"Темный принц" - читать интересную книгу автора (Фихан Кристин)

Глава 7

Поездка до дома на машине оказалась мучительной. Тело Михаила настоятельно требовало крови, чтобы восполнить ту, которую он потерял. С каждым мгновением он становился слабее, а от боли морщинки на лице стали глубже. Он был древним, а все древние испытывали эмоции, поэтому они хуже переносят физическую боль. В обычных условиях он бы просто остановил свое сердце и легкие, чтобы кровь перестала вытекать. А потом за дело бы взялся целитель, а остальные предоставили бы ему то, в чем он нуждался.

Но Рейвен изменила все это. Рейвен и что-то еще, или кто-то еще, наблюдает за ними. Он все еще чувствовал тревогу. Он знал, что тот, другой, наблюдал за ними на расстоянии, даже когда они ехали несколько миль по направлению к его дому.

— Михаил, — прошептал Эрик, как только они доставили его в безопасность его дома, — позволь помочь тебе.

Рейвен стояла возле двери, внимательно всматриваясь в бледные черты Михаила. Он внезапно стал выглядеть намного старше, чем на тридцать лет, как она определила для себя его возраст. Вокруг рта залегли белые морщины, но его сознание было совершенно безмятежным, а дыхание даже расслабленным. Она молча отступила назад, уступая дорогу.

Отказ Михаила от ее помощи причинил ей боль. Если он предпочел компанию своих людей, то она не собирается терять достоинство, позволив им увидеть, как это ее беспокоит. Она слегка прикусила нижнюю губу, в глазах застыло беспокойство. Ей только надо было лично убедиться, что с ним все будет хорошо.

Они отнесли Михаила вниз, в спальню, и Рейвен последовала за ними.

— Мне вызвать доктора? — спросила она, хотя уже знала ответ.

Она чувствовала: они хотят, чтобы она ушла, что она каким-то образом им мешает. Инстинктивно она знала, что Михаил не получит необходимую помощь, пока она не уйдет.

— Нет, малышка. — Михаил протянул к ней руку.

Она подошла к нему, и они переплели пальцы. Он всегда был таким сильным, таким физически здоровым, а теперь выглядел таким бледным и изнуренным. Рейвен почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.

— Тебе нужна помощь, Михаил. Скажи мне, что надо делать.

Глаза Михаила, такие черные и холодные, вдруг потеплели, когда его пристальный взгляд остановился на ее лице.

— Они знают, что делать. Это не первая моя рана и не самая худшая.

Он невесело улыбнулся.

— Это то самое дело, которым ты должен был заняться сегодня вечером?

— Ты же знаешь, что я охочусь на тех, кто убил мою сестру.

Он казался уставшим и утомленным. Рейвен ненавидела спорить с ним, но кое-что должно быть сказано.

— Ты сказал, что всего лишь прогуляешься, ничего опасного. И нет необходимости лгать мне насчет того, что ты делал. Я знаю, что ты большая шишка в этих местах, но знаешь что? Я тоже выслеживала убийц. И предполагалось, что мы будем доверять друг другу.

Байрон, Эрик и Жак посмотрели друг на друга, приподняв брови. Байрон беззвучно повторил слово «шишка». Никто из них не рискнул улыбнуться, даже Жак.

Михаил нахмурился. Он понял, что обидел ее.

— Я не нарочно сказал неправду. Я всего лишь вышел, чтобы произвести небольшое расследование. К сожалению, все вышло иначе. Поверь, я не собирался получить рану. Это был несчастный случай.

— У тебя есть привычка попадать в неприятности, когда меня нет рядом. — Рейвен улыбнулась, но глаза ее оставались серьезными. — Как нога?

— Всего лишь царапина, ничего такого, о чем бы стоило волноваться.

Она снова замолчала, взгляд синих глаз рассеянно скользил по его лицу, словно она погрузилась в себя.

Михаил почувствовал, как что-то глубоко внутри его шевельнулось. У нее был тот самый взгляд, означающий, что она снова думает слишком много. Это было последнее, в чем он сейчас нуждался, и в ее молчании было что-то такое, что его тревожило. Она не могла покинуть его. И хотя разумом он понимал это, но сердцем не хотел, чтобы она желала его покинуть, чтобы даже задумывалась об этом.

— Ты злишься на меня, — сказал он.

Рейвен покачала головой.

— Нет. Честно — нет. Может быть, я в тебе разочаровалась.

Она смотрела печально.

— Ты сказал, что между нами не может быть лжи, и сам при первой же возможности солгал.

Она снова прикусила губу. В глазах блеснули слезы, но она нетерпеливо сморгнула их.

— Когда ты просил меня доверять тебе, Михаил, мне показалось, что и с твоей стороны будет точно такое же доверие ко мне. Тебе следовало бы относиться ко мне с большим уважением, по крайней мере к моим способностям. Во время выслеживания я использовала психическую связь. Я выслеживала, используя чьи-то глаза. Некоторые из твоих людей такие небрежные и самодовольные. Некоторые из вас даже не беспокоятся о ментальной защите. Все вы настолько высокомерны, что вам даже в голову не приходит, что человек — существо, не принадлежащее к вашей совершенной расе, — может войти в ваши сознания. Вы выявили одного, похожего на меня, который приговаривает ваших людей к смерти. Но если я смогла проникнуть в ваши сознания, она тоже сможет сделать это. Мой вам совет, чтобы не стало еще хуже, принимайте более серьезные меры предосторожности.

