"Скинхеды" - читать интересную книгу автора (Кинг Джон)

Гордость Лондона

«Тоттенхэм» был хорошим пабом, несмотря на название, с высоким потолком и узорчатыми деталями, наполненный оттенками меди, которая делали Лондон таким теплым городом, до того как началась джентрификация[161]. Рэй уже побывал на одном традиционном представлении на Кинге Кросс, где робокопы демонстрировали свою силу, предотвращая столкновение со «шпорами». Некоторые парни отправились на Юстон и в конце концов нашли себе занятие, преследуя неизвестную северную компанию по дальним улицам Сомерстауна, полиция была занята на Мэрилбон Роад, эпилептические мигалки освещали один из самых напряженных хулиганских хайвеев в столице. Лучшим саундтреком к представлению были сирены, жесткое техно для жестких парней, Рэй и другие ребята забеспокоились, что их загребут, так как к месту стягивалось все больше полиции, эти механические чистильщики погнали их со станции, два полицейских с камерами снимали лица для своей базы данных, шум усиливался, по мере того как все больше «челси» выходили из метро. Он немного послонялся и ушел, когда другие решили вернуться на Викторию.

Слухи все еще витали… Юные големы из «Тоттенхэма» пьют в «Йоркском Герцоге»… Гномы из Сэлфорда жуют бутерброды с креветками в «Шекспире»… Хоббиты из внутреннего города что-то замышляют в «Неистовой силе», над рекой в Воксхолле. Он ничем не мог помочь, и только улыбнулся, когда последний слух, похоже, подтвердился — эти чертовы хоббиты могут пить везде. Существовала масса возможностей, но он не мог слоняться по всему Лондону, не зная точно, что и где должно произойти. Он заскучал, хотел выпить и послушать музыку и вскоре зашагал от «Тоттенхэма» по Корт Роад, мимо витрин, заставленных гэджетами, ледяное дыхание долга застыло на стеклянных стенах, он глубоко засунул руки в карманы своей летной куртки. Он морщился, глядя на покупателей и туристов, одетых в пластик, и был рад, что его нет среди тех пестрых сук, что ходили об руку со своими девушками. Заболтанный своей хозяйкой до смерти, закончив работу, по субботам он все еще смотрел футбол, пусть теперь обычно на экране в пабе.

Пол и Джо ждали в «Тоттенхэме», напитки стояли на полке, а они мягчели и погружались в вечерний отдых. Рэй заказал пинту польской пташке, одной из многих прекрасных женщин, приехавших в Англию из Восточной Европы и оживившей это место. Она была чертовски яркой, смеялась, наливая ему лагера, и он мог представить, как ее ноги обхватывают его спину, а трусики лежат в его кармане и он ведет ее в землю обетованную. Польки, русские, латвийки. Он любил их всех. Они приспосабливались, по достоинству оценивая либеральные порядки Англии, иные, чем в тех странах, которые он мог упомнить. Он задумался, о документальном фильме, что видел по телеку на CCTV об албанских женщинах, которые обчищали сумочки на Оксфорд-стрит, и о пяти молодых алжирцах, которые тырили телефоны, только чтобы выказать благодарность англичанам за то, что предложили им лучшую жизнь. Он прищурил глаза. Он любил ловить этих паршивых маленьких сучек на горячем. Он пил свою третью пинту и был доволен. «Шпоры» были забыты. Они больше ничего не значили. Когда у него в руке холодная пинта лагера, а вокруг шумит субботняя ночь.

Они выпили две пинты в «Тоттенхэме», затем прошли немного до Денмарк-стрит, мимо рядов гитар и усилителей, песенников, полных текстов, аккордов и мыслей Мика Джаггера, Джони Роттена[162], Курта Кобейна, Пита Доерти[163]. «Бар-двенадцать» был на другом конце улицы, это был дом «London Callin», лучший ночной клуб в Лондоне, здесь играли смесь панка, рокабилли, Oi! — все, что только нравилось хозяину.

Барнет, что руководил «London Callin» и был известен среди «челси», стоял у двери, сияя своей струммеровской улыбкой. У него была большая музыкальная родословная, он помог сохранить футбольные связи после появления независимых болельщиков и студенческих бригад. «London Callin» собирал гербертов, панков, скинов всех мастей и разносортных рок-н-ролльщиков, были там правильно разнаряженные панки и рокабилли, и все, кто угодно. После непродолжительной болтовни Рэй прошел за Полом и Джо к барной стойке, ожидая своего пива, а потом отправился в комнату, где выступали группы.

Ди-джей Донг заканчивал первую часть своего сета, продвигаясь от «See My Baby Jive» Wizzard[164] прямо к «Zorch Men» The Meteors[165].

Донг был известен, благодаря своим делам с фэнзином и размерам своего члена, который он, не колеблясь, применял к каждой твари, встретившейся на его пути. Рассказывали, что недавно в Болтоне он натянул несколько чудных кисок на капоте авто Сэма Аллардиса, но Рэй относился к этому скептически, как и к слухам о големах. От этого север выглядел более зловещим, забавляться с девками на стоянке «Reebok» — страшное дело. Аллардис мог заработать звание Большого Члена, но Рэй сомневался, что он поспорил бы с Донгом, и девушки в самом деле волочились за этим бритоголовым человеком из Южного Лондона, казалось, доверяя ему свои жизни.

