"Древо миров" - читать интересную книгу автора (Олдмен Андре)

Глава восьмая Бунт на корабле мертвецов

Сыны Эхидны подняли трап, зарычал Керб, зашлепали лопасти колеса — Корабль Мертвецов поспешно отвалил от мрачного берега. Мокрая Морось быстро отдалялась, пока совсем не исчезла в тумане.

— Почему этот замок столь странно зовется? — спросил король, подойдя к Хрону, снова стоявшему у руля. — Пожалуй, его следует именовать Огненная Купель — из-за бесстыдного огня хозяйки…

— Т-с-с! — шикнул кормчий. — У тебя, парень, талисман какой-то имеется, потому и жив остался. Однако понапрасну не ерепенься, пока подальше не отплыли. Что же до мороси… Моросит здесь, бывает, и настоящие дожди случаются. Не приведи тебе те дожди видеть!

И он умолк, налегая на весло изо всех сил и вращая головой так, словно это было тележное колесо на хорошо смазанной втулке.

Однообразный унылый ландшафт левого берега постепенно отдалялся, и Хрон вскоре перевел дух. Из носовой каюты вылез Тавискарон, опасливо озираясь по сторонам. Подошел и встал рядом с королем у борта.

— Проехали? — спросил маг, старясь придать голосу побольше снисходительной бодрости. — То-то грохоту было, то-то шуму! Эти создания любят страху подпустить, огнем побрызгать, серой покидаться… Не на того напали! Тавискарон Звездное Яйцо все эти штучки-дрючки ваши знает, знает, да не боится!..

— Чего ж ты отсиживался в каюте со своей веткой, яйцо недоваренное? — грубо оборвал чернокнижника Хрон.

— Не твоего ума дело, — огрызнулся маг, — не для того моя варджна шамболинцами дарована, чтобы всяких демониц грудастых пугать. А будешь недоваренным обзываться, так я сам тебя сварю: вкрутую.

— Учти только, что Золотая Ветвь один раз сработать может, — ухмыльнулся Хрон. — Она хоть и пропуск тебе в Царство Мертвых, да все ж не дубинка, коей размахивать надлежит.

Лицо чародея вытянулось: он явно не ожидал подобной осведомленности от кормчего.

— Ну и что? — растерянно забормотал колдун. — Испугать хотите, да? Забыли, что при мне флакончики? Вот — слюна дракона, вот — слеза василиска, а это — экстракт бледной лягушки из болот Вендии… Мало? А разрыв-трава, а полосни-осока, а корень-прободай?

— Да брось ты, — отмахнулся кормчий, — все эти штучки мало чего здесь стоят. Пока ветвь при тебе — плыви, куда хочешь, но если испепелишь кого, Керб тебе голову откусит и за борт выплюнет.

Пес, заслышав эти слова, утробно рыкнул.

— А давайте не ссориться, — сбавил вдруг тон чернокнижник. — Мы ж в одной лодке, так сказать… Ты, достойный кормчий, ни о чем не тревожься и веди свой челн согласно избранному маршруту. И собачка твоя пусть успокоится… У меня есть дохлая мышь, она есть ее будет? Ну и не надо, я тоже не люблю дохлых мышей, так ношу, на всякий случай. Все мирненько, все ладком, плывем себе, окрестностями любуемся… Вот только юноша наш что-то приуныл, чело затуманил, брови нахмурил…

— Он видел свою умершую мать, — сказал Хрон, — там, возле Мокрой Мороси.

— Ай-ай-ай, — всплеснул руками чернокнижник, — какая неприятность!

— Ты не пробовал зашивать себе рот? — хмуро осведомился Хрон. — Говорят, маги иногда дают обет молчания. Аркан, или как там это у вас называется. Тебе бы впору.

Тавискарон обиженно засопел, перегнулся через борт и стал плевать в спрессованную Пустоту. Плевки исчезали, не долетев до поверхности.

