"Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке" - читать интересную книгу автора (Бордонов Жорж)Глава четвертая Как становились тамплиерамиА теперь проникнем в тайны Ордена тамплиеров, на самом низком уровне — на уровне соискателя. Прошедший достаточную подготовку и признанный достойным принятия сана, он получал возможность уже в довольно зрелом возрасте начать карьеру рыцаря, отмеченного судьбой — или не отмеченного, в зависимости от точки зрения. Завершив ученичество в каком-нибудь скромном «хлебопашеском» командорстве, он приобщался к тамплиерам в ходе различной деятельности. После этого он вел полную опасностей жизнь Рыцаря Храма в Святой Земле, а затем вновь возвращался во Францию, где безвестно заканчивал свои дни. Очень редко тамплиерам случалось оставить собственный след в истории. То, что они совершали — их обыденные труды, приносившие славу, и высокая жертвенность, — все это относилось на счет Ордена, а вовсе не на личный счет или во имя личного прославления. Все было направлено на поддержание чести Ордена, о чем гласили его главные молитвы. Никто из членов Ордена не мог приобрести в собственность что бы то ни было, даже оружие по предложенной цене — хотя бы и за несколько су. Никто не имел права требовать признания своих заслуг. Вступив в Орден, большинство неофитов утрачивали свое родовое имя, к ним адресовались и их отличали только по крестному имени: брат Гуго, брат Жоффруа, брат Ролан. Лишь скандал, разразившийся вокруг процесса 1307 года, позволил выявить родовую принадлежность около сотни членов. Только магистры и самые высокие представители Ордена ради облегчения неизбежных контактов со светскими лицами действительно были известны под своими родовыми именами. Придерживаясь этого принципа, а также ради удобства мы назовем нашего тамплиера распространенным именем Жослен. И чтобы возбудить немного воображение — хотя бы в отношении его наружности — попытаемся представить себе его социальную принадлежность и психологический тип: пусть он будет, на чем мы настаиваем, рядовым тамплиером. Поскольку надо выбрать подходящее командорство для поступления в него нашего Жослена, остановимся на Куломьере, расположенном в Иль-де-Франсе, в старинной провинции Бри, недалеко от Провена, бальяжа тамплиеров. Такой выбор не случаен. Он побуждает любознательного читателя старинных манускриптов посетить архитектурный ансамбль храмовников, сохранившийся почти полностью и наделенный типическими чертами, что обращает на себя внимание: часовня, зал собраний капитула, покои командора и братии, погреба и кладовые, служебные помещения. Картина соответствует описанию действительно экстраординарного произведения Жана Шельстрета. Он вместе с командой молодых добровольцев — выходцев из разных стран, представителей разных профессий, разных общественных слоев, объединенных энтузиазмом и бескорыстием юности, — сотворил чудо, возродив эти руины. Более того, они не только восстановили комплекс в первоначальном виде, но и сумели передать ему частицу своего радостного мироощущения и вдохнуть в него жизнь. Сколь приятно и отрадно иметь возможность написать, что старая резиденция была воскрешена благодаря самоотверженности этой молодежи, которую Жан Шельстрет «пленительно и нежно» окрестил Друзьями резиденции. Освободившись от терновника и лишайников, которые покрывали ее, и от внешних излишеств, которые искажали ее облик, восстановленная, реставрированная, заново выкрашенная, без каких-либо привнесений, которые можно было бы оспорить, резиденция вознеслась, горделивая и прекрасная, на фоне неба Бри. Она воодушевляла впечатлительные души и трогала сердца, оставляя в них неизгладимый след. Именно здесь можно дышать воздухом Ордена тамплиеров и ощутить, даже много веков спустя, какими были те люди, которые возвели эти мощные стены, ибо если у людей подчас бывает короткая память, камни ничего не забывают. Это была не просто резиденция. Она вздымалась, как я уже говорил, над Провенским округом, или бальяжем, который подчинялся Парижскому отделению Ордена, центральному во Французской провинции, подчиненной, как все европейские провинции Ордена тамплиеров, Великому магистру, резиденция которого вместе с его штабом находилась, в соответствии с Уставом, в Святой Земле. Каждая провинция имела своих досмотрщиков (нечто вроде генеральных инспекторов), назначавшихся магистром и его капитулом. Мы дополним, когда придет время, эту несколько схематичную картину. Идет 1250 год: положим, Жослену двадцать лет. Он крепкий малый, коренастый и статный, у него серые глаза и светлые волосы с рыжеватым оттенком, румянец на лице, хотя уже и с загаром, который он приобрел благодаря жизни на свежем воздухе — можно сказать, благодаря верховой езде. У него плечи кузнеца, проворные и крепкие ноги и та гибкость движений, которая вообще свойственна молодости, но с налетом сдержанности. Его бледный лоб ничем не похож на монашеский лоб, скрытый шевелюрой; это и не лоб мыслителя, но он отражает природный ум. На лице виден намек на золотистую бородку, обрамляющую тяжелый квадратный подбородок, выдающий энергичную натуру, и пушок растущих усов, которые несколько маскируют его алые губы. У него жилистые руки, прекрасно приспособленные для того, чтобы управляться с мечом и держать копье, но, учитывая, сколь они велики и сильны, понимаешь, что при случае они могли бы стать и руками доброго работника. Таков