"Мучения Минти Мэлоун" - читать интересную книгу автора (Вульф Изабель)

Ноябрь


— Минти? — прищурился Джек, когда в понедельник утром я вошла в комнату для переговоров. Я загадочно улыбнулась. — Силы небесные!.. — медленно проговорил он и восхищенно добавил: — Тебе идет, хотя несколько радикально.

— Да, — кивнула я. — Точно. — Я пробежала рукой по волосам цвета меди, которые были уложены гладко при помощи геля. В баре «Кенди» все бы с ума посходили. Жаль, что я больше туда не пойду.

Тут вошла Сюзи Сосиссон, в образе синего чулка Софи. Она пристально посмотрела на меня через толстые линзы.

— Ого! — выдохнула Софи. — Ты совсем другая. Как это Том тебя не задержал?

— Он долго присматривался.

— Красивый цвет, — похвалила она. — Эй! И классный пиджак.

— Спасибо. — Я надела новый костюм от Элли Капеллино.

— Ты выглядишь таге… ново, — удивленно продолжала она, занимая место за столом.

— Новая Минти Мэлоун, это я!

— Нам тоже бы не помешало обновление, — энергично заявила Софи. — Джек, позволь мне, прежде чем начнется совещание, рассказать о работе с цифровым оборудованием.

— Может, в другой раз? — раздраженно ответил он, взял кусочек пленки, стал крутить и растягивать ее в руках. Он уже был на взводе, издерган и напряжен, как пружина. И это в десять утра.

— Нам действительно пора переходить на цифровое оборудование, — настаивала Софи, изучая содержимое своей папки.

— Да-да, — нетерпеливо кивнул Джек.

— Но некоторые не хотят учиться. Например, Уэсли, — с негодованием заметила она. — Отказывается ходить на компьютерные курсы. Не так ли, Уэс?

— Это же ужас как сложно, — захныкал тот. — И ты знаешь, я не люблю компьютеры.

— Но мы должны идти в ногу с новыми технологиями! — воскликнула Софи. — Мы как те богачи с «Титаника»: беззаботно веселимся, а цифровой айсберг уже близко.

— Уверен, рано или поздно мы решим эту проблему, — произнес Джек, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость. Как обычно, он думал о чем-то своем.

— Нет, мы должны решить ее немедленно, — не отступала Софи. — Дошло до того, что «Телегид» потешается над нами. Мы, единственные из радиостанций, до сих пор используем пленку.

— Софи, — начал Джек, осторожно подбирая слова, — если уж бог наделил тебя блестящим интеллектом, не придумаешь ли ты, где нам взять денег на все это чудесное новое оборудование?

— Я попвошу дядю Певси! — подпрыгнула Мелинда. — У него на текущем счету тви миллиона. — Тут она громко рыгнула. — Ой! Пвостите! — хихикнула звезда радиоэфира. — Газы, — она похлопала по необъятному животу.

— Думаю, переход на цифровое оборудование — наша главная задача, — проводила свою идею Софи. — Мы стоим на пороге нового столетия. Нового века. — Ее глаза горели почти религиозным рвением.

— Я же сказал, что решу эту проблему, — процедил Джек, не скрывая раздражения. — Но сначала нам нужно увеличить рейтинг. Почему? Потому что мы должны привлечь…

— Радиослушателей, — усталым хором откликнулись мы.

— Которые привлекут…

— Рекламодателей…

— Которые обеспечивают наш…

— Доход!

— Вот именно. Готов выслушать ваши предложения.

— Послушайте, я не могу больше ждать, — не выдержала Софи. Она уже была на грани. — Мы как динозавры, — сокрушалась она. — Надеюсь, все помнят, что с ними произошло!

— Софи! — голос Джека источал ледяную надменность. Я поняла, что сейчас он укажет смутьянке ее место. — Позволь напомнить тебе, кто тут главный.

— Понимаю, но…

— Это я. И мне решать.

— Да, но…

— Поэтому прошу, не испытывай мое терпение.

— Хорошо, но…

— И не стоит учить меня, что делать.

— Да, но мы должны идти в ногу со временем, адаптироваться…

— Заткни свой рот!

— Что?..

— Заткнись! Заткни свой рот. Понятно?

Наступила короткая тишина. Все потеряли дар речи. Софи залилась краской и в слезах выбежала из комнаты. Мы смущенно ерзали в креслах и переглядывались, повергнутые в крайнее недоумение.

— Господи, как гвубо! — прошептала Мелинда на ухо Уэсли. И была права. Невероятно грубо. Джек в последнее время часто срывался. Может, Софи и вела себя вызывающе, но она же совсем зеленая. И самое главное, она была права.

— О'кей, продолжим совещание, — сказал Джек глухо. И, хотя голос у него был спокойный, лицо все пошло красными пятнами. — Продолжим, — со вздохом повторил он. — Надеюсь, у вас есть интересные предложения.

Диарея? — вопрошал встревоженный голос, перекрывая звук спускаемой воды.

Я уставилась в тарелку с индийским супом.

Все время бегаете в туалет?..

Я отодвинула тарелку с супом и принялась ковырять слипшиеся макароны.

Избавьтесь от диареи — примите «Банг»!..

— Минти, здесь свободно? — Это был Джек.

Я кивнула. Он сел за столик, поставив перед собой поднос с сэндвичем и кофе. Вид у него был усталый и напряженный, как обычно.

— Софи в порядке? — спросил он.

— Да. Кажется, да.

— Не стоило мне так срываться, — покаялся он. — Но она меня вконец достала.

— Хм…

— Строит из себя деловую женщину, — ворчал Джек. — Иногда мне кажется, что она слишком серьезна для радио «Лондон».

— Не уверена, — возразила я. — Сдается мне, вы плохо ее знаете.

— Я был с ней безобразно груб? — вдруг спросил он и впился в меня просительным, чуть ли не умоляющим взглядом.

— Ну, не совсем… — И тут я вспомнила, что говорили на семинаре. — Да. Безобразно.

— Ничего не могу с собой поделать, — вздохнул он. — Терпение уже не то, что прежде.

И это было правдой. Несмотря на свой колкий юмор, Джек всегда оставался на редкость приятным человеком. Под маской невозмутимости скрывались блестящие способности руководителя. Теперь он стал холодным и раздражительным. Но что хуже всего, безразличным.

Он задумчиво сжевал сэндвич с сыром и ветчиной. Потом обхватил голову руками.

— Джек, у тебя все в порядке?

— Нет, — буркнул он. — Нет.

— Я могу помочь?

Он улыбнулся, пристально посмотрел мне прямо в глаза и покачал головой, отводя взгляд.

— Слишком поздно, — в его интонациях слышалась усталость. — Ничего уже не поделаешь. Приходится признать, что я совершил чудовищную ошибку.

— О, уверена, можно поговорить с Софи и все объяснить. Она поймет, — успокоила я. — Софи, конечно, любит командовать. Она же слишком молода и просто не понимает, что…

— Дело не в Софи, — произнес он. — А в Джейн.

Джейн? Его жене, с которой он прожил восемь месяцев? Из груди Джека снова вырвался вздох. И только я собралась спросить, не хочет ли он поговорить об этом — ведь мы с Джеком всегда были очень близки, — как он сам продолжил:

— Мои падчерицы, Иоланта и Топаз. Они превратили нашу жизнь в настоящий ад. — Он судорожно сглотнул. — Прошлые выходные были худшими в моей жизни.

— О господи…

— Они меня ненавидят, — прошептал он.

— Разве можно тебя ненавидеть? — не поверила я. Он горько улыбнулся, потер виски кончиками пальцев:

— Как видишь, можно. Они усмотрели во мне смертельного врага. И так было с самого начала. Я соперник, и меня презирают. Издеваются всеми возможными способами.

— Джейн не встает на твою сторону?

— Если бы, — губы его искривила горестная усмешка. — Она души не чает в своих доченьках, нянчится с ними, хотя они давно вышли из пеленок: одной тринадцать, другой все пятнадцать. Потому я и сорвался, — тихо оправдывался он. — Софи напомнила мне их. Пытается командовать. Подрывает мой авторитет. Я этого не выношу. Мне и дома дерьма хватает.

— Понимаю. — Бедный Джек. — Но… ты же смог поставить Софи на место, — заметила я.

— Да.

— Поставить на место — это еще мягко сказано.

— Да уж, — признал он.

— Так что мешает тебе поставить на место своих падчериц?

Повисла тяжелая пауза.

— Не могу, — сказал он. — Я им не отец, и они не устают об этом напоминать. Чуть что, сразу бегут к Джейн и говорят обо мне гадости. У нас и без них-то проблем хватает, — удрученно констатировал он. — Поэтому Софи и досталось.

— Ты мучаешь кошку, — отозвалась я.

— Что?

— Ты мучаешь кошку, вот что ты делаешь, — объяснила я. — Нам рассказывали на занятиях по психологии. Если у тебя проблемы на работе, ты приходишь домой и вымещаешь злость на домашних. В твоем случае все наоборот: ты отыгрался на Софи.

