"Последние ворота Тьмы" - читать интересную книгу автора (Ефимов Алексей Иванович)

Глава 3: Длинный день в Пауломе

Лэйми проснулся легким и свежим. С минуту он лежал поверх одеяла, закинув руки за голову и пытаясь вспомнить свои сны, потом спрыгнул с постели, потянулся и вышел на длинную деревянную террасу второго этажа. Солнце стояло уже высоко за тонкими, высокими облаками — казалось, что мир укрыли под немыслимых размеров легким сводом. Ветер был сильным и он, почти нагой, словно плыл в океане восхитительно прохладного воздуха.

Дом стоял на самой окраине города и слева, за широким шоссе, по которому изредка с грохотом проносились грузовики, начинался обширный пустырь, упиравшийся в темную полосу леса. Просторный пыльный двор под ним был пуст. Этот кусок земли, огражденный глухим трехметровым забором — на самом краю целого моря таких же — казался ему островом в таинственном мире, к знакомству с которым ему не терпелось приступить.

Он не сразу заметил друга — Аннит, тоже в одних плавках, стоял у торца террасы, там, где её облезлая балюстрада нависала над сползающим в глубокий кювет древним, разбитым тротуаром, совершенно не стесняясь — тот был пуст, насколько хватал глаз. Лохматая масса его черных блестящих волос падала на отливающие серебром светлые плечи, слабо шевелясь под ветром. Лэйми видел только точный изгиб скулы этой, самой совершенной формы жизни.

Спиной ощутив его взгляд, Аннит бездумно потянулся, поднявшись на пальцы ровных босых ног, потом вдруг легко вскочил на хрустнувшую под его весом балюстраду и замер, словно готовясь прыгнуть в воду.

— Летать хочется, — его тон был мечтательно-грустным. — Там, под облаками. Оп! — он вновь подпрыгнул, перевернувшись кверху пятками, и замер, балансируя на руках. Его босые ноги болтались высоко в воздухе, черная грива развевались на ветру, словно знамя. В животе у него заурчало, он спрыгнул на пол, победно встряхнув волосами. — Ну, и ещё есть, кажется. Пошли?

Они позавтракали оставшимся с вечера холодным пирогом и молоком, оделись — весь их наряд составили короткие, открывающие щиколотки джинсы, белые футболки и легкие сандалии на босу ногу — причесались и пошли в город.

Рассохшиеся ворота двора вели к озеру с пологими берегами. В кронах окружающих его низких кленов терялись такие же низкие — всего метра в три — фонари, ржавые, изогнутые сверху трубы. Дома вокруг были тоже были низкие, из почерневших от старости бревен. Весь этот район казался Лэйми темной лагуной, заповедником, где сохранилось прошлое.

Миновав два или три переулка, они вышли на широченную улицу, затененную высокими раскидистыми кронами громадных тополей. Дома здесь были больше, двухэтажные, обшитые зеленым тёсом, с прочными железными крышами. Их узкие белые окна почти все были открыты.

Идти никуда, просто так, бездельно глядя по сторонам в прохладной тени, было громадным удовольствием. По дороге им не встретилось ни единой души и Лэйми хотелось брести так вечно — но улица вливалась в широченный бульвар, а дальше стояли уже современные дома, похожие на хониарские — уступчато-прямоугольные, четырех, семи и девятиэтажные, все сложенные из гладкого, темно-красного кирпича. Их рамы и мансарды были из ослепительно блестевшего алюминия и стали.

Они перешли бульвар, углубившись в новые кварталы. Их травяные дворы были отданы детям — редкие островки огороженной сеткой густой зелени, обширные песчаные площадки, всевозможные штуковины для лазания. Там и тут резвились группки малышей. Взрослых — в основом присматривающих за детьми мам — было совсем мало.

Весь этот район казался построенным недавно, по одному проекту и в одно время; во дворах там и сям виднелись забытые бетонные блоки и прочий строительный мусор. По-прежнему стояла странная погода: в небе висели тонкие облака — ни ясно, ни пасмурно, сверху струился бесцветный холодный свет, яркий, почти солнечный, но не дающий теней и место тоже было странное — многие дворы почему-то перекрывали громадные плоские крыши, нависавшие высоко над домами — словно их обитателям был ненавистен солнечный свет. Они опирались на круглые бетонные колонны, метра по два в диаметре; от них отходили веера стальных балок, теряясь в ажурном сплетении несущих перекрытие труб.

— Интересно, зачем им это? — спросил Лэйми.

— Мааналэйса — очень разнообразный мир, в нем встречаются вещи, к счастью, неизвестные на планетах. Например, Сугха. Это что-то вроде ядерной зимы, но существующее самостоятельно и, кажется, живое. Судя по новостям, до нее четыре или пять тысяч миль и она движется на юг, то есть мимо, но её фронт — в несколько раз, самое меньшее, шире, и нет гарантии, что Лерика останется в стороне. Эти крыши должны предохранять от излучения, если потребуется.

— Излучения? Какого излучения?

— Лэйми, я не знаю. В любом раю есть свой ад…

Лэйми долго рылся в своих воспоминаниях о Вторичном Мире, пытаясь подобрать соответствие Сугха, но так ничего и не нашел. Оставалось предположить, что Мааналэйсе — как и любому древнему и сложному организму — были свойственны свои болезни — болезни Реальности. Но это ни на шаг не приближало его к разгадке.

Оставив позади странные кварталы, они вышли к широкой балке с пологими склонами. Вдоль бежавшей по её дну узкой мелкой реки тянулась прозрачная полоска леса и пара толстых — в метр — труб. По ближнему её берегу шла ЛЭП — её провода были чуть ниже глаз Лэйми. Облака куда-то уплыли, выглянуло солнце. Бодрящая прохлада сменилась легким теплом.

Они перешли речку по мосту из засыпанных сверху землей бетонных колец. За балкой была вторая, более густая полоса невысокого леса. Узкая утоптанная тропинка ныряла в зеленое ущелье просеки, извиваясь среди могучих и пышных травяных зарослей, ещё седых в тени от росы. В бездонном, ослепительно-синем небе сияло солнце. Холодный, на удивление свежий воздух пах влажностью и прелью и они невольно замедлили шаг.

Тропинка вывела их к тонущим в зелени небольшим дворам — маленькие, посеревшие от старости деревянные домики с замшелыми крышами, какие-то огражденные сеткой шлаковые площадки с низкими синими фонарями…

Дальше был поросший травой обширный луг, а за ним — только чистое небо. Тропы к нему не нашлось и осталось идти напрямик — босиком, потому что вокруг никого не было, а густая трава оказалась холодной и мягкой. Лэйми очень хотелось поваляться в ней нагишом — просто глядя в небо, а лучше, с какой-нибудь девчонкой. Пока ему не доводилось соединить оба этих счастья.

Миновав луг, они достигли, очевидно, парадного въезда в Паулому — земля от их босых ног спускалась колоссальным, тщательно выровненным пологим амфитеатром, покрытым изумрудной травой и украшенным множеством узких каналов, каскадов, прудов, отделанных белым камнем. Эта поразительно красивая запутанная сеть искрящейся, текущей воды кончалась в длинном эллиптическом озере. Широкое светлое шоссе рассекало его и весь амфитеатр надвое, плавно поднимаясь к городу. За озером лежали необозримые луга, а дальше, где-то у северного горизонта — снова лес. Текучий пёстрый поток машин на шоссе сверкал, словно ручей драгоценностей.

Этот ландшафт казался Лэйми настоящим шедевром архитектуры. Охэйо, правда, не преминул заметить, что расчерченный забетонированными каналами склон был непроходим даже для тяжелых танков; их бетонные стенки составляли три эшелонированных позиции, позволявших держать шоссе под перекрестным огнем. Лэйми эти рассуждения не тронули. Он знал, что весь свой боевой опыт Охэйо черпал из книг по тактике и стратегии. Война же в его представлении была битвой космических флотов.

Они шли вдоль становившегося всё более крутым склона на запад, пока, миновав ещё одну лесополосу, не попали как-то вдруг в центр города. Вокруг всё чаще попадались люди, так что им пришлось отцепить от ремней сандалии и обуться.

