"Красавица в зеркалах" - читать интересную книгу автора (Брайан Дуглас)

Глава третья

– Кто этот верзила? – осведомился начальник дворцовой стражи, когда Конан вместе с обоими фокусниками предстал перед ним. Они успели переодеться в чистое и перевязали рану Югонны. Конан маячил за спинами своих знакомцев, превосходя их в росте по меньшей мере на голову.

– Это? – Югонна повернулся и глянул на Конана. – Наш помощник. Он носит зеркало. И вещи. И иногда – Далесари.

– Он переносит меня через препятствия, – объяснила Далесари. – Через лужи, камни… В общем, там, где трудно пройти.

Конан сильно сопел у нее за спиной.

Начальник стражи махнул рукой.

– Проходите. Граф Цинфелин ждет вас. Я предупрежден насчет двоих фигляров, но коли вас трое…

– Это необходимо для нашего представления, – твердо заявил Югонна.

И они зашагали по коридору. Начальник стражи проводил их глазами и, пожав плечами, отправился спать.

Цинфелин ждал их прибытия с нетерпением. Когда дверь его личных покоев открылась, и показалась Далесари, молодой граф сам бросился к ней навстречу. Он больше не был ни бледным, ни вялым. На его щеках играл лихорадочный румянец, глаза горели, пересохшие губы все время шевелились, как будто Цинфелин вел бесконечный и беззвучный диалог с самим собой.

– Наконец-то! – воскликнул он, хватая Далесари и Югонну за руки и втаскивая их в комнату.

Он тут же осекся, заметив Конана: – А это кто?

– Наш помощник.

– А, хорошо…

Цинфелин сразу же перестал обращать на Конана внимание, и киммериец, устроившись в углу, занял удобный наблюдательный пост, как раз рядом с кувшином, полным вина.

Напрасно Югонна боялся, что юный граф обратит внимание на растерзанный вид обоих фокусников. Хотя в комнате и горел факел, воткнутый в стену, Цинфелин совершенно не замечал ссадин и разбитой губы Югонны, красной полоски на шее Далесари. Он целиком и полностью был поглощен своими мыслями.

– Зеркало с вами? – жадно спросил он.

Югонна вынул из мешка зеркало и установил его перед графом.

– Отлично! – воскликнул Цинфелин, потирая руки. – Превосходно! А сейчас покажите мне, пожалуйста, еще раз некоторые картины.

– Что именно хочет увидеть ваша светлость? – вежливо осведомился Югонна.

Конан шумно отхлебнул вина и, заметив, что Далесари с укоризной посмотрела на него, приветливо махнул ей рукой.

И снова Цинфелин явил полное безразличие к происходящему вокруг него.

– Помните ту картину… маяк возле пролива? – быстро проговорил он. Далесари обратила внимание на то, что юный граф чуть задыхается.

– Маяк? – переспросила она. – Но почему вашу светлость так взволновала именно эта картина? По-моему, она самая мирная и успокаивающая.

Югонна покосился на свою подругу. Вечно ей нужно возражать! Всегда и на все у Далесари имеется собственное мнение! Когда-нибудь это здорово их подведет…

– Его светлость хочет увидеть маяк, – мягко заметил Югонна. – Зачем же рассуждать и тем более возражать? Просто покажем еще раз маяк, вот и все… Лично мне тоже нравится эта картина. Хотя большинство мечтательных юношей, разумеется, выбрали бы русалок.

С этими словами он провел рукой над зеркалом, и там снова заклубился туман, а сквозь разводы и пятна тумана проступила белая башня с фонарем наверху. Серые воды пролива тихо плескали у подножия башни, чайка кружила в воздухе.

Цинфелин так и прирос взглядом к этой картине. Конан привстал, чтобы лучше видеть – что именно так поразило юного графа. Пока что ничего особенного не происходило.

– Хорошо, – прошептал наконец Цинфелин. – Очень хорошо… Я видел все, что мне было нужно… И… – Он перевел взгляд на обоих фокусников, а затем посмотрел прямо в синие глаза киммерийца. – И я хочу спросить вас, вас троих: вы будете моими друзьями?

Они молчали, ошеломленные этим неожиданным вопросом.

– Что? – вскрикнула Далесари, не сдержавшись.

– Я хочу знать, согласны ли вы стать моими друзьями, – настойчиво повторил принц. – Потому что никто из моих прежних друзей не поймет… Они просто не в состоянии понять – в отличие от вас… Но мне нужны преданные люди. Люди, которым от меня ничего не нужно.

– Кроме денег, – спокойно произнес Конан.

Юный граф вздрогнул, а затем расслабился.