— Наверное, да. Честно говоря, я сейчас плохо соображаю. На самом деле, Минти, я уже на пределе.

О соле мио…

Я тоже была на пределе.

.. ста ифронте те!..

Она крутит эту пластинку целый день.

кванно фа нотте…

На предельной громкости.

О соле мио!..

И каждый раз, когда я пытаюсь уменьшить громкость, снова увеличивает ее. Я не могу думать.

— Нельзя ли чуть-чуть потише? — спросила я Эмбер. — Чуть-чуть.

— Нет! Это можно прочувствовать только на полной громкости.

Эмбер проводила терапию — заболел Педро. В это время года он впадает в уныние. Эмбер говорит, у него зимняя аномальная депрессия. Сокращенно ЗАД. Он не вылетает из клетки, понуро вешает голову и молчит как рыба. Более того, он выдирает перья на груди — верный признак тоски у попугаев. Единственное лекарство от нее — неаполитанские серенады. Хотя Педро любит не всех исполнителей. Например, Марио Ланца помогает лучше, чем Тито Гобби. Карузо действеннее Каррераса. И в особенный восторг попугая приводят нежные неаполитанские напевы Тони Марчи. В точности, как бабушку. Паваротти на него совсем не действует. Уж мы проверяли.

Ке белла коза, на иурната э соле, Наръя серена доппа на темпеста!

— Очень сентиментальная птица, — произнесла Эмбер, передвигая мой журнальный столик красного дерева в другой конец гостиной. — Любит музыку, которая идет от сердца. Надо связать ему теплый полосатый свитер, — со смехом добавила она. Потом уперла длинные, изящные руки в стройные бедра, оглядела гостиную и распорядилась:

— Помоги#8209;ка мне, Минт!

— Ты чего?

Она решительно взялась за подлокотник маленького дивана:

— Передвинем его к окну.

— Зачем?

— Так будет лучше. Вот зачем.

— Ну, вообще-то, я… не хочу, чтобы он там стоял, — промямлила я.

Эмбер вперила в меня недоуменный взгляд. Я поежилась. Сердце бешено колотилось, ладони вспотели, накатило знакомое ощущение паники. Я попыталась вспомнить, что нам говорили на занятиях. Что же это было? Ага: страх оказаться отвергнутыми заставляет вас говорить «да», когда вам хочется ответить «нет».

— Ты не хочешь двигать диван?

— Н-нет, — произнесла я, заикаясь. — Нет, не хочу.

— Да хватит тебе, Минти! — отмахнулась Эмбер, пренебрежительно фыркнув.

— Оставим все как есть, — не отступала я. Она сводила меня с ума этой манерой все время командовать. Наверное, Чарли готов был убить ее. После всего, что говорили на семинаре, она обходилась со мной по-прежнему. Я чувствовала, как растет кровяное давление. Хотелось затеять уборку. Потом я вспомнила еще кое-что, чему научилась на семинаре: излишняя доброта может быть опасна. Если все время себя сдерживать, раздражение накапливается и может выплеснуться в самый неподходящий момент, на ни в чем неповинного человека. А меня не устраивало, чтобы кто-то попал под горячую руку. Мне просто хотелось научиться отстаивать свои права и говорить «нет».

— Послушай, Эмбер, — Ну же, смелей! — Я не…

— Прекрати эту чушь, Минти! — окрысилась она. Через полчаса мою гостиную было не узнать. Два дивана поменялись местами, торшер переместился к камину, стол из красного дерева покинул свой уютный уголок, и персидский ковер тоже сменил место жительства. Перестановка мне совершенно не понравилась.

— Теперь, — провозгласила Эмбер, — избавимся от этих кошмарных занавесок!

«Ничего себе!» — прокричал Педро.

— Прекрасно, он выздоравливает! — порадовалась кузина.

Пока она сюсюкала с Педро, я украдкой уменьшила громкость, и сквозь пение Марио Ланцы, проступили другие звуки — треск фейерверков, заразительный детский смех. Сегодня вечером на Примроуз-Хилл устраивали большое представление. Я не собиралась идти: зачем, если можно посмотреть из сада? Эмбер пыталась скормить Педро кусочек яблока. Попугай схватил его чешуйчатой лапкой, поднес к клюву и поклевал. «Силы небесные, когда же она, наконец, съедет? — подумала я, доставая пылесос. — Она ведь даже не вносит за себя арендную плату».

— Мне не хватает места, — вдруг изрекла Эмбер. Ур-р-ра! Наконец-то… Неужели прочитала мысли?

— У меня очень маленькая спальня, — продолжала она. Действительно, маленькая.

— Да, — признала я. — И там полно барахла. — В основном ее собственных книг. Эмбер скупала их сотнями, безуспешно пытаясь вывести свои творения в списки бестселлеров. В комнате валялось не меньше двухсот томов.

— Там ничего не помещается, — жаловалась она.

— Что ж, проблему можно решить.

— Да, но это будет нелегко.

— Ничего страшного, привыкну, — успокоила я.

— Надеюсь.

— Не переживай. Все хорошее когда-нибудь кончается.

— Значит, ты не против, если я перееду в твою спальню?

— Что?!

— Понимаешь, ты весь день на работе, приходишь только переночевать. А я работаю дома. Думаю. Творю. Поэтому мне кажется, нам нужно поменяться.

— Что?

— Мне к январю сдавать рукопись…

— Да, но…

— …и, откровенно говоря, недостаток свободного места мешает творческому процессу.

— Подожди-ка…

— А твоя спальня в два раза больше.

— Эмбер! — рявкнула я. Ну, все. С меня хватит! Сейчас взорвусь, как вулкан Этна.

Но не тут-то было: Эмбер подскочила ко мне и чмокнула в щеку:

— О, Минти, спасибо! Спасибо огромное! Я так и знала, дорогая, что ты согласишься. Ты такая милая!

Педро к тому моменту уже окончательно оклемался и даже заскучал. «У-а-а, у-а-а, у-а-а! — затянул он. — у-а-а-а-а!»

— Смотри, Минти, ему уже лучше, — щебетала Эмбер. — Чудесно, правда? Он кричит. Посмотрим, станет ли петь. — Она вывернула ручку громкости до отказа, и Педро заголосил, подтягивая Марио.

О соле мио…

— Бог мой…

… ста нфронте те!..

— Вкусное мороженое… — завела Эмбер. «Итальянское мороженое», — подхватил Педро. Откуда-то издалека, перекрывая нестройное трио итальянского тенора, женщины и попугая, донесся телефонный звонок. Я шмыгнула в прихожую:

— Да?

— Ты — мусорная куча!

— Что?..

— Ты — пустое место!

— Кто это?

— Какой из тебя радиорепортер!

— Послушайте…

— Давай, Минти! Теперь твоя очередь.

— Джо?!

— Угадала. Хочешь пропустить стаканчик? Хочу ли я пропустить стаканчик? Пожалуй, нет.

Точно, нет. В любом случае, какой смысл мне идти куда-то с Джо? Он — парень Хелен. Я это точно знаю.

— Так ты хочешь сходить куда-нибудь?

— Хм…

— Всего один рожок…

— Решай.

–.. дай мне!

— Ну…

Кванно фа нотте…

— Давай, Минти. О соле мио…

— Ты хочешь меня увидеть…

— О, Минти, он совсем поправился! — драла глотку Эмбер.

–.. или нет? — спросил Джо.

— Да, — вдруг решилась я. — Хочу.

Через полчаса мы с Джо сидели в баре «Инженер» неподалеку от моего дома. Оказалось, Джо живет совсем рядом, в Камдене. Всего одна остановка на метро по Северной линии или пятнадцать минут пешком.

— Откуда у тебя мой телефон? — спросила я. — Хелен дала?

— Нет, он был в контакт-листе семинара.

— О!

— Что ж, надеюсь, в последнее время ты не позволяла никому собой манипулировать, — сказал он, сменив тему и избежав разговора о Хелен. Джо потягивал пиво и смотрел на меня очень серьезно.

— Позволяла, и очень жалею, — призналась я. — Только что продемонстрировала прямо-таки чудеса доброты по отношению к Эмбер.

— О боже, — расстроился он. — Я разочарован.

— Но кое-что радикальное сделано, — утешила я, дотрагиваясь до волос.

Джо кивнул:

— Потрясающе!

— А ты? Готовишься к боям с киностудиями?

— Работаю изо всех сил, — отрапортовал он. — Я решительно настроен продать сценарий.

— Что ж, книга замечательная, — сказала я вполне искренне. — Прочитала уже половину. Ты очень талантлив.

Он улыбнулся. Эмбер бы сейчас принялась разбирать по косточкам своих персонажей, их мотивы, рассказывать, как долго и трудно она писала роман, излагать, что сказал тот или иной критик, выкладывать, каким тиражом издана книга, Джо просто ответил: «Спасибо», — и перевел разговор на другое. Вдруг мы заметили, что заведение пустеет. Часы показывали семь тридцать пять. Через десять минут ожидался грандиозный фейерверк.