Рейвен отступила от протянутой успокаивающей руки Михаила.

— Я просто пытаюсь спасти ваши жизни, а не мщу.

Только гордость заставляла ее удержаться и не показать, как она расстроена. Она уже почувствовала, что потеряла его, их уникальную близость. Каким-то образом она знала, что в ее жизни уже не будет другого мужчины, другого времени, когда она сможет смеяться и разговаривать так, как это было с ним.

— Тебе не нужно говорить что-то еще, Михаил. Я видела твою небольшую царапину собственными глазами. И ты был прав, вы там были не одни — за вами наблюдала я. На моем языке честность означает правду.

Рейвен сделала глубокий вдох, с сожалением сняла кольцо и осторожно положила его на прикроватный столик.

— Мне очень жаль, Михаил, правда жаль. Я знаю, что подвожу тебя, но я не вписываюсь в ваш мир. Я не понимаю ни его, ни его правил. Пожалуйста, окажи любезность — держись подальше и не пытайся связаться со мной. Мы оба знаем, что на самом деле я не подхожу тебе. Я уеду первым же поездом.

Она повернулась и направилась к двери. Но та захлопнулась с громким стуком. Она, не оборачиваясь, молча смотрела перед собой. Воздух звенел от напряжения, от какого-то темного чувства, которому она не могла дать названия.

— Не думаю, что, если мы продолжим наши отношения, от этого будет какой-либо прок. Тебе прямо сейчас нужна помощь. Очевидно, что бы они ни намеревались делать, это такая тайна, что об этом никто не должен знать. В том числе и я. Позволь мне вернуться домой, и пусть они тебе помогут.

— Оставьте нас, — приказал он остальным.

Они неохотно повиновались.

— Рейвен, подойди сюда, пожалуйста. Я слаб, и мне понадобятся все оставшиеся силы, чтобы подойти к тебе.

Он говорил искренне, и это разбивало ей сердце. Она закрыла глаза, сопротивляясь силе, что звучала в его ласковом голосе.

— Не в этот раз, Михаил. Мы не только живем в двух разных мирах, у нас разные системы ценностей. Мы попытались, я знаю, как тебе этого хотелось, но я так не могу. Может быть, никогда и не могла. Все произошло слишком быстро, и мы действительно не знаем друг друга.

— Рейвен.

С какой теплотой он произнес ее имя.

— Подойди ко мне.

Она прижала пальцы ко лбу.

— Я не могу, Михаил. Если я позволю тебе снова ко мне приблизиться, я перестану уважать себя.

— Тогда у меня нет иного выбора, кроме как самому к тебе подойти.

Он перенес вес своего тела на руки, чтобы начать двигаться, подтаскивая раненую ногу.

— Нет!

Она встревоженно обернулась.

— Перестань, Михаил. Я позову остальных.

Она толкнула его назад на подушки.

Он неожиданно сильно обхватил ее за шею.

— Ты — единственная причина, почему я сейчас жив. Я говорил тебе, что буду совершать ошибки. Ты не можешь поставить на мне крест, на нас. Ты знаешь меня, знаешь все самое важное обо мне. Ты можешь заглянуть в мое сознание и узнать, что я нуждаюсь в тебе. Я бы никогда не причинил тебе боли.

— Ты уже причинил мне боль. Обидел. Те люди за дверью — твоя семья, твой народ. А я из другой страны, я принадлежу к другой расе. Это не мой дом и никогда им не будет. Позволь мне позвать их и просто уйти.

— Ты права, Рейвен. Я говорил тебе, что между нами не будет лжи, но тем не менее я испытываю потребность защищать тебя от всего жестокого и пугающего, от всего, что может причинить тебе вред.

Он погладил ее губы привычным жестом.

— Не покидай меня, Рейвен. Не губи меня. Твой уход меня убьет.

В его глазах было столько выражения, он так хотел убедить ее. Он не отводил глаз, не пытался скрыть от нее неприглядную правду своего мира, свою отчаянную уязвимость.

— Михаил, — тихо сказала она, — я смотрю на тебя, и что-то глубоко внутри меня говорит, что мы принадлежим друг другу, что ты нуждаешься во мне и что без тебя я никогда не буду целостной. Но я знаю, что это абсурдно. Я прожила почти всю свою жизнь сама по себе и была довольно счастлива.

— Ты была отверженной, ты испытывала боль. Никто не видел тебя, не знал, кем ты была. Никто не сможет оценить тебя и позаботиться о тебе лучше, чем я. Не делай этого, Рейвен. Не надо.

Он притянул ее к себе. Как она могла ему сопротивляться? Было поздно, слишком поздно. Его рот уже нашел ее. Его губы были прохладными, мягкими и такими нежными, что у нее на глазах навернулись слезы. Она уткнулась лбом в его лоб.