— Неужели такова участь всех отважных воинов? — заговорил Конн, пропустивший мимо ушей всю пикировку кормчего и чернокнижника. — Храбрецы, лишенные сердца, идут в услужение врагу рода человеческого… Скажи, Хрон, так всегда бывает?

— Нет, Путник, — отвечал хозяин Корабля Мертвецов, — далеко не всегда, И храбрость храбрости рознь. Одни сражаются за золото, вино и удовольствия, либо подчиняясь жажде насилия — такие готовы служить тому, кто больше заплатит, или тому, кто сильнее. Иные же не продают меча, оружие их служит только чести и справедливости. Над такими Хель не властна. После гибели эти воины становятся эйнхериями и отправляются в Валхаллу на верхних ветвях Мирового Древа, где пируют и веселятся в свое удовольствие. То же и среди прочих смертных: большинство, погрязшие в мелких заботах обыденной жизни, бредут среди сменяющих друг друга страданий и удовольствий прямиком к Темной Реке, где ждет их мой корабль. Куда девается меньшая часть обитателей Земной Юдоли, мне не ведомо, знаю лишь, что не все человеческие существа становятся добычей Хель и Нергала…

— Я слышал о Небесных Садах Иштар, — задумчиво молвил король.

— Я тоже о них слышал, — кивнул кормчий, — хотя Хель утверждает, что это всего лишь сказка, выдуманная людьми себе в утешение…

— Как же, сказка, — влез в разговор Тавискарон, позабывший о своей обиде. — Да я сам бывал в Небесных Садах и таких диковин там насмотрелся, не поверите!

— Не зря тебя, видать, зовут Звездным Яйцом, — сказал Хрон, не слишком пряча насмешку, — ты и к звездам слетал, и на небесах побывал.

— Смейся-смейся, — маг на сей раз решил не обижаться, — а только вход в Небесные Сады гораздо ближе, чем многие думают. И не в Лучезарном Мире, куда не каждому добраться можно, а прямо на земле. Прямо перед глазами. Бывает, уставится какой-нибудь олух, как баран на новые ворота, на невзрачное дерево или камень — а это они и есть: Врата…

— Отец рассказывал, как однажды гиперборейская колдунья чуть было не увлекла его в Сады Иштар, — сказал Конн. — Она сулила ему сказочное могущество и пускалась на всяческие хитрости, чтобы оказаться за Вратами Вечности вместе с киммерийцем…

— С кем, с кем? — насторожился Тавискарон.

— Мой отец был киммерийцем, — ответил Конн, мысленно обругав себя за длинный язык. — Это такая дикая страна к северу от Пограничного Королевства…

— Да знаю я, где Киммерия, — бесцеремонно оборвал его маг, — и догадываюсь, кто был твой отец… Значитс я не ослышался, когда Хель помянула…

— Эй, колдун, закрой рот, а то я и вправду зашью его жилами мертвеца! — сердито крикнул Хрон. — Каждый плывет на этом корабле по своим делам и вправе хранить свои тайны.

Маг пожевал губами, что-то обдумывая, потом сказал приторным голосом:

— А я что? Я и молчу. Я вовсе не хочу выведывать, куда и зачем плывет сей достойный юноша. И до родителей его мне нет дела, у меня свои планы. Когда минуем Поле Красных Огней, скажу, где меня высадить.

Конн не смог сдержать облегченного вздоха: общество болтливого чародея его порядком утомило. Пусть отправляется куда хочет, и если сможет нанести вред своей Золотой Веткой хотя бы одному здешнему обитателю — так оно и к лучшему. Король снова перешел на правый борт и принялся наблюдать за солнечной полоской на краю каменного свода, заменявшего Темной Реке небо. Он не заметил, как помрачнел Хрон.