— Пойдем посмотрим? — предложил Джо.

— Если ты хочешь, пойдем.

— Я хочу. Но только, если ты не против, — произнес он с преувеличенной вежливостью.

Я приняла игру: Я… — Звучит заманчиво. Но ты точно уверен, что хочешь пойти?

— Точно.

— Ни за что не стала бы заставлять тебя делать то, чего тебе не хочется, — пояснила я.

— Как мило с твоей стороны, — веселился он.

— О, благодарю вас.

— Позволь заверить, мне до смерти хочется посмотреть фейерверк, Минти. Но только с твоего разрешения.

— Я разрешаю.

— Точно?

— Точно. А ты уверен?

— Да.

— Пожалуйста, если передумаешь, не стесняйся, скажи.

— Ну, все, хватит распинаться! — не выдержал он. — Идем смотреть фейерверк, и дело с концом. Пошли! — Я рассмеялась. Джо — такой забавный. С ним невероятно весело.

Риджентс-Парк-роуд заполонили тысячи людей в шарфах и куртках. Все двигались по направлению к холму. На плечах у взрослых сидели дети, цепляя воздушными шарами листья деревьев. Хлопушки шипели и взрывались, и во мраке расцветали желтые одуванчики вспышек.

«Десять, девять, восемь… — ревела толпа. — Семь, шесть, пять…» Мы вошли в ворота. «…Четыре, три, два, один…»

Бум! П-ш-ш-ш! Бу-у-м! На ночном небе распускались огромные огненные хризантемы. Задрав голову, мы наблюдали, как их длинные серебряные лепестки оставляют в воздухе след, словно потеки краски. Гремели хлопушки, визжали ракеты. С оглушительным треском посыпался сверкающий метеоритный дождь. «А-а-а!..» — пронеслось над толпой, и на небе раскрылась, задрожала и растаяла гигантская пурпурная актиния. Я посмотрела на Джо. Над нашими головами бил огненный фонтан, и его повернутое к небу лицо осветил сноп пурпурных отблесков. От земли вздымалось пламя огромного, высотой с дом, костра.

«Светящиеся обручи! Штука — фунт!» — выкрикивал торговец. Шоу закончилось, все свистели и хлопали в ладоши.

— Хочешь обруч? — спросил Джо.

Я кивнула. Положив деньги в ведерко, он выбрал разноцветный фосфоресцирующий обруч, похожий в его руках на маленькую радугу.

— Держи! — Джо соединил концы и надел светящийся ободок мне на голову.

— Ты — как Титания, — улыбнулся он.

Мы повернули обратно и направились вниз по склону холма.

— Которая влюбилась в осла?

— Да.

— И что там дальше было? Я уже не помню.

— Одурманенная любовью, Титания совсем утратила рассудок, не замечала даже, что предмет ее воздыханий на самом деле осел. А когда поняла ошибку, то, естественно, пришла в ужас.

— Еще бы.

— Но все кончилось хорошо. И все герои нашли свою любовь.

— Как мило. Жаль, что в жизни так не бывает.

— Почему же, — не согласился Джо. Мы подошли к калитке моего дома. — Господи, что это за шум? — Из квартиры доносились крики и пение.

— Это Эмбер, ее попугай и… хм — да, точно! — Пласидо Доминго. Я бы пригласила тебя зайти, — добавила я, — но думаю, сейчас не самый подходящий момент… — Тут, к моему изумлению, Джо обнял меня и поцеловал в щеку.

— Надеюсь, мы еще увидимся, Минти, — произнес он.

Увидимся? Зачем? К этому моменту я была окончательно сбита с толку. Как же Хелен? И почему сегодня вечером он не с ней? Может, как раз сейчас и отправится? «Может… может, мне не нужно быть с ним такой „милой»? — подумала я. — Может, нужно просто взять и спросить напрямую?»

— Джо, можно спросить тебя кое о чем? — с сомнением в голосе выговорила я. — Мне это весь вечер не дает покоя.

— Спрашивай о чем хочешь.

— О'кей. Хм, ты… — Я засмеялась и отвела глаза. — Чувствую себя полной идиоткой. — Собравшись с духом, я предприняла новую попытку: — Вы с Хелен встречаетесь?

— С Хелен? Нет, — ответил он. — Мы просто друзья.

— А… — Тогда с какой стати она со мной скрытничает?

— Хелен — прекрасная девушка, — заметил Джо.

— Да, — согласилась я. — Знаю.

— Она мне очень нравится.

— Мне тоже. Просто Хелен уже давно не звонила. Совсем меня запутала. Такое бывает, только когда она с кем-нибудь встречается. Я думала, этот кто-то — ты.

— Нет! Почему подобное вообще пришло тебе в голову?

— Когда мы познакомились в Париже, ты попросил мой номер телефона, — лепетала я, теребя шарф.

— Да.

— И я отказала, потому что — ты только не обижайся, Джо, — не хотела ходить на свидания…

— Минти, — прервал он, прежде чем я успела вымучить из себя признание, что в то время мне и смотреть не хотелось на мужчин. — Минти… — повторил он.

— Да.

— Кажется, ты все неправильно поняла. Я вовсе не собирался звать тебя на свидания.

— О!

— Просто пытался быть… дружелюбным.

— Понимаю…

— Я очень дружелюбный парень, видишь ли. Ау тебя был такой грустный вид.

— Да, мне было грустно, — со вздохом созналась я.

— А нам с Пьером потребовались партнеры для игры в настольный футбол. Вы с Хелен показались нам очень симпатичными.

— Понятно.

— И я, когда просил твой номер, просто надеялся, что мы станем друзьями. Понимаешь?

— Да. Теперь понимаю.

— К тому же, Минти, — ты только не обижайся — я не стал бы встречаться с тобой и за миллион долларов.

— Почему же?

Он серьезно на меня посмотрел:

— Из-за того, что тебе пришлось пережить. Ты еще не готова.

— Не готова?

— Нет. Думаю, совсем не готова. Как-то я встречался с женщиной, которая недавно пережила разрыв, — объяснил он. — Ей пришлось несладко. Она меня очень больно обидела. Это был кошмар. И я поклялся, что больше никогда не повторю ошибку.

— Понятно.

— Слишком много ненужного багажа, Минти. Я понял это на семинаре.

— Да, конечно, но…

— Прежде чем снова ходить на свидания, ты должна исцелиться, зализать раны.

— Согласна, — кивнула я. Он уже начал меня слегка раздражать.

— Должна сделать еще один шаг вперед.

— Да-да, я знаю.

— Но я с удовольствием увижу тебя еще раз — в качестве друга. — Вот как. — Знаешь, я страшно обрадовался, когда увидел тебя на семинаре. Можно кое в чем признаться?

— Валяй.

— Только дай слово не зазнаваться.

— Обещаю.

— Ну… по-моему, ты отвратительная старая крыса.

Вопреки всякой логике мне вдруг стало так здорово, будто я нырнула в бочку с расплавленной теплой карамелью.

— Спасибо, — потупилась я смущенно. — Ты тоже мне отвратителен.

— Серьезно?

— Разумеется. — Господи, до чего же он симпатичный!

— Значит, будем друзьями, Минти?

— Да, — вздохнула я. — Будем друзьями.

— Хорошо. Просто замечательно. Ну, мне пора, — улыбнулся Джо и ушел. И когда он исчез за углом, я вдруг ощутила острый укол сожаления.


— А тепевь погововим о семейных пвоблемах, — объявила Мелинда в микрофон. Дело было во вторник. — Гость студии — Майк Хант…

— Майкл, а не Майк! — рассвирепел Джек. — Я же просил ее!..

— …новый министв по делам семьи. Итак, Майк, не могли бы вы вассказать нашим звителям — пвос-ите! я хотела сказать: слушателям, — как надеетесь улучшить положение семьи?

Мы были в прямом эфире. Уэсли — выпускающий, Джек — на контроле, я лихорадочно монтировала репортаж, то и дело поглядывая на часы. Мы вышли в эфир в два, прошло уже двенадцать минут, а репортаж, который я редактировала, должен был прозвучать в два пятнадцать. Я ощущала противную слабость в коленях, пульс частил. Прокрутив пленку вперед, я нашла нужное место и вырезала кусок. «Будь проклят этот Уэсли! — думала я, в панике перематывая кассету, кромсая и склеивая пленку. — Он снова воспользовался моей бесхребетностью. Когда же я начну применять знания, полученные на семинаре?» Часы неумолимо тикали. Добравшись до конца, я снова отмотала пленку на начало — убедиться, что все в порядке.

— Готово! — прерывисто дыша, сообщила я и стянула наушники.

— Спасибо, — промямлил Уэсли, сидевший за пультом с кучей мигающих лампочек и переключателей. — Шумы убрала?

