"Последний переход" - читать интересную книгу автора (Самойлов Андрей, Глуховцев Всеволод)

Ночь была ясной, звездной; этих негреющих далеких огоньков на небе высыпало столько, что в иных местах небосвод казался подсвеченным откуда-то сверху. Что там, выше неба?..

Егор улыбнулся этому, стоя во дворе. С удовольствием, глубоко вдохнул свежий и прохладный воздух, мимолетно подивившись тому, как велик здесь перепад температур: днем жара несусветная, а ночью холодок, впору бы и куртку надеть.

— Климат, яти его... — негромко сказал себе Княженцев, и сам же рассмеялся.

Он прошагал по кирпичной дорожке до калитки, отомкнул ее, вышел на улицу. Надо было немного постоять здесь в одиночестве, подумать, уложить в голове то, что увидел и узнал нынче.

Когда они с Павлом подошли к обрыву, то увидели внизу Виталия, сидящего едва ли не в той же позе, в какой они его покинули. Спина, затылок, брошенные на колени руки — все выглядело понурым, каким-то сонным... Пашка уже было растворил зевало, чтобы заорать, но Егор одернул его:

— Зачем...

Действительно, зачем?

Спустились молча. Когда ступили на доски, Обносков обернулся. Посмотрел равнодушно.

— Ну как?

— Сто двенадцать, — не полез в карман за словом Пашка.

— Чего — сто двенадцать?

— А чего — ну как?..

Но Виталий юмора не понял. Он продолжал тупо смотреть на Забелина. Тот усмехнулся:

— Всё, приплыли. Собирайся.

— Куда — собирайся? — вяло спросил Виталий.

— На цугундер, — прозвучал ответ.

Виталий опять не понял шутки. Княженцев поморщился и в скуповатых словах описал ситуацию.

Виталий буркнул что-то и встал. Движениями губ погонял во рту слюну. Плюнул в реку. Густой плевок быстро понесло вдаль, размывая его торопливыми качками грязно-зеленых волн.

Тем и кончилось разъяснение. Все прочее было недолгим. Сдувать лодки — не надувать их. Через четверть часа, гуськом: Павел, Егор, Виталий — путники подымались в гору.

«Что-то там Аркадий разузнает?..» — подумал Егор, но мысль озвучивать не стал. Скоро все станет известно.

Впрочем, когда они вернулись, Кауфман и вида не подал, что он там выяснил или не выяснил. Имущество они сгрузили в сенях; самим же им Клавдия Макаровна отвела небольшую спаленку с двумя кроватями — ну а двоим уж придется спать на полу.

Плацкартные места распределили по-честному, метнули жребий: кровати достались Виталию и Павлу. После этого отдохнули немного, перекидываясь незначащими фразами, Егор даже придремал малость.

Потом Клавдия Макаровна организовала поздний деревенский обед.

Потом курящие курили во дворе, а некурящие сидели рядом, любовались тихим вечером...

Потом хозяйка сказала, что пойдет, польет грядки; парни, конечно, предложили ей помочь, но она сказала, что преотлично справится сама.

Ну и ладно. Егор покосился на Аркадия — тот понял взгляд и мимолетно моргнул сразу двумя глазами: все, мол, помню, скажу. И правда, когда Клавдия Макаровна удалилась на задворки, Аркадий сделал таинственный жест...

И рассказал.

Честно признаться, Егор не понял, отчего Клавдия Макаровна пожелала рассказать это одному лишь Кауфману — но уж как есть, так есть. А узнал Аркадий следующее.

Оказывается, странности, начавшиеся лет через пятнадцать после войны, так и тянутся до сих пор, с переменной интенсивностью. Причем это касается не только поведения мира в округе, но и самих людей: у них стали проявляться необычные способности. Кто-то вдруг стал слышать передачи — просто так, как транзистор; другой видел во сне тексты неведомых никому литературных произведений, и чуть ли не сам он их написал — но, проснувшись, не мог вспомнить ни строчки, и так каждую ночь, прямо-таки наказание. А один начал изъясняться на латыни — отсюда-то и познания Клавдии Макаровны.

