"А дело было так…" - читать интересную книгу автора (Высоцкий Михаил)Глава 4— Конкурент? — спросил парень. Если бы конкурент… Улыбнулись бы друг другу, даже руки пожали, да разъехались в разные стороны — мы, богатыри, чужие подвиги уважаем. Конкурентов я не боюсь, а вот Алендас каждому уважающему себя герою страх внушает. Если мы герои, то он настоящий антигерой, антиподвиги антибогатырские совершает, причем не сразу раскусишь. Я и сам много лет им восхищался, пока не прозрел. Гнилой он человек, начисто сгнивший, ни стыда, ни совести, никто так, как он, низко не пал, чтоб возвыситься! А ведь самое обидное — знаю про него я много, а доказать нечем! Как за деньги он не чудовищ, а людей убивал, знаю, да свидетелей не осталось. Как принцесс не спасал, а насильничал, знаю, да какая из них в таком позоре сознается. Как «другу» в сердце нож вонзил, знаю, да так историю выкрутил, что «друг» якобы злодеем оказался, а Алендас — героем, что ради дела благого даже побратима не пожалел. Много чего знаю такого, чтоб десятой дорогой обходить, да, видать, не судьба — неспроста Алендас у нас на пути вырисовался, а значит, волей-неволей придется с ним дело иметь. Он ведь как прыщ — пока сам не уйдет, не избавишься. — Хуже, много хуже, — отвечаю принцу, чтоб сразу все точки над «и» поставить. — Не могу сказать, что взаимно, Алендас! — Какие мы грубые… — покачал головой. — Как не стыдно самому Тиналису-богатырю так разговаривать? А то ведь еще пойдут слухи, что никакой он не спаситель народный, а обычный наемник, что без лишнего золотого не пошевелится! Ты, принц, не думай — это пока он с тобой, а как прижмет, мигом с камнями скроется, один на один с драконом оставит! — Больно ты много знаешь, Алендас… — Демонстративно опускаю руку на рукоять меча. — Да уж немало, Тиналис! Сам знаешь, слухами земля полнится — про камни одна наша общая знакомая проболталась, ты ей еще чужие долги отдавал. Про принца и дракона вся столица только и болтает, жалеют беднягу. А про скаредность твою и знать не надо, у тебя все на лице написано… Или будешь спорить, Тиналис? Может, хоть один подвиг назовешь, который ты за так совершил? Молчишь, нечего сказать? А ведь не было такого. Так что ты, принц, по его поводу особо не обольщайся, такому обмануть — раз плюнуть! — Что тебе нужно, Алендас? — не стал ввязываться я в безумный спор — безумный, потому что ложь с правдой в его словах слишком искусно переплетены, с одним спорить станешь — он на другое будет давить. — Ничего, Тиналис. Ничего мне от тебя не нужно, — наоборот, помочь хочу. Безвозмездно — даже слава не нужна, хоть всю забирай, ты ведь без этого добра прожить не можешь. Принца мне жалко. Я как в столице прослышал, что за испытание судьба ему уготовила, мигом следом бросился, Барым-пашу встретил, он про тебя рассказал, Анджелика про камни поведала, а дальше вам дорога одна — через эти края. Народ вас еще не видывал, вот и стал я ждать. Где задержались-то, куда, принц, этот богатырь липовый тебя еще водил, какими своими знакомствами хвастался? — Это не твоя забота! Нечего принца жалеть! — может, излишне грубо возразил я. — Я уже согласился парню помочь, и с драконом мы сами, без твоей помощи справимся! Ошибка. Сказал и почувствовал — ошибка. Нельзя так, я ему только на руку сыграл. Ведь слова парню в душу засели, так и вижу, засели! И про скаредность мою (а ведь не ради себя каждый грош считаю), и про жалость — не жалели парня никогда, а тут я такую глупость сморозил… Кому теперь поверит — даже не знаю. А если Алендасу? Что делать тогда? Это мне известно, что дело тут нечисто, но откуда он может наши богатырские дела знать… И Лютик с Тронгвальдом, как назло, молчат — они до сих пор Алендасом восхищаются и не верят мне, что никакой он не герой… — Ты за парня не решай! Пусть он сам решит, скажет уйти — уйду, ты меня знаешь, только, принц, ты подумай для начала, стоит ли так уж безоговорочно Тиналису доверять. Один герой хорошо, а два лучше! Тем более я у тебя, заметь, ни гроша не прошу — Тиналису насолить — мне это будет уже достаточной платой! Да, Тиналис? Не хочешь парню про нашу последнюю встречу рассказать? — Не слушай его, принц… — начал было я, но у парня замашки настоящего короля проснулись. — Довольно! Алендас, ты хочешь ехать вместе с нами? Езжай. Тиналис, перестань — если человек хочет помочь, мы не вправе ему отказывать! Ну и что мне прикажете делать? С этим вот, даже не знаю как назвать, кров делить? Спину в бою доверять? Да я лучше гадюке доверюсь или скорпиону! Но воля твоя, парень, уж я как-нибудь выкручусь, не по мою душу Алендас сюда пришел, да и я не первый год с такими, как он, дело имею. А вот тебе надо настороже быть, — может, я и не самый идеальный богатырь, может, не всегда правду говорю, но хоть друзей никогда не предавал и через совесть не переступаю! Плюнул и дальше поехал, больше ни слова не сказав, только настроение испортилось. Среди бела дня Алендас, конечно, не тронет, Тронгвальда испугается, с настоящим эльфом ни одному человеку не совладать, но ночью, под покровом тьмы, всякое может случиться… За мной Лютик на своем пони увязался, принц с Алендасом, мерин с поклажей, Тронгвальд замыкающим — так и едем. Алендас парню истории про меня рассказывает, да все больше правдивые, я бы возразил, да нечем крыть, еще и эльф с гномом поддакивают, свои пять грошей время от времени вставляя. Как в такой обстановке работать прикажете — уму непостижимо. Главное правило богатырей: клиент должен испытывать к ним абсолютное доверие, — а после всего того, что Алендас рассказал, я бы и сам на месте принца себе не поверил. А что делать — жизнь богатырская такая, что не всегда красивые подвиги так уж честно совершаются, иногда и хитрить приходится, юлить — без этого любой богатырь в первом же бою голову сложит. Как того же дракона прикажете без хитрости бить? Это для баянов истории «и вышел, и сразил» хороши, в жизни пока дракона разить будешь, он тебя сто двадцать раз зажарить успеет! Если не больше… Что там Алендас принцу рассказывает… — А знаешь историю, как Тиналис-богатырь мерханскую гидру одолел? Так я тебе расскажу, как все на самом деле было! Никакая Амира-богиня к нему с небес не спускалась, зеркальный щит не дарила, и Угур-демон волшебный лук, что только одну стрелу пустить может, да сразу туманом разойдется, не дарил! И мудрая лиса дорогу к логову гидр не указывала! Жили две мерханские гидры в пещере за водопадом, а чтоб ты знал, принц, без воды гидра долго прожить не может — через несколько дней начнет от жажды издыхать. Они чаще в диких болотах водятся, людей сторонятся, но те две немалый урон хозяйству приносили, ну и попросил местный барин Тиналиса помочь. Знаешь сколько тот запросил? Три тысячи монет! Я, конечно, не ангел, мне тоже жить на что-то нужно, но чтоб столько за гидр требовать — это совести никакой не иметь! Они только на вид ведь грозными кажутся, и взгляд их в столбняк вводит, только если им прямо в глаза смотреть, а чуть глаза в сторону отведи — ничем обычных мантикор[5] не опаснее. Повозиться, конечно, нужно, но Тиналис даже тут рисковать не захотел! Он нанял за гроши отряд орков-строителей, те как раз недалече замковые стены возводили для местного барона, ну и орки чуть выше по течению за одну ночь запруду на реке соорудили. Водопад, естественно, пересох, а чтоб гидры из пещеры своей не выбрались, те же орки ее сверху камнями закидали. Два дня река запруду подмывала, а как прорвала наконец, так пошла волна в две сажени высотой, весь урожай в тех краях смыла, хорошо, хоть не погиб никто. Ну а когда Тиналис до гидр добрался, те издохли уже — он им только головы отрубил, на потеху народную вынес да рассказал всем байку, как три дня с ними сражался во тьме, как зеркальным щитом отбивался и одним выстрелом волшебного лука двух гидр убил! И золото забрал, не постеснялся, а по чьей вине страшное наводнение случилось — до сих пор люди гадают! Ну да, вышла у меня такая промашка. А все почему — орки тугодумы попались! Я им что сказал: перегородите реку, чтоб к логову гидр посуху добраться можно было. Кто ж мог подумать, что они самую настоящую платину соорудят! Перестарались… А что гидры «только на вид грозные», так попробовал бы Алендас сам с ними дело иметь! Ему ведь тоже эту работу предлагали — отказался! Не рискнул! Самое опасное в гидре даже не взгляд дурманящий, а скорость. Это на вид они такие неповоротливые, лениво по болотам ползают, а попробуй одну такую подстрелить! Про рукопашную я даже не говорю, ты один раз мечом замахнешься, а гидра тебя десять раз успеет раздавить в смертельных объятиях, но ведь они и от стрел уворачиваться умеют! Если хочешь гидру изловить, нужно