"Первое правило стрелка" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)

Глава 10

Веревка, привязанная к массивным ногам мертвого межгалактического гангстера, перетиралась и рвалась три раза. Каждый раз богатыри нецензурно ругались, останавливали своих коней и вязали на многострадальной веревке новые узлы.

Реджи улыбался.

Богатыри вели коней в поводу. Поскольку их старшой остался без своего тяжеловоза, а никакая другая лошадь неспособна была нести его богатырское тело, он был вынужден идти пешком. Естественно, что в такой ситуации младшие богатыри просто не могли оседлать своих скакунов.

Сначала они пытались взвалить тушу Джаббы на коня Никитича. Но хорошо упитанный гангстер весил не меньше Муромца, так что от этой идеи пришлось отказаться.

Голову тоже рубить не стали. Зная вредность и привередливость местных старичков-лесовичков, богатыри решили притащить чудище поганое целиком.

Реджи прибарахлился космическим бластером — богатыри наотрез отказывались от использования огнестрельного оружия, считая его не соответствующим моральному облику былинного героя.

Переговоры с богатырями прошли неплохо. Парни по достоинству оценили вмешательство Реджи в бой и даже предложили ему стать их побратимом.

От оказанной чести Реджи отказался, заявив свои претензии на Кощееву смерть. Богатыри посовещались и предложили стрелку идти с ними, а с проблемой дележа яйца разбираться тогда, когда оно окажется у них в руках. Собственно, это и было то, чего Реджи добивался, так что согласился он немедленно.

Старичок-лесовичок не заставил себя долго ждать и появился на заранее оговоренной опушке спустя пять минут после прибытия богатырей.

Он долго рассматривал труп чудища поганого, понюхал его, поползал по необъятному животу и, наконец, с удовлетворенным видом спрыгнул на землю.

— Оно, — заявил он. — Только на кой вы мне всю тушу притащили, дурынды? Уговор-то только на голову был. Ну да и ладно, на удобрения все пойдет. А вы, значит, ребятки, скооперировались? Это правильно. В единстве — ваша сила. Человек — не остров, а цельный материк, и так далее.

— Короче, — сказал Илья, — мы свою часть уговор выполнили. Говори, где погибель Кощеева.

— Значится, так, — сказал старичок-лесовичок. — В направлении зюйд-зюйд-веста…

— Не мудри, отец, — перебил его Муромец. — У нас на Руси направления испокон веков руками указывали.

— Туда, — отмахнулся от него старичок-лесовичок. — Короче, есть там небольшое такое море.

— Далековато будет, — прикинул Муромец. — Туда пехом месяц шкандыбать.

— Это уже не моя забота, — сказал старичок-лесовичок. — На берегу моря растет дерево, по нашему — дуб. Здоровый такой дуб, развесистый.

— Я думал, это лопухи развесистые, — пробормотал Алеша Попович себе под нос.

— Сам ты лопух, — немедленно отреагировал старичок-лесовичок. Со слухом у него было все в порядке. — На дубе том висит цепь. Здоровая такая, навроде якорной. Вы ее сразу узнаете. Она еще на солнце блестит. Золотая потому что.

— Золотая? — оживились богатыри. — Какой пробы?

— Пробы там ставить негде, — сказал старичок-лесовичок. — Потому что по цепи вокруг дуба ходит кот. И не простой кот, а говорящий кот да Винчи.

— И что? — спросили богатыри хором.

— А то, что этот кот и знает, где смерть Кощеева.

— Зашибись ты нас развел, отец, — сказал Илья Муромец. — Ты нас за лохов держишь, да? Ты когда нас на мокруху подписывал, четко давал понять, что знаешь, где погибель Кощеева.

— Слукавил малость, — признался старичок-лесовичок. — Уж больно надо было мне чудище поганое извести. Но ведь и правду я вам сказал. В моем лесу искомого яйца нет. Сколько бы вы времени потеряли, пока бы все до последнего гробы переколотили?

Не люблю народное творчество, подумал стрелок. С этим фольклором всегда так. Пойди туда, не знаю куда, но желательно подальше, и принеси то, не знаю что, но желательно побольше. Стоит только ввязаться в одну такую миссию, и она тут же потребует от тебя выполнения другой, потом третьей, четвертой и дальше по списку. Единственный способ чего-то добиться — это сделать ход конем.

