, пока справляется баралгин, но вряд ли это надолго.

Данила позвонил Косте через неделю после того, как Костя передал ему пузырек с лекарством.

—  Как дела у отца? — спросил Костя. — Препарат подействовал?

—  Непонятно, — вздохнул Данила. — Похоже, что нет. Сделали томографию, врач говорит, диагноз подтверждается, рак. А как быстро это лекарство должно было подействовать?

—  Не знаю, — ответил Костя. — Мыши выздоравливают за неделю, у человека, по идее, процесс должен дольше идти. Пусть твой отец пока лечится, как лечился, а там видно будет. Температура не поднималась?

—  Поднималась несколько раз, — сказал Данила. — Но не сильно, до 37.7. Это хорошо или плохо?

—  Это никак. Если бы до 39 поднялась — было бы плохо. Томографию делали?

—  Делали.

—  Когда? В смысле, через сколько дней после инъекции?

—  Дня через два-три.

—  Слишком рано, препарат еще не успел подействовать. За пару дней до химиотерапии надо еще раз томографию сделать, в другом месте. Сразу будет видно, подействовал препарат или нет.

—  А где ее можно сделать? — спросил Данила.

—  Да где угодно, — сказал Костя. — Ее только бесплатно трудно сделать, а за деньги никаких проблем, звонишь по любому объявлению и договариваешься. И еще скажи ему, когда они будут спрашивать, зачем пришел, пусть скажет, что подозревает рак, а к врачам пока не обращался.

Прошло еще дней десять. Все мыши в контрольной группе погибли, все мыши в экспериментальной группе выздоровели. А потом, однажды вечером, в Костиной квартире раздался звонок в дверь.

Костя не сразу открыл дверь, сначала он посмотрел в «глазок» и убедился, что звонят только ему, никто из соседей в общий коридор не вышел. Дело в том, что Костя жил в двух шагах от метро, это очень удобно, но у такого расположения квартиры есть свои недостатки — постоянно трезвонят продавцы гнилой картошки и краденых дубленок, а также сумасшедшие бабки, агитирующие то за коммунистов, то за православие, а иногда и за то, и за другое одновременно. Поэтому Костя никогда не открывал дверь сразу, пусть лучше другие соседи объясняются с этими спамерами.

Но в этот раз звонили только ему. Костя подошел к общей двери, посмотрел в «глазок», увидел там неразличимый человеческий силуэт и злобно спросил, готовясь обругать очередного продавца:

—  Кто?

—  Это я, Данила, — ответил силуэт.

Костя открыл дверь. Данила был не один, рядом с ним стоял высокий и худощавый седовласый мужчина, Костя сразу вспомнил его, они пару раз встречались, только тогда он еще не был седым. Лицо мужчины имело тот неуловимый отпечаток, который отличает онкологических больных. Оттенок кожи чуть-чуть не такой, морщины немного необычно расположены, невозможно точно сформулировать, в чем отличие от здорового человека, но наметанному глазу все ясно с первого взгляда. Неужели препарат не подействовал?

В руке мужчина держал объемистую блестящую сумку, расписанную золотистыми цветочками, в таких сумках обычно носят подарки. Рядом с Данилой на полу стояла еще одна сумка, большая и бесформенная, из нее вкусно пахло чем-то мясным.

—  Здравствуйте, — сказал Костя.

Он никак не мог вспомнить, как зовут отца Данилы.

—  Олег Дмитриевич, — представился тот и протянул руку.

—  Костя, — представился Костя, пожимая ее. — Заходите.

Они вошли в квартиру, Данила сразу поволок большую сумку на кухню, а Олег Дмитриевич вручил Косте сумку поменьше. В ней обнаружилась здоровенная бутылка «Хеннесси», еще более здоровенная бутылка виски, наверняка очень дорогого, Костя не мог сказать точно, он в сортах виски не разбирался, и на дне толстый запечатанный конверт.

—  Знал бы — цветы бы принес, — сказал Олег Дмитриевич, увидев Инну, которая вышла в прихожую поздороваться с гостями. — Данила говорил, ты с женой развелся.

Последовал обмен стандартными вежливыми фразами, а потом Инна отправилась на кухню помогать Даниле накрывать на стол. Костя вытащил из подарочной сумки конверт и серьезно сказал, глядя в глаза Олегу Дмитриевичу:

—  Это лишнее.

—  Это не лишнее, — возразил Олег Дмитриевич. — Я ценю свою жизнь намного выше.

—  Все хорошо? — спросил Костя. — Что показала вторая томография? А то вы нехорошо выглядите.

Олег Дмитриевич улыбнулся.

—  Подозрение на хронический панкреатит, — заявил он. — Еще есть подозрение на цирроз печени в начальной стадии, и больше ничего. Опухоль рассосалась, на томографии ее не видно, только небольшие изменения в тканях. Я так понимаю, я здоров?

Костя пожал плечами.

