"Люби меня в полдень" - читать интересную книгу автора (Клейпас Лиза)Глава 3Мисс Пруденс Мерсер, Стоуни-Кросс Гэмпшир 1 февраля 1854 Дорогая Прю! Боюсь, я и в самом деле тот, кто получил штыковое ранение. Как вы догадались? Это произошло, когда мы штурмовали высоту, чтобы взять батарею русских. Незначительная рана в плечо, определенно, не достойная упоминания. Четырнадцатого ноября разразилась буря, разрушившая лагерь и утопившая в гавани французские и английские корабли. Мы потеряли много людей и, к сожалению, почти полностью лишились зимних припасов и военного снаряжения. Думаю, именно это называется «тяжелой военной кампанией». Я голоден. Последнюю ночь мечтал о еде. Обычно я вижу во сне вас, но прошлой ночью, как с сожалением должен признаться, вас затмил ягненок под мятным соусом. Стоит жуткий холод. Сейчас я сплю с Альбертом. Мы — пара неприветливых супругов, но оба готовы вынести всё в попытках избежать смерти от переохлаждения. Альберт стал незаменимым членом — он доставляет депеши под огнём и бегает при этом намного быстрее любого человека. А ещё он великолепный часовой и разведчик. Вот несколько вещей, которым меня научил Альберт: 1. Любая еда ещё может стать твоей, пока её не проглотил кто-то другой. 2. Спи, пока можешь. 3. Не лай по пустякам. 4. Гоняться за хвостом — порой неизбежное занятие. Надеюсь, у вас было великолепное Рождество. Благодарю вас за открытку — её доставили двадцать четвертого декабря, и она обошла всю мою роту, большинство членов которой никогда прежде не видели рождественских открыток. До того, как опять вернуться ко мне, открыточные джентльмены, прикрепленные к закладке, изрядно нахлебались. Мне тоже нравится слово «отхлебнуть». Собственно говоря, мне всегда нравились странные слова. Вот, к примеру, «подковыкать»[8], которое относится к подковыванию лошадей. Или «гнездовье» — гнездо. Кобыла мистера Кейрда уже ожеребилась? Возможно, я попрошу брата поторговаться с ним. Никогда не знаешь, когда может понадобиться хороший мул. Я так далеко, Прю. Я стою на обочине своей жизни и смотрю на неё со стороны. Среди всей этой жестокости я открыл простые удовольствия: игры с собакой, чтение писем, разглядывание ночного неба. Сегодня ночью я почти решил, что рассмотрел древнее созвездие, называемое Арго[9]… в честь корабля, на котором Ясон и его команда отправились в поход за золотым руном. Вы не представляете, как сложно увидеть Арго, если вы не в Австралии, но тем не менее я почти уверен, что заметил его проблеск. Умоляю вас, забудьте то, о чём я писал раньше. Я хочу, чтобы вы дождались меня. Не выходите замуж, пока я не вернусь домой. Дождитесь меня. Милая Пруденс! Я ношу пёрышко малиновки в кармане. Откуда вы узнали, что мне нужен талисман, который можно взять с собой в бой? Последние две недели я просидел в одиночном окопе, перестреливаясь с русскими. Это больше не кавалерийская война, теперь всё решают инженеры и артиллерия. Альберт оставался со мной в траншее, убегая только для того, чтобы доставить послания дальше по цепочке. В минуты временного затишья я пытаюсь представить себя в каком-нибудь другом месте. Я воображаю вас: ваши ножки, вытянутые к камину, ваше дыхание, сладкое от мятного чая. Я представляю, как гуляю с вами по лесам Стоуни-Кросса. Я хотел бы увидеть какие-нибудь маленькие чудеса, но не думаю, что сумел бы найти их в одиночку. Мне нужна ваша помощь, Прю. Думаю, вы можете оказаться моим единственным шансом вновь стать частью мирной жизни. Я чувствую, будто владею гораздо большим количеством воспоминаний о вас, нежели есть на самом деле. Я был с вами всего лишь несколько раз. Танец. Беседа. Поцелуй. Я хотел бы вновь возродить к жизни эти мгновения. Теперь я стал бы ценить их много больше. Прошлой ночью я снова видел вас во сне. Я не мог разглядеть вашего лица, но чувствовал, что вы рядом. Вы что-то шептали мне. Последний раз, когда я обнимал вас, я и не знал, какая вы на самом деле. Или какой я. Мы никогда не заглядывали дальше глубже. Может быть, оно и к лучшему — я никогда бы не смог покинуть вас, чувствуй я тогда то, что чувствую сейчас. Я расскажу вам, за что сражаюсь. Не за Англию, не за её союзников и ни по какой-то иной патриотической причине. Всё сводится к надежде быть с вами. Дорогая Пруденс! Среди всего этого грохота и безумия, среди солдат я пытаюсь думать только о вас в вашем тайном домике… о моей принцессе в башне. О моей путеводной звезде, сияющей в окне. На войне приходится делать всё… Я считал, что со временем станет легче. И должен с сожалением признать, что был прав. Я боюсь за свою душу. Из-за поступков, которые совершал, Прю. И из-за вещей, которые продолжаю делать. Я не жду, что Господь простит меня, как я могу просить вас о том же? Милая Прю! Мы готовимся к длительной осаде. Неизвестно, когда у меня появится шанс написать вновь. Это не последнее моё письмо, просто возникнет некоторый перерыв. Не сомневайтесь, когда-нибудь я вернусь к вам. Пока я не смогу сам сжать вас в своих объятиях, эти избитые и