"Скинхеды" - читать интересную книгу автора (Кинг Джон)

Клуб «Классика Ска»

На часах у кровати было четверть восьмого. Шея Терри окоченела, тело было облеплено дрянью, комната пропахла потом и мучениями больного человека. Он представлял себя гигантским гекконом, медлительным, ослепленным солнечным светом, его воодушевила идея с канала «National Geographic», что игуана сбрасывает кожу, готовясь к новому сезону. Он оттолкнулся от матраса, подошел к окну на тяжелых ногах и открыл его, холодный воздух сковал пот на его лице, это было шоковое пробуждение, он начал глубоко вдыхать кислород, пока не нашел ритм. Жар спал, он смотрел на совсем другое небо, погребальные горы низких облаков ярко освещались отсутствовавшей Луной. Он увидел женщину в поле, которая косилась на него и покашливала, зная, что этот мираж был остатком из его снов.

Боб и Молли стояли у сарая носами к земле, нюхая листья щавеля и купы травы. Он задрожал, но оставил окно открытым, окончательно закрыв его, когда почувствовал себя сильнее, и поспешил в ванную, чтобы принять душ и побриться. Он, должно быть, пропустил матч между «Челси» и «Тоттенхэмом», но он не собирался пропускать Symarip в Клубе «Классика Ска». Ни за что.

Часом позже он уже парковался возле «Рэйнерс». У него было время в запасе, чтобы сходить в индийское кафе на углу, напротив храма Заратустры, он сел за столик у окна и принялся за пряный карри и чапатти, включил свой мобильник, услышав «Blue Is The Colour»[172], сообщения посыпались с той же яростью, что и Джо Коул, прорывающий защиту «Фулхэма». У него не было возможности прочесть их все, он увидел Хокинза и Бастера, выходящих из станции метро Рейнерс Лейн, попытался привлечь внимание Алана, но большой чурбан развернулся и принялся кричать что-то Джонни Крейну и другим «челси» из Гринфорда. Терри дал им уйти, решив мирно закончить завтрак и снова принялся за еду, просматривая свои сообщения — три от Хокинза, перехватившего Майкла, два от Рэя, который спрашивал, в порядке ли Терри, одно от сына, который предупреждал, что будет дома поздно, так как он собирался заскочить к Кеву. Было еще несколько сообщений, отправленных сегодня утром, парни спрашивали, в каком пабе он пьет.

Закончив, он направился в «Рэйнерз», заплатил у боковой двери и прошел в Клуб «Классика Ска», ступив в поле противоречий — музыкальных и личностных, жал руки и обменивался приветами, Деннис Аль-Капоне ослаблял клапаны. Он принадлежал этому месту. Быть здесь, с хорошими людьми, не стоять в дверях, как инвалид, тревожась о том да об этом. Комната была занята скинхедами и любителями ска, местными и приезжими, «челси» смешивались с многочисленными болельщиками QPR и «вестхэмовцами» и небольшими группками со всех концов. В Клубе «Классика Ска» всегда была хорошая атмосфера. Он любил это место.

Здесь всем были рады. В последние годы здесь родилось несколько серьезных легенд, например, о том, что Принс Бастер и Лориэл Эткин украшали собой клубную сцену. Symarip уже выступали здесь в лучшем составе. Они были настоящими скиновскими легендами.

Он не мог найти Хокинза или Бастера, и пошел прямо к барной стойке, большой коллекционер рэггей, его знакомый, стоял перед ним, Уилл развернулся и отправил своей группе еще пинту горького, вручив ее Терри. Как и Тел, он любил винил, зная, что он везде и всюду опустит эти CD и mp3, но никто из них не состоял в лиге Гено Блю и Дюк Дейла, ди-джеев, которые играли в Клубе «Классика Ска». Когда речь заходила о музыкантах, студиях, продюсерах, лейблах, релизах и ремиксах, они становились настоящими ходячими энциклопедиями.

— Я слышал, Хокинз был в Таиланде, работал там танцовщиком у столба, — сказал Уилл, когда они отошли от кассы.

В мозгу Терри промелькнул образ Бернарда Мэннинга.

— Он уже вернулся, — сказал он.

— Толстый Гарри налетел на него в Бангкоке.

