"Люби меня в полдень" - читать интересную книгу автора (Клейпас Лиза)

Глава 2

Харвест Мун[4] принёс сухую ясную погоду, а арендаторы и работники Рэмси пожинали самые богатые урожаи на их памяти. Как и все, Беатрис была занята сбором урожая и организацией праздника, который последовал за ним. На территории поместья был накрыт огромный стол на свежем воздухе и устроены танцы для более чем тысячи гостей — арендаторов, слуг и горожан.

К огорчению Беатрис, Одри Фелан не смогла посетить праздник — её мужа Джона преследовал сильный кашель. Она осталась дома, чтобы позаботиться о нём. «Доктор оставил нам лекарство, которое уже очень помогло Джону, — написала Одри, — но  предупредил, что для полного выздоровления очень важен постоянный постельный режим».

В конце ноября Беатрис отправилась к дому Феланов, следуя по прямой тропинке через лес, заросший корявыми дубами и раскидистыми буками. Тёмные ветви деревьев, казалось, окунули в сахар. Как только солнце пробивалось сквозь облака, они ярко вспыхивали на морозе сверкающими и переливающимися блёстками. Беатрис подошвами крепких ботинок топала по замороженному месиву опавших листьев и мха.

Она подошла к дому Феланов, в прошлом — королевскому охотничьему домику: большому, увитому плющом зданию, расположенному посреди десяти акров леса. Выйдя на очаровательную мощёную дорожку, огибающую дом, она направилась к передней двери.

— Беатрис.

Услышав тихий голос, девушка повернулась и увидела Одри Фелан, одиноко сидящую на каменной скамье.

— О, привет, — бодрым тоном отозвалась Беатрис. — Я не видела тебя несколько дней и подумала, что…— её голос замер, когда она внимательней присмотрелась к подруге.

На Одри было серое дневное платье, сливающееся по цвету с лесом позади неё. Она сидела настолько неподвижно, что Беатрис сама её и не заметила бы.

Они дружили уже на протяжении трёх лет, с тех пор как Одри вышла замуж за Джона и переехала жить в Стоуни-Кросс. Существовали разные подруги: с одними общаешься, когда нет проблем, такой, например, была Пруденс. К другим обращаешься во времена бед или неприятностей — такой была Одри.

Беатрис нахмурилась, увидев, что лицо Одри гораздо бледнее, чем обычно, а нос и глаза покраснели.

Беатрис заметила с беспокойством:

— Ты не накинула ни плаща, ни платка.

— Все нормально, — пробормотала Одри, не обращая внимания на свои дрожащие плечи. Она отрицательно покачала головой и жестом остановила Беатрис, которая сняла свой тяжелый шерстяной плащ и подошла, чтобы укутать её хрупкие плечи. — Нет, Беа, не надо…

— Мне жарко после прогулки, — настояла на своём Беатрис.

Она села рядом с подругой на холодную, как лёд, скамью. Наступило молчание, и только у Одри судорожно дёргалось горло. Случилось что-то очень плохое. Беатрис терпеливо ждала, а у самой тревожно сжалось сердце.

Наконец, она спросила:

— Одри, что-то случилось с капитаном Феланом?

Одри недоумённо посмотрела на неё, как будто услышала иностранную речь.

— Капитан Фелан, — повторила она и встряхнула головой. — Нет, насколько известно, с Кристофером всё в порядке. Вообще-то только вчера от него пришла стопка писем. Одно из них для Пруденс.

Беатрис вздохнула с облегчением.

— Я отнесу ей письмо, если хочешь, — вызвалась она, пытаясь изобразить застенчивость.

— Да, это было бы кстати.

Руки Одри нервно сжимались и разжимались на коленях.

Медленно потянувшись, Беатрис накрыла своей рукой бледные пальцы Одри.

— Кашель твоего мужа усилился?

— Доктор недавно уехал, — глубоко вздохнув, ответила Одри. И с изумлением добавила: — У Джона чахотка.

Рука Беатрис напряглась.

Установившуюся между ними тишину нарушал только шум сгибающихся под порывами ветра деревьев.