физический облик парня. Он является точным сколком с изображений людей той эпохи, которые предстают перед нами в живописных портретах, высеченных в камне или нарисованных на цветных миниатюрах. Высокий рост и удлиненный профиль — находки скульпторов, ваявших статуи-колонны. Жослен принадлежит к захудалому роду мелкого провинциального дворянства, даже менее зажиточного, чем большинство буржуа Провена, которого Крестовые походы довели до оскудения и почти полного разорения. Предки Жослена последовали за своими суверенами, графами Шампани и Бри, в Святую Землю. Как и многие им подобные, они наскоро продали, находясь в затруднительном материальном положении, свои лучшие земли и залезли в долги, чтобы собрать необходимые средства на экипировку и содержание оруженосцев, на непомерные издержки путешествия. Ни один из них не обосновался в Святой Земле, не получил в награду добрый фьеф от короля Иерусалимского, графа Эдесского или князя Антиохийского. Возможно, они ничего и не требовали для себя, не питая склонности к интригам. Либо же, тяжело переживая неудачи страны, они, закончив труды и выполнив свою миссию, и не помышляли ни о чем другом, кроме скорейшего возвращения на родину. Не сняв иного урожая, кроме ран, они возвращались бедняками или не возвращались вовсе, пав под сабельными ударами в безвестной битве, или по дороге домой, или встретив смерть в тошнотворной тесноте корабля, набитого паломниками. От одного Крестового похода к другому семья постепенно теряла свое влияние, ибо теперь уже знатность определялась не древностью рода или несением службы, но количеством земель, величиной податей и суммой дохода. Жослен же был всего-навсего младшим представителем семьи. Все, чем она владела, получил по наследству его старший брат. Младший, согласно распространенному обычаю, был предназначен Церкви. У приходского священника он выучился читать и писать. Он даже немного познал латынь — вполне достаточно, чтобы уразуметь мессу, но не более того. Однако горячая кровь, текущая в его жилах, не позволяла ему довольствоваться жизнью, исполненной прилежания и смирения. Жослен родился воином и всадником. Он это понимал и, возможно, сожалел о своей непригодности для исполнения благочестивой должности в каком-либо богатом приходе. Но это происходило не от недостатка веры — напротив, он всем своим юным сердцем любил Господа Иисуса Христа и Богородицу, но ему нужно было тратить свои силы, скопившиеся благодаря праздности, скакать верхом до изнеможения своего коня. Его единственной и всепоглощающей страстью стала охота, это подобие войны — по крайней мере травля. К тому же голова его была слишком занята подвигами, воспетыми в героических поэмах и обманчивых песнях труверов, и историями о свершениях его предков, которые семейные предания не преминули приукрасить. Он мечтал походить на одного из своих старших родичей, который был свидетелем взятия Иерусалима Готфридом Бульонским. Не будем забывать, что юноша в свои двадцать лет обладал богатым воображением и, согласно потребностям натуры, грезил о великих делах и геройских подвигах. Что его отталкивало и пугало больше всего — как всякого юношу, уроженца любой страны, находящегося в расцвете своей молодости, — так это монотонность повседневной жизни, ежедневные обязанности, превращавшие жизнь в тусклое существование, хотя бы и не лишенное некоторого комфорта. Добавьте к этой естественной предрасположенности предания старины и дух романтизма. Отказавшись стать клириком, но не имея ни гроша за душой, чего мог Жослен ожидать от жизни? Он сделался солдатом, поступил на службу к графу Шампанскому, предки которого всегда покровительствовали его семье и который знал, что эти мелкие дворяне жили здесь с незапамятных времен. Но на что была похожа служба в округе, подчиненном сеньору де Труа, владельцы которого держали некое подобие королевского двора? Можно ли было там отличиться, стоя на страже у ворот, уходя в дозор, следуя в свите графа, когда тот отправлялся в свои владения в Провене, препровождая подозрительных в тюрьму или приговоренных к смерти на виселицу? В том ли состояло предназначение рыцаря? Разумеется, граф в своей милости торжественно произвел его за службу в рыцари и обещал ему выгодный брак. Но стоило ли жениться на дурнушке, чтобы заиметь ренту и блистать в свете? Его влекло иное: очарование Востока, то есть неизведанное. Но, будучи бедняком, мог ли он надеяться попасть за море, если граф не решится стать крестоносцем? Жослен достаточно наслушался разговоров и понимал, что дух Крестовых походов отошел в прошлое. С другой стороны, вращаясь среди знати, он достаточно насмотрелся на их эгоизм и тщеславие. И наконец, его, как и некоторых тамплиеров, постигло несколько любовных неудач, укрепив его раннее презрение к миру. Куртуазная любовь, введенная в моду поэтами, была лишь великосветской игрой, в которую Жослен не желает играть. У него слишком тяжело на душе. Он слишком остро чувствует, сколь не похоже это галантное притворство на обуревавшую его жажду любви, которую он не в состоянии выразить. Именно в таком состоянии разочарования он познакомился с тамплиерами Провена. Он увидел их, жадно присматривался к ним, когда они входили и выходили из двух своих укрепленных резиденций в Провене. Он наблюдал их выбритые головы и бородатые лица, их туники, украшенные красным крестом, и их белые плащи. Одни из них