— Да. Все гладко, без сучка, без задоринки.

— О, спасибо, Минт! Господи, опять не уложился, — простонал он. Ничего необычного. Уэсли взглянул на секундомер. — М-м-м… сколько будет одна минута двадцать секунд плюс две минуты пятьдесят три секунды?

— Четыре минуты тринадцать секунд, — подсчитала я.

— Разумеется, правительство лейбористов глубоко обеспокоено проблемами семьи, — послышался голос достопочтенного Майкла Ханта. — Именно поэтому мы собираемся обязать пары, подающие на развод, обращаться к психологу. Что касается матерей-одиночек, мы твердо стоим на том, что налогоплательщики не должны нести за них ответственность.

— Пвавильно! — встряла Мелинда. — Я тоже бевеменна, мистев Хант…

Он окинул взглядом ее необъятный живот:

— Вижу.

— Еще минутку, Мелинда, — шепнул Уэсли в наушники по обратной связи. Она кивнула, что слышит.

— …но я не мать-одиночка. Я замужем. Мой муж Воджев — бивжевой маклев. Но даже если бы я была матевью-одиночкой без гвоша за душой, я бы не стала певекладывать ответственность на чьи-то плечи.

— Как же! — воскликнула я.

— Я тяжело ваботаю, чтобы себя обеспечить, я сама завабатываю на жизнь…

— Не без помощи дяди Перси, — вставил Джек.

— …потому что думаю, это пвавильно. И буду пводолжать ваботать до конца свока, — продолжала она. Ее понесло: — Мой вебенок должен появиться на свет не ваныпе, чем чевез тви недели, но я намевева-юсь… — Внезапно Мелинда глотнула воздуха, и уровень звука на мониторе подскочил, как ломтик хлеба в тостере. Она сжала губы, выпучила глаза, сморщилась, как старая простыня, и завопила: — А-а-а!

— О боже! — простонал Джек, вскакивая с места.

— Боже милостивый! — выдохнул министр.

— О-о-о! — верещала она. — У меня отошли воды!

— Убирайся оттуда! — рявкнул Джек и бросился к микрофону двусторонней связи: — Замолчи, Мелинда! Замолчи! Мы пустим пленку.

— Нет! — крикнула она. — Нет! Не замолчу! Я хочу поделиться этим со своими поклонниками. Думаете, схватки меня остановят?

Рты у нас пораскрывались, как у золотых рыбок в аквариуме.

— Мой долг — оставаться в студии до окончания пвогваммы! — заявила она. — Пви необходимости я готова вожать в пвямом эфиве.

— Не надо, прошу вас! — взмолился министр, вскакивая на ноги.

— Почему нет? — возразила Мелинда, но тут ее настиг очередной пароксизм боли. — О-о-о! Была же смевть в пвямом эфиве. Помните, довогие слушатели? — продолжала она, ухватившись за обитый зеленым сукном столик. Действительно, всего пару месяцев назад восьмидесятилетний священник, ведущий «Дневную молитву», скончался прямо во время программы. — Значит, вожать в эфиве тоже можно, — не замолкала она. — На вадио «Лондон» нет ничего невозможного — о-о-о! — как и в жизни! И поскольку со мной в студии находится министв по делам семьи, я не останусь без помощи. Вы умеете пвинимать воды, мистев Хант?

Но мистера Хаита уже и след простыл. Он выбежал из студии и поспешно скрылся в правительственном лимузине.

— Не певеживайте! — кричала Мелинда в микрофон. — Все не так плохо, как кажется. Ой, мамочки-и-и!

— Вырубите микрофон! — рычал Джек. — Вырубите сейчас же! И поставьте пленку!

Звукооператор выключил микрофон, поставил смонтированную мной пленку, пока Джек и Уэсли выволакивали из студии Мелинду.

— Но я хочу остаться! — визжала она. — Подумайте, какие будут вейтинги! Мы могли бы получить пвемию «Сони»! Пведставьте себе заголовки в «Телегиде»!

— Как раз их я и представляю, — пробормотал Джек, усаживая ее в кресло. — Уэсли, вызови скорую. Минти, марш в студию!

— Что?

— Тебе придется закончить программу вместо нее. После репортажа остается еще две минуты.

— Не хочу, чтобы Минти вела пвогвамму, — захныкала Мелинда. — Это моя пвогвамма, а не ее!

Но я уже открывала дверь студии. Я уже была на пути.

Это был мой счастливый шанс. Мне чертовски повезло, что воды у Мелинды отошли на три недели раньше. Вы наверняка слышали о таких счастливых совпадениях. Несчастье вдруг обрушивается на звезду, и на сцену выходит неопытная статистка. Только вот я не была неопытной. Джек собирался пригласить на замену Мелинде Нину Эдвардс с утреннего шоу «Чат FM», но, услышав, как я веду программу, тут же передумал. И вот теперь я, и никто другой, веду главную программу на радио «Лондон». Спасибо тебе. Господи! Большое-большое спасибо. Наконец-то, со мной случилось хоть что-то хорошее! Наверное, ты сделал это, чтобы компенсировать разрушительные последствия «Свадебного кошмара на улице Вязов». Наконец-то ты понял и решил дать мне шанс. И, скажу я вам, это было не так уж сложно. Гватемальская овца с простуженным горлом и та вела бы программу лучше Мелинды. А у меня было преимущество: я писала ей реплики и, когда в тот судьбоносный день вошла в студию, знала сценарий вдоль и поперек. Потому что сама сочинила его, от слова до слова. Всего-то и требовалось, что прочитать написанное. Программа получилась очень веселая — во всех смыслах, — и по окончании эфира Минти Мэлоун, выходящая из студии, была встречена дружными аплодисментами! Джек обнял меня и назвал молодчиной. Я чуть не прослезилась, потому что обожаю Джека, да и денек выдался напряженный. В тот вечер у Мелинды родилась девочка, и мы послали ей цветы.

«Напоминаем, что сегодня в два часа дня в эфир выходит программа „События», — произнес Барри, наш диктор. — Ведущая — Минти Мэлоун. А сейчас новости».

Я вся светилась от радости, ощущая всплеск адреналина. Хоть раз, хоть один раз в жизни все сложилось хорошо. И это было только начало, точка отсчета. Я намеревалась взлететь высоко. Я чувствовала в себе силы совладать с чем угодно, даже выставить Эмбер назад из своей спальни в гостевую. Впрочем, это не входило в мои намерения: мне не жалко, могу же я проявить щедрость, в конце концов. В моей карьере произошли чудесные перемены. Я набиралась уверенности в себе. Осознала, почему сбежал Доминик. Я намеревалась исправиться. Я поговорила с Джо и прочла его книгу — это было что-то. Одно оставалось странным: если Хелен с ним не встречалась, зачем тогда она ездила в Париж? Но я не стала забивать себе голову. Сейчас самым главным была моя карьера, я сама. Новая я. Новая Минт.

«Моя ненаглядная Минти! — писал Рон, мой преследователь, на розовой бумаге, усыпанной серебряными сердечками. — Ты храбро поступила и спасла радио „Лондон» от катастрофы. Блестящее выступление, сокровище мое. Без сучка, без задоринки. Гладко, как шелк. Но не дай тебе бог перейти на другую радиостанцию! Только попробуй зазнаться. Ведь тебе несказанно повезло, безмозглая ты корова! Ты все еще моя, Минти, поняла? Ты принадлежишь мне. Помни об этом.

Твой любящий, преданный Рон».

Фу! Гадость. Не то чтобы я ненавидела письма от поклонников. Нет, мне писали и нормальные, вменяемые люди. На этой неделе пришло около пяти писем, совсем неплохо. И отзывы только положительные. Бальзам на мою измученную душу. Теперь, когда мы в студии, Софи, Уэсли и Моника бегают за мной, будто я какая-то кинозвезда. Предлагают чай и печенье. Естественно, я всегда отказываюсь: не хочу их затруднять. Но меня это забавляет. Выходит, мой статус резко изменился, все вдруг меня зауважали. Тем не менее, я все повторяю: «Нет-нет, не беспокойтесь, мне ничего не нужно». Хотя такое внимание приятно.

— Минти, хочешь кофе? — спросил Уэсли.

Мы готовились пораньше устроить прогон перед эфиром.

— Нет, спасибо.

— Может, что-нибудь перекусишь?

— Благодарю. Ничего не хочется.

— Выпьешь холодненького?

— Нет, Уэс. Спасибо.

— Тебе нравится сценарий?

— Да. Все отлично.

— О, Минти, работать с тобой — одно удовольствие, — произнес он с идиотской улыбкой и подошел чуть ближе. И я подумала: «Почему он все время ходит в одном и том же? Его костюм как кубик Рубика — давно вышел из моды». — Ты настоящий профессионал, Минти, — прошептал он. — Никого не просишь о помощи, делаешь все сама, такая хорошенькая и…

Я сделала стратегический ход:

— Как поживает Дейдра?