– Да, я заплачу вам денег за услуги, – согласился он так, словно речь шла о чем-то несущественном. – Но не это важно. Я хочу, чтобы вы не предали меня. И не ради денег, а ради меня самого.

– Хорошо, – все так же спокойно сказал Конан. – Вы рассуждаете как настоящий король. Как король, попавший в беду. Я согласен вам служить.

– Мы согласны, – поправил Югонна, с укоризной глядя на Конана.

– Рад видеть такое единодушие в моих товарищах, – объявил Конан. – Итак, мы готовы. Можете нам довериться.

– Отлично! – Цинфелин встал и развел руки в стороны. – Вы показали мне отменный фокус, а теперь позвольте и мне показать вам свой. Я потому и попросил вас прийти ко мне ночью, что мой фокус происходит только по ночам. Зато ежедневно. Точнее, еженощно. Смотрите…

Он указал на каменную стену, и вдруг Югонна с ужасом понял, что поверхность стены расплывается, становится зыбкой, как будто погружается в туман. Миг – и из этого тумана выступила живая картинка.

В первые мгновения она представлялась чем-то вроде барельефа, но затем фигуры ожили, зашевелились, обрели собственное бытие, и теперь наблюдателям казалось, что они смотрят на некую сцену, разворачивающуюся в невероятной дали.

Перед их глазами была темная мрачная комната с голыми каменными стенами и единственным узким окном. И к этой стене был прикован человек.

Тяжелые оковы охватывали его запястья и щиколотки, короткие цепи с толстыми звеньями прочно крепились к стене. Грубый железный ошейник смыкался на шее узника, и от ошейника тоже тянулась цепь.

– Смотрите, – прошептал Цинфелин.

Изображение вдруг сделалось еще более отчетливым, и Далесари вскрикнула: узник оказался совсем юной девушкой.

Она была тонкой, как тростинка. Долгое мучительное заточение изнурило ее, но она все еще сохраняла следы замечательной красоты. Огромные зеленые глаза девушки были распахнуты. Она явно ощущала присутствие наблюдателей и пыталась отыскать их взглядом. Затем слабая улыбка показалась на ее лице – она заметила Цинфелина.

Пересохшие губы девушки зашевелились. Она что-то говорила.

Цинфелин, не в силах оторвать от нее взгляд, шепнул своим гостям:

– Я научился читать по губам. Теперь я знаю, что она произносит – ночь за ночью, все то время, что мы с ней видимся. Она умоляет спасти ее. Тот, кто держит ее в заточении, каждый день подвергает ее пыткам. Ее морят голодом, ее мучают жаждой, ее запугивают и принуждают к отвратительным вещам. Пока что она не давала своего согласия на эти вещи… Но рано или поздно она не выдержит. Либо жизнь покинет ее, либо она согласится – и тогда потеряет свою душу…

Девушка вдруг широко раскрыла рот, из ее глаз покатились слезы, она дернула прикованной рукой, как будто хотела удержать ускользающее видение… и картина растаяла. Перед зрителями вновь была голая стена.

– Кром! – пробормотал Конан. – Вот это история. Вы верите в ее реальность?

– Да, – сказал Цинфелин. – Она существует. И… я люблю ее. Я полюбил ее с того самого первого раза, как увидел. Она приходит ко мне и просит, умоляет… Сперва она просто пыталась делить со мной одиночество, но потом… Говорю вам, кое-что из того, что она произносит, мне удается разобрать.

– Боги, да разве нужны слова! – прошептал Югонна. – Какие потребны слова, если женщина прикована к стене и измучена голодом и пытками? Но как нам помочь ей?

– Я думаю об этом день и ночь, – признался Цинфелин. – Я никому не мог рассказать об этом. Впервые видение посетило меня во время болезни. Наверное, я умирал и находился уже между мирами, поэтому страдающий дух этой девушки сумел отыскать мою душу и соединиться с ней. Я услышал зов, который больше никто не мог услышать! Выздоровление моего тела сопровождалось таким страданием моей души, что… передать это словами невозможно. – Он говорил очень просто, не рисуясь, не щадя себя, но и не пытаясь представить «обычным делом» то, что таковым не являлось. – Как мне было поступить? Когда я немного овладел собой и начал соображать, я решил посоветоваться с самым мудрым человеком в графстве. С отцовским советником – Кернивом. Это действительно очень мудрый и ученый человек. И что же?

– Что? – спросил Югонна вежливо, видя, что юный граф нарочно держит паузу.

– Кернив сказал мне, что, по всей вероятности, девушка эта давным-давно мертва. Что мне является привидение. Что существуют такие призраки, которые мучают живых людей, умоляют их о помощи, сводят их с ума своими жалобами… это необходимо им для поддержания собственных сил.