— Ты обидел меня, Михаил, правда, обидел.

— Я знаю, малышка, мне очень жаль. Прости меня.

Она улыбнулась.

— Это действительно так легко?

Он вытер слезинку с ее щеки.

— Нет, но это все, что я могу дать тебе сейчас.

— Тебе нужна помощь, и я знаю, что не могу ее оказать. Я пойду. Свяжись со мной, когда сможешь. Я обещаю никуда не уходить, пока тебе не станет лучше.

— Рейвен, надень мое кольцо, — попросил он.

Она покачала головой, отходя в сторону.

— Не думаю, что нужно это делать, Михаил. Пусть все остается так, как есть. Я должна подумать.

Он погладил ее затылок, потом руку, начиная с плеча и до самого запястья, на котором его пальцы сомкнулись.

— Завтра мне нужно будет выспаться, хорошенько выспаться. Я хочу защитить тебя от тех людей.

Он знал, она подумает, что они будут мучить его. Рейвен отбросила прядь его волос со лба.

— Со мной все будет в порядке, как и все эти годы. Ты так заботишься о своем мире, что и не догадываешься, что люди могут позаботиться каждый о себе. Я обещаю, что не уеду от тебя и буду осторожна. Я не собираюсь прятаться у них в шкафу или под кроватью.

Михаил взял ее за подбородок.

— Эти люди опасны, Рейвен, они фанатики. Я понял это сегодня ночью.

— Они узнали тебя?

У нее перехватило дыхание. Она хотела быстрее позвать его друзей, чтобы они позаботились о его ранах.

— Конечно нет. Да у них и не было такой возможности. Я узнал еще два имени. Это Евгений — темноволосый, с венгерским акцентом.

— Это, должно быть, Евгений Словенски. Он приехал на поезде с туристической группой.

— И некто Курт.

Он снова откинулся на подушки, не в состоянии терпеть боль в бедре. Это было похоже на то, как если бы ногу пилили тупой пилой.

— Курт ван Хелен. Он тоже из туристической группы.

— Там еще и третий мужчина. Никто не называл его по имени. — Его голос выдавал, насколько он ослабел. — Ему около семидесяти, седые волосы и тонкие седые усы.

— Это, должно быть, Гарри Саммерс, муж Маргарет.

— Гостиница превратилась в гнездо ассасинов. Но самое худшее, что акушерка сказала своему мужу, да и всем им, что Ноэль не была нежитью. Как они могли поверить в этот абсурд, когда она родила ребенка? Господи! Какая бессмысленная потеря.

Печаль снова оглушила его, только усиливая боль. Рейвен почувствовала, как его тоска отозвалась в ней.

— А теперь я пойду, чтобы они могли помочь тебе, Михаил. Ты слабеешь с каждой минутой. — Наклонившись, она поцеловала его в лоб. — Я чувствую их беспокойство.

Он схватил ее за руку.

— Надень мое кольцо. — Он ласкал внутреннюю сторону ее запястья. — Я хочу, чтобы ты носила его. Это очень важно для меня.

— Хорошо, Михаил, но только пока ты отдыхаешь. Мы поговорим об этом, когда ты почувствуешь себя лучше. А теперь зови своих друзей. Я возьму твою машину, чтобы добраться до гостиницы.

Она дотронулась до него. Его кожа была холодной, очень холодной. Рейвен надела кольцо. Но он снова схватил ее.

— Не приближайся к этим людям. Оставайся в своей комнате. Я просплю целый день, поэтому и ты отдохни, а вечером я приду за тобой.

— Звучит многообещающе. — Она нежно поправила прядь его волос. — Думаю, тебе надо подольше оставаться в постели.

— Карпатцы исцеляются быстро. Жак проследит, чтобы ты благополучно добралась до дома.

— В этом нет необходимости, — отказалась она, так как чувствовала себя неловко в присутствии незнакомцев.

— Это нужно ради моего спокойствия, — нежно сказал Михаил, глазами умоляя ее не спорить.

Рейвен кивнула, и он решил еще раз испытать судьбу.

— Но прежде чем уйдешь, пожалуйста, постарайся выпить еще один стакан сока. Чтобы я, по крайней мере, об этом не беспокоился.

Он знал, читая ее мысли, что она уже пыталась выпить сок. Но ее желудок воспротивился прежде, чем она успела сделать хоть один глоток. В этом он винил себя. Он был в ответе за то, что ее организм отказывался принимать человеческую пищу. Рейвен и так была слишком худенькой. Она не может оставаться без пищи.

— Мне от одного запаха становится плохо, — призналась она, желая рассмешить его, но понимая, что это невозможно. — Я думаю, что и правда подхватила грипп. Михаил, я попробую это сделать, попозже.

— Я помогу тебе, — пробормотал он тихо, его глаза помрачнели, — я должен сделать это для тебя. Пожалуйста, малышка, позволь мне это сделать, ведь это так просто.

Дверь позади нее распахнулась, и трое мужчин вошли в комнату. Один остался стоять рядом с дверью в ожидании. Он выглядел как облегченная версия Михаила.

— Вы, должно быть, Жак.