—  Не знаю, — сказал он. — Откуда мне знать, это же первый эксперимент на человеке. Надо будет каждые три месяца делать контрольное обследование, вдруг опухоль снова проснется. Возможно, потребуются повторные инъекции раз в год или раз в два года.

Олег Дмитриевич раздраженно махнул рукой.

—  Это ерунда, — сказал он. — Я уже помирать собрался, а тут… Да не стой ты с этим конвертом, бери, ты эти деньги честно заработал. А если стесняешься, считай, что это аванс, у меня в этом деле свой шкурный интерес имеется. Не возражаешь, если я выйду на мэра с коммерческим предложением от твоего имени? Я навел справки в Минздраве, ваш институт из онкопроекта выперли, а у мэра племянница умерла от рака в позапрошлом году, он тогда переживал сильно, хоспис построил за свои личные деньги и городу в дар преподнес. Ну, то есть эти деньги формально не его личные, у него весь бизнес на жену записан, но это были реально его деньги, не казенные.

Костя не знал, что ответить, он был растерян. Все так неожиданно… Инна говорила, что желание начнет сбываться быстро, но не до такой же степени… И еще эти заморочки финансовые… Костя знал, что профинансировать научный проект — дело непростое и не совсем законное, отмывы и откаты — неотъемлемая часть этого бизнеса. Но сам он никогда лез в эти дела, он давно понял, что не любит и не умеет работать с чиновниками, его дело — пробирки, микроскопы и генетические базы, вот с этим он работать умеет и любит.

—  Я передам ваше предложение Денису, — сказал Костя. — Это мой начальник, он у нас занимается всеми организационными делами.

Олег Дмитриевич нахмурился.

—  Тебе решать, — сказал он. — Но я бы на твоем месте не стал на него завязываться. Впрочем, это твое дело, пойдем лучше выпьем за мое исцеление. Данила, там готово уже?

Они выпили. Начали с шампанского, потом перешли на коньяк. Судя по этикеткам, и то и другое было чудовищно дорогим, но Костя не почувствовал ничего особенного. Коньяк даже, пожалуй, резковат немного.

Инна совсем не пила, да и Данила ограничился одним фужером шампанского. Это удивило Костю, в студенческой юности Данила принимал на грудь очень много. Олега Дмитриевича это тоже удивило, он аж поперхнулся, когда Данила сказал, что переходит на сок.

—  Вы тоже сильно не налегайте, — посоветовал Костя Олегу Дмитриевичу — Здоровье у вас еще не полностью восстановилось, печень повреждена, подозрение на цирроз — дело серьезное. Кстати, вам после томографии сидюк с результатами выдали?

—  Да, чуть не забыл! — воскликнул Олег Дмитриевич. — Я тебе копию привез. Посмотришь?

Они выпили еще по одной, а потом пошли смотреть сидюк. Олег Дмитриевич не врал, опухоль действительно рассосалась, а точнее, трансформировалась в почти нормальные ткани. Особенно занимательно сравнить между собой две томограммы — до инъекции препарата и после. Если это не излечение, то как минимум глубокая ремиссия, года два больной точно проживет. Выглядит он нехорошо, но это, скорее всего, остаточные последствия, скоро само пройдет.

Все отлично, — сказал Костя. — При случае съездите в больницу и дайте этот сидюк своему врачу. Приготовьтесь, что он сильно удивится.

Саша подкатил тележку к кассе супермаркета и понял, что визит в магазин затянется надолго. Из всех касс работали только две, и к каждой из них тянулась длинная очередь. Если бы Саша сразу обратил на это внимание, он бы развернулся и ушел, а теперь уже глупо так делать, полную тележку набрал. Придется стоять.

В голову полезли неприятные мысли, уже примерно неделю он не мог от них отделаться. Эти мысли были не о семейных делах, нет, с семьей здесь все было в порядке, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить. Поначалу Саша опасался, что Андрей будет много выпендриваться, а то и целенаправленно травить нового мужика мамы, это обычная реакция подростка на появление постороннего человека в семье. Но Андрей принял Сашу на редкость спокойно, конфликтов вообще не было. Хороший парень растет, будь он его сыном, Саша гордился бы им. Впрочем, это неудивительно, Костя тоже достойный мужик, Ольга сама призналась, что та безобразная вспышка гнева была единственной за всю их совместную жизнь. Странно что она от него ушла. Но, с другой стороны, люди со стороны всегда выглядят лучше, чем на самом деле, любой нормальный человек старается скрывает свои недостатки от посторонних. Вот только от того, с кем живешь, скрыть их не получается.

Ну да бог с ними, с семейными делами, не они сейчас беспокоят. Проблемы на работе куда серьезнее.