или с армией огромной идти, окружить и расстреливать, до тех пор пока дергаться не перестанет, или так, как я, хитростью! Между прочим, что гидры без воды не могут, Алендас от меня узнал, а я в библиотеке Красного королевства вычитал. Интересная книжка попалась, «твари сотворенные и места их слабые» — лет пятьсот до меня никто не открывал, язык такой, что полгода переводом занимался. Зато столько интересного узнал! Нынешние маги совсем позабыли, что некогда ни гидр, ни минотавров, ни сфинксов, ни мантикор на свете не водилось, и все эти твари человеком некогда были сотворены… А еще обидно — оправдаться не могу! Давно замечено, если ложь с правдой перемешать да подать под правильным соусом, то с таким коктейлем невозможно ничего поделать. Вот начну я сейчас возражать: мол, другого выхода не было — и что? Алендас будет упор на золото делать. Действительно — взял, против правды не попрешь, я подвиги за красивые глаза не совершаю, да и оркам пришлось платить, не из своих же карманов! Начнет про «голодных крестьян», которые последнего во время прорыва дамбы лишились, — ну ошибся, с кем не бывает. А главное — начни я самого Алендаса обвинять, выйдет так, будто я его из мести за правдивую историю очернить хочу! Куда ни кинь, всюду клин. Самым разумным молчать будет: мол, я слишком горд, чтоб на эти наветы реагировать. Тоже нехорошее решение, но лучше не придумаешь. — Историю про Тиналиса-богатыря и семерых разбойников знаешь? — не унимался Алендас. — Слышал, наверное, ее на каждом углу рассказывают, как наш герой в одиночку целую банду изловил! А знаешь, как на самом деле все было? Банда та — мать да семеро сыновей. Старшему едва за второй десяток перевалило, младший еще за материнский подол держался. Не от хорошей жизни, а от голода в лес ушли — их батьку барон до смерти замордовал, а все преступление их — на баронских лосей без позволения охотились! Местные им чем могли помогали, еду носили, вещи теплые, чтоб зимой не перемерзли, а как баронские холуи искать бросались — в сторону отводили, ложные советы давали. Но тут Тиналис-богатырь на рисовался — и сразу к барону: мол, за тысячу монет бандитов изловлю и к тебе приведу! Барон и рад — золота у него немерено, а мать с сыновьями уже в печенке сидят, тотчас согласился! Ну Тиналис рад стараться — даже против детей идти не рискнул, нанял за гроши все тех же орков, они нюхом своим звериным к хижине вышли, где мать с сыновьями спала, ночью во тьме их всех повязали да к барону привели! Тиналис только золото получил да славу, а барон той же ночью повелел всех семерых на кол посадить, на костре сжечь да прах развеять — ревели дети, как мамка на костре горела, а Тиналис только ухмылялся, а как сами дети сгорели, пошел с бароном пировать! Ну Алендас, ты и дьяволов сын! А о том, что и мать, и дети ее вурдалаками были, упомянуть забыл? А о том, что они всю семью барона до этого разодрали, а сам он чудом выжил, да так с тех пор и остался без ног, упомянуть забыл? А что не по доброй воле, а из страха люди логово вурдалаков скрывали, упомянуть забыл? А что пока орки ночью вурдалаков вязали, троим «детишки» успели горло перегрызть, забыл? А что десять лет вурдалаку — это уже не ребенок, а страшный зверь, упомянуть забыл? А что на совести каждого из семерых по сотне невинных душ наберется, упомянуть забыл? А что только спалив да прах развеяв, и можно вурдалака одолеть, упомянуть забыл? Или не забыл? Или правду в народе говорят, что в логове вурдалаков богатыря видели, который с ними дело имел? Уж очень хорошо ты историю эту знаешь. А мы ведь с бароном постарались, чтоб правды никто не проведал, не дай бог, люди про логово вурдалаков в сердце Спокойных Земель прознают! Бандиты что, они повсюду в мире водятся, вот и пришлось мне подвиг на душу брать. А плату, между прочем, взял тогда чисто символическую — барон уговорил, а все золото между семьями погибших орков разделил, они хоть и дикари, да тоже люди… — А историю, как Тиналис-богатырь царевну спящую из лап лесной ведьмы вызволил, знаешь? Там вообще умора, а не подвиг… Ну все! Это была последняя капля! Может, я и огрубел за годы странствий, но память Ванты позорить не позволю! Эта история не для твоих, Алендас, гнилых уст! Знал, чем задеть, но даже не надейся, на бой не буду тебя вызывать, не дело богатырю, как мальчишке, на дуэлях отношения выяснять. Но вот придется несколько корректировать планы — видят боги, я хотел пройти короткой дорогой, но ради Алендаса сделаю крюк! Натянув поводья, я повернул Цезаря с главного тракта на проселочную дорогу, идущую в сторону. — Куда это ты собрался, богатырь? — усмехнулся за моей спиной Алендас. — Или склероз на старости лет стал доставать? Так я тебе напомню — Аму-Тамир, вольный град, в другой стороне будет, или у тебя уже планы поменялись? — К вольному граду немало дорог, — пожал я плечами, даже не повернувшись. — Этот путь короче будет. — Короче прямой? — не унимался Алендас. — Тиналис, может, ты запамятовал, так давай я тебе карту покажу — тракт сей ведет отсель и до Аму-Тамира, а вот куда ты сворачиваешь, мне неведомо, тут дорог проходимых отродясь не водилось. — Умная у тебя карта, Алендас, — усмехнулся я, развернувшись и встретившись с ним глазами. — Может, на ней и праздник Первой Крови отмечен? Алендас скривился. — Первой крови? Какой еще первой крови? — переспросил принц. — Первой жертвенной крови! — просветил я. — Есть в степи древний обычай — не первую сотню лет уже. Каждую осень, как созреет урожай, поднимаются племена и идут к Рангвийскому холму! На нем, по легенде степной, обитают боги, а их не умилостивишь — не будет трава колоситься, и превратится степь в мертвую пустыню, где человеку места нет. А как соберутся племена на Рангвийском холме, начинается священный праздник Первой Крови. Самый старый шаман будет богов о милости молить. Для степняков забава, для путников верная смерть — нет чужакам хода, только тот, кто в степи рожден, степью выкормлен, право там быть имеет. Или ты хочешь нас на смерть отправить, Алендас? Если хочешь, так сам прямо иди, а мне сподручнее будет Рангвийский холм стороной обойти, чем со степняками связываться… Уел. Нечего ему возразить — ни словом ведь не солгал, как сказал, так и есть на самом деле. Какой дурак тракт прямо рядом с Рангвийским холмом проложил, уже и не скажешь, да осенью, как праздник Первой Крови приближается, пустеет тракт. Никому не хочется со степняками дело иметь, их ведь тьма-тьмущая, а переждешь неделю-другую, пройдут празднества, и опять свободен тракт, езжай не хочу. Знал бы Алендас, что праздник Первой Крови на шестой день после новолуния начинается, а да той поры мы бы всю степь пересечь успели, нашел бы что возразить — да откуда ему, бедолаге. Только темные делишки совершать да мое доброе имя порочить и умеет, а про народные празднества иные и не слышал небось! Настоящему богатырю надо больше иного ученого мужа знать! Тому же звездочету главное — пару сотен звезд помнить, алхимику — зелья не перепутать, астрологу — пути блуждающих звезд уметь рассчитать, а богатырю никакое знание лишним не бывает! Полжизни прожил в библиотеках; это после подвига можно и в кабаке посидеть, отметить от всей души, пока зеленые черти не начнут убаюкивать, а прежде чем подвиг совершить, подготовиться надо! Книжки почитать, с умными людьми посудачить — поди догадайся, что тех же мантикор сталью убить нельзя, а только деревом! Или что сфинкс, страшнее зверюгу не придумаешь, больше всего в жизни боится обычных тараканов. Никогда не знаешь, что в очередном подвиге может тебе жизнь спасти, — вот и приходится все помаленьку учить. Это пусть дураки на своих ошибках учатся, а я на чужих буду. Конечно, и книжки пару раз подводили, да, к счастью, обошлось. Сейчас главное — за дорогой следить. Я хоть и представляю примерно, куда направляюсь, да уже лет десять в эти края не заглядывал. Приметы смутно вспоминаются, вроде вековой дуб должен быть, или ольха древняя, или бук… А может, его и вовсе срубили… Совсем из головы вылетело, да еще и Алендас бубнит не переставая — мои подвиги вспомнил, на других богатырей перешел. Его послушать — так мы все упыри, кровь пьем народную, один он белый и пушистый. И принцу льстить не забывает, да в меру — понимает, что парень не дурак, не перехваливает. И даже Тронгвальду с Лютиком добрые слова нашел, хотя эльф с гномом меньше всего в похвальбе нуждаются. А, вот он, одинокий ясень! Я же помню — на перекрестке должно быть какое-то дерево, от него свернуть в сторону реки, первые два моста разрушены будут, а третий как раз тот, что нам нужен! Недалеко осталось, десятка три верст, до вечера доберемся. А там уже поспокойнее