Рейвен еще раз дотронулась до холодной руки Михаила, прежде чем выйти из комнаты.

— А вы Рейвен.

Он смотрел на кольцо на ее пальце, даже не пытаясь скрыть усмешку. Она подняла бровь.

— Я не хотела его расстраивать. Мне показалось, это лучший способ побыстрее уйти, чтобы вы смогли ему помочь.

Она не могла использовать Жака, чтобы видеть Михаила. Его ментальные щиты были так сильны, что вовнутрь невозможно было проникнуть. Байрон оказался более легкой мишенью.

Когда она подошла к входной двери, Жак покачал головой и взял ее за руку.

— Он хочет, чтобы вы выпили сок.

— Ах, оставьте меня. Я же сказала, что не могу.

— Мы можем задержаться здесь на всю ночь. — Он пожал плечами и усмехнулся. — Я бы не против. У Михаила очень уютный дом.

Она посмотрела на него свирепо, хотя ей хотелось расхохотаться.

— Вы такой же, как и он. Но не думайте, что это комплимент, — добавила она, когда он довольно ухмыльнулся.

От его кривой улыбки, казалось, останавливается сердце. Он, наверное, разбивает сердца везде, где появляется.

— Вы ведь родственники? — предположила Рейвен, уверенная в своей правоте.

Как же может быть иначе? То же очарование, те же глаза, тот же взгляд.

— Когда это ему удобно.

Он налил в стакан свежего яблочного сока и подал ей.

— Он бы не узнал, — попробовала она возразить.

Если она выпьет, это ее убьет.

— Он узнает. Он всегда все знает. И пока вы сомневаетесь, он раздражается все больше. Так что пейте.

Она покорно вздохнула и попыталась заставить себя сделать глоток без вмешательства Михаила. Она знала, что Жак был прав. Он бы узнал, если бы она не выпила сок, а это, как ей показалось, было для него очень важно. В животе у нее все перевернулось, протестующе поднялось. Рейвен задохнулась, закашлялась.

— Позовите его, — велел Жак, — позвольте ему помочь вам.

— Но он так слаб, ему не стоит это делать.

— Он не уснет, пока не позаботится о вас, — упорствовал Жак. — Позовите его, или мы никогда не уйдем отсюда.

— Вы даже говорите как он, — пробормотала она.

Михаил, мне жаль тебя беспокоить, но мне нужна твоя помощь.

Он послал ей теплоту и любовь.

Его приказ позволил ей выпить все до последний капли и удержать сок в желудке. Она ополоснула стакан в раковине.

— Вы были правы. Он не позволил им оказать ему помощь, пока я не выпила сок. Он такой упрямый.

— Наши женщины всегда на первом месте. Не волнуйтесь за него, мы бы никогда не позволили, чтобы что-то случилось с Михаилом.

Они вышли из дома и направились к машине, которой не было видно среди деревьев. Рейвен замерла.

— Прислушайтесь к ним. К волкам. Они поют ему, для него. Они знают, что он ранен.

Жак открыл перед ней дверцу машины. Он рассматривал ее, и его темные глаза были так похожи на глаза Михаила.

— Вы необычная.

— Вот и Михаил так говорит. Я думаю, это здорово, что волки ему сочувствуют.

Жак завел двигатель.

— Знаете, вы никому не должны говорить о том, что он ранен. Это может быть опасно.

Он сказал это спокойным тоном, но она почувствовала: если понадобится, он будет защищать Михаила до конца.

Жак нравился Рейвен, более того, она почувствовала с ним связь, но тем не менее смерила его хмурым взглядом.

— Вы все такие высокомерные. Вы упорно полагаете, что в силу того, что люди не обладают достаточными телепатическими способностями, им недостает и ума. Я убедила вас, что у меня есть мозги и я в состоянии все понять сама.

Он снова ей усмехнулся.

— Должно быть, вы совсем свели его с ума. Назвать его шишкой! Это было великолепно. Готов поспорить, его так назвали впервые.

— Ему это полезно. Если бы больше людей доставляли ему проблемы, он стал бы более...

Она замялась, подбирая правильное слово. А потом тихо рассмеялась.

— Он стал более податливым.

— Податливым? Это слово мы никогда не употребляем по отношению к Михаилу. Никто из нас не видел его более счастливым, чем сейчас. Спасибо, — тихо добавил Жак.

Он предусмотрительно поставил машину в тени.

— Будьте очень осторожны сегодня ночью и завтра. Не покидайте своей комнаты до тех пор, пока Михаил не свяжется с вами.

Рейвен закатила глаза и скорчила гримасу.

— Со мной все будет хорошо.

— Вы не понимаете. Если что-нибудь случится с вами, мы потеряем его.

Она замерла, не выпуская дверцы.

— Они же позаботятся о нем?

Ей не хотелось говорить это, но она чувствовала, словно пропала какая-то ее часть, словно от ее души был оторван довольно большой кусок. Ее разум требовал связаться с Михаилом, всего лишь дотронуться до него. Все, что угодно, лишь бы убедиться, что с ним все в порядке и они все еще едины.

