"Последние ворота Тьмы" - читать интересную книгу автора (Ефимов Алексей Иванович)

Эпилог: Исходы

Лэйми не сразу смог понять, где оказался — его окружала податливая, однако очень плотная среда, мутная темнота, пронизанная толстыми, желтовато светившимися колоннами, вертикальными и горизонтальными — они соединялись, образуя трехмерную решетку.

Только увидев рядом смутную фигуру Охэйо, он узнал Море Снов. Он всё же вернулся… как-то. Они оба вернулись. Но тут тоже всё изменилось, стало странным: миры-сны исчезли, их свет словно перетек в этот прозрачный кристалл. И на их вид накладывался ещё один, более слабый — словно бы он мечтал, грезил с открытыми глазами. Лэйми опустил ресницы, стараясь сосредоточиться. Теперь он видел это совершенно отчетливо — Стену Мира и множество звезд, окружающих Хару. Несомненно, она сама проецировала в него эти изображения — как, наверно, и во всех других своих обитателей, чтобы они не оставались в неведении. Поток её ощущений ничем не был похож на поток Мроо: он был холодным, четким и бесстрастным.

Среди звезд виднелись другие, подвижные точки. Лэйми постарался их разглядеть — и они тут же прыгнули к нему, стали различимы во всех подробностях. Он увидел корабли, похожие на отливающих сталью жуков — безногих, однако с короткими, острыми, изогнутыми крыльями, растущими из-под брюха; у каждого «жука» их было по три пары. На их мордах вместо глаз тлел тусклый узор из желтых, мертвенных линий. Благодаря Харе он знал, что эти «жуки» по восемь миль в длину и что это корабли Манцибурнов. Они атаковали её; их было больше тридцати. Лэйми поспел как раз вовремя, чтобы увидеть гибель звездолета Охэйо — роковой улики, приведшей мстителей из Мааналэйсы сюда. Тонкий, невидимый в пустоте луч коснулся его — и корабль исчез, не оставив ничего, кроме мгновенной вспышки и развеявшейся почти сразу же кустообразной туманности.

Потом Лэйми понял, что Хара Отрезана — Манцибурны отсекли её от своей Сети. Все её обитатели поневоле вернулись домой — разорванные, но идентичные сознания мгновенно стали целыми — и только это спасло его и Охэйо. А может, просто дало им небольшую отсрочку, потому что Манцибурны продолжали атаковать. Лэйми чувствовал, как энергетические залпы их кораблей уходили куда-то вглубь пространства, чтобы вынырнуть отвесным ударом снизу вверх и взорвать Хару изнутри; но она отклоняла, отталкивала эти удары и ослепительные солнца разрывов вспыхивали в стороне. От их ярости по силовым щитам Хары сбегали стремительные, солнечно-жидкие сполохи; её поверхность раскалилась так, что сама сияла, словно солнце. Лэйми нутром ощущал тяжелые удары, пробивавшиеся сквозь все окружавшие его толщи.

Первым его побуждением было — вмешаться в бой, как-то помочь Харе, но он не мог и это оказалось очень мучительно — беспомощно смотреть на сражение, от которого зависит твоя жизнь.

Манцибурны изменили тактику. Теперь они стреляли не залпами чистой энергии: из глубины пространства вырывались сгустки гравитации. Они по-прежнему не могли достичь Хары, но, растекаясь волнами, проходили сквозь её защитные экраны, угрожая расколоть корпус и сбивая точнейшую настройку реакций в Ядре; она знала, что Манцибурны рассчитывали именно на это.

Благодаря окружавшей его жидкости Лэйми не чувствовал гравитационных всплесков — только мощные волны сжатия и растяжения, пробующие на прочность его тело. Тех, кто был наверху, сейчас бросало от стены к стене, словно мух в погремушке; это не могло им повредить, но наверняка было крайне неприятно.

Атака Манцибурнов понемногу достигала цели: свет замигал и каждый следующий удар ложился чуть ближе. У Хары уже не было выбора: она должна была атаковать.

Лэйми увидел, как пространство вдруг раскрылось сразу в четырех местах — и попавшие в ловушки корабли Манцибурнов развеялись мгновенно угасшими косматыми солнцами. Уцелевшие выставили свой невидимый щит и удары Хары теперь также шли мимо цели.

Атака Манцибурнов ослабла — теперь она не могла причинить ей вреда — но и Хара не могла их поразить. Такое сражение могло продолжаться неограничено долго — без какого-либо заметного результата.

Корабли Манцибурнов сгруппировались и соединились друг с другом энергетическими узами. Теперь они действовали как единое существо: от них потекла волна измененной физики, любая крупинка материи в которой взрывалась, разодранная хаосом ядерного распада. Хара сопротивлялась — на том же уровне — но на стороне Манцибурнов было чисто физическое преимущество в мощности. По мере продвижения волны её сопротивление возрастало — здесь тоже действовал закон обратных квадратов — но число кораблей Манцибурнов также начало расти: из вспышек соединенного накоротко пространства непрерывно появлялись всё новые. Их число достигло пятидесяти, затем ста; по мере того, как они соединялись, атака становилась всё более глубокой и сложной. Тэйариин были несравненно более могущественной расой, чем Манцибурны — но, когда они строили Хару, их возраст был не больше современного возраста их врагов.