суетились на рынке, исполняя возложенные на них обязанности, которые Жослену казались таинственными. Другие попарно, верхом на изумительных лошадях сопровождали богатых купцов, возвращавшихся в Париж. Из любопытства он даже посетил одну из их церквей и присутствовал на службе. После этого тамплиеры заговорили с Жосленом и повели разговор с той учтивостью, которой они славились в тогдашнем мире. Самый старший из них предложил ему отобедать с ними в светлой трапезной. Затем юноша осмотрел резиденцию и ее подсобные помещения. Неизменно с ним беседовали в том же любезном тоне, и, наконец, сам командор проводил его до портала и оказал ему честь, обращаясь с ним не как с бедным рыцарем, но как с равным. Под конец командор сказал, что он, когда был молодым тамплиером, знал отца Жослена, который показал ему пример безукоризненной честности. В другой раз в том же городе Жослен отважился спросить, как вступить в Орден тамплиеров, сожалея, что может предложить за свой прием лишь немного денег, мельницу и несколько арпанов земли, которые оставил ему в наследство дядя. Храмовник заверил его: Орден не ищет богатств, но жаждет обрести истинные ценности и твердое желание служить. Однако он не стал забегать вперед, что-либо советовать Жослену или влиять на него, и тот, привыкший к солдатской прямоте, был удивлен подобной деликатностью. После этого разговора юноша нанес визит тамплиерам Труа, которые еще хранили воспоминания о первом магистре Гуго де Пайене и его покровителе, великом аббате Клервосском. Мысль облачиться в белую мантию и носить кровавый крест напротив своего неудовлетворенного сердца день ото дня все больше крепла в нем. И в течение следующих нескольких месяцев случай упорно сводил его с прочей братией, словно желая подтолкнуть к принятию окончательного решения. Доставляя послание графа, Жослен встретил три десятка рыцарей Храма, ехавших верхом попарно: они прибыли из Парижа и направлялись на юг. По дороге останавливаясь на ночь в разных резиденциях, расположенных вдоль их маршрута, они увеличили свои ряды за счет других братьев-рыцарей и братьев-служителей, так же, как и они, направленных в Святую Землю. Это подкрепление собирается в Марселе, где, как они сказ ли ему, оно погрузится на два корабля, принадлежавших Ордену тамплиеров, и с Божьей помощью направится в Акру. Сопровождавший их командор добавил, что в Земле обетованной вновь разразилась война и нужно спешить. Когда их кони утолили жажду водой из пруда, Жослен попросил у старого начальника отряда позволения проводить их, и эта милость была любезно оказана ему. Жослену больше всего нравился контраст между военной суровостью и пленительностью поведения и речей, а также братские взаимоотношения между членами Ордена. Он заметил, как молодой тамплиер подтянул подпругу коня своего компаньона, летами старше его, и выразил изумление, ибо был цельной и непосредственной натурой, — как же этот брат в столь преклонном возрасте решился отправиться в такое длительное путешествие. Тот ему ответил, что не имел иного желания кроме как умереть в Святой Земле и что, несмотря на его старческую немощь, начальники согласились с его отъездом: «Ибо смерть, дорогой брат, есть предел наших страданий, наша награда и спасение». И командор продолжил: «Мученичество — это единственная слава, которой мы хотели бы удостоиться, будучи смертными». Наконец, когда он разгадал сумрачную душу Жослена и проник в его тайные стремления, он заговорил с ним о холмах Востока, о невиданных деревьях, произрастающих на их склонах, о белых городах среди пальм и о замках храмовников, стоящих на страже дорог в пустыне, населенной невиданными в Европе зверями. Сам же он провел там десять самых прекрасных лет своей жизни. И он, подобно тамплиерам Провена, тоже не настаивал на быстром вступлении Жослена в Орден, хотя и чувствовал его горячее желание поступить именно подобным образом. Ибо для Жослена не было ничего более прекрасного, и ему немного понадобилось времени, чтобы заметить, что сдержанность командора скорее напоминает приглашение. Наконец, не без опасения быть отвергнутым, хотя и питая добрую надежду, он открыл свои помыслы братии Труа. Они приняли его просьбу с братской теплотой и даже с открытым ликованием. Жослен был совершенно счастлив. Он сообщил, что у него есть несколько клочков земли в Куломьере и незначительные сбережения и он полон решимости предложить все это Ордену, однако стесняется такой малости, ведь другие приносят целые фьефы, крупные фермы и даже леса. И вновь ему ответили, «любезно и пленительно», что он не должен сожалеть о скромности своего дара, ибо Орден рыцарей Храма изобилен не только мирскими богатствами, но и духовными благами: молитвами тамплиеров и благочестивыми деяниями во имя Христа. Его заверили, что передадут его просьбу братии Куломьера, после чего это командорство примет его дар, и это будет логично, раз его владения расположены поблизости и сам он уроженец той местности. Теперь Жослену оставалось лишь уведомить графа Шампанского об отказе от службы и ожидать, когда, в соответствии с Уставом, куломьерская братия вызовет его. Наконец тамплиеры Труа сообщили ему, что его ходатайство удовлетворено и что они воспользуются временным пребыванием помощника магистра Франции, чтобы организовать церемонию вступления Жослена в Орден. Уже вошло в обычай, что во время своего проезда через значительные командорства