Чудовищность такой несправедливости судьбы было трудно осознать. Джон Фелан был порядочным человеком, всегда первым подававшим руку помощи, когда слышал о нуждающихся. Он заплатил за лечение жены крестьянина, чего эта семейная пара не могла себе позволить, и поставил в своей гостиной фортепьяно для местных ребятишек, чтобы они учились играть, и вложил немалые средства на восстановление сгоревшей до основания кондитерской лавки в Стоуни-Кросс. Он не выставлял свои деяния напоказ и смущался, когда его добрые поступки становились известны. Почему такой человек, как Джон, должен был заболеть?

— Это не смертный приговор, — наконец сказала Беатрис. — Некоторые выздоравливают.

— Да, каждый пятый, — обреченно согласилась Одри.

— Твой муж молод и силён. Кто-то же должен быть этим пятым. И это будет Джон.

Одри кивнула, но ничего не сказала.

Обе знали, что чахотка — опасное заболевание, разрушающее лёгкие и вызывающее потерю веса и апатию. Хуже всего, когда кашель становился постоянным, с кровью, , и это длилось до тех пор, пока лёгкие совсем не отказывали.

— Мой шурин, Кэм, может помочь — он очень сведущ в травах и лечении, — предложила помощь Беатрис. — Его бабушка была целительницей в таборе.

— Цыганское лечение? — с сомнением спросила Одри.

— Вы должны перепробовать все возможные лечения, — настаивала Беатрис. — Включая и цыганское. Цыгане живут среди природы и знают её силу. Я попрошу Кэма сделать отвар, который поможет лёгким мистера Фелана и…

— Джон наверняка не захочет его принимать, — сказала Одри, — его мать тоже будет против. Феланы — очень консервативные люди. Если не будет рецепта от врача или лекарства из аптеки, они этого не одобрят.

— Я всё равно попрошу Кэма.

Одри слегка наклонилась и на мгновение прижалась лицом к плечу Беатрис.

— Ты хороший друг, Беа. Мне будет очень нужна твоя поддержка в ближайшие месяцы.

— Можешь рассчитывать на меня, — просто сказала Беатрис.

Налетевший порыв ветра пронзил холодом руки Беатрис сквозь рукава. Одри словно очнулась, почувствовав дрожь подруги, встала и вернула плащ.

— Пойдём в дом, я поищу то письмо для Прю.

В доме было уютно и тепло, просторные комнаты с низкими деревянными потолками освещал скудный зимний свет, льющийся через окна с толстыми стёклами. Казалось, каждый камин был разожжён, и горячий воздух проникал во все комнаты. Всё в доме Феланов было неброско и со вкусом оформлено, обставлено величественной мебелью, достигшей достойного почтения возраста.

Выглядящая подавленной горничная подошла, чтобы взять у Беатрис плащ.

— Где твоя свекровь? — спросила Беатрис, поднимаясь следом за Одри по лестнице.

— Она отдыхает в своей комнате. Эти новости очень тяжелы для неё, — и добавила после едва заметной паузы: — Джон всегда был её любимчиком.

Беатрис знала об этом, как, впрочем, и большинство в Стоуни-Кросс. Леди Фелан обожала обоих сыновей — единственных, кто выжил после смерти двух других детей, тоже мальчиков, и рождения мертвой девочки. Но Джон был особенным, в него леди Фелан вложила всю свою гордость и честолюбие. К сожалению, ни одна женщина не была хороша для Джона в глазах его матери. Одри пережила немало критики в свой адрес за последние три года, особенно из-за отсутствия детей.

Беатрис и Одри поднялись по лестнице, вдоль которой в ряд висели семейные портреты в тяжелых золотых рамах. Большинство из них носили фамилию Бошампс — аристократической ветви семьи. Невозможно было не заметить, что на протяжении поколений представители рода были необыкновенно красивыми людьми: с выразительными глазами, прямым носом и роскошными густыми шевелюрами.

Когда девушки достигли последней ступени, то услышали приглушённый кашель из комнаты в конце коридора. Беатрис вздрогнула от этого надрывного звука.