— Хм, Минти, забавно, что ты заговорила о Дейдре, потому что… — Он умолк. В студию зашли Джек, Моника и Софи, для проверки сценария. Джек многозначительно посмотрел на Уэсли, потом мы сели и внесли несколько последних исправлений.

Бип. Бип. Би-и-ип.

— Два часа дня. Вы слушаете радио «Лондон», — объявил диктор час спустя. — В эфире программа «События» с Минти Мэлоун.

— Добрый день! — поприветствовала я радиослушателей, наклонившись к микрофону. — Сегодня в программе. Русская мафия: как далеко простираются ее сети в Лондоне? Интервью с певицей, чей незабываемый голос помог фильму «Английский пациент» стать мировым хитом. Премия «Священник года»: серьезный взгляд на церковную проповедь. Но вначале поговорим о кризисе, который переживает мужское население. Повлиял ли феминизм на психологию мужчин? Гости в студии — радикальная феминистка Натали Мур, пишущая для «Гардиан», и Боб Лэдд, редактор журнала «Миллионер». Нам интересно и ваше мнение. Звоните по горячей линии. Телефон 0200#8209;200#8209;200. Присоединяйтесь к нам в прямом эфире.

Начало дискуссии не предвещало бури.

— Вы действительно так думаете, Натали?..

— Не уверена, Боб, что разделяю ваше мнение…

— Да-да, понимаю, что вы имеете в виду…

— М-м-м, при всем уважении, разрешите возразить…

Но потом страсти разгорелись, и через пару минут Натали и Боб уже готовы были перегрызть друг другу глотку.

— Кризис мужского населения? Какой бред! — огрызалась Натали.

— Я вас умоляю! — окатывал презрением Боб Лэдд. — Мужчинам нынче приходится несладко.

— Да что вы! Сейчас расплачусь.

— Что делать обычному парню?

— Вы притесняли нас веками, а теперь мы еще должны вас жалеть?!

— И пожалейте!

— И не подумаем!

— При всем уважении, Натали, — вмешалась я, — вам не кажется, что Боб прав? Ведь современные мужчины действительно чувствуют, что утратили прежние позиции в обществе.

— Все, что я знаю, — выпалила она, не желая отступать ни на микрон, — мужчины столетиями делали что хотели, теперь нагла очередь!

— У нас звонок, — прошептал мне в наушники Уэсли. На экране компьютера передо мной стали высвечиваться имена звонивших.

— На первой линии Малькольм из Южного Кройдона. Здравствуйте, Малькольм! Вы в эфире. — Звонок подключили к эфиру, раздался треск и помехи на линии.

— Алло, — проговорил Малькольм дрожащим голосом. — Я испытал на себе кризис мужского населения.

— Боже… Что произошло?

— В прошлом году жена взбунтовалась и бросила меня. Забрала детей, обчистила дом и обобрала меня до нитки. Теперь мне приходится снимать комнату.

— Что ж, Малькольм, мне очень жаль, — посочувствовала я. — Печальная история.

— И типичная, не так ли? — оживился Боб Лэдд. — Вы, женщины, только и знаете, что поступать по-своему. Мужчины для вас не более чем доноры спермы. Вы берете от нас все, а потом выбрасываете на помойку, как хлам.

— Но мы же не знаем, почему жена ушла от Малькольма, не так ли? — прервала его Натали. — Женщины просто так мужей не бросают. Может, он ее бил, — предположила она, ударяя по столу, звуконепроницаемая поверхность отозвалась глухим шумом. — Вы били жену, Малькольм?

— Извините, Натали, — вступила я, — может, Малькольм не захочет отвечать на этот вопрос.

— Нет, я ее не трогал! — возмутился Малькольм. — Вообще не трогал!

— Спасибо, Малькольм. На второй линии Фрэнсис, она звонит из Далича.

— Кризис мужского населения налицо, это же очевидно, — затараторила Фрэнсис. — «Самаритяне» [46] получают рекордное количество звонков от мужчин, находящихся в депрессии. Это свидетельствует о том, что мужчины не в силах найти свое место в новом мире, где женщины больше в них не нуждаются.

— Прекрасное замечание, Фрэнсис! — похвалила я. — Спасибо. На третьей линии звонок из Баттерси, миссис… Димпна Мэлоун. — Димпна Мэлоун? Бог мой, только не это!..

— Привет, дорогие слушатели! — прощебетала мама. На заднем плане кто-то отчетливо тявкал, скулил и подвывал. Она хихикнула. — Извините за шум, но я сегодня в собачьем приюте. Сидеть, мальчик! Сидеть! Плохой щенок! Я только хотела сообщить, что в следующую субботу у меня дома, на Мейда-Вейл, проводится гаражная распродажа в пользу нового Виллесденского центра для покалеченных жизнью мужчин.

— Покалеченных жизнью мужчин? — фыркнула Натали. — Таких не бывает.

— Нет, бывает, — возразила мама. — Я сама таких видела. Мой адрес: Черчилл-роуд, В9, дом 28. — Я в отчаянии подавала знаки Уэсли — изображала, будто меня душат.

— …в следующую субботу, в два часа.

— Большое спасибо, м-м-м, Димпна, — выдавила из себя я. Ее заглушили. — На шестой линии… бухгалтер на пенсии. Ага, Дэвид. Здравствуйте, Дэвид! — сказала я. — Вы тоже испытали на себе кризис мужского населения?

— Безусловно, — многозначительно объявил папа. — Потому что я почти не вижусь с женой. Два месяца назад я вышел на пенсию, — продолжал он, — и с тех пор видел ее примерно три раза. Она поглощена благотворительностью, — прозрачно намекнул он. — Вот на меня времени и не остается.

— О боже, — выдохнула я.

— Иногда, — мрачно изрек отец, — мне кажется, что наш брак разваливается. — О господи! Надеюсь, мама это слышит, хотя, скорее всего, она вернулась к своим бродячим собакам.

— Что ж, Дэвид, будем уповать на лучшее. Может, вы еще сумеете уговорить жену уделять вам чуть больше времени. А на четвертой линии… — Святые небеса…

— Привет всем! Это Эмбер Дейн. Автор романа «Общественная польза». Блестящая книга. Всем рекомендую. Издательство «Хеддер Ходлайн». Всего десять фунтов.

— О чем вы хотели поговорить? — выпалила я.

— Минти, я согласна со всем, что говорила Натали Мур.

— Прекрасно! — ухмыльнулась Натали.

— Мужчины веками издевались над женщинами, — разливалась соловьем Эмбер. — Взять, к примеру, моего бывшего. Бросил меня четыре месяца назад. Просто взял и бросил. Безо всякой причины. Потому, что я не хочу иметь детей. Возмутительно! Разумеется, я не могу сообщить его имя в эфире… Ну ладно, его зовут Чарлз Эдворти, он живет на Парсонс-Грин, работает в Сити и…

— Большое спасибо за звонок! — весело прочирикала я, пока глох голос Эмбер, продолжавшей поносить Чарли. — На шестой линии у нас… Джо Бриджес. — Господь всемогущий! Почему бы в студию не позвонить кому-нибудь, кого я не знаю? Хотя будет приятно услышать голос Джо.

— Алло?.. — произнес он — явно звонил по мобильному.

— Здравствуйте, Джо, — сказала я. — Каково ваше мнение?

— М-м-м… я сейчас в такси, водитель слушает вашу программу, и нам обоим стало очень интересно, поэтому мы решили позвонить. Я хочу сказать… по-моему, для мужчин настали трудные времена. Многие женщины уже не интересуются нами.

— Да! — подхватил таксист. — Эй, дай-ка мне трубку, приятель! — Раздался щелчок — Джо передал свой мобильный водителю. — Послушайте, значит так, я согласен с пассажиром. Проблема в том, что мужчины и женщины разучились нормально общаться, понимаете? Черт! Смотри, куда лезешь, корова! Ой, извините. Проклятые бабы, нельзя их за руль пускать. Что я говорил? Да, общение. Уважение. Серьезно. И у женщин были плохие времена, но теперь-то они на нас отыгрались. — Послышался треск — он вернул мобильник Джо.

— Так оно и есть, — поддержал Джо. — Женщин, похоже, не волнует, как тяжело приходится нам, мужчинам. Иногда мы даже не понимаем, чего хочет женщина.

— Действительно, в наше время мужчины и женщины перестали доверять друг другу, — прокомментировала я, поправляя наушники.

— Многие женщины, у которых есть печальный опыт общения с мужчиной, — продолжал Джо, — решают, что все мы одинаковы. Только и слышишь: «Все вы, мужики, одной породы». Но это не правда.

— Правда! Все одним миром мазаны! — прокричала Натали Мур.

— Ну, зачем вы так? — укорил Джо. — Это же дискуссия. И я пытаюсь объяснить, что женщины должны быть снисходительны к мужчинам. Что тут сложного? Тем более сейчас, когда женщины наконец добились равноправия… Минутку, Минти. — Снова послышался щелчок.