Лэйми подумал, что всему приходит конец: если тебе удалось прожить двести лет, это не гарантирует, что ты сможешь жить и дальше. Скорее наоборот.

Что-то вновь изменилось: далеко в стороне зажглось новое солнце. Труба туннеля, соединившего Вселенные, распустилась чудовищным цветком, столкнувшись с этой Реальностью. Оттуда вырвалось что-то неистово сияющее и в то же время темное, эллипсовидное. Ворота тут же распались позади него, превратившись в поток света. Это темное нечто было небольшим — по крайней мере, меньше Хары — но Лэйми чувствовал, что его масса равна массе звезды. Оттуда, сквозь Хару, хлынул поток измененной реальности — и корабли Манцибурнов буквально смело. Они не были уничтожены: их разметало, отбросило на миллиарды световых лет иной, недоступной им силой, навечно лишив ориентации и всех шансов вернуться. Потом Лэйми затопила волна бурной радости — не его собственной. Тэйариин не забыли о Харе и та была рада этому. Но столь интимные переживания не предназначались для посторонних: видение свернулось и он оказался в темноте.

Какое-то время Лэйми ещё ждал, однако, ничего не менялось. Наконец, Охэйо поплыл вверх и ему оставалось лишь последовать за ним.

Когда он выбрался из Моря, Аннит уже сидел на берегу, обхватив руками колени. С его волос по телу стекала вода, лицо было печальным и хмурым. Казалось, он даже не заметил друга.

— Ты в порядке? — спросил Лэйми.

Охэйо не смотрел на него.

— Я думал, что хочу творить миры, что я МОГУ это делать — смогу когда-нибудь. — Он говорил совершенно бесстрастно. — А этого хотело что-то, проникшее в мою душу — не знаю, даже, когда. Оно пришло — и ушло. И теперь у меня внутри пусто. Я ничего не хочу, Лэйми. Ничего. Ладно, это касается только меня. Но в нападении Манцибурнов я виноват тоже: там, в Ирринае, в моем восприятии был разрыв — столь полный, что я не сразу о нем вспомнил. Ты знаешь, они умеют это делать. Они влезли ко мне в память и узнали координаты Хары — по расположению звезд, которых никто из её обитателей раньше не видел, ведь они приходили в неё другим путем. Кто мы, они, я думаю, знали с самого начала. Сто миллионов лет развития — большой срок… А брахмастра просто исчезла. Да и к чему она мне? Теперь? Всё кончилось, не успев начаться.

Лэйми впервые видел друга в таком настроении и оно совсем не понравилось ему.

— Ты всё же смог уничтожить Вселенную Мроо, — сказал он. — Одну из них. Это многое изменит. И многое спасет.

Охэйо, наконец, взглянул на него. В глазах у него было прежнее упрямство.

— Я действовал тогда как угодно, но только не сознательно. В биологии это называют первичной реакцией: хватают — вырывайся, бьют — отвечай. Я понимаю, что не должен был этого делать… но я очень этого хотел. ЭТО надо было прекратить. Ради нас и ради НИХ тоже. И мне кажется, что я поступил правильно.

Лэйми молчал.

— Аннит… — спросил он неожиданно хриплым голосом. — Может быть кто-то из них смог… Ты знаешь, какой силы был взрыв? Сколько… сколько мегатонн?

Охэйо угрюмо смотрел в сторону.

— Экса. С этим нельзя жить… но что мне ещё остается? — наконец сказал он. — Только идти дальше. Ты знаешь, что короткий путь здесь закрыт, — да и после случившегося там, в том селении, это было бы… кощунством. Впрочем, учитывая, ЧТО я натворил с Харой, даже то, что я жив — уже чудо. Я ни единой клеточкой души не хотел того, что сделали Манцибурны — и думаю, Тэйариин не тронули меня лишь поэтому. Но на их месте я не пощадил бы виновника всё равно. Мне очень стыдно осознавать это.

— И что нам делать дальше?

— Мы Отрезаны, Лэйми. Тэйариин смогли отразить Манцибурнов, — но вернуть Хару в их Сеть они не смогут. Я думаю, пока Манцибурны существуют, они будут следить, чтобы Хара была Отрезана — это они могут сделать. Что ж, это не в первый раз: однажды Хара была Отрезана восемьсот миллионов лет. И существует, как видишь.

— А мы?

— Мы будем спать. Там, на дне. Время жить и время спать, время движется опять, — Охэйо прервал детскую считалку и вдруг рассмеялся. — Не бывает ничего вечного, Лэйми. Когда-нибудь Манцибурны уйдут. Придут новые расы и всё начнется снова. И снова. И, может быть, ещё раз. Мроо боятся, что однажды придет раса, которая станет сильнее Тэйариин — по крайней мере здесь, в этой Вселенной. И она придет. То, что во мне было, ушло к ней, — он встал и начал вытирать волосы.