— Беа, ты не против подождать немного? — спросила с беспокойством Одри. — Я должна пойти к Джону — сейчас время приёма лекарства.

— Нет, конечно, не против.

— Комната Кристофера, где он останавливается во время своих приездов, — там. Я положила письмо на комод.

— Я возьму его.

Одри пошла к мужу, а Беатрис осторожно вошла в комнату Кристофера, задержавшись, чтобы осмотреться, в дверях.

В комнате было темно. Беатрис приоткрыла одну из тяжёлых занавесок, позволяя угасающему дневному свету отбросить на покрытый ковром пол блестящий прямоугольник. Письмо лежало на комоде. Беатрис нетерпеливо схватила его, испытывая в пальцах зуд распечатать послание.

Однако она вовремя вспомнила, что письмо адресовано Пруденс.

С нетерпеливым вздохом она положила нераскрытое письмо в карман платья. Задержавшись взглядом на комоде, она увидела вещи, аккуратно сложенные на деревянном подносе.

Маленькая кисточка для бритья с серебряной ручкой… лезвие для бритья… пустая мыльница… фарфоровая пиала, закрытая крышкой с серебряным наконечником. Не в силах преодолеть любопытство, девушка открыла крышку и заглянула во внутрь. Она обнаружила три пары запонок, две из серебра, одну — из золота, цепочку для часов и медную пуговицу. Закрыв крышку, Беатрис взяла кисточку для бритья и дотронулась ею до своей щеки. Волоски были мягкими и шелковистыми. От движения мягких волокон кисточки пошёл приятный аромат. Пряный запах крема для бритья.

Поднеся кисточку поближе к носу, Беатрис стала различать ароматы… мужского тела… кедра, лаванды, лаврового листа. Она представила себе Кристофера, намыливающего пену на лицо, оттягивающего кожу около рта и все мужские выверты, которые, как она видела, её отец и брат использовали в процессе удаления щетины.

— Беатрис?

Она виновато положила кисточку и вышла в коридор.

— Я нашла письмо, — сказала она, — и открыла занавески, сейчас задвину их обратно…

— О, не волнуйся об этом. Я ненавижу тёмные комнаты, — Одри натужно улыбнулась. — Джон принял лекарство. От него он становится сонным. Пока он отдыхает, я хочу побеседовать с поваром. Джон думает, что сможет съесть немного белого пудинга.

Девушки стали вместе спускаться по лестнице.

— Спасибо, что передашь письмо Пруденс, — поблагодарила Одри.

— Это очень мило с твоей стороны, что ты содействуешь переписке между ними.

— О, это не стоит беспокойства. Я согласилась ради Кристофера. Хотя признаюсь, была удивлена, что Пруденс выбрала время, чтобы ответить ему.

— Почему ты так говоришь?

— Не думаю, что она заинтересована в нём. Я предупреждала Кристофера перед отъездом, кстати. Но он был так пленён её внешностью и задорным характером, что сам себя убедил, будто между ними вспыхнуло настоящее чувство.

— Я думала, тебе нравится Пруденс.

— Нравится. Или, по крайней мере… я пытаюсь, чтобы так было. Из-за тебя, — Одри слегка улыбнулась, увидев выражение лица Беатрис. — Я решила быть похожей на тебя, Беа.

— На меня? О, я бы не стала этого делать. Разве ты не заметила, насколько я странная?

Усмешка Одри переросла в улыбку, и на мгновение она стала похожа на ту беззаботную молодою женщину, которой была до болезни Джона.

— Ты принимаешь людей такими, какие они есть. Думаю, ты оцениваешь их так же, как воспринимаешь своих животных — ты терпелива, ты наблюдаешь их повадки, и ты не осуждаешь их.

— Я сурово осуждала твоего шурина, — заметила Беатрис, чувствуя себя виноватой.

— Если бы больше людей относилось к Кристоферу сурово, — с угасающей улыбкой сказала Одри, — это могло бы улучшить его характер.

Нераскрытое письмо в кармане было для Беатрис ничем иным, как мучением. Она поспешила домой, взяла лошадь и направилась в Мерсер-Хаус, тщательно спланированное здание с витражными окнами и вычурно изгибающейся подъездной дорожкой.

