"Финансы Великого герцога" - читать интересную книгу автора (Хеллер Франк)Глава вторая, в коей начинается большое приключениеНочью и утром следующего дня ветер усиливался; море было черно, и только к обеду погода снова разгулялась. Около часа даже сеньор Пакено отважился подняться на палубу: с высокого синего неба, по которому, как прекрасные монопланы, кружили чайки, засияло солнце. Теплый воздух будил аппетит. — Нам наконец выдался случай представить вам лучшее, что есть на Менорке, — климат, — сказал граф Пунта-Эрмоса. Около шести они прошли юго-восточный мыс острова, и вскоре показался Маон. Маленький город, все такой же спокойный и белый, поднимался террасами над портом; в соборе звонил колокол, созывая прихожан на молитву «Ангелюс», тени с запада тяжело ложились на дома и пальмы. Лунный серп, как тонкая серебряная царапина, прорезал опалово-голубое вечернее небо; на прозрачной воде, словно белые кувшинки, качались чайки. «Аист» медленно обогнул пирс и на малом ходу вошел в порт, который был пуст, если не считать чаек, при появлении яхты с криком поднявшихся в воздух. «Аист» бросил якорь, и некоторое время все казалось спокойным. Но вдруг из глубины порта вынырнула лодка и стала быстро приближаться к маленькой яхте. На веслах сидел портовый гребец, но кроме него на борту были два господина в форме, богато украшенной галунами и позументами. У обоих на левой руке были белые повязки. Между тем на палубе яхты к этому моменту остались только профессор Пелотард, его жена и капитан. Когда Маон еще только появился в поле зрения, Филипп отвел графа Пунта-Эрмоса и его друга в сторону и сказал: — Господа, я собираюсь причалить в столице. Меня там не знают, и потому я, наверное, ничем не рискую. Но если не ошибаюсь, вы бывали на острове? И у вас на Менорке там собственность? — Совершенно верно. — Тогда я бы счел разумным — пожалуй, единственно разумным, — чтобы вы не показывались до тех пор, пока я не узнаю, как обстоят дела на суше. Ваше появление может дать повод для насильственных действий со стороны революционеров… предугадать невозможно! — Вы правы, — согласился граф, — давайте поступим так, как вы говорите. Вот почему, когда лодка с «галунастыми» господами пришвартовалась у маленькой яхты, на палубе стояли только Филипп и его супруга. Через десять секунд оба господина поднялись на борт. Молодой человек (ему едва исполнилось тридцать), на котором форма была еще вычурнее, а галуны еще крупнее, чем у его товарища, по-военному отдал честь. — Добрый вечер, — сказал он на ломаном английском. — С кем имею удовольствие говорить? «Имею удовольствие!» Филипп разглядывал его с любопытством. — Мое имя — профессор Пелотард, — представился он. — Это моя жена, а это — капитан Дюпон, хозяин яхты, которая прибыла сюда по моему заказу. А я с кем имею удовольствие говорить? Молодой человек приосанился. — Мое имя — Луис Эрнандес, — сказал он. — Быть может, оно вам небезызвестно? Филипп едва не рассмеялся: так это будущий или уже провозглашенный президент Менорки! Спешит предстать перед знатными иностранными гостями… Очевидно, он взял это себе за правило и наверняка побывал и на борту «Лоун Стар» капитана Симонса. А ведь в одной из кают «Аиста» всего в десяти шагах от президента сидел человек, на место которого он метил! — Я счастлив познакомиться с вами, господин президент, — сказал Филипп с поклоном. — В последние четыре дня, с тех пор как телеграмма капитана Симонса покинула Барселону, ваше имя не сходит со страниц мировой прессы. — Ах, он дал телеграмму! Я надеялся, что он это сделает, но уже начал волноваться… Никакой реакции… и телеграфный кабель вышел из строя. Никто не знает почему. Я рад, что капитан дал телеграмму. Так значит, в Европе говорят обо мне… то есть о нас? — О, можете не сомневаться, господин президент! Сейчас нет другого предмета для разговора; газеты захлебываются, воздавая хвалу вам и вашим мужественным соотечественникам. Я сам — представитель прессы… и прибыл, чтобы передать вам ее восхищение и предоставить всю ее влиятельность в ваше распоряжение, господин президент! Филипп говорил медленно, чтобы каждое слово успело лечь в благодатную почву, каковую со всей очевидностью представляло сердце сеньора Луиса Эрнандеса. Будущий президент Менорки слушал его, чуть приоткрыв рот и вытянув шею, и время от времени поглаживал свой раззолоченный рукав. Филиппу хотелось в самом начале завоевать его расположение, и, по всей видимости, он взялся за дело удачно. Сеньор Эрнандес откашлялся. — Я рад, мистер Пелотард! Рад, — сказал он как можно торжественнее. — Я вижу, что пресса почла своим долгом встать на защиту правды и правого дела. Я рад… Но прошу вас, не зовите меня президентом. Я еще не стал им… Пока… Выборы состоятся только через несколько дней. — Ах, — возразил Филипп с самой любезной улыбкой, на которую только был способен, — я слышал, первый консул Бонапарт не обижался, если иногда его называли сиром! От удовольствия лицо сеньора Эрнандеса налилось краской, и он тут же бросил взгляд на