руководители Ордена принимали новых братьев. Они оказывали большую честь новичкам, своим присутствием внося торжественность в церемонию. Между тем Жослен все оставшееся время проводил с тамплиерами Труа, которые приобщали его к своему образу жизни, рассказывали ему об обычаях Ордена и его дисциплине. Он отказался от охоты и игры в кости и шахматы, ибо отныне подобные развлечения были ему запрещены. В самом начале января он узнал, что брат Гумберт де Пейро, помощник магистра, находится с поручением в Провенском бальяже, и его охватило нетерпение, так он спешил покинуть свет, то есть двор графа Шампанского. Но одобрит ли Гумберт де Пейро решение братии Куломьера? Тамплиеры Труа положили конец его волнениям. Его спешно вызвали в Куломьер, где брат Гумберт предполагал задержаться для празднования Святого Крещения. Граф Шампанский великодушно оставил ему его доспехи, оружие и коня. И хмурым зимним утром Жослен вступил в новую жизнь, не чувствуя ни ледяного северного ветра, в котором кружились первые хлопья снега, ни пронизывающего до костей мороза. Сердце его было переполнено радостью, горячей и всепоглощающей, подобно солнышку, поднявшемуся над деревьями. Жослен трепетал: только бы не опоздать. Он прибыл в Провен, где тамплиеры радушно приютили его у себя и обращались с ним уже не как с гостем, но как с одним из своих братьев. Он хотел было последовать за ними на ночь в их общую спальню. Но ему мягко отказали и проводили в специально отведенную для него комнату. Наутро два брата, которые отправлялись в отдаленную резиденцию, взялись быть его проводниками. Когда они достигли Куломьера и Жослен остановился, чтобы получше рассмотреть темневшие валы и шпили города, два спутника-тамплиера встретили его. На вершине холма, на пересечении двух дорог, раскинулась резиденция. Вокруг ее суровых стен и рядом с церковью толстым слоем лежал свежевыпавший снег, словно на землю набросили белоснежный плащ тамплиеров. И та часть неба, которая составляла фон этой картины, блестела и искрилась. Для Жослена в это утро и небо, и разорвавший тишину звук органа, и снег — все приобретало какой-то символический смысл. Эти огни, сверкание инея, шум жизни в долине, каждый камень, употребленный на постройку стен резиденции, — все мгновенно запечатлелось в его памяти. Карабкаясь по довольно крутому склону, который надо было преодолеть, чтобы попасть в резиденцию, все три лошади ржали, разгоняя на все четыре стороны стаи птиц. Вороны метались вокруг черно-белой хоругви, развевавшейся на древке позолоченного креста на церковном шпиле. Створы ворот главного входа для всадников, прорубленного в стене ограды, были открыты. Жослен въехал в обширный двор. Шталмейстеры подхватили под уздцы его лошадь и повели ее в конюшню. Слуги таскали на вилах сено, пилили дрова, другие несли за ручки громадный чан, и запах его содержимого наполнял дрожащий воздух. И у всех на одеянии напротив сердца красовался алый крест. Жослена увлекли к покоям командора и братии, большому зданию монастырского вида, но пробитого остроконечными арками на уровне нижнего этажа и разделенного посередине корпусом башни, крытой коричневой черепицей. Кровля часовни с двумя высокими скатами сияла в свете морозного утра. Жослену предложили подкрепиться, пока не закончится совещание относительно его приема. Совещание, впрочем, оказалось очень кратким. Тамплиеры уже навели о нем все необходимые для них справки. Семья Жослена пользовалась известностью. Ничто не препятствовало принять его в Орден, тем паче что у него было твердое желание в него вступить. Брат Гумберт де Пейро, который председательствовал на заседании капитула, посоветовавшись с присутствующими, произнес вступительную формулу, предусмотренную Уставом: «Прекрасные сеньоры братья, вы видите, что большинство одобряет прием Жослена. Если есть среди вас кто-то, кому известно нечто, могущее воспрепятствовать ему стать братом по Уставу, то пусть он скажет об этом; ибо лучше сказать об этом до того, как он предстанет перед нами, нежели после». Никто не произнес ни слова, и брат Гумберт предложил командору Куломьера проводить Жослена в отдельную комнату в сопровождении двух или трех присутствующих из наиболее сведущих членов Ордена, чтобы задать ему предварительные вопросы и предостеречь его, если потребуется, против поспешного или необдуманного решения, о котором впоследствии он может пожалеть. Иначе говоря, выбор соискателя являлся бесповоротным, и ему давали последнюю отсрочку для размышления. Так как, произнося свои обещания, он не находился перед собранием капитула, ему предоставлялась возможность отказаться от избранного пути и удалиться. Таким образом, этот разговор в отдельной комнате не был формальностью. Наконец Жослена ввели в зал, и два брата уселись напротив него. Но по тому, как он их встретил, впившись взглядом в кресты на их туниках, они заключили, что юноша не пойдет на попятную. — Брат, — обратился к нему старший, — желаете ли вы присоединиться к нам? — Да, сир. (Точнее: «Ойль, сир!» — да простят нам это обращение к старофранцузскому языку, ибо мы горько сожалеем, что он уничтожен той накипью, которая полностью покрыла его лучшие перлы.) Напоследок, согласно обычаю, хотя и очень кратко, старый тамплиер сообщил новичку о дисциплине Ордена; он перечислил запреты, обязанности и задания всех видов. Затем он произнес: — Брат, согласны ли вы терпеть все это