— Это опять я, — сообщил таксист. — Так вот, меня жена тоже бросила. Вообще без причины. Я же нормальный … черт! Чего ж ты не сигналишь, урод! Не знаю, что она нашла в том, другом парне. Ей же уже сорок два, она домохозяйка, а он — рабочий на стройке, и ему всего двадцать пять! Вот и спрашивается… Она от меня ушла, ей достался и дом, и дети. А мне что? Вшивая коллекция компакт-дисков…

Он опять передал телефон Джо.

— Я скажу вам, что поможет решить конфликт между полами, — с чувством проговорил тот. — Самое главное — быть откровенными друг с другом. Вот и все, что я хотел сказать. Мне пора. Это третий терминал? Спасибо. Пока.

Проклятье! Он повесил трубку. Жаль. Только началось самое интересное. И так приятно слышать его. Мне нравится его голос. И вот что интересно: я не прочь снова его услышать. После программы я поймала себя на желании, чтобы Джо перезвонил, но он не перезвонил, а у меня не было его номера, контакт-лист с семинара я потеряла. Я даже собралась звонить в «Решающий фактор» и выяснить его номер, но потом передумала. И тут я вспомнила, как он спросил: «Это третий терминал?» Интересно, куда он едет, зачем и с кем? И нравится ли ему этот кто-то? Потом я решила выбросить Джо из головы: он очень занят, да и я, кстати, тоже.

Видите ли, после того как у Мелинды отошли воды, и я спасла эфир, мне позвонила Натали Мур из «Гардиан», сказала, что пишет статью о новых голосах на радио, обо мне в том числе. Потом Рози Браун, редактор раздела прессы «Тайме», захотела взять у меня небольшое интервью. Его напечатали, и даже поместили в газете мою фотографию, очень удачную: я сижу за микрофоном. Джек повесил вырезку на доску объявлений, и теперь, проходя мимо, я каждый раз надуваюсь от гордости. Интервью озаглавили «Новая Минт», и я не удержалась — прыснула [47]. Рози Браун причислила меня к «новому созвездию» независимых молодых женщин, делающих карьеру в независимой радиокомпании. «Минти Мэлоун — незамужняя, успешная и бесконечно преданная своей работе молодая женщина, — говорилось в публикации. — За непосредственностью и дружелюбной манерой общения в эфире скрывается непоколебимое упорство и стремление достичь успеха». Мне это очень польстило, хотя я в жизни бы не назвала себя «непоколебимой». Сильная, да. Я бы так и написала: «Сильная Минт». Точно. Суперсильная. А все-таки странно видеть свое лицо на страницах газет и сознавать, что сотни и тысячи людей — возможно, даже те, кого я знаю, — прочитали обо мне.

Естественно, я умирала от любопытства, видел ли статью Доминик и что подумал. Наверное, выпал в осадок. Мне звонили друзья — сообщить, что прочитали заметку. Только Хелен хранила молчание. А ведь я точно знала, что она читает «Тайме». У меня не имелось даже смутных догадок о том, что с ней происходит, почему она так отдалилась в последнее время. Откровенно говоря, для меня это была неразрешимая загадка. Но стоило ли на ней зацикливаться? Все шло просто замечательно. Я была в восторге от перспективы вести программу еще целых шесть месяцев. И, разумеется, Джек повысил мне зарплату. Конечно, до Мелинды, которая получала пятьсот фунтов за каждый выход в эфир, мне было далеко, но, по крайней мере, теперь я получала намного больше, чем в бытность свою репортером. К тому же ходили слухи, будто дядюшка Перси очень рад, что именно я буду вести «События» в отсутствие Мелинды. Хотя он так занят бизнесом, что почти никогда не слушает радио. Я была на седьмом небе. Казалось, я попала в волшебную сказку: уже три недели веду программу, мои горизонты все расширяются и расширяются.

— Большое спасибо за звонок! — поблагодарила я, наблюдая за тем, как секундная стрелка на студийных часах движется к двенадцати. — Не забудьте: завтра, в это же время, на частоте 82, 3 FM. С вами была Минти Мэлоун и программа «События». До свидания! — Я сняла наушники и открыла двойную звуконепроницаемую дверь.

— Молодчина, Минти! — похвалил Джек. — Мне только что позвонила дежурная телефонистка. Постоянно поступают положительные отзывы от слушателей.

— Чудесно!

— С каждым выпуском все лучше и лучше. Я поражен.

— Спасибо. Я уже вхожу во вкус. Быстро осваиваюсь.

— Я знал, что у тебя получится.

— О да, Минти, ты просто звезда, — подключился Уэсли. — У тебя так естественно выходит. И это здорово, что ты не картавишь.

— Да уж, большое преимущество, — улыбнулась я. Прихватив сценарии и пленки, мы вернулись в офис провести, как обычно, небольшое итоговое совещание после программы. И вот, когда мы с хохотом и шутками поздравляли друг друга и радовались, что все идет так замечательно, и рейтинг наконец-то пополз вверх, в коридоре раздались тяжелые стремительные шаги, затем сдавленный крик. Дверь распахнулась, и в проеме возникла Мелинда. Лицо ее было пурпурным, в руках она сжимала своего трехнедельного младенца.

— Мелинда! — воскликнул Джек.

— Мелинда? — выдохнула Софи.

— Что ты здесь делаешь? — промямлил Уэсли.

— Ну… — она задыхалась. Очевидно, бежала со всех ног. — Я тут послушала свою пвогвамму и вешила вевнуться. Я вообще не пойду в отпуск…

Джек сделал все возможное. Вежливо объяснил сэру Перси, что в интересах Мелинды взять отпуск. Конечно, он высоко ценит ее как радиоведущую, но она поторопилась с выходом на работу. Он заверил, что, как бы прекрасно я ни справлялась с работой, Мелинда может быть спокойна: место остается за ней. Но дядюшка Перси ответил, что Мелинде самой решать, а у него нет ни времени, ни желания вмешиваться. И Мелинда вернулась. Никто не смог ничего поделать. Она притащила с собой своего ребенка по имени Покахонтас. И няню.

— Занятые ваботающие мамы, такие как я, не могут позволить себе бвать отпуск, — заявила Мелинда на совещании в понедельник. — И боюсь, мое отсутствие отвицательно сказывается на пвогвамме.

— Спасибо, Мелинда, — ответила я. От едва сдерживаемой ярости у меня чесалось лицо. Хотелось выть и рыдать.

— Не обижайся, Минти, — успокоила она. — Ты не виновата. Хотя, конечно, по свавнению со мной тебе не хватает опыта.

— Минти — прекрасная радиоведущая, — покраснев, дерзнул высказаться Джек. — Никто бы не справился лучше.

При этих словах на лице у Мелинды проступило раздражение. И мы поняли истинную причину, заставившую ее примчаться обратно: Мелинда знала, что у меня получается лучше.

— Не надо чувствовать себя неудачницей, — произнесла она снисходительно.

— Я и не чувствую.

— В любом случае, Минти, нет ничего плохого в том, что ты — всего лишь обычный веповтев, — продолжила она с деликатностью отбойного молотка. — Не стоит завидовать из-за того, что тепевь я буду вести пвогвамму, а не ты.

Я посмотрела на нее и вдруг расхотела плакать.

— И не думала завидовать, Мелинда, — мой голос звучал спокойно. — Какая чушь. Я в ярости!

Меня бесит, что картавая толстуха получила прекрасное место радиоведущей исключительно благодаря своему дяде!

Все дружно ахнули и уставились на меня, открыв рты. Я так и слышала, как они думают: «Неужели Минти это сказала? Неужели она способна на такое?» Джек вытаращил глаза. Уэсли тоже. Я сама поражалась тому, что сделала. Наконец-то у меня получилось! Мне удалось высказать в глаза ужасную, неприятную правду. Я взглянула на Мелинду. В лице у нее не было ни кровинки, однако, к моему удивлению, она не только не собиралась взрываться от злости, но, похоже, была настроена сохранять невозмутимость.

— Я пвопущу мимо ушей твои гвязные вугательства, — произнесла она вкрадчиво, — потому что понимаю: ты вазочавована, что ничего у тебя не вышло. Ты начала зазнаваться, Минти, слишком много вообважать. О тебе написали в «Тайме»? И что с того? Честно гововя, это ничего не значит.

«Уа-а! Уа-а!» Няня передала орущего младенца Мелинде, та расстегнула блузку, вывалила грудь размером с футбольный мяч, всю в голубых прожилках, будто сыр с плесенью, и как ни в чем не бывало продолжала разговор.

— Я — обвазец для подважания, — радостно провозгласила она. — Ситвонелла Пвэтт непвава. Соввеменные женщины могут иметь все свазу. Я тому доказательство!

