"Звезда" - читать интересную книгу автора (Первушин Антон Иванович)

16

В мае 1986 года Коммунистическая партия обратилась к советскому народу с предложением провести в рамках развития гласности всесоюзную дискуссию на исторические темы.

Сначала в газете «Правда», в журналах «Огонек» и «Коммунист» были опубликованы серии статей, в которых впервые откровенно рассказывалось о репрессиях сталинского периода и о тайных эпизодах Великой Отечественной войны. Авторы статей писали, что при проведении глубоких реформ, направление которых определил XXVII съезд КПСС, необходимо обратиться к прошлому, чтобы выяснить для себя, что было сделано правильно, а что только казалось правильным, мешая развитию страны. Вновь зазвучали зловещие фамилии: Сталин, Берия, Ежов, Ягода. «Огонек» взял и опубликовал страшные «Колымские рассказы» Варлама Шаламова.

Москва удивилась. Москва не поверила.

Потом Москва убедилась и включилась в дискуссию.

Всё это напоминало недавнюю кампанию против «дедовщины». Оказывается, и по поводу сталинского периода у московской интеллигенции есть что сказать: писатели и публицисты словно бы ждали команды и разом навалились на предложенную тему.

Юру Москаленко дискуссия не сильно волновала, однако в нее оказались втянуты и московские старшеклассники. Учительница истории по распоряжению завуча устроила мероприятие, громко названное «конференцией», — всем девяти — и десятиклассникам было предложено выступить на ней с докладами о сталинской эпохе, а потом принять участие в обсуждении. Тема доклада выбиралась произвольно, по желанию, и Юра, получив это задание, понял, что заметно отстал от жизни. Однако у него возникла хорошая идея.

Вернувшись домой, Москаленко-младший залез на антресоль, куда отец забрасывал прочитанные им журналы и газеты. Периодически, когда школьную пионерскую организацию охватывал макулатурный раж, Юра обращался к антресоли и без труда сдавал положенный минимум в пять килограммов. В последнее время кампании по сбору макулатуры почему-то не проводились, а потому антресоль оказалась забита под завязку. Порывшись в журналах, Юра обнаружил несколько тощих книжек в мягких обложках, — он вспомнил, как их читал вечерами отец, однако своего мнения Москаленко-старший по поводу прочитанного не высказывал, а только хмурился и устало потирал переносицу. Просмотрев содержание и аннотации, Юра понял: это то, что нужно!

Усевшись в свое любимое кресло напротив телевизора, юноша углубился в чтение. Начал он со сборника «Лучшая публицистика», изданного «Книжной палатой». Под обложкой обнаружилось два десятка статей с громкими заголовками: «Административная система Сталина», автор — Гавриил Попов; «Сталин и политические убийства», автор — Федор Бурлацкий; «Хрущев против Сталина: разоблачение культа личности», автор — Отто Лацис; «Оскверненные сталинизмом», автор — Андрей Нуйкин; «Сталин против коммунистов», автор — Юрий Карякин; «Железные наркомы», автор — Виталий Коротич; «Маршал Тухачевский, враг Сталина», автор — Борис Соколов; «Кровавый путь Лаврентия Берия», автор — Эдвард Радзинский.

Глаза разбегались. Бери любой заголовок — тема есть! — и пиши. Но Юра не торопился. Начав читать «лучшую публицистику», он понял, что для него это слишком сложно. Если таинства аэродинамики и звездной навигации еще имело смысл постигать, невзирая на известное сопротивление материала, ведь это открывало путь к небу, — то вникать в перипетии событий, которые произошли давным-давно и, по большому счету, не имели сегодня никакого значения, Юре, честно говоря, не хотелось. Что изменится, думал он, перелистывая страницы, если я узнаю о том, в чем была разница между Сталиным и этим... как его?.. Троцким? Что изменится, если я узнаю, почему Сталин предал заветы Ленина и приступил к истреблению ленинской гвардии? Да, Сталин был гад, бяка-бука, но он ведь уже умер! И он уже разоблачен! Вот написано, что его еще Хрущев разоблачил. И случилось это давным-давно — еще в пятидесятые! Чего теперь кости ворошить и вспоминать то, о чем уже никто и не помнит?..

