"Сокровища древнего кургана" - читать интересную книгу автора (Сидоров Виктор Степанович)

Глава семнадцатая «На деревню дедушке…»

Маме все еще не получшело. Желтая, худая, на лице одни глаза — большие, печальные. А в них тревога: как я?

— Да хорошо, хорошо, мам. Все хорошо. Огород зеленый, разросся, что межей не найдешь. Видишь, уже редиску тебе привез, лук вот… Поливаю каждый вечер. Особенно огурцы. Плети уже вон какие — с метр, поди. А полоски на щеке — ерунда. Просто шоркнулся о стенку сараюшки, когда воду нес. Ты только не беспокойся обо мне, выздоравливай поскорее. Скучно без тебя…

Мама то гладила меня по голове, то ласково трогала глаза, губы, то просто держала мою ладошку в своей руке и спрашивала обо всем: о селе, о соседях, о доме и, конечно же, больше всего обо мне, чем я занимаюсь, что ем, не бедокурю ли, не дерусь ли…

Я нынче никак не думал побывать у мамы, да вдруг утром нежданно-негаданно к дому подлетела председательская «Волга». Я выбежал во двор, а там уже Василий Кузьмич Батраков.

— Костя, а ну живо собирайся — в райцентр поедем. Пока я там буду дела решать, ты у мамки погостишь. Я забегал растерянно, не зная за что схватиться: умываться ли, одеваться ли во что-нибудь покрасивее, или гостинец маме собирать.

Батраков будто услышал мои мысли, поторопил:

— Ты не суетись — собирайся. А передачка уже наготовлена.

— А если лучку, Василий Кузьмич? Да редисочки, а? С наших грядок?

Батраков одобрительно мотнул седоватой головой:

— Это можно. Хорошо. Только по-быстрому.

То, что Батраков назвал «передачкой», оказалось огромным тюком. Когда мама увидела его — испугалась:

— Куда столько?!

Батраков лишь засмеялся:

— Ешь, Аннушка, поправляйся, а не совладаешь сама — вон сколько тут народа. Помогут, я думаю.

Василий Кузьмич был недолго — торопился очень. Передал приветы, коротко рассказал о колхозных делах, пожалел, что мама болеет, что без нее ему, Батракову, трудновато приходится. Потом глянул на часы, поднялся.

— Ну, Костя, давай гостюй у мамки, досказывай остальные новости. А я побежал. — Взял мамину руку: — Выздоравливай, Аннушка, постарайся побыстрее. Ждем тебя.

Мы с мамой наговорились вдоволь, даже пообедали вместе. Она повеселела, на губах нет-нет, да появлялась прежняя улыбка — быстрая, чуточку лукавая…

Совсем неожиданно вошел шофер Венька Козлов. Произнес торопливо:

— Костюха, нам пора. — Глянул на маму, увидел, как сразу потемнело ее лицо, кашлянул виновато: — Вы уж простите, Анна Михайловна… Батраков ждет. Спешит: дел у нас невпроворот.

Мама молча кивнула, крепко прижала меня к себе.

— Иди, сыночек…

— Ты плачешь, мама?

— Нет, нет, — сказала, а сама торопливо провела пальцами по глазам.

— Иди. До свидания…

Дома меня ждала новость, которой я, честно говоря, не знал радоваться или огорчаться: строительство канала перешло уже на земли нашего района. От Ключей это примерно километров пятнадцать, от силы восемнадцать. А свой временный поселок строители поставили совсем рядом — в восьми километрах от нас.

Канал это, понятно, хорошо. Ну, а Желтый курган как? Что с ним делать? Лег он мне на плечи, словно глыба. Сейчас самое время по-настоящему браться за работу, а у меня после той подлости, что устроили ребята, продолжать раскопки никакой охоты — руки не поднимаются. И бросить тоже сил нет — ведь столько уже сделано!

Мыкался я, мыкался по двору, наконец решил пройтись по селу, авось кого из приятелей встречу. Никого я не встретил, должно быть, уехали с полевым отрядом, а вот неожиданно познакомился со строителями канала.

Их было двое. Один пожилой, лысый с фиолетовыми щеками и таким же носом, другой — молодой, вихлястый, будто без костей. Называли они друг друга до противности ласково: лысый молодого величал Симочкой, а тот лысого Вовой. Они стояли на площади, а возле, с любопытством разглядывая их, толпилась кучка ребятни. Когда я подошел, вихлястый, подмигивая, говорил:

— Мы с Вовой скреперисты-бульдозеристы, боевой авангард нашей стройки. Проще выражаясь — разведка. Задание: ознакомиться с данным населенным пунктом и произвести рекогносцировку. Первым делом добыть сведения: имеется ли тут горючее для заправки, где и какое?