— Они знают, что надо делать. Он быстро поправится, но я должен вернуться. В отсутствие Грегори я сильнейший и ему ближе всех. Он нуждается во мне прямо сейчас.

Михаил был слаб, чувствовал боль, и голод вгрызался в него вместе с чувством вины. Он ранил ее и едва не потерял. Как он мог сделать столько ошибок, когда она была всем, что имело для него значение? Он никогда не должен был говорить ей неправду, кроме самого главного.

Рейвен.

Ему нужно было дотянуться до нее, прикоснуться к ее сознанию, узнать, что она там. Несмотря на боль, слабость и голод, тяжелее всего была ноющая рана в душе. Умом он понимал, что ритуал, связавший их воедино, и вызвал эту невыносимую потребность, но это знание не мешало желанию дотронуться до ее сознания.

— Михаил, пей!

Жак материализовался рядом с кроватью и притянул старшего брата к себе, а его лицо превратилось в маску ярости.

— Почему ты позволил ему обойтись без помощи, Эрик?

— Он думает только о женщине.

Жак тихо выругался.

— Она в безопасности в своей комнате, Михаил. Ты должен пить ради вас обоих. Один не может существовать без другого. Если ты не выживешь, то и ее обречешь на смерть или, по крайней мере, на неполноценную жизнь.

Жак справился с гневом, сделав глубокий вдох.

— Возьми мою кровь. Я отдаю ее тебе добровольно. Моя жизнь принадлежит тебе, вместе мы сильнее.

Он произнес формальные слова, подразумевая именно то, что говорил. Он был готов отдать жизнь за вожака. Остальные в это время начали ритуальное исцеляющее пение. Они произносили слова в своеобразном гипнотическом ритме — древний язык был прекрасен.

За своей спиной Жак слышал бормотание, вдыхал сладкий запах успокаивающих и исцеляющих трав. Карпатская земля, богатая целебными свойствами и смешанная с травами и их слюной, легла на рану. Жак обнимал брата, чувствуя, как его сила, его жизнь перетекают в Михаила, и благодарил Господа за то, что в силах помочь ему. Михаил был хороший человек, великий человек, и его люди не могли потерять его.

Михаил чувствовал, как сила вливалась в него, в его истощенные мускулы, в его мозг и сердце. Сильное тело Жака задрожало, и он резко опустился на край кровати, тем не менее продолжая поддерживать голову брата, чтобы ему было легче восполнить то, что он потерял.

Михаил сопротивлялся, удивляясь, каким сильным еще оставался Жак и каким слабым продолжал оставаться он, несмотря на отданную ему кровь.

Нет! Я подвергаю тебя опасности! — резко сказал он в его сознание, потому что Жак отказывался отпустить его.

— Тебе еще недостаточно, брат. Бери то, что я отдаю тебе добровольно, и не думай ни о чем, кроме исцеления.

Жак продолжал напевать, пока мог, и подал знак Эрику только тогда, когда уже сильно ослаб и не мог обходиться без посторонней помощи.

Эрик сделал надрез на своем запястье, не раздумывая и не поморщившись при виде открытой и болезненной раны, предлагая свое запястье Жаку, который продолжал подпитывать Михаила своей животворящей кровью. Эрик и Байрон продолжали напевать, пока Жак восстанавливал и свою силу, и силу Михаила.

Комната, казалось, была наполнена теплотой и любовью, чистым и свежим запахом. Ритуальное исцеление означало новое начинание. Но именно Эрик остановил процесс, когда увидел, что кожа Михаила порозовела, услышал устойчивое биение его сердца и почувствовал, что кровь свободно и безопасно течет по его венам.

Байрон, поддерживая, обхватил Жака за плечи, помогая ему устроиться на стуле. И без разговоров занял место Эрика, предлагая живительную жидкость Жаку.

Михаил пошевелился, принимая боль как часть процесса выздоровления, часть жизни. Он повернул голову. Его темные глаза нашли Жака и остановились на нем, подобно прикосновению.

— С ним все в порядке?

Голос тихий, но все же командный. Михаил оставался властным при любых обстоятельствах.

Жак поднял взгляд, он казался бледным и изнуренным, но улыбнулся и подмигнул.

— Я потратил немало времени, вытаскивая тебя из беды, старший брат. Вроде бы мужчине на добрые две сотни лет старше меня должно было хватить здравого смысла, чтобы присмотреть за своим тылом.

Михаил устало улыбнулся.

— Ты научился дерзить, пока я тут валялся.

— У нас есть четыре часа до рассвета, Михаил, — серьезно заметил Эрик. — Нам с Байроном нужно питание, а тебе надо уйти под землю. В скором времени разлука с твоей женщиной начнет разъедать тебя. А ты не можешь себе позволить тратить энергию, дотрагиваясь до ее сознания. Тебе стоит уйти под землю прямо сейчас, пока ты еще можешь это выдержать.

— Я установлю меры безопасности и лягу спать на несколько футов выше тебя, чтобы гарантировать твою безопасность, — тихо сказал Жак.

Из-за ассасинов он потерял свою сестру, но не собирался терять и брата. Да ему и самому требовалась земля. И хотя Эрик с Байроном уступили ему место в своей постели, он все еще был слаб и нуждался в исцеляющем сне.