Виденный ими район казался им новым, но сейчас они попали в кварталы, построенные ещё позже. Здания здесь были громадные — восьми, двенадцати и пятнадцатиэтажные, ступенчатые, темно-красные, золотисто-белые, охристо-рыжие. Они стояли небольшими группками, длинными ломаными линиями, разделенными обширными пространствами — здесь не было улиц. Большую часть поверхности покрывала низкая, ухоженная трава. Четкая сетка проездов разбивала её на неправильной формы островки. Здесь всё было открытым — редкие скамейки, прозрачные полоски кустарника. Даже фонари были невысокими, им по пояс. Лэйми очень нравилось здесь. Громадные здания не скрывали друг друга, их величественная красота не пропадала напрасно. Здесь можно было идти куда угодно, не подчиняясь жесткой сетке кварталов. Людей здесь было много и они все казались ему поразительно счастливыми.

Охэйо смотрел на это место иначе.

— Район построен с учетом опыта уличных боев, — вдруг сказал он. — Очень грамотно. Здесь легко обороняться и очень трудно наступать.

— Почему? — удивился Лэйми. Это место казалось ему совершенно мирным.

— Все здания стоят далеко друг от друга, укрытий между ними нет. Если разместить в каждом небольшой гарнизон со снайперским и противотанковым оружием, район превратится в могилу для наступающих. Атакуя одно здание, они попадут под фланговый огонь из ещё нескольких. У них не будет тыла. Обычная тактика уличного боя с перебежками от укрытия к укрытию здесь бесполезна.

— Послушай, почему тебе это пришло в голову? Мирный, хороший район.

— Посмотри-ка. Все крыши плоские — на любой можно посадить вертолет или поставить легкую минометную батарею. Сами здания — со внутренними дворами, то есть половина их комнат, лестницы и коридоры не простреливаются с улицы. Конструкции везде крупнопанельные или из монолитного бетона, не подверженные обвалам даже при серьезных повреждениях. Наверняка с обширными подземными этажами. Любое место снаружи просматривается из нескольких тысяч окон — попробуй-ка угадать, в каком сидит снайпер.

Лэйми попробовал — и ему стало неуютно. Впрочем, ему в глаза бросилось кое-что иное. Все здания здесь были украшены многочисленными белыми тарелками и тонкими, ажурными мачтами антенн. На их крышах блестели большие ребристые коробки стационарных кондиционеров. Жить тут, безусловно, было очень хорошо, но четкость разделения районов Пауломы бросалась в глаза — каждый представлял собой вполне самостоятельную изолированную культуру. Цивилизация здесь была высокой и богатой — хотя до хониарской ей было очень далеко…

Они миновали громадную школу, потом ещё одну. Лэйми отметил, что ярко одетые дети были прекрасно организованы. Шумные и активные игры никогда не перерастали в беспорядочную свалку.

Солнце незаметно перевалило за полдень и жара стала уже неприятной. Они укрылись от неё в небольшом кафе музея, занимавшего какого-то древний монастырь. Его двухэтажные гранитные постройки были врезаны в террасы склона так, что на поверхности остались только их фасады и плоские крыши. Внутри царила приятная прохлада, что показалось Лэйми весьма привлекательным.

Они подкрепились какой-то запеченной, вроде бы морской живностью, очень вкусной, потом вышли и остановились у парапета, лениво осматриваясь, словно плавая в густой жаре. Раскаленное солнце стояло почти в зените, наклонные фасады белых двадцатиэтажных домов, расчерченные узкими горизонтальными террасами и рассеченные сверху вниз идеально ровными ребрами пилонов сияли в его свете так, что было больно смотреть. Две шеренги этих совершенно одинаковых зданий протянулись вдоль улицы, насколько хватал глаз. Их первые этажи утопали в густой, плотной зелени, казавшейся очень темной.

А между ними, за парапетом, лежал исполинский каньон с крутыми, монолитными стенами — на его плоском дне протянулись две полоски редких, невысоких деревьев и идеально ровный канал с низкими берегами — вода в нем тоже была темной, зеленовато-черной, что говорило об огромной глубине. Но большую его часть занимали две бетонных дороги, широких, словно взлетные полосы — оттуда поднимались густые волны раскаленного воздуха и Лэйми боялся представить, какая там духота. Тем не менее, он видел там крохотные, легко одетые фигурки — и плывущие по каналу разноцветные лодки.

Они брели вдоль канала дальше на запад, пока громадные здания не остались позади. Впереди снова был обширный луг с вертолетными стоянками, а за ним уже берег озера Орчи — земля от их ног вновь спускалась вниз колоссальным, тщательно выровненным пологим склоном, покрытым пышной травой. Свежий ветер раскатывал кристаллическую скатерть по всей безграничной шири искрящейся воды. Над ней, словно фантастический горный хребет, стояли белоснежные, ослепительные облака. Вдали, едва заметно, двигались яркие скорлупки яхт.

Они остановились на самом гребне склона, глядя на озеро. Оттуда тек очень ровный, монолитный поток влажного, прохладного воздуха, ощутимо давя на лицо и грудь Лэйми. На севере, на исполинских трубчатых опорах, возвышалось несколько искусственных островов, соединенных длинными подвесными мостами. Они отстояли от берега на милю или на две и их верхние платформы были на одном уровне с его глазами. Ему очень хотелось бы побывать там, но это острова были далеко…

Он покосился на друга. Охэйо замер, прищурив от солнца свои длинные глаза и заметно нахмурившись: ему явно снова хотелось летать.

— Пойдем на пляж? — предложил Лэйми. — Я, знаешь, совсем не прочь искупаться.

Охэйо посмотрел на него. Его лицо приняло обычное непроницаемое выражение.

— Хорошо. Пошли. Знаешь ли, я тоже…

Пляж, к их удивлению, оказался почти пуст. Они разделись и пошли к воде, оставив барахлишко в кабинках. Лэйми бездумно глянул вбок… и его сердце ёкнуло. На него смотрела стройная девчонка всего лет семнадцати — на удивление симпатичная. Их взгляды встретились… и он словно запутался в них…

Девчонка бодро пошла к ним, но остановилась, не доходя трех шагов, глядя на них смущенно и в то же время с любопытством. Трусики вызывающе сползли ей на левое бедро, открывая выпуклый изгиб талии, кончавшийся на уровне пупка — очень красивый и говоривший о хорошей породе. Она стояла босиком на нагретом солнцем колючем гравии — и это явно ей нравилось, нравился этот прекрасный день и весь окружающий мир.

Охэйо, как всегда, опомнился первым. Он широко улыбнулся, прижал ладони скрещенных рук к груди и сдержанно, слегка, поклонился.

— Аннит Охэйо анта Хилайа, — церемонно представился он и толкнул Лэйми локтем.

— Лэйми Анхиз, — торопливо произнес тот.

Девчонка повторила их приветствие — излишне старательно и торопливо — как понял Лэйми, от избытка дружелюбия, а не от неловкости, — улыбнулась им и тоже, наконец, представилась:

— Миа Линна.

— Очень приятно. Чем обязаны?..

— Вы не отсюда, правда? — её глаза блестели и Лэйми понял, что она буквально сгорает от любопытства.

— Из Хониара.

— Правда? А где это?

Охэйо начал рассказывать — Миа слушала его, буквально развесив уши. Это, впрочем, не мешало ей тащить их за собой — она, вообще-то, тоже шла купаться.

По дороге Лэйми украдкой разглядывал их новую знакомую. Миа была ниже его, гибкая, стройная, красивая — лохматая грива вьющихся темных волос, влажные черные глаза, большие и длинные, высокие скулы, четкие пухлые губы. Светло-коричневая кожа девушки была гладкой, с пробивавшимся во всю щеку румянцем. На лице — выражение бестревожного, задумчивого интереса или грустного ожидания чего-то очень хорошего…

Встреча с ней взбудоражила его душу — хотя он и сам не понимал, почему. Охэйо тоже стал каким-то хмурым и задумчивым — он смотрел себе под ноги, его губы беззвучно шевелились. Наконец, он поднял голову, посмотрел на него и улыбнулся.

— Я думаю, нас ждет хороший день.

Они втроем искупались, потом долго лежали друг рядом с другом, наслаждаясь теплым солнцем и феерией плывущих на них, огромных, во все небо, тяжелых туч, сначала ослепительно-белых, а потом угрожающе-низких, свинцовых, — а потом, как-то вдруг, Миа пригласила их в гости к своим друзьям — весьма кстати, так как надвигалась гроза — и повела прочь от берега, вверх по склону.

Тучи уже затянули всё небо, рельефные, зеленовато-синие; тяжелый, влажный воздух сгустился. Дома здесь были древние, из темного камня, они плотно смыкались друг с другом. Их дворы были замощены блестящей брусчаткой.

Едва они нырнули в сумрачный подъезд, за окнами потемнело, с неба рухнул горячий ливень. Ровный глухой шум говорил о его силе. Казалось, начался потоп.