Только что проснувшись после посещения бала, который продлился до трёх часов утра, Пруденс встретила Беатрис в бархатном халате, украшенном белой тесьмой.

— О, Беа, ты должна была пойти вчера вечером на танцы! Было очень много молодых красивых джентльменов, в том числе кавалеристов, которых через два дня отправляют в Крым, и они так роскошно выглядели в своей форме…

— Я должна была навестить Одри, — сказала Беатрис, заходя в спальню и закрывая дверь. — Бедному мистеру Фелану хуже, ну, в общем, я расскажу тебе об этом через минуту, а вот — письмо капитана Фелана!

Пруденс улыбнулась и взяла письмо.

— Спасибо, Беа. Теперь об офицерах, которых я вчера встретила… был один темноволосый лейтенант, который пригласил меня на танец, и он…

— Разве ты не собираешься открыть его? — с тревогой спросила Беатрис, наблюдая за тем, как Пруденс отложила письмо на дальний край стола.

Пруденс шаловливо улыбнулась.

— О, ты так нетерпелива сегодня. Ты хочешь, чтобы я открыла его прямо сейчас?

— Да.

Беатрис уселась на стул, обитый тканью в цветочек.

— Но я хочу рассказать тебе о лейтенанте.

— Я не дам за лейтенанта и обезьяну[5], я хочу услышать о капитане Фелане.

Пруденс захихикала.

— Я не видела тебя такой взволнованной с тех пор, как ты украла ту лису, что лорд Кемпдон привёз из Франции в прошлом году…

— Я не воровала её, а спасала. Привозить лис для охоты… Я считаю это не спортивным, — Беатрис кивнула на письмо, — открой его!

Пруденс сломала печать, бегло просмотрела письмо и с удивлённым недоверием покачала головой.

— Теперь он пишет о мулах, — она закатила глаза и передала письмо Беатрис.

Во время чтения Беатрис была поочередно обеспокоенной, взволнованной и полностью очарованной.

— Разреши мне ответить ему от твоего имени, — попросила она, — ещё только одно письмо. Пожалуйста, Прю. Я дам его тебе прочитать перед отправкой.

Пруденс рассмеялась.

— Честно, это самая глупая вещь, которую я делала… О, хорошо, напиши ещё, если тебе это нравится.

В последующие полчаса Беатрис приняла участие в бессмысленной болтовне о бале, гостях, которые туда прибыли, последних лондонских сплетнях. Она положила письмо Кристофера в карман платья… и замерла, почувствовав незнакомую вещь. Металлическая ручка… и шелковистый ворс кисточки для бритья. Побледнев, она поняла, что случайно взяла кисточку для бритья Кристофера с комода.

Её проблема вернулась.

Каким-то образом ей удалось продолжать улыбаться и спокойно болтать с Пруденс, в то время как в глубине души у неё царила полная сумятица.

Время от времени, когда Беатрис нервничала или беспокоилась, она присваивала маленькие вещицы из магазина или чужого дома. Это начало происходить после смерти родителей. Иногда она вообще не замечала, что что-то взяла, а изредка искушение было настолько велико, что она начинала потеть и дрожать, пока не сдавалась.

Кражи не вызывали проблем. А вот при возвращении взятых предметов возникали трудности. Беатрис и её семье всегда удавалось вернуть вещи обратно. Но иногда это требовало необыкновенных усилий в неподходящее время суток или изобретение диких оправданий, когда их заставали бродящими по чьему-то дому, что только укрепляло репутацию Хатауэйев, как странных.

К счастью, в случае с кисточкой не должно возникнуть трудностей. Она сможет вернуть её, когда в следующий раз пойдет навестить Одри.

— Думаю, мне пора одеваться, — наконец заметила Пруденс.

Беатрис без колебаний поняла намёк.

— Конечно. Мне пора домой и заняться делами по хозяйству, — она улыбнулась и добавила: — А заодно и написать следующее письмо.

— Не пиши ничего странного, — сказала Пруденс. — У меня, знаешь ли, есть репутация.