— Гарри сейчас живет в Таиланде, верно?

— Последние пару лет. Говорит, скучает по холодам.

Они немного поговорили, к ним присоединился Альфонсо, Терри постоял с ними десять минут, принес извинения и отошел, встав у конца сцены, где музыку было слышно лучше, The Aggrovators[173] сменились The Skatalites[174], а он в это время устроился поудобнее и впитывал силу мощных динамиков, семидюймовый винил дорос и до такого уровня. Это был другой класс звука, отличавшийся от того, что он мог слушать дома, и ему нравилось стоять в полумраке и чувствовать музыку кожей, он не хотел сейчас пускаться в разговоры. Каждая клетка его тела ожила, похоже, впереди была хорошая ночь, после своих мучений он ценил каждую секунду. Здесь было несколько прилично выглядевших женщин, они пританцовывали и пели, и Терри почувствовал себя хорошо, на нем был аккуратный коричневый костюм, «Бен Шерман», в белую и голубую клетку, коричневые мокасины. Скинхеды были опрятными людьми. Отвращение к грязи и неряшливости, неприятие слабости сидело у них в крови. И то, что он думал прежде, было правдой. Скинхеды сохраняли уровень, установленный их отцами, людьми, которые понимали, как важно оставаться чистым и выглядеть лучшим образом, понимали потребность простого парня приложить все свои усилия в жизни. Скинхеды были образцом Британии и лучшими ее сыновьями.

Он был счастлив и ощущал присутствие Эйприл, чувствовал запах ее парфюма и слышал ее шепот, ощущал, как она прикасается к его пальцам и сжимает руку. Они были детьми в «Бертоне», что в Аксбридже, и чувствовали, как пружинят доски, когда сотни юнцов скакали на танцполе, это было особое место встречи для них и тысяч других ребят из Западного Лондона.

Терри просил Эйприл выйти за него замуж именно в «Бертоне», он пробормотал это неразборчиво, как дурак, а потом кричал это еще три раза, чтобы его услышали. Наконец она, кажется, поняла, оплела свои руки вокруг его шеи и крепко обняла его, но потом он засомневался, в самом ли деле ее слезы означали «да», и пришлось удостовериться в этом, выйдя из забегаловки на Регал, когда они остались одни. Когда его друзья узнали об этом, они принимались кричать: ПРОПАВШИЙ В БЕРТОНЕ, всякий раз завидев его, по крайней мере до свадьбы. «Бертон» стоял долго, а потом магазин и танцпол снесли, чтобы расчистить Территорию, но он помни все, будто это было вчера. И Эйприл все еще была здесь, рядом с ним, как она и обещала.

— Ты сделал это, да? — сказал Хокинз, возникнув из задней части зала.

— Почти. Это был плохой день.

— Ты уверен, что тебе не нужен был врач или что-то в этом роде?

— Это же только простуда.

Хокинз не выглядел удовлетворенным, хотя Терри это могло только показаться, но что до болезни, его друг больше не сказал ни слова, вместо этого болтая об игре и о том, кто успел подраться, о публике, а босс «Дельты» слушал все это, зная, что он прав, у каждого человека должно быть личное пространство, где он справляется с трудностями и хранит секреты. Он задумался, существовали ли эти сумеречные улочки с призраками и стрелками в голове каждого. Должно быть, наркотики открывали доступ к ним, и хотя эти картины и тайные смыслы интересовали его сейчас, терять контроль над собой ему не нравилось.

Может быть, в глубине души Хокинз знал, что Терри был болен. Он отогнал эту мысль и вернулся к музыке, позитивному ритму, который поднимал его настроение и вызывал улыбку на лице. Он жить не мог без музыки.

— Мы торчали на гребаной Дистрикт Лайн полчаса после игры. Люди забили улицу до самого Эктонтауна, а потом пришлось уйти и ждать там еще сорок минут. Я просто обоссался.

— Ты видел Лориэла?

— Да, он ушел с Бобом Строителем.

— Рэя? Ты передал ему мой билет?

— Я передал, но он так и не пришел на площадку. Послал на свое место одного из тех Малолетних Преступников. Йана, маляра.

Терри кивнул. Такое случалось с Рэем, если он не хотел суетиться.