Юра загрустил. Даже статья о Тухачевском, которая больше других привлекла его внимание, оказалась скучна до зевоты. Этот самый Соколов уверял читателей, что если бы Тухачевский не пал жертвой репрессий, то Красная армия встретила бы гитлеровские орды достойно и сразу погнала бы их к Берлину. Юру учили по-другому: Красная армия в принципе не была готова к вероломному нападению, кто бы ее ни возглавлял, разгром 41-го был неизбежен. Поэтому Москаленко-младший не совсем понимал, какую ценность имеют все эти рассуждения в стиле «если бы да кабы».

«Лучшая публицистика» его разочаровала. Он отложил книжку и взял следующую. Вторая брошюра в коллекции называлась «Архипелаг Солженицына — правда и ложь в книге о ГУЛАГе». Кто такой Солженицын, Юра еще не знал, но быстро узнал. В брошюре приводились обширные цитаты из напечатанной за рубежом книги «Архипелаг ГУЛАГ». Прочитав их, Москаленко-младший был очень заинтригован — в «Архипелаге» рассказывалось о системе концентрационных лагерей, созданных Сталиным при помощи НКВД, и о том, как «голубые фуражки», словно садисты, издевались над невинно осужденными людьми. Солженицын писал так ярко, так захватывающе эмоционально, что Юра даже подумал: а неплохо было бы сделать доклад именно по «Архипелагу». Потом юноша добрался до комментариев, и снова затосковал. Из комментариев, написанных Эдвардом Радзинским, следовало, что этот самый Солженицын, используя исторический материал, довольно сильно привирал, искажал факты: завышал, например, масштабы репрессий, выдавал за подлинную информацию уголовную мифологию и так далее.

«Невзирая на все эти недостатки, — писал Радзинский в комментариях, — книга Солженицына все же заслуживает внимания и уважения как документ эпохи. Солженицын является, безусловно, врагом всего советского, однако он сделал полезное дело для нас, написав эту книгу. Настоящие коммунисты, думающие о процветании своего социалистического Отечества, должны почаще обращаться к книге Солженицына, чтобы четко понимать, какое представление о Советском Союзе и его гражданах складывается за рубежом. Мы должны знать, к каким методам прибегают наши враги, чтобы опорочить нашу политику. Мы должны уметь опровергать измышления наших врагов. Лжи мы противопоставим правду. Только так победим!»

То, что Юре показалось наиболее интересным и важным, обнаружилось чуть ли не в самом низу стопки книжек. Это тоже была дешевая брошюра, но в ней, в отличие от остальных, имелись черно-белые иллюстрации — как оказалось, зарисовки с натуры одного из участников описываемых событий. Автором очередной книги с непонятным названием «Туполевская шарага» был Г. Озеров (вот так — без имени, без отчества). Оказалось, что это перепечатка немецкого издания 73 года. Едва Юра начал читать, как сразу почувствовал дрожь в руках. Такого он никак не ожидал, и книга стала для него настоящим открытием.

Оказывается, перед самой войной и во время войны в стране существовали так называемые «шараги» — секретные конструкторские бюро, в которых трудились инженеры, обвиненные во «вредительской деятельности» и приговоренные к большим срокам заключения. Фактически это были тюрьмы, но в них хотя бы можно было работать по специальности, создавая оружие для обороны Родины.

С огромным удивлением Юра узнал, что в «шараге» сидел не только знаменитый конструктор бомбардировщиков и пассажирских самолетов Андрей Николаевич Туполев, но и другие выдающиеся деятели: «отец» советской космонавтики Сергей Павлович Королев, создатель реактивных двигателей Борис Сергеевич Стечкин, авиаконструкторы Мясищев, Петляков, Черемухин. А сколько выдающихся конструкторов не попало в «шарагу»? Сколько их погибло в лагерях? И сколько они успели бы сделать, если бы не эта бессмысленная борьба с «вредителями», придуманная Сталиным? И сколько людей остались бы живы и здоровы, если бы оружие, которое могли создать погибшие инженеры, попало на поле боя?