Михаил поднял бровь.

— Пять минут в ее обществе, и ты готов взбунтоваться?

Слабая и усталая улыбка смягчила твердую линию его рта.

Он устало закрыл глаза, и на него нахлынуло чувство вины. Именно на Рейвен этой ночью ляжет тяжкое бремя. Он будет глубоко под землей, далеко за пределами боли, за пределами понимания разлуки, за пределами печали и ненависти к своей расе. Это Рейвен окружена ассасинами, и ей постоянно будет грозить опасность. Более того, ей придется вынести потерю их ментальной связи.

Малышка.

Он вложил в этот вызов всю свою любовь.

Тебе лучше?

Облегчение.

Скоро все будет хорошо. Ты в постели?

Опять постель! Я слышала тебя раньше, твой страх за Жака. Я знаю, это был Жак. В твоих мыслях сквозила привязанность к нему. С ним тоже все хорошо?

Он устал, так как дал мне кровь.

Поддержание контакта на расстоянии отнимало силы, но он отчаянно нуждался в этом ради них обоих.

Я слышу, что ты устал, поспи. А обо мне не беспокойся, нежно дала она указания.

Она тосковала по прикосновениям его пальцев, по его облику.

— Михаил, ты разговариваешь с ней! — гневно воскликнул Эрик. — Ты не должен это делать.

Жак жестом отпустил Эрика.

— Вы должны были понимать, что он так поступит. Михаил, если хочешь, один из нас может погрузить ее в сон.

Ты будешь чувствовать неудобство. Ты обнаружишь, что тебе трудно спать, трудно есть. Ты будешь испытывать желание находиться рядом со мной. Твое сознание будет искать мое, хотя ты не сможешь дотянуться до меня. Я не хочу использовать силу, чтобы помочь тебе этой ночью со сном. Но ты позволишь Эрику или Байрону погрузить себя в сон?

Михаилу эта идея не нравилась. И Рейвен обнаружила, что улыбается. Он не представлял, как легко ей удается прочесть его. Он хотел, чтобы она была в безопасности, чтобы она спала в то же время, что и он, но сама мысль о том, что другой мужчина сделает что-то столь интимное, как внушение сна, была ему неприятна.

Со мной все будет в порядке, Михаил. Правда в том, что мне довольно трудно принять такого рода вещи даже от тебя. Поэтому я никогда не смогу принять это ни от одного из них. Со мной все будет в порядке. Я обещаю.

Я люблю тебя, малышка. Это слова твоего народа, но они идут от всего сердца.

Михаил собрал остатки сил, чтобы послать просьбу единственному человеку, которому он мог довериться, чтобы гарантировать безопасность Рейвен.

Она закрыла глаза, понимая, что должна позволить ему уйти, прежде чем силы оставят его.

Спи, Михаил. На языке твоего народа ты мой Спутник жизни.

После того как он ушел, она еще долгое время лежала, уставившись в потолок. Она еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, такой опустошенной. Она обхватила себя руками, уселась на лоскутном одеяле и стала раскачиваться всем телом. Она всегда была одинока и научилась довольствоваться собственной компанией, как маленький ребенок.

Рейвен вздохнула. Это так глупо. С Михаилом все будет хорошо. Она могла почитать, поучить язык. Язык Михаила. Она босиком прошлась по комнате. Почувствовала, что замерзла, и растерла тело руками, чтобы согреться.

Включив лампу, Рейвен вытащила из чемодана купленный недавно роман в мягкой обложке, решительно настроенная вникнуть в замысловатый детективный сюжет, сдобренный любовной линией. Она продержалась около часа, прочитав первую главу несколько раз. Но Рейвен была настроена решительно, пока не осознала, что не понимает ни единого слова. В раздражении она швырнула книгу через всю комнату.

Что же ей делать с Михаилом? В Штатах у нее нет ни семьи, ни кого-либо еще, кто стал бы беспокоиться, если б она не вернулась. После всего, что случилось, ей все еще хочется быть рядом с Михаилом — она должна быть рядом. Здравый смысл подсказывал ей уехать, прежде чем все зайдет слишком далеко. Но ни в душе, ни в сердце не оставалось здравого смысла. Рейвен устало провела рукой по волосам. Она не желала возвращаться к работе по выслеживанию серийных убийц.

Так что же делать с Михаилом? Она так и не научилась говорить ему «нет». Она знала, что это любовь. Она встречала несколько пар, которые по-настоящему любили друг друга. Но то, что она чувствовала к Михаилу, было чем-то большим. Больше чем страсть и теплота, это граничило с одержимостью. Каким-то образом Михаил находился внутри ее, течет в ее крови, оборачивается вокруг ее сердца. Он как-то вошел в ее сознание, украв потаенную часть ее души.