Десять лет назад, когда Саша имел пышную шевелюру, а в его удостоверении было написано «капитан» и «старший оперуполномоченный», проблемы были совсем другие. Они были очень разнообразными, но проистекали из одного источника — зарплата опера была настолько мала, что это было даже не жутко, а смешно. Половина должностей в отделе были вакантными, а идея платить агенту за сотрудничество казалась верхом идиотизма, вот если, наоборот, агенты платили кураторам — это считалось в порядке вещей. Неприкрытой коррупции в КОБ не было даже тогда, за этим следили строго, не как у ментов, за взятку увольняли в момент. Еще до первого путча сформировалась традиция, что грязную работу делают менты, а офицеру КОБ не следует уподобляться младшим братьям по разуму, у него есть другие возможности зарабатывать себе на пропитание. Можно, например, съездить с хорошим человеком на стрелку и решить проблему, показав бандитам краешек служебного удостоверения. А когда хороший человек выразит благодарность — положить ее в карман и не забыть отблагодарить начальство, предоставившее отгул по семейным обстоятельствам. Это ведь действительно семейные обстоятельства — семью-то кормить надо. Скольким коммерсантам они тогда держали крышу — уму непостижимо, причем хорошо держали, культурно, не как менты и бандиты, а с уважением. И о прямых служебных обязанностях не забывали, в отличие от тех же ментов. Если посчитать, сколько денег двенадцатое управление сохранило тогда для бюджета… Впрочем, стоило ли их сохранять? Если вдуматься, тогдашняя деятельность управления сводилась к тому, чтобы пресекать воровство одних и поддерживать воровство других, тех, кому разворовывать бюджет разрешалось почти официально. Но ребята не любили задумываться о таких вещах, они предпочитали считать себя честными рыцарями плаща и кинжала, которым надо кормить свои семьи.

Обстановка в стране была ужасной. «Куда катится страна?» — думал молодой Саша, и это была не демагогия, которой так любят заниматься старики на лавочках да еще депутаты от оппозиции. Это был серьезный вопрос, на который не было нестрашных ответов. Все разваливалось, сотрудники один за другим уходили в коммерческие службы безопасности, по сути, в легализованные преступные группировки, да и те ребята, что продолжали служить Родине, занимались делами, которые иначе как бандитскими не назовешь. Паяльники в задние проходы никто никому не вставлял, толковому оперу нет нужды опускаться до таких методов, не зря в школе учат, что все вопросы можно решить словами. Даже в самых исключительных случаях можно не пачкаться самому, а натравить на плохого человека ментов или тех же бандитов. Коммерсанты любили ходить под крышей КОБ — с вменяемым и предсказуемым рэкетом работать намного приятнее, чем с отморозками. Однако рэкет от этого не перестает быть рэкетом.

Но в той жизни были и свои достоинства. Бюрократическим бумажкам не придавали большого значения, все знали, что в официальных документах ничего умного никогда не пишется. Если подразделение возглавлял толковый начальник, он понимал, что на подчиненных нельзя давить, а те, кто не понимал этого, лишались своих подчиненных в считанные месяцы. В особо клинических случаях рапорта на увольнение писали целыми отделами, и тогда отдел превращался в фирму полностью, с сохранением организационной структуры, но без начальника. Саша тоже готов был уволиться в любой момент, он не боялся остаться без работы, в двух банках и одной нефтяной компании начальники служб безопасности говорили ему открытым текстом: бросай эту службу к чертовой матери, иди к нам, бедствовать не придется. Впрочем, он и так не бедствовал, Василий Алексеевич, возглавлявший их отдел, о подчиненных заботился и бедствовать им не позволял. Жаль, что его хватил инфаркт.

А теперь все изменилось. Эпоха лихого бандитизма подошла к закономерному концу, теперь на стрелках спрашивают не «за что сидел?», а «где служил?», а если субъект переговоров начинает мяться и говорить «Да я больше по тюрьмам…» — на такого человека смотрят как на живое ископаемое и всерьез не принимают. Теперь даже на официальную зарплату можно прокормить семью, а если учесть внебюджетные фонды и прочие подобные хитрости, уровень жизни получается вполне достойный, нормальный такой средний класс. Даже подпольным бизнесом заниматься нет смысла, от этого больше геморроя, чем прибыли.

Жить стало лучше, жить стало веселее, как говорил Иосиф Виссарионович. Управление экономической безопасности занимается теперь не разводом бандитов, а тем, чем оно и должно заниматься в нормальной стране. Сбор информации, аналитическая работа, прогнозы и лишь в исключительных случаях точечные воздействия, почти не заметные никому, даже тем, на кого они непосредственно направлены. Просто как-то само собой получается, что глупое недоразумение внезапно разрешается, и миллиардный контракт, судьба которого висела на волоске, подписывается к всеобщему удовольствию и большой пользе родной экономики. Или нечистоплотный биржевой маклер вдруг начинает терпеть одну неудачу за другой, ни с того ни с сего, просто полоса невезения. Или матерый высокопоставленный чиновник попадается на взятке, как последний лох. Просто цепочка случайностей. Саше приходилось слышать, как один министерский чиновник на полном серьезе говорил другому, что Родину спасает ангел-хранитель. В общем-то, так оно и есть, только этот ангел — не летучий человек с белыми крыльями, а тихие и неприметные парни, имя которым — легион.