ради Господа нашего? Окончательно ли ваше решение? Хотите ли вы быть слугой и рабом Ордена отныне и до конца ваших дней? — Я вынесу все ради Господа нашего и хочу быть слугой и рабом Ордена навеки. — Сейчас помощник магистра Франции спросит вас, не помолвлены ли вы и не женаты ли, не произносили ли вы обетов в каком-либо ином монастыре, нет ли у вас долгов, здоровы ли вы телом и свободный ли вы человек. Вам следует отвечать искренно, ничего не утаивая, ибо ваша ложь нанесет урон Ордену и навлечет на нас небесную кару… Не покривите душой, брат. Что вы ответите? — Я свободен от обязательств и здоров. Два тамплиера оставили его одного в комнате. Они вышли, как предписывалось Уставом, чтобы дать отчет о беседе. Они направились к капитулу, который специально ради такого торжественного случая собрался в часовне — в присутствии капеллана, при зажженных свечах. Самый старший из присутствующих обратился к брату Гумберту: — Сир, мы говорили вам о честном муже, который ожидает снаружи; мы познакомили его, как могли, со строгими правилами Ордена. Он утверждает, что хочет быть слугой и рабом Ордена, что свободен от обязательств и здоров и что нет препятствий для принятия им монашества, если так будет угодно Господу, вам и нашей братии. Вновь брат Гумберт спрашивает, нет ли у кого-нибудь возражений против этого соискателя, и повторяет, что если хоть что-то препятствует его принятию, то лучше узнать об этом теперь, нежели позже. Никто не произносит ни слова. Тогда он в последний раз задает вопрос: — Желаете ли вы, чтобы он вступил во имя Господа? И капитул хором отвечает: — Пусть он вступит во имя Господа. Начинается церемония посвящения. Два брата возвращаются в комнату, где ожидает Жослен в позе смирения, сложив руки. — Брат, — обращаются они к нему, — по доброй ли воле вы делаете такой шаг? — Ойль. — Сейчас вы предстанете перед капитулом. Вы должны будете приветствовать капитул и, сложив руки, преклонить колени перед тем, кто на нем председательствует. Затем вы произнесете слова, о которых мы вам говорили… Наконец Жослен вместе с провожатыми вступает в часовню. В сиянии свечей, установленных вокруг алтаря, меркнет дневной свет, проникающий сквозь большие окна, и это сияние ослепляет Жослена. Он замечает рыцарей, стоящих вокруг брата Гумберта. Они все облачены в белые плащи, накинутые поверх белых туник, стянутых на талии кожаным поясом. Каждый плащ украшен большим разветвленным крестом. У всех бритые головы и длинные бороды. Только капеллан одет в черное. Он стоит около аналоя, на котором лежит раскрытая книга, и читает молитву. Жослен робко приближается к этим людям, которые сейчас должны стать его спутниками на всю жизнь. Их суровые взгляды, одновременно изучающие и требовательные, устремлены на него. Среди братьев Куломьера, ничем не выделяясь среди них своим одеянием, Гумберт де Пейро напоминает графа Шампанского в окружении придворных. Это могущественный, однако начисто лишенный высокомерия сеньор. Жослен, следуя полученным инструкциям, становится перед ним на колени и, складывая руки, говорит: — Сир, я обращаюсь к Господу, к вам и к прочей братии, прошу и умоляю, во имя Господа и Пречистой Девы Марии, принять меня в ваше братство и сделать соучастником благих деяний Ордена. И тогда брат Гумберт произносит слова, которые слышали все тамплиеры перед вступлением в Орден, и слова эти так глубоки и проникновенны, что вплоть до наших дней сохраняют особую силу заклинания, полны значения и аромата ушедшей эпохи: — Прекрасный брат, воистину вы требуете многого, ибо судить о нашем Ордене вы можете лишь по его наружности, которая суть не что иное, как видимость. Ибо эта видимость, состоящая в том, чтобы иметь добрых лошадей и добрые латы, сладко пить и вкусно есть, иметь красивое платье, говорит о возможности жить в довольстве. Но вы не ведаете суровых заповедей, которые приняты в Ордене: ведь это суровое испытание, когда вы, будучи господином самому себе, должны будете стать рабом других. Ибо большого труда будет вам стоить получить то, что будет вам желанно: если вы пожелаете оказаться на земле по эту сторону моря, от вас потребуют пребывания за морем, если вы захотите попасть в Акру, вас пошлют в Триполи, Антиохию или в Армению, либо же направят в Апулию, на Сицилию или в Ломбардию, во Францию, Бургундию или же в Англию, либо же в иные земли, где имеются наши командорства и земельные владения. Если вас будет клонить в сон, вас заставят бодрствовать. Если же вы будете бодрствовать, вам прикажутотправиться отдыхать в постели. Когда вы сядете за стол и будете голодны, вас могут послать куда угодно, и вы сами не будете знать куда. Вам придется терпеть ворчливые слова, которые вы услышите не раз. Подумайте же, сладчайший брат, согласны ли вы с кротостью переносить подобные тяготы? — Да, сир, — ответил Жослен, — я все стерплю, если будет на то воля Божья. Затем, опять же согласно Уставу, брат Гумберт произносит слова торжественного наставления: — Прекрасный брат, вам не следует стремиться к вступлению в Орден ради стяжания богатств, телесных наслаждений и мирских почестей. Но вы должны стремиться вступить в него ради трех вещей: первое — ради избавления от грехов мира сего, второе — ради служения Господу нашему, третье — ради бедности и покаяния в этом мире, чтобы спасти душу свою. Ради таких намерений вам следует стремиться в Орден… Брат Гумберт выдержал паузу и