Квартира Миа находилась на третьем этаже. Прихожая была просторной, почти темной и Лэйми не смог ничего разглядеть. Они сбросили сандалии, потом Миа небрежно толкнула дверь — и он с замирающим невесть отчего сердцем вошел в просторную комнату, оклеенную пёстро-зелеными обоями. Вся мебель в ней была низкой — пара огромных, обитых кожей диванов, черные столики, какие-то не то комоды, не то огромные тумбочки — и от этого комната казалась ещё больше. Её пол был застелен огромным бело-коричневым ковром, но самой примечательной деталью обстановки тут было, несомненно, окно — занимавший почти весь торец комнаты проем в форме лежащего на боку, сплющенного снизу овала. Прорезая толстенную стену, он вел на террасу, утопленную в массив здания так, что комната казалась какой-то комфортабельной пещерой. Друзей Миа в ней оказалось всего двое — Лэйит Инлай и Наури Инлай, её брат — рослый, широкогрудый юноша с такой же, как у Охэйо, гривой черных волос — точь-в-точь, одетый, из-за жуткой жары, только в плавки и явно этим смущенный. Он весь был, казалось, отлит из гладкой, блестящей бронзы, — его тугие мускулы словно сплавлялись под плотной, темно-смуглой кожей, а скуластое лицо было хмурое, диковатое и очень красивое. Лэйми отметил, что они с Аннитом вообще очень похожи — разве что глаза у Охэйо были ярко-зеленые, а кожа — очень светлой — и смотрели друг на друга с каким-то детским удивлением, словно встретили другого, незнакомого себя.

Лэйит была такой же рослой, как и её брат, и её ладное, гибкое, мускулистое тело поразило Лэйми своим совершенством — как и длинные, до пояса, блестящие черные волосы с вплетенными в них нитями радужных бус. Она была тоже очень красива — внимательной, чувственной и хмурой красотой, но казалась чужеродной и опасной в этой комнате, словно лесной зверь — дикие джунгли и ночь больше подходили к её смуглой коже и большим темным глазам. Одета она была в два шнурка и три лоскута алой ткани — каждый не более ладони — и Лэйми отпрянул от неё, как от тигра, замирая в бессознательном испуге.

Лицо у Лэйит было хмурым и серьезным, но, поймав его ошарашенный взгляд, она улыбнулась ему — так, что его от макушки до пяток продрал озноб, но уже не от страха. Охэйо замер с приоткрытым ртом, потом зажмурился и помотал головой — а потом покраснел, как мальчишка, и тоже нахмурился, смущенно глядя в пол. Миа быстро представила друг другу обе пары, утерла со лба пот и непринужденно начала раздеваться, оставшись вскоре лишь в купальнике. Им оставалось лишь последовать за ней. Лэйми чувствовал себя неловко — Лэйит откровенно разглядывала их, от макушек до пальцев босых ног — но он сам не мог отвести от неё глаз и всё остальное теперь казалось ему каким-то смутным. Все линии её лица и тела были очень точными, твердыми и безупречно подходили друг к другу — как и её цвета. Невозможно было поверить, что человеческое существо может быть таким красивым.

Снаружи с громом рушился ливень, из открытой балконной двери по полу струился прохладный сквозняк. Они болтали ни о чем, рассевшись кто где хотел в комнате, снова ели что-то острое, явно морское, запивая почему-то теплым молоком, потом Лэйит танцевала под музыку, а они восхищенно смотрели на неё. Она двигалась энергично, но не резко, с завораживающей плавностью, грациозно поворачиваясь на пальцах босых ног, изгибаясь, покачивая бедрами — все с поразительным изяществом. Линии её тела поражали Лэйми своей математической правильностью — столь безупречно совершенной, что перехватывало дух. Тугие мышцы девушки, словно сплавляясь, тенями и безупречными бликами туманного серебра переливались под её гладкой, темно-смуглой кожей, призрачным гибким рисунком проступали на впалом животе, подчеркивая литую стройность её стана. Безупречно выпуклые изгибы её тела, атласная, тускло блестевшая кожа, густые тяжелые волосы, то падавшие на лицо, то вдруг взвивавшиеся черным пламенем — всё это заставляло их смотреть не двигаясь, почти не дыша. Медленные, как под водой, змеевидные движения её бедер, темный огонь её глаз — всё это наполнило их души могучим желанием.

Лэйми поджал ноги, потом замер, чувствуя, как внезапный жар заливает его уши и течет вниз по предплечьям и бедрам. Его щеки пылали — он был удивлен и испуган столь откровенной демонстрацией красоты…

Осознав это, он помотал головой, всё ещё ощущая на коже предательский жар, и покосился на друга. Охэйо тоже замер, обхватив руками колени, на лице застыло выражение предельного внимания. Его большие глаза ловили каждое движение Лэйит и она тоже очень внимательно смотрела на них…

Лэйми не знал, сколько это всё длилось. Танец Лэйит был самозабвенным, выражение её лица — очень серьезным. То, что она делала, было искусством, причем искусством сложным. Когда она, утомившись, убежала в ванную, парни ещё какое-то время сидели оцепеневшие — глядя на танец, они потеряли представление о времени. Охэйо очнулся первым, энергично помотав головой. Лэйми всё вокруг казалось совершенно нереальным. В комнате словно не осталось воздуха и он вышел на выступавшую дугой террасу. Его босые ноги холодил мокрый камень, но, хотя прошел дождь, влажная жара не спала. Небо по-прежнему было затянуто тяжелыми синеватыми тучами. Вдоль горизонта клубились странные светлые облака — словно там повсюду поднимался пар.

Лэйми опустил взгляд. Эта замощеная брусчаткой улица была широкой и длинной. Коричневые и серые разностильные дома тянулись вдоль неё двумя сплошными массивами — насколько хватал глаз. Вдали, над их крышами, геометрическим лесом торчали блекло-голубые стрелы портальных кранов. Мостовая кишела народом — его здесь было много, как на базаре. Никаких машин, только ручные тележки и изредка почему-то лошади. Могучий дух копченой рыбы царил здесь над всеми остальными. Люди внизу беспорядочно шли в обе стороны, ныряли в бесчисленные лавки, занимавшие все первые этажи домов. Это, в большинстве, были почтенного вида горожане, но в толпе шныряли и босые мальчишки, и девчонки. Единственное, что было тут странным — в центре улицы шел облицованный камнем узкий, но глубокий канал, перекрытый множеством мостиков, и в нем бешено мчался поток желтовато-белой воды.

Рядом беззвучно появился Охэйо. Его длинные глаза блестели, хмурое обычно лицо с крупным чувственным ртом и высокими скулами приняло мечтательно-задумчивый вид. Лэйми покосился на друга — Лэйит нравилась им обоим и ему вовсе не хотелось, чтобы они поссорились из-за неё.

— Она предлагает нам поехать в её дом, за городом, — тихо и смущенно сказал Охэйо. — Чтобы… ну, продолжить знакомство. Поедем?

Лэйми тоже смутился и опустил глаза, поняв, о какого рода «знакомстве» идет речь. Но мысль об отказе даже не пришла ему в голову.

Одевшись, они, все пятеро, вышли на улицу, окунувшись в самую толчею. Лэйми пришлось поднапрячь силы, чтобы не отстать от девушек — ему хотелось, не отрываясь, смотреть на них. На Миа была темно-синяя куцая туника, Лэйит надела кофточку-безрукавку и короткие — чуть ниже её круглого зада — шорты ещё более темного, почти потустороннего синего цвета, оттенявшего её смуглую кожу. Между ними виднелось дюйма два стройного, словно из стали отлитого стана, или — с другой стороны — изгиб впалого живота и пупок. Удивительно стройные ноги Лэйит были обнажены почти на всю длину, подошвы сандалий такие короткие, что её пальцы касались земли. Между них проходили пушистые черные шнуры, оплетавшие ступни. Лэйми всё это очень нравилось, а мысль о том, что он нравится ей, заставляла сердце биться через раз. На Лэйит оглядывались и он гордился тем, что видел её танец, что она выбрала его…

Улица оказалась довольно-таки длинной. Миновав её, они вышли на привокзальную площадь, окруженную высокими, в три или четыре этажа, зданиями. Их узкие окна, медальоны и тонкие полуколонны, сложенные, как и стены, из крупного темно-красного кирпича, вызвали у Лэйми ощущение едва ли не средневековой древности.

Подходя к площади, он услышал ровный глухой шум, становившийся всё громче. Теперь он увидел и его источник. Канал здесь кончался. Вся масса воды с громом рушилась в прямоугольную шахту глубиной метров в двадцать, бешено клокотала на её дне и уходила под землю.