Все было бы хорошо, но есть в социологии один непреложный закон — в любой успешной компании пышным цветом расцветает бюрократия. Когда все плохо и организация борется за выживание, о дурных бумажках никто не вспоминает, а когда жизнь начинает налаживаться, в силу вступает закон сохранения маразма — если внешние источники не активны, в дело включаются внутренние.

Вот, например, генерал-майор Серов. Нормальный был опер, звезд с неба не хватал, но дело свое знал хорошо. Потихоньку рос, возглавил отдел, сознание слегка изменилось, но в пределах нормы, а дорос до генерала — будто с цепи сорвался. Как у вас обеспечивается мобилизационная готовность? Почему офицеры не являются на занятия по оперативно-боевой подготовке? Почему половина личного состава не Может сдать нормативы по плаванию? Вы мне зубы не заговаривайте, Александр Петрович! Приказы не обсуждаются, а выполняются. Обеспечить стопроцентную явку, а кто уклоняется — рапорт мне на стол. Александр Петрович, вы не повышали квалификацию шесть лет! Мне стыдно за вас, устраняйте несоответствие немедленно.

Когда Саша приехал повышать квалификацию, в институте сначала подумали, что он приехал их проверять. А потом долго думали, что он шутит. А когда поняли, что не шутит, из других отделов специально приходили посмотреть на такое чудо. Но это не стыдно, нет, стыдно не иметь бумажки, что квалификация повышена.

Первое время Саша не придавал большого значения этим закидонам, осеннее обострение, с кем не бывает. Но наступила зима, а поток руководящего маразма не ослабевал. Напишите аналитическую справку по особенностям агентурной работы на вверенном участке. Нет, «все хорошо» — это не аналитическая справка, надо хотя бы страниц десять. Зачем? Товарищ Пономарев может потребовать. Нет, пока не требует, но мы должны быть готовы. И еще надо провести совещание, обсудить инспекторскую поездку. Что значит «все уже договорено, это отличный парень, мы с ним в горах вместе работали»? Документы должны быть подготовлены, и это не обсуждается! Откуда такая наивность, товарищ Гриднев? Совещание завтра в семь. Семь вечера, конечно! Что значит «рабочий день до шести»? Вопрос не терпит отлагательства! И дела агентов не забудьте привести в порядок, завтра утром мне доложите. Какой пример вы подаете сотрудникам?

Подошла очередь в кассу, это отвлекло Сашу от мрачных мыслей. Он оплатил покупки и вышел из магазина с двумя тяжеленными сумками, хорошо, что идти недалеко. В одном Серов прав, физкультурой действительно стоит заняться. Да и диспансеризацию пройти не мешало бы, хотя бы кардиограмму сделать.

Но только когда? Времени и так ни на что не хватает, а тут еще эти дурацкие совещания…

У подъезда стояла Костина «Зафира», на пассажирском сиденье сидела Инна, сам Костя куда-то делся, хотя нет, вон он, покупает мороженое в ларьке. Сейчас Андрея повезут развлекать, Ольга говорила, куда именно, но Саша уже забыл. Везет им, все выходные свободные, а у него запланирована одна встреча с агентом сегодня и еще одна завтра. До чего дожили, приходится мероприятия на выходные дни назначать, потому что рабочее время занято всякой ерундой.

Инна увидела Сашу, приветливо улыбнулась и кивнула. Он кивнул в ответ и подумал, какая же прекрасная у нее улыбка. Интересно, как Костя с ней познакомился? Пробить, что ли, по базе, кто она такая… Нет, не его это дело в чужом белье копаться, да и времени нет. Хорошая девочка, не красавица, но очень милая и обаятельная, и, похоже, неглупая. Взгляд такой понимающий, пронизывающий, но добрый.

Поднимаясь в лифте, Саша вдруг осознал, что решение найдено. Раньше он воспринимал ситуацию слишком упрощенно — или увольняться, или терпеть. А зачем, собственно, терпеть? Какая, к чертовой матери, корпоративная солидарность может быть с этим уродом? Надо воспринимать его как объект разработки, и тогда все становится на свои места, обычное рутинное мероприятие, ничего особенного, за сегодня-завтра продумать примерный план, а в понедельник можно и приступить к выполнению, прямо с самого утра.

—  Отлично, — сказал Денис. — Девятнадцать из двадцати — отличный результат, даже не верится. Теперь надо полностью оформить все материалы.

—  Именно этим я и занимаюсь, — сказал Костя. Он еще не решил, как будет вести себя с Денисом.

С одной стороны, Олег Дмитриевич прав, большой пользы от Дениса не будет. Он неплохой организатор, но только в одной узкой области, он умеет выбивать деньги из заказчиков, решать мелкие бюрократические проблемы и обеспечивать не слишком жесткую приемку отчетов. В этом деле он достиг совершенства, но сейчас от него требуется другое.