затасканные слова — единственный способ прикоснуться к вам. Что за скудное выражение любви! Буквы никогда не смогут отдать вам должное или выразить то, что вы значите для меня. И всё же… Я люблю вас. Клянусь в этом светом звёзд… Я не покину эту землю, пока вы не услышите эти слова от меня лично. Сидя в лесу на массивном стволе поваленного дуба, Беатрис просматривала письмо. Она не осознавала, что плачет, пока не ощутила, как ветерок коснулся её влажных щёк. Мышцы лица заболели, когда она попыталась успокоиться. Он написал ей тринадцатого июня, не зная, что она написала ему в тот же день. Ничего нельзя было изменить, кроме как принять это в качестве знака. Она не испытывала такой глубокой горькой потери и отчаянной тоски с тех пор, как умерли её родители. Конечно, это был другой вид горя, но он оставлял тот же самый привкус безнадёжной потребности. Она, которая всегда двигалась по жизни с беспощадной честностью, пошла на непростительный обман. А правда только ухудшит положение. Если Кристофер Фелан когда-нибудь обнаружит, что она писала ему под чужим именем, он станет презирать её. А если не узнает, то Беатрис навсегда останется «девчонкой, которая толчется на конюшнях». И никем более. Эти слова предназначались Беатрис, даже если и были адресованы Пруденс. «Я люблю вас», прошептала Беа, и слёзы полились ещё сильнее. Как эти чувства подкрались к ней? Боже мой, да она едва могла вспомнить, как выглядит Кристофер Фелан, и всё же её сердце томилось по нему. Хуже всего была почти абсолютная уверенность, что заявления Кристофера навеяны трудностями военного времени. Тот Кристофер, которого она узнала по письмам… мужчина, которого она полюбила… мог исчезнуть, вернувшись домой. От сложившейся ситуации не приходилось ждать ничего хорошего. Он должна это остановить. Она больше не может притворяться Пруденс. Это было несправедливо по отношению ко всем им, особенно к Кристоферу. Беатрис медленно пошла домой. Войдя в Рэмси-Хаус, она столкнулась с Амелией, которая держала на руках своего сынишку Рая. — Вот ты где! — воскликнула Амелия. — Не хочешь пойти с нами на конюшни? Рай собирается покататься на своём пони. — Нет, спасибо. — Улыбка Беатрис была такой широкой, словно уголки её губ растянули на гвоздиках. Каждый член семьи, столкнувшись с ней, тут же включал её в свою жизнь. В этом отношении все они были чрезвычайно великодушны. И тем не менее она совершенно определённо чувствовала себя лишней, словно старая незамужняя тётушка — старая дева. Она — странная и одинокая. Неудачница, как и животные, которых она приютила. Разум Беа сделал неожиданный скачок, вызвав воспоминания о мужчинах, которых она встречала на танцах, обедах и суаре. Она не испытывала недостатка в мужском внимании. Возможно, ей нужно поощрить одного из них, просто выбрать наиболее подходящего кандидата и удовлетвориться этим. Возможно, власть над собственной жизнью стоила того, чтобы выйти замуж за человека, которого она не любит. Но это будет ещё одной формой страдания. Её пальцы скользнули в карман, чтобы прикоснуться к письму Кристофера Фелана. Ощущение пергамента, который складывал он, заставило её живот напрячься в приступе жаркой приятной боли. — Последнее время ты такая тихая, — заметила Амелия, её голубые глаза изучали сестру. — Ты выглядишь так, словно плакала. Что-то беспокоит тебя, милая? Беатрис пожала плечами. — Полагаю, мне грустно из-за болезни мистера Фелана. Одри говорит, что ему становится всё хуже. — Ох… — выражение лица Амелии стало мягким от участия. — Хотела бы я, чтобы мы могли что-то сделать. Если я соберу корзинку со сливянкой[12] и бланманже[13], ты отнесёшь её им? — Конечно. Я схожу после обеда. Укрывшись в уединении своей комнаты, Беатрис села за стол и достала письмо. Она напишет Кристоферу в последний раз, что-нибудь безличное, например, спокойно попрощается. Лучше уж это, чем продолжать обманывать его. Аккуратно сняв крышку с чернильницы и обмакнув перо, она принялась писать. С каждым предложением её пальцам становилось всё сложнее выполнять свою работу. Перо дрожало в судорожной хватке, и Беатрис почувствовала, как на глаза вновь наворачиваются слёзы. «Что за чушь», — пробормотала она. Написать такую ложь оказалось больно в прямом смысле этого слова. Горло перехватило так, что практически стало невозможно дышать. Она решила, что для того, чтобы суметь закончить начатое, она напишет правду, письмо, которое так страстно жаждет отправить Кристоферу, а потом уничтожит его. Задыхаясь от усилий, Беатрис схватила ещё один лист бумаги и поспешно нацарапала для себя несколько строк, надеясь, что они облегчат глубокую боль, охватившую её сердце. Взгляд Беатрис затуманился. Отложив листок в сторону, она вернулась к первоначальному письму и закончила его, выразив пожелания и просьбы о благополучном возвращении. Что касается любовного письма, она смяла его и бросила в ящик стола. Позже она сожжет его с соблюдением своей личной церемонии, глядя, как от каждого откровенного слова остаётся лишь пепел. |
||
|