Площадь буквально кишела народом. Все здесь куда-то спешили с угрюмым и озабоченным видом и Лэйми поразило, что никто из прохожих даже не смотрел в сторону этой огороженной железными перилами бездны, хотя от её гула закладывало уши. Оттуда поднимались клубы слепящей водяной пыли и фасады домов с подветренной стороны были мокрыми. Во всем этом было что-то нереальное.

Поднявшись на несколько ступеней, они проскользнули между истертых железных барьеров. Теперь справа над ними нависала темная громада вокзала. Между массивными серыми пилонами блестели огромные, в несколько раз выше Лэйми, стекла. Сквозь них он видел сумрачную внутренность набитого людьми колоссального зала.

Они вышли на перрон, где стоял пригородный магниторельсовый поезд — дюжина узких, тускло-желтых, с коричневыми полосами вагонов, полупустых, с четырьмя рядами удобных кожаных сидений. Лэйми сел у громадного окна — его нижний край был только чуть выше его бедра. Рядом с ним уселся Наури. Лэйми предпочел бы Лэйит, но они с Охэйо сели по другую сторону прохода — Аннит, разумеется, у окна. Миа тоже села у окна, но перед Лэйми. Соседство брата Лэйит смущало его, но пересесть к ней он все-таки не решился.

Вскоре поезд тронулся. Он шел так плавно, что Лэйми словно летел. Узкая эстакада — он даже не видел её — усиливала это впечатление. Должно быть для экономии места, её провели над руслом неширокого, метров в десять, канала с крутыми и высокими берегами, поросшими пышной травой. Спокойная, подернутая рябью вода казалась свинцовой. Путь плавно изгибался, следуя извивам русла, и Лэйми мягко тянуло то в ту, то в другую сторону.

Вдоль берега стояли желтые двухэтажные дома с железными крышами и решетчатыми палисадниками с низкой темной зеленью, ещё мокрой после дождя. В темноте открытого окна на верхнем этаже мелькнула стройная фигура парнишки — светлокожий, с длинными черными волосами, он был чем-то похож на Охэйо. На его правом плече устроилась симпатичная мордочка девушки, её ладонь лежала на его левом бедре. Подоконник был на четыре пальца ниже пупка юноши и до этого уровня оба были нагими. Лэйми невольно улыбнулся. Он знал, что они были нагими до босых ног на холодном полу. А за их спинами была влажная, смятая постель, из которой выбралась эта, ошалевшая от первого, наверное, слияния пара…

За домами потянулась сплошная полоса невысоких деревьев… а потом он увидел чудовищный воронкообразный провал с крутыми склонами. Многоэтажные здания на том его берегу, призрачно светлевшие под тяжелыми синеватыми тучами, казались по сравнению с ним крошечными, в несколько раз ниже берегового обрыва.

Дно воронки занимало озеро. Вода в нем была почти черной, со слабым зеленоватым отливом, что говорило, во-первых, о её редкой прозрачности, а во-вторых — о страшной глубине. К Лэйми вернулось то же ощущение бездны, что и тогда, над поглотившим Хониар морем, но только острее. Поезд несся почти по самому краю пропасти и он мог охватить взглядом весь простор пугающе темной воды. Он не представлял, как можно жить в домах, окружающих этот провал. Он бы не смог — его замучили бы кошмары.

— Что это? — спросил он, когда страшное озеро осталось позади, скрывшись за деревьями.

— Кратер Зверя. Так его называют.

По коже Лэйми прошел резкий озноб.

— Там запрещено купаться, — продолжил Наури. — Люди там часто тонут. Их не находят, но это и неудивительно. Пару сотен лет назад отсюда, из-под земли, вырвалось то, что положило начало Сугха. Никто не знает, с какой глубины, но глубина самого озера — не менее полумили.

Лэйми понял, что здесь нечто вторглось в Мааналэйсу Извне, пробив её обшивку, и от того, что это оказалось возможно, его сердце словно подернулось льдом.

Полоса леса оказалась неширокой. Он вдруг отступил, превратившись в обрамлявшую необозримое поле тоненькую полосу на горизонте — а за ней Лэйми увидел Башню Молчания, окруженную белесыми столбами пара. Вблизи они оказались чудовищными — толстые и такие густые, словно в воздухе разливали молоко. Необозримые гривы тянулись через всё небо, тяжело нависая над дорогой и скрывая пробивавшееся сквозь желтоватые расщелины туч солнце.

— Что это? — вновь спросил он.

— Тепловые шахты, — коротко и непонятно ответил Наури. Он смотрел вправо. Проследив за его взглядом, Лэйми заметил, что Лэйит и Охэйо увлечены беседой. Их ладони бездумно, но крепко сплелись, касаясь бедра девушки. Лэйми замер, его сердце вдруг бешено забилось. Не то, чтобы он ревновал её к другу, но…

— Тебе тоже нравится моя сестра? — тихо спросил Наури, поймав его ошалелый взгляд.

— Да, — так же тихо ответил Лэйми, опуская глаза. — Она очень красивая.

Наури слабо усмехнулся.

— Она соблазнила меня… когда я был почти мальчишкой. Наши родители погибли, мы остались одни… можно сказать, она спасла меня. Она удивительная девушка. Очень редкая. Ты сам знаешь, что сила, красота и ум нечасто сочетаются в одном человеке… И как часто такое сочетание губит его — а ведь у неё нет никого, кроме меня. Сейчас у нас есть вы и мне как-то спокойнее за неё. Я очень благодарен Миа — без неё мы не встретились бы…

Лэйми помотал головой. Он не слишком-то понял, что хотел сказать ему Наури — настолько его ошарашила первая фраза. Он, вообще-то, ничего не имел против вольностей в любви, но брат и сестра… это было, как говорил Охэйо, «немного слишком». И, если у них такие привычки, то чего же им ждать по прибытии? Три мальчика и две девочки… вместе…

Лэйми лихорадочно попытался представить что-нибудь, вызывающее у него больший стыд. Увы, напрасно. Он печально вздохнул и отвернулся к окну.

Поезд нырнул под один из низких паровых хвостов. Сразу стало темнее; за окнами сгустился сероватый полумрак. Пар полз над самой землей, затуманивая верхушки деревьев и в приоткрытую форточку окна ворвался влажный жар. Пару минут они мчались в этом мареве, потом поезд стал ощутимо сбавлять ход. Когда он замер, они вышли на маленькой открытой станции, — та стояла на гребне гигантской, поросшей травой дамбы. С западной её стороны была глубокая болотистая долина, с восточной — огромное озеро. К нему от ограждавшей платформу каменной балюстрады вела лестница из дюжины пролетов.

Спускаясь по ней, Лэйми заметил длинный ряд вдававшихся в воду ангарчиков. В одном из них, который отперла Лэйит, стоял небольшой пластмассовый катер — по счастливому совпадению, ровно на пять мест. Изнутри ангарчик напоминал гараж, с деревянным настилом и развешанными по стенам инструментами. Уходившие в воду ворота раздвинулись сами, когда Лэйит нажала на пульте катера какую-то кнопку. Она села за руль, Охэйо — рядом с ней, Миа, Наури и Лэйми — на заднем сидении. При посадке Лэйит заставила их разуться и все они были босиком.

Катер мчался быстро, упруго подпрыгивая на довольно высоких волнах. Влажный прохладный ветер бил в лицо, за спиной мягко гудел двигатель. Опустив руку за борт, Лэйми ощутил тугой напор воды.

Скоро они так удалились от берегов, что те, казалось, стояли на месте. Впереди небо и вода сливались в смутной дымке. Но левый берег был определенно ближе правого. Кое-где на нем попадались дома, хотя в основном Лэйми видел заросли, подходившие к самой воде.

Поездка оказалась довольно-таки долгой. Коричневатый простор озера, неторопливо плывущие над головой тучи наполнили его душу покоем. К его плечу прижалось теплое плечо Миа; иногда она поглаживала своей ступней его босую ногу и сердце Лэйми, непонятно почему, замирало. Казалось, что утро было уже целую вечность назад.

Потом Лэйит подняла мускулистую руку, показывая на свой дом — довольно большое прямоугольное строение. Обшитое темно-зелеными досками, оно стояло на высоком каменном фундаменте. Обширный участок был огорожен высоченной стальной сеткой; за ним начинались густые, первобытного вида заросли.