закончил: — …Так желаете ли вы отныне и до конца ваших дней стать слугой и рабом Ордена? — Да, если будет на то воля Божья, сир. — Согласны ли вы отказаться от собственной воли отныне и до конца ваших дней, чтобы делать то, что прикажет вам ваш командор? — Да, сир, если будет на то воля Божья. — Так соблаговолите же выйти и помолиться Господу нашему, чтобы он вразумил вас. Жослен повиновался и вышел, сопровождаемый одним из братьев. Тамплиеры — рыцари, служители и капеллан — сели. Брат Гумберт возвестил им: — Прекрасные сеньоры, вы видите, что сей благочестивый муж одержим горячим желанием вступить в ряды нашего Ордена и утверждает, что отныне готов во все дни своей жизни быть его слугой и рабом. Я уже спрашивал, нет ли среди вас кого-либо, кому известно нечто, что может послужить препятствием к принятию его в Орден, ибо потом будет поздно. И снова все хранят молчание. Ни на йоту не отступая от требований Устава — все предосторожности должны быть приняты, — брат Гумберт повторяет свой вопрос: — Желаете ли вы, чтобы он вступил во имя Господа? — Пусть вступит во имя Господа, сир. Один из тамплиеров отправляется к соискателю. Он объясняет ему, что нужно делать и как следует держать себя перед капитулом. Наконец он приводит обратно Жослена, который вновь опускается на колени перед братом Гумбертом и, сложив руки, говорит: — Сир, я предстаю перед Господом, перед вами и всей братией, чтобы просить и умолять вас во имя Господа и Пречистой Девы Марии принять меня в ряды братьев и сделать меня, желающего стать слугой и рабом Ордена отныне и навеки, соучастником его благих деяний, как духовных, так и мирских. Брат Гумберт вопрошает его, неукоснительно следуя церемониалу, предписанному Уставом: — Твердо ли вы решили, прекрасный брат, стать слугой и рабом Ордена и отказаться от следования собственной воле, чтобы повиноваться чужой? Готовы ли вы терпеть все тяготы, сопряженные с пребыванием в Ордене, и исполнять все приказы, которые вы будете получать? — Да, сир, если будет на то Божья воля. Брат Гумберт встает и, обращаясь к капитулу, возглашает: — Прекрасные сеньоры, восстаньте и восславьте Господа нашего и Пречистую Деву Марию, да будет на все воля Всевышнего. Собравшиеся читают «Отче наш», а капеллан — молитву Святому Духу. После чего брат Гумберт берет Евангелие. Следуя полученным инструкциям, Жослен, все еще коленопреклоненный, принимает обеими руками огромную раскрытую книгу и ждет. — Прекрасный брат, — спрашивает его Гумберт, — честные отцы, которые говорили с вами, сообщили вам наши непременные требования, но что бы вы ни ответили, это лишь суетные и легковесные слова, и мы не понесем большого ущерба от того, что вы утаили от нас. Но вот святые слова Господа нашего, и на наши вопросы отвечайте правдиво, ибо если вы солжете, вы совершите клятвопреступление и должны будете покинуть Дом[8], да храни вас от этого Бог! Новая пауза, тягостная для Жослена. Затем брат Гумберт говорит: — Прежде всего мы спрашиваем вас: не имеете ли вы жены или невесты, которая могла бы претендовать на вас по закону Святой Церкви? Ибо если вы лжете и если случится так, что завтра или позже она явится сюда и сможет доказать, что вы были ее бароном[9], и потребует вас по закону Святой Церкви, вас лишат чина тамплиера, закуют в железо и определят на работы с рабами. После же отбытия постыдного наказания вас отдадут той женщине, и вы навсегда покинете Дом. Прекрасный брат, нет ли у вас жены или невесты? — Нет, сир. — Не состояли ли вы в другом ордене, где давали обеты и обязательства? Ибо если вы это делали и этот орден вас изобличит, вас лишат чина тамплиера и отдадут тому ордену, но прежде вас подвергнут постыдному наказанию и вы навсегда покинете Дом. — Нет, сир. — Не имеете ли вы долгов перед кем бы то ни было, которые не в состоянии заплатить самостоятельно или с помощью своих друзей без участия нашего Ордена, ибо в таком случае вас лишат чина тамплиера и предоставят в распоряжение кредиторов, по отношению к которым Орден не может нести ответственности за ваши долги? — Нет, сир. — Здоровы ли вы телом, не подвержены ли каким-либо очевидным болезням, ибо если будет доказано, что вы были больны до вступления в ряды нашей братии, вы покинете Дом, да храни вас от этого Бог! — Нет, сир. — Не обещали ли вы и не давали ли какому-либо мирянину, или тамплиеру, или иному человеку деньги или что-либо ценное, чтобы он помог вам вступить в наш Орден? Ибо это является симонией и вы не можете иметь в том оправданий: если вы окажетесь виновны, вы покинете Дом. — Нет, сир. — Являетесь ли вы сыном рыцаря и дамы, рыцарского ли вы рода и рождены ли в законном браке? — Воистину так, сир. — Не состоите ли вы священником, дьяконом или же субдьяконом? Если вы это скрываете, вы покинете Дом. — Нет, сир. — Не наложено ли на вас церковное отлучение? — Нет, сир. Гумберт говорит, обращаясь к старшим членам капитула: — Нет ли еще вопросов? — Нет, сир, — отвечают они. Тогда Гумберт обращается к Жослену: — Прекрасный брат, на все вопросы, которые мы задали вам здесь, соблаговолите отвечать правду, ибо если вы допустите хоть каплю лжи, то навсегда покинете Дом, да храни вас от этого Бог!.. Внимайте же, прекрасный брат, внимайте тому, что мы вам говорим. Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии отныне и во все дни вашей жизни повиноваться магистру и тем командорам, которые у вас будут? — Да, сир, если будет на то Божья воля. — Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии отныне и до конца ваших дней сохранять телесное целомудрие? — Да, сир, если будет на то Божья воля. — Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии отныне и до конца ваших дней не иметь собственности? — Да, сир, если будет на то Божья воля. — Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии отныне и до конца ваших дней следовать славным обычаям и правилам нашего Ордена — тем, которые есть и которые установят магистр и благочестивые отцы нашего Ордена? — Да, сир, если будет на то Божья воля. — Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии, что отныне и до конца ваших дней всеми силами и талантами, коими наделил вас Господь, будете споспешествовать завоеванию Святой Земли Иерусалима, а также сохранению и защите тех земель, которые завоеваны христианами? — Да, сир, если будет на то Божья воля. — Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии, что отныне и до конца ваших дней вы не смените этот Орден на другой, сильнейший или слабейший, ни ради худшего, ни ради лучшего, если только вам не будет дано разрешение магистра и монастыря, которые имеют на то право? — Да, сир, если будет на то Божья воля. — Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии, что отныне и до конца ваших дней вы не окажетесь в той местности или городе, где ни один христианин не был напрасно и безосновательно подвергнут лишениям — ни по собственной воле, ни по своим соображениям? — Да, сир, если будет на то Божья воля. Брат Гумберт немного помедлил, ибо теперь ему предстояло объявить о вступлении Жослена в Орден, и наконец произнес: — Именем Господа и Святой Пречистой Девы Марии и святого апостола Петра, во имя отца нашего папы и всей братии Ордена тамплиеров мы распространяем на вас благодеяния, как те, что были оказаны Ордену с момента его основания, так и те, которые будут оказаны до его конца, — на вас, вашего отца, вашу мать и всех представителей вашего рода, которых вы пожелаете признать. И вы тоже распространите на нас благодеяния, которые вы совершили и еще совершите. Итак, мы обещаем вам хлеб и воду, бедное монашеское облачение и много трудов и лишений. Брат Гумберт берет плащ тамплиера, белый с нашитым на нем алым крестом. Он подходит к Жослену, накидывает плащ ему на плечи и завязывает тесьму на его шее. Брат капеллан запевает псалом: Затем капеллан читает молитву Святому Духу, и каждый тамплиер громко произносит Жослена увлекают в примыкающий к часовне зал собраний капитула, где должна закончиться церемония. Его вид еще не полностью соответствует принятому у тамплиеров, ибо среди их стриженых черепов он выделяется длинными волосами. Брат Гумберт сажает его перед собой. — Прекрасный брат, — говорит он, — Господь исполнил ваше желание, вы вступили в ряды замечательного Ордена, каким является рыцарское братство тамплиеров, и теперь вы должны стараться ничем не запятнать честь этого Ордена, чтобы не утратить принадлежности к нему. Да хранит вас Бог! Мы же расскажем вам кое-что о причинах возможного исключения из Ордена и лишения монашеского звания… Брат Гумберт немного помедлил. Он с непритворным вниманием оглядел нового брата, возможно, вспоминая, как и большинство присутствующих, собственный прием. Он еще не закончил своего дела. Именно ему, председателю капитула, предстоит информировать новичка о его обязанностях. Равно как и о том, что гласит по этому поводу Устав. — О, прекрасный брат, — начинает он более задушевным, чем прежде, тоном, — вы уже слышали о причинах, приводящих к исключению из Ордена, но не о всех. Об остальных вы узнаете и станете остерегаться их, если будет на то Божья воля. Вам следует задавать вопросы, и вы все узнаете от братии. Ибо существуют и другие проступки, за которые придется отвечать, если вы совершите их. Вы никогда не должны оскорблять христианина, поражать его во гневе своим кулаком, дланью или пинком, дергать его за волосы, сбивать его с ног. Если вы ударите христианина камнем, палкой, оружием или чем бы то ни было еще, вопрос о вашем пребывании в Ордене будет решать братия, и на ее усмотрении будет изгнать вас или оставить. Вам не следует клясться именем Господа, Пречистой Девы Марии или святых мучеников и мучениц. Вы никогда не должны брать в услужение женщину, разве что заболеете и получите на то особое разрешение командора. Вам нельзя обнимать женщину — даже мать, сестру или иную свою родственницу. Вам запрещается говорить о ком-либо, что он коростовый, вонючий, коварный[10], или употреблять иные грубые слова, ибо грубая речь нам запрещена, а следует нам придерживаться учтивости и добронравия… Таково руководство, которому следуют тамплиеры, Устав, сокращенное изложение которого предлагает ныне брат Гумберт Жослену, чтобы удержать его от неверных шагов. — Теперь, — продолжает брат Гумберт, — мы сообщим вам, как следует спать. Отныне вам полагается отходить ко сну в сорочке, подштанниках, полотняных штанах и опоясанным тонким кушаком. На вашей постели будет три простыни, соломенный тюфяк и два покрова. Вместо одного из покровов вы можете пользоваться кисейным покрывалом, если кастелян выдаст вам его. Вы не должны иметь иной одежды, кроме той, которую получите от кастеляна. Если вы купите что-либо еще, суд над вами будет коротким. От постельных принадлежностей и одежды брат Гумберт перешел к поведению за столом, и