станет… — Алендас! — позвал парень. — А ты сам какие подвиги совершил? Эх, спросил бы он меня — уж я бы рассказал, какие подвиги числятся за этой гнусной душонкой… Да теперь самому интересно стало, что этот антигерой про себя расскажет… — Хвастать не люблю, но шарпийские вампиры — моя работа, парнакского гидронта я извел, нашествие темных сычей остановил, Пьяный Маг на мне числится… Да немало, принц, или тебя что-то конкретное интересует? Ох какие мы знаменитые! Какие великие подвиги! Между прочим, Пьяный Маг только иллюзии и умел наводить, ни одного боевого заклинания не знал, если бы не страх — его любой мог завалить! Темные сычи теплолюбивые, зимой сами в руки летят, только лови, и вся его заслуга — оказался в нужное время в нужном месте! Парнакский гидронт — добрейшее создание, не виновато оно, что огнедышащим чудищем уродилось, а этот гад не только его, а и всех детенышей перебил! А шарпийские вампиры — и вовсе темная история, после похода Алендаса они действительно исчезли, да уже через полторы недели на другом конце материка верейские вампиры появились, с которыми уже мне пришлось немало повозиться! Для таких кровососов за десять дней полматерика перелететь — не проблема, так что не удивлюсь, если Алендас всего лишь их отступление прикрывал… — Просто интересно… — задумался о чем-то своем парень и внезапно спросил: — Тиналис, Алендас, почему вы так не любите друг друга? — Потому, что он гад и изувер! — Потому, что он редкая сволочь! И кто из нас что выкрикнул? Даже я сам не понял — как-то само получилось, но в любом случае я прав, а Алендас на честного богатыря клевещет! — Все ясно… — вздохнул принц. — Давайте договоримся так: вы сейчас пожмете друг другу руки и извинитесь, мы пойдем и убьем дракона, я отнесу его голову отцу, и выясняйте свои отношения сколько душе угодно! Кстати, вам никто не говорил, что вы похожи как близнецы-братья? Ну нахал! Чтоб я на этого был похож… Да никогда в жизни! Все его подвиги дутые, и сам он пустышка и гнилоуст, еще и руку пожимать? Не дождетесь! А ты, парень, ничего в людях не смыслишь, если мог меня, настоящего героя, с таким вот ничтожеством сравнить! А какой хам — будто не я еду за тебя подвиг совершать, а ты сам собираешься с драконом драться, да еще и приказываешь своим спутникам: мол, с этим дело иметь, а с этим не иметь! Мал еще, молоко на губах утри! — Не хотите? — задумался парень. — А придется, потому что иначе я с места этого не сдвинусь! Странная угроза, будто он мне очень нужен — пусть хоть сто лет тут стоит, но руку Алендасу я пожимать не буду! Эй, он что, действительно решил остановиться? Да его же Алендас с потрохами сожрет! Нет, я такого не могу позволить, придется переступить через себя и протянуть этому чудовищу руку… Ну вот, он, оказывается, меня опередил, а как скривился, как скривился! Будто не я руку скорпиону в человеческом обличье пожимаю, а он! — Мир, — гнусаво выплюнул Алендас. — Мир, — брезгливо согласился я, пожимая ему руку. — Ну вот и отлично! — улыбнулся парень. «До первой поры, пока этот тип не покажет свою гнилую сущность!» — мысленно добавил я. Слово богатырское, конечно, крепко, но истинный герой тем от жалкой подделки и отличается, что знает, когда его нарушить. Только последний тугодум и отморозок будет до последнего свято следовать единожды данному обещанию. Встречал я таких: на вид добрый, а по поступкам — давно силам тьмы продался! Ведь слова что, тьфу, дуновение воздуха, а попробуешь каждому данному слову следовать, так найдутся умельцы, что из тебя за милую душу с десяток таких клятв вытянут… Вот по совести поступать — другое дело, хочет принц, чтоб я с Алендасом помирился и руку пожал? Будет ему мир, пока эта пародия на богатыря не покажет себя во всей красе! Ладно, совсем уже волю эмоциям дал. Пора с этим заканчивать — Алендас хоть и сволочь порядочная, но не дело себе по этому поводу нервы трепать. Тем более вот и мост долгожданный — стоит, уже десятый век стоит дугой-радугой, будто и не в глубинке, а в самой что ни есть столице! Камни как новые, не осыпались, не потрескались, грязью не занесен. Иные мосты по строительству сразу более ветхими кажутся, а этот десятки королевств пережил и еще столько же простоит! Сюда бы мастеров водить, чтоб поучились у древних уму-разуму, как на века строить положено, да вот одна беда… — Сто-о-о-о-о-ой!!! — голосом, переходящий в писк, закричал за спиной Лютик. — Тиналис, миленький, не шевелись! Это не простой мост! Это ловушка! Чую, живые камни! Ступишь — не сойдешь! Тиналис, поворачивай, другой путь будем искать, пока не поздно… Но уже было поздно! За что я Лютика люблю и ценю — все ловушки, будь они магические или механические, насквозь видит! Дар дан такой от природы, когда по пещерам да руинам шастаешь, незаменимый! Иной раз не будь со мной Лютика, в жизни бы до чудища не смог дойти, а с ним, подстраховавшись, в самый страшный лабиринт полезу! Еще ни разу такого не бывало, чтоб ловушку не заметил. Да вот беда, натура он слишком чуткая, ранимая и увлекающаяся. Как байками Тронгвальда заслушается, слезы платком вытирая, как зазевается, так и заметит ловушку, только когда в нее попадем! Так что в древних руинах у нас святое правило — Тронгвальд помалкивает, Лютик в оба смотрит, но кто же мог подумать, что обычный старый мост, таких по всей стране видимо-невидимо напихано, ловушкой обернется? И только мой Цезарь на него ступит, камни оживут, из своих гнезд высунутся, все четыре копыта ухватят и опять замрут, будто и не просыпались. Стоит мой конь богатырский, друг верный, пошевелиться не может, а ведь мы, герои, своих коней никогда не бросаем, так что выручать надобно… — А ну выходи на честный бой, сила нечистая! — заорал я. — Сразись как подобает! Али убоишься силушки богатырской изведать? А то рассерчаю… — Грр-грр… — раздалось из-под моста утробное рычание, и с ловкостью, которой и Тронгвальд позавидует, на мост поднялось настоящее чудовище зеленое, в две сажени ростом, грива — лев от зависти удавится, в руках дубинушка в три моих роста, и не дубина это вовсе, а каменное дерево заморское, от веток очищенное. Глаза огнем горят, из пасти бездонной зловонием веет, лик страшен, как тещи визит негаданный! Идет — земля трясется, зубы так скрипят, что оглохнуть можно! Стрелу Тронгвальда даже не заметило, да и какая стрела такую шкуру пробьет? — Убью… Грр… Съем… Грр… Съем… Грр… Съем… Ааргх… — голосом, отдаленно напоминающим человеческий, заявляло чудовище, приближаясь к вашему покорному слуге, а значит, пора уже что-то делать. — Не стреляй, Тронгвальд, это Мостовой Тролль. Пока он на мосту, ты его сразить не сможешь… — закричал я. — Да понял я уже… — без рифмы пробормотал эльф — от своей поэтической манеры говорить на моей памяти отошел всего в четвертый раз, причем все три раза до этого забывал рифмовать только во время сильных эмоциональных потрясений, когда мы были на краю верной гибели. Хотя сейчас гибель — вернее не придумаешь! Тролли вообще сильные, но достаточно тупые создания, этакие живые горы, медлительные и неповоротливые. По голове кулаком попадет — мигом дух испустишь, только под тот кулак еще угодить надо, а на такое только полный тугодум способен, его и не жалко. Любой нормальный человек, ну или богатырь, с троллем повозится, конечно, но совладать сумеет — целые книжки пишут, «Методы борьбы с троллями для любителей, или Как заставить тролля убить себя об стену». Тролли только тогда опасны, когда их много, а твои движения скованны. Например, атака племени троллей надежнее любой кавалерии воинский строй разбивает, выпусти их на поле брани в пропорции один тролль на сто человек, чтоб друг друга не поубивали, так быстро всех утихомирят — и своих, и чужих. Бороться с ними богатырям не положено — это ведь на самом деле не чудовища какие, а разумные существа, только думают они медленно, если не спешишь. С таким вот зеленокожим гигантом спокойно можно дело иметь. Живут среди людей, даже работают. У кузнецов молотобойцами, например. Работенка для их мозгов подходящая, для рук несложная, неделями могут молотом бить не уставая. Или поле от камней да пней расчистить — можно волами, можно мага пригласить, а можно тролля — и дешевле, и надежнее будет. Многие люди троллей побольше эльфов да гномов любят, а что в сказках они все больше злыми оказывается, так это только из педагогических целей. Попробуй ребенку объяснить, что гном — такой-сякой злодей, не поверит, а скажешь разок: «Будешь плохо себя вести — троллям отдам», — и сразу послушным станет. Однако, как и среди любой породы, бывают у троллей исключения. Людей с особым даром чародеями кличут или волшебниками, колдунами, магами — по-разному, какой