Причала не было. Сбросив газ, Лэйит направила катер в уходивший в склон берега туннель; метрах в тридцати от входа он поворачивал направо и кончался. Наури, ловко выпрыгнув за борт, пришвартовал катер к низкой пристани. Несколько ступеней вели от нее вверх, к массивной стальной двери, запертой на внутренний замок. За ней оказалась просторная, почти пустая бетонная комната. Вторая стальная дверь, напротив первой, вела на длинную лестницу; та кончалась в цокольном этаже здания, неожиданно, к удивлению Лэйми, уютном — красиво отделанном и ярко освещенном длинными розоватыми лампами.

Следуя за Лэйит, они обошли её дом. Кроме громадной гостиной с очень красивыми светильниками — белые матовые бутоны на железных стеблях с листьями поразительно тонкой работы — Лэйми побывал в просторной кухне и ванной, похожей на небольшой бассейн. В прихожей он уже был — но именно там скрывалось самое интересное. Приотворив неприметную дверь, Лэйит провела их в библиотеку — хотя первоначально эта небольшая комната была, несомненно, кладовкой. Здесь пахло пылью и старой бумагой, а вдоль всех её стен тянулись стеллажи с наваленными в беспорядке книгами.

Лэйми сразу ухватился за самую большую — она привлекла его внимание не только размерами, но и роскошной обложкой из коричневой кожи. Он принял её за что-то вроде энциклопедии и не ошибся — но вот её содержание оказалось довольно-таки странным: множество цветных, прекрасно исполненных рисунков и схем различной военной техники — вертолеты, броненосцы, танки — но конструкции их были странноватыми и Лэйми готов был поклясться, что в реальности их не существует. Это впечатление подтвердилось, когда он нашел целый каталог гусеничных платформ, похожих на сухопутные крейсеры — оставалось только пожалеть, что у него нет времени прочитать его. Никто в действительности не стал бы заниматься производством таких монстров и сама идея создания грандиозного каталога несуществующих вооружений тоже представлялась ему странной — но, тем не менее, смотреть эту книгу оказалось безумно интересно и Лэйми продал бы душу, лишь бы завладеть ей. Потом ему попалась на глаза другая, очень на нее похожая, но представлявшая собой что-то вроде сборника сказок — с такими же роскошными рисунками, но выполненными в более художественной и даже несколько чересчур витьеватой манере и коричневых тонах. Они занимали страницу или даже целый разворот и были посвящены разного рода фантастическим животным, некоторые из которых, очевидно, относились к породе космогонических — во всяком случае, вокруг них вращались солнца и луны. Другие — например, обширная компания человекообразных зайцев в чем-то вроде памперсов — вызывали искренний смех. Собранные в этой книге истории тоже были захватывающе интересны — и Лэйми оставалось только жалеть, что сидеть в хозяйской библиотеке в гостях, вообще-то, неприлично.

Пока он силился одолеть неуместное любопытство, Охэйо полез в шкафчики, располагавшиеся ниже книжных полок. Там тоже были полки — и тоже с книгами — но уже растрепанными и старыми. Однако за первым их рядом скрывались большие стопки старых цветных фотографий — и первая же из них заставила Лэйми удивленно приоткрыть рот. На ней была совершенно нагая девчонка, всего лет восемнадцати на вид — она стояла на четвереньках, опираясь коленями и ладонями вытянутых рук в свежий, ослепительно блестевший снег, поджав маленькие босые ноги к широкой круглой попке. Лэйми бездумно любовался её гладкой спиной, плавно сбегавшей к узкой пояснице, её бледно-золотистой кожей, но больше всего ему понравилось её скуластое, смеющееся лицо — на нем было такое веселое, задорное выражение, что хотелось рассмеяться в ответ. Там были и другие похожие фотографии — толстые пачки — но Лэйит уже нетерпеливо притопывала ногой и шкаф пришлось закрыть. Лэйми чувствовал, что она пригласила их сюда совсем не для этого.

— Всё, хватит, — сказала она, широко ухмыляясь. — Пошли наверх.

Деревянная лестница за другой узкой дверью в прихожей вела на верхний, явно нежилой этаж — сыроватый и сумрачный, обшитый изнутри теми же зелеными досками, что и снаружи. Здесь было множество маленьких, разделенных тяжелыми дверями комнат, в большинстве совершенно пустых. Окна находились метрах в трех над землей.

Они спустились на небольшую площадку, поросшую пышной травой и с двух сторон стиснутую дощатыми верандами. С третьей был фасад дома, с четвертой, за сетчатой оградой, начинался зеленый хаос леса. Из-под полога зарослей виднелись могучие выступы коричневой скалы. Раздвинув словно бы обтекавшую их изгородь, они входили во двор, кончаясь каменной россыпью.

С минуту они смущенно посматривали друг на друга, словно не зная, что делать дальше. Лэйми начал, наконец, понимать, ЧТО здесь сейчас будет — и его сердце бешено забилось. Ему хотелось оказаться как можно дальше от этого места — и он был готов отдать жизнь, лишь бы этого не случилось. От такого столкновения чувств голова у него закружилась и он даже испугался на миг, что потеряет сознание.

Миа первой потянула тунику через голову, потом села на траву, стаскивая плавки с поджатых босых ног. Её примеру последовали Наури и Лэйит. Она тут же растянулась на траве, прижав левую подошву к бедру и насмешливо посматривая на них. Ушам, лицу, даже пяткам Лэйми вдруг стало очень жарко — но он не мог отвести глаз от мягко блестевшего тела девушки. Охэйо ошалело глянул на него — и тоже потянул футболку через голову. То, что она предлагала им, было бесконечно бесстыдно… но более простого решения проблемы двух мальчиков и одной девочки, кажется, не было. Да и вообще, нагая Лэйит была слишком красивой, чтобы, глядя на неё, думать о чем-то…

Забыв обо всем, они с Охэйо — вместе! — обнимали и целовали её, осторожно покусывали её твердые, солоноватые соски… их ладони скользили по удивительной на ощупь, теплой, атласной, подвижной плоскости её втянувшегося живота… ласкали ей зад, бедра, и всё, что между. Лэйит тихо постанывала, туго выгибая стан, мягко терлась о них и её гладкое, прохладное, упругое тело сводило их с ума. Они почти обвивались вокруг него, их босые ноги перепутались, скользя друг по другу, их руки были, казалось, сразу повсюду. Лэйит втягивала их в какой-то дикий, чувственный мир, целую Вселенную ощущений, такую же огромную, как и Вселенная звезд. Когда всё кончилось, они провалились в теплую бездонную темноту, лишенную даже снов.

Когда Лэйми проснулся, небо над головой было ясным, а солнце уже склонялось к закату. Он приподнялся и, потягиваясь, осмотрелся. Наури ещё спал, обняв Миа и улыбаясь во сне. Охэйо и Лэйит лежали рядом, положив головы на руки и тихонько беседовали о чем-то. Их босые ноги — правая и левая — бездумно ласкали друг друга.

Влажный, пахнущий мокрой землей и цветами воздух был удивительно мягким и свежим, трава под ним — восхитительно прохладной. Лэйми совершенно не хотелось двигаться — в ушах у него звенело, а тело казалось очень легким. Он мечтал, что эти, необычайно уютные, мгновения превратятся в вечность, но всё это длилось не более нескольких минут: потом Лэйит прервала идиллию, сказав, что ей холодно.

Медленно, словно впервые, они поднялись на ноги и, всё ещё полусонные, вернулись в дом. Холодный душ привел их в чувство; опомнившись, они ощутили страшный голод, и, по-прежнему нагие, вместе поели в гостиной. Еду им принесла Лэйит — ничего особенного, просто ветчина с хлебом и молоко — но она буквально воскресила их. Лэйми, правда, всё ещё чувствовал себя очень легким, а реальность казалась ему расплывчатой, словно во сне. Желания в нем не осталось и следа, и в Охэйо тоже. Он захотел вернуться в город и Лэйит согласилась отвезти их. Миа и Наури не возражали.

Они оделись, при этом Лэйит предложила им поменяться одеждой, как часто делали здешние пары. Лэйми натянул на себя чью-то серую футболку, немного тесную ему, а Охэйо — синюю рубаху Наури, которая была ему чуть велика. Их прежние футболки Лэйит оставила «на память».

Она отвезла их на катере, но к другой станции, на южном берегу озера. Эта поездка очень понравилась Лэйми. Синее вечернее небо было совершенно чистым, вода, отражая его, стала более темной, насыщенного индигового цвета и, казалось, непрозрачной, в золотых солнечных бликах. Все трое молчали — им было хорошо просто оттого, что они вместе. Посматривая на Лэйит, Лэйми смущался — его ладони, казалось, всё ещё ощущали её поразительно упругую грудь. Ему хотелось, чтобы и эта поездка длилась вечно, но минут через десять она кончилась у маленькой пристани, от которой в заросли уходила тропа.