Ее тело не просто страстно желало его, горело для него — от потребности в нем у нее мурашки бежали по коже. Она была похожа на наркомана, отчаянно нуждающегося в наркотике. Что это — любовь или болезненная одержимость? Кроме того, есть и другие чувства, которые Михаил к ней испытывает. Его чувства всегда настолько обнажены. По сравнению с тем, что он испытывал к ней, ее собственные чувства казались ей жалким подобием. Их отношения пугали ее. Он был собственником, диким и неприрученным. Он был опасным — человек, который управляет остальными, который привык к абсолютной власти. Судья, присяжные и палач. Так много людей зависит от него.

Рейвен закрыла лицо руками. Он нуждается в ней. У него больше никого нет. Он действительно нуждается в ней. Только в ней. Она не была уверена, откуда знает это, но она знала. И не сомневалась. Она видела это в его глазах. Они были холодными и бесчувственными, когда он смотрел на других. И в тех же самых глазах была теплота, когда он смотрел на нее. Его рот мог быть твердым, даже жестоко изогнутым, пока не смягчался, когда он смеялся вместе с ней, разговаривал с ней, целовал ее. Он нуждался в ней.

Она снова стала вышагивать по комнате. Его традиции и образ жизни так отличались от того, к чему она привыкла.

«Ты напугана, Рейвен, — сказала она самой себе и прижалась лбом к оконной раме. — Ты действительно боишься, что никогда не сможешь его покинуть».

Он обладал такой властью и так бездумно ею пользовался. Даже более того, если быть справедливой. Она нуждалась в нем. В его смехе, в том, как он дотрагивался до нее — так нежно, с такой любовью. В том, как он страстно желал ее, в его пристальном взгляде, горящем, голодном и собственническом, в его желании, таком настойчивом, что он становился неуправляемым. В его речи, в его уме, в его чувстве юмора, настолько ей близком. Они принадлежали друг другу. Две половинки одного целого.

Рейвен остановилась в центре комнаты, пораженная своими мыслями. Почему она думает, что им предназначено быть вместе? Ее сознание казалось ужасно рассеянным, хаотичным. Обычно Рейвен оставалась спокойной в любой ситуации, думая рационально, но сейчас она была на это совсем не способна. Все в ней взывало к Михаилу, только чтобы ощутить его присутствие, почувствовать, что он рядом. Не задумываясь, она потянулась к нему и обнаружила пустоту. Он был либо слишком далеко, либо погружен в слишком глубокий сон, вызванный действием лекарств, и она не могла до него дотронуться. Из-за этого она почувствовала себя плохо и одинокой, как никогда. Как будто ее лишили всего. Нервничая, она прикусила костяшки пальцев.

Она машинально ходила взад и вперед по комнате, снова и снова, пока не почувствовала себя обессилевшей. Тяжесть на сердце, казалось, возрастала с каждым шагом. Она потеряла способность думать, спокойно дышать. В отчаянии она вновь потянулась, чтобы прикоснуться к сознанию Михаила, зная при этом, что он в безопасности. И опять обнаружила пустоту.

Рейвен села, подтянув колени и обхватив руками подушку. И в этой темноте, покачиваясь взад и вперед, она ощутила, как ее затопила печаль. Она поглотила ее, и все, о чем Рейвен могла думать, — это Михаил. Он ушел. Оставил ее, и она совершенно одна, человек только наполовину, лишь бесплотная тень. Горячие слезы побежали по ее лицу, и внутри разрасталась пустота. Она не сможет существовать без него.

Все ее мысли об отъезде, все разумные доводы больше не имели значения. Ее разум нашептывал, что это невозможно. Михаил не может быть ее второй половинкой, ведь она многие годы жила без него. Она не может испытывать желание броситься с балкона просто потому, что в силах ментально прикоснуться к нему. Рейвен обнаружила, что пересекает комнату, медленно, шаг за шагом, словно кто-то, а не она управляет ею. Она стремительно распахнула двери на балкон, огибающий здание. В комнату ворвался холодный воздух, немного влажный. Туман окутал горы и лес. Это было так красиво, хотя Рейвен было и не до этого. Не могло быть жизни без Михаила. Ее руки обхватили деревянные перила, а пальцы рассеянно нащупали две глубокие царапины на древесине. Она погладила их, они были единственной реальностью в этом бесплодном пустом мире.

— Мисс Уитни?

Из-за охватившей ее печали она не замечала никого. Рейвен обернулась, защитным жестом прижав руку к горлу.

— Извините, что испугал вас.

Отец Хаммер говорил тихо. Он поднялся со стула в углу балкона. На его плечах было одеяло, но она видела, что он дрожит, — наверное, он уже давно сидел здесь, на холодном ночном воздухе.

— Вам небезопасно находиться здесь, моя дорогая. Он взял ее за руку и как маленького ребенка повел в комнату, тщательно закрыв балконную дверь.

Рейвен обрела способность говорить.

— Что это вы здесь делаете? И как тут оказались?

Священник улыбнулся.

— Это было нетрудно. Миссис Галвенстейн — член церковной общины. Она знает, что Михаил и я — близкие друзья. Я просто сказал ей, что Михаил помолвлен с вами и что я должен передать вам сообщение. А поскольку я довольно стар и гожусь вам в дедушки, она подумала, что можно позволить мне подождать вас на балконе, пока вы не вернетесь. И, естественно, она никогда не упустит возможность сделать что-нибудь для Михаила. Он очень щедр, а в ответ просит всего ничего. Мне кажется, именно он купил гостиницу и уступил ее миссис Галвенстейн за вполне приемлемую арендную плату.