Не сомневаюсь, что и кот какую-нибудь задачку подкинет. То ли русалку изловить, то ли тридцать трех богатырей перепить, то ли Черномору бороду отчекрыжить. Тут таких миссий больше, чем в Австралии кенгурятников.

Творец, должно быть, здорово повеселился, создавая миры фольклорного типа.

Но пока места для хода конем или знаменитого финта ушами не было. Как минимум придется переться к этому чертову дубу и разговаривать с животным.

Богатыри тоже не особо вдохновились от перспективы похода к дубу, однако делать было нечего. Они наскоро попрощались со старичком-лесовичком (и если хотя бы половина их пожеланий сбудется в ближайшем будущем, не видать тому благополучной старости), прикинули, где можно раздобыть пару коней, и двинули в том направлении.

С лошадками им не повезло. В близлежащей деревне оказалась только одна лошадь, способная двигаться с водрузившимся на ее спину Ильей Муромцем, однако старшой богатырь наотрез отказался сесть на этого уставшего от жизни битюга, который был похож на богатырского коня примерно в той же степени, в какой «запорожец» можно назвать автомобилем. Увы, Илье Муромцу был чужд подход д'Артаньяна.

Поэтому богатырям не осталось ничего другого, как продать двух оставшихся у них коней и завалиться в близлежащий (и единственный во всей деревне) трактир, чтобы обдумать сложившееся положение.

В Триодиннадцатом царстве испокон веков существовали две основные беды, если не считать мелких неприятностей в виде набегов татар, монгол, половцев, печенегов и налеты совсем уж распоясавшегося в последнее время Змея Горыныча.

Первой этой бедой были дороги. Тут все формулировалось достаточно просто: дорог в Триодиннадцатом царстве как таковых не было, а были направления, «которые на Руси испокон веков указывались рукой». Какие только диковинные транспортные средства на этих направлениях не вязли!

Родные русские телеги, европейские ландо, фаэтоны кареты и кебы, римские боевые колесницы со страшными лезвиями, приделанными к колесам, а по одному разу отметились даже волшебник из параллельного мира на своем диковинном «бимере» седьмого поколения и летающая тарелка с маленькими зелеными человечками на борту, которые издавали забавные звуки, особенно если тыкать им в филейные части остриями богатырских копий.

Второй проблемой Царства были дураки, и тут дела обстояли гораздо сложнее.

Потому что, по большому счету, дураков в Триодиннадцатом царстве не было. Каждый хоть в чем-нибудь, да смыслил, а если человек смыслит хоть в чем-то, пусть даже и в плевании против ветра, полным дураком его назвать уже нельзя. Но стоило только народу выпить, как дураками становились все.

Бороться с этой тенденцией было решительно невозможно. Бороться можно было только с пьянством.

А с пьянством бороться надо было очень аккуратно. Радикальными мерами типа запрета пить вообще тут ничего не добьешься.

Князь Владимир Верный Путь знал это очень хорошо. Один из его предшественников пытался насадить трезвость в Царстве насильственным путем, но не тут-то было. В первые же дни после запрета из-за границы полезли контрабандисты, назвавшиеся красивым и непонятным словом «бутлегеры», которые готовы были поить народ всем, что только горит.

Таможенники, понятное дело, тоже пили, а потому остановить поток иноземного алкоголя не смогли, а казна терпела чудовищные убытки по причине непоступления в нее налога на запрещенный спирт.

Кончилась эта история тем, что волна народного гнева смела неосторожного правителя, и на его место пришел другой, более лояльный к национальным интересам, преемником которого и стал Владимир Верный Путь.

Алкоголь снова разрешили.

Однако в целях снижения пьянства были введены новые правила пития. Подавать алкоголь в крупногабаритной посуде отныне запрещалось. Вместо трактиров появились так называемые «рюмочные», в которых крепкие напитки можно было разливать только в небольшие стаканчики, сразу же прозванные в народе наперстками, а слабые — в специальные кружки, которые по размерам были не больше кофейных чашек. Приносить посуду с собой строго запрещалось.

Сложно сказать, насколько действенной была эта мера, ибо на момент описываемых событий она была нововведением, народ к ней еще не привык и выражал свое недовольство довольно громко.

Богатырям пришлось употребить весь свой былинный авторитет, чтобы убедить рюмочника подать им крепленую брагу в чашках, а не в стаканчиках. Реджи же удовольствовался наперстками с иноземной текилой, запасы которой остались у владельца заведения еще со времен контрабанды и «сухого закона».