— Хочешь еще одну? — спросил Хокинз, указывая на пинту Терри.

— Нет, я за рулем. Это последняя.

Хокинз ушел, и Терри перенес внимание на сцену, где ди-джеи колдовали над своими проигрывателями от «Vestax», ставя уже «Loch Ness Monster» великого Лориэла Эткина, продававшегося под именем King Horror. Терри сосредоточился на Гено, зная, что последует дальше, видел, как исказилось его лицо, когда он вошел в раж, повторяя текст и вопя LOCH NESS MONSTER.

Он улыбался. Это было неплохо.

— Привет, Тел. Давненько тебя не видел. Хороший счет.

Дейв был крупным парнем из Дагенхэма, его сломанный нос и лицо в шрамах были свидетельством многих уличных драк. Это не были открытые потасовки, которые любил каждый, после которых все расходились на своих ногах, гордясь синяками, а были это, скорее, кулачные бои, стенка на стенку, в которых ни одна сторона не отступала, а билась до последнего или до тех пор, когда все были слишком измотаны, чтобы продолжать. Дейв был славным парнем, разбирался в компьютерах и программировании, Терри знал его уже много лет, их объединяла любовь к ска.

— Я пропустил это. Попал под дождь и целый день провалялся в постели.

— Но сегодня ты скучать не будешь, верно? — сказал он и осклабился.

— Шутишь. Если я не смогу уйти, то за мной уж прикатят врачи с носилками.

Вестхэмовец рассмеялся, развернулся и увидел поблизости пару женщин.

— Лакомые кусочки, вон те две.

Терри мог разглядеть только их спины, но затем одна из них, что пританцовывала со своей сумочкой, развернулась. Будь он младше, он не отказался бы, он все же был женат, да и как бы то ни было, почему молодой пташке должен быть интересен такой старый тип, как он, разменявший уже шестой десяток? Он не был с женщиной с тех пор, как не стало Эйприл, его природная скромность слилась с годами траура, и печальную часть своей жизни он держал под замком. Иногда он вспоминал Эйприл обнаженной, и у него вставало от воспоминаний о тех добрых временах, но это не было правильно — думать о сексе с умершей женщиной, чей прах он сам развеял над рекой у Брентфордских доков, напротив того места, которое она называла Остров Гриффин.

— Я пошел к стойке, — сказал Дейв. — Хочешь выпить?

Терри повторил свои шоферские извинения, пока он ограничивал себя пинтой, он не рисковал своими правами, да и в любом случае, он не хотел напиваться, хотя и мог. Только не после вчерашнего дня. Заиграла «Reggae Fever»[175], но его лихорадка уже прошла, хотя он все еще был одурманен теми вещами, которые увидел и обдумал, и не хотел их повторения, особенно на публике. Он взглянул на огни за сценой, маленькие электрические шары, искусственные луны с его улиц лунной пляски.

— Привет, Терри, — услышал он голос Эйприл.

Он взглянул на скинхедочку, стоящую перед ним, почувствовал прилив возбуждения в паху, ее черные волосы были пострижены так, как он любил, и ему потребовалась секунда-другая, чтобы понять, что это была Энджи с работы, она была одета еще круче обычного, рядом со знакомым значком «69» были наколоты другие. Это была одна из пташек, на которых указывал Дейв, та самая, которая приглянулась ему. Он осмотрелся, и Кэрол помахала ему рукой.

— Привет, — повторила она.

— Ты пришла, да? — говорит он, быстро придя в себя.

— Я не могла пропустить Symarip.

Она была ошеломительна, и ему было неловко видеть ее в таком качестве, он надеялся, что она не обратит внимания на его удивление, влечение, которое он чувствовал. Энджи приблизилась к нему, стараясь перекричать музыку, коснулась его шеи и руки и оглянулась, когда Гено взял микрофон и пригласил на сцену группу. Энджи стояла рядом с ним, аплодируя и крича, барная стойка опустела, все столпились у сцены.