Рейвен повернулась к нему спиной, не в силах сдержать поток слез.

— Я сожалею, отец, но не могу сейчас разговаривать. Я не знаю, что со мной.

Он помахал перед ней носовым платком.

— Михаил тревожился, что эта ночь будет... трудной для вас. И завтрашний день. Он надеется, что вы проведете его со мной.

— Я так боюсь, — смутилась Рейвен, — это так глупо. Ведь нет никакой причины бояться. Я не знаю, почему так ужасно себя чувствую.

— С Михаилом все в порядке. Он крепкий, моя дорогая, огромная лесная кошка с девятью жизнями. Я знаю его много лет. Ничто не может уничтожить Михаила.

Печаль. Она овладела каждым дюймом ее тела, вползла в ее сознание, легла тяжестью на душе. Для нее Михаил был потерян. Так или иначе, он каким-то образом за эти несколько часов отдалился от нее, ускользнул. Рейвен тряхнула головой, печаль была так глубока, что душила ее, не позволяя сделать глоток воздуха.

— Рейвен, перестаньте!

Отец Хаммер подтолкнул ее к кровати.

— Михаил попросил меня побыть здесь. Он сказал, что придет за вами ранним вечером.

— Вы не знаете...

— Зачем он вытащил меня из постели в такой час? Я старый человек, дитя. Мне нужен отдых. А вам надо подумать, как лучше воспользоваться вашими способностями.

— Но я чувствую так отчетливо, словно он умер, и я потеряла его навеки.

— Вы знаете, что это не так, — возразил он, — Михаил выбрал вас. То, что вы разделяете с ним, — то же самое его люди разделяют со своими супругами. Они считают физическое и душевное единение само собой разумеющимся. Он лелеют его, и за все время, что я их знаю, я понял: оно таково, что один едва ли может пережить потерю второго. Люди Михаила большей частью принадлежат земле, они дикие и свободные, подобно животным, но с необыкновенными способностями. И у них есть совесть.

Он всмотрелся в ее заплаканное лицо, печальные глаза. Ей все еще трудно было дышать, но он почувствовал, что слезы иссякли.

— Вы слушаете меня, Рейвен?

Она кивнула, отчаянно стараясь ухватиться за его слова, снова стать благоразумной. Этот человек знал Михаила в течение многих лет. Она чувствовала его привязанность к Михаилу, уверенность в его силе.

— По какой-то причине Бог дал вам способность создать как ментальную, так и физическую связь с Михаилом. А вместе с этим возникла и ответственность, внушающая страх. Вы буквально держите его жизнь в своих руках. Вы должны взять вверх над этим чувством и думать рационально. Вы знаете, что он не умер. Он сказал, что вернется. Он послал меня к вам из опасения, что вы причините себе вред. Подумайте, в чем причина. Вы человек, а не животное, которое воет, потеряв пару.

Рейвен попыталась вникнуть в то, что он говорит. Она чувствовала себя так, словно провалилась в глубокую яму и не могла выбраться. Она сосредоточилась на его словах, заставляя их проникнуть в свое сознание. Она глубоко дышала. Возможно ли это?

«Пропади он пропадом! Он заставляет меня пройти через все это, а ведь он знал, что такое может случиться. Как я могла зайти так далеко?»

Рейвен смахнула слезы и взяла себя в руки. Она была настроена отодвинуть горе в сторону и рассуждать здраво. Она чувствовала, как что-то пожирает ее, поджидая на грани сознания, чтобы поглотить целиком.

— А почему я не могу ни съесть, ни выпить ничего, кроме воды?

Она потерла виски, не заметив, как тревога мелькнула в обветренном лице священника. Отец Хаммер прокашлялся.

— Как давно это происходит с вами, мисс Уитни? Она пыталась сохранять спокойствие, и, подняв голову, заговорила:

— Рейвен, пожалуйста, называйте меня Рейвен. Кажется, вы и так знаете обо мне все.

Она постаралась унять дрожь. Вытянула руки, чтобы посмотреть, дрожат ли они еще. Руки мелко дрожали.

— Разве это не глупо?

— Пойдемте ко мне, дитя мое. Скоро рассвет. Вы можете провести у меня целый день. Я счел бы это зачесть.

— Он знал, что это произойдет со мной? — тихо спросила Рейвен, начиная понимать. — Именно поэтому он прислал вас. Он боялся, что я на самом деле могу причинить себе вред.

Эдгар Хаммер медленно выдохнул:

— Я тоже боюсь, дитя. Они не такие, как мы.

— Вот что он пытался сказать мне. Но я не такая, как они. Почему это произошло со мной? В этом нет никакого смысла. Почему он думал, что это произойдет?

— Вы прошли с ним через ритуал. Вы его вторая половинка. Свет в его тьме. Один не может жить без другого. Пойдемте со мной, Рейвен, вернемся в мой дом. Мы посидим и поговорим о Михаиле, пока он не придет за вами.