Только теперь, читая суховатые воспоминания работника «шараги», Москаленко-младший вдруг осознал, что времена Сталина — это не далекое прошлое, о котором лучше забыть. Это настоящее. Это реальность. Потому что многие проблемы, которые есть сейчас и еще будут, родом оттуда — из эпохи Сталина. Может быть, если бы не было борьбы с «вредительством», не было бы лагерей и «шараг», не было бы и разгрома 41 года, а сегодня мы жили бы в богатом государстве, ездили бы все на своих машинах, питались бы в ресторанах, а наши космические корабли летали бы на Луну и на Марс.

Эта ясная в своей прозрачности мысль показалась Юре очень важной — он тут же уселся за письменный стол, который они делили со старшим братом, достал тетрадь и начал писать тезисы будущего доклада. Свои соображения он подкреплял пространными цитатами из «Шараги Туполева». Немного наивная, почти детская, вера Москаленко-младшего в возможности научно-технического прогресса придала докладу своеобразную интонацию, которая удивила самого Юру. Получалось, что так оно и есть — борьба с мнимыми врагами, рецидивы которой встречаются до сих пор, мешает развитию общества, причем те, кто начинает создавать врагов и бороться с ними, полагая, что это выгодно, должен брать на себя всю полноту ответственности за будущие жертвы и проблемы. Можно сколько угодно рассуждать, прав или не прав был Сталин, существовала или не существовала альтернатива его политике, — но нельзя отрицать очевидное: даже посмертно этот тиран должен нести ответственность за принятое им решение, которое убило сотни хороших талантливых людей и искалечило судьбы еще десяткам тысяч; он должен нести ответственность за поражения 41-го и за то, что наша страна так и не сумела победить капитализм в честном экономическом соревновании; он должен нести ответственность за то, что мы не летаем на Луну и на Марс, и за то, что мы сегодня отказались от расширения советского образа жизни в мировых масштабах...

Вот к такому выводу пришел Юра в своем докладе. Он так увлекся, что не заметил, как наступил вечер, и понял это, только когда мама позвала ужинать.

Утром, благо была суббота и в школу идти не надо, Москаленко-младший перечитал свои тезисы с цитатами из «Шараги», и еще раз удивился тому, как складно у него получилось. Однако и засомневался при этом: не слишком ли категоричны выводы, не очень ли он много на себя берет, вынося от имени современников приговор деятелям прошлого?

Тут стали подходить старые приятели отца из троллейбусного парка, и Юра решился сделать такое, чего он раньше и представить себе не мог: выступить перед мужиками со своим докладом!

Мужики приняли по одной, и сразу заинтересовались оригинальным предложением. А выступление выслушали, вопреки опасливым ожиданиям Юры, с полным вниманием, без смешков и подначек.

— Во как загнул, троим не разогнуть! — с улыбкой подытожил дядя Костя, когда Москаленко-младший закончил.

Но никто из водителей не засмеялся.

— Ну, что скажете? — спросил Москаленко-старший у приятелей.

Дядя Валя пожал плечами:

— Хороший доклад. Умный. Смелый. Я вообще удивляюсь, какие все смелые стали! Мы таких докладов в школе не делали.

— Угу, — сказал дядя Костя. — Вы вообще много чего не делали. Все сидели и молчали. Если бы не Андропов, сидели б до сих пор!

— Не знаю, куда всё это заведет, — признался Москаленко-старший. — Лучше, вроде, стало. Зарплату повысили, разгильдяев поувольняли, кооперативы опять же... Вопрос только один: куда идем? Что впереди?

— Тебе ж сказали, — откликнулся дядя Костя, разливая по стопкам водку, — всё для советского человека, всё во имя его, аминь!

— Было это уже... Было. При том же Сталине. Так и писали: всё во имя человека! А делали что? Юра это хорошо в своем докладе показал. Говорили одно, а сами хороших ученых сажали и расстреливали. Какое-то мракобесие, ей богу! Вот и теперь говорят, а что сделают? Не знаю... не знаю... Будем посмотреть.