своего спутника, желая убедиться, что тот все понял. — Мистер Пелотард, — произнес он затем. — Это — инспектор порта и мой друг Эмилионес. Он окажет вам любую помощь, какую вы пожелаете… Тут Луис Эрнандес умолк и обратил долгий взгляд к окну столовой залы, давая понять, что президент Менорки не сочтет за излишнюю фамильярность, если его пригласят на торжественный ужин. Но Филипп, у которого были свои планы, сделал вид, что ничего не заметил. — Завтра, сеньор, я, с вашего позволения, осмелюсь нанести вам визит, с тем чтобы посоветоваться, как наилучшим образом подать материал в прессе. — Охотно, охотно, сеньор, — отозвался Луис поспешно. — В любое время после двенадцати. С десяти до двенадцати я инспектирую войска. — А где я смогу вас найти? — спросил Филипп. — В замке, сеньор. Во дворце. Филиппу снова пришлось сдерживать смех. Сеньор Эрнандес не замедлил присвоить себе внешние символы власти; народный избранник просто-напросто занял резиденцию свергнутого тирана! — Ах, в герцогском замке, — сказал Филипп. — Могу ли я задать вам один вопрос? — Конечно, сеньор, с удовольствием. — Что сталось с его прежним жильцом? Вопрос озадачил сеньора Эрнандеса, и он испытующе взглянул на представителя европейской прессы. — Мы поговорим об этом завтра. Желаю вам приятного вечера, — оправившись, пробормотал Луис. Президент и сеньор Эмилионес спрыгнули в лодку; последний во все продолжение встречи не сказал ни единого слова, возможно, потому что не знал английского языка; через пару секунд их суденышко исчезло в сгустившихся сумерках. Едва они скрылись из виду, как Филипп оставил свою мнимую супругу, проводившую президента Меноркской республики убийственным взглядом, бросился в пассажирское отделение и постучал к графу Пунта-Эрмоса. — У нас были гости, граф. Очень высокопоставленные гости. — Кто? — Президент Эрнандес! Теперь мы с ним — лучшие друзья, и завтра я нанесу визит в его резиденцию, в герцогский замок. — В герцогский… каков мерза… Так значит, завтра вы идете к нему? Поздравляю. И мадам будет с вами? — Мадам? Мне стоило неимоверных усилий не дать ей из-за угла укокошить президента во время его визита. Вы же знаете, что она ярая роялистка. — Знаю, и меня это радует. — Вот как? Как бы то ни было, у меня есть причины быть признательным президенту. — И эти причины — приглашение в герцогский замок? — Нет! Он освободил Менорку от великого герцога! А ведь если бы дон Рамон оставался на острове, мне, как вы сами заметили, пришлось бы покинуть Менорку без жены. Но, говоря между нами, я не собираюсь откладывать свой визит до завтра. — Вам не терпится снова повидаться с вашим другом? — Гм, пожалуй. Во всяком случае, я намереваюсь осмотреть столицу и вечером сойду на берег. — Много вы не увидите. Газовый завод Маона славен своей ненадежностью. — Я обойдусь без газового освещения. Au revoir, граф. — Не спешите, профессор. Если не возражаете, я пойду с вами. Филипп внутренне усмехнулся. — Ах, вы хотите пойти со мной… Это очень неосторожно. Что, если я действительно возражаю? — Тогда я доберусь до берега вплавь. — Ради всего святого, граф, не нужно. Отправляйтесь вместе со мной, только обещайте, что не будете телеграфировать о своих впечатлениях в конкурирующие издания. Вы знаете Менорку? — В известной мере. Великий герцог говорил кратко. Его лицо выражало странную решимость, и Филипп, дрожа от радости, понял: их ждет большое приключение. С той минуты, как он сообщил графу, где квартирует президент Эрнандес, лицо графа превратилось в каменную маску; и, если Филипп не ошибся в характере своего гостя, это предвещало нелегкие времена для предводителей революции! Для них самих, впрочем, тоже. Однако он понимал чувства великого герцога, не имел ничего против приключений и к тому же не забывал о том, что происходящее полностью соответствует его планам! Выйдя на палубу, они обнаружили, что сумерки уже успели перейти в ночь. Великий герцог оказался прав: в Маоне не горело ни одного фонаря, и им пришлось довольствоваться слабым светом ночного весеннего неба. Капитан Дюпон стоял у поручней и курил носогрейку. Филипп крикнул ему, чтобы он спустил на воду ялик. Капитан несколько удивился, но отдал приказ. — Профессор, вы хотите сойти на берег? — Да, капитан. Ждите нас около одиннадцати. Вряд ли нас не будет более двух часов. Но если мы не появимся, скажем… до двенадцати, постарайтесь прислушаться и понять, что происходит на суше. В стране, охваченной революцией, может произойти все, что угодно. — Вы правы, профессор. Хотя — черт возьми! — тихо же у них делаются революции. Не то что во Франции. По мне, так любое судно могло бы вас сюда доставить! — Революция уже совершилась, капитан. Вы же видели нового президента. В подтверждение капитан Дюпон энергично сплюнул. — Да уж, черт меня побери, — сказал он. — Au revoir, капитан, — рассмеялся Филипп: республиканец Дюпон, похоже, вовсе не сочувствовал республиканским режимам в других странах. Филипп и великий герцог сели в ялик. Профессор взялся за весла, и они отчалили. |
||
|