Прежде всего препарат нужно запатентовать. Сейчас его формула представляет ценность только для четырех человек, знающих о том, что позволяет делать этот замечательный белок, но когда информация распространится, только ленивый не начнет синтезировать новое чудодейственное лекарство. От китайских умельцев патент, конечно, не защитит, но кроме китайцев есть еще крупные фармацевтические компании, а они предпочитают не нарушать законы без нужды. Собственно, заявку на патент Костя как раз и писал сейчас. То есть не всю заявку, а только содержательную часть, окончательное оформление документов Олег Дмитриевич брал на себя, как и ускорение процесса их рассмотрения.

—  А что это ты пишешь такое странное? — спросил Денис.

Когда Денис вошел в комнату, Костя постеснялся резко свернуть окно ворда, и сейчас Денис стоял за его спиной и смотрел на текст, который набирал Костя. Впрочем, правильно, что не стал убирать окно с экрана, под ним сейчас открыта томограмма Олега Дмитриевича, а ее показывать Денису точно не стоит. По крайней мере до тех пор, пока Костя не решит окончательно, что делать с Денисом.

—  Ни фига себе! — воскликнул Денис. — Ты что, патентовать эту штуку собрался?

Костя пожал плечами.

—  Ты с ума сошел, — заявил Денис. — Знаешь, сколько времени сейчас заявки рассматриваются? А какие махинации там творятся, знаешь? Костя, черт тебя возьми, что ты творишь такое? Как можно быть таким наивным! Или ты на дочке мэра жениться собрался?

—  А при чем тут дочка мэра? — удивился Костя.

—  А при том! Чтобы твою заявку оформили в разумный срок, надо или зятем мэра быть, или пару миллионов на откаты потратить. Может, у тебя лишний миллион завалялся? Нет? Тогда бросай эту хрень…

Денис протянул руку, схватил Костину мышь и закрыл ворд. Костя почувствовал, что начинает злиться. Он очень не любил, когда кто-то стоит за спиной и смотрит в экран его компьютера, а когда этот кто-то начинает водить мышью по экрану, не спросив разрешения, — от такого поведения Костя просто впадал в бешенство.

—  А это еще что такое? — спросил Денис.

В его голосе звучало неприкрытое изумление, что неудивительно — изумляться было от чего.

Костя ошибся, под окном с заявкой на патент пряталась не томограмма, а документ, который Костя делал до того, как ему позвонил Олег Дмитриевич и напомнил про патент. Это было описание эксперимента, незаконно, но успешно проведенного над Олегом Дмитриевичем. Сейчас на Костю и Дениса смотрели две его фотографии, первая была сделана сразу после выписки из больницы, вторую он прислал по почте сегодня утром.

Денис открыл рот, закрыл, снова открыл и спросил:

—  Ты что, на человеке опыт поставил? Костя молча кивнул.

—  Ты одурел, — заявил Денис. — Ты хоть понимаешь, как на этом можно попасть?

—  Победителей не судят, — сказал Костя. Денис нецензурно выругался.

—  Кто это такой? — спросил он.

—  Чиновник мэрии, — ответил Костя. — Какая у него должность — точно не знаю, но не маленькая.

Денис задумался.

—  А он выздоровел? — спросил он и тут же ответил сам себе: — Точно, выздоровел. Извини, погорячился, бывает. На кого у него есть выход?

—  На мэра. Пару лет назад племянница мэра умерла от рака, с тех пор он на этом деле подвинулся головой, вроде даже хоспис построил за свои личные деньги. Оле… гм… этот человек говорит, что проблем не будет, мэр лично впряжется в проект и все пробьет.

Костя хотел было добавить, что мэра придется включить в список изобретателей, страсть Юлия Моисеевича к научным регалиям давно стала темой анекдотов. Но Костя не стал произносить это вслух. Потому что тогда Денис начнет требовать, чтобы Костя и его тоже включил в авторский коллектив, а работу оформил как результат исследований института, но Костя не собирался так поступать. Если уж кого и включать в авторский коллектив, так это Инну, но никак не Дениса.

—  Дай телефон этого мужика, — потребовал Денис. Костя достал телефон, открыл адресную книгу и продемонстрировал Денису нужную запись. Возможно, стоило сразу послать Дениса куда подальше, но Костя решил не торопиться. Денис начнет кричать, размахивать руками, работать станет невозможно, а заявку и полное описание эксперимента надо подготовить как можно быстрее. Это сейчас самая первоочередная задача.

Здравствуй, Олег, — сказал Юлий Моисеевич. — А мне доложили, ты заболел, вроде даже в больницу слег.

—  Вам правильно доложили, — сказал Олег. — Вот, взгляните.

Мэр быстро пробежал глазами выписной эпикриз, составленный Михаилом Григорьевичем еще до того, как подействовало лекарство. Улыбка сползла с лица мэра, некоторое время он неподвижно сидел, уставившись в бумажку, затем поднял взгляд. Казалось, он стесняется смотреть Олегу в глаза.

—  Сочувствую, — сказал он.

Немного помолчал и вдруг выматерился, длинно, многословно и витиевато. Встал с кресла, открыл бар, достал полупустую бутылку «Хеннесси» и два коньячных фужера.