Первой на сцене была Viva Las Vegas. Барнет стоял перед группой, бывший ударник Gundog Тарик отбивал ритм. Рэй был большим фанатом как Gundog, так и Argy Bargy, двух лучших групп Oi! за последние годы. Viva Las Vegas играла песни Элвиса, но в панковской манере. Это был великолепный микс, и правду говорил Джо, Пресли был панк-рокером. Рэй мог видеть связь между разными направлениями — традиционная британская музыка попала в Америку вместе с переселенцами и пошла на подъем, благодаря классовым свободам Нового Света, мутируя в блуграсс[166] и «хил-билли», новая производственная техника и динамический подход их потомков обратил ее в рокабилли и рок-н-ролл, а затем появились граммофонные пластинки, их английские родоначальники всосали эту музыку через океан, «теды»[167] создали целый культ вокруг музыки, Англия заново открыла это звучание, загоревшись им снова с Rolling Stones и породив новое племя модов, восприимчивое англо-саксонское племя откусывало куски буги-вуги, ритм-энд-блюз, рэггей, а затем рок и жесткий саунд обратился в панк, сеть быстро мутировала, снова в 2-Tone, Oi! который вколачивал в землю и оттеснял идиотов, что синтезировали панк, и США подцепили Oi! и скрестили его со ска и отправили обратно, так что парень его возраста мог слушать Rancid, Die Hunns, Social Distortion и всю остальную такую же музыку — и любить ее. Его дочери повторяли его собственный музыкальный опыт, за вычетом «аггро».

Рэй думал обо всем об этом, стоя в толпе, следя за состязанием Элвиса и Роттена и изумляясь, как хорошо на него может действовать выпивка и живая музыка. Говорят, время идет по кругу, это легкий способ все объяснить. Фундаментальные основы жизни повторяются, и он мог видеть, каким образом это знание управляется, ускоряется и замедляется с помощью некоторой ловкой пропаганды. Он слышал записи Гарри Чемпиона[168] на «Any Old Iron», так похожие на «Anarchy In The UK»[169], видел цепь блондинок: Дитрих, Вест, Монро, Мадонна. Компьютерные игры воспроизводили героизм солдат, моряков, летчиков. Он смотрел на окружавшие его лица, разных возрастов, мешанину стилей, которую приходилось признавать, что не всегда было возможно, когда он был младше. Это были несмышленыши, скинхеды и панки, дерущиеся друг с другом, панки и моды, дерущиеся друг с другом, и моды и рокеры, тоже дерущиеся. Здесь вечно кто-нибудь дрался. Он и себя считал одним из лучших драчунов.

Они снова подошли к бару, когда Viva Las Vegas закончили, загремели звуки «Runnin’ Riot»[170] у Cock Sparrer, Джо пробормотал что-то о виниле, взяв сидр, который Рэй протянул ему, и исчез, направившись в сторону Чарли Харпера, Пол был занят болтовней с одной пташкой рокабилли, подмигнул ему, взяв свой «Гиннес», и повернулся спиной. Рэй думал, это было прелестно, поднял глаза к битым телевизорам высоко на стенах, на экранах мелькали неясные изображения пустой комнаты за дверью, Донг на краю экрана смеялся вместе с полнощекой девочкой. Menace скоро прибудет, и место для них было занято. Рэй не испытывал к Menace ничего, кроме уважения, а также к Cock Sparrer и даже The Cockny Rejects, несмотря на их связи с кокни. Когда дело касалось музыки, он всегда смотрел на большой экран. Невозможно было драться с типом, который пришел послушать ту же группу, только ради нее самой, и он поступал так всю свою жизнь. Он считал, что Oi! и панк должны объединить работяг, а не вызвать новое разделение.

Он забрал свои деньги и ушел с дороги, чтобы другие могли подобраться к стойке, протиснулся к колонне, на которую оперся, и принялся за свой лагер, разглядывая лица.

— «Я не могу остаться в мире и покое, и все, что мне нужно, это нескончаемый бунт», — пел он, присоединяясь к хору голосов вместе с Колином и ребятами.

Он повернул голову и увидел панковскую пташку у барной стойки, размахивавшую десятифунтовой банкнотой в воздухе в ожидании своей очереди, она улыбнулась ему.

— Oi! Oi! — позвал Рэй, ухмыляясь и переходя на смех.

Ее лицо оставалось ровным.

— Все в порядке? — сделал он новую попытку.

— Все отлично, спасибо. Мне больше нравится «England Belongs То Ме».

Это был другой хит Cock Sparrer, и ему также нравилась «Argy Bargy» со стороны В. Этими словами она удвоила свою сексуальную привлекательность.