дар больше всего выражен, так и зовут. А вот те тролли, что из общей толпы выделяются, все, как один, Мостовыми Троллями зовутся. В первую очередь потому, что по загадочной прихоти природы их дар только на рукотворных мостах проявляется. Сойдет с моста на землю или в реку свалится — мигом в обычного тролля превратится, но пока на мосту стоит, и неважно, деревянном или каменном, почти ничем с ним не совладать! Стрелы не берут, мечи в секунду тупятся, самое крепкое копье сломается, один тролль на мосту может любую армию остановить, мост сам за него сражаться будет. Да это и так все видели — неспроста камни ожили, моего коня богатырского пленив, пробудила их магия тролля, страшная и первобытная, — другим, кто не взошел на мост, еще время есть спастись, отступив, а вот меня ждет верная погибель… Интересно, Алендас еще улыбается или уже торжествует? Истории про Мостовых Троллей ему не хуже меня известны. Понимает, что, даже если спасусь, в реку сиганув, как богатырь опозорюсь. Что это за герой, коня своего верного троллю на съедение отдал? Думает, наверно, что я сам себя перехитрил, в ловушку загнав, и правильно думает. Мы, богатыри, такие вот загадочные существа — знаем ведь, что ловушка, а все равно лезем! — Ну берегись, сила нечистая! — прогрохотал я, спрыгивая с коня и повесив на него ножны. — Пришел твой час! Не будешь ты тут больше воду баламутить. Так вкуси же силушки богатырской! И, раскинув объятия, пошел на тролля — даром что он меня в два раза выше и в десять раз тяжелее. Только так, голыми руками, по легенде, с Мостовым Троллем и можно совладать. Сам Манисей-полубог легендарный однажды такой подвиг совершил. Вышел на тролля с голыми руками, сплелся с ним в объятиях да от моста оторвал, а там вся силушка из тролля и вытекла, стал он самым обычным. Ну и верные спутники Манисея-полубога, пока он так над землей Мостового Тролля держал, его стрелами и утыкали… Подвиг легендарный, хоть и не самый известный. Во-первых, никто не верит, что в объятиях тролля даже полубог может уцелеть, во-вторых, Манисей опростоволосился — какой же это подвиг, когда тебя сотня лучников выручает? Ну а в-третьих, Мостового Тролля не убили, а только ранили, и он потом до конца своих дней Манисею прислуживал. А народ рабовладельцев не любит, ему все больше бессребреников борцов за правое дело подавай, а где таких дураков в нужном количестве отыщешь? Так что нечто подобное подвигу Манисея, правда с определенными вариациями, я и собирался повторить. Спутники аж дыхание затаили. Цезарь верный ржать перестал, а кобыла принца (или мне показалось?) даже копытом у виска покрутила. Тролль тоже отреагировал — заметил, что я с голыми руками на него иду, дубину свою в сторону отложил, да мы друг на друга как бросились да сцепились в объятиях, как даже влюбленные после долгой разлуки схлестнуться неспособны… — Гррр-ггррр-ггрррррр-г-ггргррр-г ррр-грргр-г-г-ггррр-р рр-гррргрррр-г-г-г-гр-г[6]…— рычало зловонное чудовище, сжимая меня так, что скрипели все кости и выворачивались суставы. Но я не сдавался! Героическим усилием я разжимал его смертельную хватку, выворачивался, в свою очередь выкручивая троллю руки. — Г-гррг-г-ггр-гр-г-г-гг-грр р-грр-гррг-грр-г ррр-г ррр-ггр![7] — Горло само издавало грозный боевой клич, от которого в сердце любого врага вселяется страх. Схлестнулась первобытная сила тролля с волей богатырской, схлестнулись чудовище и герой, злая воля и стремление к справедливости — скрип и скрежет. В этой схватке двух противоположных начал тяжело разобрать, кто берет верх. Связанным комком мы катались по мосту, и не могла вся магия Мостового Тролля помочь ему справиться с героем. — Гррр-гг-гррр-г-г-ггрр-гг-гр-грг-гр-ггр-гргр-гргр-грррр-г-ггрр-гррр![8] — рычал он от злости и ярости, осознав, что никогда ему не одолеть истинного богатыря, ибо дело мое правое и справедливость на моей стороне! Но борьба пока еще шла с переменным успехом, хоть я свято верил в свою победу, оставалось лишь сделать последнее усилие, последний рывок… — Гр-гр р-г-г-грр-г-г-грр ррр р-г-г-г-грг-г-ггр-г-гргрр![9]— прогрохотал я и поверг тролля! Оставили его силы — мне даже не понадобилось отрывать его от моста. Огромное чудовище безвольно поникло, признав свое полное и безоговорочное поражение! Это был миг триумфа, миг торжества. Я сам до последнего момента не верил, но превзошел самого Манисея-полубога, а не просто повторил его легендарный подвиг! Я сразил Мостового Тролля прямо на камнях моста, я совершил невозможное, и теперь этому подвигу жить в веках! Оставив тролля стоящим с понуро опущенной головой, я подошел к Цезарю, камни моста выпустили его из своего плена, и выхватил из ножен меч. — Так получи же ты, чудовище, что заслужило! — поднял я свое оружие, готовясь обезглавить чудовище, но упало оно предо мной на колени и взмолилось человеческим голосом: — Помилуй, богатырь! Пощади! Я буду тебе служить верой и правдой! «И смилостивилось сердце богатырское»… Да такую башку часа два рубить, это если он будет колодой лежать и не шевелиться, а то начнет крутиться, так и за сутки не управлюсь! И это хорошим топором, а меч у меня даром что богатырский, все больше резать, а не рубить приспособлен. Так что придется, видать, миловать, хотя надо тоже сделать это артистично. За принца с ребятами я не переживаю, они понятливые, знают, о чем не надо болтать, а вот Алендас, стоит сыграть неестественно, мигом подвох какой заподозрит! Еще решит, что не явил я в последний миг свое милосердие, а заранее все задумал — заведется червь сомнений, еще решит раскрутить, а не имел ли Тиналис-богатырь легендарный в прошлом с троллями связей, еще найдет свидетелей, которые десять лет назад видели богатыря в компании очень похожего тролля… Зачем мне это все нужно? Баяны, конечно, мне поверят — у меня рейтинг богатырский выше, да и новыми былинами я их частенько балую, мне слава — им работа. Но все равно чем правдивее сейчас тролля буду щадить, тем лучше! Идеальный вариант — это замахнуться, ударить, но в последний момент буквально на вершок удар отвести! В обычной жизни такое почти нереально сделать, чтоб волос срезать, а кожу не поцарапать, но сейчас достаточно всего лишь чуть наклонить лезвие. И бей хоть со всей дури — у тролля шкура такая, что меч сам по ней проскользнет, не поцарапает. Главное, чтоб назад не отскочил, а то совсем некрасиво будет — будто хотел я голову отрубить, да не получилось. Но я меч как бы не первый и не второй даже десяток лет от себя не отпускаю, — может, есть лучше мастера этими железками размахивать, но уж ударить как надо, да еще не в пылу сражения, а в спокойной обстановке, смогу! Свист воздуха — и лезвие срезает клочок шерсти с головы тролля. — Я богатырь, а не палач! Живи, нечисть, но чтоб больше не смел добрых людей тревожить! — Спасибо тебе, богатырь! Буду я теперь тебе служить! Ну повозражал для вида. Сначала я, потом остальные — один принц троллю сразу же дружески улыбнулся, остальные долго отнекивались: мол, не хотим с таким чудищем вместе рука об руку идти. Да тролль был непреклонен — хоть бейтесь лбом об стену, но буду вам служить! Пришлось нехотя согласиться — простился тролль со своим мостом, дубину прихватил и с нами рядом побежал. Тролли большие — никакой конь их в жизни не поднимет. В заморских странах они на слонах катаются, но игрушки это все — тролль на слоне, это гора на горе, все равно что мне на пони залезть. Увезти, может, и увезет, но пешком и быстрее, и удобнее будет, да и животину под другое приспособить можно. Так что они, как правило, пешком и странствуют — ноги длинные, выносливостью не обделены, карьер лошадиный, конечно, не догонят, но неспешным галопом спокойно могут сутками рядом бежать. Не ведая устали. Есть такая диковинка заморская, лошадь с мешком воды на спине — верблюдом зовется, по пескам бродит, караваны водит, плевками да выносливостью славится. Ну так по сравнению с настоящим троллем любой верблюд хиляк — тролли без воды и без еды могут по месяцу жить, бежать неделю без передышки, сражаться столько же, меча не опустив. А уж про Мостового Тролля и речи не идет — мы ведь, пока едем, постоянно через мосты да мостики перебираемся, а ему стоит на один такой ступить — любой, не обязательно свой — и сразу же магическим образом сил наберется. Даже кормить не надо — тролли камням да деревьям родственны, первые из земли тянут соки, в глубинах вулканов растут, теплом подземным питаются, вторым и вовсе солнышко да дождик подавай. Конечно, и есть тролли тоже умеют — иные дикие особи даже человеческим мясом не брезгуют, так ведь и среди людей каннибалы встречаются. Я как-то жил в одном племени каннибалов почти три недели, почетным