Так меня понизили. Гарпии устремились вниз и пожрали то, что осталось от моего успеха. Я умудрилась и тут сесть в лужу. На игровом поле жизни мне снова забили гол. Я взобралась на самую высокую лестницу и рухнула вниз с катастрофической быстротой. Нелегко было возвратиться к работе репортера. Казалось, сердце не выдержит и разорвется. В довершение всего я стала специальным корреспондентом по делам семьи и материнства. Мне доставались репортажи об уходе за младенцами, крещении, опекунстве и низком содержании сперматозоидов в семени…

— Детские благотворительные фонды, — сказал Джек в следующий понедельник.

— Что? — переспросила я. Он застиг меня за просмотром объявлений о работе в «Гардиан».

— Детские благотворительные фонды, — повторил он, подошел и наклонился над моим столом. — Думаю, мы должны сделать репортаж о… — Он умолк и заглянул в газету, где я обвела в кружок три объявления. Уши у меня загорелись, я сложила «Гардиан» пополам. — Минти… — тихо произнес Джек. У него был подавленный вид. — Ты же не собираешься увольняться?

— Ну-у… — смущенно протянула я. Мне не хотелось, чтобы Джек узнал о поисках нового места, но нужно было что-то делать со своей карьерой, тем более что недавний опыт работы радиоведущей, пусть и недолгий, прибавлял мне шансов.

— Прошу тебя, не уходи, — попросил Джек, покручивая кусочек пленки.

— Боюсь, придется, — честно ответила я. — Здесь у меня никаких перспектив нет.

Джек вздохнул и пододвинул стул.

— Послушай, я понимаю, тебе сейчас нелегко, — прошептал он, косясь на Мелинду. — Сама знаешь, у меня связаны руки. Но ситуация может измениться.

— Как? — тоже шепотом отозвалась я. — Мелинда никогда не уйдет. А я не могу вести другие программы. «События» — единственная передача на нашей радиостанции.

— Я хочу пустить в эфир несколько новых шоу, — сообщил Джек. — Как только рейтинги пойдут вверх. И когда это произойдет, ты будешь первой на очереди.

— Но какие у нас шансы? — усомнилась я. — Рейтинги на нуле. Мне здесь нравится, однако нельзя же ждать счастливой возможности, которая, может, никогда и не появится.

— Что ж, — со вздохом произнес он и поднялся на ноги. — Делай, как считаешь нужным.

Мне вовсе не хотелось искать другую работу. На самом деле эта идея мне претила. Как будто я замышляла предательство. Думая о том, что придется покинуть радио «Лондон», я приходила в смятение. Но разве был другой способ справиться с острым разочарованием от случившегося? Линия моей жизни в очередной раз резко скакнула вниз. Я понимала, каково пришлось Сизифу, который толкал огромный камень вверх по отвесному горному склону. Каждый раз, когда до вершины было рукой подать, камень скатывался вниз. «Dum Spiro, Spero», — вяло повторяла про себя я. А иногда и: «Dum Spero, Spiro». Я уже потеряла всякую надежду, была в отчаянии, а потому очень обрадовалась, когда через несколько дней мне позвонил Джо.

— Извини, что не связался с тобой после эфира, — сказал он. — Улетал в Нью-Йорк. А у тебя талант. Ты потрясающе ведешь программу.

— Нет, — расстроенно произнесла я.

— Точно тебе говорю, — заверил он.

— Нет!

— Ага… Понятно, хочешь, чтобы я сказал гадость. Что ж, ты дерьмово ведешь программу.

— Нет, это не так.

— Господи, тебе не угодить.

— Я уже не веду программу, — огрызнулась я. — Делаю репортажи.

— Что?

— Меня опять понизили. Мелинда вышла из отпуска.

— Не повезло.

— Да уж.

— Ты, наверное, расстроена.

— Да, — измученно согласилась я. — Не то слово.

— Тогда давай я приглашу тебя на ужин, развеселишься.

— На ужин? — я оживилась. — Куда? — В глубине души теплилась надежда, что он поведет меня в «Одетт», на Риджентс-Парк-роуд. «Одетт» — шикарное, дорогущее место. Вместо этого он предложил:

— Пойдем в «Пиццу-хат».

И вот в субботу вечером я отправилась в Камден на встречу с Джо. Можно было бы поехать на метро или на автобусе, но я пошла пешком. Погода стояла отвратительная, прямо как мое настроение. Над улицами висел густой туман. Моросил противный дождик. На тротуаре лежали большие коричневые листья платана, похожие на отрубленные кисти рук, в воздухе пахло плесенью и гнилью. Подняв воротник, я перешла канал Риджентс. В вечернем сумраке дымила одинокая баржа, тускло поблескивая огнями. Я свернула на Парквей, и голубой неон ресторанной вывески резанул по глазам сквозь туман. Толкнув стеклянные двери, я увидела Джо: он читал, сидя под огромным зеркалом. И вдруг поднял глаза, улыбнулся.

— Как противно тебя снова видеть, — радостно произнес он, по-дружески обняв меня.

— Тебя тоже, вонючка!

— Выпьешь чего-нибудь?

— Да. Выпью, — кивнула я с многозначительной усмешкой. — В моем положении только и осталось, что напиться.

Джо заказал бутылку вина, а я огляделась: маленькие столики с мраморными столешницами, простые деревянные стулья, высокие пальмы в горшках.

Изогнутые листья нависали над нашими головами, как опахало. Он разлил шардоне, и мы стали изучать меню.

— Я буду или венецианскую пиццу, или американскую, — решил Джо.

— А я — «Четыре сезона».

С каждым глотком вина мои заботы таяли, как облака. Джо рассказывал о поездке в Нью-Йорк, а я думала: «Какой же он симпатичный».

— Познакомился с Джулианом Джонсом, агентом студии «Парамаунт».

— Многообещающее знакомство, — оценила я.

— Ему понравилась моя книга, — продолжал Джо. — Но он сказал, что сценарий нужно доработать, прежде чем продвигать его в Голливуде.

— И что ты думаешь?

— Думаю, он прав. Джонс дал мне еще один совет. Сказал, что я должен переехать в Лос-Анджелес.

— О… Зачем? — спросила я, ощутив, как сжимается сердце.

— Если я буду жить в Лос-Анджелесе и все время встречаться с нужными людьми, шансы на успех увеличатся.

— И ты собираешься переехать? — промямлила я.

— Возможно, — ответил он. — Но не сейчас. — Я вздохнула с облегчением, чему сама удивилась. — А ты, Минти? — поинтересовался он. — Какие у тебя планы?

Я пожала плечами:

— Не знаю, — и сделала большой глоток вина. Вообще-то мне нельзя много пить: спиртное всегда ударяет в голову, но сегодня захотелось набраться. — Мой босс хочет, чтобы я осталась, — поведала я. — Но мне кажется, нужно думать о карьере.

— Да. — Джо как-то странно улыбнулся. — Согласен. — И он пристально посмотрел мне в глаза, а я, осмелев от вина, выдержала взгляд.

— На что ты намекал? — спросила я. — Когда позвонил на радиостанцию.

— Намекал? Ни на что. Мне просто хотелось высказать свое мнение.

— Нет, что ты имел в виду, когда призывал «быть откровенными друг с другом»?

— Ну… — он вздохнул и стал вертеть в руках вилку. — Я… — Он на минуту замолчал — официант принес пиццу.

— Говори, — подбодрила я и налила нам еще вина.

— Будь мы откровеннее, не причиняли бы друг другу столько боли. Вот о чем я говорил, — объяснил он. — Понимаешь, моя бывшая, Люси, солгала мне. Если бы она сказала правду, я бы не стал с ней связываться.

— Что произошло?

— Не хочу говорить об этом, — резко оборвал он. — Не будем портить вечер, Минти.

— Но ты-то все обо мне знаешь, — заметила я. Меня уже повело. — Значит, я вправе рассчитывать на ответную откровенность.

— Хорошо, — устало согласился он. — С Люси я познакомился два года назад. Она ушла от мужа. Он изменил ей, и все было кончено. По крайней мере, так она сказала, и я клюнул на удочку. Я потерял голову. Она уже год как жила одна и говорила, что весной они разведутся. Я влюбился, сделал предложение, и она согласилась. Я был счастлив.

— Что же произошло?

— Она вернулась к мужу. Внезапно его роман закончился, и он позвал Люси назад. И та бегом побежала, хотя клялась мне, что никогда-никогда не захочет его больше видеть. Но она лгала. На самом деле все это время она любила его и надеялась помириться. Знай я об этом с самого начала, никогда бы не позволил себе влюбиться. Она разбила мне сердце, — признался он. — Может, и не хотела, — быстро добавил Джо, — но мне было очень больно. Вот, — заключил он, пожав плечами, — теперь ты все знаешь.

— Мне очень жаль.

— Это в прошлом.

— Ты все еще переживаешь?

— Иногда. Но уже не так, как раньше. Я забыл. И ты в один прекрасный день забудешь о Доминике.