Она была иностранкой, может быть, шведкой или немкой. Это было видно по кости. По глазам. По тому, как она стояла и двигалась. Слишком многие англичане сутулились, опускали головы, им приходилось сгибаться в течение столетий в страхе перед сучьими римлянами, норманнами и их потомками-юппи. Может быть, она была скандинавка. Рэй заметил значок, который был на ней, «Bombshell Rocks»[171], чистая кожа и голубые глаза, он был рад, что она не была фарфоровой куклой, упакованной в дизайнерские шмотки. Она была немного грубовата, как он и любил. А на нее произвела впечатление сила скинхеда, который возвышался над нею.

— Это — хорошее? — спросила она, указывая на «Фостерс», а затем переключив внимание на «Стеллу».

Рэй указал на «Фостерс».

— «Стелла» — бельгийское пиво или, может, французское. В любом случае, разница небольшая. «Фостерс» — английское. С ним ты лучше отчалишь.

— Я думала, оно австралийское.

— Опять нет разницы. Английские плуты кутят повсюду.

Она засмеялась, и ему захотелось расстегнуть ширинку и познакомить ее с Эриком Красным, этим старым скандинавским богом любви и ненависти. Но он вспомнил о хороших манерах.

— «Ред Страйп» — ямайское, как мне кажется, но здесь у нас Содружество Наций, ответвлений англо-саксонской элиты — Британия, Австралия, Новая Зеландия, Америка, Канада, Скандинавия. В нас также растворено много викингских генов.

Она кивнула, не понимая, к чему Рэй клонит. Он тоже не понимал. Она должна быть скандинавкой. По его предположению, финнкой или шведкой. Наверное, ей сложно научиться жить с этими гребаными евро. Он указал на ее банкноту.

— Хорошая британская валюта. Это вам не часть Евросоюза.

Пол только что вернулся к барной стойке, но повернул назад и заткнул уши руками, едва услышав упоминание друга о ЕС. Рэю стало неловко, он не хотел, чтобы его приятель думал, будто у него нет других тем для разговора.

— Нет, это Норвегия — не часть ЕС. А Британия — да. Почему вы, британцы, так легко сдались? Почему не сопротивляетесь?

Рэй был пристижен капитуляцией своей страны, но уважал практический ум Норвегии. Вместе со Швецией Норвегия отказалась подчиниться фашистской оси, и их экономики не рухнули, вопреки угрозам. В действительности, они вели дела очень хорошо. Он подумал о Теде Хите, и раздражение вернулось к нему.

Норвежка продвинулась вперед и стала делать заказ, Рэй изучал ее прекрасные формы, выпуклости сосков под футболкой «Warriors», короткую виниловую юбку и каблуки, но он не мог сосредоточиться на сексе, образ Теда Хита вонзился в его мозг. Он много читал о Хите в последнее время, о событиях, ведущих к вступлению Британии в Общий Рынок, и не мог поверить, что тори так сильно сдали, не мог поверить, что они уступили права на рыбную ловлю. У норвежцев был похожий промах, они надеялись присоединиться к союзу, но в то же время говорили Германии, Франции и остальным странам отвязаться от них. Никого никогда не привлекали к ответу. Никого из власть имущих никогда не привлекали к ответу.

Норвежка расплатилась за свой лагер и развернулась к Рэю, сделала глоток и взглянула на английского скинхеда.

— Ну, и почему же вы позволили вашему правительству обманывать народ? — спросила она.

— Я был ребенком.

— Глупо было так поступать. Англичане выиграли войну, они известны своей храбростью, но их правители действуют как трусы.

— Я знаю, я ничего не могу с этим сделать.

Ей было тридцать или около того и, похоже, она была одинока.

— Это как очень плохое кино, — заметила она, рот раскрыт, губы сияли.

Она была права.

— Черная комедия, Джон Клиз и мистер Вин в главных ролях, — сказал он.

— Мистер Бин?

Как рассказать о забавном человечке, который никогда ничего не говорит, только бормочет и поводит бровями. Это было не смешно. Он так не думал, как бы то ни было, но это могло бы неплохо сочетаться со сдачей британских прав на рыбную ловлю. Хотя «Черная гадюка» подошла бы лучше.

— Джон Клиз это сделает.

Она засмеялась и отошла от барной стойки. Она была чертовски хороша, к тому же обладала мозгами, у нее был оригинальный взгляд, такое нечасто встретишь. Люди пришли в движение, и Рэй сказал, что им тоже нужно пройти вперед, если она хочет увидеть группу, потому что они будут здесь через минуту. Она последовала за ним, и они остановились у задней стены маленькой комнаты. Было темно, душно и тесно, лучшие условия для живой музыки. Ему больше нравились маленькие клубы, где все пронизывалось энергией группы. Это было так, словно ты стоишь на футбольной террасе, не заставленной сиденьями. Он хотел видеть людей, таких же, как он сам, врубающихся, которым есть что сказать, чтобы их идеи выражали то, что чувствует он. Музыка давала ему чувство принадлежности, которого он не находил нигде больше.

Он посмотрел направо и увидел Донга, который смотрел назад. Он прищурил глаза. Рэй был рад оказаться между ди-джеем и норвежкой, по лицу которой гуляла улыбка, а взгляд был устремлен прямо вперед. Он почувствовал, как она коснулась его, и знал, что попал. В этом не было никаких сомнений, просто никаких.