Король думал об Эльтире. Время здесь текло по-другому, он это понимал, и все же он слишком долго находился в пути, цель которого все еще оставалась неясной. Где найти дух девушки, покинувший прекрасное тело, и как вернуть его обратно? Быть может, это удастся сделать с помощью дудки ямбаллахов? Не зря же Дамбаэль уверял, что излучатель (вот словечко!) окажется полезным… Но не исчерпал ли он свою силу, вернув матери ее слабоумного ребенка? Не зря ящерка Бу предостерег использовать чудесный инструмент возле ступеней Мокрой Мороси… Что-то он совсем примолк, этот симпатичный дух-хранитель, или заснул после стольких волнений?

— Элементалы никогда не спят, — раздался в ухе короля тонкий голосок, — я с вами, государь, я начеку. Вот идет чародей, полный мрачных идей, он пыхтит и скрипит, мигом вас соблазнит… О, планы его грандиозны и опасны… Извиняюсь, с тех пор, как старикашка украл Золотую Ветвь, надобно относиться к нему с большей серьезностью.

— Чего он хочет? — негромко спросил Конн.

— Как чего? — изумился Бу, больно заерзав в королевском ухе. — Как все маги — власти над миром. Полной, беспредельной и неоспоримой власти.

— И у него есть к тому основания?

— Увы, Ваше Величество, есть, да еще какие. Но чародей сам вам обо всем расскажет.

Тавискарон приблизился, вцепился в перила и, уставившись на золотую полоску правого берега, прочувственно заговорил:

— Сколь прекрасен мир, лежащий там, под ярким солнечным светом, озаряющим нивы и тучные стада, голубые озера и девственные кущи леса! Боги создали высшую гармонию, воплотив ее в прелестях природы, в ее несказанной красоте и величии. Сколь отрадно жарким летним днем наслаждаться журчанием прохладного ручья в тени орешника, наблюдая за порхани — ме разноцветных бабочек! Сколь сладостно жужжание пчел, собирающих мед в свои кладовые! Бесхитростный труд, добродетель честного землепашца… Мн-э, о чем это я?

— Ты говорил о пчелах, — напомнил Конн.

— Как пчелы, перелетая с цветка на цведак, сбирают дань щедрой Природы, так и честные хлебопашцы в поте лица своего взращивают плоды земные, дабы прокормить себя и домочадцев своих. Пастух пасет стадо, кузнец кует железо, ткач прядет свою пряжу…

— Прядильщик прядет, — снова перебил король, — но что хочешь ты сказать, описывая мне эти мирные картины?

— А то я хочу сказать, о достойный сын киммерийца, что мирные эти картины беспрестанно нарушаются всяческими непотребствами, недостойными гармонии, замысленнор богами! Грабежи, насилия, кровавые войны… Брат встает на брата, сестра на сестру, мать проклинает детей своих, рожденных в муках, отец молит избавить его от лишних ртов. Засуха, недород, голод, бубонная смерть, моровая язва, саранча и вши… повсюду вши… Знать жирует в своих замках и обирает крестьян, вассалы составляют заговоры против сюзеренов, сюзерены подсылают убийц к монархам, разбойники грабят на больших и малых дорогах, жрецы запрещают науки, жены травят мужей ядовитыми грибами, прохожие калечат ноги о вывернутые булыжники мостовых. Никто не может навести порядок!

— И ты хочешь взяться за эту благородную задачу? Хватит ли силенок?

— Хватит! — горячо вскричал чародей. — Хватит, если ты мне поможешь.

— Сначала я должен знать, что ты замыслил.

— Мы наведем порядок безжалостной силой и водворим гармонию железной рукой, — убежденно сказал маг.

— Не слишком ли много берешь на себя, колдун? Или на ветку свою надеешься?