—  Юлий Моисеевич, — сказал Олег, — не надо, я вам еще не все рассказал. К тому же я за рулем.

—  Сначала выпьем, потом расскажешь, — заявил Юлий Моисеевич. — А насчет «за рулем» не бойся, теперь тебе все можно. Ну что за черт, Олег! Самые лучшие… Нет, не протестуй, давай выпьем.

Они выпили. Олег потянулся к папке за вторым листом, но мэр остановил его руку.

—  Значит, так, Олег, — сказал он. — Твое место останется за тобой до самого конца, зарплату получать будешь полную, насчет премии я распоряжусь, и еще подумаю, как… Короче, родственники нищими не останутся, это для меня теперь дело чести. Дела сдай… сам разберешься, кому сдавать, лечись, о делах не думай. Может еще…

—  Уже, — мягко сказал Олег и протянул мэру второе врачебное заключение.

В глазах Юлия Моисеевича появилась растерянность. Так с ним никто еще не шутил.

—  Это не шутка, — сказал Олег. — Это лекарство от рака. Хорошее, годное лекарство. Один умный мужик из НИИ… где-то название записано… короче, один наш молодой столичный ученый изобрел лекарство от рака. Помогает при всех формах и почти на всех стадиях, нужна только одна инъекция, опухоль сразу рассасывается и больной выздоравливает. Возможно, через год-два потребуется повторить курс лечения, но это уже мелочи. Себестоимость препарата — копейки, производство можно наладить на любом химическом заводе, это займет примерно полгода-год, я тут бизнес-план набросал… Да я не вру, честное слово, Михаила Григорьевича спросите, вы же его знаете, он меня наблюдал и до, и после. Или вот, смотрите, какой я был.

Олег протянул мэру фотографию. Юлий Моисеевич несколько раз перевел взгляд с фотографии на Олега и обратно, а затем положил фотографию на стол, взял бутылку и разлил по второй. Доза была примерно вдвое больше первой.

Они выпили и закусили шоколадкой. Юлий Моисеевич вдруг странно хихикнул, хлопнул Олега по плечу и сказал:

—  Молодец! Надо же, как смерть обманул! И не просто обманул, а еще заработаешь на ней. Давай бизнес-план, посмотрим. Так… Заявку на патент подготовили?

Олег протянул мэру отпечатанную заявку. Тот пробежал глазами заголовок, нашел свою фамилию в списке авторов и расплылся в довольной улыбке.

—  Отлично, — сказал он. — Что от меня нужно? Олег начал перечислять:

—  Во-первых, помочь пробить патент. Во-вторых, решить вопрос с клиническими испытаниями. Пока лекарство испытано только на двадцати мышах и одном мне, на мне — незаконно.

—  Победителей не судят, — заявил Юлий Моисеевич.

—  Иногда судят, — возразил Олег. — Потом оправдывают по суду, но лучше без этого обойтись. Я выяснил, клинические испытания по раку занимают пять лет, до этого препарат продавать нельзя. Это ограничение надо обойти. После первой серии испытаний надо организовать шумиху… ну, вы понимаете…

—  Понимаю, — кивнул мэр. — По требованиям общественности, в виде исключения… А побочные эффекты есть? Хотя нет, что это я, какие там побочные эффекты…

—  Побочные эффекты есть, — сказал Олег. — Одна из двадцати подопытных мышей погибла вскоре после инъекции. Стремительный распад опухоли, внутреннее кровотечение. Такие случаи будут и с людьми. Но. Во-первых, мы будем продавать препарат не свободно в аптеках, а только безнадежным больным, которых без нас никто не вылечит. Чтобы была бумажка с печатью, где написано, что прогноз неблагоприятный, рекомендовано симптоматическое лечение и так далее. Я поговорю с юристами, может, придумаем какую-нибудь форму, что мы как бы не товар продаем, а услугу оказываем, заключаем договор, отказ от ответственности, все дела…

—  Не сработает, — заявил Юлий Моисеевич.

—  А я еще не закончил, — сказал Олег. — Во-вторых, тем, кто от нашего лекарства умрет, мы будем возвращать деньги, это будет прописано в договоре. Родственник приносит свидетельство о смерти, не то, которое в загсе выдают, а которое самое первое, медицинское, если причина соответствует — деньги возвращаем немедленно. Много на этом мы не потеряем, а клиентам будет спокойнее. Понятно, что Бруевич на нас по-любому попытается прокурора натравить…

—  Бруевича возьмем в долю, — сказал Юлий Моисеевич. — Так от него проще всего отделаться.

—  Не уверен, — сказал Олег. — Я навел справки, люди говорят, он жадный и с манией величия. Может, лучше Суслина подключить?

—  А он разве медициной тоже занимается? — удивился Юлий Моисеевич.