Но это, конечно, так, курьезы. А вот события, те, что преследовали окрестности Метели, — это да, это всерьез. Кружили знакомые с малых лет лесные тропки, сбивая путников, менялись направления и расстояния, одна и та же дорога могла довести до цели за полчаса, а могла водить до ночи (тут Павел только головой покачал, вспомнив свою карту и уклончивые речи старика на станции)... Таинственные звуки и видения поселились в чащобах...

— Стоп, стоп, — заинтересованно перебил Егор. — Здесь подробнее, пожалуйста. Какие видения?

Видения, оказывается, случались самые разные, одни похожие на то, что почудилось Трунову, только не конкретно кто-то чудился, а некие неуловимые, полуразмытые тени, мелькающие в самых глухих, непроходимых глубинах леса. А было дело, что показывались зловещие фигуры по ночам на околицах деревни: такие же неясные и призрачные, человеческие и вроде нечеловеческие, в каких-то темных балахонах и капюшонах. Они действительно мелькали: никто не успевал понять, мерещились ли они или вправду были. В общем, каждый видел что-то своё. Но видения нагоняли страх! И было замечено, что в эти ночи в самом деле бесновались, сходили с ума домашние животные, а самое жуткое — было замечено, что эти посещения знаменовали чью-то смерть или исчезновение.

— Исчезновение? — нахмурился Виталий. — Как так — исчезновение?

Ну вот так. Если кого такая ночь заставала вне дома, или если кто-то из дому выходил, бывает ведь такое... ну и недосчитывались наутро. И следов его не находили.

— И никто не возвращался? — Виталий насупился еще больше.

Аркадий пожал плечами.

— До сих пор — никто.

Все переглянулись. Н-да, невесело... — мелькнуло во встречных взорах.

— И что, никто больше этим не заинтересовался? С тех пор как этот... Колька видал Пацюка в последний раз? — с недоверием спросил Егор.

— Да нет, почему же, — особенная интонация прозвучала в голосе Аркадия. — Заинтересовались, и еще как.

Оказывается, неподалёку отсюда в начале шестидесятых годов — вскоре после случая с пропавшим студентом — расположилась ракетная часть. Секретная, до смерти! Но у них там, несмотря на всю секретность, тоже всякие аховые фокусы случались. Бывало, и там люди пропадали... Конечно, военные и КГБ постарались эту тему закрыть — но ведь от местных-то жителей не скроешь. И шепотом, из уст в уста пополз слушок: однажды к Зираткулю отправилась целая группа: ученая бригада и взвод солдат во главе с прапорщиком. Отправились и ...

— И не вернулись, — понял Пашка.

— Именно так, — сказал Аркадий.

— А в каком году это было? — спросил Егор.

— Она точно не помнит, — ответил Аркадий. — Где-то перед самой перестройкой, год восемьдесят третий — восемьдесят четвёртый...

Да, вот так. Ушли в тайгу люди — и ни слуху ни духу о них больше не было. Все бесследно растворились в сумрачном лесном пространстве, так же, как и многие до них. Искали их, предпринимали новые экспедиции?.. Этого метелинцы не знали: остальное власти постарались завесить такой глухой завесой, что, конечно, лучше было туда не соваться. Обитатели и не совались, просто жили, как жилось, — не бросать же все и не бежать куда глаза глядят... Человек привыкает ко всему, привыкли и здешние к своим скверным чудесам, так с ними и жили.