— Золотая Ветвь — только средство, она приведет нас в нужное место, а потом я сожгу с ее помощью Корабль Мертвецов. Слушай, ибо мы с тобой одной крови, благородной крови властителей мира! Когда-то, после Битвы Богов, на гору Меру упали их небесные корабли…

— Ты говоришь об огненных ладьях ямбаллахов? — перебил Конн. — Они разбились, распавшись на куски…

— Это не так! — горячо вскричал Тавискарон. И тут же, понизив голос, оглядываясь на корму, продолжал: — Я рад, что ты слышал о кораблях небожителей. Поверь, они уцелели, и Золотая Ветвь поможет нам овладеть их силой. В них спрятано грозное оружие, которому нет равного во всем подлунном мире! Овладев летающими кораблями, мы станем диктовать свою волю всем королям и правителям, все земли покорятся нам и примут нашу волю! И тогда мы водворим истинный порядок: хлебопашцы, подобно пчелам, станут трудиться на полях, воины — охранять наши сокровища, наместники, коих мы поставим над народами, — чинить справедливый суд и расправу. Все будут счастливы, и в мире, наконец, воцарится Истинная гармония!

— А мы с тобой станем лежать под орехом и слушать плеск ручья…

— А? — Маг часто замигал и тупо уставился на собеседника. — Какого ручья, не понял?

— Ладно, это я так, — сказал Конн. — Гармония — штука хорошая, хоть и скучноватая. Но зачем тебе понадобился я, ветка — то у тебя в поясе!

— Объясню. — Тавискарон еще раз оглянулся на застывшего у руля Хрона. — Объясню, ибо не должно быть недомолвок между союзниками. Я мог бы добраться до кораблей ямбаллахов через жерло огненной горы отсюда, из Нижнего Мира, ибо сверху их охраняют слишком ревностно. В жерле горы есть проходы, куда не попадают лава и горячие испарения. Ну, и остуди — вода со мной, конечно. — Он щелкнул по голубому пузырьку, и тот отозвался тонким жалобным звоном, — Так что, сын киммерийца, я мог бы обойтись своими силами. Но у тебя есть перстень, а в перстне тбм… — Тавискарон выдержал многозначительную паузу, — в перстне том — Сердце Аримана!

— Ну и что? — сказал Конн, не придумав ничего другого.

— Ага, ты признался! Я правильно расслышал и понял слова Хели Безжалостной! Поистине сама судьба свела нас в этом проклятом месте. Теперь мы непобедимы: летучие корабли помогут одолеть земные державы, а Сердце Бога — победить небожителей! Ибо, как ты сам понимаешь, многие из них станут нам препятствовать из-за своего глупого Великого Равновесия…

Конн много слышал рассказов о магах, возжелавших мирового могущества. Среди них были поистине великие чародеи, не чета Звездному Яйцу, путавшему заклинания и амулеты. Великий Тот-Амон, например, павший от руки отца в дебрях Черных Королевств… Или Тзота-Ланти, напавший на Турн, город, построенный Конаном в Озерном Краю герцогства Гандерланд… Сей надменный служитель Тьмы был сражен рукотворным огнем мастера-самоучки Афемида. Вспоминались и иные маги-члены ордена Белой Руки, Черного Круга, Алого Кольца… Большинство из них стремились к мировому господству, но кончили плохо. Правда этот, старый и слегка придурковатый, толкует о гармонии и красоте… Но, даже если он не лукавит и впрямь вознамерился водворять мировой порядок с помощью огня и меча, стоит ему завладеть летающим кораблем с его грозным оружием и сжечь несколько городов — войдет во вкус, и там его не остановишь. Особенно, если Звездное Яйцо завладеет могущественным Талисманом, скрытым в перстне на пальце короля.

— Ты ошибся, маг, — сказал Конн спокойно, — это действительно Сердце Аримана, но оно утратило свое могущество. В результате некой… э-э… аберрации, сила Талисмана рассеялась в пространстве, и где сейчас ее крупицы — мне неведомо.

— Ничего, — воскликнул Тавискарон с горячностью неофита, — завладев летучими кораблями, мы обшарим всю землю и соберем Талисман по частицам. Даже если придется опуститься на дно морское и подняться в небеса. Великая цель требует тяжких усилий!