– Полагаю, он прав, – заметил Конан. – Мне доводилось иметь дело с призраками. Многие из них создают довольно выразительные картинки, чтобы вызвать в человеке ответное чувство, а потом словно бы высасывают из него живую душу, измученную видениями. Да, такое бывало.

– Я уверен, что она – не призрак! – горячо заверил Цинфелин. Давно он не чувствовал себя таким оживленным и здоровым, как нынешним вечером. Наконец-то он мог свободно говорить о том, что лежит у него на сердце и не дает покоя! Наконец-то его собеседники готовы выслушать его и понять, а главное – не счесть безумцем.

– Она выглядит вполне реально, – согласился Конан.

Далесари переглянулась с Югонной, и муж еле заметно кивнул ей. Молодая женщина тотчас вступила в разговор:

– Почему вы выбрали именно нас, ваша светлость?

– Потому что вы показали мне маяк и пролив, – был ответ. – И я понял, что передо мной люди, которые поймут, о чем я говорю.

– Маяк и пролив? – недоумевающе переспросила Далесари.

Цинфелин кивнул.

– Вы не заметили кое-что, когда рассматривали ожившее видение на моей стене, – объяснил он, – потому что слишком были поражены видом несчастной девушки. Так происходило и со мной в первые дни, когда она только-только начала появляться… Но затем я заставил себя внимательнее присмотреться к тому, что ее окружает. Я подумал: вдруг это важно? Вдруг я сумею определить то место, куда ее заточили, и прийти к ней на помощь?

– Вам это удалось? – тихо спросила Далесари.

Глаза Цинфелина сверкнули, а Конан негромко вставил:

– Да, я тоже обратил внимание на эту деталь.

Цинфелин удивленно повернулся к киммерийцу:

– Какую?

– Из окна темницы видны пролив и башня-маяк, – преспокойно заявил Конан. И, видя, как вспыхнуло лицо Цинфелина, усмехнулся: – Я ведь правильно разглядел?

– Да, – пробормотал Цинфелин. – Я просто не ожидал…

– Не ожидали, что кто-то не будет настолько захвачен видением прекрасной девушки в цепях, чтобы не обратить внимания на вид из окна ее апартаментов? – подхватил Конан. – Но я всегда сперва смотрю по сторонам, а потом уж предаюсь созерцанию главного. То, что может оказаться главнее главного, всегда прячется где-нибудь в углу. Загадка очень важна, но куда важнее – ключ к ее разгадке.

– Ее башня действительно находится на берегу пролива? – переспросил Югонна.

Цинфелин утвердительно кивнул.

– Да. И когда я увидел в вашем зеркале тот самый вид… Это значит, что вы побывали поблизости и знаете, где эта башня находится.

– Да, – медленно проговорил Югонна. – Мы были там. Это в дне пути отсюда. Та башня показалась нам слишком зловещей, и мы не стали оборачивать к ней зеркало. Но маяк, чайки над ним и волны пролива – это было достаточно живописно, чтобы поместить изображение в зеркало и потом развлекать публику.

– Для контраста, – добавила Далесари. – Разные веселые и живые картины надлежит перемежать видами печальными, зрелищем безлюдья и одиночества. Это заставляет зрителя острее чувствовать радость жизни.

– Все правильно, все правильно… – пробормотал юный граф, явно думая о своем. – Стало быть, Кернив все-таки заблуждается. Эта девушка существует на самом деле и взывает к нам о помощи.

Цинфелин взволнованно прошелся по комнате и вдруг остановился, резко развернувшись к своим собеседникам.

– Что мы будем делать?

– «Мы»? – тихо удивился Югонна. Ему явно не хотелось вмешиваться в эту историю.

– Вам ведь нужны деньги, – сказал Цинфелин, улыбаясь одними уголками губ. – Я заплачу вам столько, сколько захотите, если вы поможете мне. К тому же работая за деньги вы будете знать также о том, что делаете доброе дело, а такое сочетание встречается в нашем мире нечасто!

– Согласен, – быстро произнес Конан прежде, чем Югонна успел обменяться с Далесари одним из тех выразительных взглядов, коими супруги довольствовались в тех случаях, когда переговоры были невозможны.

– Да, мы согласны, – кивнул и Югонна.

– Отлично! – юный граф потер ладони.

Конан спокойно предложил:

– Сделаем так. Цинфелин и я отправимся на берег пролива. Конечно, было бы целесообразнее взять с собой Югонну, коль скоро он там уже побывал, но…

– Нет, я полагаю, мы с Далесари останемся в Бенойке и попробуем выяснить, кто насылает на юного графа все эти видения, – быстро сказал Югонна. Он поймал проницательный взгляд Конана и чуть покраснел.