Семилетний Буланкин братишка Василек, белобрысенький и тоже с острым носиком, обрадовался, что может помочь строителям:

— Есть, есть у нас заправка! Вон там, за селом. Горючего целых три цистерны. Поговорите с Василием Кузьмичем, председателем нашим, он даст. Он добрый.

Лысый Вова гулко захохотал, будто покатил пустую железную бочку по колдобинам.

— Уложил, стервец! Как есть наповал!

Симочка сокрушенно качнул головой.

— Ай, ай, мальчик, какой ты жестокий. Так и убить можно дядю.

Василек растерянно дернул плечами и отступил на шаг: что он сказал такого смешного и глупого?

— Ну, а ты чего молчишь? — обратился Симочка ко мне. — Или нихт форштеен?

Что такое «нихт форштеен» я знал, а что ответить про горючее, чтобы не рассмешить Вову и окончательно не добить его, не знал.

В это время я увидел Игоря и Рагозина: они вышли из Дома культуры и направились к нам. Заметив меня, Игорь на какое-то мгновение остановился, но тут же решительно двинулся снова.

— Ты что — глухой? — спросил меня Симочка. И больше не дожидаясь ответа, обратился к Игорю и Рагозину: — Может быть, вы знаете, где тут можно по-быстрому заправиться горючкой?

Толян недоуменно дернул плечами, зато Игорь понимающе усмехнулся:

— Чего ж не знать… Тут недалеко. На следующей улице. Магазинчик с зелеными ставнями. Симочка облегченно вздохнул:

— Слава аллаху! А то мы с Вовой уже было испугались: может, думаем, в такой глуши люди ничего не пьют, кроме воды. А вода, замечу в скобках, тут совсем нам не по вкусу. Так, значит, как пройти? По этой улочке?

— Я проведу. Нам по пути.

— Ты мне нравишься, парень. Очень душевный. И, вижу, порядочный. У нас с Вовой есть небольшое, но очень деликатное дело… Я чувствую, ты нам поможешь.

Какое деликатное дело было у вихлястого Симочки и лысого Вовы, мне в этот раз узнать не довелось: у конторы колхоза, взвизгнув тормозами, вкопанно остановился пропыленный обшарпанный газик, и все разом обернулись. Я тоже глянул туда: из газика торопливо выпрыгнул невысокий, но широченный в плечах мужчина в белом костюме.

Симочка, будто над его головой просвистел камень, мгновенно втянул шею в воротник пиджака, просипел сдавленно:

— Черт побери — Жора. Рвем когти…

Я больше не видел ни Симочку с Вовой, ни Игоря с Рагозиным. Я бросился к конторе, потому что узнал его! Это был тот самый человек, что вместе с длинным, археологом, приезжал в грозу на Желтый курган.

Я бежал, а сам лихорадочно думал: что скажу ему и станет ли он слушать меня. Но я не поспел: мужчина перед самым моим носом скрылся за дверью. Я присел на ступеньке, решил — хоть до вечера буду сидеть, а дождусь. Однако ждать пришлось всего ничего — минут пятнадцать. Дверь распахнулась, и вылетел он, торопливый, быстрый, какой-то шумный. Пока я раздумывал, он уже сбежал с крыльца и огибал машину, чтобы сесть за руль. Я бросился за ним.

— Дядя! Погодите!

Он, видимо, не понял, что это его окликают, отворил дверцу у машины.

— Дядя, — заорал я снова.

Он обернулся.

— Ты что, меня? Чего тебе?

— Дядя…

Он перебил:

— Меня зовут Георгий Демьянович. «Дядя, дядя»… Ну?

— Георгий Демьянович, мне бы адрес узнать длинного, то есть не длинного, а археолога, ну того, с которым вы приезжали на Желтый курган…

Георгий Демьянович крепко потер пальцами лоб.

— Погоди, погоди… Ничего не понимаю: какой длинный, какой археолог, какой Желтый курган?