— А если я откажусь?

Маг снова часто замигал. Казалось, он не предвидел такой возможности.

— Ну и глупо, — сказал он, обиженно оттопырив нижнюю губу, — очень глупо. И некрасиво: я ему все, как на духу, а он нос воротит.

— Эй, Многомудрое Яйцо, — раздался с кормы окрик Хрона, — мы приближаемся к Полю Красных Огней. Ты, кажется, собирался здесь сойти.

Тавискарон бросился к левому борту и жадно уставился туда, где среди полумрака вспыхивали и гасли красные огоньки.

— Что это? — спросил Конн, подходя к кормчему.

— Вотчина Черного Садовника. На этом поле он разбрасывает сердца воинов, и они прорастают огненными цветами. Из их лепестков варят напиток, который пьют Демоны Ночи.

— А протока, где протока? — нетерпеливо спросил Тавискарон, пристально вглядываясь в темноту.

— Какая протока? — уставился на него Хрон.

— Ты знаешь, перевозчик, ты знаешь! Протока, ведущая к горе Меру. Я хочу плыть туда, немедленно!

— Туда нельзя. Подножие горы окружают Зачарованные Поля, откуда нет возврата даже нам, обитателям Нижнего Мира.

— Да мне на вас плевать! — взъярился маг. — Золотая Ветвь проведет меня куда нужно, а вы можете зачаровываться, очаровываться или просто сгореть белым пламенем. Поворачивай!

— Не стану, — Хрон бросил рулевое весло, — сам хочешь, сам и плыви.

— И поплыву! — Тавискарон выпростал из складок кушака Золотую Ветвь и направил ее в сторону едва виднеющейся протоки. Корабль Мертвецов медленно лег на левый борт и стал поворачивать носом к ее устью.

— Остановись! — вскричал кормчий, видя, что дело плохо. — Ты все погубишь! Если на Темной Реке не будет моего перевоза, мертвецы выйдут из могил и заполонят Царство Живых!

— Плевать! Пусть заполонят! Я с ними потом разберусь. Вперед, кораблик, вперед!

И кораблик покорно вошел в узкую протоку. Керб, ощерив три страшные пасти, двинулся было на колдуна, но Тавискарон махнул в его сторону ветвью, и змеи на спине пса принялись судорожно извиваться от нестерпимого жара.

Течение в протоке было стремительным, оно увлекало судно в сторону огромной горы с багровым заревом на вершине. Поле Красных Огней проносилось мимо, Конн увидел застывшего, словно изваяние, Черного Садовода — прервав свой кровавый сев, он стоял, обратив к Кораблю Мертвецов плоское безглазое лицо.

— А ну, — закричал с палубы колдун, — ты, каменная образина, брось-ка мне самый большой и яркий цветок!

Он поднял Золотую Ветвь, и судно замедлило бег.

— Делай, что он велит, — горестно завертел Хрон своей гуттаперчевой шеей, — иначе сгоришь, как уголек в камине…

— Не надо так мрачно, — сказал Тавискарон, — всего один цветочек, велик ли убыток… Да не этот, болван, вон там, правее, настоящее диво!

Цветок, на который указывал палец чародея, был гораздо крупнее других и пылал, словно костер в ночи. Черный Садовник со скрежетом нагнулся, сорвал растение и с неожиданной ловкостью перекинул на палубу. Тавискарон вынул платок, расшитый магическими знаками, осторожно набросил на красные лепестки и лишь после этого спрятал за пазуху.

— Небось тоже горячий, — проворчал он удовлетворенно, — все они жгутся, да не всех сжигают…

— Зачем он тебе? — спросил король.

— Для храбрости. Это — сердце могучего и бесстрашного воителя, ставшее чудесным растением, я же собираюсь повелевать миром и Небесами, так что мужество мне понадобится… А теперь хватит болтать, вперед, к заветной цели!