—  Он занимается органической химией, — сказал Олег. — Синтетические добавки для пищевой промышленности, комбикорма, витамины… Но производственная база та же самая, берем обычный витаминный цех, сажаем в ванны другой вид бактерий, и пошел наш препарат. Производство получается даже проще, не надо по таблеткам расфасовывать.

Зазвонил мобильник. Олег отбил звонок — номер был незнакомый. Через секунду мобильник зазвонил опять.

—  Кто это такой наглый… — пробормотал Олеги нажал кнопку приема звонка.

—  Олег Дмитриевич? — донеслось из трубки. — Здравствуйте. Это Куравлев Денис Сергеевич, начальник Константина Бирюлева, ну, который…

—  Я занят! — рявкнул Олег в трубку и отключился. Телефон тут же зазвонил снова, номер высветился тот же самый. Мэр захихикал.

—  Вот дебил, — констатировал Олег, отбил звонок и отключил звук.

Телефон завибрировал. Олег снова отбил звонок, стал думать, как отключается вибрация, полез в настройки, но в этот момент телефон опять завибрировал, а на экране высветился тот же самый номер. Олег ругнулся себе под нос, отбил звонок и выключил телефон.

—  Это начальник того парня, — сказал Олег. — Пронюхал про открытие, хочет в дело.

Мэр хихикнул и сказал:

—  Хотеть не вредно.

—  Так о чем я говорил… — задумался Олег.

—  Да ладно, я все понял, — сказал мэр. — Давай лучше еще по одной накатим. За успех бизнес-проекта хотя, что я говорю, за спасение людей. Это самое главное, а бизнес на втором месте.

Они чокнулись и выпили. Олег знал, что мэр не лукавит, спасение людей для него действительно на первом месте. Только нищие интеллигенты всерьез полагают, что богатые люди думают исключительно о деньгах, а на остальное им наплевать. На самом деле миллиардер — такой же человек, как и все, в его голове бегают такие же тараканы, просто ему удобнее их кормить. Удачно получилось, что племянница мэра умерла от рака. Хотя думать так, конечно, нехорошо.

—  Скажи мне, Костя, — начал Олег Дмитриевич, — твой начальник действительно такой дурак, каким кажется?

—  А что он сделал? — удивился Костя.

—  Я был у мэра, обсуждал наши дела, а он в это время позвонил. Это ты ему мой телефон дал?

—  Я, — сказал Костя. — Извините. Он случайно про вас узнал, зашел ко мне, а я не успел документы с экрана убрать. Можно было послать подальше, но тогда он начал бы орать, а заявку надо было срочно сделать, и описание это…

—  Не переживай, — сказал Олег Дмитриевич. — Все нормально. Но в долю мы его брать не будем. Представляешь, я ему говорю, что занят, а он снова звонит, дескать, очень важный вопрос, надо срочно обсудить, а я у мэра сижу, а он мешает, Моисеевич весь обхихикался, кто это, говорит, такой настойчивый. Такой дятел нам не нужен.

—  Он мне теперь работать не даст, — сказал Костя.

—  Как это не даст? — удивился Олег Дмитриевич. — Кто ему позволит не дать тебе работать? Как твой институт правильно называется? Сейчас найдем… Ага, вот он в базе. Ну-ка, что они у нас клянчили в последний раз? Ага, вижу.

Олег Дмитриевич снял телефонную трубку и набрал номер.

—  Здравствуйте, — сказал он. — Вас из мэрии беспокоят, Щукин Олег Дмитриевич меня зовут. Я по поручению Юлия Моисеевича звоню, с Эдуардом Зиновьевичем соедините, пожалуйста. Здравствуйте, Эдуард Зиновьевич, здравствуйте. Я по поручению Юлия Моисеевича звоню, насчет вашей записки по финансированию нанотехнологий. Нет, ничего править не надо, все отлично, мы посовещались, обсудили и решили удовлетворить. Да бог с вами, Эдуард Зиновьевич, не надо благодарить, это же не благотворительность какая-нибудь, а инвестиция в отечественную науку. Ну да, какое-то время перевод займет, но это недолго, процесс уже запущен. Да-да, не только решение принято, но и процесс запущен. Есть еще одно дело, просьба одна, маленькая такая просьба, совсем малюсенькая. У вас есть лаборатория… Костя, как она правильно называется? Лаборатория перспективных биотехнологий у вас есть. Там какой-то проект делается, он на личном контроле у Юлия Моисеевича… Да-да, на личном контроле. Так вот, есть мнение, что в этой лаборатории надо начальника поменять. Куравлев? Да, точно, Куравлев Д.С. Ученые на него жалуются, говорят, в науке не разбирается, работать мешает, препятствует перспективным нанотехнологиям, ставит палки в колеса. Там ребята хорошие результаты получили, с очень большим значением для обороноспособности страны, а он воду мутит, личные блага выискивает… Пока нет, формально не секретили. Это вроде у вас непросто делается… Да. очень значимый проект, с внедрением в производство, как раз сейчас этот вопрос решаем. Конечно, не забудем, вы уже включены в список, да. Какая компания? Да, это ОДИН из основных вариантов, он точно будет задействован, непонятно только, в какую очередь. Да нет, ничего особенного не нужно. Просто этого товарища уберите куда-нибудь, чтобы делу не мешал, ну, и лабораторную базу, возможно, стоит обновить. Тут ко мне заходил… Костя, как твоя фамилия? Бирюлев Константин… Николаевич. Да, Константин Николаевич. Я думаю, он к вам зайдет завтра, вы с ним обсудите, как делу помочь. Производственная база потребуется где-то через месяц, ну, может, через два месяца, и еще сколько-то времени перепрофилирование займет. Прибыль? Ну, примерно как от наркотиков, может, чуть больше, может, чуть меньше. Нет, я не преувеличиваю. Абсолютно законно. Нет, поймите меня правильно, Эдуард Зиновьевич, сначала надо запатентовать, а потом уже… Да, заявку уже подали. Да, я вас понимаю, но, боюсь, теперь уже поздно, туда уже Юлий Моисеевич вписан… Да, вы правы, раньше надо было, но вы меня тоже поймите, вначале мы вообще на другую базу рассчитывали, но так даже лучше получилось, это очень хорошо, что мы с вами так удачно договорились. Так мы договорились? Куравлева убираем, Бирюлева назначаем. И я попрошу всяческое содействие оказывать, если какие-то приборы потребуются или, там, обезьяны для опытов… Да, новейший нанотехнологический препарат. Извините, но больше пока ничего не могу сказать, сначала запатентовать надо. Давайте пока не будем шкуру неубитого медведя делить. Хорошо, договорились. Всего доброго. Взаимно.