— Вот для этого-то и нужен честный разговор, — решил вставить свое словечко дядя Валя. — Чтобы ясно было, что плохо в нашей истории, а что было хорошо и правильно. Вот были же гиганты: Туполев, Королев. Правильное дело после них осталось. Самолеты, ракеты... А когда они жили? В то же время, что и Сталин, жили. Он их убивал, а они строили. Значит, не всё было плохо, если были такие люди.

— Ты это к чему? — спросил дядя Костя.

— Я к тому, что вы, блин, раскудахтались: что делать, кто виноват! Да, Сталин виноват. Юра, молодец, нам это хорошо показал. Но ни Туполев, ни Королев на Сталина не жаловались. И не ждали от него щедрот. Работали и всё! Вот и нам нужно работать и всё. И тогда всё наладится... А чтобы бодяга эта не повторилась, чтобы второй Сталин не пришел, мы должны говорить об этой опасности — прямо и открыто. Да, прямо и открыто!

— Ты никак уверовал в новый курс? — с ехидцей поинтересовался дядя Костя. — Может, статейку накропаешь для нашей многотиражки?

— Статейки пусть пишут другие. Я думаю дело открыть!

— Ого! — изумились приятели. — В пэры уходишь?

— Так ты ж коммунист? — спросил Москаленко-старший. — Партийные в пэры не идут — им после Пленума официально запретили.

— Положу билет, если надо! — заявил дядя Валя решительно. — Сейчас собственное дело — главное. Подняться можно, если руки и ум есть. А то представляете: мне сын на день рождения полного Брокгауза с Эфроном подарил, первое издание — тысяч пять выложил, не иначе! Заработал, представляете? За свою квартиру уже расплатился почти. А что мне ему на день рождение подарить? Такое же, чтобы не считал отца нищим?

Мужики замолчали, морща лбы, но дядя Валя не стал испытывать их терпение:

— Хочу путевку через профсоюз купить. В Болгарию. На Золотые Пески. Чтобы вместе семейством съездить, отдохнуть — на целый месяц!

— И что тебе мешает?

— Знаешь, сколько это стоит? Даже с профсоюзными скидками? Тысячи две — не меньше! И с собой что-то взять нужно. Чтобы не жаться, не трястись над каждым долларом...

— Ну хорошо, — сказал Москаленко-старший. — Уйдешь ты в пэры? А что ты умеешь, кроме как «баранку» крутить?

— Это пока секрет, но вам скажу, — оживился дядя Валя. — Шеф в райком зачастил, ну и рассказал мне по случаю. Будут делать при парке кооперативную мастерскую. Заниматься будут отделкой салонов. Дерьмо же салоны из Латвии гонят. Вот он и хочет благоустроить троллейбусы. Отказываемся от латышской продукции, делаем сами на польских материалах. Но такой переход можно только через кооператив.

— И ты хочешь его под себя прибрать?

— А почему нет? Сколько нищим ходить? Кредит под кооператив сейчас в сберкассе взять можно... Пойдете ко мне в мастерскую работниками?

— Ишь ты, капиталист выискался! Эксплуататор! Уже работников себе подбирает!

Юра понял, что новых комментариев по поводу своего доклада от мужиков не дождется — их захватила новая и более актуальная тема, — а потому быстро ретировался.

В воскресенье, еще раз обдумывая тезисы доклада и разговор между приятелями отца, Москаленко-младший пришел к выводу, что, пожалуй, дядя Валя прав — нельзя во всем винить прошлое, ведь и тогда жили очень достойные люди и они не жаловались на свою плохую жизнь, не пошли по пути предательства из ненависти к тирании Сталина. Наша задача сегодня — сделать так, чтобы продолжить хорошие дела, не дать результатам большой работы пропасть впустую. Ведь именно на нас, на потомков, на наше бережное отношение к результатам их труда и надеялись те, кто вкалывал в нечеловеческих условиях, в грязи и крови, создавая новую реальность, благодаря которой и в которой мы все появились на свет.

Подправив выводы, Юра прочитал свой доклад на школьной конференции и получил оценку «отлично».