Он снова вытянул Золотую Ветвь, и Корабль Мертвецов, набирая ход, полетел навстречу неизвестности.

— Все погибло, — бормотал Хрон, дергая, как безумный, бесполезный теперь руль. — С Зачарованных Полей нет возврата…

— Вели псу или сынам Эхидны броситься на чародея. — Конн все же был стратегом и нашел, как он думал, верное решение. — Тавискарон испепелит их ветвью, но она утратит свою силу.

— Не могу, — стонал кормчий, — без Керба и химер Корабль Мертвых никогда не сможет плавать по Темной Реке… Он просто растворится в Пустоте!

Мрак впереди стремительно редел. Что-то огромное, белесо-синее надвигалось на них, поглотив Серые Равнины и вулкан вдали — вскоре корабль оказался посреди мутной пелены, закачался, словно на волнах мертвой зыби, и встал.

— Все, — сказал Хрон, — приехали.

Тавискарон все еще размахивал Золотой Ветвью, тыкая ею во все стороны — тщетно.

— Говорили тебе, дураку, учись лучше, — устало бормотал Хрон, усаживаясь возле руля на палубу. — Ты с чего взял, что ветка тебе путь укажет?

— В мудрой книге вычитал, — упавшим голосом сказал чародей, — «Скрижаль магов» именуется. Вот… — Он порылся за пазухой и достал засаленный клочок пергамента. — Написано: «Ветвь золотая тебя одарит вдохновением, если стремишься к благому — укажет и путь и подмогу, если же…»

— Что — если же?

— Дальше оборвано, — всхлипнул Звездное Яйцо. — Ветка в этот пергамент была завернута, да я, когда тащил из сумки того шамбалинца, оборвал ненароком.

— По-моему, тут что-то иносказательное, — заметил Конн, отходя от борта. Он устал всматриваться в колеблющуюся пелену и тоже присел на палубу, чувствуя, как свинцовой тяжестью наливается уставшее тело. — «Одарит вдохновением» — это для пиитов.

— Ладно, с вдохновением ясно, — буркнул кормчий, — считаем, что оно посетило нашего кудесника: уж очень он взволнован и лицом бледен. Но куда ты попасть-то хотел, убогий?

— Туда! — неопределенно махнул рукой чернокнижник.

— Туда! — передразнил Хрон. — А попал в никуда!

— Может, грести?..

— Чем? Лопасти вон без толку хлопают. Эй, уймитесь вы там! — крикнул он теням в колесе. — А ты, яйцо пустое, если хочешь, греби своей золотой веткой.

Тавискарон отнесся к предложению кормчего с полной серьезностью и опустил ветвь за борт столь старательно, что и сам туда свесился.

— Ой-ой! — раздался тут же его отчаянный крик. — Защитите, Эрлик, Яджур, Цернуннос, Гуанлинь… Корабль исчезает!

Все, включая Керба, бросились к борту. Корпус судна и впрямь таял: от перил борта до мутной пелены внизу оставалось не больше локтя.

— Тонем? — с надеждой спросил Конн. Плавал он отлично и не боялся оказаться в воде.

— Если бы! — махнул рукой Хрон. — Растворяемся, Путник, растворяемся! Вот теперь, когда уже ничего не поправишь, я хочу, чтобы Керб вырвал кишки этому горе-колдунишке.

Еще не договорив, Хрон прыгнул на чародея и одним ударом выбил из его руки Золотую Ветвь. Тавискарон не сопротивлялся, просто стоял и смотрел, как надежда на мировое господство канула за борт в белесую мглу.

Пес зарычал и поскреб палубу — ногти мертвецов полетели во все стороны.

— Не надо кишки, — жалко проблеял колдун, — дайте умереть достойно…

Корабль вдруг сильно тряхнуло. Химеры, в которых Хрон так и забыл вдохнуть жизнь, упали и с грохотом покатились в открытую дверь заднего кубрика. Хрон и Керб бросились следом. Палуба еще раз качнулась, и встала дыбом.