— Пешим ходом до того дуба месяц добираться, — обозначил главную проблему Илья Муромец. — А Иван-мудрец советовал нам поторопиться. Надо искать другие пути.

— Я в местных транспортных средствах не разбираюсь, — сказал Реджи. — Тут вы уж лучше сами чего-нибудь придумайте.

— Какие у кого есть предложения? — спросил старшой, опрокидывая в себя брагу. — Хорошо пошла, родимая.

— У Бабы-яги есть ступа, способная летать по небу, — сказал Алеша Попович. — Скорость она, как я видел, развивает довольно приличную.

— Все мы в одну ступу не влезем, — сказал Муромец.

— Четыре Бабы-яги — четыре ступы, — сказал Добрыня Никитич.

— Для того чтобы в нашей необъятной стране сначала найти, а потом догнать четыре избушки на курьих ножках, понадобится куда больше времени, чем месяц, — справедливо заметил Илья. Триодиннадцатое царство занимало очень большую территорию и славилось изобилием самых разных природных ресурсов, но плотность Баб-яг на душу населения оставляла желать лучшего. — Кроме того, пользование транспортными средствами всякой нечисти может неблагоприятно сказаться на моральном облике истинного былинного богатыря.

— Возражение принято, — кивнул Добрыня.

— Слыхал я, что в далеких восточных землях есть ковры-самолеты, грузоподъемность которых превышает возможности стандартной ступы, — сказал Алеша Попович.

— Так то в заморских землях, — сказал Илья. — У нас такого отродясь не водилось.

— Тоже верно, — сказал Добрыня.

В следующие несколько минут были отвергнуты собачьи упряжки, семимильные сапоги, стаи перелетных гусей, болиды «Формулы-один» и прочие экзотические средства передвижения. Отчаявшись, Алеша Попович предложил воззвать к Ивану-мудрецу и попросить открыть для них магический портал прямиком к морю, на что Муромец возразил, что негоже беспокоить мудреца по всяким пустякам, а кроме того, еще неизвестно, как его, премудрого, звать.

— Я, конечно, не хочу сказать ничего плохого, старшой, — осторожно начал Алеша Попович, — но ты только и делаешь, что критикуешь все мои идеи. Не пора ли тебе самому предложить что-нибудь конструктивное?

— Есть у меня одна идейка, — признался Илья Муромец.

— Подробности! — потребовал Алеша.

— Сначала допьем.

Когда наперстки и чашечки были опустошены, богатыри и стрелок вывалили во двор и Муромец потребовал у хозяина рюмочной плотницкий топор.

Своего топора у кабатчика не оказалось — пришлось посылать мальчишку к местному мастеру.

Молодые богатыри приуныли. Они догадывались, какой метод собирался применить их бригадир, и не особо рассчитывали на успех.

Это был способ, который применялся в самых отчаянных ситуациях.

Он был очень опасен, ибо строился на манипуляциях с самой реальностью, и в случае неудачи участь хуже смерти ждала не только богатырей, но и всех жителей деревни.

Шансы на то, что все пройдет нормально, были на уровне одного процента или чуть меньше, поэтому такие эксперименты проводили не чаще одного раза в тысячелетие. Однако богатырей опасность не пугала. Они готовы были рискнуть своими и чужими жизнями, лишь бы не передвигаться по пересеченной местности на своих двоих. Как известно, кросс — не самый любимый вид спорта среди богатырей.

Реджи в происходящем ничего не понимал, а потому скромно стоял в стороне и с умным видом улыбался.

Наконец искомый топор был принесен, Муромец взял его в правую руку, пару раз взмахнул, оценивая вес и баланс инструмента, для пробы вонзил в стоявшую во дворе колоду и поплевал на ладони.

Деревня завороженно ждала начала.

Слух о богатырях и их идее распространился по небольшому поселению очень быстро, и сейчас практически все население собралось во дворе кабака. Поселянам было страшно, потому что они хорошо знали, что будет с ними, если опыт провалится. Но и спорить с богатырями они не решались, предпочитая девяностодевятипроцентную смерть стопроцентной.

Муромец взял топор в руки.

Деревня затаила дыхание.

— Именем Великого Петра и Великого Биллгейтса! — И провозгласил Муромец. — Прорубись!

И вонзил топор в воздух.