гостем был — они очень хорошие на самом деле люди, только с определенными культурными особенностями. Кого попало не едят, а только специальных жертв, которых до этого годами откармливают — это, между прочим, большой почет, собой желудки всего племени порадовать. Такое еще заслужить надо, и многие матери, когда их новорожденным детям подобный жребий выпадает, сходят с ума от радости! Я к ним в гости с приятелями попал как раз во время ритуального обеда — приятелям плохо стало, а я ничего. После того что в мире повидать довелось, даже не удивился — ну идет человек добровольно в суп, радуется, что им сейчас лакомиться будут. Бывает… В чужой монастырь со своим уставом не ходят, и, когда супом угостили, отказаться не рискнул… А то хозяев не уважишь, так они и тебя по прямому назначению… Хорошо, что тролли не такие. А Тын, как нашего тролля звали, и вовсе лапочка, самый культурный из тех, кого я знаю. Бежит — не рычит, сядет — молчит, звуки непотребные не издает, сторонних путников клыками не пугает. Они, правда, и сами с дороги отходят, только нас завидят вдали, — ну так и правильно. Когда два богатыря (настоящий и фальшивый), принц, гном и эльф скачут, а рядом тролль трусцой — от греха подальше лучше пропустить, а то затопчут — не заметят. Богатырям положено, когда они в «квесте», как иноземцы проклятые наши подвиги богатырские кличут, под ноги не смотрят, сколько смердов под ногами коня богатырского сгинет — столько и будет. Подвиг все равно важнее, ни один баян в жизни о таких бытовых мелочах баять не будет. Это все равно что описывать, как богатырь ходит в туалет — по секрету скажу, что точно так же, как и все остальные люди. А один мой приятель, Фух-богатырь, всю жизнь энурезом страдал — так он так в истории и остался, «богатырь, что из кустов на врагов внезапно выпрыгивает». Даже имя себе на этом сделал. Выскакивал обычно на врагов довольный такой и кричал облегченно: «Фух!..» А они и решили, что это он так представляется… А самая большая польза от Тына в том, что при нем ни Алендасу свои гнусные интерпретации моих подвигов рассказывать как-то не хочется, ни Тронгвальду петь, даже Лютик плакать побаивается. Рядом с троллем разговоры как-то сами собой замолкают — я уже давно эту особенность заметил. И когда учился в Рокшерской Монастырской Академии, вовсю использовал — когда хотел в тишине позаниматься, подсаживался к троллю, и никто уже не отвлекал… Впрочем, о том, что я вместе с троллем в самом закрытом учебном заведении мира учился, куда только по личному дозволению отца-настоятеля попасть можно, лучше не упоминать. Во-первых, могут выводы сделать нехорошие, будто я с Тыном и раньше был знаком. Ну а во-вторых, все равно не поверят. Умные богатыри еще в истории водились, тот же Агамир Звездный, до того как идти вампиров ловить, тридцать три года алхимиком числился. Собственно говоря, он только тогда против вампиров пошел, когда особо действенный состав разработал — одной щепотки достаточно, чтоб все болото взорвать. Эх, жалко, что третий подвиг Агамира Звездного стал последним: теоретик, в полевых условиях дозу неверно рассчитал и взлетел на воздух со всем горным массивом, немало демонов тьмы за собой унеся. А то мне его порошочек иногда очень бы пригодился… Ну да бог с Агамиром, не о нем речь. Если умные богатыри, которые два плюс два сложить умеют, еще встречаются иногда, то умный тролль, которого сам отец-настоятель Рокшерского Монастыря в академики посвящал, тролль, который не только читать-писать умеет, но и собственную философскую школу имеет, тролль, у которого драконы не стыдятся совета просить, — такое чудо ни один баян в свой репертуар не возьмет. Сказки сказками, да меру надо знать — что я одним взмахом меча тысячу врагов поверг, это пожалуйста, я ведь богатырь, и меч соответствует, а что тролль-философ под мостом живет — не поверят. Я и сам долго не верил, пока однажды не выдал мне Тын свою концепцию бессознательного… Что-то про «Великую Волю», «Мировой Дух» и «Постижение Истины Через Поступок». Говорят, революция в философии, хотя я по жизни к другим революциям привык. Чтоб королям головы рубили, а недовольных на костер — а как философские концепции революционизировать, до сих пор в толк взять не могу… Ночевать нам, к сожалению, в трактирах больше не довелось — ни один трезвомыслящий хозяин такую гоп-компанию к себе на порог не пустит, а так как отказывать героям у нас не принято, то, как правило, когда мы приезжали в очередное селение, таверна как раз становилась на ремонт. Такое вот осеннее осложнение ремонтной болезни. Ну да ничего, еще не холодно: у костра посидеть да свежее мясцо поесть — только в радость! Главное я еще на первом привале сделал — когда с Тыном за дровами пошли, объяснил ему ситуацию. — Против дракона не пойду, — заявил тролль. — Они хорошие, просто ферментативный баланс иногда нарушается, вот и начинают шалить, как дети. Так что даже не проси, а за Алендасом, так и быть, пригляжу — эмоциональная составляющая его поведения выдает определенные приобретенные психологические комплексы, — рассказывал Тын, пока излишне доверчивая птичка, сев мне на плечо, щебетала что-то на ухо, — что может свидетельствовать о зачаточном состоянии зарождающейся шизофрении. Экстраполируя его поведенческую модель, я имею основания предположить, что с его стороны возможны определенные эксцессы, и постараюсь минимизировать их последствия. — А ты, гляжу, времени зря не терял… — для поддержания разговора вставил я свой грош. — Так под мостом скучно сидеть — местные совсем ко мне привыкли, не боятся, шастают над головой когда захотят, путники вроде тебя редко заглядывают, не повеселишься. Вот и остается изучать по книжкам основы психологических моделей личности… Между прочим, очень интересная и почти не исследованная тема. Традиционный подход оперирует лишь категориями эмоций — «добрый», «злой» — или биологическими категориями — «человек», «тролль», — но если попытаться абстрагироваться от довлеющего авторитета догм, то можно элементарно понять, что все это относительно и общность категории «разумный» нивелирует разницу между под категориями… Я тебе в другой раз об этом подробнее расскажу. Вот. Дрова. Принес. Костер. Жгите. Грр-гр-гр… — в традиционной для тролля манере закончил Тын, когда мы попали в зону слышимости наших спутников. Недаром говорят в народе, что тролля понимать — дурью страдать. Что обычные тролли, которые кроме «га?», «шо?» да «ну я тебе…», ничего не знают, что Тын с его «приобретенными психологическими комплексами» — один черт! Только кивать и остается. Он ведь думает, что я тоже умный — ну еще бы, почти год в Рокшерской Монастырской Академии проучился, из библиотеки не вылезал. А между прочим, это единственное место, где до сих пор сохранились достоверные карты Утраченного Града — в других местах их еще больше тысячи лет назад сожгли как еретические. Причем уж в чем в чем, а в этом все церковники, маги и простые смертные были заодно — технологии Утраченного Града должны навеки остаться сокрытыми, слишком много горя они принесли людям. Ведь именно в Утраченном Граде правил великий король — величайший белый маг в истории человечества, который одолел смерть и познал истину. Тот, от которого остались лишь камни короны — безделушка, вобравшая ничтожную часть его безграничной силы… Об этом лучше даже не думать! Пусть принц считает меня хоть сто раз скупердяем — камни мне нужны, чем больше, тем лучше. Я пожертвовал тем из них, который утратил силу, но остальные отдавать не хочу. Их ждет свой час, свой подвиг, тот, ради которого я некогда и стал богатырем… Утраченный Град — величайшее проклятие и загадка нашего мира. Я разгадаю тебя, только для начала придется убить дракона и свергнуть короля-некроманта… Да, мелочи жизни. Дорога до степи заняла ровно столько времени, сколько я и рассчитал, — зря Алендас переживал, что мы идем обходным путем. Прямым трактом мы бы добрались всего лишь на день раньше. Мы, богатыри, время днями не меряем, у нас все подвигами идет, совершил — следующий. Погода ясная, солнечная, из туч только птичьи трели — в степи крылатым раздолье, тут травы никто не косит, путал не ставит, а мышей осенью столько бывает, хоть мешками загребай. Степняков, понятное дело, тоже хватает, но они народ свободолюбивый, земли много, вот и кочуют от стойбища к стойбищу, коз гоняют, корова у них рогатым чудищем считается, а хлеб из пшеницы — гадость несъедобная. Сами муку из сорной травы делают, из дикой, только у нее, говорят, правильный вкус — мало получается, ну так и лепешка пресная у них что для простых людей торт. Лакомство великое, которым только по особым праздникам кормиться