Они молча выбрались на доски причала. Лэйит помахала им рукой и развернула катер. Вот и всё. Они не сказали друг другу ни слова и Лэйми чувствовал себя так, словно из него вынули душу — не часть, не половину, как обычно пишут, а всю душу целиком. В нем не осталось никаких эмоций. Охэйо стоял рядом с ним и на его лице было то же отсутствующее выражение.

К реальности их вернули злые комары. Отмахиваясь от них, они опомнились, быстро зашагав вверх по тропе. Она ныряла в заросший лесом овраг, всего через сотню шагов выводя к началу длинной каменной лестницы. Поднявшись по ней, они оказались в обширной полукруглой ротонде, опиравшейся на высокий, врезанный в склон фундамент из глыб серого камня. Колонны и купол ротонды были яркими, солнечно-желтыми. Лет двадцать, должно быть, назад, из нее открывался роскошный вид на озеро — но теперь они видели только массу просвеченной вечерним солнцем листвы, в которой чирикали беззаботные птицы. Какое-то время они бездумно слушали их, опираясь на мраморную балюстраду. Ещё никогда им не встречалось столь спокойного места. Им было легко и хорошо, и только собравшиеся и в тени купола комары заставили их двинуться дальше.

Тыльная стена ротонды была глухой. Лестница, начинаясь в её центре, поднималась к большой открытой двери из тяжелых деревянных филенок, окрашенных в темно-коричневый цвет. Такая же дверь, только узкая, была слева, у основания лестницы. Очевидно, она вела в полый фундамент высотой в два или три этажа. Справа, на уровне груди Лэйми, было низкое, зарешеченное окно. Он прижался к нему, но сквозь пыльные стекла ничего нельзя было рассмотреть.

Охэйо молча потянул его за руку. Миновав дверь, они оказались на крутой каменной лестнице, втиснутой в сумрачную, заросшую кустами лощину, перекрытую плотным сводом сомкнувшихся крон. Несколькими ломаными маршами она поднималась на высоту метров, наверно, сорока и одолев её Лэйми запыхался. Гранитная арка с калиткой в невысокой решетчатой ограде вела на пологий склон, увенчанный открытым зданием станции. Это была станция на той же линии, но, как сказала Лэйит, все линии монорельса в Пауломе шли петлеобразно, наподобии лепестков цветка, так что они в любом случае вернулись бы в город, хотя и не быстро.

Магниторельсового поезда им пришлось ждать минут десять. Здесь было ещё несколько человек и Лэйми встал подальше от них — после того, что произошло в доме Лэйит, других девушек он дичился, невольно представляя, каково заниматься любовью с ними.

Поезд оказался почти пустым — по крайней мере, его первый вагон, в который его увлек Охэйо. Они с удовольствием плюхнулись на мягкие сидения. Солнечный свет бил справа, пронизывая вагон насквозь. Поезд мягко, почти бесшумно тронулся. Лэйми вновь показалось, что он летит над залитой низким солнцем зеленью.

— Знаешь, — вдруг сказал Охэйо, не глядя на него, — я влюбился в Лэйит по уши. И ты, я вижу, тоже, — его щеки окрасил слабый румянец, но губы изогнулись в усмешке. — Она… я словно родился заново. А ты?

— Я тоже, — Лэйми смущенно опустил взгляд. Внизу его живота ещё горело теплое, мохнатое солнце и именно поэтому ему было очень хорошо. — Это… великий дар, но мне очень грустно. Такое хорошее бывает единственный раз в жизни.

Они замолчали. Ничто, вроде бы, не мешало им вновь встретиться с Лэйит — но, вспоминая ответные толчки её бедер, Лэйми ощутил вдруг жалость и стыд. Сможет ли она, отведав столь изощренной любви, когда-нибудь завести нормальную семью? Едва ли. В этой паре, такой чистой, такой невинной на вид, было что-то глубоко порочное. Они явно находили удовольствие в том, что привязывали к себе других людей, вызывая их благодарность, возможно, вполне материальную — он до сих пор ведь не знал, чем они живут — а жили они не бедно. Любовь Лэйит была как чаша отравы из древних книг — отведавший её не сможет возвратиться к прежней жизни, припадая к сладкому яду снова и снова. Она плела паутину из наивной, как Миа, молодежи, вела свою тайную игру…

Лэйми помотал головой. В конце концов, он сам был красивым парнем — рослым, стройным, гибким и мускулистым, с гладкой светло-золотистой кожей и лохматой гривой густых рыжеватых волос. Лицо его было широкоскулое, глаза темно-синие — не удивительно, что девушки приглашают его, не говоря уж об Охэйо. Кровосмешение, которое не принесло плода, вроде как не было кровосмешением — но всё началось именно с этого. Первой жертвой Лэйит был её брат; последней стали они сами. Лэйми понимал, впрочем, что мрачные мысли исчезнут, едва его желание проснется — но они всегда приходили, когда он насыщался им до конца. Может быть, он сожалел, что неожиданная радость не повторяется или повторяется иначе…

Они молчали, пытаясь разобраться в чувствах, столь неожиданно омрачивших их счастье. Но им очень нравилось бездумно мчаться по незнакомой земле, не прилагая никаких усилий. Охэйо опомнился лишь, когда солнце зашло, а вокруг потянулись промышленные кварталы. Если эта линия и поворачивала назад, то явно не здесь.

Они вышли на совершенно пустой станции. Как добраться до дому, они не представляли — знали только, что нужная им ветка вроде бы проходит где-то к западу — но это приключение казалось им восхитительным. Сумеречный мир вокруг окутала легкая белая мгла — но не тумана, а дыма далеких лесных пожаров и тревожный, терпкий запах гари прояснял их чувства до удивительной остроты. Затянувшая небо белесая дымка у горизонта делалась коричневой; казалось, на западе воздвигся зыбкий горный хребет, над которым раскинулось таинственное серебристое зарево.

Было очень тепло; нагретый за долгий день воздух мягко обнимал Лэйми и стянувшая плечи чужая футболка раздражала его. Он снял её и обернул вокруг бедер, ощутив непривычную легкость. Едва ощутимый ветерок касался его кожи, словно сотни призрачных рук. Охэйо тоже расстегнул рубаху, открыв туго стянутые мышцы живота, зевнул, встряхнул волосами, а потом увлек его в распахнутые ворота завода — обходить его тянувшуюся в обе стороны, насколько хватал глаз, ограду было бы слишком долго.

Казалось, весь этот завод состоял из одного громадного железобетонного здания с множеством внутренних дворов, и высокие вторые ярусы поднимались на массивных опорах, образуя соединяющие их таинственно-сумрачные проходы. Кое-где разделенные пилонами окна цехов сияли ярким желтым светом, из них доносился ровный шум машин, но они не видели ни одного человека. Иногда в окнах темных вроде бы корпусов таинственно сверкала электросварка, иногда из толстых труб под срезами крыш с угрожающим шипением бил пар, растекаясь, словно молоко, в дымчатом воздухе. Земля во дворах была неровной, в гигантских колеях. На их дне ещё сохла потрескавшаяся грязь. У стен громоздились вросшие в землю бетонные блоки, ржавый лом, штабеля неправдоподобно тяжелых стальных конструкций. Однажды они увидели громадную платформу-тягач с восемью колесами, которые были выше их роста. Кое-где Лэйми замечал выставленное во дворы, наверное устаревшее оборудование — темно-зеленые прессы и станки, иногда достигавшие высоты двухэтажного дома. Он был бы не прочь осмотреть их поближе, но Охэйо тянул его дальше. Они пересекли завод всего минут за пятнадцать и вышли через открытые ворота с другой стороны, когда за их спинами, словно проснувшиеся стражи, уже вспыхнули яркие синие лампы.

Теперь они шли по неровной, изрытой земле будущего широченного проспекта. Окруженные высоченными кранами здания здесь были громадными, иногда этажей до пятнадцати — но, построенные всего наполовину, они напоминали какую-то причудливую горную страну. Серые железобетонные каркасы, плавные изгибы темно-красных кирпичных стен впечатляли своей массивностью. Здесь тоже не было ни единой души и зияние тысяч пустых окон в вечернем сумраке казалось зловещим — но Лэйми совсем не чувствовал страха. Он словно попал в один из своих снов, в которых все люди исчезали и он мог невозбранно бродить где угодно. Нависавшая над ним многоэтажная ступенчатая путаница незамкнутых перегородок и переходов казалась ему необычайно привлекательной; будь ему лет четырнадцать, он бы с удовольствием полазил здесь.