Олег Дмитриевич положил трубку на базу и подмигнул Косте.

—  Видишь, как все здорово? — сказал он. — Одним выстрелом двух зайцев замочили, начальник твоей богадельни, оказывается, под Суслиным ходит, тот ему от щедрот подарил мини-заводик с биореактором, наверняка виагру поддельную гонят. Как войдешь в должность начальника, сразу разворачивай производство на лабораторной базе. Сколько доз в сутки можешь сделать?

—  Человеческих доз? — уточнил Костя.

—  Нет, блин, мышиных! Конечно, человеческих, будем с людьми работать. То, что ты мне в прошлый раз дал, Михаил Григорьевич уже употребил, один больной умер, но непонятно, отчего, раньше у него опухоль тоже кровоточила. А остальные вроде ничего, выздоравливают помаленьку, только пока еще сами не знают, что выздоравливают.

—  Им не сказали? — удивился Костя.

—  А зачем им говорить? — в свою очередь, удивился Олег Дмитриевич. — Одним уколом больше, одним меньше… Так даже гуманнее, волноваться не будут. И родственники не будут беситься, если больной вдруг попадет в эти пять процентов. Они же не понимают, что хуже уже быть не может, как начнут про врачей-убийц небылицы плести… Мы когда с Михаилом Григорьевичем беседовали, он про это столько нарассказывал… Короче. Если ничего неожиданного не случится, к концу месяца у нас будет пять чудесно исцеленных больных, если меня тоже считать. К этому времени нужно… сколько доз сможешь сделать?

—  Ну… — Костя задумался. — Где-то пятнадцать-двадцать, если синтезатор не сломается.

—  Может, попробовать напрячь твоего шефа, чтобы еще техники подкинул?

—  А смысл? Ну, тридцать доз будет, это непринципиально, без биореактора нормальное производство все равно не развернуть.

Как знаешь, — сказал Олег Дмитриевич. — если что вдруг понадобится, сразу ко мне обращайся, я твоего шефа озадачу. Или лучше сам его дергай, стесняйся, пусть привыкает.

—  Неудобно как-то… — пробормотал Костя.

—  Неудобно зонтик в заднице раскрывать, — заявил Олег Дмитриевич. — Привыкай, что ты теперь не нищий ученый по пятачку за пучок, а мегазвезда. Как производство будет подготовлено, вытащим тебя на телевидение, расскажешь народу о великом открытии, тогда в своем институте вообще любую дверь сможешь ногой открывать. Да и сейчас уже можешь, в общем-то, поддержка мэра — это не хухры—мухры.

На столе зазвонил телефон.

—  Алло, — сказал Олег Дмитриевич в трубку. — Да, удобно. Сейчас, секунду… — он отвел трубку в сторону. — Костя, не буду тебя задерживать, тут длинный разговор намечается. Езжай домой, завтра тебя Эдуард Зиновьевич вызовет, поговоришь с ним, потом сразу мне отзвонись, расскажешь, как все прошло. Давай,счастливо!

Когда Костя вышел из кабинета, у него зазвонил мобильник. Звонил Денис. Несколько секунд Костя смотрел на высветившийся номер, а затем нажал кнопку отбоя. Наверное, так поступать неприлично, но, в самом деле, что сделал Денис для проекта? Ничего. А что может сделать? Тоже ничего. И пусть не примазывается и не мешает работать, не умеешь работать — не берись.