Прошло еще время, грянула, как кирпич на голову, горбачевская перестройка, и уже, понятно, стало не до здешних загадок и феноменов. А они, эти феномены и загадки, продолжали быть, никуда они не делись. Местные жители... да собственно, их, жителей, с каждым годом оставалось все меньше: молодежь уезжала в города, оставались уж самые последние. А старики вымирали потихоньку. Вот и стояла деревня Метеля наполовину опустевшая, с неживыми, забытыми домами, где окна были либо заколочены, либо просто зияли мертвой тишиной. Подворья зарастали травой. Лес, когда-то вытесненный, выкорчеванный людьми, вновь начал подступать к околице.

Да, оставшиеся жители давным-давно приспособились. Они уже интуитивно, не сговариваясь, чувствовали дни, когда неведомое, поселившееся в их краях, проснется, — и в такие дни, и в ночи вслед за ними старались лишний раз не выходить из дому и вообще избегали даже упоминать об этих тревогах...

Егор усмехнулся, догадываясь:

— И сегодня именно такой день...

— Именно, — подтвердил Аркадий.

— И ночь будет такая же...

— Воробьиная, — вспомнил Пашка.

— Видимо, так. — Аркадий кивнул.

— Ладно, — сказал Княженцев. — Живы будем — не помрем. Как твой телефункен?

— Молчит. — Павел пожал плечами.

— А твой? — обратился Егор к Обноскову.

Тот только рукой отмахнулся.

— Ясно... Ну что, коллеги, утро вечера мудренее?.. Да. кстати, а наш новый друг, околоточный, очевидно, в курсе дела? И знает, что сегодня кризисный день, так ведь?

— Очень может быть, — охотно молвил Кауфман.

— Да. А раз так — зачем он дурака валяет? С задержанием, с наездами глупыми!..

Тут Егор осекся, потому что Пашка подтолкнул его локтем в бок.

— Тс-с! Глуши мотор, хозяйка идет.

Клавдия Макаровна приблизилась, приветливо улыбаясь:

— Ну, вот и все... Ужинать не хотите? Может, самоварчик поставим?

— Попозже, Клавдия Макаровна! — бодро отрапортовал Забелин. — Мы с вашего позволения, пока тут посидим, ландшафтом полюбуемся. Вид, — он повел рукой, — уж больно хорош! Красота! И комаров никаких. А мы боялись, думали, сожрут нас эти стервецы.

— Комаров нет, это верно. — Клавдия Макаровна прошла в дом. — Ну, попозже так попозже...

Случился попозже и самовар, уже в сумерках, под свет керосиновой лампы. И невеселое это было чаепитие, без разговоров — так, две-три фразы и опять молчание. Каждый будто бы погрузился в свои спрятанные от других думы.

И вот теперь — ночь; Княженцев стоял у ворот, дышал холодком и додумывал то, что тогда додумать не успел.

Правда, особенного толку от его дум не было. А если честно, то никакого не было толку... Егор поймал себя на том, что ему скучно и хочется спать. И он, правда, зевнул, звучно щелкнув зубами.

Огляделся. Ночное безмолвие повисло над миром. Но что-то вроде изменилось в нем?.. Что? Тревожное что-то. По окраинам неба, над самыми темными вершинами потащило облачные тени, лица вкрадчиво коснулся ветер. Вдалеке скрипуче прокричала какая-то ночная птица.

Глаза Егора уже привыкли к темноте. Он посмотрел на дом через дорогу, остановил на нем взор. Сощурился. Вспомнились странные слова из Гоголя: «Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги... как скоро прояснялись они, все пропадало... наконец, мало погодя, опять показывается из-под воза чудище...»

Княженцев рассмеялся и махнул рукой. Никакие привидения из-за углов не показывались, ни из-за соседнего дома, ни из-за этого. И Егор развернулся и пошел спать. Проскрипели под его шагами ступени крыльца, негромко стукнула дверь. Секундная пауза — брякнула щеколда.

Он ушел и не видел, что серое все-таки выказало рога. Не прошло и минуты, как у того самого дома, что наискосок через улицу, появился призрачный силуэт. Он помедлил, как бы прислушиваясь, а затем неслышно заскользил к дому Клавдии Макаровны.