– Мы артисты, нас никто не заподозрит в том, что мы соображаем немного больше, чем обычно ожидают от жонглера. Знать презирает таких, как мы, и не слишком стесняется… И далеко не всякому придет в голову присмотреться к нам и догадаться о том, что и мы получили недурное воспитание…

– Только не надо снова рассказывать о лабиринте, населенном учеными, о ваших лабораториях и о том, какими важными научными вопросами вы занимались, – перебил Конан.

Он тотчас же пожалел о своих словах. Цинфелин удивленно уставился па фокусников.

– Вы – ученые?

Югонна гордо поднял голову.

– Да, ваша светлость, и у себя на родине мы считались довольно многообещающими учеными… Сфера наших интересов…

Конан простонал сквозь зубы. Кажется, он сам выпустил демона на волю. Следующие четверть часа он в который раз уже выслушивал увлекательное повествование о лабиринте в родном Авенвересе, о разных лабораториях, о чудаках, поглощенных своей работой, о разных важных вопросах, которые обсуждаются в лабиринте.

А затем Конан переменил мнение о теме разговора. Произошло это в тот момент, когда молодая чета перешла к рассказу о смешных случаях из жизни ученых. Впервые за долгое время Цинфелин смеялся. Он смеялся и чувствовал, что возвращается к жизни!

«Что ж, – сказал себе Конан, – с таким парнем я, пожалуй, сумею добраться до башни и даже освободить красавицу, кем бы она ни была! А то, в самом деле, предстояло работать в паре с унылым и хворым наследником захудалого графства – трудно придумать компанию хуже…»

Память услужливо подбросила ему образы тех, чья компания была ощутимо хуже: демон, суккуб, воровка, все время попадающая в руки стражи и требующая от Конана помощи, избалованная дурочка, сбежавшая от родителей, беременная воительница… В конце концов, Цинфелин начал казаться киммерийцу вполне приятным, а когда молодой граф улыбнулся, Конан окончательно утвердился в своем мнении: да, все получится. Цинфелин, скорее всего, не доставит ему слишком много хлопот, и даже напротив – может оказаться полезным.

– Завтра же и отправляемся! – Цинфелин вернулся к главной теме. – Я прикажу седлать лошадей.

– Нет, – остановил его Конан.

Цинфелин поднял брови.

– А как ты предлагаешь добираться до залива? Пешком? А для пропитания мы будем по дороге показывать фокусы и стоять на голове?

– Мы не станем выезжать из замка открыто, – объяснил Конан. – Если здесь действительно есть враги графа…

– Но это невероятно! – перебил Цинфелин.

Однако остановить Конана оказалось не так-то просто.

– В замке имеется тайный враг графа Гарлота, – повторил он. – Человек, который хочет, чтобы династия прервалась. Он преследует какие-то собственные выгоды… Пока мы не знаем, кто он и для чего ему это надо, но сомневаться в его существовании – значит, совершать большую ошибку и подвергать опасности свою жизнь. Мы не станем совершать такой ошибки. И поэтому уедем так, чтобы это стало заметно лишь спустя некоторое время. Так, чтобы поздно было останавливать нас или отправлять погоню. Разумеется, лошади нам понадобятся. Купим их при первой же возможности…

– Есть другой способ, – перебил граф. – В числе гарнизонных солдат у меня имеются верные друзья.

– Вы уверены в них? – спросил Югонна.

– Это простые солдаты! Разумеется, я в них уверен. Лучшим из всех был всегда Рихан. Кажется, он пренебрег запретом и навещал меня, пока я лежал у себя в спальне, погруженный в болезненный сон… Хотя, возможно, это мне только приснилось.

– Будем надеяться, что нет, – кивнул Конан. – Итак, решено. Отыщем Рихана и попросим его подготовить для нас лошадей так, чтобы этого никто из посторонних не заметил. Пусть ждет нас за стенами замка и за пределами города, где-нибудь на дороге.

– А мы? – спросила Далесари. – Что делать нам?

– Останетесь в апартаментах Цинфелина, – предложил Конан. – Вряд ли вас станут здесь искать.

– В графский покой поутру придут слуги, – возразил Югонна. – Возможно, тебе это неизвестно, Копай, но среди аристократии принято, чтобы слуги…

Конан бесцеремонно перебил его:

– Разумеется, мне хорошо известно, что есть на свете такие господа, которые сами себе пряжку на плече застегнуть не могут. Но я сейчас говорю о другом. Покои графа достаточно просторны, чтобы здесь спрятаться. А когда суматоха, вызванная исчезновением Цинфелина, немного * уляжется, настанет самое подходящее время для того, чтобы попробовать выяснить главное: кто же все-таки пользуется здесь злыми чарами.