Я долго жевал мочало, раза четыре произнес свое «это самое…», пока наконец Георгий Демьянович не понял меня, не сообразил, что мне надо. А сообразив, виновато развел руками:

— Ясно, милый. Ясно, но прости: ничем помочь тебе не смогу. Я даже фамилию археолога не помню. Одно знаю, работает он в педагогическом институте, а зовут его, если мне не изменяет память, Антоном Юльевичем. Вот и все. Так что прости еще раз и до свидания. Мне, брат, очень некогда.

Георгий Демьянович хлопнул дверцей, и машина, будто бешеная, рванулась вдоль нашей «главной» улицы, вздымая огромное белесое облако.

Когда пыль осела, я увидел пустую безлюдную улицу. Так же пусто было у меня в душе.

В который уже раз передо мною возникает этот, кажется, неразрешимый вопрос: что делать дальше? И вдруг я подумал: а что если взять и написать письмо этому археологу. Авось и поможет чем. Адрес? Да просто: педагогический институт, Антону Юльевичу. Точь-в-точь как «на деревню дедушке Константину Макаровичу». Ладно, ничего, дойдет. В городе один педагогический институт, а в институте наверняка нет двух Антонов Юльевичей.

Совсем отвык писать. Почерк — будто палкой по песку. До самого обеда потел, однако написал. Может быть, не так уж складно, но зато выложил все, что заботило. Я рассказал, как раскапывал Желтый курганчик, о том, сколько уже повыбросил земли: ямища — по самые плечи, но что на этом дело у меня застопорилось. Не потому, что я из сил выбился, чепуха! А потому, что не успею докопать — очень уж быстро работают строители, канал вот-вот подойдет к курганчику.

Я просил Антона Юльевича как можно быстрее приехать к нам в Ключи.

«Тут мы вдвоем что-нибудь обязательно сообразим. Может создадим археологическую партию. Я сам подберу подходящих ребят. У нас немало таких. Например, Эвка Юхтанова или Детеныш, то есть Юрка Снопков, Колька Денисов и другие…»

Я заклеил конверт и отнес письмо на почту. Возвращаясь, я увидел Ракурса — Аркадия Львовича. Он вышел из сельсовета и направился в сторону Дальнего конца. Опять, наверное, двинул «сверять и уточнять» списки погибших на войне сельчан.

Странный человек. Они, эти списки, давным-давно составлены и хранятся в сельском Совете. А Аркадию Львовичу все в них что-то выискивает, проверяет, а потом сидит над ними в сельсовете, не нравится, почти каждый день ходит по домам, чего-то шевелит губами и водит под каждой фамилией своим коротким пухлым пальцем. Водит, водит и вдруг хмыкает радостно, достанет из портфеля какие-то бумажки и начнет быстро черкать в них авторучкой.

Однажды Иван Саввич спросил его: «Что вас заботит, Аркадий Львович?» Тот ответил, медленно поправив на носу очки: «Боюсь я, дорогой Иван Саввич, допустить несправедливость: вдруг на бронзовую плиту памятника случайно попадет фамилия кого-нибудь недостойного такого почета. Это было бы жестоким ударом для честных людей».

Иван Саввич нахмурился: «Ну-ну, давайте». И вышел из кабинета.

Глядя на неторопливо удаляющегося Аркадия Львовича с толстым коричневым портфелем в руке, я вспомнил, что так ни разу и не вывел свою «поисковую группу» — Буланку — на сбор экспонатов для музея.

Глядь, а Буланка — вот она! Бежит с полной кошелкой из магазина.

— Здорово! — засмеялся я. — Только подумал о тебе, а ты тут как тут.

Буланка удивленно-радостно уставилась на меня.

— Обо мне?! А что подумал?

Я хотел было по привычке отпустить шутку насчет ее серо-желтой челки или буратинского носа, да вовремя спохватился.

— Я думал, что ты со своим ШПО на прополке.

Буланка вздохнула:

— Нет, дома. Из-за дедушки. Все болеет он, а оставить не на кого. Там сейчас так… — она не договорила, но я понял, что она хотела сказать, и добавил про себя: «Романти-и-ично!» — Ну и что ты обо мне думал?

— Как — что? Ты знаешь, что ты в моей поисковой группе?

Буланка смущенно улыбнулась:

— Знаю… Только я думала, что ты против меня… Я почему-то…

— Вот ерунда! — перебил я ее. — Настоящая ерунда. Наоборот, я рад. Ты вот что: забегай ко мне, когда будет время, начнем помаленьку обход.

Буланка пришла в восторг.

— Ой, Костя, обязательно! Завтра же прибегу. После обеда, ладно?.. Это так романтично узнавать чужую жизнь!..