дозволено. «Лепешкой угостить» — одолжение великое сделать, «мы с ним лепешки пекли» — мы с ним друзья неразлучные, «лепешку раскрошил» — помер, видать. Вся правда в народной мудрости, кому как не нам, богатырям, поборникам справедливости, защитникам слабых и обиженных, героям народным, об этом знать! А из молока козьего степняки такую брагу гонят, м-м-м… Стоп! На время подвига только трезвость! Брагой козьей и после успешное завершение отметить можно. Стоим на краю степи, тишину слушаешь — лишь птиц крики да травы шелест отвлекает. Так и хочется дикой природе ответить, слиться с ней воедино… — Вшссссс! — свищу я как птица, и разносится этот свист на лиги и лиги вокруг. — Тиналис? — внимательно смотрит на меня принц. — Все в порядке? — Да ничего, просто вырвалось… Люблю я степь… Тут красиво… — честно отвечаю я. — Да, — соглашается парень. — Красиво… Остальные молчат — Тронгвальд красоту женского тела любой другой предпочитает, Тын — красоту и элегантность очередной теории, Лютик — лучше промолчу, об Алендасе и думать не хочется. Только мы с принцем понимаем, как это прекрасно… — И перед нами простерлась очей прекрасная отрада, и песнь души, златая степь, мы рады ей, она нам рада! Наш путь лежит за горизонт, по этим золотистым травам, по этим золотым полям, а не угрюмым, злым дубравам, — нежданно-негаданно продекламировал эльф. — О правы, правы вы, друзья, я сын лесов, но я согласен. Прекрасна перед нами степь, и лик златой ее прекрасен. Так двинем в путь, пойдем вперед, по травам цвета золотого, пойдем же подвиг совершать мы по души веленью зова! Чего стоите, нас не ждет дракон, что дремлет за горами, пойдем мы, страх не испытав, и он умоется слезами! — Как красиво, мой милый Тронгвальд, — качал головой гном, с трудом сдерживая слезы. — Как красиво. — Так что, мы идем? Или стоим? Или куда? Или что? Я не понял! — прорычал тугодум тролль, бездумно моргая лишенными разума злыми глазами. — Может, наш Тиналис легендарный степи испугался? — вспомнил о своей язвительности Алендас. — Как страшно — ни одного деревца до горизонта, а если сверху ворона нападет, где он прятаться будет? Как будто услышав, недалеко раздалось: кар! — Поехали, — кивнул я своим мыслям. Для коня степь что для мужика бар! Их бы воля — весь мир была бы одна огромная степь, причем трава никогда не кончается, на зиму снегом не укрывается, и никаких волков (дома со сковородками)! А только истосковавшийся по вольной жизни жеребец, кобыла или на крайний случай мерин попадает в степь — мигом пробуждается! В лесу или даже на дороге не жизнь, а сплошное мучение — скачи куда гонят и попробуй только отклониться в сторону, травку пощипать, мигом шпорами получишь, чтоб не выподковывался! А тут все стороны едины, хозяин на секунду бдительность потерял — и ты уже в другую чуть-чуть сторону скачешь, где трава выше да сочнее, а уж мельком на ходу ухватить пучок-другой незаметно — для этих хитрецов не проблема! Дай волю — они бы тут вечно паслись, но приходится подгонять, не успевают травку щипать, еще на привал надеятся. Одна принца кобыла все время что-то жует и такими хитрыми глазами смотрит, что я иногда задумываюсь — тогда, при первой встрече, я ее действительно припугнул или она сама мне подыграть решила? Мой Цезарь — понятно, его история отдельной книги заслуживает, но в этой кляче серо-буро-малиновой что за загадка? Похоже, принц и сам не знает. Может, это царевна заколдованная, ее надо поцеловать, и тогда она в человека превратится? Надо будет дать на привале такой совет, а то потом не в царевну, а сразу в королеву превратится… И будет она до конца дней вспоминать, как принц ей на шею сел… Час скачем, второй — в степи время незаметно идет, только солнце и плывет по небу. Ни домов, ни дорог — травы да травы, и еще травы, убаюкивают-успокаивают, это получше будет, чем собственный пуп сутками созерцать. Есть такой за морем народ, совсем крыша поехала: утверждают, будто жизнь — это мучение, и если человек хочет правильно жить, то он жить не должен, потому что жизнь — это неправильно. У них главный подвиг — отказаться от собственного «я» и слиться с мировым абсолютом, тратят на него всю жизнь. Погостил я у них, убедился, что для богатыря там ничего не светит, плюнул и в более дикие края укатил. Где слова «золото», «женщина» и «выпивка» еще не потеряли свой первоначальный смысл. На третий час воронья больше стало, будто со всей степи к нам слетелись, кружат, воронка целая над головой, признак тревожный, да кто, кроме меня, вверх смотрит? Все уже давно головы опустили да дремлют, а Тын, тот и вовсе с закрытыми глазами бежит — редчайшее умение спать на бегу. В людных землях опасно, еще чей-то дом может снести или столб, а тут все равно, кроме трав ничего нет, ноги отдельно бегут, разум отдельно в высших сферах витает. Эх, зря люди в народные приметы не верят — народ мудр, говорит, что вороны кружат — не к добру, значит, не к добру. Народу надо верить. Вот я верил и потому, когда в один прекрасный момент как будто на пустом месте вокруг нас пару тысяч всадников-степняков вынырнуло, ни капельки не удивился. Стоят, кольцом окружили, луки натянуты, сабли в любой момент могут из ножен выскочить, лица замотаны тряпками, — пожалуй, «гостеприимной» такую встречу не назвал бы даже самый заядлый оптимист. — Это что? — без особых эмоций поинтересовался принц, вторым после меня заметивший неприятность. — Ловушка, наверно, — пожал плечами я. — А-а… — вздохнул он, как будто это все объясняло. — Ловушка — это плохо. Конечно, плохо, а ловушка степняков — это плохо вдвойне. Потому что кто ее поймет, загадочную степную душу, — и зачем мы им понадобились, и как про нас только узнали, неведомо. Боюсь, этой загадке положено будет остаться в истории неразгаданной. — А это еще кто такие? — опомнился Алендас. — Что они здесь делают? — Сии враги пришли по наши души, и пробил наш, похоже, смертный час — спасенья не видать нам в этой жизни, удачи светлый лик покинул нас! — признал Тронгвальд очевидную истину. — Прощайте, милые, прощайте… — лепетал сквозь слезы Лютик. — Убить? — скорчив самую тупую рожу, спросил Тын, поигрывая своей дубиной. — Не надо, — отрезал я. — Всем успокоиться. Народы степи никогда не отличались безудержной жестокостью, и если они решили нас окружить, то для этого были веские причины! Надеюсь, мы с ними сможем договориться, но на всякий случай держите ухо востро. А кольцо все сжималось и сжималось… Степняки медленно, но верно приближались, не опуская обнаженное оружие. Надо сказать, зрелище внушительное. В далеких краях их любят изображать дикарями, которые пьют прокисшее козье молоко и греются у костра из лошадиного навоза. В былинах они славятся своей жестокостью к врагам и излишне гордым нравом. О культуре степи если и говорят, то как о чем-то несуществующем. Мол, письменности не знают. Ну не знают, зато их певцы, владеющие секретными мнемоническими принципами, знают баллад да былин побольше, чем в иной библиотеке наберется. А некоторые степные сказания только и хранят достоверные сведения о былом. Книжку можно переписать, но никто неспособен исказить глас народа! Степняки фантазию пересказчиков не поощряют, они вообще отдают предпочтение традиции, и если поешь былину, как шесть сотен лет назад Алыкхан-воин Птичьего Царя одолел, то изволь слово в слово, как тогда свидетели поведали, рассказать! В одном слове ошибешься — репутация, считай, на всю жизнь испорчена: что за певец такой, что слов песни выучить толком не может. В одеяниях они тоже верность предкам хранили — никакая мода в степь уже тысячи лет не заглядывала. В священных шкурах из козьей кожи, сандалиях на босу ногу, в скрывающих лица тряпках — они как будто сошли с древних гравюр. Единственное, что поменялось, так это оружие — знаменитый Бардыхан-вождь триста двадцать лет назад поспорил с богами и вышел из этого спора победителем, доказав, что современный многослойный стальной меч намного лучше древней железной реликвии. С тех пор за оружием они следят регулярно, не брезгуют даже такими техническими новинками, как многоствольные арбалеты, разве что корабельные пушки еще не додумались использовать. Да и зачем пушки в степи — стен крепостных тут отродясь не водилось, на дно пускать некого по причине отсутствия такового, а сойдешься с врагами врукопашную — так никакие ядра не помогут! Только стрелы да ятаганы — и по тому, и по другому степняки во всем мире великими мастерами слывут. Причем заслуженно. Наконец, когда до первых рядов степного войска два десятка саженей осталось, остановились. Так положено, ближе подойти, — значит, бой начать, а на таком расстоянии еще переговоры вести можно. И вперед вышел степной чардыхай — нечто вроде толмача, глашатая, посланца и переговорщика одновременно. В рог козлиный дважды протрубил, — значит, действительно атаковать нас не собираются пока, а переговоры вести будут. — Волею Бардыхана Девятого те, кто в земли наши без позволения пришел, остановитесь и слово держите: кто такие да за какой надобностью степные обычаи порушили! Интересно получается. Бардыхан Девятый — это формальный, якобы существующий вождь всех степных племен. Сын Бардыхана Восьмого, внук Бардыхана Седьмого, правнук Бардыхана Шестого. Существует ли такой в природе — неведомо, потому что ни одного из Бардыханов, кроме первого, простому люду видеть не положено. Только «голос» их время от времени раздается — якобы они за порядком следят, в дела племен не вмешиваются, но, когда обычаи нарушаются, приходит чардыхай и карает «волею Бардыхана очередного». Значит, получается, нас обвинили в нарушении обычаев степи. Но чтоб их нарушить, надо быть степняками, а значит, нас автоматически признали таковыми! И мы имеем все права и обязанности степняка, первая и основная из которых — право на Божий Суд. Красиво. Хотя рискованно. — Уважение Бардыхану Девятому! Мы вольные странники, путь по делам своим держим. Али не дозволено нынче сими землями странствовать? — ответил я, начав с ритуального приветствия и дав адекватный по степным меркам ответ. Тут каждый имеет право ехать куда пожелает, и имя свое никому называть не обязан. — Вольные странники, которые зверя дикого с собой привели, что троллем зовется? — переспросил чардыхай. — Ведомо ли вам, что волею Бардыхана Седьмого тролли к лютым чудовищам приравнены, а еще волею Бардыхана Третьего лютым чудовищам в наши земли хода нет! Выходит, тролль виноват? Красиво и, главное, правдоподобно — с волей Бардыхана не поспоришь, а что всегда можно найти иную волю, которая будет этой противоречить, — так в том политика и заключается, чтоб в нужный момент вспомнить правильный закон, а все неудобные временно забыть. А еще удобно — теперь тролль как бы поставлен отдельно от остальных, то есть мы — степняки, с общими правами и обязанностями, а он — чудовище при нас. Но ведь друзей выручать положено. Вот если бы мы захотели его бросить, то нет проблем, нас одних бы дальше спокойно пропустили. Да нельзя так! Все понимают — негеройский это поступок, а значит, действовать надо адекватно! — Не зверь это, а спутник наш разумный! — заверил я. — Хоть разумом своим от нам подобных и отличается. И попробуйте меня во лжи обвинить! Действительно — отличается, кто еще сможет выговорить «хроническая дисфункция иммунной системы в стадии ремиссии», а Тын такими фразочками, если без свидетелей, часами ругаться может! — Али желаете вы с волей Бардыхана поспорить? — изумился чардыхай, вспомнив того самого, первого Бардыхана-вождя, которому даже номера не положено. — Желаем! — твердо заверил я. — Так свершится же Божий Суд, воля Бардыхана против слов чужеземца! — громогласно провозгласил чардыхай, трижды подул в козлиный рог и скрылся в толпе. И тишина. Все стоят, ждут чего-то, степняки — Божьего Суда, мой отряд — пока я им разъясню, что тут к чему. Пришлось рассказывать. — Божий Суд, — поведал я, — это древний степной обычай. Настолько древний, что вы в принципе могли бы и сами догадаться, что он собой представляет. Как определить правого, когда божьего знамения можно всю жизнь ждать, законов писаных да неписаных еще не существует, а только ты, он да верная дубина в руке. Совершенно верно, Божий Суд — это бой: до смерти, первой крови или очевидного поражения одной из сторон. До того как степи была явлена «воля Бардыхана», все вопросы только таким методом и решались. Да и потом, единственный способ оспорить волю великого вождя — положиться на богов и собственное оружие. Правил особых нет, разве что вершится Божий Суд всегда один на один, оружие разрешено только «честное», без яда и прочих хитростей, а вердикт обжалованию не подлежит. Так что нам сейчас предложили устроить поединок — один боец степи против одного нашего бойца. Если наш победит, то Тын будет признан «разумным троллем» и пропущен, если их — Тын будет признан «лютым чудищем» с соответствующими последствиями. Так что не переживайте, Тиналису-богатырю не впервой такие подвиги совершать, я пошел… — Я тебе буду помогать! — заверил тролль, поигрывая своей дубиной. — Тын! — мягко, как ребенку неразумному, улыбнулся я. — Тебе нельзя. Понимаешь? Бой должен проходить один на один, ты не можешь мне помочь и сам сразиться тоже не можешь, потому что ты для них зверь! Понимаешь? — Тын будет помогать Тиналису! Тиналис пощадил Тына, Тын обязан Тиналису жизнью, Тын спасет Тиналиса и сразится вместе с ним! — повторил тролль. — Нельзя, Тын! Нельзя! — проорал я на ухо троллю. — Тиналиса могут ранить. Тын его будет защищать! Я тебя в обиду не дам, Тиналис! — не отступал от своего тролль. — Тын, ты должен сидеть тут и не рыпаться! Понимаешь, это мой бой — я должен его выиграть, а ты не вмешивайся! Я герой, Тын, герой, а герои должны одни сражаться! Это подвиг такой, понимаешь? Под! Виг! — Тын не будет сидеть, Тын вмешается и поможет Тиналису! Достаточно или еще раз? Мы с Тыном так можем часами спорить — только в радость, степняки тоже не спешат, Божий Суд спешки не терпит, но тот, кто надо, уже все, что должен был услышать, услышал. — Подвиг, говоришь? — отталкивая меня в сторону, вперед вышел Алендас. — Да ты, Тиналис, без помощи своих слуг ни на какие подвиги не способен! Хочешь узнать, кто такой настоящий герой? Я тебе расскажу — это не тот, кто только золото и умеет грабить, и не тот, кто за спиной тролля прячется! Герой не будет ждать, а выйдет вперед и сразится! Ну же, дети степи, я пришел. Где ваш боец? Пусть выходит, пусть узнает, что такое настоящий Божий Суд! Нарушение всех мыслимых и немыслимых правил! Положено выйти, чинно поклониться, проговорить: «Я чист перед богами, и да свершится их правосудие». После чего выйдет представитель другой стороны, поклонится, скажет: «Боги, рассудите нас». И только Тогда начнется бой… Ну да ладно. Алендасу простительно. Будем считать его фразу неточным переводом, в конце концов, язык степи достаточно аллегоричен, и такая концепция тоже допустима. С большой натяжкой. Видно, противоположная сторона также решила, так что из строя навстречу Алендасу вышел самый обычный степняк. Такой же, как и сотни других, разве что малость более худой да жилистый. Скинул шкуры, с головы повязку снял — еще мальчишка, младше принца, неужто это и есть самый великий воин племени? А другого на Божий Суд выставлять не принято, тут все должно быть честно, по справедливости… Окружающие воины тем временем перед мальчишкой на колени стали. Значит, действительно велик. Посмотрим, что ему Алендас противопоставить может… — А ты что, совсем не переживаешь? — тихо поинтересовался я у принца, пока два бойца стояли друг против друга. — Нет, — качает головой. — А зачем? — Ну как же… Ловушка… Злые враги… Их много, нас мало… — попытался было я стать на место молодого парня. — А вдруг Алендас не победит… — Но ведь ты сам не переживаешь, — значит, пока все идет по плану, — пожал плечами парень. Железная логика! Даже возразить нечего. Если сам еще молод и не знаешь, когда нужно волноваться, а когда можно проявить твердость характера, достаточно брать пример с более зрелого товарища. Делай как он, и все будет в порядке. Если бы все молодые парни следовали той же самой логике, то знаменитый конфликт поколений и вовсе бы не возник. Увы, молодежь, как правило, считает себя самой умной — они все знают и умеют лучше нас, вот только почему-то из передряг мы их вытаскиваем… Нет, принц мне определенно нравится, хоть именно по его прихоти я этому проклятому лжебогатырю руку пожимал! Один раз проревел рог, и бой начался! — Они сошлись — волна и пламень, стихи и проза, лед и камень[10]…— закатив глаза, не своим голосом декламировал эльф. Вот уж не сказал бы… Скорее как два урагана. Я даже предположить не мог, что Алендас настолько хороший воин! Да такого просто не может быть — будь он настолько великолепен, не пришлось бы совершать всех этих надуманных «подвигов», можно было и настоящий совершить. С таким мастером-мечником мне в жизни не совладать! Скорость — только глаза следить успевают, я бы уже как минимум два удара пропустил, а степной воин уворачивается! Хотя сам в атаку перейти не может — с первых же секунд ушел в глухую оборону, лишь изредка делает жалкие попытки провести контратаку, да куда там. Алендас дерется с точностью механического воина, видел я такие игрушки в заморских странах, якобы живые, да из сплошных пружин да шестеренок и с опытом монаха, что всю свою жизнь мудрость