Район стройки оказался небольшим; они вскоре вышли к обширному, поросшему пышной травой лугу, плавно сбегавшему к бескрайней глади озера Орчи. Над ней, скрывая сияние заката, громоздились далекие тучи, таинственно-беззвучно полыхая розовато-белыми и бело-золотистыми зарницами. Коричневато-серебристое сияние над ними мерцало три или пять раз в секунду — то ли отблески молний, то ли…

Лэйми помотал головой. Стояла душная, безветренная погода, явно предвещавшая грозу, но небо над ним было ясное, вокруг вилось множество стрекоз. По лугу были в беспорядке разбросаны высокие столбы с разноцветными венцами тусклых длинных ламп. Их горизонтально расходящийся призрачный свет словно падал из воздуха, покрывая траву розоватыми, зелеными, голубыми пятнами.

Здесь отдыхало множество гибких юношей и девушек, почти обнаженных. Они сидели тесными кружками, бегали, купались, лежали на траве. Но Лэйми привлекло не это, а танцы — десятка два рослых, крепких девчонок, всего лет по семнадцати, кружились на берегу, среди немногочисленных зрителей. Их тяжелые черные волосы доходили до поясниц, светлая кожа серебрилась в коричневатом сиянии заката. Их головы были увенчаны большими венками из ярких ночных цветов — даже издали Лэйми чувствовал их одуряющий аромат. Круглые лица с пухлыми губами, широковатыми плоскими носами и длинными, косо посаженными глазами хранили высокомерно-хмурое выражение. Плывущий высоко над горизонтом зыбкий серебристый свет отблескивал на их округлых плечах, высокой и крепкой неприкрытой груди, поджарых гладких животах. Единственное их одеяние составляли бисерные браслеты на запястьях и щиколотках и такие же пояски, низко лежавшие на крутых бедрах. С них до середины икр свисали пёстрые цепочки бус, не скрывавших ни сильных стройных ног, ни тугих изгибов ягодиц, ни даже темных треугольников внизу живота. Узкие, изящные босые ступни словно ласкали пышную холодную траву.

Юноши, словно завороженные, смотрели на них. Девушки грациозно покачивали бедрами, сомкнув руки над головой, кружились парами, вдруг крепко прижимаясь друг к другу и резко расходясь в стороны. Их танец казался текучим, бесконечно рассыпавшимся и вновь рождавшимся узором.

Лэйми готов был смотреть на него до утра, но вдруг откуда-то сбоку хлынул яркий, бело-золотой свет. Обернувшись, он удивленно замер — откуда-то из зенита исходил столб чистого, немного туманного свечения. Он медленно скользил справо налево, его основание рассеивалось в поднимавшемся над озером тумане и Лэйми не видел, где он касается воды. Всё это происходило совершенно беззвучно, лишь его уши забивал высокий, на пределе слышимости, писк, а по волосам и одежде побежали колючие электрические искорки. Через минуту колонна света вдруг погасла, не оставив никакого следа. Лэйми ошарашенно переглянулся с Охэйо — он совершенно не представлял, что бы это могло быть — но вся молодежь на лугу любовалась зрелищем безо всякого удивления: оно, вероятно, было здесь привычным. У Лэйми это вызвало какую-то непонятную тоску и странное чувство досады, — может быть потому, что танцы на этом закончились. Но, отвернувшись от луга, он заметил нечто более интересное — дальше к югу в сумеречное небо вздымались исчерченные полосками окон башни, такие огромные, что их верхушки ещё розовели в закатном свете. Это, должно быть, был Лер-Центр, в котором их соблазняла побывать Лэйит. Бездумно повернув к нему, они вышли в жилой район. Как и в том, «крепостном» районе, кварталов тут не было — длинные пятиэтажки из красного кирпича тянулись бесконечными ломаными цепочками. Такие же бесконечные, поросшие деревьями дворы между ними то расширялись, то сужались. Многие окна тлели тусклой, приглушенной шторами желтизной, но земля была затоплена таинственным сумраком. Здесь были высокие уличные фонари и они даже горели — но с плоских каплевидных корпусов ламп свисали, почти полностью скрывая их, темные губки светоеда, лениво колыхая длинными бахромчатыми шлейфами белесых пылеловных нитей. Трудно было поверить, что из пыли и воздуха могли вырасти эти внушительные бархатистые желваки. Впрочем, они не гнушались и привлеченной светом мошкарой. Вокруг них порхали жутковатые черные бабочки, похожие на траурниц — именно они разносили споры этого удивительного гриба, живущего за счет сильных и постоянных источников света. Лэйми постарался прикинуть, сколько лет в Мааналэйсе существуют фонари, чтобы к ним успели так вот приспособиться, но не смог.

Здесь было много людей — в основном одетая лишь в шорты босая ребятня, которая вопила и бегала в полумраке. Иногда бесшумно проносились подростки на велосипедах с тусклыми генераторными фарами. Они с Охэйо брели по пустующим автомобильным проездам, в сущности, наугад, бездумно осматриваясь. Дворы, в основном, были заняты какими-то сарайчиками, гаражами, огороженными сеткой детскими садами, утонувшими в сумраке под толщей древесных крон, но иногда им попадалось кое-что необычное — высоченные бетонные столбы, увенчанные шпилями громоотводов, небольшие, таинственные старые церкви — они были ниже окружающих их домов — непонятно как сохранившиеся высокие бревенчатые двухэтажки, потемневшие от старости. Лэйми представлял, как хорошо было бы стать здесь мальчишкой и бегать по этим дворам бесконечными летними вечерами, но всего минут через двадцать они вернулись к магниторельсовой линии, вскоре сели в один из подошедших поездов и ещё через минуту мчались к поднебесным башням Центра по прямой, как стрела, эстакаде, рассекавшей огромное болото — море низких, плотных зарослей. В нем блестели небольшие озерца, отражая алое пламя заката. С другой стороны, далеко, на обрывистом уступе призрачно белели многоэтажные здания, искрясь множеством желтых огней. К нему, где-то у горизонта, тянулась ровная цепочка синих мерцающих звезд — очевидно, там и проходила обратная ветка дороги.

Резким поперечным изломом уступ приблизился к эстакаде. Она плавно пошла вверх, потом повернула налево, к жилым районам, и они вышли на первой же остановке. Теперь башни Центра были видны гораздо лучше и они отошли в сторону, любуясь ими. Их было не более десятка, все разной высоты и формы — самые высокие стояли в центре. На фоне зеленовато-синего сумеречного неба их граненые силуэты выделялись очень четко. Они были наполовину темные, наполовину облитые призрачным закатным серебром, такие громадные, что освещенные этажи казались тонкими неровными полосками зеленовато-белого, розоватого или холодно-голубого света. Ступенчатые кровли башен обрамляли двойные венцы красных ламп, на их тонких шпилях сияли белые огни. Они казались Лэйми удивительно ярким звездным скоплением.

Выше всех были три плоских, изогнутых башни. Плавно суживаясь кверху, они сходились над шпилем самого высокого небоскреба, поддерживая толстое, торообразное кольцо. Это немыслимо огромное сооружение как бы накрывало собой Центр — он весь помещался между его дугообразными опорами, в то время как кольцо парило на высоте в два с половиной раза большей, чем шпиль центральной башни, уже где-то в зените. Освещенные окна на нем казались разноцветными искрами, почти неразличимыми из-за своей малости.

Смотреть на это можно было бесконечно, но Лэйми нестерпимо хотелось оказаться там, на самом верху — он едва ли не всерьез верил, что там находится рай — и они направились к Центру.

Путь к нему пролегал по просторной торговой улице и им пришлось привести себя в приличный вид, то есть одеться. Вся ширина этой улицы, мощеной каменными плитами, была отдана пешеходам. Ядовито-зеленые, розовые и синие неоновые панели реклам сияли так ярко, что вполне заменяли фонари. Цокольные этажи разностильных домов, что смыкаясь, тянулись по обе стороны улицы, представляли собой одну непрерывную лестницу. Магазины, к которым она вела, тоже соединялись в одну бесконечную галерею — можно было пройти их все, не выходя наружу. Здесь продавались все вещи, какие Лэйми только мог представить — а было много также ему совершенно незнакомых. Магазинчики были богатые и победнее, одни отгораживались от галереи глухими прилавками, другие уходили в таинственную глубину. В одном из них, ярко освещенном, продавались книги и здесь они задержались надолго. Лэйми словно попал в какой-то иной мир — в Пауломе (или в отделе, в который он забрел) были популярны истории об обществах, распадавшихся и гибнущих под натиском непонятных и непреодолимых опасностей, бесконечных и мрачных, оказывающихся тщетными путешествиях. Иллюстрации книг были черно-белыми, но очень четкими и точными. Больше всего его поразила одна книга — о юноше, который преодолел несколько тысяч миль, влекомый стремлением к некой непонятной цели. Он пробирался через бесконечные маленькие городки, сражался с людьми и зверями, терял и обретал свободу, друзей, любимых — чтобы в конце своей недолгой жизни принять смерть.