Отчаянно цепляясь за лопасти колеса, Конн видел, как расправляет могучие крылья чудище на форштевне. Перья на его теле взъерошились, длинная шея вытянулась, драконья голова разинула пасть, издавая яростный клекот. Фонарь на конце рога вспыхнул ослепительно — голубым сиянием, крылья ударили тяжело, взметая белесые рвацые хлопья, и Корабль Мертвецов, влекомый крылатым чудовищем, крепко обвившим корпус своими змеевидными щупальцами, взмыл в воздух.

— Давай, Тифон, выноси нас отсюда! — слышал король торжествующий вопль кормчего, которому вторил заливистый лай Керба.

Рядом, уцепившись за лопасти, распластался Тавискарон. Глаза его были безумны, он шептал какие-то заклинания, пузырьки на его поясе лопались от каждого удара сотрясавшейся палубы.

Тифон, увлекая корабль, круто набирал высоту. Белесая мгла рассеивалась, показались перистые облака, между которыми, озаренная багровыми вспышками, виднелась гора Меру.

— Туда, давай туда! — заорал маг, все еще надеясь достигнуть вожделенной цели.

Тифон, словно услышав, заложил крутой пируэт, потом решил сделать петлю. Ноги чернокнижника и короля повисли над бездной. Летучая тварь раздумала завершать маневр и понеслась куда-то, удерживая судно книзу палубой.

Пальцы колдуна явно слабели. Конн, отпустив одну руку, потянулся к Тавискарону, чтобы поддержать его за отворот черного плаща. Звездное Яйцо тут же вцепился зубами в палец короля, на котором сидел перстень, стараясь стащить Талисман.

— Ублюдок, — прохрипел Конн, отдергивая руку, — подыхай, если хочешь!

— Не дождешься, — взвизгнул маг, — я сейчас полечу, как облако, на вершину горы и овладею самым грозным оружием… А ты низринешься в пустоту, жалкий, ничтожный юнец, недостойный великого предка!

Тавискарон повис на одной руке, шаря свободной за пазухой.

— Где же цветочек, где же… Я, понимаешь, высоты боюсь, а так бы враз полетел… Ничего, съем цветок — сердце и полечу… Да куда же он завалился?..

Тут слабые пальцы старика разжались, и Звездное Яйцо низринулся в бездну. Конн глянул: не станет ли колдун парить, как обещал, но тот падал камнем и вскоре пропал из виду.

Тифон описывал широкие круги, все еще кверху брюхом: очевидно, наслаждался нежданным солнечным теплом, а может, просто забавлялся. Конн висел над бездной, но это его не особо волновало: в детстве бывало, взобравшись повыше на дерево, он висел так подолгу, тренируя крепость рук и вырабатывая презрение к высоте. Еще немного, и Тифону наскучит таскать корабль в поднебесье, чудище опустится на Темную Реку, и можно будет потолковать с Хроном о продолжении путешествия…

Острая боль в пальцах заставила его глянуть вверх. Лопасти колеса явно переместились, теперь та, за которую он держался, была вровень с палубой, а просвет между ними был слишком узок, чтобы вместить крепкие пальцы короля. Перстень врезался в щель, и к нему тянулась чья-то серая лапа…

Тени в колесе ожили, это они сместили лопасти, грозя сломать Конну пальцы и завладеть Талисманом.

— Хрон! — завопил король, превозмогая боль из последних сил. — На помощь, кормчий!

Вой ветра относил его слова, из кормовой каюты не доносилось ни звука. Серые щупальца сжали ободок перстня…

И тогда король отпустил руки. Ему не сразу это удалось, измученные пальцы медленно и неохотно выползали из щели… Последнее, что видел Конн, срываясь в бездну, был туманный лик, показавшийся между лопастей, — лик убиенного Нумедидеса…