— О, я уже почти забыла, — беззаботно уверяла я, разрезая пиццу. — У Доминика жуткий характер, без него легче.

— Так зачем ты тогда собралась за него замуж? — удивился Джо.

— Наверное, запуталась, — отговорилась я, потому что ненавижу такие вопросики.

К этому времени бутылка опустела, в основном моими усилиями. Мысли путались. Но мне было хорошо. Джо еще никогда не казался столь привлекательным. Пусть он плохо одевается, не то, что Дом. Зато у него красивый изгиб рта и мускулистая фигура. И он не встречается с Хелен. Этот факт придал мне смелости, я испытала какое-то опасное возбуждение.

— Давай еще выпьем, — предложила я, пьяно хихикая.

— Нет, спасибо, — ответил он. — С меня уже хватит. Да и с тебя, по-моему, тоже.

— Нет, — выпалила я. — Трезва как стеклышко. И где ты живешь? — Кажется, я вконец обнаглела.

— За углом, — ответил он.

— Очень удобно! — я громко расхохоталась.

— Удобно для чего? — спросил он, слегка смутившись.

— Не для чего, а для кого! Для тебя, — подсказала я. Перегнулась через стол и заглянула ему в глаза: — Пойдем к тебе.

— Минти, хватит со мной заигрывать, — устало произнес он. — Меня это утомляет.

— Почему бы мне с тобой не заигрывать? — Я села на место. — Мне нравится с тобой заигрывать. Ты милый. Тебе должно быть приятно, что я с тобой заигрываю. Я с кем попало не заигрываю. Я не вех-ти… ветри… вертихвостка. Пойдем к тебе, — прошептала я.

— О'кей, — сдался он. — Так и быть, мы пойдем ко мне и…

— Ты сорвешь с меня одежду?! — веселилась я.

— Сварю тебе крепкий кофе, — невозмутимо отозвался он. — А потом вызову такси и пошлю тебя домой.

— Меня и похуже куда посылали! — хохоча, выкрикнула я. Надо же, как забавно!

Мы медленно побрели по туманным ночным улицам, и я взяла Джо под руку. Он притворялся безразличным, но я чувствовала, как колотится его сердце. Свернув на Альберт-стрит, мы остановились возле изящного белого здания с балконами. Кованные перила были сплошь увиты глицинией. Я водила указательным пальцем по завитку, пока Джо искал ключи. Наконец он открыл дверь. Вот она, квартира Джо. Я иногда задумывалась, на что же она похожа. И теперь я здесь. Квартира была… маленькая. Совсем маленькая. С грустью я вспомнила огромный дом Доминика в Клапаме. У него всегда было стерильно чисто, а жилище Джо напоминало свалку. Стопки книг росли из пола, как сталагмиты, и не мешало бы пропылесосить. Двойные окна запорошены пылью, грязное белье свалено кучей в углу. Разница между элегантным гнездышком Доминика и помойкой Джо была в буквальном смысле отрезвляющей. Жестокая реальность обрушилась на меня, как холодный душ, и напрочь отбила все нескромные желания.

— Извини, у меня тут беспорядок, — Джо возился в крошечной кухне.

— Точно! — крикнула я. — Здесь отвратительно!

— Минти! — Джо появился в дверях. — Это было не очень вежливо. — Потом откинул голову, расхохотался и укоряюще погрозил мне пальцем: — Опять говоришь гадости.

— Нет, — произнесла я, испугавшись, что он обидится, и отчаянно подыскивая пути к отступлению. — Сказав «отвратительно», я на самом деле имела в виду творческий беспорядок.

— Ну, по крайней мере, у меня есть хороший кофе, — он пытался перекричать кофемолку.

Вскоре мы уже сидели на продавленном старом диване, который, как я невольно отметила, совершенно не вписывался в интерьер. От окружающего убожества и очевидной бедности Джо в сравнении с Домом я впала в уныние, и мне уже совсем не хотелось с ним заигрывать. Напротив, я испытывала робость и смущение. Зря я сюда пришла. У меня чуть крышу не сорвало. Надо было вызвать такси и ехать домой.

— Спасибо за ужин, — тихо проговорила я, потягивая кофе из треснутой кружки, и криво улыбнулась Джо. — Извини, что распоясалась.

— Ничего, — галантно простил он. — Было очень смешно на тебя смотреть.

— Я вела себя как идиотка — это все вино.

— Тебя просто понесло.

— Знаю, — виновато кивнула я. — Надо же, так с тобой заигрывать! Кошмар. Это же смешно, — я тихонько рассмеялась. — Все из-за стресса.

— Значит, ты говорила несерьезно?

— Что?

— Насчет того, чтобы я сорвал с тебя одежду. Ты это серьезно?

— М-м-м… нет, — промямлила я. — Нет, конечно…

— Понятно, — произнес он. — Не волнуйся, я не собираюсь этого делать.

О… Я была разочарована.

— Не собираешься? — невольно выскочило у меня.

— Нет.

— Понятно. — Я посмотрела на него. — Почему же?

— Ну, это было бы неправильно.

— Неправильно? — робко переспросила я.

— Да. Потому что ты переживаешь разрыв. Я уже говорил.

— Я не переживаю, — сказала я. — Доминик уже в прошлом. Мне на него плевать!

— Можно тебе кое в чем признаться? — Джо серьезно посмотрел на меня. Я затаила дыхание, заглядевшись на его красивые губы, мужественную, грубоватую линию подбородка. Большие карие глаза прожигали меня насквозь. — Можно тебе кое в чем признаться? — повторил он.

— В чем угодно, — тихо разрешила я.

— Ты мне нравишься, Минти. — Он вздохнул. — Если честно, ты мне очень нравишься. Но я больше не собираюсь быть жилеткой, в которую проливают слезы.

— Послушай, Доминик для меня больше не существует, — повторила я. — Знаю, ты думаешь иначе, но поверь мне. Доминик — ужасный человек. Хуже некуда. А ты очень милый, — я улыбнулась, надеясь, что улыбка вышла не кривой.

Теперь мне уже не хотелось никуда уходить. Мне хотелось остаться здесь, с Джо. Он был такой сильный, и мне нравился аромат его лосьона для бритья. Конечно, не «Шанель», как у Доминика, но все равно приятный. Свежий, чистый, с привкусом лайма. Меня охватило желание прижаться к нему, уткнуться лицом в шею. Хотелось, чтобы он обнял меня и никогда не отпускал. Больше мне ничего не нужно. Я взяла его за руку и вспомнила, что уже несколько месяцев не позволяла себе такого с мужчиной. У Джо никого нет, он сексуальный и добрый. Джо здесь. Со мной. И я отважилась на отчаянный поступок. Поднесла его ладонь к губам и поцеловала ее. Он никак не отреагировал. Тогда я встала.

— Что ж, мне пора домой, — сказала я. — Надо вызвать такси.

Но Джо не потянулся к телефону. Он стоял и смотрел на меня. Просто смотрел и все. Но я знала, что пути назад нет. Поэтому подошла к телефону и стала набирать номер. Вдруг Джо накрыл мою руку своей ладонью и опустил трубку.

— О, Минти, — произнес он и коснулся моего рта губами. — О, Минти. — Джо взял мое лицо в ладони, потом расстегнул блузку и повел меня по тесному коридору.

Через минуту в темноте его спальни мы скинули одежду и дали волю своим желаниям.

— О, Минти, — бормотал он. — О, Минти. — Он все время повторял мое имя. Это было здорово. Именно то, в чем я так нуждалась. Он был мне нужен. Такой… милый. — О, Минти, — опять произнес он.

— Доминик, — выдохнула я.

— Что?! — Джо вскочил с кровати со скоростью спринтера, и комнату залил безжалостно яркий свет. Я резко выпрямилась, схватившись за простыню.

— Что ты сказала? — спросил Джо. Он был чернее тучи.

— Ничего, — промямлила я.

— Нет, сказала! Ты назвала меня Доминик.

— Нет.

— Да.

— Что, правда?

— Да.

Господи, какой кошмар!

— Ой. Ну… прости, — я начала впадать в панику. — Случайно вырвалось. Я не нарочно. Слушай, извини. Мне правда очень жаль. Пожалуйста, Джо, не сердись. Но было слишком поздно. Он уже надел трусы и натягивал через голову свитер.

— Я же тебя предупреждал! — бросил он, кинувшись из спальни в гостиную. — Я же говорил: у тебя слишком много лишнего багажа. Тонны, тонны, воз и маленькая тележка. — Он схватил трубку и принялся набирать номер. — Алло, вызов такси? Альберт-стрит, 160, пожалуйста, до Принсез-роуд. Первый этаж. — Он вернулся в спальню и натянул джинсы. — Разумеется, ты еще не готова, — продолжал он. — Ты все еще одержима этим ублюдком. И ради бога! Можешь сходить по нему с ума сколько угодно. Дело твое. Только меня в это не вмешивай.