Они сидели вдвоем в комнате Охэйо. Аннит собирал свои вещи, рассматривал их и складывал в сумку с преувеличенной тщательностью. Застегнув её, он поставил её в угол и вздохнул.

— Нет смысла что-то брать с собой. Здесь вещи сохранятся лучше, чем в Море Снов. Когда-то я сюда вернусь? — добавил он с грустью.

Лэйми промолчал. Свет, излучаемый волосками меха, потускнел, здесь стало заметно холоднее. В воздухе висела непроницаемая, ватная тишина.

— Хара гасит огни, — сказал Охэйо. — Это будет долгая ночь.

Они вышли наружу, не оглядываясь, побрели вниз. К ним присоединились Симала и Маула, а также леры — Унвин с Сарини и Маахис. Лэйми уже не сомневался, что Маахис — Манцибурн, но это вызывало у него только жалость — слишком далеко тот ушел от себя, погнавшись за призрачной надеждой на вечную жизнь. Или не призрачной. Кто знает?

Когда они достигли Моря Снов, свет потускнел настолько, что Лэйми перестал различать цвета — всё стало серым, плоским, призрачным. Вода была ещё теплой и в остывающем воздухе над ней вился пар.

— Если хотите что-то сказать друг другу, — говорите сейчас, — предупредила Маула. — Потом у вас уже не будет такой возможности. Может быть, очень долго.

— Я хочу сказать, — заторопился Унвин, — я благодарен тебе за всё. За то, что я оказался здесь, в этом месте. И моя девушка тоже, — Сарини энергично кивнула.

— Было бы разумнеё благодарить потом, — ответил Охэйо. — Но всё равно спасибо. Я ведь не знаю, встретимся ли мы снова. Сколько может существовать раса, подобная Манцибурнам? И даже её исчезновения недостаточно: должна возникнуть новая. Но наше мироздание меняется. Его физика, реальность. Что, если в нем уже никогда не будет ничего, подобного Сетям Манцибурнов? И Хара станет просто осколком реальности, которую никто уже и не помнит?

— Такое может быть, — Симала искоса посмотрела на Лэйми. — И когда-нибудь это случится. Но, думаю, не в этот раз. Раньше Манцибурны не хотели воевать с Мроо. Теперь им придется это делать — никто не поверит, что атака состоялась не по их воле. Я думаю, что все Мроо в этом мироздании будут уничтожены — а Манцибурны не смогут стоять на пути новых рас, их останется для этого слишком мало. Будущее наступит. Но сейчас мы должны спешить. Из всех жителей Хары мы последними остались наверху.

Они быстро разделись, не глядя друг на друга, аккуратно сложили вещи, потом нырнули. В Море Снов свет ещё горел — достаточно ярко, чтобы никто из их маленького отряда не отстал и не потерялся.

Они плыли вниз. Лэйми показалось, что колонны над ними тускнеют и гаснут, словно остывая; если так, то они действительно последние. Путешествие заняло часа два и он сильно устал, но это чувство никак на нем не отражалось.

Постепенно внизу, пробиваясь сквозь толщу воды, разгоралось золотистое туманное сияние. Может быть из-за усталости оно казалось Лэйми сонным.

Вблизи слой задержки тоже походил на море: по дымчато-тусклой, туманно-палевой дымке пробегали волны, словно бы из чистого расплавленного золота. Здесь Лэйми уже чувствовал ровное тепло Ядра Хары — она никогда не спала.

Они продолжали плыть вниз. Всё уже было сказано, а потому не было и прощаний: они поодиночке ныряли в это море и исчезали в нем. Когда пришел черед Лэйми, он вдруг оказался в каком-то другом пространстве: здесь была сила тяжести, но он мог свободно парить. У него по-прежнему было тело — гибкое и золотистое; впрочем, стоило ему только захотеть, его кожа потемнела и Лэйми спешно вернул ей прежний вид.

Он завис в пузыре светящегося золотого тумана, то дымчато-темного, то яркого, идущего волнами. Непрозрачного, но при желании его зрение проникало вглубь, открывая бесконечно длинные коридоры; их здесь было бесчисленное множество. Он видел Наури, качавшего на руках ребенка и смущенно косившегося на насмешливую Лэйит; видел жмурившегося Явауна, выбравшегося из обвалившегося туннеля на берег гниющего, но залитого солнцем моря; видел Паулому, на горизонте которой таяли последние клочья сожженой Манцибурнами Сугха, видел вновь сияющие снегами горы Ирриная, видел навеки безымянную девушку, качавшую на руках его ребенка — и Олько с Нэйит, качавших своего. Короткие, ускользающие мгновения он видел других обитателей Хары; они все плавали, спали в таких же туманных сферах. Ему тоже всё сильнеё хотелось спать и он не видел смысла сопротивляться этому желанию.

Он постарался устроиться поудобнее на зыбкой, мягчайшей, светящейся постели. Возможно, ему только казалось, но среда вокруг становилась разреженной. Теперь он мог дышать, легко и свободно.

Ровное мерцание стен навевало дремоту. Лэйми вольно растянулся, опустил ресницы. Ему было уютно и тепло. Он не заметил, как пришел сон, и поплыл — в неведомое будущее.

Конец