Терри наблюдал за всем со своего места у ди-джейского пульта. Энджи наклонялась к нему пару раз, чтобы сказать, как они великолепны, сжала его руку, а затем исчезла в массе тел на следующие несколько песен. Между группой и толпой шел хороший обмен, толпа так и лезла на сцену — обычное излияние добрых чувств от скиновских шеренг. Все вокруг меркло, когда он слушал Symarip. Он плавал в этой музыке, от толпы поднимался жар, прожекторы высвечивали головы и тела, медь блестела. «Skinhead Moonstomp» был настоящим гимном и толпа с жадностью поглотила его. Он хлопал вместе со всеми, и устал, будто сам стоял на сцене, Энджи вынырнула из толпы, ее лицо было покрыто потом, рубашка «Фред Перри» намокла и липла к телу. Она смеялась и была совсем не такой, как на работе, от выпивки она стала развязней, и было ясно, что она любила все это дело больше, чем он думал. Постепенно люди начали расходиться, и он пожал несколько рук по дороге к выходу, предлагая подвезти девушек, видя как они уезжают на такси и идут к метро.

Он стоял снаружи, на стоянке, толкуя с Хокинзом и Бастером, пока Энджи и Кэрол пропадали в дамской комнате, его приятели уезжали с парой парней из Бристоля, Терри хлопнул по крыше, когда они отъехали. На стоянке была горстка классических скутеров, их хозяева тоже начали разъезжаться, осталось совсем немного людей, которые слонялись и болтали. Трудно поверить, так много людей собралось в одной точке, провели время вместе и расходились. Вскоре это место опустеет. И все останется только в памяти.

Девушки возились целую вечность, он замерз и направился к машине, решив, что будет ждать их внутри. Он услышал, как его окликают по имени, оглянулся и увидел Кэрол, она была пьяна, раскачивалась и глотала слова, Энджи в овчиной дубленке помогала своей кузине. Они устроили Кэрол на заднем сиденье, Энджи захлопнула дверь и устроилась впереди.

— С нею все будет в порядке, — сказала Энджи. — Это все водка.

— Поехали… — хихикнула Кэрол.

— А до этого она выпила четыре пинты сидра.

— Поехали. Поцелуй его.

Энджи обернулась со скоростью молнии и наклонилась к заднему сиденью, прошипела несколько слов, которые он не расслышал. Бедная Энджи. Кузина заставила ее побеспокоиться, но не было нужды делать это перед своим боссом. Он включил музыку.

Он въехал на холм и поехал по главной улице, останавливаясь на светофорах и у дорожных работ, держа путь обратно к Вестерн-авеню.

— Это была лучшая ночь в клубе за последние годы, — сказала Энджи, прерывая молчание. — Они были прекрасны. Не могу поверить, я видела Symarip.

Терри глянул в сторону. На ней, рядом с другими значками, был «Юнион Джек», прямо рядом с «69», посередине значка было начеркано «BRITISH MAID». Она заметила его взгляд.

— Это новый, — сказал он.

— Я — British made и British maid, — засмеялась она.

— Ждущая мистера Райта, чтобы вместе идти по жизни, — выкрикнула Кэрол.

Терри знал, что Кэрол перебрала, и надеялся, что она не слишком разбуянится, нельзя же винить человека за то, что он слишком много выпил. Он сам проделывал это не раз. Имел такую привычку, если быть честным.

— Я тебе говорила, — предостерегла ее Энджи. — Да, я жду мистера Райта.

Как только они оказались на Вестерн-авеню, до дома осталось совсем немного. Стрелка указывала на шестьдесят, когда он съехал со свежеасфальтированного шоссе, температура была хорошей, и сотни песен только ждали щелчка его пальца. Энджи наклонилась и увеличила громкость, машина вибрировала под звуки «Fatty Fatty»[176], они проносились через длинную линию застройки, он слушал голоса Clancy Eccles и улыбался. Он держал семьдесят миль в час, «мерс» шел роскошно мягко, невероятно, как жизнь могла меняться. Он был тем самым мальчишкой, который привык бродить по этим улицам по холоду, ожидая автобусов и бегая за грохочущими вагонами, считая каждый пенни. Проблемы ждали его на каждом углу, и тогда не было CCTV и не было желания их решать. Он видел драк и потасовок больше, чем школьных книжных связок, это был тот вид насилия, против которого сегодня принимались крутые меры. Рэй был прав, говоря, что они вырастали, окруженные той яростью, что осталась от войны, но он не мог припомнить, чтобы он замечал это в то время. Он не был агрессивным дельцом или чем-то в этом роде, но уметь приспосабливаться было важно, и он, должно быть, нарубил дров.