Жослен внимательно слушал его. — Далее мы вам сообщаем, как следует являться к столу — и являться вовремя. Вы должны приходить по звону колокола. Когда колокол созывает на трапезу, следует прийти к столу и ожидать священников и духовников, чтобы прочитать молитву перед едой. Вы должны взять на свою долю хлеба и воды, прочесть молитву, после чего можете сесть и преломить ваш хлеб. Если вы окажетесь рядом со священником, вам следует смиренно произнести «Отче наш» перед тем, как преломить свой хлеб. После этого можете вкушать в мире и в молчании свой хлеб и те яства, которые пошлет вам Господь. Но вы ничего не можете требовать, кроме хлеба и воды, ибо ничего большего вам не обещано. Если же братия вкушает что-то иное, вы можете, не стесняясь, попросить этого. Если мясо и рыба окажутся жесткими, плохо приготовленными или испорченными, вы можете попросить заменить блюдо, но лучше всего будет, если за вас попросит ваш товарищ, в противном случае вам лучше стерпеть и промолчать… Брат Гумберт приблизился к главному — к религиозным обязанностям тамплиеров, двойная цель которых, как мы уже говорили, состояла в том, чтобы сражаться за веру на духовном и мирском поприще против духа зла, и внешнего и внутреннего, а также против неверных: — После того как вы поели, вам следует направиться в часовню вместе со священниками и в молчании воздать благодарность Спасителю. Вы не должны разговаривать прежде, нежели прочтете «Отче наш», и священник возблагодарит Бога. Если же священника поблизости не окажется, вы можете сразу приступать к своим обязанностям. Когда услышите, что звонят девятый час, идите в часовню: если есть там священник, следует его послушать, если же его нет — произнесите тринадцать раз «Отче наш», семь раз «Богородицу» и шесть раз дневную молитву[11]. Надо также присутствовать на вечернях, если же священника нет, полагается восемнадцать раз прочесть «Отче наш», девять раз «Богородицу» и девять раз дневную молитву. После этого можете отправляться ужинать. Когда колокол прозвонит повечерие, следует немного угоститься, чем Бог послал: вином или водой — по выбору магистра. Затем, если вы получили какие-нибудь распоряжения, нужно их исполнить. После этого вы должны прослушать службу повечерия[12], если у вас есть священник, если же нет — прочесть четырнадцать раз «Отче наш», семь раз «Богородицу» и семь раз дневную молитву. Далее вы отправляетесь спать. Если вы захотите в это время отдать какие-либо распоряжения вашим слугам, можете это сделать. В постели, перед тем как заснуть, прочтите один раз «Отче наш». Услышав звон к заутрене, нужно встать и прослушать мессу, если же нет священника — прочтите двадцать шесть раз «Отче наш», тринадцать раз «Богородицу» и тринадцать раз дневную молитву. К этому добавьте тридцатикратное повторение «Отче наш» в память умерших и тридцатикратное в честь живых — прежде чем приступить к питью, если это не вода, и еде. Не следует жалеть своих трудов, если только вас не одолели телесные немощи, ибо мы молимся за своих братьев, сестер и благодетелей, покуда Господь не приведет их к доброй кончине и не дарует им свое прощение. Если же таковых у вас не имеется, можете вновь укладываться в постель. Когда услышите, что звонят последовательно первый, третий час и полдень, следует послушать священника или самостоятельно прочесть тринадцать раз «Отче наш», семь раз «Богородицу» и шесть раз дневную молитву. То же самое в третий час, то же самое в полдень перед едой. Брат Гумберт немного помедлил. Устав требует от него, чтобы он перечислил также ежедневные обязанности тамплиеров, одну за другой, как зерна четок. Он прекрасно понимает, что новичок не может сразу все запомнить, и поначалу потребуется неоднократно повторять сказанное. — Прекрасный брат, — продолжает он с кротостью, — все, о чем я говорил, вам следует запомнить и исполнять. Но сначала нужно читать «Богородицу», а потом дневные молитвы по той причине, что Орден тамплиеров был основан в честь Богородицы. Читайте «Богородицу» стоя, а дневные молитвы сидя… Хотя тамплиерам постоянно внушали, что «созерцание женского лица ведет к погибели», им дозволялось любить и почитать Богородицу, Пречистую Деву и Мать Иисуса Христа. Это выражение почтительности было единственной уступкой, которую допускал Устав в пользу любви, склонность к которой свойственна человеческой природе. Звезда и покровительница Ордена — вот кем была Дева Мария! — Если вы находитесь в доме Ордена тамплиеров, где умер один из братьев, или если вы найдете приют в таком доме, то вы должны по сто раз читать «Отче наш» за упокой его души в течение семи последующих дней. Если же Господь упокоит Великого магистра, вы должны будете по двести раз читать «Отче наш», в каком бы месте вы ни оказались, в течение семи дней. И вы не можете уклониться от чтения «Отче наш» по умершим, разве что по причине телесного нездоровья… Речь брата Гумберта подошла к концу. Осталась лишь заключительная часть, также предусмотренная Уставом, неизменная с тех пор, как появился его французский перевод: — Итак, прекрасный брат, мы поведали вам о том, что вам следует делать и от чего надлежит воздерживаться под угрозой изгнания из Ордена, утраты монашеского чина или наложения других взысканий. Если мы не сказали вам всего, хотя бы мы и говорили об этом прежде, требуйте продолжения. Да подвигнет вас Господь на благие речи и на благие дела. |
||
|