Лер-Центр окружала стена высотой метров в восемь — её покрывали очень красивые мозаики из разноцветных пород камня, но выступавшие из неё прямоугольные башни с тремя ярусами узких амбразур, закрытых броневыми ставнями, не оставляли сомнений в её назначении. Даже подойти к стене было нельзя — её окаймлял широкий, мелкий канал, облицованный гладким гранитом. Вода в нем была подсвечена яркими, таинственно-фиолетовыми лампами на дне, но пронизывающее её узорчатое стальное кружево в виде каких-то фантастических колючих растений было совершенно непреодолимым.

Канал пересекал широкий мост, упиравшийся в ряд разделенных массивными пилонами проходов. Стоявшие в них рослые девушки в коротких белых туниках пропускали внутрь всех, кто не казался им подозрительным, не спрашивая документов, но очень внимательно всматриваясь в лица. Охэйо и Лэйми они не задержали. Проходя под стеной он заметил широкие пазы подъемных щитов, готовых, в случае опасности, мгновенно запереть входы.

Круглая территория Центра представляла собой, собственно, один громадный, почти темный парк. Фонарей тут не было, мощеные шершавыми плитами, безупречно ровные дорожки обрамляли полосы матового стекла. Они бросали на кроны деревьев таинственный, зеленовато-белый свет, создавая у Лэйми впечатление морского дна.

Громады башен вблизи уже нельзя было охватить взглядом — приходилось до предела запрокидывать голову, чтобы увидеть их уходящие в бездну неба этажи. Их основания поднимались за кроны глухими базальтовыми монолитами. Лишь там, за освещенными террасами, начиналась бесконечная череда окон и полос белого стекла.

Башни обрамляли облицованные камнем каньоны, широкие рвы глубиной в несколько этажей. На их дне были разбиты аккуратные садики с тщательно подстриженными кустами и крошечными бассейнами. Внутренние стены, по странному контрасту с глухой надземной частью, были из прозрачного до невидимости стекла, открывая ажурную, залитую ярким белым светом подземную утробу громадин — огромные помещения с множеством ярусов белых галерей, висячих площадок и переходов. Они уходили вниз гораздо глубже, чем днища световых рвов. Каждый раз Лэйми смотрел словно в громадный аквариум — внутри беззвучно сновали стройные девушки в коротких белых туниках, юноши в безрукавках и джинсах. Казалось, что гигантские башни опирались на воздух, — чудовищные круглые колонны в четыре метра толщины, несомненно, монолитные, были вписаны в интерьер так искусно, что совершенно не бросалась в глаза. Сами световые рвы перекрывали массивные стальные балки, накатываясь по которым тяжелые броневые щиты — их толстые кромки тускло блестели в основании стен — могли наглухо запереть их.

Совершенно непонятно было, где входы. На дно световых рвов не вело ни одной лестницы. С них, правда, можно было попасть внутрь — но сейчас все окантованные сталью узкие двери были закрыты. Стекла в них были такими же толстыми, как и громадные, в несколько метров высотой, стекла в рамах — в ширину ладони, самое меньшее. Происходившее за ними казалось Лэйми совершенно нереальным.

Обойдя без толку несколько башен, они пошли по широкой, как взлетная, полосе камня — начинаясь от ворот, она рассекала территорию Центра пополам. В неё в два ряда были врезаны большие — метров по пять — квадраты освещенного изнутри матового стекла, говоря, что они идут по крыше подземных помещений.

Через пару минут они вышли к обрамленному каменным парапетом квадратному бассейну. Дно его — единая огромная плита — было совершенно прозрачным и там, на глубине метров в двадцать, они увидели эллиптическую сцену. На ней беззвучно кружились и танцевали босые девушки — смугло-золотистые, ловкие и крепкие. На них были только серебряные браслеты и пояски со свисающими на бедра цепочками. Лэйми поразило совершенство их пропорций — груди у них были высокими и полукруглыми, изгибы широких бедер — безупречно выпуклыми. Гривы тяжелых волос метались, словно черное пламя. Под слабо колебавшейся поверхностью воды их танец казался каким-то древним видением.

Несколько ошалев, они пошли дальше, увидев за бассейном две лестницы — они длинными ломаными зигзагами спускались в подземелье. Очевидно, когда-то тут был овраг. Его тщательно выровняли и перекрыли сверху, превратив в каньон со сходящимися книзу облицованными мрамором террасами, соединив их лестницами и плоскими мостами, и пустив по гладкому каменному дну мелкую, быструю реку. Вода в ней была идеально чистой. Тонкие круглые колонны подпирали тяжелые балки перекрытия; между ними светились квадраты матового стекла, те же, что и наверху. Воздух тут был холодным и влажным.

Здесь было просторно и пусто, — им не встретилось ни единой живой души. Танцевальный зал отделяла глухая переборка из листов матового, освещенного изнутри стекла. С каждой её стороны начинался боковой проход с такой же матовой светящейся облицовкой. Оба казались бесконечными и Охэйо немедленно свернул в правый, решив, что это какой-то оптический трюк. Но секрет оказался именно в длине — а также в матовых светящихся дверях, за которыми начиналась длинная темная лестница, мокрая от падающего сверху дождя.

Поднявшись по ней, они попали в разросшийся, запущенный сквер. Тусклые, темно-синие фонари рассеивали мертвенный, нездешний свет, словно замораживая тускло мерцающие облака дождя. Неровный, потрескавшийся асфальт стал глянцевито-черным и в пузырящихся лужах дрожали отражения ламп. Мокрые, тяжелые кроны шумели под порывами ветра и этот глубокий, влажный звук то слабел, то накатывался волнами.

Столь резкая перемена обстановки после стерильной пустоты подземелья вызвала у Лэйми странное ощущение — словно они миновали горизонт и попали в какой-то неземной, нереальный мир. Его охватило вдруг чувство безграничного одиночества, возможно, навеянного погодой, но скорей всего, вызванного усталостью. Ему отчаянно хотелось спать — но вернуться домой они могли теперь только к утру, что не улучшало его настроения.

Длинная аллея, по которой они бездумно брели, уходила в непроглядный мрак и Лэйми казалось, что оттуда за ним следят звери — чувство совершенно бессмысленное, но он никак не мог избавиться от него. Его футболка промокла и противно липла к коже. Он снял её; так же поступил и Охэйо со своей рубахой. Его светлая кожа в этом свете казалась синевато-белой, безжизненной и плечи Лэйми передернуло — будь клыки у Аннита побольше, он вполне сошел бы за вампира.

Миновав аллею, он уперся в гранитный парапет. Далеко внизу, за черным гребнем стены, лежал обширный темный парк — сплошное море мокрой, тихо шуршащей листвы. Призрачно-тусклый синий свет фонарей едва вырывал из мрака лениво колыхавшиеся кроны. За ними громоздились темные утесы домов; лишь в просветах между ними виднелись редкие группки синих и белых далеких огней. За влажной пеленой дождя они мерцали, словно звезды. Настоящих звезд видно не было — затянувшая небо мутная хмарь едва тлела в падавшем снизу блеклом свете. К горизонту она окончательно темнела, переходя в неразличимую тьму и, глядя на неё, Лэйми невольно подумал, что они — возможно, единственные люди, не спящие в глубине этой бесконечной туманной ночи, в этом тусклом городе.

Его нагая спина ощутила слабую волну тепла — собственно, едва заметную, но он обернулся. Охэйо подобрался совершенно беззвучно — это получалось у него без малейших усилий, бездумно — и, не глядя на него, проскользнул к парапету. Его лицо призрачно белело в темноте, глаза расширились так, что стали почти сплошь черными. Он замер, вглядываясь в темноту, понюхал воздух, словно кот, искоса посмотрел на друга и поёжился.

— У меня мурашки по коже от этого места. Всё, хватит на сегодня. Пошли домой.