Он подумал о драке с паком в его сне, но не мог вспомнить, что же все-таки случилось. Если и существовал Судный День, то ничего нельзя будет скрыть — каждому предъявят счет за его грехи.

Он хотел бы суметь поговорить с мамой и папой как взрослый человек. Теперь он уважал их молчание и секреты, которые они хранили, и тот способ, которым его старик хотел научить его правильным вещам. Он был таким же, как и Лол. Его родители бились, чтобы свести концы с концами, верили в важность тяжелой работы и хотели стать лучше. Они не завидовали другим и не подавали руки хапугам. В те дни важно было оставаться уважаемыми людьми. Теперь люди думают, что действуя глупо или эгоистично, они смогут заслужить доверие окружающих, и казалось, они испытывают гордость, заявляя о своей бедности. Это был хипповский образ мысли. Его отец скорее вылез бы из кожи, чем признался бы, что у него плохо с деньгами. Он осознал, что они никогда не теряли чувства собственного достоинства. Он был доволен. Они никогда не ныли, ни в болезни, ни в горе, ни в смерти. Он представил свою маму на ее обычном кресле, а себя — с заказом из ресторана, тарелкой ее любимого кисло-сладкого соуса с лапшой и чилимом. Она глядела пристально на стену над телевизором. Он выключил его. Не мог вспомнить, что же она смотрела. Отец уже умер, его фото располагалось на линии его взгляда. Он зарыдал как ребенок. Если бы он был один, может быть, он плакал бы и сейчас.

Он переместился в другой ряд, чтобы набрать скорость, обогнул «Эскорт», набитый готами, вынырнувший из темноты в ту же самую минуту, он и не хотел бы думать обо всех этих грустных вещах. Это было как лекарство. Он вернулся в средний ряд и повернул голову, когда Энджи снова уменьшила звук и предложила ему кусочек «Кит-Ката».

— Не беспокойся, он не растаял, — сказала она. — Я не собираюсь пачкать сиденья.

— Что только на этих сиденьях не побывало, когда Лол ездил со мной. Индийская еда, китайская, кебабы, чипсы. Обычно мы где-нибудь останавливались, на Ерлс Корте после футбола, но нетрудно и прихватить с собой какую-нибудь мелочь, чтобы перекусить потом.

— По мне, так здесь очень чисто.

— Я заезжаю в то местечко на Слау Роад. Двенадцать фунтов — и они вычистят машину внутри и снаружи и вернут как новенькую.

— Ты должен был сказать мне о Клубе «Классика Ска» раньше.

— Я думал, тебе больше нравится 2-Tone и новые группы, из последних.

— Я и это люблю, но старые группы — это что-то особенное. Почему все на миг становится прекрасным, когда ты слушаешь их?

— В общем, верно.

— Я всегда была такой. Музыка созревает постепенно, тебе не кажется? Она звучит все лучше. По крайней мере, ска и блу-бит[177].

— Кажется, но все ведь держатся за свои первые пластинки, которые они слушали, когда были подростками, эти записи и кажутся лучшими из всех. По-моему, это естественно.

— Зрелость притягательна. Мне всегда нравились мужчины постарше.

Небо очистилось от туч и лунный свет полился на руль, изукрасил приборную доску. Его руки обернулись голограммой, пальцы — серебряными винтами, на месте костяшек возникли орешки, на больших пальцах появились шайбы, по ломким венам понеслись потоки, медная проволока пронизывала туман его светящейся кожи. Он был чем-то из «Заводного апельсина», человеком-машиной, хотя из-за всех сцен насилия этот фильм умер для него, из-за насилия и чрезмерной жестокости, особенно когда они забивали ногами пьяного Пэдди в подземном переходе. Он был уверен, что этот переход располагался в Слау, за автобусной остановкой, и от этого почему-то все казалось еще хуже, насилие представало более реальным и будничным. Рэй был умен, размышлял о вещах гораздо лучше, чем это удавалось ему, он заметил, что фильмы, подобные этому, всегда заканчиваются отвратительно.

— Что ты думаешь о «Заводном апельсине»? — спросил он.

— О фильме или книге?