боя постигал… Бой только начался, а я сразу понял — будет Божий Суд на нашей стороне! И степняки поняли. Ворчать не положено, уж они умеют доблесть ценить, понимают, что их великий с величайшим встретился, вот и стоят скорбно опустив головы — уже прощаются со своим товарищем… А ведь действительно убьет! Алендас не пожалеет, и, самое обидное, история будет на его стороне, но такого допускать нельзя! Суд мы выиграем, да отношение со степью испортим — они нас будут лишь уважать, а этого слишком мало. Надо что-то делать! «Лови момент!» — как сказал древний поэт, и я его поймал. В тот короткий миг, когда Алендас уже поверг молодого степняка, когда глубокий порез уже обезобразил лицо юноши, но голова не успела слететь с плеч, когда сабля была сломана, однако меч еще не пронзил молодое тело, я успел донести до богатыря свою волю: — Стой!!! А вот теперь его решение — рискнет ослушаться? Не рискнул. И верно. Одно дело — сразить в пылу битвы, а другое — добить беспомощного врага. Первое — героизм, второе — злоба. А отделяет их всего один крик — не успел бы я, не видать парню мамки своей, а так пришлось Алендасу притормозить. Крошечный нюанс — успело ли совершиться хоть одно действие между концом сражения и смертью врага — полностью меняет все акценты баллады. Нюанс — его чувствуют лишь баяны да герои, в идеале, конечно, враг сам должен пощаду запросить, но если враг не успел или слишком гордый — придется мне ему помочь. — Признаёшь ли ты свое поражение? — адски улыбался Алендас, удерживая лезвие меча у горла пораженного мальчишки. — Признаю… — прошептал тот. — Признаёте ли вы его поражение? — прокричал Алендас, обращаясь к окружившим нас воинам степи. — Признаем… — ответили те, кто понимал наш язык. — Божий Суд свершился! Мы правы и мы идем дальше! А ты, мальчишка, прочь — мне не нужна твоя жизнь! Героический поступок. О своей снисходительности Алендас еще долго будет вспоминать, а ведь, между прочим, если бы не мое вмешательство, то героизма ему не видать как своих ушей. И нет бы поблагодарить — подошел, оттолкнул Тына плечом, кровь на мече демонстративно вытер. — Ну убедился, Тиналис, как богатыри сражаться должны? И никакого золота мне за это не нужно… А может, действительно не нужно? Или я совсем в людях разучился разбираться, или Алендас наслаждался самой схваткой, наслаждался собственной силой, той властью, которую он имел над степняком? Правом в любой момент безнаказанно отнять жизнь — если так, то он не только подлец, но и псих. Хотя попробую обвинить — опять никто не поверит, решат, что конкурента подставляю… А степняки тем временем разъезжались. Накинув одеяние, их боец растворился в толпе, и так же молча, как пришли, они и ушли, даже траву не помяв. И опять пустынная степь, море трав — куда, спрашивается, войско врагов делось? Только сломанная сабля да пару не впитавшихся в землю бурых пятен и намекали на то, что тут недавно происходили определенные события… — Поехали, — только и сказал я. Больше никто на пути не попадался — даже воронье улетело, и до поздней ночи проскакали без остановок. А там и на привал устроились. Костер никто зажигать не стал, опасное это дело, в степи-то как займется трава, так не потушишь. Охрану тоже ставить не стали — из хищников тут только птицы, а мы для них слишком крупная добыча. Завалились все спать… Да в такую ночь любого сон сморит, любой в царство Морфея, бога легендарного, которому эллины поклонялись, погостить отправится. Едва заметное дыхание эльфа сливается с шумом ветра, рядом, свернувшись клубочком, сопит гном, причмокивает во сне Алендас, молча дремлет принц. Храпит тролль-великан, да так, что на фоне его храпа даже вражескую конницу не услышать… Темно — новая луна только завтра родится, значит, через шесть дней празднику Первой Крови быть… — Спасибо тебе, Тиналис… — раздается у меня под ухом тихий голос — настолько тихий, что я и сам с трудом разбираю слова. — И извини… — Это ты меня извини, — одними губами отвечаю я, зная, что мой собеседник даже в полной тьме меня услышит. — И не за что благодарить — я сделал так, как любой другой на моем месте… — Любой, но не тот демон в обличье человека, что сражался сегодня против моего сына. Ты спас ему жизнь, ты исправил мою глупость, и я приношу тебе клятву степи, отныне твое слово — воля… — Сына? — удивленно переспрашиваю я, вернее, лишь шевелю губами. — Это был твой сын? — Да. Бардыхан Десятый. Он еще слишком молод и горяч, но когда-нибудь станет великим вождем… Если бы не ты, нашему роду было бы суждено прерваться, но теперь мой сын запомнит этот урок… Прости, Тиналис, я слушал твои слова, да не слышал, ты говорил, насколько опасен враг, но в гордыне своей я не посмел возразить сыну, когда он сам возжелал отнять его жизнь… — Твой сын — отличный воин, — честно похвалил я. — Он сражался как герой. Даже я не смог бы сразиться лучше, но Алендас сегодня был как будто одержим демоном, и никто не смог бы с ним совладать… Это я должен просить у тебя прощения. Я должен был понять, что твоим воинам никогда не совладать с таким врагом… — Ты плохо знаешь моих воинов, Тиналис, — ответил голос, и не понять, то ли хвастается, то ли говорит что есть. — Степные боги щедры. Мой сын умен, смел и отважен, но по сравнению с другими он еще слишком юн. Если бы я услышал твои слова, если бы я одолел свою гордыню и послал другого бойца, твой враг был бы сражен. Ты прав, в нем чувствуется сила демона, но она еще не раскрылась, и врага можно одолеть. Это лишь моя вина, что не удалось избавить тебя от подобной угрозы. Прости, я сделал меньше, чем мог… — Ты сделал больше, чем я ожидал, — сказал я. — И твоей вины ни в чем нет — ты не мог знать, с кем придется иметь дело… — Дело вождя, Тиналис, не знать, а предвидеть. Я, Бардыхан Девятый, ошибся, и моя ошибка едва не стоила жизни единственному сыну. Ты исправил мою ошибку. Проси что пожелаешь, мой долг не знает границ, и я клянусь степью, что исполню твою волю… — Я буду помнить об этом. Спасибо тебе за все. Когда будет великая нужда, я обращусь к тебе… — Обратись к степи, Тиналис, и степь тебя услышит… Удачи тебе в странствии. У тебя достойные друзья, и я верю, вы сможете одолеть врага… Голос затих. Как будто его никогда и не было. Будто это было лишь сновидение, а не человеческий голос. Я уверен: оглядись вокруг — и на версты и версты ни единого живого существа, даже если средь ночи запылает солнце. В степи много загадок… — Магия? — не переставая храпеть, шепотом спросил Тын — удивительное умение троллей. — Степь, — столь же тихо ответил я. — Ты слышал наш разговор? — Да. И я тебе вот что скажу — в определенные моменты поединка действия Алендаса невозможно объяснить, основываясь на его человеческом происхождении. Потому высказывание о нечеловеческом происхождении его силы имеет под собой достаточно четко детерминированную доказательную базу… — Да я уже понял, что с ним далеко не все так просто… Если что, ты сможешь справиться? — На мосту — смогу, — коротко, но ясно ответил тролль. Настолько все плохо? Да, дела оборачиваются не так оптимистично, как хотелось бы, да никто и не обещал легкой прогулки. За легкую прогулку так не платят — придется и дальше фантазировать. План со степью, увы, потерпел фиаско, а ведь я на помощь Бардыхана очень рассчитывал. Степной вождь передо мной в долгу, пришлось однажды поучаствовать в одном весьма деликатного свойства деле, перед которым вся мощь степи была бессильна. А ведь я его предупреждал: «Осторожно!» «Алендас опасен», — с каждой отправленной птицей-посланником — самым надежным способом общения со степняками — передавал. Хотя это скорее была перестраховка. Помню я, как он семь лет назад на королевском турнире выступал. Хороший боец, но и там занял лишь второе место. Не может быть, чтобы человек одними лишь тренировками за такой короткий промежуток времени настолько продвинулся в мастерстве. Но, как оказалась, не такой уж и лишней была перестраховка. Аледнас всех удивил, причем степь едва не осталась без будущего вождя… Но во всем есть свои позитивные стороны. Если раньше Бардыхан был мне просто обязан, то теперь обязан вдвойне и самым ценным, что есть у любого отца (почти любого — король-некромант не считается). А помощь степи и право на волю (то есть мои слова теперь равны по силе словам самого Бардыхана) никогда лишними не будут… Уже даже есть наметки, как их можно будет использовать! Пожалуй, один из этапов плана следует скорректировать дополнительно, но справятся ли они с… — Мы справимся… — донесся до меня шепот степи, — Ты только позови, и мы придем… Ну и отлично! Теперь можно с чистой совестью прекращать притворяться и погружаться в самый настоящий сон. |
||
|