Кажется, вопрос сбил Энджи с толку.

— О фильме. Я не мог прочесть книгу. Не мог понять этого искусственного языка и мне было лень каждый раз лезть в конец книги, чтобы посмотреть, что значит слово.

— Фильм ничего. Я могу представить тебя с твоими друзьями, когда вы были помоложе.

— Они не были скинхедами. Драчуны в котелках, может быть, спятившие щеголи, но они ни капли на нас не походят.

— Ты — друг с парой девочек в машине.

Он заметил, что Энджи тоже немного пьяна. Она продолжала странно смотреть на него. Он надеялся, что ее не вырвет. Он вспомнил, как развозил пьяных людей, когда еще зарабатывал этим на жизнь. Пассажир, которого тошнит, — это не смешно.

— Кто первый? — спросил он.

Кэрол хихикнула на заднем сиденье. Он не знал, почему.

— Дом Кэрол ближе, — сказала Энджи быстро.

— Я знаю дорогу.

Энджи повернулась и уставилась на Кэрол, когда та начала что-то говорить. Так было со всеми семьями и хорошими друзьями.

Люди быстро начинают действовать друг другу на нервы, особенно если им некуда деться друг от друга, но это ничего не значило.

Скоро он ждал снаружи машины. Дом Кэрол, Энджи помогала ей дойти до квартиры, через время выйдя назад. Он задумался о том, что она делает, выключил мотор и сидел в тишине, в ушах звенела музыка. Уличные фонари мягко горели. Он устал. Был счастлив, но устал.

Дверца машины открылась и волна парфюма наполнила салон внутри, Энджи сняла дубленку и несла ее в руке. Он не замечал, чтобы ее аромат был так силен до этого, повернул ключ зажигания и продолжил путь. Он хотел, чтобы Энджи показала дорогу, так как никогда не был у ее дома раньше, но путь не был долгим… Вскоре он остановился у маленького многоквартирного дома, повернулся и увидел, как она смотрит на него, глаза широко раскрыты, шире чем обычно. Пуговицы на ее рубашке расстегнулись, и он старался не смотреть на холмы ее грудей под тканью. В ней появилось что-то новое, но он не мог понять что. Он вспомнил, как смотрел на нее в Клубе «Классика Ска», прежде чем понял, что это Энджи, и почувствовал неловкость, вспоминая свое влечение. Он остановил его, не желая, чтобы его ум снова играл с ним шутки. Ему хватило их в этот день.

— Не хочешь ли зайти на чашку кофе? — спросила она.

Терри подумал об этом, но он был измотан, и если он пойдет пить кофе сейчас, его мозг, пожалуй, слетит с катушек, как прежде, когда он был прикован к постели целый день. Ему нужно было ехать домой и ложиться спать.

— Нет, не хочу. Хотя спасибо. Так здесь ты живешь?

Он взглянул на дом.

— Мое собственное местечко. Почему бы тебе не зайти на чашку кофе? Я сделаю несколько сэндвичей, если ты проголодался. Я умираю от голода. Поставлю несколько записей. Тебе у меня понравится. Ты же не хочешь упасть на руль и заснуть в дороге.

Он соблазнился и неожиданно почувствовал голод, но это было неправильно. Она только проявляла вежливость. Может быть, на самом деле хотела, чтобы он отказался. Только и желая, чтобы этот толстый ублюдок смотался отсюда и оставил ее в покое.

— Нет, спасибо, мне надо ехать домой. Хочу убедиться, что Лол пришел.

Энджи вздохнула, и он ее не винил, видя, что она тоже устала. Она колебалась, возясь со своей сумочкой, и быстро прикоснулась к его руке.

— Спасибо, что подбросил. Увидимся в понедельник.

Он смотрел, как она медленно идет к дому, подождал, чтобы убедиться, что она благополучно вошла. Она обернулась у дверей, помахала ему рукой и продолжала стоять, так что он подумал, не потеряла ли она ключи или что-то в этом роде. Она вытерла глаза, видимо, убирая крошки туши, наконец, повернулась и ушла. Терри увидел, как зажегся свет, убедился, что она в порядке, завел мотор и отъехал, в небе висела яркая луна, освещая его руки, а он ехал в тишине по пустынным спящим улицам.